Глава первая
ПРЕДКИ Л. Н. ТОЛСТОГО
I
Первые летописные упоминания о той ветви Толстых, из которой происходил Лев Николаевич Толстой, относятся к XVI веку1.
Иван Иванович Толстой был при Иване Грозном воеводою в Крапивне. Сын его Василий Иванович (умер в 1649 году) первый из рода Толстых выделился своей административной деятельностью и занимал ряд видных должностей — был воеводою в разных городах при царях Федоре Ивановиче и Михаиле Федоровиче и дослужился до высокого чина окольничего.
Сын Василия Ивановича Толстого Андрей Васильевич (умер в 1690 году) был также воеводою в разных городах (последнее его воеводство было в Нижнем Новгороде) и также дослужился до чина окольничего. В 1668 году А. В. Толстой оборонял Чернигов от казаков, поднявших восстание под предводительством полковника Ивана Самойловича (будущего гетмана). В 1677 году Толстой участвовал в походе против турок, оборонял город Чигирин. По окончании похода Толстой получил от царя жалованную грамоту за то, что он «город Чигирин от турок оборонял и много показал достохвальной опытности, умения и достоинства».
В 1682 году А. В. Толстой в числе других членов «Собора служилых людей» подписал постановление об уничтожении местничества. В период придворных осложнений, последовавших за смертью царя Федора, Толстой примкнул к сторонникам царевны Софьи; он был женат на сестре боярина Ивана Михайловича Милославского, известного своими враждебным отношением к царевичу Петру и руководившего партией, стоявшей за Софью.
Сын А. В. Толстого Петр Андреевич, первый из рода Толстых получивший титул графа, был деятельнейшим сотрудником Петра I. Он прожил долгую и полную превратностей жизнь и должен быть признан незаурядной личностью.
II
«В полулегендарном героическом освещении эпохи Петра Великого, — говорит биограф П. А. Толстого, Н. П. Павлов-Сильванский, — рядом с светлейшим князем Меншиковым — олицетворением честолюбия, рядом с князем Ромодановским — олицетворением кровожадности, рядом с князем Яковом Долгоруким — благородным советником царя, рядом с фельдцейхмейстером Брюсом — ученым-чернокнижником, — Петр Толстой является олицетворением тонкого ума и коварства. Хорошо известны слова Петра Великого к Толстому, переданные С. А. Порошиным со слов графа Н. И. Панина: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы я отрубить тебя велел»2.
П. А. Толстой родился около 1645 года. В 1676 году он получил чин стольника государева. Во время стрелецкого бунта Толстой так же, как его отец, примкнул к партии царевны Софьи. Утром 15 мая 1682 года Толстой вместе с Александром Милославским проскакал по рядам стрелецких полков с ложным известием, будто бы Нарышкины задушили царевича Иоанна, и с призывом идти в Кремль на его защиту. После смерти Милославского Толстой отошел от партии царевны Софьи, был комнатным стольником царя Иоанна Алексеевича, а затем воеводою в Великом Устюге.
— Венецию. Целью его поездки было изучение математики и морского дела. В Италии Толстой провел год и четыре месяца, в продолжение которых вел подробный дневник3.
В 1701 году Толстой получил ответственное и высокое назначение — послом в Турцию. До того времени Россия не имела в Турции послов. Турция с враждебностью и со страхом смотрела на усиление Петра, на его устремление к Черному морю и на постройку им флота, и нужно было иметь много дипломатического такта, чтобы суметь в этой стране поставить себя на должную высоту. Положение Толстого в Константинополе было очень трудное, и дом его находился под постоянным надзором турецкой полиции.
Выполняя данный ему при отъезде из Москвы наказ: «будучи при султановом дворе выведать и описать тамошнего народа состояние», — Толстой составил подробное описание Турции и, кроме того, представил в Москву полный перечень всех береговых местностей Черноморья. Вероятно, там же, в Турции, Толстой сделал перевод «Метаморфоз» Овидия с латинского языка на русский.
После победы Петра под Полтавой Турция начала усиленно готовиться к войне с московским царем, и в 1710 году турецкий диван в торжественном заседании решил начать войну с Россией. Толстой был арестован и посажен в Семибашенный замок. Здесь он просидел в крайне тяжелых условиях полтора года — в продолжение всего неудачного для Петра прутского похода 1711 года. В апреле 1712 года Толстой был освобожден, но затем вновь арестован и просидел 5 месяцев в том же замке. Лишь в 1714 году Толстой мог оставить Константинополь.
Вернувшись после 12-летнего отсутствия в Россию, Толстой нашел при дворе Петра I большие перемены. Столица была перенесена из Москвы в Петербург; правой рукой царя был Меншиков; много новых, незнакомых Толстому лиц, иностранцев и русских «худородных людей» окружало царя. Толстой, однако, не растерялся в этой новой для него обстановке и скоро занял видное положение. Он был назначен членом «тайного чужестранных дел коллегиума» и получил чин тайного советника. Состоя в этой должности, Петр Андреевич принимал близкое участие в разрешении многих вопросов международной политики и в качестве доверенного лица сопровождал Петра в его поездке за границу в 1716 и 1717 годах и в персидском походе 1722 года.
из 127 высших сановников, духовных и светских, суд над царевичем. В состав этого суда вошли все сенаторы, министры, представители высшего духовенства, высшие военные и гражданские чины. Постановлением суда царевич был присужден к смертной казни за «желание скорой смерти государю родителю своему и за намерение вступить на престол российский посредством бунта в народе». Толстой, незадолго до того получивший звание сенатора, участвовал в следствии над царевичем, допрашивал его и присутствовал при пытке, которой он был подвергнут.
В награду за все, сделанное Толстым в деле царевича, Петр пожаловал ему чин действительного тайного советника и поместье в Переяславльском уезде. В указе по этому случаю Петр объявлял, что жалует Толстого «за показанную так великую службу не токмо мне, но паче ко всему отечеству в приведении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества».
Кроме дипломатических дел и поездок, Толстой вместе с И. И. Бутурлиным и А. И. Ушаковым управлял Тайной канцелярией, т. е. заведовал политическим сыском. Помимо всего этого, Толстой был президентом учрежденной Петром коммерц-коллегии. В 1717 году Толстой вместе с президентом адмиралтейств-коллегии графом Ф. М. Апраксиным и вице-президентом коллегии иностранных дел подканцлером бароном П. П. Шафировым основал «Штофных и прочих шелковых парчей мануфактуру»4. Предприятие начало работать одновременно в Петербурге и в Москве. В этом факте основания промышленного предприятия тремя крупнейшими представителями высшей петербургской знати нельзя не видеть исполнения ими одного из экономических планов Петра.
Петр высоко ценил службу Толстого, пожаловал ему дома в Петербурге и Москве, несколько имений (всего 1695 крестьянских дворов) и орден Андрея Первозванного, а в 1724 году Толстой получил впервые введенный Петром титул графа5 (до Толстого этот титул получили только восемь наиболее приближенных к Петру лиц).
Смерть Петра и воцарение Екатерины не поколебали положения Толстого. В 1726 г. он был назначен одним из шести членов «Верховного тайного совета». Но в последние дни жизни Екатерины вдруг неожиданно оборвалась казавшаяся столь крепкой и прочной нить могущества и благополучия графа Петра Андреевича Толстого. Боясь, чтобы в случае смерти Екатерины на престол не вступил 12-летний Петр, сын царевича Алексея, который, конечно, не простил бы Толстому участия в деле его отца, Толстой стал добиваться того, чтобы по смерти Екатерины, которая была в то время тяжело больна, императрицей сделалась дочь Петра I Елизавета Петровна. Об этом Толстой вел разговоры с некоторыми придворными. Об этих разговорах узнал всевластный при Екатерине князь А. Д. Меншиков, дочь которого была просватана за царевича Петра, и арестовал Толстого и сочувствовавших ему лиц. Опасаясь, что Екатерина скоро умрет, Меншиков повел дело Толстого с такой быстротой, что оно было закончено в 10 дней.
«с ясным видом и благородной откровенностью» признал, что считал себя и свое семейство в опасности в случае воцарения Петра II и потому составил партию для возведения на престол старшей дочери Петра I, своего великого благодетеля. «Если вы думаете, — сказал он, — что я поступил дурно, то вот вам моя голова, отрубите ее и распоряжайтесь моим имуществом, как хотите». Он был отвезен в Петропавловскую крепость, спокойно исповедался и приготовился к смерти6.
6 мая 1727 года, за несколько часов до смерти императрицы Екатерины, Меншиков подсунул ей для подписи указ о том, что Толстой за то, что он «без воли ее императорского величества желал и говорил, дабы быть наследницей цесаревне Елизавете Петровне», лишается графства7, чинов, орденов и всех имений и приговаривается к смертной казни. Смертный приговор был заменен Толстому вечной ссылкой в Соловецкий монастырь. Только преклонные года Толстого спасли его от пытки и от кнута, которым был подвергнут осужденный вместе с ним петербургский генерал-полицмейстер, зять Меншикова, граф Антон Дивиер.
В самый день приговора вместе со своим сыном Иваном Петровичем8, под конвоем пяти офицеров и 90 солдат, Толстой был отправлен в заточение в ту самую тюрьму Соловецкого монастыря, куда он сам, как начальник Тайной канцелярии, за пять лет до этого указом от 15 января 1722 года заточил «до кончины жизни его» князя Ефима Мещерского «за показанные от него противности благочестию»9.
18 июня Толстой доехал до Архангельска, откуда был переправлен в Соловки. Было предписано «содержать его с сыном под крепким караулом, писем писать не давать и никого к ним не допущать и тайно говорить не велеть», выводить из тюрьмы только в церковь и то закованным в кандалы. Тюрьма, в которой поместили Толстых, была сырая и темная, условия заключения — очень строгие (хотя при Толстых и были оставлены привезенные ими с собой слуги). Когда в день именин царя Петра II настоятель монастыря послал Толстым в камеру по два кубка пива, последовал на него донос одного из монахов, и он был вызван в Тайную канцелярию. Там ему удалось оправдаться, но несомненно, что после этого он стал содержать Толстых еще строже10.
П. А. Толстой умер 30 января 1729 года. Сын его умер раньше — по одним сведениям в июне, а по другим — в конце 1728 года11.
— в 1870—1873 и в 1879 годах. В то время еще не были опубликованы многие материалы о жизни П. А. Толстого. В письме от 5 июня 1879 года к своей двоюродной тетке Александре Андреевне Толстой Лев Николаевич благодарил ее брата Илью Андреевича за какие-то доставленные им сведения для задуманного романа и далее писал: «Сведения эти для меня очень важны, но хотелось бы знать их источник. Еще, не знает ли он или вы чего-нибудь о наших предках Толстых, чего я не знаю?.. Если есть что написанное, не пришлет ли он мне. Самый темный для меня эпизод из жизни наших предков — это изгнание в Соловецком, где и умерли Петр и Иван. Кто жена Ивана (Прасковья Ивановна, урожденная Троекурова). Когда и куда они вернулись. Если бог даст, я нынешнее лето хочу съездить в Соловки. Там надеюсь узнать что-нибудь. Трогательно и важно то, что Иван не захотел вернуться, когда ему было возвращено это право»12.
Повидимому, к 1872 году относится характеристика П. А. Толстого, сделанная Львом Николаевичем в его черновых заметках к задуманному им роману: «Толстой — широкий, умный, как Тютчев блестящ. По-итальянски отлично»13.
В бумагах Толстого сохранились также выписки из дела о Толстых, хранившегося в московском архиве Министерства юстиции, сделанные рукою переписчика в 1879 году14. Однако в многочисленных началах романа из эпохи Петра I, написанных Толстым, его предок не фигурирует.
III
Сергей Львович Толстой в 1880-х годах слышал от В. О. Ключевского, что почти все дворянские фамилии, возвысившиеся при Петре I и Екатерине II, выродились; исключение составляет только род Толстых15.
Старший сын П. А. Толстого Иван Петрович (1685—1728) является прапрадедом Льва Николаевича17.
Второй сын И. П. Толстого Андрей Иванович (1721—1803) был прадедом Льва Николаевича18.
Сын А. И. Толстого Илья Андреевич Толстой (1757—1820) был дедом Л. Н. Толстого.
Из более отдаленных родственников Л. Н. Толстого наибольший интерес представляет личность его двоюродного дяди Федора Ивановича Толстого.
«Воспоминаниях»19 Лев Николаевич рассказывает, что он видел Ф. И. Толстого у них в Ясной Поляне еще при жизни отца20. «Помню его прекрасное лицо: бронзовое, бритое, с густыми белыми бакенбардами до углов рта и такие же белые курчавые волосы21. Много бы хотелось рассказать про этого необыкновенного, преступного и привлекательного, необыкновенного человека», — прибавляет Лев Николаевич.
Грибоедов увековечил Ф. И. Толстого в известных стихах: «Ночной разбойник, дуэлист, в Камчатку сослан был, вернулся алеутом и крепко на руку нечист» и т. д. П. А. Вяземский в стихотворении, посвященном Толстому, писал, что он «на свете нравственном загадка», «которого душа есть пламень», бросающий его «из рая в ад, из ада в рай».
Биограф Ф. И. Толстого Сергей Львович Толстой характеризует его такими словами: «Он прожил бурную жизнь, нередко преступая основы общечеловеческой нравственности и игнорируя уголовный кодекс. Вместе с тем он был человек храбрый, энергичный, неглупый, остроумный, образованный для своего времени и преданный друг своих друзей»22.
«При некоторых темных сторонах имел он и такие светлые, что знавшим его коротко нельзя было не любить его и не уважать за многие хорошие качества», — писал о Ф. И. Толстом П. И. Бартенев23.
«Живой ум, хорошее образование, храбрость, хладнокровие, презрение к опасности, отвращение к бюрократизму, которое любил выказывать Толстой, широкий, щедрый образ жизни — все эти черты, вместе взятые, давали недюжинную, непошлую, привлекательную личность. Толстой импонировал обществу своей вызывающей гордостью», — писал Н. О. Лернер24.
корабле «Надежда», находившемся под командой капитана Крузенштерна. Эта экспедиция была первым кругосветным плаванием русских кораблей. В 1804 г. «Надежда» вошла в камчатский порт, откуда, по описанию Крузенштерна, Толстой отправился в Петербург сухим путем. Однако эта официальная версия является неточной: Толстой не добровольно покинул «Надежду», а был высажен командиром. Точными данными о причинах высадки Толстого мы не располагаем. Повидимому, Толстой был высажен на каком-то острове в русско-американских владениях, где ему и пришлось оставаться некоторое время. Он объездил Алеутские острова, побывал у живших там диких племен, которые предлагали ему быть их царем, и, живя на острове, все свое тело покрыл татуировкой, сохранившейся на нем до конца жизни. Через Петропавловский порт Толстой сухим путем вернулся в Россию. Еще до возвращения приятели прозвали его Американцем.
В шведскую войну 1808 года Толстой был адъютантом князя
М. П. Долгорукова и заведовал его походным хозяйством. Князь оберегал Толстого «для отчаянных предприятий»25.
В 1811 году Толстой вышел в отставку, а в Отечественную войну вновь поступил на службу и безумной храбростью заслужил орден Георгия 4-й степени; участвовал в Бородинском сражении, где был тяжело ранен в ногу, после чего оставил военную службу и переселился в Москву.
Ф. И. Толстой был другом поэта и партизана Дениса Давыдова и талантливого и остроумного стихотворца С. Н. Марина, одного из самых деятельных участников заговора против Павла. В своем стихотворном послании к Толстому, написанном в 1805 году, Марин называет его «злодеем ефрейторства» и «гонителем вахтпарадов»26.
«дуэлиста». Он не только не избегал дуэлей, бывших обычным явлением того времени, но напрашивался на них.
Известно, что Толстой имел столкновение с Пушкиным, едва не приведшее к дуэли. Дуэль казалась неминуемой, но Пушкин в то время находился на юге, затем в Михайловском. Когда же Пушкин в 1826 году приехал в Москву, общие приятели их примирили.
В своей характеристике Ф. И. Толстого Грибоедов говорит, что он не только «ночной разбойник, дуэлист», но также и «крепко на руку нечист». Здесь разумелась нечистая игра в карты, к которой Толстой, несомненно, был причастен. Об этой стороне его жизни сохранилось немало рассказов, отчасти, быть может, легендарных.
Но уже в 20-х годах с Толстым происходит перемена. Он оставляет свои буйные привычки, женится на цыганке и ведет тихий и спокойный семейный образ жизни27. Он поддерживает дружеские связи с писателями и поэтами: Пушкиным, Вяземским, Жуковским, Денисом Давыдовым, Боратынским, Гоголем и др. Герцен, видевший Толстого в 1838 году в Москве, рассказывает о нем: «Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело, показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы»28. В то же время Федор Иванович становится очень богомольным — молится так, что сдирает себе кожу на коленях. Лев Николаевич объяснял это тем, что его мучили угрызения совести.
Ф. И. Толстой умер 24 октября 1846 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. Жуковский, узнав о его смерти, писал А. Я. Булгакову: «В нем было много хороших качеств. Мне лично были известны одни только хорошие качества; все остальное было ведомо только по преданию, и у меня всегда к нему лежало сердце, и он всегда был добрым приятелем своих приятелей»29.
Сарра Федоровна, поэтесса, родилась 20 августа 1820 года, умерла от туберкулеза 24 апреля 1838 года, на восемнадцатом году жизни.
4 мая 1836 года Пушкин, накануне видевшийся с Ф. И. Толстым и его дочерью, писал жене: «Видел я свата нашего Толстого. Дочь у него так же почти сумасшедшая, живет в мечтательном мире, окруженная видениями, переводит с греческого Анакреона и лечится омеопатически»30. (Сарра Толстая в 1836 году действительно впадала иногда в психическое расстройство.)
В 1839 году небольшим тиражом не для продажи вышли в свет в двух частях «Сочинения в стихах и прозе» Сарры Толстой. Книга издана была, разумеется, стараниями отца и на его средства; она содержала прозаические переводы стихотворений С. Ф. Толстой, в подлиннике написанных главным образом на немецком и отчасти на английском и французском языках.
Белинский откликнулся, хотя и кратко, на появление стихотворений Сарры Толстой. В статье «Сочинения Зенеиды Р-вой» (1843) Белинский в следующих словах отозвался об ее стихотворениях: «Эти стихотворения понятны только в целом и в связи с жизнью юной стихотворицы, похищенной смертью на восьмнадцатом году ее жизни. Все эти стихотворения проникнуты одним чувством, одною думою, и то чувство — меланхолия, та дума — мысль о близком конце, о тихом покое могилы, украшенной весенними цветами... У Сарры Толстой это монотонное чувство и эта однообразная дума высказалась поэтически. Стихотворения Сарры Толстой нельзя читать как только произведения поэзии, но и вместе с тем как поэтическую биографию одной из самых странных, самых оригинальных, самых поэтических и по натуре, и по судьбе, и по таланту, и по духу личностей. Это прекрасное явление промелькнуло без следа и памяти...»31
В полемической статье «Москвитянин» и вселенная», написанной в 1845 году, Герцен также упоминает о «прекрасных стихах графини Сарры Толстой»32. В «Былом и думах» Герцен называет Сарру Толстую «необыкновенной девушкой с высоким поэтическим даром»33.
Л. Н. Толстой, живя в Москве в 1840—1860 годах, поддерживал дружеские отношения с вдовой Федора Ивановича, Авдотьей Максимовной (урожденной Тугаевой) и с его младшей дочерью Прасковьей Федоровной, бывшей замужем за приятелем Льва Николаевича В. С. Перфильевым. То, что Лев Николаевич узнал от них, а также и от других лиц, близко знавших Толстого Американца, несомненно, вызвало в нем глубокий интерес к этому «необыкновенному человеку», а частью и привлекло к нему34. Он воспользовался рассказами об «Американце» и некоторыми фактами его жизни, создавая образ графа Турбина-отца в «Двух гусарах» и отчасти Долохова в «Войне и мире». И Турбину и Долохову Толстой оставил то же имя — Федор Иванович.
Еще более сходства с Толстым Американцем имеет образ Долохова в черновых редакциях «Войны и мира»35.
В представлении Толстого его родственник был человек «безнравственный, страстный, сильный»36. Но была в Толстом Американце одна черта, которую Лев Николаевич считал типической для рода Толстых и к которой он не только не относился отрицательно, но считал ее большим достоинством. В письме к своему другу Александре Андреевне Толстой Лев Николаевич в ноябре 1865 года писал: «В вас есть общая нам толстовская дикость. Недаром Федор Иванович татуировался»37.
«дикость» Лев Николаевич видел в том, что они богато «одарены человеческими страстями»38.
Представление о свойственной его роду «дикости» было так твердо в Толстом, что эту особенность он приписывает и Левину, в котором, как известно, воплощены многие черты личности автора. Стива Облонский говорит Левину: «Вы все, Левины, дики». И далее объясняет Левину, в чем состоит эта его, замеченная Облонским, дикость: «Ты делаешь всегда то, что никто не делает»39.
Толстой охотно называл свои мнения «дикими», если они находились в полном противоречии с общепринятыми представлениями о тех же предметах. Так, в статье «О народном образовании», являющейся программной статьей педагогического журнала «Ясная Поляна», который он издавал в 1862 году, Толстой писал, что в дальнейших статьях своего журнала он надеется «доказать приложимость и законность» своих «столь диких убеждений» в области педагогики40.
Не все, однако, представители рода Толстых отличались такою «дикостью», т. е. богатой одаренностью «человеческими страстями» и оригинальностью в жизни и в суждениях. Такая черта характера, повидимому, не была свойственна деду Льва Николаевича, графу Илье Андреевичу Толстому.
IV
Граф Илья Андреевич Толстой родился 20 июля 1757 года. Учился в Морском кадетском корпусе, по окончании которого служил во флоте гардемарином, затем поступил на службу в лейб-гвардию, служил в Преображенском полку, откуда в 1793 году вышел в отставку в чине бригадира. Позднее по выборам от дворянства Тульской губернии служил судьею Совестного суда41. Женился в 1791 году на княжне Пелагее Николаевне Горчаковой (род. 28 апреля 1762 года, ум. 25 мая 1838 года)42.
рода Горчаковых, в том числе и прадед автора, слепой Николай Иванович.
Московская знать уважала графа И. А. Толстого. Он был одним из старшин московского Английского клуба, служившего главным центром общественной жизни старой дворянской Москвы. И. А. Толстой был дежурным старшиной Английского клуба в день 3 марта 1806 года, когда клуб давал торжественный обед в честь Багратиона, как победителя Наполеона в Шенграбенском сражении44.
В «Воспоминаниях» Толстой называет своего деда «ограниченным»; в разговорах же, когда он любил называть вещи своими именами, он называл его просто «глупым»45. Точно так же в одном из кратких конспектов «Войны и мира» указан «глупый, добрый граф Толстой» — будущий граф Ростов романа. В другом конспекте «Войны и мира» Толстой дает подробную характеристику своего деда, опять называя его настоящим именем. В этом конспекте Толстой характеризует главных действующих лиц будущего романа в различных отношениях: имущественном, общественном, любовном, поэтическом, умственном, семейственном. И. А. Толстому дается здесь следующая характеристика:
«Имущество
Обществен[ное]. Тщеславие, добродушие, уважение к знатным.
Любовн[ое]. Жену, детей ровно, богобоязненно и никогда неверности.
[ое]. Поэзия грандиозно[го] и добродушного гостеприимства. Не прочь выпить. Дарование к музыке.
Умствен[ное]. Глуп, необразован совсем.
Семейс[]. Жена, сын, три дочери. От 11 до 13 [года]. Жуирует в деревне и городе, поручил все Свечину. Чувствует, что запутался и не считается. Idée fixe становится — отдать замуж дочерей (совещаются с женой — оба глупы). Страсть — сын. Ищет места, но тщетно; в 12-м году в Москве. Всех к себе тащит... Раз расстается с женой и пишет утешенья»46.
В приведенной характеристике героя будущего романа все соответствует характеру и событиям жизни И. А. Толстого. То, что он был «необразован совсем», подтверждается тем, что в официальных бумагах он подписывался: «брегадир». Даже упоминаемый здесь Свечин — действительное лицо, тульский дворянин Николай Петрович Свечин, который в 1815—1818 годах вел все дела по имениям Толстого и его жены.
Далее в конспекте будущего романа следует характеристика жены И. А. Толстого. Про нее сказано: «Полное доверие, роскошь, grande dame, влюбленная, глупая и капризная, и добрая. Вышла безнадежной старой девой и обожает мужа. Любит страшные романы и привидения. Суеверная. Братья — беспутные. Одна с мужем. Обожает сына»47.
В «Воспоминаниях», написанных через 40 лет после этого конспекта — в 1903 году, — Толстой более подробно повторяет ту же характеристику своего деда и бабки. Здесь он пишет: «Сколько я могу составить себе понятие об ее [бабки] характере, она была недалекая, малообразованная — она, как все тогда, знала по-французски лучше, чем по-русски (и этим ограничивалось ее образование), и очень избалованная — сначала отцом, потом мужем, а потом, при мне уже, сыном — женщина... Дед мой Илья Андреевич, ее муж, был тоже, как я его понимаю, человек ограниченный, очень мягкий, веселый и не только щедрый, но бестолково мотоватый, а главное — доверчивый. В имении его Белевского уезда Полянах, — не Ясной Поляне, но Полянах, — шло долго неперестающее пиршество, театры, балы, обеды, катанья, которые, в особенности при склонности деда играть по большой в ломбер и вист, не умея играть, и при готовности давать всем, кто просил, и взаймы, и без отдачи, а главное, затеваемыми аферами, откупами, кончились тем, что большое имение его жены все было так запутано в долгах, что жить было нечем»48.
О привычках И. А. Толстого к роскошной жизни С. А. Толстая сообщает: «Граф Илья Андреевич вел жизнь крайне роскошную, выписывал стерлядей из Архангельской губернии, посылал мыть белье в Голландию, держал домашний театр и музыку и прожил все»49.
Единственное сохранившееся письмо И. А. Толстого к его жене от 18 июля 1813 года говорит о какой-то его поездке, на которую он возлагал большие надежды, очевидно, в смысле получения каких-то материальных выгод. Письмо это характеризует как самого И. А. Толстого, так и его отношения к своей жене и служит подтверждением той характеристики этих отношений, какую дал Толстой в конспекте «Войны и мира». Повидимому, именно это письмо Толстой имел в виду, когда писал в конспекте, что, расставшись с женой всего только один раз, его дед писал ей утешительные письма. Приводим это неопубликованное письмо полностью, с сохранением особенностей его орфографии:
«Грусно весма грусно мой милый друг графиня Пелагея Николаевна в первый раз в жизни поздравить тебя с отсутствующим именинником но чтож делать друг сердечный должно повиноваться рассудку. Поверь, что поездка моя в большую послужит нам пользу и раскаиваться не будем, что терпели горькую разлуку. Я и сам очень чувствую, что тяжело быть разно видно Богу так угодно. С лишком 20 лет наслаждались утешением были всегда в месте. Теперь приходит под старость и наша очередь. Зная горе разлуки теперь скажу тебе мой истинный друг, что присамом начале моей комиссии видел, что так скоро мне нельзя кончить как располагали даже и сам к[нязь] А[ндрей?] И[ванович]50 не мог сего предвидеть то я изыскал случай послать нарочного дабы тебя сколько нибудь утешить что я здоров и дела мне порученные надеюсь в большом порядке кончить. Я уже от места своего более ста верст съездил и завтра кажется еще верст на 60 должен пуститься. Ето недурно немношко потрясусь а притом и привыкать надобно к делу51 а не все сидеть за бостоном. Бога ради моя милая ежели хочешь доказать твою приятную мне любовь старайся сколько можно благоразумнее переносить несносную разлуку, которая надеюсь дней через десять кончится, а когда случится, что (по каким ни есть встречам) продлится еще несколько времени то опять пришлю курьера тебя уведомить. Прощай Христос с тобой, будь милость его над тобой чтоб ты была здорова. Пашеньку52 прижав к сердцу с моим родительским благословением, Таненьку перекрести в месте с Пашей цалую. Прощай мой милый друг еще раз, душевно тебя обняв есмь навсегда по гроб верный твой друг граф Илья Толстой. 18. 7. 1813.
Если нужда будет в деньгах, то скажи Вас. Петровичу53 чтоб он у того же кредитора у которого при бытии еще моем взял полторы тысячи попросил сколько нужно будет до моего возвращения».
V
Расстройство дел заставило И. А. Толстого поступить на службу, и в 1815 году он выхлопотал себе место губернатора в Казани, где в его молодые годы его отец служил в гарнизоне. 17 мая 1815 года Александром I был подписан следующий указ Сенату: «Отставному бригадиру графу Илье Толстому всемилостивейше повелеваем быть казанским гражданским губернатором, с переименованием в статские советники».
26 августа И. А. Толстой прибыл на место службы. Через неделю после его приезда в Казань, 3 сентября, в городе произошел страшный пожар; выгорело более половины города. Местная университетская газета «Казанские известия» спасение города от совершенного разрушения приписывала деятельности губернатора54.
В дальнейшем пятилетнее губернаторство И. А. Толстого в Казани не ознаменовалось какими-либо значительными мероприятиями. Можно заметить, что хотя, по словам его внука, И. А. Толстой и был человеком совершенно необразованным, он все же до известной степени покровительствовал местным ученым. Казанский профессор врач А. Я. Фукс рассказывал: «Наше ученое сословие было тогда в ужасном пренебрежении, все обращались с нами крайне грубо... »55.
Имущественное положение Толстого в Казани не поправилось. Он продолжал вести тот же расточительный образ жизни, к которому привык в Москве и Петербурге. Казанские старожилы называли имена тех записных картежников, которые были обычными партнерами губернатора и искусно его обыгрывали56. Сумма долгов И. А. Толстого непрерывно возрастала. В Тульское губернское правление, по местонахождению его имений, сыпались одна за другой многочисленные жалобы на неуплату им взятых взаймы денег.
Следствием этого было то, что по распоряжению Тульского губернского правления 25 мая 1818 года все имения Толстого были описаны, и получаемые с них доходы стали поступать в Приказ общественного призрения для уплаты кредиторам57.
Кроме разорения, И. А. Толстого постигло другое несчастье. Его административная деятельность, продолжавшаяся около пяти лет, закончилась полной катастрофой.
В то время казанская губернская и уездная администрация по своему уровню была не выше администрации большинства других городов России; злоупотребления, произвол, хищения, взяточничество, волокита были в полном ходу. И. А. Толстой, конечно, не был тем человеком, который бы мог «подтянуть» чиновников. С другой стороны, у И. А. Толстого, по словам его сослуживца, советника губернского правления С. А. Москатильникова, с самого первого года его службы начались нелады с местным дворянством58.
сам мечтал о губернаторстве в Казани. Тенишев, по словам Москатильникова59, склонил губернского предводителя дворянства Г. Н. Киселева написать на Толстого донесение в Петербург, что Киселев и исполнил. Летом 1819 года Киселев обратился к Аракчееву с донесением о том, что в Казанской губернии происходят «неимоверные злоупотребления».
Аракчеев доложил донесение Киселева Комитету министров, после чего в Казань была назначена ревизия сенаторов С. С. Кушникова и графа И. Л. Санти. Знаменательно было самое начало ревизии: она была начата 12 октября без уведомления губернатора и не с центральных губернских учреждений, а с учреждений уездных городов Чебоксар и Свияжска, лежавших на пути следования сенаторов. Только 22 октября сенаторы прибыли в Казань.
Донесение сенаторов Аракчееву обрисовало положение дел в Казанской губернии в самых мрачных красках.
10 января 1820 г. Аракчеев доложил Комитету министров о полученных им донесениях от сенаторов. «Сведения, приобретенные ими в самом начале ревизии, — докладывал Аракчеев, — открывают уже по губернскому правлению важные упущения и отступления от порядка, подозрительное небрежение в делах по местам, правлению подчиненным; со стороны же правителя губернии явную слабость и недостаток знания в должности. Продолжающиеся обследования обнаруживают великие злоупотребления земской полиции и поборы. Начало таких злоупотреблений кроется в пороках самого губернского правительства, а следствия очевидны в преступных деяниях земских и других чиновников»60.
Заслушав доклад Аракчеева, Комитет министров нашел, что «невместно было бы оставить при должности тамошнего гражданского губернатора графа Толстого», и обратился к Александру I относительно «соизволения» на его увольнение.
«Казанского гражданского губернатора статского советника графа Толстого, по открывшимся беспорядкам и злоупотреблениям в тамошней губернии, повелеваем удалить от настоящей должности с тем, чтобы он оставался в Казани, доколе сенаторы, губернию всю ревизующие, признают пребывание его там нужным». Указ был получен в Казани 25 февраля.
И. А. Толстой не пережил обрушившегося на него удара. Еще до получения указа об отставке, 23 февраля, он по болезни сдал должность председателю Уголовной палаты61. 21 марта 1820 года И. А. Толстой умер, не успев представить никаких объяснений по поводу выдвинутых против него обвинений. Похоронен он был в Кизичевском монастыре в Казани62.
Ревизоры усердно старались найти факты, компрометирующие не только подчиненных губернатору служащих, но и самого губернатора. Но такого рода материалов в их распоряжение поступило очень немного63.
В семье Толстых относительно административной честности И. А. Толстого составилось определенное мнение. «Дед, — пишет Толстой в «Воспоминаниях», — как мне рассказывали, не брал взяток, кроме как с откупщика, что было тогда общепринятым обычаем, и сердился, когда их предлагали ему, но бабушка, как мне рассказывали, тайно от мужа брала приношения»64.
VI
У И. А. Толстого было два сына и две дочери. Старший сын Николай Ильич, женившийся на княжне Волконской, был отцом Льва Николаевича. Младший сын Илья Ильич был ушиблен в детстве, стал горбатым и умер не старше семи лет (в 1809 году). Старшая дочь Александра Ильинична (род. 30 ноября 1795 года, ум. 30 августа 1841 года) еще при жизни родителей в Петербурге (не позднее 1814 года) была выдана замуж за богатого остзейского графа Карла Ивановича Остен-Сакена (ум. в 1855 году в возрасте 58 лет). Замужество было несчастливо: муж в первый же год после свадьбы стал проявлять признаки душевного расстройства и два раза покушался на жизнь своей беременной жены. Раненую ее привезли к родителям в Петербург, где она родила мертвого ребенка. Боясь вредных последствий для ее здоровья от известия о смерти новорожденного, ее родители взяли родившуюся тогда же у жены придворного повара девочку Пашеньку и выдали ее Александре Ильиничне за ее дочь. По выздоровлении Александра Ильинична осталась жить у своих родителей. С нею вместе жила и ее приемная дочь, даже и тогда, когда ей стало известно ее происхождение.
— Пелагея Ильинична (род. 14 апреля 1797 года65, ум. 22 декабря 1875 года) была выдана уже в Казани за местного помещика Владимира Ивановича Юшкова (ум. 28 ноября 1869 года в возрасте 80 лет). Свадьба была 26 мая 1818 года. Семнадцатилетней девушкой, живя с родителями в Петербурге, Пелагея Ильинична 10 июня 1814 года начала писать «Mon journal, ou tableau de famille» («Мой дневник, или семейная картина»). Сочинение, вероятно, предполагалось обширное, потому что обозначена была первая глава, но дальше первой страницы у девушки дело не пошло: дневник был оставлен. Но и в том, что было ею написано, содержатся некоторые любопытные штрихи, касающиеся семейной жизни ее родителей. Здесь читаем (в переводе с французского)66:
«Желая всецело посвятить себя нашему воспитанию, наши родители только первые два года после женитьбы провели в шуме светской жизни. Мой отец оставил службу и без сожаления затворился в грустной деревенской жизни. Их обоюдная нежность, счастье, которого они ждали от детей, для которых они пожертвовали собою, — все это скоро заставило их забыть о шумных и призрачных удовольствиях столицы. Их привязанность к нам была безмерна, но никакое пристрастие не заставляло кого-нибудь из нас думать, что он является предметом их особенной любви, так что зависть не поднималась в наших душах. Мы любили друг друга одинаково, и если моя мать ласкала моих братьев, моя сестра и я — мы радовались их счастью. Никогда слова «наказание», «выговор» не были произнесены. Боязнь их огорчить — было единственное чувство, которое мы испытывали».
Полное отсутствие телесных наказаний детей в семье графа Ильи Андреевича Толстого заставляет считать применявшуюся им систему воспитания очень прогрессивной для своего времени. Достаточно сказать, что телесные наказания широко применялись в то время в царской семье. Так, будущий царь Николай I с семилетнего возраста так же, как и его малолетние братья, находился под присмотром генерала Ламсдорфа, бывшего прежде директором I кадетского корпуса. «Ламсдорф бесчеловечно бил великих князей линейками, ружейными шомполами и пр. Не раз случалось, что в своей ярости он хватал великого князя за грудь или воротник и ударял его об стену так, что он почти лишался чувств. Розги были в большом употреблении, и сечение великих князей не только ни от кого не скрывалось, но и записывалось в ежедневные журналы»67.
Кроме двух дочерей, в семье И. А. Толстого проживала еще родственница его жены — Татьяна Александровна Ергольская (род. 4 ноября 1792 года, ум. 22 июня 1874 года). Она происходила из рода Горчаковых и была внучка родной сестры прадеда Толстого, князя Николая Ивановича Горчакова. Родители Т. А. Ергольской рано умерли, девочку-сиротку взяла П. Н. Толстая и воспитала ее наравне со своими дочерьми.
Т. А. Ергольская впоследствии играла большую роль в жизни Л. Н. Толстого, которому она приходилась троюродной теткой68.
«Войну и мир», Толстой имел в виду сделать своего деда одним из главных действующих лиц (исключив его губернаторство). Но, исходя первоначально от точного портрета подлинного лица, Толстой в процессе работы над романом некоторые черты своего деда оставил в тени, другие совсем откинул, стараясь придать созданному им образу типические черты известного круга русского дворянства того времени. Так, оставив старому графу Ростову добродушие, хлебосольство, склонность к веселой жизни, беспечность И. А. Толстого, Лев Николаевич не наделил его свойственной его деду склонностью к прожектерству (к «затеям», как писал он в конспекте, или к «аферам», как сказано в «Воспоминаниях»).
Что же касается его бабушки Пелагеи Николаевны, то Толстой изобразил ее в своих художественных произведениях дважды: в повестях «Детство» и «Отрочество» под именем бабушки и в романе «Война и мир» в лице старой графини Ростовой. Повидимому, облик его бабушки казался ему столь типическим для среднего дворянства того времени, что Толстой не внес в него никаких существенных изменений. И бабушка Николеньки Иртеньева, и жена старого графа Ростова в своих основных чертах, включая капризы и причуды с прислуживавшими им горничными, и отвращение бабушки к телесному наказанию детей69, вполне соответствуют своему прототипу.
VII
Князья Волконские, из рода которых происходила мать Л. Н. Толстого, в числе первых предков своих считали Михаила Всеволодовича, князя Черниговского, который в 1246 году был вызван в Золотую Орду и за отказ от исполнения татарских религиозных обрядов был замучен татарами, князя Ивана Юрьевича, погибшего в 1380 году в Куликовской битве, и др. Многие Волконские были воеводами и стольниками, некоторые были окольничими, один был боярином70.
Прадед Л. Н. Толстого, князь Сергей Федорович Волконский (1715—1784), генерал-майор, был участником Семилетней воины71.
В 1763 году С. Ф. Волконский приобрел на имя жены у С. В. Позднева часть имения Ясная Поляна. Предыдущая история Ясной Поляны такова.
«черты». Эта «черта» состояла из полосы естественных заграждений: рек, лесов, болот, озер, оврагов, которые в наиболее опасных местах были дополнены искусственными сооружениями: лесными завалами или засеками, валами, рвами, надолбами, частоколами и пр. Засекой назывался лес, подрубленный, но не отделенный от пней, не очищенный от сучьев и наклоненный в одну сторону. Лес, где устраивалась засека, получал название заповедного; в нем запрещалась всякая рубка деревьев и прокладывание дорог и тропинок. Ширина засечной черты была различна: от нескольких сажен там, где были рвы, валы или болота, до 40—60 верст сплошных лесов. Общее протяжение «черты» достигало 500 верст; она тянулась непрерывной цепью по Тамбовской, Тульской, Рязанской и Калужской губерниям. Сооружение засечной черты Московского государства было закончено в 60-х годах XVI века. Вся в целом засечная черта «представляла одно из грандиознейших сооружений военно-инженерного искусства до XIX века»72.
Для сохранения «черты» московское правительство держало большой штат служилых людей, носивших название засечных воевод и получавших за свою службу небольшие поместья. Здесь же были размещены и вооруженные силы на случай нападения татар. Через известные промежутки в засеке устраивались «ворота», т. е. дороги для проезжающих и проходящих, которые охранялись вооруженной стражей. Ясная Поляна, как один из пунктов, через которые проходила засека, упоминается уже в описании («дозоре») Крапивенской засеки, составленном в 1638 году73. Как полагают, Ясная Поляна первоначально называлась «Ясенная поляна» — по преобладанию ясеневой породы деревьев в местных лесах.
По мере усиления Московского государства значение засек, как оборонительной линии, утрачивалось, и владения бывших засечных воевод становились просто поместьями.
В 1879 году, задумав написать роман из эпохи Петра I, Толстой внимательно изучал архивные материалы, касающиеся Ясной Поляны того времени. Одно из оставленных начал этого романа открывается описанием состояния Ясной Поляны в 1708 году. Здесь Толстой говорит, что в Ясной Поляне в то время насчитывалось 137 душ крепостных крестьян, принадлежавших пяти помещикам. «И у двух помещиков свои дворы были не лучше теперешнего хорошего мужицкого, и стояли дворы эти в середине своих мужиков, и деревня была не на том месте, где теперь, барский двор был пустырь, а где теперь деревня, было поле, а крестьянские и помещичьи дворы, как расселились, кто где сел, так и сидели, на том месте над прудом, под лесом, где стоят старые две сосны, которое теперь называется селищами»74.
По смерти князя Сергея Федоровича Волконского одним из владельцев Ясной Поляны сделался его младший сын, князь Николай Сергеевич.
VIII
В 1780 году Волконский уже капитан гвардии и состоит в свите Екатерины II в Могилеве во время ее свидания с австрийским императором Иосифом II. Повидимому, он был в то время одним из доверенных лиц Екатерины, потому что по окончании свидания она поделилась с ним своим впечатлением, сказав ему про австрийского императора: «Он в моем рукаве»76.
В 1781 году Волконский — полковник 2-го гренадерского полка. В 1787 году он получает чин бригадира и сопровождает Екатерину II в ее путешествии в Крым. Далее, судя по «Воспоминаниям» Толстого и по черновым рукописям «Войны и мира», 6 декабря 1788 года Волконский принимает участие во взятии Очакова. В 1789 году он получает чин генерал-майора и в следующем 1790 году состоит при соединенной армии.
В 1793 году Волконский был послан чрезвычайным послом в Берлин77. В 1793—1794 годах Волконский значится в составе войск, находящихся в Польше и Литве, а 24 июля 1794 года он увольняется в отпуск на два года. Причины увольнения Волконского в отпуск на такой продолжительный срок нам неизвестны; можно думать, что у него произошло какое-нибудь столкновение с кем-либо из влиятельных вельмож. В «Воспоминаниях» Л. Н. Толстой рассказывает о столкновении Волконского с Потемкиным. Здесь он говорит: «Про деда я знаю то, что, достигнув высших чинов генерал-аншефа при Екатерине, он вдруг потерял свое положение вследствие отказа жениться на племяннице и любовнице Потемкина Вареньке Энгельгардт78. На предложение Потемкина он ответил: «С чего он взял, чтобы я женился на его...». За этот ответ он не только остановился в своей служебной карьере, но был назначен воеводой в Архангельск, где пробыл, кажется, до воцарения Павла, когда вышел в отставку»79. Этот поступок его деда вызывал в Толстом восхищение; он неоднократно рассказывал про него своим гостям80, а просматривая в 1909 году корректуру книги Н. Г. Молоствова и П. А. Сергеенко «Лев Толстой. Критико-биографическое исследование», сделал на полях указание, чтобы авторы упомянули об этом эпизоде с его дедом, о котором они почему-то умолчали81.
Его непонятный долговременный отпуск относится к 1794 году, когда Потемкина уже не было в живых. Так или иначе, если этот гордый и презрительный ответ всесильному вельможе и имел место, то он не повлек за собой никаких серьезных последствий для Н. С. Волконского. Самое столкновение его с Потемкиным, если оно действительно происходило на этой почве, не могло быть позднее 1779 года, так как в этом году В. В. Энгельгардт уже была выдана замуж за князя С. Ф. Голицына. Волконскому было тогда не больше 26 лет, и ему было очень далеко до чина генерал-аншефа: он мог быть тогда только капитаном.
Не соответствует хронологическим данным и сохранившееся в семейном предании сведение о назначении Волконского в Архангельск при Екатерине. В действительности это назначение Волконский получил уже при Павле. Карьера Волконского при Павле протекала следующим образом82. Уже в самом начале царствования Павла, в 1797 году, Волконский — шеф Азовского мушкетерского полка, но в этой должности он пробыл недолго. 3 июня 1797 года Павел вернул Волконскому представленный им рапорт о состояний его полка за первую треть года, предписав впредь представлять рапорты не по третям года, а ежемесячно. Вероятно, уже это предписание задело гордость Волконского, но худшее было впереди. В следующем месяце его полку был назначен инспекторский смотр. Волконский, очевидно, увидел в этом проявление недоверия, гордость его была оскорблена, и он, сказавшись больным, на смотр не явился. Он знал, что делал: жестокие расправы Павла с ослушниками его воли были тогда в полном ходу и, без сомнения, были хорошо известны Волконскому.
Удар разразился, вероятно, в тот же день. 18 июля 1797 года последовал приказ Павла: «Исключается без абшида из службы за ложное показание себя больным для отбытия от инспекторского смотра генерал-лейтенанта Загряжского Азовского мушкетерского полка генерал-майор шеф, князь Волконский четвертый». Такое увольнение «без абшида» означало не обычное увольнение в отставку с мундиром, пенсией и сохранением всех чинов и отличий, а совершенное исключение из службы. Этим уничтожалась вся предыдущая военная карьера Волконского: он становился простым дворянином, хотя и родовитым.
Опала продолжалась один год. 25 декабря 1798 года Волконский был вновь принят на службу и даже получил следующий военный чин — генерал-лейтенанта. 27 декабря он был назначен военным губернатором в Архангельск. Взгляд на это назначение как на почетную ссылку, который высказывает Толстой в своих «Воспоминаниях» и как он рассказывает об этом в наброске «Три поры», едва ли можно признать правильным. Архангельск был пограничным приморским городом, где в случае начала военных действий могла быть произведена высадка неприятеля. Военным губернатором вэ тот город мог быть назначен только боевой генерал, каким, очевидно, и представлялся Павлу Волконский. Что Павел ценил военные способности Волконского, видно из того, что, получив сведения о предполагаемой высадке французов в Архангельске, Павел приказом от 19 мая 1799 года назначил Волконского командующим особым, составленным на этот случай корпусом, состоявшим из пяти эскадронов и девяти батальонов войск. (Так как высадка французов не состоялась, корпус этот приказом Павла от 9 июля того же года был распущен.)
7 июля того же 1799 года Волконский был произведен в один из трех высших военных чинов того времени — генерала от инфантерии. Но и в Архангельске служба Волконского не обошлась без столкновения с Павлом, хотя и не столь значительного. В мае 1799 года комендантом города Архангельска генерал-майором Караевым за грубость и неучтивость в разговоре с ним был посажен на гауптвахту директор архангельской конторы Ассигнационного банка Арсеньев. Узнав об этом, Волконский сделал генералу Караеву замечание за превышение власти и отдал распоряжение немедленно освободить Арсеньева, о чем донес Павлу. Павел, однако, в этом деле принял сторону Караева. Он написал Волконскому собственноручное письмо, в котором делал ему выговор за то, что он «поступил дурно, освободив Арсеньева, посаженного за грубость», и предписывал вновь арестовать Арсеньева и содержать его на гауптвахте до особого распоряжения. В письме не было обычного «пребываю к Вам благосклонным», что означало проявление неудовольствия царя83.
по прошению и «с абшидом» генерала от инфантерии князя Волконского четвертого. Без сомнения, Волконский просил об отставке не вследствие преклонного возраста или слабости здоровья: ему было тогда только 46 лет и после этого он прожил еще долгое время. Вероятно, ему тяжело и стеснительно было служить при педантичном, придирчивом самодуре Павле84.
Выйдя в отставку, Волконский поселился в своем имении и больше уже до конца жизни не служил ни на государственной службе, ни по выборам дворянства. Произошло ли это от того, что он дорожил своей свободой и независимостью, или, как рассказывает Толстой в одном из оставленных начал «Войны и мира», носящем название «Три поры», при Александре «князь был хуже, чем в немилости, — его забыли» — остается для нас неизвестным85.
IX
В наброске «Три поры» Толстой следующим образом рисует портрет своего деда: «Князь был свеж для своих лет, голова его была напудрена, частая борода синелась, гладко выбрита. Батистовое белье манжет и манишки было необыкновенной чистоты. Он держался прямо, высоко нес голову, и черные глаза из-под густых, широких черных бровей смотрели гордо и спокойно над загнутым сухим носом. Тонкие губы были сложены твердо»86. Это описание вполне соответствует сохранившимся портретам Н. С. Волконского87.
В том же наброске рассказывается, что, выйдя в отставку, князь «уехал в свое родовое именье и начал строиться вроде феодальных баронов с башнями и замками, с садами и парками, прудами и фонтанами... Одна из деревень его в 200 душ была отряжена на подвоз камня и битье кирпича, и работы эти продолжались 18 лет. Мужики, как этой деревни, так и всех других деревень князя, без чувства особенного рабского уважения, благоговения почти не вспоминали и теперь еще — старики — не вспоминают о князе. «Строг, но милостив был», как и всегда говорят они... ... работали весело, на хороших лошадях и имели вид благосостояния больший, чем какой теперь встретить можно»88. (Набросок был написан, вероятно, в 1863 году.)
То же самое рассказывает Толстой о своем деде и в «Воспоминаниях», написанных 40 лет спустя — в 1903 году. «Дед мой, — пишет здесь Толстой, — считался очень строгим хозяином, но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, столь обычных в то время. Я думаю, что они были, но восторженное уважение к [его] важности и разумности было так велико в дворовых и крестьянах его времени, которых я часто расспрашивал про него, что, хотя я и слышал осуждения моего отца, я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда»89.
В условиях крепостного права трудно было бы представить строгость без деспотизма, и деспотизм в известных пределах, несомненно, был свойственен Н. С. Волконскому. В «Детстве»90 выведен образ старой экономки Натальи Савишны, под именем которой Толстой, как писал он в «Воспоминаниях», «довольно верно» изобразил действительно служившую у них еще со времен деда сначала в качестве горничной, затем няни и, наконец, экономки дворовую Прасковью Исаевну. Рассказывая историю жизни Натальи Савишны, Толстой сообщает, что в бытность няней она полюбила официанта Фоку и отправилась к старому барину просить позволения выйти за него замуж. «Дедушка, — говорится в «Детстве», — принял ее желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню. Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращена в двор и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится».
Несомненно, это яркий пример помещичьего деспотизма. Недаром это место было выпущено (очевидно, по цензурным соображениям) при печатании повести в «Современнике» в 1852 году91.
«Он построил, — рассказывает Толстой далее про своего деда в «Воспоминаниях», — прекрасные помещения для дворовых и заботился о том, чтобы они были всегда не только сыты, но и хорошо одеты и веселились бы. По праздникам он устраивал для них увеселения, качели, хороводы. Еще более он заботился, как всякий умный помещик того времени, о благосостоянии крестьян, и они благоденствовали тем более, что высокое положение деда, внушая уважение становым, исправникам и заседателям, избавляло их от притеснения начальства».
Толстой предполагал в своем деде «очень тонкое эстетическое чувство». «Все его постройки, — говорит он в «Воспоминаниях», — не только прочны и удобны, но чрезвычайно изящны. Таков же разбитый им парк перед домом»92.
Предположение Толстого о тонком эстетическом чувстве, свойственном его деду, вполне подтверждается всей строительной деятельностью Н. С. Волконского в Ясной Поляне.
Яснополянская усадьба занимает квадратную площадь в несколько десятин, окопанную канавами. Перед въездом в усадьбу были сооружены сохранившиеся до наших дней две круглые кирпичные башенки затейливой архитектуры, на которых были укреплены железные ворота. Ворота запирались, и без ведома хозяина никто не мог проехать в его владения. У ворот всегда дежурили сторожа; башенки, полые внутри, служили им убежищем во время непогоды. От ворот к барскому дому вела широкая березовая аллея, рассчитанная на проезд тройкой или четверней и носившая в Ясной Поляне название «прещпект»93.
На возвышенном месте были расположены два совершенно одинаковых каменных двухэтажных флигеля, между которыми была начата постройка большого дома. Этот большой дом Волконский не успел достроить. При нем был построен только нижний этаж, каменный; верхний этаж — деревянный — был достроен уже после смерти Н. С. Волконского его зятем Н. И. Толстым.
— итальянского стиля; в каждом флигеле было по десяти комнат и по одному большому «итальянскому» окну с каждой стороны. Перед домом был газон (в том месте, где теперь яблоневый сад). По бокам шли две неширокие березовые аллеи, параллельно с «прешпектом»; в верхней части были расположены липовые аллеи в виде квадрата и звезды, носившие название «клинов». Далее был разбит «аглицкий» сад с тремя прудами, берега которых были обсажены розами94. Мимо прудов по склонам вились небольшие аллейки из орешника и других кустарников. В нижней части парка было посажено несколько елей. За барским домом находились хозяйственные постройки, из которых доныне сохранилось большое кирпичное здание, при Волконском занятое ковровой фабрикой и помещением для дворовых. Здание это отличается большим изяществом, пропорциональностью частей и строгостью линий. Можно думать, что здание это не было выстроено Н. С. Волконским для размещения дворовых, как это писал Толстой: для такой цели оно слишком роскошно. Повидимому, это был барский дом одного из прежних владельцев Ясной Поляны, приобретенный у него Волконским.
Что касается размера земельно-душевых владений Н. С. Волконского, то в этом отношении он принадлежал к числу средних помещиков своего уезда95.
Но, не владея особенно значительным земельно-душевым фондом, Н. С. Волконский был в то же время владельцем значительного земельного участка и больших домов в Москве96.
В Москве Волконский вел образ жизни богатого знатного барина. На конюшне у него были «цуковые», как они названы в приходо-расходной книге (т. е. цуговые), лошади97.
X
Продолжая в «Воспоминаниях» рассказ об эстетических наклонностях своего деда, Толстой говорит: «Вероятно, он также очень любил музыку, потому что только для себя и для матери держал свой хороший небольшой оркестр. Я еще застал огромный, в три обхвата вяз, росший в клину липовой аллеи и вокруг которого были сделаны скамьи и пюпитры для музыкантов. По утрам он гулял в аллее, слушал музыку. Охоты он терпеть не мог98, а любил цветы и оранжерейные растения».
«Три поры» Толстой рисует следующую картину игры небольшого домашнего оркестра старого князя:
«В семь часов утра на одной из липовых аллей, составлявших квадрат и звезду, подле дома стояло человек восемь людей в камзолах, чулках и башмаках и тупеях, с скрипками, флейтами и нотами, и слышался осторожный говор и настроиванье инструментов. В стороне от аллеи, закрытый липами, во внутренности квадрата стоял по крайней мере столетний ясень, аршина два с половиной в диаметре. Вокруг ясеня были сделаны кругом скамейки для восьми человек музыкантов и пюпитры. Кругом было обсажено шиповником и сиренью; круглая площадка была высыпана песком. — «Проснулся!» — прокричал мальчик казачок, пробегая через аллею с посудой горячей воды. Музыканты зашевелились, скрылись за аллею и разложили ноты и, слегка построивши, глядя на капельмейстера, ставшего перед ними, начали играть одну из симфоний Гейдена».
По окончании игры музыканты расходятся: «кто свиней кормить, кто чулки вязать в официантской, кто работать в саду, так как у всех, кроме музыкантской, были свои должности».
В «Воспоминаниях» Толстой ничего не говорит о мировоззрении и интеллектуальном уровне своего деда, хотя и называет его «умным и даровитым». Некоторое представление об умственных интересах Н. С. Волконского можно составить из перечня книг, оставшихся после него в яснополянской библиотеке99.
С. Л. Толстой предполагал, что Н. С. Волконский был масон100. Предположение это возникает тем более естественно, что двоюродные братья его жены князья Николай Никитич и Юрий Никитич Трубецкие были розенкрейцерами101. Однако в списках, составленных исследователями масонства, он не значится ни в числе несомненных, ни в числе предполагаемых масонов102, и в оставшейся после него библиотеке почти нет книг по масонству103. Обращает на себя внимание также ироническое отношение дочери
«все разговаривал о масонах»104. При этом М. Н. Волконская не произносит ни одного сочувственного слова в пользу масонства.
Повидимому, Волконский был деист, хотя, быть может, и не вполне последовательный105.
Нельзя вполне отождествлять Н. С. Волконского с образом старого князя из чернового отрывка «Три поры», о котором автор говорит, что «для него еще раньше Французской революции существовала одна религия — разум». Повидимому, Толстой, стремившийся в этом отрывке дать довольно точный портрет своего деда, имел не вполне правильное представление о его мировоззрении. Миросозерцание деда Толстого не было столь рационалистическим, и он не был «старым вольтерьянцем», как называет Толстой князя Болконского в одной из черновых редакций «Войны и мира»106.
Вообще документальные данные об обоих дедах Л. Н. Толстого не подтверждают установившегося мнения о полном тождестве графа И. А. Ростова и князя Н. А. Болконского с дедами автора. Формулировка шурина Толстого С. А. Берса: «Нет сомнения, что в произведении «Война и мир» под именем князя Николая Андреевича Болконского и графа Ильи Андреевича Ростова описаны оба деда Льва Николаевича»107, — может быть принята лишь с большими оговорками.
Н. С. Волконский был женат на княжне Екатерине Дмитриевне Трубецкой (род. 15 сентября 1749 года, ум. 8 мая 1792 года)108. У него была единственная дочь Мария — мать Толстого109.
— сельцо Кочаки близ Ясной Поляны.
Через год после смерти отца дочь Мария Николаевна вышла замуж за Н. И. Толстого.
Небезинтересно привести отзыв Толстого о сравнительной характеристике его предков по отцовской и материнской линии, которую дал его биограф П. И. Бирюков. Вторую главу первого тома своей «Биографии Л. Н. Толстого» Бирюков заканчивал рассуждением о том, что «благое влияние на Л. Н-ча материнского рода должно признать несомненным», чего отнюдь нельзя, по мнению П. И. Бирюкова, сказать об отцовском роде.
Читая в 1904 году в рукописи книгу Бирюкова, Толстой относительно приведенного места сделал замечание: «Мне кажется, и неверно, и необоснованно, и излишне»110. На основании этого замечания Толстого Бирюков при печатании книги выпустил все рассуждение.
Общий вывод о происхождении Л. Н. Толстого сводится к следующему:
«И со стороны матери, как со стороны отца, в нашем знаменитом писателе сошлась кровь родовитейших фамилий, исключительно русских: Неплюевых, князей Волконских, Вердеревских, Еропкиных, Скорняковых-Писаревых, Чаадаевых, князей Трубецких, князей Голициных, Головиных, князей Одоевских и князей Лыковых»111.
Все сказанное выше вполне подтверждает справедливость слов В. И. Ленина: «...По рождению и воспитанию Толстой принадлежал к высшей помещичьей знати в России»112.
Примечания
1 См. приложение I. Все приложения, помеченные римскими цифрами, помещены в конце книги.
2 Павлов-Сильванский — статья о Петре Андреевиче Толстом в «Русском биографическом словаре». Часть тома «Русского биографического словаря» на букву Т, содержащая страницы 1—208 и заключающая слова «Тобизен» — «Тотлебен», была отпечатана, но том в свет не вышел. Один из экземпляров отпечатанной части этого тома, представляющей библиографическую редкость, хранится в библиотеке Гос. музея Л. Н. Толстого.
Упоминаемый рассказ воспитателя Павла I графа Н. И. Панина приведен в «Записках» С. А. Порошина, приложение к «Русской старине», 1881, № 1, стр. 18—19.
См. приложение II.
3 «Путешествие стольника Петра Толстого по Европе» напечатано в «Русском архиве», 1888, №№ 2—8.
4 В. Г. Гейман. Мануфактурная промышленность петербургского периода, «Петр Великий», сборник под редакцией А. И. Андреева, I, изд. Академии Наук СССР, 1947, стр. 279.
5 Подробное описание герба графов Толстых, извлеченное из диплома на графское достоинство, выданного П. А. Толстому, приведено в книге: Александр . Русская геральдика, кн. II, СПб., 1855, стр. 581—584. Там же, на стр. 556—559, сообщаются различные замечания о гербе графов Толстых.
6 «Русский архив», 1896, 1, стр. 27.
7 Императрица Елизавета Петровна, вероятно, помня о том, что граф П. А. Толстой пострадал за защиту ее прав на престол, в 1742 году вернула его потомкам часть конфискованных имений, а в 1760 году возвратила всем им графский титул.
8 И. П. Толстой был в 1726 г. сенатором и президентом юстиц-коллегии.
9 Пругавин. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством, изд-во «Посредник», 2-е изд., М., 1906, стр. 40.
10 Епископ Макарий«Чтения в имп. обществе любителей истории и древностей российских», 1880, кн. III, стр. 33—38.
11 См. приложение III.
12 Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 61, Гослитиздат, 1953, стр. 290—291, с ошибкой в годе. См. приложение IV.
«Полного собрания сочинений» Л. Н. Толстого, выпускаемому Государственным издательством с 1928 года и пока еще не законченному. Ссылки на другие издания сочинений Толстого, а также на неопубликованные его произведения и письма везде оговариваются. Ссылки на произведения Толстого, существующие во многих, в основном одинаковых по тексту изданиях, даются с указанием глав произведений, но без указания издания.
13 Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 17, 1936, стр. 402.
14 Полное собрание сочинений, т. 17, 1936, стр. 628. См. приложение V.
15 Толстой. Федор Толстой Американец, Гос. академия художественных наук, М., 1926, стр. 94.
16 В отпечатанной части тома «Русского биографического словаря» на букву Т помещены биографические очерки 40 представителей рода Толстых, занимающие 95 страниц текста. Список печатных источников по истории рода Толстых приведен в книге Л. М. Савелова «Библиографический указатель по истории, геральдике и родословию тульского дворянства», М., 1904, стр. 252—253.
17 См. приложение VI.
18
19 «Воспоминания» писались Толстым в 1903—1905 годах. Цитаты из «Воспоминаний» приводятся по тексту 34-го тома «Полного собрания сочинений» Л. Н. Толстого, вышедшего в свет в 1952 году.
20 Неуверенное сообщение А. А. Толстой о том, что она познакомилась с Львом Николаевичем у Федора Ивановича («Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой», изд. О-ва Толстовского музея, СПб., 1911, стр. 3), едва ли справедливо. Лев Николаевич никогда не упоминал о том, что он был у Толстого Американца.
21 Портрет Ф. И. Толстого работы К. Рейхеля 1846 г. — в книге «Русские портреты XVIII и XIX столетий», изд. вел. кн. Николая Михайловича, т. III, СПб., 1907, № 114; воспроизведение с него — в указанной выше книге С. Л. Толстого. Два ранних портрета Ф. И. Толстого — 1803 и 1817 годов — воспроизведены в «Альбоме Пушкинской выставки 1899 года», М., 1899, л. 70.
22 С. Л. . Федор Толстой Американец, стр. 7. Здесь дана и библиография, хотя недостаточно полная, как неполна и самая биография Ф. И. Толстого.
23 «Русский архив», 1873, 6, стр. 1104.
24 Н. Лернер«Пушкин и его современники», вып. XV, СПб., 1911, стр. 9.
25 И. П. Липранди. Замечания на «Воспоминания» Ф. Ф. Вигеля, М., 1873, стр. 7.
26 «Летописи», Гос. литературный музей, кн. 10, «С. Н. Марин», М., 1948, стр. 103.
27 Бродский. «Евгений Онегин. Роман А. С. Пушкина», Учпедгиз, М., 1950, стр. 237—238).
28 «Былое и думы», ч. II, гл. XIV.
29 В. А. . Сочинения, изд. 7-е, т. VI, стр. 572.
30 А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, изд. Академии Наук СССР, т. 16, стр. 111.
31 —313.
32 А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, под ред. М. К. Лемке, т. III, СПб., 1919, стр. 416.
33 «Былое и думы», ч. II, гл. IV.
34
35 См. Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 839—840.
36 Д. П. Маковицкий. Яснополянские записки, изд. «Задруга», вып. II, М., 1923, стр. 49, запись от 17 февраля 1905 года.
37
38 «Диким» называет Ф. И. Толстого и Герцен в другом месте «Былого и дум» (ч. IV, гл. XX).
39 «Анна Каренина», ч. 1, гл. X.
40 Полное собрание сочинений, т. 8, 1936, стр. 25.
41 «Записка о службе бригадира графа Толстого» хранится в Ленинградском отделении Центрального военно-исторического архива [дело общей канцелярии Министерства полиции № 9 (1814)].
42
43 Полное собрание сочинений, т. 17, 1936.
44 Присутствовавший на этом обеде в качестве гостя С. П. Жихарев описывает его следующим образом: «Стол накрыт был кувертов на 300, т. е. на все число наличных членов клуба и 50 человек гостей; убранство великолепное, о провизии нечего и говорить. Все, что только можно было отыскать лучшего и редчайшего из мяс, рыб, зелени, вин и плодов, все было отыскано и куплено за дорогую цену. А те предметы, которых по раннему времени года у торговцев в продаже не было, доставлены богатыми владельцами из подмосковных оранжерей бесплатно. Все наперебой старались оказать чем-нибудь свое усердие и участие в угощении...» — Записки Степана Петровича Жихарева, изд. «Русского архива», М., 1890, стр. 162—163.
В «Войне и мире» (т. II, ч. 1, гл. 1) Толстой дает описание обеда в честь Багратиона, во всем следуя рассказу Жихарева, но дополняя его яркими художественными подробностями. Дежурный старшина Английского клуба здесь — граф И. А. Ростов; Толстой подробно говорит о его участии в устройстве и проведении этого обеда.
45
46 Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 13 и 17.
47 Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 17—18.
48 См. приложение IX.
49 Вставка С. А. Толстой в русский перевод немецкой биографии Л. Н. Толстого: Р. . Гр. Л. Н. Толстой, его жизнь, произведения и миросозерцание, М., 1897, стр. 21.
50 Вероятно, князь Андрей Иванович Горчаков (1769—1817), троюродный брат жены И. А. Толстого, генерал.
51 Начать «привыкать к делу» граф Илья Андреевич намерен был в 56 лет!
52 «Пашенька» — дочь И. А. Толстого Пелагея Ильинична. Упоминаемая ниже «Таненька» — его воспитанница Татьяна Александровна Ергольская.
53
54 См. приложение X.
55 «Из дневника Н. И. Второва», запись от 28 октября 1843 года. «Русский архив», 1877, 7, стр. 347.
56 П. Пономарев«Казанский телеграф», 1905, № 3615 от 9 января.
57 См. приложение XI.
58 См. приложение XII.
59 Содержание бумаг Москатильникова по данному делу изложено в статье С. М. Шпилевского «Заботы императора Александра о Казани», «Ученые записки имп. Казанского университета», 1878, т. I. Подлинный текст этих бумаг и их местонахождение неизвестны.
60 Журналы Комитета министров 1820 г., кн. 202 (Ленинградский государственный архив).
61 Пупарев. Казанские губернаторы, «Казанские губернские ведомости», 1856, № 48 от 26 ноября.
62 См. приложение XIII.
63 См. приложение XIV.
64 «Воспоминаний» имеет такую редакцую: «но бабушка, как мне рассказывали, не имевшая никакого гражданского чувства, тайно от мужа брала приношения и тем огорчала его» (Полное собрание сочинений, т. 34, 1952, стр. 359). Сестра Толстого Мария Николаевна рассказывала, что эти приношения Пелагея Николаевна принимала с заднего крыльца («Рассказы М. Н. Толстой», записанные Д. П. Маковицким. Рукопись, хранящаяся у Н. Н. Гусева).
65 Дата года выведена на основании неопубликованного письма П. И. Юшковой к С. Н. Толстому от 29 мая 1849 года.
66 Публикуется впервые; хранится в Отделе рукописей Гос. Музея Л. Н. Толстого.
67 «Несколько слов в память императора Николая I», «Русская старина», 1896, 6, стр. 451.
68 См. приложение XV.
69 «Детстве» (гл. XVII) бабушка осуждает княгиню Корнакову за то, что та сечет своего сына.
70 Исторические материалы о роде князей Волконских собраны в книге «Род князей Волконских. Материалы, собранные и обработанные княгинею Е. Г. Волконской», СПб., 1910.
71 Портрет его висит в яснополянском зале. См. приложение XVI.
72 По Тульскому краю (пособие для экскурсий), Тула, 1925, стр. 568.
73 А. . Засечная черта Московского государства в XVII веке, М., 1916, стр. 29—31. См. также А. Савельев. О сторожевых и засечных линиях на юге в древней Руси, 1876.
74 Полное собрание сочинений, т. 17, 1936, стр. 213. См. приложение XVII.
75 «Списков» штаб-офицеров и генералов соответствующих годов. Эти «Списки» хранятся в Центральном военно-историческом архиве в Москве.
76 По рассказу самого Н. С. Волконского, записанному его знакомым П. Ф. Карабановым (Исторические рассказы, записанные со слов именитых людей, «Русская старина», 1872, 1, стр. 136—137).
77 См. приложение XVIII.
78 О племянницах Потемкина поэт И. М. Долгоруков писал: «Их было несколько сестер; все лица бесподобного, и во всех дядюшка изволил влюбляться. Влюбляться на языке Потемкина значило наслаждаться плотью. Любовные его интриги оплачивались от казны милостью, отличиями и разными наградами, кои потом обольщали богатых женихов и доставляли каждой племяннице, сошедшей с ложа сатрапа, прочную фортуну на всю жизнь». (И. М. Долгоруков«Русский архив», 1890, 3, приложение, стр. 182).
79 В черновой редакции «Войны и мира» подобный ответ старого князя Болконского дается не Потемкину, а императору Павлу (Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 247).
80 См., например, относящееся к июню 1903 года воспоминание С. Н. Шульгина (Сборник воспоминаний о Л. Н. Толстом, изд. «Златоцвет», М., 1911, стр. 101).
81 Факсимиле этой заметки Толстого воспроизведено на стр. 62 указанного издания.
82 Данные о службе Н. С. Волконского при Павле извлечены из собрания приказов Павла, хранящегося в Центральном военно-историческом архиве в Москве.
83 Соколов. Герой «Войны и мира» — дед Л. Н. Толстого в Архангельске, «Архангельская Красная волна», 1928, № 288 от 30 сентября.
84 В память о своей службе в Архангельске Волконский одному из своих удаленных от Ясной Поляны хуторов дал название «Грумант» (местное название острова Шпицберген). Окрестные крестьяне переделали это название в «Грумы», а затем в «Угрюмы». Под таким именем Грумант фигурировал в официальных документах и значился на географических картах Крапивенского уезда.
85 В этой части образ старого князя Болконского в окончательной редакции романа сильно изменен по сравнению с первоначальной редакцией. В окончательном тексте романа это — важный вельможа в отставке, к которому ездят на поклон министры и генерал-губернаторы Александровского времени, каким Н. С. Волконский, несомненно, не был.
86
87 Два портрета князя Н. С. Волконского, в старости и в молодые годы, висят на стенах яснополянского дома. Портрет в старости воспроизводился неоднократно: в издании вел. кн. Николая Михайловича «Русские портреты XVIII и XIX столетий», т. I, № 179, в «Биографии Толстого», составленной Бирюковым, в упоминавшейся выше книге Молоствова и Сергеенки, в книге С. Л. Толстого «Мать и дед Л. Н. Толстого», изд. «Федерация», М., 1928. Судя по этому портрету, Толстой некоторыми чертами лица походил на своего дела: у обоих открытый и высокий лоб, с шишками по бокам, густые и нависшие брови. Кроме этих портретов, в Гос. музее Толстого имеется еще миниатюрный портрет Волконского, воспроизведенный в той же книге С. Л. Толстого.
88 Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 78—80.
89 «Воспоминания», гл. II.
90 «Детство», гл. XIII («Наталья Савишна»).
91 «историю любви Натальи Савишны», как на изображение не только характера его героини, но «в некоторой степени» и «быта старого времени», как писал он Некрасову 27 ноября 1852 года (Полное собрание сочинений, т. 59, 1935, стр. 214).
92 Д. П. Маковицкий рассказывает, что в ответ на его вопрос о возрасте берез в яснополянском парке Толстой вспомнил рассказ его дядьки Николая Дмитриевича о том, как он мальчиком принимал участие в посадке березовой аллеи. По вычислениям Толстого, это должно было быть около 1800 года (Д. П. Маковицкий. Яснополянские записки, рукопись, запись от 5 апреля 1906 года).
93 Это название перешло и в «Войну и мир», где няня княжны Марьи говорит ей: «Княжна матушка, едут по прешпекту кто-то» (т. II, ч. I, гл. VIII). То же слово повторяется и в разговоре Алпатыча с старым князем (т. I, ч. III, гл. III). Вообще описание Лысых Гор, владения старого князя Болконского, во многом напоминает Ясную Поляну. И башенки, и проспект существовали уже в 1810 году. Поэт князь И. М. Долгорукий, совершивший в этом году путешествие из Москвы в Одессу, в дневнике своего путешествия, упомянув о том, что южнее Тулы он ночевал в имении князя С. С. Гагарина Сергиевском, прибавляет: «До Сергиевского нечего было заметить, разве сказать, что в Ясной Поляне, где живет к[нязь] В[олконский], сделан до хором его проспект и на дороге пирамидальные столбы, указующие въезд к помещику» (Кн. И. М. . Славны бубны за горами или Путешествие мое кое-куда 1810 года, М., 1870, стр. 18). Долгорукий проезжал мимо Ясной Поляны 14 июня; к Волконскому он, очевидно, не заезжал.
94 «Воспоминания» И. М. Ивакина, гл. III (рукопись, Государственный литературный архив).
95 См. приложение XIX.
96 См. приложение XX.
97 «Хлебная приходо-расходная книга» за 1816—1818 годы хранится в Отделе рукописей Гос. музея Л. Н. Толстого; не опубликована.
98 Это самое выражение («терпеть не мог») употреблено относительно старого князя в отрывке «Три поры»: «Князь Волхонский вовсе не был злодей, никого не засекал, не закладывал жен в стены, не ел за четверых, не имел сералей, не был озабочен одним пороньем людей, охотой и распутством, а напротив, всего этого терпеть не мог» (Полное собрание сочинений, т. 13, 1949, стр. 79).
99 См. приложение XXI.
100 С. Л. Толстой
101 Там же, стр. 28; Г. В. Вернадский. Русское масонство в царствование Екатерины II, Птг., 1917, стр. 279.
102 Список дан в той же книге Г. В. Вернадского.
103 «Les devoirs, status ou réglement général de Franc-Maçons», изданная в Амстердаме в 1762 году, приобретенная, вероятно, не Н. С. Волконским, и ноты масонских гимнов — без указания года издания.
104 С. Л. Толстой. Мать и дед Л. Н. Толстого, стр. 94.
105 См. приложение XXII.
106
107 С. А. Берс. Воспоминания о графе Л. Н. Толстом, Смоленск, 1893, стр. 5.
108 Портрет ее — в Ясной Поляне. Воспроизведение с него в книге вел. кн. Николая Михайловича «Русские портреты XVIII и XIX столетий», т. III, СПб., 1907, № 10. Здесь портрет Е. Д. Волконской приписан Рокотову. Ему же приписывается этот портрет в работах Н. Н. Врангеля «Ф. С. Рокотов» («Старые годы», 1910, 4, стр. 11) и Э. Голлербаха «Портретная живопись в России XVIII века» (Госиздат, 1923, стр. 45). Имеется еще миниатюрный портрет Е. Д. Волконской в более молодые годы; он вделан во вторую створку складной рамы, стоящей на полочке в яснополянском кабинете Толстого. В наброске «Три поры», в котором Толстой первоначально рисовал образ старого князя Волконского таким, каким был в его представлении его дед, сказано, что жена старого князя «умерла рано, он был несчастлив с ней... Она надоела ему, и он никогда не любил ее».
109 «Мать и дед Л. Н. Толстого» (стр. 37) говорит, что у Н. С. Волконского была еще дочь Варвара, умершая в детстве. Однако ни в книге «Род князей Волконских», ни в «Воспоминаниях» Толстого ничего не говорится ни о какой другой дочери Волконского, кроме Марии.
110 Полное собрание сочинений, т. 34, 1952, стр. 395.
111 Б. Л. Модзалевский. Род гр. Л. Н. Толстого, «Толстой. Памятники творчества и жизни», вып. 1, изд. «Огни», Птг., 1917, стр. 206. См. приложение XXIV.
112 Ленин. Соч., т. 16, стр. 301 («Л. Н. Толстой и современное рабочее движение»).