Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1905 г. Февраль

1 февраля. После обеда. Приехавшая утром из Москвы Софья Андреевна рассказывала, что царь сказал Льву Львовичу: «Ваш отец — великий человек, но вместе с тем фантазер, например о земле».

Л. Н.: Я рад, что Лева ему сказал, чтобы бросил курение и питье. Это важное дело. Если он бросит, хорошо сделает. За ним перестали бы курить и пить придворные, офицеры и так далее.

— Царь торгует водкой, — сказал Л. Н., негодуя. — Это срамит его в глазах народа.

Про своего брата Михаила (бывший наследник) царь сказал, что тот не пьет и не курит.

Софья Андреевна говорила о Марии Львовне и Николае Леонидовиче, говорила, как скучно у них в Пирогове:

— Я бы повесилась. Не могла бы там жить.

Л. Н.: А я им завидую. Там тихо, а здесь вечная суматоха. Вчера был единственный день, что никто не приехал.

Софья Андреевна: Ну и сегодня.

Л. Н.: Сегодня ты приехала. Сашу ждем. Все-таки беспокойство.

Софья Андреевна спросила, что делать с брошюрами? Отдельно их записывать нельзя не потому, что трудно ей было бы это, а потому, что они много места заняли бы в библиотеке; поэтому отдаст их переплести книгами.

Л. Н. посоветовал разложить отдельно по пакетам — английские, французские, немецкие, рассортировав их по годам, и так записывать их.

Софья Андреевна: Я так и делала, только год не обозначала.

Софья Андреевна каждые два месяца укладывает в библиотечные шкафы книги и брошюры, полученные за это время Л. Н. и не помещающиеся больше на подзеркальном и другом столе в зале. Их накапливается 100—200. Софья Андреевна вписывает их в каталог библиотеки. Так как с этим много хлопот, да и места для них не хватает, и шкафы все новые нужны, то Софья Андреевна тщательно выбирает, что записать в каталог, что, не записывая в каталог, связать в пачки и поставить в библиотечные шкафы, а что совсем бросить.

Среди брошюр Л. Н. увидал одну спиритическую и тут же рассказал анекдот, как при спиритическом сеансе у горничной пропал рубль. На другой день медиум заговорил и сказал, что если ничего не имеют против, то он просит этот рубль для него оставить.

Л. Н. к Юлии Ивановне:

— Письмо к Накашидзе отослали?¹

— Нет, плохо копировалось, оно еще в прессе.

Я: Я писал вчера Кипиани. Он мне оставил свой петербургский адрес, прося написать ему, как вы отзоветесь о гурийцах.

Л. Н.: Жаль, что мне вчера не сказали (Л. Н., наверное, писал бы ему, а не Накашидзе). Написали ему, что я с восхищением рассказываю про них и волнуюсь?

— Да.

Л. Н.: В Петербурге узна̀ют про них, он будет там рассказывать. Только интеллигенты этого движения не оценят, на них это не произведет должного глубокого впечатления, другое дело — манифестация на улицах Петербурга.

Я: Как духоборов: интеллигенция не оценила их.

Л. Н.: Интересно — интеллигенты доводят нравственные требования до крайности, ставят себе идеал: не платить податей, отказываться от денег, от воинской повинности — но не выдерживают. Народ же ставит себе средние требования, как гурийцы, с которыми идут и женщины, — ведь они идут вследствие давления, — но выдерживают.

Орлов: Когда духоборы узнают о гурийцах, будут жалеть, что эмигрировали.

Л. Н.: Да, духоборы отказывались от военной службы. Их наказывали за это, разоряли.

Л. Н.: Crosby пишет, что Kenworthy нападает на него за то, что он препятствует распространению его книг в Америке². У него мания преследования, как у Руссо. Он затеял дело против Моода, поссорился с Чертковым. Только меня оставляет в покое, только на меня не обижается.

Юлия Ивановна спросила, может ли отослать «Часовщика» Винеру.

Л. Н.: Неоконченный, только первые листы для образца шрифта, каким должно печатать «Круг чтения»³.

Вечером, в 10 ч., Л. Н. вышел гулять. Зная, что на деревне есть бешеная собака, я пошел за ним, захватив с собою палку, и шел шагах в пятидесяти сзади него. Возвращаясь обратно, Л. Н. увидал, что кто-то идет сзади, остановился и, когда я подошел, заговорил со мною про Хельчицкого. Сказал, что он отметил в статье Яначека места для «Круга чтения», но что хорошо было бы в эту статью ввести подлинные слова самого Хельчицкого. А оба текста нельзя там публиковать. Спрашивал, много ли у нас самоубийств, сумасшедших? Позже, за чаем, спрашивал, какие болезни попадаются чаще всего в амбулатории? Когда я сказал, что туберкулеза мало, заметил: «Зато в Москве много».

Дома за чаем Л. Н. принес и дал мне английскую брошюру «Hidden Words»⁴.

— Вот о бегаизме, — сказал он. — Напыщенные слова. Посмотрите и сейчас увидите, что́ оно.

2 февраля. Перед обедом Л. Н. заглянул в амбулаторию. Спросил двух больных, что с ними и откуда они, и через две-три минуты ушел. Это он, гуляя и идя мимо, заглянул к нам. Мало больных.

В час дня приехал И. К. Дитерихс. В четверть второго вышел Л. Н. и беседовал с ним. Софья Андреевна записывала на отдельные карточки для библиотеки брошюры, которые Л. Н. выбрал, как более важные.

Софья Андреевна вспоминала журнал («Русскую мысль»?), что в год стоит 16 р. и что в нем нет ничего, а сколько хороших книг за эти деньги можно купить.

Л. Н.«Жизней замечательных людей» (по 25 коп.).

Иосиф Константинович рассказывал, что сестра¹ пишет ему из Англии, как они убиты известиями из России. Его родственники (дядя, тетя в Туле) — консерваторы, которые раньше ругали японцев, не находили им имени, говоря, что надо их уничтожить, теперь против войны, читают «Русские ведомости» и ругают правительство.

Л. Н.: Ругательства теперь общие, это заразительно, надо остерегаться...

— Читаете «Courrier Européen»? — спросил меня Л. Н. — Там статья об отделении церкви от государства в Японии. Сиогун² поддерживал буддизм, преследовал синтоизм. Когда одержал верх микадо — по синтоистской вере, наследник богов, — он стал поддерживать синтоизм и преследовать буддизм. Буддизм — глубокое нравственное учение, синтоизм — идолопоклонство. Вот это не к чести ваших японцев, — сказал Л. Н. Иосифу Константиновичу, который восхвалял японцев. — Еще там статья об исламе: об улемах³, которые соединяются в общества, чтобы противодействовать влиянию, которое производит слабый султан. От улемов можно ждать чего-нибудь, синтоизм не имеет будущности. Калиф замещает пророка! Микадо — наместник богов, у нас — мощи, царь, у католиков — папа! Как образованные люди могут терпеть все это! Мой знакомый был прав, говоря, что умереть легко, человек уходит из мира сумасшедших.

Л. Н. кратко рассказывал Иосифу Константиновичу о гурийцах, сказав при этом:

— Когда люди начинают сообща действовать, то становятся более нравственными; когда же люди становятся более религиозными, более нравственными, то соединяются к общей жизни.

Иосиф Константинович рассказывал про Куропаткина. Из Закаспийского края он выгнал всех поляков, служивших на железной дороге, евреев, у армян же отнял поставки на армию.

Еще Иосиф Константинович рассказывал про Туркестан и вообще про магометанские народы: какие они правдивые, не лгут, не клевещут друг на друга. Говорил, что какой-то его знакомый привез известие из Петербурга, что рабочих для депутации к царю будили ночью, одевали и уводили в полицию, а оттуда к царю. Царь встретил их бледный, с перекосившимся лицом, вынул бумагу, прочел речь, повернулся и ушел. Юлия Ивановна говорила, что Земский собор, по слухам, будет созван. Л. Н. ничего на все это не сказал.

Я передал Л. Н. известия об отказавшемся от военной службы Немраве⁴, которые Л. Н. очень тронули. Слов Л. Н. по этому поводу не помню, но смысл был тот, что такие личности, как Немрава, побуждаемые только внутренним убеждением, делают много добра.

Вчера, 1 февраля, вечером, Л. Н. сказал: «Иду писать воспоминания. Я решил ежедневно вечером по странице писать, хоть как-нибудь».

3 февраля. Л. Н. зашел нарочно ко мне в комнату спросить меня, как дела.

Л. Н.: Обыкновенно говорят: когда хорошо, тогда счастлив. А жить счастливо — это обязанность. Когда хорошо живешь, тогда жизнь хороша.

Приехал Хрисанф Николаевич. Говорил с Л. Н. про свое свадебное путешествие; сказал, что я отговариваю его ехать в Геную, а советую лучше поехать к словенцам и на хорватское (Адриатическое) приморье. Л. Н. одобрил мой совет.

4 февраля. «Как ваше здоровье? Как вы это скрыли инфлюэнцу?» — расспрашивал меня Л. Н. ласково и с видимым интересом.

«Courrier Européen» от 10 февраля (н. ст.) напечатано, что великий князь Владимир получает от казны шесть миллионов франков в год, и, кроме того, у него четыре миллиона своих. Еще он получает в качестве члена Государственного совета семьдесят тысяч. Все Романовы, их тридцать (не считая царя), получают шестьдесят миллионов франков.

— Это уже прикрашено. «Courrier Européen» старается все худое в России преувеличивать. Я свободен от того, чтобы досадовать на подобные сообщения, чтобы интересоваться политикой и сенсационными известиями, — сказал Л. Н., радостно улыбаясь.

Видно было, что то, что он не читает газет, действительно облегчает ему жизнь.

— Я получил паспорт (заграничный), — заявил Хрисанф Николаевич.

Л. Н.: Поезжайте, серьезно, в славянские земли. Лизанька будет против, а вы все-таки только туда поезжайте. Италия, Ривьера — все это известно. А тут новые места, сохранившийся народ, интересный. Я бы, на вашем месте, туда поехал. Я благодарен Душану Петровичу за все, но особенно за то, что он поучает нас о славянах. Нам, русским, за исключением отдельных лиц, славянофилов, для которых это специальное изучение, о славянах мало известно, и мы должны спрашивать, сколько их, какие они, где они живут, и так далее. Все, что знаю о них, это по «Краледворской рукописи», которая, как оказалось, подложная¹. Но я так и думал с самого начала: так же, как и «О полку Игореве»². Это сочинено на гомеровский, эпический лад. Мне не нравятся и «Нибелунги», они не поэтичны. Старорусские же былины очень люблю: «Добрыня», «Садко», «Микула Селянинович», «Илья Муромец»... — И он вспоминал подряд много былин, так что стали искать в зале книгу архангельских былин³, но ее там уже не оказалось.

Л. Н., который в начале разговора стоял, присел к столу и перевел разговор на Диккенса, говоря, что читает его с чрезвычайным интересом и умилением, с радостью, почти наивной, особенно те места, где Диккенс описывает детей. Рассказывал смешные подробности. Юлия Ивановна хотела было помочь ему продолжить рассказ, но он остановил ее, прося не рассказывать того, чего он еще не успел прочесть.

— Там он (Диккенс) сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо! — сказал Л. Н. — Он любит слабых и бедных и везде презирает богатых. Странно, он часто описывает воров. Воровка отбирает у девочки ее одежду, дает ей старую шляпу; надевая шляпу, девочка зацепила ею за свои кудри. Воровка берет ножницы, хочет срезать у девочки волосы, но удерживается, потому что вспоминает кудри своей дочери, когда та была маленькая⁴.

Кучер привез из Тулы огромную почту: около 12 повесток на заказные письма, больше 20 обыкновенных писем и столько же бандеролей.

— В молодости почта была мне приятна, теперь — нет, скорее боюсь, что принесет мне неприятные известия, — сказал Л. Н.

Ночью должна приехать Александра Львовна (вероятно, вместе с тетей и двоюродной сестрой), поэтому Л. Н. с Верой Александровной сговорились поехать ей навстречу, решали, сколько нужно будет саней, сколько кучеров...

Л. Н. ездил два раза им навстречу. Поезд опоздал. Приехали Т. А. Кузминская, М. А. Эрдели и Александра Львовна. Привезли известие, что Сергей Александрович убит бомбой в 3 часа пополудни в Кремле⁵. Убиты были Сергей Александрович, кучер и девочка, шедшая мимо. В здании Судебных установлений выбиты все окна.

Александра Львовна при этом рассказала про студентов, с которыми ехала, как они радовались и говорили, что это начало революции.

Л. Н. был потрясен этим известием; видно было, что он прямо физически страдал, говорил:

— Что же, после убийства Александра II лучше стало? Есть и были Треповы, которые вынюхают, засадят, перевешают участников убийства. Все: Лева, Стахович и так далее — учат, учат, а сами не умеют своих дел вести, не умеют самовар поставить, жить.

Говорили, что Лев Львович написал царю второе письмо, ждет ответа, только через месяц приедет сюда. Царь с ним согласен, и Лев Львович ждет, что его совет о Земском соборе будет иметь громадные последствия⁶.

Л. Н.: Царь со всеми согласен. Был у него Победоносцев, он сказал ему: «Я с вами согласен», после пришел Витте: «Да, я с вами согласен». Присутствующая жена (царица) говорит ему: «Как же ты согласен с ним, он ведь говорит противоположное Победоносцеву?» — «Я и с тобой согласен», — сказал царь.

Л. Н.: Его письмо к царю напускное, фразерское, противное.

Александра Львовна: Царь сказал Леве, что депутация рабочих чуть не растрогала его...

Л. Н.: Царь не должен был принимать депутацию рабочих. Да она и не имела права на это, разве ей доверил это стомиллионный народ? После нее могли прийти депутации извозчиков, потом... всех их принимать?!. Для этого есть известная форма: у царя свои <формы> управления, через них он должен узнавать волю народа. Я эти формы не одобряю, но царь-то должен придерживаться их. Когда пришла депутация к Людовику XVI, женщина, вроде нашей курсистки, надела ему фригийскую шапку на голову и велела отплясывать «Карманьолу». С трудом растолкали толпу.

Александра Львовна рассказала со смехом, как один из офицеров, командовавший отрядом, стоявшим на улице, поднял курсистку на лошадь и отколотил.

Л. Н. остановил ее, прося не рассказывать об этом, и быстро переменил разговор, видимо, ему неприятный. Был уставший, ужасно расстроенный, глаза у него блестели, как в лихорадке, и глубоко ввалились.

Наверное, никого в России это известие (об убийстве Сергея Александровича) не заставило так задуматься над судьбой страны, как Л. Н-ча.

— Ужасная вещь! — восклицал он несколько раз в разговоре с Софьей Андреевной.

5 февраля. Утром уехали Кузминская и Эрдели в Кочаки, ночью — Хрисанф. Утром вместе с Хрисанфом смотрели «Порку» Орлова¹.

Орлов: Я спросил Льва Николаевича, согласился ли бы он идти от имени крестьян в Земский собор. Ответил, что да, пошел бы². Однако убийство Сергея Александровича как подействовало на Льва Николаевича! Когда убили Гумберта³, писал, чему тут удивляться, убивают же Ивана, Сидора, к этому ведь приготовляют солдат...

Л. Н. сказал по поводу этого убийства (Сергея Александровича):

— Ужасно, хуже будет.

Т. А. Кузминская рассказывала про стачку рабочих. На Путиловском заводе было отлито 500 пушек, и нужно было что-то с ними сделать раньше, чем они остынут. Просили рабочих закончить работу. Отказались. Так что пушки нужно было снова кинуть в плавку. У Суворина семь дней не печатались газеты⁴. Водокачка сильно охранялась полицией. Хотели ее уничтожить.

Л. Н.: Тенишев здесь высказывал мнение из лагеря Трепова, что Мирский должен был накануне 9 января поставить войска на заставах, не впускать рабочих. Сделали бы это, не было бы кровопролития.

Л. Н. думает, что это интрига против Мирского.

Орлов

Л. Н.: Английское правительство такое же скверное, как наше. Вот «The Shame of Nineteenth Century. A Letter to the Times», 24 декабря 1900 by Blunt, — и Л. Н. прочитал из этого «письма» вслух, как английское правительство разорило богатую сто лет тому назад Индию, Китай, Африку⁵.

— А Тибет — какая это мерзость! — говорил Л. Н. — Тибетцы не соглашались впустить к себе иностранцев. Английское правительство послало им какую-то телеграмму. Они не отвечали. Тут оно почувствовало себя обиженным и сейчас же выслало посольство с войсками, которые убили тысячи тибетцев1* ⁶.

Кузминская: Когда пал Порт-Артур, я плакала. Тебе как было?

Л. Н.: Мне было обидно. А вижу молодых людей, которым это нипочем. Саломон говорил, что заграничные русские революционеры радуются поражениям русских войск. Он удивляется этому.

— Как же, по-твоему, не следовало сдавать Порт-Артур? — спросила Т. А. Кузминская.

Л. Н.: Я сам был военным. В наше время этого не было бы. Умереть всем, но не сдать.

Потом говорили о настроении русской интеллигенции.

Кузминская рассказывала очень хорошо. Между прочим, говорила про семейство Челышевых, тульских старосветских помещиков, про их детей, сына и дочь (16-ти и 15 лет), что они одеваются не по моде. Старшая дочь не замечает своей красоты и не заботится о ней и вообще о своей внешности. Она учит 20 детей, лечит (крестьян), по вечерам сама учится.

Л. Н. это было приятно. Он расспрашивал подробности про них.

Заговорили о военных. Кузминская говорила, что солдаты обожают Куропаткина, т. к. он очень заботится о них: два раза в день они получают горячую пищу, получают одежду, обувь. Л. Н. подтвердил, что госпитали хорошо обставлены.

Андрей Львович говорил, наоборот, что Куропаткина не любят. Кузминская ужасалась русским поражениям.

Л. Н. рассказал, что́ было в войне 1805—1807 гг., что́ во Франции 1870 г. Поражение было для Франции даже выгодным.

— Все занимаются теперь политикой, — сказал Л. Н. — Это самое легкое. Саша говорила, что Лева весь занят ею (политикой). Дома он не в духе и резок. А важно жить хорошо, правильно направлять свою жизнь, важно то, как относиться к лакею, ребенку. Соответственные формы сами вытекают из жизни (личностей).

За обедом рассказывали о попутчиках Александры Львовны — технологах, которые обсуждали убийство Сергея Александровича, говорили, что они подозрительны.

Л. Н.: Надо читать Дебогория-Мокриевича⁷, чтобы знать, как такого рода убийства осторожно и тайно подготавливают.

Потом перешел на Французскую революцию.

Утром приехал И. И. Горбунов с первой корректурой «Круга чтения». С 9 до 9.45 беседа в столовой Л. Н-ча с Иваном Ивановичем главным образом об убийстве Сергея Александровича. Иван Иванович рассказывал, что он созвал друзей поговорить о теперешних событиях, и, когда заявил им, что не заодно ни с правительством, ни с революционерами и либералами, жена первая выразила согласие с ним. На другой день он получил письмо с упреками, почему он не помогает либералам и революционерам.

Л. Н.: Я тоже получаю подобные письма, только меня причисляют к Каткову. В такие времена искушения надо соблюсти свое я. Я за бога и ни за правительство, ни за либералов. Люди пренебрегают одной вещью — своим я, которое свободно. Все делают планы, как осчастливить других, а про свое я забывают. Я живу в счастливых условиях и продолжаю именно в интересах освобождения блюсти и развивать свои мысли, которые позже, когда наступит время, будут полезны.

Л. Н. получил письмо из Москвы от Евгения Чирикова; он негодует на то, что Л. Н. сказал английскому корреспонденту, что надо совершенствовать самого себя и что «никакой свободы рабочим не надо». Он упрекает Л. Н., что ему, барину, в Ясной Поляне очень удобно совершенствовать себя, но будь он прикован к тачке, будь он в тюрьме, голодай он, тогда он почувствовал бы гнет правительства¹.

Горбунов рассказывал о предстоящем процессе Ростовцева из-за распространения сочинений Л. Н. (особенно изданий Черткова). Защитником должен быть Муравьев. Это будет первый суд гласный².

За завтраком Л. Н. читал вслух из корректур «Круга чтения». Прочел из Торо: «Торопитесь читать хорошие книги», и затем из Шопенгауэра, который ругает скверные книги³.

Л. Н.: Он мастер ругать.

— Не могу даже высказать, какой я свободный с тех пор, как я перестал читать газеты, — сказал Л. Н.

— Даже журналы не читаешь? — спросила Кузминская.

— Даже журналы. Есть Диккенс, Гюго, Эмерсон, Чаннинг.

— Но эти скучны.

— Мне не скучны, — сказал Л. Н., — меня они интересуют. А современных — Горького, Андреева — не стоит читать. У меня выписано 30 рассказов Чехова, из них есть хорошие детские — «Детвора»⁴. Один из них сильный, но грязный — «Ведьма». Напоминает Лермонтова «Тамань»2*.

УГОЛОК КАБИНЕТА ТОЛСТОГО
С ПОРТРЕТОМ ДИККЕНСА

Фотография В. Шафенберга, 1970

Музей-усадьба Ясная Поляна

«Как вчера, так сегодня Л. Н. читал Диккенса и хвалил его «Диккенс — мировой гений». «Там он сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо!», — сказал Л. Н.». — Записи от 3, 20 января и 4 февраля 1905 г.

Кузминская спросила:

— Что читать?

Л. Н.: Достоевского, у него есть шедевры — «Записки <из Мертвого дома>». Гоголь хорош.

После полудня мы гуляли с Верой Александровной. Вечером, после обеда, Л. Н. читал вслух «Душечку» Чехова, со смехом и с грустью. Два раза переставал из-за смеха и давал Ивану Ивановичу, чтобы тот читал. Конец же с трудом дочел до конца, так сжимало ему горло от грусти. Он встал, немного отошел, вытер слезы. Потом прочел свое предисловие к «Душечке». Опять был тронут до глубины души. Читая, в чем призвание женщин, чего мужчины не могут (самопожертвование), чуть не зарыдал и кончил со слезами. Кузминская одобрительно высказалась об этом свойстве женщин.

Потом Л. Н. спросил, не будет ли обидно почитателям Чехова, что он пишет про него: что он хотел высмеять женщину, но бог поэзии взял верх и он описал ее прелесть, самопожертвование⁶.

Софья Андреевна: Позволят ли наследники Маркса перепечатать «Душечку»?

Л. Н. долго не отзывался на это; только значительно позже, когда все стали расходиться, сказал Ивану Ивановичу:

— Напишите им, что я им даю свое предисловие взамен права напечатать «Душечку». Попов (корреспондент «Руси») бегал к издателям по этому поводу. Они требовали, чтобы я сам, лично, обратился к ним за разрешением; мне же это неловко⁷.

Л. Н. по утрам в 8 часов занимается гимнастикой.

С 10 до 11.30 говорили про декабристов.

Л. Н.: Декабристы были намного сильнее теперешних либералов и революционеров: имели на своей стороне войско.

Кузминская рассказывала, как газеты удручают ее мужа.

Л. Н.: А мне как легко без них. Старый я человек, привычка читать письма и газеты за утренним кофе была у меня всегда сильна. Я думал, трудно будет отвыкнуть. Решив, однако, не читать, как раньше не курить, стало даже приятно.

Потом Л. Н. спросил Кузминскую насчет гулльского инцидента. Она утверждает, что все русские, с Кладо во главе, которые дежурили в ту ночь, видели собственными глазами, что там были японские миноноски⁸. Сын Кузминской рвется на войну и отправляется с третьей эскадрой. Ее зять тоже хочет ехать.

Л. Н.: Так и следует, раз они солдаты. Но трудно теперь отыгрывать. Надо сознаться, война проиграна, и покаяться, что в нее пустились.

Л. Н. хвалил Ивану Ивановичу рассказ Наживина «В сумасшедшем доме», потом передавал ему темы 28 задуманных рассказов.

— Вот какими мечтами занимаюсь, — сказал Л. Н. — Поша мне верно говорил, что это были бы колокольчики, привлекающие внимание.

С Верой Александровной ездили в Тулу Т. А. Кузминская и М. А. Эрдели, смотрели «Порку» Орлова, а потом в кабинете Л. Н. снимки с других картин Орлова. Удивлялись некоторым лицам, где их подобрал. За «кабатчиком» для картины «Освящение кабака» он ездил в Тамбовскую губернию. Снимки с его картин «Освящение кабака» и восьми других висят в кабинете Л. Н.

— Я не знаю ни одного живописца, который бы так знал и воспроизводил русский народ, как Орлов, — сказал Л. Н.

Этот Орлов совсем серьезно говорил вчера, что он должен будет искать себе какое-нибудь место при железной дороге, чтобы прокормить семью (шестеро детей, шести — шестнадцати лет, приемыш, мать, теща, иногда и шурин с пятью детьми). Стыдно России! Третьяковская галерея перестала покупать его картины, но покупает декадентские!

Вчера вечером приехал к Л. Н. корреспондент «Matin» — француз Бурден¹. Когда он уезжал сегодня, Л. Н. сказал ему: «Dites à Pétersbourg que je suis tranquille. Je tiens avec Pascal, qui a dit: «Il y a des gens qui savent et sont tranquilles; il y a des gens qui ne savent pas, et ils sont aussi tranquilles; il y a des gens qui croient qu’ils savent, et ils bouleversent le monde»»3* ².

Корреспондент этот рассказывал, что после убийства Сергея Александровича царь отмахивается от всего и бегает от людей, как будто с ума сходит. Хоронить великого князя будут в Кремле, так как в Петербурге боятся его хоронить (от Зимнего дворца до Петропавловской крепости далеко). Владимир, Алексей, Мария Федоровна, Победоносцев, Трепов, Лопухин получили угрожающие письма.

Л. Н. пересматривал с Иваном Ивановичем корректуру «Круга чтения». Л. Н. позвал для этого случая и меня к себе в кабинет, чтобы я, присутствуя, запомнил из сказанного Иваном Ивановичем то, что Л. Н. мог бы забыть.

Уехали Т. А. Кузминская, М. А. Эрдели, И. И. Горбунов и корреспондент «Matin».

8 февраля. За ужином Л. Н.:

— Написал я письмо французу, корреспонденту «Matin», чтобы он не писал про гурийцев, чтобы не повредить им¹. Еще если бы он сам от себя писал, но он это свяжет со мною. Вот он будет в Москве на похоронах Сергея Александровича.

Софья Андреевна: Французы бывают живые, милые, а этот был какой-то деревянный. Теперь мы остались без гостей. После таких милых гостей, как эти (Татьяна Андреевна, М. А. Эрдели), грустно, их никто заменить не может.

Приехал Петр Алексеевич (Сергеенко) из Петербурга, привез письмо Льва Львовича к матери, записанное в его записную книжку. Софья Андреевна пожелала иметь его в переписанном виде. Вера Александровна взяла записную книжку и пошла его переписывать. Л. Н. ей вслед: «Не смотри, секрет!» (планы Льва Львовича).

Петр Алексеевич рассказывал, что убийство Сергея Александровича не произвело в Петербурге никакого эффекта; после 200 убитых (9 января) интерес исчерпался. Еще рассказывал про Гапона, о котором писал Файнерман Л. Н-чу, что этот человек не революционер, не баррикадист и не религиозный².

Сергеенко: Правда, что в нем нет ничего христианского. Он ведь священник, а человек легкомысленный. Когда ему было 26 лет, у него умерла жена, и в него влюбилась великая княгиня и хотела сделать архиереем. После этого его послали в монастырь в Крым.

Л. Н. опять говорил:

— Как хорошо не читать газет, скольких огорчений избегаешь! Я вчера говорил Ивану Ивановичу: «Сколько злобы и ненависти в газетах. Если бы человек мог уменьшить их, тогда бы хорошо, он сделал бы свое, а так хоть не надо их слушать, не осквернять себя». Я перестал читать газеты. Вчерашний случай побуждает меня к тому, чтобы не принимать и корреспондентов. А хорошо бы перестать читать и письма.

Л. Н. говорил П. А. Сергеенко о деле Ростовцева и Н. Н. Иванова, которое должно разбираться в этом месяце в Воронеже.

Л. Н.: Ростовцев — старик, только добра желающий. Прокурор это знает. Вчера я читал обвинительный акт. Как он подло сочинен!³ Кто же поступает подлее: те ли, которые в Петербурге стреляли в рабочих, или эти судьи, прокуроры!

Горбунов рассказывал, что забастовавшие железнодорожники Виндаво-Московской дороги заявили между прочими требованиями и то, чтобы срок работы ряда чиновников был бы сокращен с шести до пяти часов. Это передавал Л. Н. другим, как пример того, куда ведет сокращение рабочего времени, о котором крестьяне и знать не желают, исполняя в страдную пору свой осмысленный труд до изнеможения.

Л. Н. чрезвычайно вежлив, не любит беспокоить напрасно. Входя в комнату, всякий раз стучится и извиняется за беспокойство. Принимая в моей комнате шведа, извинялся, что он позволил себе позвать его ко мне. Услуги неохотно принимает. За подарок охотно одаривает, например: меня — за Холарека, Фролова — за ножик, вдову Маркса — за «Душечку».

9 февраля. За завтраком Софья Андреевна читала из газет, что их знакомый, Н. В. Теплов, убил своего пятилетнего сына, а потом себя. В письме, которое он оставил, пишет, что он занимался наукой, но что в том положении, в каком он находился, он не может служить науке, а для того, чтоб его сын не страдал (неврастенией, как отец), он убил его¹.

Л. Н.: Прямое сумасшествие! Представить себе, что он должен в науке что-то сделать и что пятилетнее дитя — неврастеническое! Надо жить естественно, неврастении не будет!

Под вечер я ездил в Бабурино. Вез меня Федор Еремычев. Я спросил его, как он познакомился с графом. Он рассказал, что 24 года тому назад его отцу машина оторвала ногу, когда он в пьяном виде шел по рельсам. Л. Н. отправил его в Тулу, платил за него в больницу², нанимал рабочих для его полевых работ, корову дал, похоронил.

— Мне тогда полтора года было, — говорил он. — Заботился о нас, как отец родной.⁴ И с графиней к нам ходили.

— На картине Н. В. Орлова «Порка» палач — дурачок. Почему это? — спросила В. А. Кузминская.

— Все они дураки, — сказал Л. Н. — А у нас учат на уроках закона божия учителя, пресса, что палачи — это люди, как следует.

Наживин писал Л. Н-чу: «Вот было бы хорошо, если бы вы составили для детей программу чтения — список лучших книг, переход от самых детских к все более и более трудным, так, чтобы все нужное для истинной жизни знание ребенок и юноша мог получить дома»³.

10 февраля.

Сергеенко: Вы не ходите гулять со Львом Николаевичем?

Я: Нет, он ведь тогда думает.

: Да, Лев Николаевич тогда создает свои сочинения. Знаете, вы — первый врач здесь, к которому Л. Н. относится дружески. Гетгофт был совсем противоположных взглядов.

За ужином Сергеенко рассказывал, что японцы стреляют по русским позициям у Мукдена из тех пушек, которые они забрали в Порт-Артуре; что они обошли русских на 300 верст к северу; что свои позиции, которые должны были брать русские, они поливали ночью водою, затем замаскировывали лед и расстреливали на нем штурмующие русские полки; что сами они почти не имеют кавалерии, русская же кавалерия среди холмов не может быть использована.

Л. Н.: Давно я говорил, что кавалерия не нужна. Штурмы немыслимы, картечью их отобьют. Нужно только немного казачества для разъездов.

Зашла речь о Диккенсе. Сергеенко спросил Л. Н.: читая его теперь, вспоминает ли он первое впечатление от него?

Л. Н.: Нет. Он для меня точно новый. В молодости я прочел его, зачитывался им, как Руссо, Шопенгауэром.

Сергеенко: Не он ли имел на вас главное влияние?

Л. Н.: Нет, Стендаль, как я уже много раз говорил.

Сергеенко: Вы были у него (Диккенса) в Англии?

Л. Н.: Не посмел, да и плохо говорил я по-английски. (Поехал я на Запад с целью узнать о воспитании.) Это теперь так: если жена не нравится, женятся на другой; если хотят узнать человека, идут к нему без стеснения. Видел я Диккенса в Большой зале, он читал о воспитании¹; я тогда разговорный английский язык мало понимал, знал его только теоретически, читая.

Потом еще с Александрой Львовной и Юлией Ивановной припоминали почти всего Диккенса, причем Л. Н. постоянно восклицал: «Как хорошо, как хорошо!»

Л. Н.: Тургенев — он часто ошибался — прочел критику на Диккенса в «Athenæum» (был такой английский литературный журнал) про описание Диккенсом сбора винограда под Mont Cervis и по этой критике судил, что он деланный, пишет манеры ради. А именно это описано хорошо. Критик так написал, и Тургенев дал себя обмануть. Колечка Ге верно сказал, что критика — рассуждение глупого об умном. Диккенс — гений, раз в сто лет родятся такие, его же критик давно забыт.

Я спросил Л. Н., не думает ли он, по совету Наживина, составить дальнейшее чтение для молодежи, продолжение его «Книг для чтения»?

Л. Н.: Да, это бы мне хотелось. Это нужнее, чем спектральные анализы. Но при составлении «Книг для чтения» я не руководствовался никакой идеей, никакими религиозными соображениями.

Сергеенко: В «Круге чтения» много о любви. А слово «любовь» выражает различное. Надо бы и различные слова, например: «предпочтение».

Л. Н.: «Предпочтение» — отношение любовей. Этого нельзя. Язык нельзя переделать. Он веками образуется. У французов для любви к богу слово «charité» — тут в сторону к милосердию.

: Нельзя «любить колбасу», у немцев для этого другое выражение.

Сергеенко показывал свою коллекцию фотографий и картин, изображающих Л. Н., и также и групп с ним. 1 500 штук². Он возмущался тем, что Суворин опубликовал портрет Л. Н., подписав: «Наш Лев Николаевич». «Это неуважение к личности Льва Николаевича. Это он сделал за 30 сребреников, чтобы продать на 1 000 экземпляров больше!»

После ужина Софья Андреевна читала вслух из газеты, что в Баку мусульмане напали на армян, сотни человек ранили³.

Л. Н.: Это кровная месть.

Л. Н. (мне): Видели ли вы книгу о назаренах?⁴ Хорошая книга. Кто это Ольховский?

Я: Бонч-Бруевич.

Софья Андреевна прочитала в газетах, что какая-то великая княгиня (имени я не расслышал) приехала на похороны Сергея Александровича.

Л. Н. ее вспомнил, говорил, что она была хорошая девица.

— Я поступил, — сказал он, — когда знакомился с ней⁵, не так, как полагалось: она подала мне руку, я пожал ее, а полагалось поцеловать руку. А я этого терпеть не могу. Теперь ей 45 лет. Она выставила свои бриллианты — им цена семь миллионов — в пользу раненых. Должна была бы продать их за полмиллиона, а деньги пожертвовать.

После обеда Л. Н. попросил меня сравнить корректуру «Круга чтения» с черновиком. Под некоторыми мыслями нет подписей, про одну из мыслей вспомнил, что она — Сенеки. Просил, чтобы я сравнил и проставил подписи.

Пока я сидел в соседней комнате за этой работой, Л. Н., Сергеенко а Юлия Ивановна разговаривали в столовой.

— Как хорошо на свете жить! — воскликнул, вздохнув, Л. Н.

— Действительно?— спросил Сергеенко.

— В самом деле, мне прекрасно.

Сергеенко вспомнил, что читал в газетах о том, сколько фазанов застрелил Вильгельм II; что он в общей сложности потратил на это год жизни.

Тут Л. Н. вставил:

— А я на лошади проездил несколько лет: с 17 лет до сих пор в среднем по три часа в день, в молодости по восемь — десять часов, выходит семь лет. И не жалею об этом. Самое лучшее. Отлично идет душевная работа.

Сергеенко: Лучше, чем пешком?

— Пешком устаешь.

— А править лошадью не отвлекает?

— Нет, на велосипеде отвлекаешься. Нынче ехал из Дёминки лесом пять верст к Козловке и к Овсянникову. Как хорошо! Но нужно было смотреть на дорогу, везде были ямы, а лошадь их боится.

Потом Л. Н. прочел письмо крестьянина о современном положении России. Просит Л. Н-ча опубликовать его вне России.

11 февраля. С утра был здесь Luis Morote, петербургский корреспондент «Heraldo di Madrid», самой распространенной мадридской либеральной газеты, член парламента. С ним переводчик из Петербурга. Мороте — благородный, располагающий к себе человек, держит себя с достоинством. У него красивое смуглое лицо с большими карими глазами. На вид ему лет 40.

За обедом Л. Н. о них:

— Я их боялся. Я думал, что наложу себе замок на рот, но они были интересны. Мне испанец симпатичен. Он член парламента. Образованный, гораздо образованней, чем многие английские корреспонденты. Я спросил его про Генри Джорджа — он знал, все читал. Назвал министра, который подал проект об обобществлении земли и который вследствие этого должен был подать в отставку. Молодцы испанцы! Есть один испанский писатель — предшественник Генри Джорджа.

Л. Н. попросил, чтобы ему выслали его сочинения4*.

— У них процветает католицизм, — говорил Л. Н. — Социализма в Испании почти что нет; в парламенте нет ни одного социалиста, а анархисты есть, в парламенте их трое, они мирные анархисты, без насилия. Они против консерватизма, католицизма, милитаризма; проповедуют крайние взгляды анархизма. Так, как у нас в России. Во время кубинской войны погибло 200 000 — это много на 20 миллионов жителей. Колоний у них теперь нет. С миром, говорящим по-испански, они в близких сношениях. Он был на Кубе во время последнего восстания и говорил против войны¹. За это на него так озлобились, что он только чудом спасся. Это было в начале войны. Испанцы — самобытный народ.

— Как досадно, что предисловие к «Кругу чтения» потеряно, — сказал Л. Н. — Не найдется ли оно у Черткова? Вот следовало бы переписывать в двух экземплярах.

В полдень уехал Сергеенко (пробыл здесь три дня); вечером — Орлов (гостивший три-четыре недели) и приехавшая сегодня баронесса Боде.

Вечером Л. Н. дал мне корректуры «Круга чтения»; в 11 часов ночи беседовал с баронессой о политике. Она говорила, что теперь Россия не удовлетворится Земским собором, а будет требовать конституцию. Тогда анархистам делать будет нечего.

Л. Н.: Анархисты будут и против конституции, но либералы останутся без дела. Я читал подлинный следственный материал по делу декабристов². Пестель был за республику. Анархисты и против республики. Matthew Arnold в своем описании путешествия по Америке пишет: «Я хвалил американцу их правительство. Американец ответил: «Наше правительство хорошо тем, что оно отсутствует (не вмешивается). У вас всякие обязательства, пережитки: король и т. д. Наши общины, округа, штаты сами собой управляют»».

— Не знаю Тёккера (Tucker). В последнем номере «Свободного слова» есть о нем³

Когда баронесса Боде уезжала, Л. Н. сказал ей:

— Говорите поменьше о политике.

12 февраля. Суббота. Холодный день. Иней. Л. Н. проехал верхом 20 верст.

За обедом Л. Н. сказал:

— Завтра Гольденвейзер отвезет корректуру «Круга чтения». Иван Иванович сам должен приехать. Я обещал ему выслать эту «неделю», хотя и не кончил еще. Хотелось бы новые «Недельные чтения» написать.

Л. Н. получил письмо из Москвы от младшего Вогюэ с вопросом, может ли он приехать? Л. Н. телеграфировал ему, что да¹. Александра Львовна спросила:

— Ты примешь его? Я его бы не приняла.

— Да, приму. Я перед его отцом виноват. Он писал мне, а я ему даже не ответил².

Приехал Илья Львович.

Илья Львович: Ночью Стессель проедет через Тулу. Какого ты мнения о Стесселе? Дурно поступил, что отдал Порт-Артур?

Л. Н.: Дурно. С военной точки зрения, нельзя так делать. Охота — глупая и дурная вещь. Из-за лисицы сломать ногу лошади — дурно, но если уже идешь на охоту, то нельзя лисицу прозевать.

— Будет революция.

— Она уже есть.

— Весной (через месяц-два) будут восстания мужиков против помещиков. Землю возьмут, помещиков вырежут.

— Этого не будет.

— Да, ясенские из уважения к тебе этого не сделают, другие же сделают.

— Нет. Мужики не станут этого делать. Поднять можно загипнотизированных фабричных рабочих (но не мужиков).

— Социалисты бьют на землю, проповедуют национализацию.

Илья Львович рассказывал, что когда он высказался на одном собрании, что желал бы, чтобы перемена совершилась мирным путем, то против него все поднялись, особенно социалисты. Говорят, что надо убить еще. 40 лиц: великих князей, Победоносцева, Трепова.

Юлия Ивановна сказала мне, что Л. Н-чу надоел «Круг чтения», что он должен его кончить к сроку — как только начнут приходить корректуры, а ему хотелось бы еще вписать свои новые дни.

Л. Н.: Lucy Mallory — спиритка, а как хорошо пишет!³ Нужно писать сжато, но так, чтобы все было высказано.

Когда приезжали гости, все рассказывали, что́ нового в Петербурге и Москве. И в письмах тоже были такие новости, о которых в другое время пишут лишь в газетах. Мне было жаль покидать вечером общество, Я часто дремал от усталости.

13 февраля. Был с Александрой Львовной в Крутом у двух больных. Как они нам были благодарны. Я чувствовал себя счастливым после сделанной работы. Оттуда поехал в Малахово к больной бабе. Из Пирогова слышен хоровод — мощные, веселые песни! По дороге домой мы два раза заблудились. Холодно, темно, но тихо; глупая лошадь все сворачивала с дороги. Дома мы нашли младшего Вогюэ.

Л. Н. уронил корректуру «Круга чтения» и никак не мог привести ее в порядок. Отдал ее Юлии Ивановне.

— Говорят, — сказала Юлия Ивановна, — что в некоторых практических делах он очень неловок. Когда у него теряется страница из работы или из корректуры, он приходит в отчаяние, не знает, что делать, волнуется и удивляется, как это другие находят. В иных же делах он, наоборот, очень практичен; например, в Крыму (во время болезни) он нашел способ, как его поднимать, держать, перекладывать с постели на кресло и т. п.

С 10.30 вечера Л. Н. был с Вогюэ. Вогюэ говорил о Дрейфусе.

Л. Н.: Я задумывался над тем, почему несправедливость по отношению к Дрейфусу волнует людей, а ужасы, совершаемые в дисциплинарных батальонах и тюрьмах, в Neuilly, возле Парижа, — нет. Их не видят, не знают о них.

Младший Вогюэ не знал ни о существовании французских дисциплинарных батальонов, ни о тех жестокостях, которые там творятся.

Л. Н.: Le catholicisme en France m’étonne. Bourget, monsieur votre père, Brunetière sont des catholiques5*.

Вогюэ объяснил, почему его отец — католик. Это оттого, что его предки были ярыми католиками, c’est de l’atavisme6*.

Потом Л. Н. говорил о борьбе французского правительства с конгрегациями и удивлялся тому, что оно поступало «contre la liberté, contre le principe de la liberté»7*. Он осуждал его образ действия.

Вогюэ рассказывал Л. Н-чу что-то о французской армии, о том, из каких слоев набираются офицеры. О том, что приверженцы Дрейфуса стояли за конгрегации; что его отец очень уважал Льва XIII.

У Л. Н. сегодня было много работы с корректурой «Круга чтения». Он спешил с нею, обещал ее сдать Ивану Ивановичу не позднее сегодняшнего дня, хотел сдержать слово, но в то же время хотелось ему написать вместо «Часовщика» и еще некоторых «чтений» новые рассказы.

Как у Толстых часто говорят про лошадей и собак, интересуются их жизнью! Л. Н. знает до тонкости нрав своей лошади, на которой ездит, и собак, которые его сопровождают. Александра Львовна тоже. Сегодня она была не в духе, т. к. Жучку искусали собаки.

автограф. Просьба исполняется только в тех случаях, когда посланы марки. Некоторые просящие автограф даже и свои письма посылают без марки. Л. Н. объяснил Вогюэ, что иногда отправка писем обходится в два рубля, посылка автографов всем обошлась бы в 100 р. Этих денег хватит бедной семье на год жизни.

14 февраля. За обедом Вогюэ, Л. Н., Александра Львовна, Юлия Ивановна.

Л. Н. рассказывал:

— Ехал я на лошади. Ничего не видел, слышу визг, потом хрипение Жучки: напала на нее собака. Повернул к ней, но уже один добрый человек освободил ее. Она бежала, голова в крови, вся искусанная, на трех ногах. Белка — рядом с ней, голова в голову, и так все время, до самого дома, словно сочувствовала ей.

Александра Львовна: Душан Петрович удивляется, что у нас много о животных говорят. Теперь опять.

Л. Н. прочел изречение Шопенгауэра, помещенное в «Круге чтения»: «Думать, что животные не чувствуют, и не сочувствовать им — важнейший признак варварства»¹.

Л. Н. разговаривал с Вогюэ по-французски. Вогюэ, перебивая Л. Н., задавал ему разные незначительные вопросы. Говорили о Тургеневе, Достоевском (знакомых его отца), о Киселеве (после́ в Париже в 50—60-х гг.). Вогюэ говорил, что Тургенева трудно переводить на французский язык. Льва Николаевича легче, и спросил:

— А как с французского на русский?

Л. Н.: С французского на русский трудно, с немецкого легче.

Л. Н. жаловался на трудности с корректурой.

Л. Н.: Я делаю маленькие и большие усилия не сердиться. Иван Иванович обещал заняться корректурой «Круга чтения», Павел Александрович тоже, а корректура самая скверная — полна ошибок, местами непонятна, надо сличать с черновиком, подыскивать, так как даже дни перепутаны. Совсем устал. Много марал.

Л. Н.: «Божеское и человеческое» потерялось. Чертков его не получил².

Юлия Ивановна: Отсылал его Павел Александрович.

Л. Н.: Предисловие к «Кругу чтения» потерялось.

Александра Львовна: Что же, копии нет?

— Нет.

— Так у Черткова должна быть.

— Предисловия не так жаль.

Вогюэ: Вы любите Шопенгауэра?

Л. Н.: Да.

Вогюэ (Юлии Ивановне и Александре Львовне после черного кофе): А, вы в волан играете, я это очень люблю.

Александра Львовна плохо видела, пошла за очками.

Л. Н. (Вогюэ): Remplacez-la... 8* В волан играть — надо быть не эгоистом, хорошо подавать.

Видя усталый вид Л. Н-ча, я спросил его, как он себя чувствует.

Л. Н.: Чувствую себя усталым, дурное расположение духа, усталость, сонливость. Работа не идет, а ее много. Потому и сержусь. (Намек на то, что говорил только что об Иване Ивановиче и Буланже.)

Странно слышать англичан, австралийцев, французов, шведов, разговаривающих с Л. Н. по-русски. Как мир движется! 50 лет тому назад для французов существовал один город (Париж) и одна нация (своя). Немцы их копируют со времен Бисмарка.

Выйдя из своего кабинета, Л. Н. прошелся по зале, поиграл в волан. Потом сел за круглый стол. Вогюэ подсел к нему. Заговорили о Золя.

Л. Н.: Я читал «Germinal», «La Terre», а больше не читал. Boyer мне больше нравился, чем Legras³.

Каким-то образом перешли к вопросу о гонорарах. Бурже получает за роман 30 000 франков от журнала, а кроме того еще от издателя книги.

Л. Н.: Тургенев, Достоевский получали 100 рублей за лист.

Вечером, от 9.30 до 11, за чаем, разговор по-французски (изредка Л. Н. по-русски).

Л. Н.: Правда ли, что офицеры получают по 200 франков?

Вогюэ: В провинции так — 240, в Париже — свыше 300. На это можно жить... но трудно. Капитаном можно стать лишь через десять лет.

Не знаю, в какой связи, Вогюэ начал рассказывать, сколько он получает в месяц от отца.

Л. Н. ему сказал:

— Кант говорит, что есть только одно настоящее наслаждение — отдых после труда (прогулка или музыка); блага, получаемые за деньги, — это не настоящее наслаждение⁴.

Вогюэ

Л. Н. ответил ему, что богатство не нужно. На что Вогюэ сказал:

— Автомобили, путешествия — ведь это полезно.

Л. Н.: Чтобы проводить время не скучая. Я, слава богу, живу в деревне. В большом городе не стал бы жить.

— Cela enlise9*.

— Меня бы тоже enliserait10*. В большом городе деньги потеряли цену. Мы с Тургеневым обедали у Дюссо, счет — 12 рублей. На эти деньги в деревне купишь корову, молодую лошадь. Я заплатил Растопчину 25 рублей за Лидию (кличка лошади). «Le sou — est le travail des autres»11*.

Л. Н.: Памятник Виктору Гюго поставили?

— Нет. Роден над ним работает.

— Не будет голым?⁵ Шаляпин фотографирует свои голые руки.

Говорили о Мопассане.

Л. Н.: «Une vie», я думаю, автобиографическое⁶.

Вогюэ: Почему вы думаете?

— Очень сердечно описано.

— Это его отец и мать. Он мать нежно любил. Отец был невоздержанный, как он.

— У вас есть знаменитый портретист Bonnat.

— Он писал портрет моего отца, Ренана и... Какого вы мнения о Puvis de Chavannes?

— Искусственен. L’Hermitte и Jules Breton — это здоровая реакция. Будь они русские, они не удивляли бы; но во Франции они удивляют, поражают. Только они хорошие художники, остальные ничтожны. Во Франции, где Париж так развращает, они изображают крестьянскую жизнь... Millet изобразил самое простое — как копают картофель, и это навсегда останется искусством⁷.

Раньше Л. Н. обратился ко мне:

— Хэйг мне написал и прислал свои книги, а также одну другого автора. Пишет мне, что его теория и вегетарианство распространяются в Англии⁸ на моей памяти, 20 лет тому назад. Как на него все нападали: говорили, что человек сотворен не травоядным, а мясоядным; такие уж у него зубы, кишки. Теперь бросили это; даже врачи, как Хэйг, доказывают естественность питания без мяса. Я говорю, что есть три зла на свете: алкоголь, мясо, никотин.

Л. Н.: Работается хорошо днем, после сна. Ночью после целого дня нельзя так ясно мыслить. Во время работы один творит, другой критикует, а при работе ночью — критик спит. Я вполне согласен с Руссо, что лучшие мысли приходят ночью, когда человек после сна просыпается, утром и во время прогулок. У мысли есть зенит. Иногда схватишь ее, когда она только что выступает, — тогда она не будет так сильна, ясна, как в зените; иногда — когда она уже миновала зенит и слабеет (Л. Н. не говорил: «миновала», «слабеет», это не буквально его слова)12*.

Вогюэ: Вы никогда ничего не писали ночью?

Л. Н. (подумавши немного): Ночью я писал план «Власти тьмы». Можно определить, какие книги написаны ночью. Диккенс и Руссо писали днем, Достоевский — ночью (в его романах в первых главах уже сказана вся суть, дальше — только размазывание, повторение), Байрон писал ночью. Шиллер, когда писал, выпивал полбутылки шампанского и мочил ноги в холодной воде — и в произведениях это чувствуется. В них есть преувеличения.

Вогюэ: Курение вредно? Каким образом?

Л. Н.: Ослабляет мышление и делает неясным выражение.

Вогюэ: Мой отец, когда пишет ночью, с десяти до четырех курит русские папиросы одну за другой, не переставая.

Л. Н.: Так, пожалуйста, передайте ему от меня, что этого не следует делать и чтобы он бросил курение.

Когда я хотел налить Л. Н. четвертую чашку чаю, он сказал:

ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, 1905

Фотография А. М. Бодянского

— Нет, чай за разговором — вроде курения. — И, обращаясь ко мне: — Как вы развратились у нас!

Л. Н.: Вегетарианских столовых много в Париже?

Вогюэ: Есть, но немного. Я знал одного русского вегетарианца, Владимира Соловьева: бледный, высокий.

Л. Н.: Но он рыбу ел, не был вегетарьянцем...

Заговорили о стихах.

— Я вообще не люблю стихов, — сказал Л. Н. — Стихи должны быть очень хороши. Нельзя в них чувствовать la facture13*, подыскивание рифм... Тютчев, Пушкин, Лермонтов — одинаково большие поэты. У Пушкина слабы его большие вещи (Л. Н. назвал две, но я не запомнил), «Онегин» — хорошо, небольшие стихи — хорошо. У Лермонтова «Демон» — слабо. Потом падение: Фет, Майков, Полонский, Апухтин, потом декаденты.

Вогюэ расспрашивал Л. Н-ча о различных французских писателях...

— Доде вы любите?

Л. Н. отрицательно покачал головой.

Вогюэ: Кто был у вас из французских знаменитостей-писателей?

Л. Н.: Никто, если не считать Деруледа⁹.

Л. Н.: У Анатоля Франса есть хорошие вещи. Но с его материализмом и социализмом я не согласен. «Crainquebille» — вы знаете?

Вогюэ: Да.

Вогюэ спросил Л. Н. о Ренане, хвалил его стиль.

Л. Н.: Стиль — да, но он в своих взглядах отвратителен, affreux, immoral... 14* (Л. Н-чу не хватило французских выражений, раза два он не мог вспомнить и перешел на русский язык.) Он играет святыми для человека чувствами, священными вещами, говорит: «Tout est possible, même Dieux»15*. Иисус для него — «le charmant docteur»16*. «Шутку сыграл с нами тот, кто послал нас в жизнь, будем жить так, чтобы было как можно менее заметно, что мы dupés»17*. Его «L’Abbessede Jouarre» — отвратительна¹⁰. Аристократ и девушка-аббатиса заключены вместе в тюрьму; в ночь перед казнью они отдаются любви. Это мышь, попавшаяся в мышеловку, может жрать сыр. Вольтер нравственнее Ренана. Диккенс особенный, выдающийся.

Сравнивая его с Гюго, Л. Н. отдавал ему предпочтение. Начал сравнивать, но тут Вогюэ его перебил. Через некоторое время я спросил его об этом.

Л. Н.: Гюго отталкивает пафосом. Диккенс форсирует юмор, что, конечно, является недостатком, ошибкой; когда он в ударе, выходит великолепно, когда же принуждает себя к юмору — целые главы получаются вялые.

Вогюэ стал спрашивать Л. Н., какую жизнь он вел в молодости, светскую? Когда начал работать?

Л. Н.: С 18-ти лет до 24-х была игра в карты, охота... а перед женитьбой... — Л. Н. отвечал по-французски сдержанно, вяло, словно с неохотой, может быть, потому, что слишком молодой, несерьезный человек его спрашивал.

Л. Н.: Вчера должен был приехать наш друг-музыкант (Гольденвейзер); я даже рад, что он не приехал. Музыка меня волнует: слезы; сердце сжимается. Другие искусства: поэзия, скульптура, живопись — не так.

15 февраля. Вернувшись в половине первого домой, я увидал стоящих перед домом крестьян. Они дожидались Л. Н. Слепой мужик лет 50-ти подал мне записку (что он погорелец) для передачи графу. Я позвал его к себе погреться, пока выйдет Л. Н. В четверть третьего Л. Н. пришел за ним ко мне. Дал ему денег. Это был умный мужик, как часто бывают слепые. Спрашивал меня, что слышно о войне. Жаловался на нужду: одну десятину, мол, обрабатывает, хлеба не хватает. Было бы три десятины, и продавать могли бы. Жаловался на общину, что если богатый человек не даст, так и взять негде. Я сказал ему, что взять ему негде потому, что к земле приступу нет.

— Как это отнять землю у господ? — говорил он. — Некоторые отдают с удовольствием, вот как граф, он за ней не гонится, бери. Сергея Александровича убили из-за денег. Московский комитет собрал шесть, миллионов, а он послал четыре. Морозов послал четыре вагона одеял для больных, а он позволил себе продавать их на вокзале. Вот за что на него негодовали. Через это самое голову ему и сшибли.

Как русские крестьяне хорошо знают о том, что делается. За завтраком Л. Н.:

— Уехал француз (Вогюэ-сын). Пример того, как аристократия слабеет. Но он вообще неумный... Вогюэ-отец стал писать романы, но, кажется мне, они у него неудачные¹.

Я: Он попал в Академию за то, что написал «Le roman russe»², осветил французам новый мир, русскую литературу. Ему посчастливилось стать членом Академии.

Л. Н.

— Работа медленно идет. Хоть бы статью кончить³, — говорил затем Л. Н. — В старости не то, что слабеет ум, этого я не скажу; сам наблюдаю — ум сильнее, есть опыт, но промежутки слабости чаще наступают. В молодости раз в два месяца, теперь же через день. Вечером уже не могу умственно работать, разве в виде исключения.

— Не включите ли вы в свою работу, — спросил я, — к цитате из Макиавелли⁴ цитаты из Победоносцева, чтобы показать, какие идеи управляют Россией.

— Нет... Из цитаты из Макиавелли видно, что правители не могут быть добрыми, как принято их считать. Он объявляет войну, его именем казнят. Как же ему быть добрым!

Вчера вечером Л. Н. рассказывал еще о молодом Вогюэ, как тот удивлялся, что Л. Н. не бывает при дворе и не верит в божественность Христа.

— Совсем «дикий парижанин», нечитающий. Хотят его женить, ищут для него невесту с приданым. Бог знает, как он распутно жил, а жениться хочет на девушке, воспитанной в монастыре. Говорил мне, что он идеалист, что денег не жалеет, что презирает «compter les sous»18*. Знаком со всеми послами.

16 февраля. Приехали из Москвы Софья Андреевна и Ф. А. Страхов. Вчера первые два случая оспы в Ясной Поляне.

Л. Н.: (к Федору Алексеевичу): Вы не волнуетесь? Современные события не волнуют вас?

Страхов: Нет, я не поддаюсь течению.

Л. Н.: В такое время надо сохранять <спокойствие>. Мой шурин¹, консерватор, который в остзейских провинциях как прокурор привлекал к ответственности пасторов, венчавших перешедших в православие (обманутых), и их лишали за это места, ссылали, — вот такой теперь стал либералом. Своего ничего нет, плывет по течению.

Страхов тоже вспомнил о ком-то, кто плывет по течению.

Сегодня обвенчались Х. Н. Абрикосов с Н. Л. Оболенской. Вспоминали о них после ужина.

Софья Андреевна: Попался бедный Хрисанф!

: Да и Наташа попалась.

Софья Андреевна: Да, попались оба.

Л. Н. (позже): Жаль их. А стареть хорошо. Да и ваши средние годы хороши. Жизнь — поступок. Воспоминания милы, потому что это я, как резина, растянутая и стянутая. Сам себе строишь жизнь.

Вера Александровна: Как могут быть воспоминания детства хороши, если ты была тогда такая глупая?

Л. Н.: Напротив, умная. С твоим братом Мишей, когда он был мал, мы философствовали, и он довольно хорошо понимал; теперь ему 30 лет, и он не понимает, ему мешают лишние знания.

Л. Н.: Еврей служит в армии, тяжело ему, хотел бы отказаться. Спрашивает меня, что ему делать? Что же ему ответить? — Л. Н. говорил это с участием в голосе. — Что ему посоветовать? Дело важное. Хочу ему ответить².

Немного погодя Л. Н. сказал:

— Скоро наступит время, когда я никому не буду отвечать. Нет смысла. Спрашивают совета. На это <есть> шутка: «Советов спрашивают для того, чтобы им не следовать».

Страхов: Моя жена говорит: «Слава богу, что молодость прошла, ничего в ней хорошего нет».

Л. Н.: Это женское отношение к слову. Женщины — хотя тут их две, скажу при них — нечестно относятся к слову. Говорят то, чему не верят и чего не думают, они охотно руководятся чувством; мужчина говорит то, что велит разум. «Говори лишь тогда, когда говорить лучше, чем молчать», — это в «Круге чтения»³.

Ф. А. Страхов передавал непроверенные слухи: во-первых, будто Горького в тюрьме застрелил жандарм, получивший от него оплеуху за скверное обращение с арестантом; во-вторых, будто убийцу Сергея Александровича его товарищам удалось освободить. Пришли за ним переодетые жандармами. Еще он рассказывал, что в Петербурге на случай смены правительства был составлен список новых министров: Горький — просвещения⁴.

Страхов рассказывал, что Андреев, Чириков и другие арестованы. Андреев своим «Красным смехом» еще до напечатания (читая его) заработал 7000 р.

Л. Н. сказал о нем («Красном смехе»), что он хорош и нужно его распространять.

Л. Н.: Что вы из его (Андреева) жизни знаете? Я ему писал, что в теперешнее время не могу с ним увидеться. Его брат привез книгу и дожидался здесь — с ножом к горлу — <я> должен был просмотреть⁵.

Федор Алексеевич: Могу ли быть вам полезным при «Круге чтения»?

— Да, проредактируйте его. Знаю, что вы это хорошо сделаете.

Написать Фр. Тупому в Соединенные Штаты и послать «Крейцерову сонату» в пяти экземплярах.

17 февраля. Утром приехала Софья Николаевна.

Я сегодня в амбулатории не сердился, были мною довольны и больные, и я сам. В четверть четвертого я отправился в Засеку к больному ребенку телеграфиста; назад я приехал с Л. Н., который, услышав, что я там, подождал меня. По дороге Л. Н. спрашивал меня про больного; пожалел, что старый лес с южной стороны просеки весь в одном месте вырубают; поручил мне ответить на немецкое письмо из Америки (сказал мне весь текст по-немецки)¹, любовался лошадью (Гордым), на которой мы ехали, и разговаривал о ней с Адрианом. День ясный, тихий — около пяти градусов мороза. Когда мы приехали домой, Л. Н. удивился, что я был в одном пальто; не укорял меня, но видно было, что его обеспокоило мое легкомыслие.

Обед: праздничное настроение. Александра Львовна рассказывала о вчерашней свадьбе Абрикосовых:

— Церковь полна народу. Дома девки пироговские величали Наташу до хрипоты в голосе. Кучера и лошади все в лентах. Молодые покатили в Геную. Хрисанф Николаевич был в старом костюме и не в крахмальной рубашке. В церкви во время церемонии они даже смеялись, не могли удержаться.

Александра Львовна спрашивала меня об оспе, как она начинается. У нее пузырьки на языке; боится, что это начало.

— Да, у тебя, наверное, оспа, — шутя сказал Л. Н.

Александра Львовна читала в «Холодном доме» Диккенса, как девушка заболела оспой и осталась рябой².

Все они (Вера Александровна, Софья Андреевна) боятся оспы; спрашивали меня, не сделать ли прививку оспы. Л. Н. решительно отсоветовал, сказав: «Глупости».

После ужина Л. Н. диктовал перевод из Карпентера о медицине³. Говорил:

— Есть два способа борьбы с болезнями. Один — в том, чтобы закалять себя, чтобы болезнь не пристала (гигиенический образ жизни); другой — в том, чтобы, заболев, лечить болезнь. Теперешняя медицина это последнее и делает, как раз это и выдвинула на первый план. Первый способ медленный, но более существенный.

Страхов, который сегодня правил первую корректуру «Круга чтения», говорил Л. Н. о некоторых местах из Шопенгауэра, которые он находит сомнительными: например, что характер человека неизменен; в действительности, под влиянием учения Христа человек изменяется. Л. Н. посоветовал выпустить три строчки (две мысли Шопенгауэра)⁴. Потом Страхов говорил, что в «Круге чтения» после евангельской цитаты — «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», — следует: «Нужно любить только бога и ненавидеть только себя».

Л. Н.: Лучше выпустить первое (любить только бога), чем то, что надо себя ненавидеть; это слова Паскаля⁵...

Софья Андреевна: Я себя так ненавижу.

— Зеленовский им зачитывается, прямо оторваться от него не может; как охотно читают его сектанты! Сестра во всем Петербурге нашла один экземпляр, его я дал Зеленовскому.

Л. Н.: Удивительно, как такие произведения, как Хельчицкого, Лабоэти, «Учение 12-ти апостолов», остаются незамеченными... Что глубже в борозду зарыто, того долго не замечают. (К Софье Николаевне): Знаешь, кто был Хельчицкий? — Рассказал вкратце.

— Книга Лабоэти появилась после Варфоломеевской ночи, — рассказывал Л. Н. — Критики смотрели на нее как на упражнение в красноречии; считали его софистом, который не верит и пишет без глубокого убеждения. Французы не знают Лабоэти. Вогюэ я о нем даже и не спрашивал — наверное, не знает. Монтень написал некролог Лабоэти, он высоко ставил его дарование. Лабоэти был судьей, умер в молодом возрасте.

Под вечер Л. Н. сказал:

— Хорошие книги, талантливо написанные, авторам которых было что сказать, начиная с «Горя от ума» и до настоящего времени, цензура не пропускала, и они стали тем более известными, тем больше их читали.

Господам Амфитеатровым нечего возмущаться цензурой (их запрещенных книг все равно читать не будут).

Страхов говорил о ходатайстве немцев за Горького и о том, что его выпустили на поруки (10 000 р. собрали писатели)⁶.

Л. Н.: Почему немцам Горький так нравится? Не понимаю, отчего такое заблуждение.

Страхов: Потому что он в России считается лучшим писателем, вот они его и распространяют.

Л. Н.: Немцы пишут блестяще, цитируют старых авторов, но нового им сказать нечего.

Л. Н. процитировал Страхову слова Бисмарка⁷ и сказал:

— Никогда я не писал о том типе людей, к которым принадлежит Бисмарк. Он был безнравственный, страстный, сильный. Таким был и Бэкон, который был, кроме того, и лживым. Некрасов, Б. <?> были прямые, Федор Толстой-Американец — этот к старости так молился, что колени и руки себе ободрал.

Страхов спросил:

— А Наполеон — нет?

Л. Н.: Где же, у него пульс был 40. Наполеон принадлежал к разряду людей, как Мольтке, — холодный, расчетливый. Он (Наполеон) взял одно равенство и думал, что все христианство, это — égalité на пушках.

ère)20*.

18 февраля. Приехали И. И. Горбунов и С. Д. Николаев. Они рассказывали, что в Гурию послано войско, что в Москве полиция хочет устроить шествие к месту убийства Сергея Александровича и вербует для этого своих людей. Можно опасаться, что студенты будут манифестировать против и что полиция натравит на них этих людей.

Вечером Л. Н. читал свою длинную статью «Единое на потребу». Ему нездоровилось, сначала читал с чувством, потом все больше и больше спешил и стал читать монотонно. Места, где он обличает царей за их преступную жизнь, читал тише и быстрей. Софья Андреевна ему во время чтения и по окончании напомнила, чтобы смягчил выражения о царях¹.

В «Courrier Européen» 24 февраля (н. ст.) статья Л. Н. о значении отказов от военной службы, о гурийцах и о ренегатстве².

Семья Толстых почти никогда не бывает одна. Они привыкли говорить при чужих все, т. е. говорить между собой о таких вещах, о которых можно говорить и при чужих. Они не прячутся... Какая деликатность в отношении гостей к семье и семьи к гостям господствует в Ясной! Нет почти никакой искусственности, жеманности. Приветливость в той мере, в какой она естественна либо неизбежно нужна с обременительными гостями.

19 февраля. Еще только один месяц остается мне пробыть здесь¹. Как эти два месяца быстро пробежали! Раньше я позволял себе поощрять славян, например Галека, Масарика, чтобы они посещали Толстого; теперь я их отговариваю от этого. Л. Н. трудно с посетителями; он должен утруждать себя беседой с ними, тратить время, которого у него так мало для нужной ему работы.

Приехала Варвара Валерьяновна. По поручению Л. Н. я передал ей его предисловие к чеховской «Душечке» и взял у нее статью по поводу телеграммы², которую Л. Н. ей тоже, наверное, сам дал.

За завтраком Вера Александровна и М. А. Шмидт говорили о том, как Л. Н. доволен, что Страхов ему помогает; хорошо бы, если бы подольше остался.

За обедом: Софья Андреевна, Варвара Валерьяновна, Вера Александровна, Александра Львовна, Юлия Ивановна, Иосиф Константинович, Федор Алексеевич.

Л. Н.: Меня в Севастополе поражало, как могут старые, седые люди этим делом (войной) заниматься. Когда я туда приехал, я стал искать начальника артиллерии, чтобы явиться к нему... Мне его показали. Он сидел грустный, с обвислыми усами, на бревнах. Это был преемник Меншикова (который проиграл сражение на р. Альма) — Кишинский³: «Зачем вы сюда приехали?» — спросил он меня.

Юлия Ивановна рассказала, что японцы у Телина обошли русских, разрушили мост и на несколько верст железную дорогу.

Иосиф Константинович рассказал, что его брат, который служит в штабе, в начале войны был убежден, что русские побьют японцев и что надо наступать; теперь же пишет, что нельзя ни атаковать японцев, ни защищаться от них.

Софья Андреевна: Говорят, Куропаткин ищет смерти, не хочет возвращаться в Россию. Почему не сознается, что нельзя выиграть войну?

Иосиф Константинович«А может быть, японцы сделают какую-нибудь ошибку?»

Л. Н.: Играет кто-нибудь из вас в шахматы? Я иногда играю с Гольденвейзером. Он все время во всю силу, я — небрежно, иногда даже умственно отдыхаю и думаю: «Вот он ослабеет (перестанет внимательно следить)», а он все с той же внимательностью, расчетливостью, точностью. Так и японцы — точно, обдуманно, а наши — кое-как.

Иосиф Константинович: Если бы наших вел Бисмарк!

Софья Андреевна: Мольтке.

Л. Н.: Да, Мольтке.

Софья Андреевна: А он (Куропаткин) любит семью. Не хотелось ему на войну.

Раньше Л. Н. вспомнил сказку Салтыкова о двух генералах на острове и рассказал ее содержание⁴.

Ф. А. Страхов передал содержание рассказа Салтыкова «Рождественская сказка». Мальчик слышит в церкви проповедь священника о том, что надо жить по правде, и под влиянием ее хочет так и жить. Но все окружающие, в том числе и тот самый священник, который говорил проповедь, внушают ему, что это только так проповедуется в церквах, а на самом деле жить по правде невозможно. Мальчик от сильного потрясения заболевает и умирает⁵.

Потом говорили про Андрея Львовича.

— Он во всем искренний,— сказала о нем пополудни Варвара Валерьяновна. — Я его люблю, и все, и Лев Николаевич.

Говорили, что офицерский экзамен в Петербурге обойдется ему в 3 000 р., что там взяточничество. Принуждают брать страшно дорогие частные уроки, после чего «с гарантией» сдают экзамен.

Л. Н. не принимал участия в разговоре, а только грустно улыбался.

Зашла речь о вел. кн. Константине Константиновиче, которого считают либералом и даже революционером. Когда его кто-то (Миронов) попросил о ходатайстве, он ответил, что это могло бы только повредить ходатаю. Константин Константинович — президент Академии наук, но он без дарований, необразованный. Страхов вспоминал, что писал Драгомирову и получил ответ. Оригинал пропал при обыске у Дунаева. Копия есть.

Л. Н. сказал, что у него есть письмо от Победоносцева:

— После убийства Александра Николаевича я писал Александру Александровичу, чтобы он не казнил убийц, чтобы не начинал царствования казнями. Сергей Александрович, в то время 25-летний молодой человек, взялся передать письмо Александру Александровичу. Я не мог понять, как это произошло, что он (Победоносцев) ему его не передал прямо.

Позже Победоносцев писал Л. Н-чу, что он не отдаст письма царю, что его (Победоносцева) Христос — Христос силы и истины, а не слабости⁶.

Л. Н.: Сегодня я получил письмо от Эйленштейна и прошу Душана Петровича ответить ему, где я писал о Генри Джордже⁷

С семи до половины десятого Л. Н. проверял со Страховым его поправки в «Круге чтения». Привезли большую почту из Тулы, много рукописей, книг, журналов, писем. Л. Н. роздал: Вере Александровне прочитать французские стихи; Иосифу Константиновичу — восточное, Александре Львовне — экономическое, Софье Андреевне — то, что ее интересует; кое-что — мне. Некоторые рукописи передал Юлии Ивановне, чтобы их вернула и ответила, что ему некогда их читать.

— «Simplicissimus» отвратителен — одна кровь. Стасов мне прислал французскую книгу о Екатерине⁸. Будь я восемь человек, я прочел бы ее, но я одна восьмая человека, — сказал Л. Н. Александре Львовне.

Л. Н. был в хорошем настроении. Когда Александра Львовна и Вера Александровна играли на гитарах, ударял в такт рукой об руку и даже подошел посмотреть, как я плясал казачка.

Л. Н. попросил Иосифа Константиновича прочесть кавказские сказки, повести.

Л. Н. получил письмо на немецком от молодого японца, который изучал философию и ходил в православную церковь. Пишет, что он не может верить в олицетворенного бога и в воскресение. Спрашивает, можно ли, не веря в это, быть христианином? Он читал «Одумайтесь!» и сам против войны. Однако, когда он проповедует свои взгляды, на него нападают, говоря, что японцы должны защищаться, иначе русские раздавят Японию.

Л. Н.: Пишет с японскими витиеватостями, тонкостями, комплиментами⁹.

20 февраля. Воскресенье. Приехавший утром А. Б. Гольденвейзер сообщил слух, будто царь провозгласил что-то вроде конституции¹. Л. Н. встал раньше обыкновенного, гулял, когда еще не было 9 часов. За чаем исправлял со Страховым для «Круга чтения» цитату из Лихтенберга, которая была переведена очень плохо. Продиктовал свой перевод². Страхов спросил его, кто переводил Руссо? Л. Н. ответил, что Руссо он сам переводил с оригинала³.

За обедом было одновременно много разговоров. Я ни одной связной фразы не уловил из того, что говорили между собой Л. Н. со Страховым.

Шкарван мне пишет, что у него умерла мать. Я сообщил о ее смерти Л. Н-чу, рассказал, что она понимала сына, не мешала ему отказаться от воинской повинности.

Л. Н.: Да... да... она была у Чертковых, ее знали Чертковы, она знакома была с Чертковым. Ее полюбили⁴.

Л. Н. посоветовал Варваре Валерьяновне прочесть и перевести «The New Book of Kings», где разбираются один за другим английские короли. Про Викторию сказано, что ее заслуга в том, что она не вмешивалась в государственные дела. Об Эдуарде ничего. Книга издана в год его коронации.

Иосиф Константинович: Эдуард, когда был наследником, был страшный пьяница и распутник; теперь, став королем, или действительно изменился, или только делает вид, что изменился.

Л. Н. рассказал из Шекспира о Генрихе V и его друге Фальстафе; как они вместе кутили и обворовывали купцов, пока он был принцем. Когда же он стал королем и Фальстаф пришел к нему, он не хотел с ним знаться⁵. Англичанам такая нравственность нравится. «В молодости пусть бесится, а после женитьбы надо быть солидным». Шекспира критики хвалили за его злые пьесы и этим открыли двери другим драматургам.

Л. Н.: Это они, как англичане. Удивительно, с какой тупостью англичане верят в букву. Да, они, молокане, закоснелые.

Семилетний Сережа играл в волан с Юлией Ивановной, подпрыгивал. Л. Н. с улыбкой наблюдал за ним, смеялся, глядя на его радостную игру.

— У него больше силы, чем у нас, — сказал он Иосифу Константиновичу, — если ему нужно сделать движение, он сначала раза три подпрыгнет. В этом — сила.

У Александры Львовны насморк, глаза кажутся выпученными.

Л. Н. (): Теперь ты стала похожа на портрет Софьи Андреевны21*. (К Гольденвейзеру): Сыграем в шахматы? Вы играете, как японцы: обдуманно, шаг за шагом, а я — спустя рукава.

Как у Чертковых и Толстых нет подобострастия! Надо и мне быть таким со всеми людьми: и с низшим — простым, неизбалованным, и с высшим — тоже простым, не приниженным.

«Русское слово», 20 февраля. Фельетон Дорошевича. «К Толстому обращаются с вопросами: «Что он думает о войне? Что он думает о той или другой форме правления? Что он думает о тех или других способах борьбы?»»¹

Л. Н. хочет написать в «Недельные чтения» два рассказа.

Л. Н.: Сорелю, историку, который не был ни за, ни против Дрейфуса, отравили жизнь.

Вечером были блины. Л. Н. сказал, что на старости лет приходит к заключению, что есть надо медленно, хорошо жевать, не торопиться, как маленький Сережа (сын Варвары Валерьяновны).

— «Почему ты так быстро ешь?» — спросила его мать. — «Если бы я ел медленно, мне бы блинов не осталось, другие бы все съели».

Страхов говорил о фельетоне Дорошевича в «Русском слове» от 20 февраля, хвалил, что он хорошо написан и что в нем сказано и то, что Толстого в России не знают. Страхов рассказал, что, когда он давал своей племяннице читать новые сочинения Л. Н., она неохотно читала их. Когда же она приехала в Дрезден и там узнали, что она русская, ее стали расспрашивать, что пишет Толстой. Ей стало стыдно, накупила (там можно получить) все новые сочинения Л. Н. и начала читать их и зачитывалась ими.

Л. Н. рассказал об Олсуфьеве, гусаре, который, будучи в Италии, удивлялся, что там интересуются Толстым. Он сам рассказал об этом Л. Н.

Л. Н.: Дорошевич — несомненный талант. Его следовало бы избрать в Академию прежде Боборыкина и прежде Арсеньева (критика, сотрудника «Вестника Европы»)².

Страхов

Л. Н.: Фу, как можно! Когда я читаю рассказ или критику, я всегда спрашиваю: «Что за человек ты, который пишешь? Что ты можешь дать мне?» Амфитеатров — дерзкий. Я у него ничего не нашел.

Страхов: У него есть и хорошие рассказы.

И он рассказал их содержание.

— Каковы причины такого частого воспаления слепой кишки? Прежде не замечали, чтобы так распространялась эта болезнь. Король Эдуард, Орлов, Мария Маклакова, Коля.

Я ответил, что эта болезнь приписывается обжорству, избытку мяса.

Л. Н. хвалил Хэйга и говорил, что тот радуется распространению вегетарианства.

После чая Л. Н. попросил Александра Борисовича сыграть что-нибудь. Он сыграл пять вещей Шопена и одну Аренского. Л. Н. хвалил и был, видимо, растроган, взволнован; пересаживался с места на место, потом попросил еще сыграть, и Александр Борисович сыграл (по просьбе Страхова) кое-что из декадентской музыки, а затем одну вещь Аренского и одну Шопена.

— Напрасно мало ценят Рубинштейна; он был последний из крупных композиторов; в нем есть и старое и новое. После него пошло декадентство. Когда Танеев играл свои композиции, я ничего не понимал — что это такое? Моцарт швыряет жемчугами, то есть его композиции полны прекрасных <мелодий>... В сонатах Бетховена со скрипкой нет драматизма, как в других, но больше мелодичности... Недавно я определил, что такое музыка: музыка — это стенография чувств³. Когда мы говорим, говорим с одушевлением, с восторгом, плачем, подчеркиваем слова — эти состояния души передает музыка, но не мысли. Музыкальные народы, как цыгане, и простой народ поют напевы без слов или слова искажают. Вагнер, желая соединить музыку со словами, ослаблял ее, а он думал, что творит что-то новое, музыку будущего.

Маленькому Сереже Л. Н. складывал из бумаги японских птиц и научил его их складывать⁴. Когда Гольденвейзер уезжал, Л. Н. приглашал его опять приехать на Благовещение.

— Да, записываю.

22 февраля. Утром Л. Н. ходил с Александрой Львовной на лыжах. Уехала Варвара Валерьяновна с Сережей.

После обеда Страхов с Л. Н.

— против конституции.

Страхов: Нужно было бы ему послать «Русское слово»¹.

Л. Н.: Хотелось бы мне написать о науке, что она — то же, что церковь. Церковь выбрала кое-что из христианского учения, а провозглашает это за общую религию; и наука дает лишь часть истины, а провозглашает, что это вся истина, и непогрешимая; самое же главное — как жить, она пропускает; она ввела софистику в теологию, в юриспруденцию и даже в философию.

Вера Александровна завела речь о «Русском слове».

: Оно распространено так благодаря священнику Петрову. Один книготорговец мне говорил, что теперь мало покупают книг (а только газеты), кроме священника Петрова². Он проповедует не православие, а христианские истины.

Л. Н.: Лихтенберг говорит, что самое вредное — это немного измененные истины³. Таковы истины Петрова.

— У Лескова многословие, — заметил Л. Н., но хвалил его рассказы: «Шуба»22* ⁴, «О людях, которые ждали пришествия Христа» (жены спрятали одежды), «Крестьянин, который верил», «Коза».

Страхов передал содержание двух рассказов своей сестры, которые годились бы для «Круга чтения»: о кучере и «Без привычки» (брат навестил сестру-помещицу. Поехали в лес. Услыхали, что кто-то рубит лес. Брат пошел накрыть вора — видит бедную бабу с ребенком. Ему стало неловко, и он осторожно вернулся к сестре. Сказал, что никого там нет)⁶.

Л. Н.: Лесков мне говорил о «Петербургской газете»: «Плохая, лакейская газета, но очень распространенная». Он писал в ней. Там появился его рассказ о людях, ждавших Христа⁷.

: Худеков получает 100 000 рублей.

Л. Н.: Ну как же после этого не хвалить литературу?

— Щедрина — о мальчике, который слушал проповедь, — надо бы в «Круг чтения», — сказал Л. Н. — «Круг чтения» не такой, какой мог бы быть. Можно было бы много больше собрать хорошего.

Л. Н. прочел вслух естественно, словно не читал, а рассказывал, «Козу» («Томление духа») Лескова.

— Хорошо, только размазано, — сказал он.

Страхов спросил о смысле рассказа «На краю света».

Л. Н.: Очень хорошо противопоставлены простая, искренняя вера и поступки, согласно с нею — у тунгуса и искусственные — у архиерея. У Лескова нет чувства меры. И у Горького нет. Лесков берет «Пролог», пишет по нему вариации, но искажает⁸.

Страхов спросил Л. Н., готово ли «Божеское и человеческое»?

— Да.

— А что тут божеское и что человеческое?

— Три жизнепонимания. Больше ничего⁹.

Л. Н. пришел в полночь вниз, принес статью Страхова «О мысли, слове и деле».

— Длинна и скучна, — сказал он.

Из писем, которые Л. Н. получил 21 февраля (н. ст.): от Э. Моода, который послал ему три книги Карпентера — «Civilisation», «England’s Ideal» и «Angel’s Wings» (слабые). Он пишет, что ни в «Encyclopædia Britannica», ни даже в «Literary Year-Book» на нынешний год Карпентер не упоминается. «Карпентер, — пишет Моод, — в настоящее время наиболее выдающийся и лучший из реформаторов индивидуалистической школы в Англии»¹⁰«Мне бы хотелось, дорогой великий учитель, чтобы вы знали, как ценят ваши книги в Лондоне, особенно в среде интеллигенции».

«Толстой — светоч России», — пишет ему по поводу 9 января американец (так названо одно из присланных им стихотворений).¹¹

«Приободрите ваш народ, Вы являетесь единственной великой душой, которая может им управлять», — пишет гречанка.¹²

Д-р Kyri из Вены прислал Толстому воззвание «Auch eine Stimme für Maxim Gorki»23*: «Человечно ли это, — говорится в воззвании, — требовать для него (Горького) другого правосудия? За него вовсе не должны были подавать своего голоса люди «с положением и значением», но должны были смело и активно выступить те, для освобождения которых он призван и которых до сих пор как раз эти люди, «с положением и значением», презирали и унижали. Слаб был бы тот герой, который позволил бы себя «освободить» по особой милости, благодаря ли нашему «протесту» или же благодаря самому царю России. Главным «залогом» Горького в правдивости его убеждений является его жизнь. Только тот бессмертен, кто умирает за свое дело!»¹³

Баба Бхарати, выдающийся индийский философ и учитель (брамин), автор книги «Кришна, бог Любви», главный представитель Индии на Международном конгрессе в октябре 1904 г., пишет Л. Н-чу: «Мой уважаемый махатма! «Махатма» значит по-санскритски «Великая душа». И это то, чем вы являетесь всем своим существом. Вы единственный действительно великий человек на этом ослепленном властолюбием и самодовольством материалистическом Западе»¹⁴.

¹⁵

W. H. Nachtrieb хочет назвать свою новую аптеку Толстовской аптекой. Ждет ответа¹⁶.

Сегодня после обеда Александра Львовна пришла, задыхаясь:

— Душан Петрович! Папá сидит в кресле, не шевелится. Не знаю, уснул ли. Идите, посмотрите.

Л. Н. спал, сидя в кресле в своем кабинете. Ночью он поздно ложится, днем слишком много работает. В коридоре ждала Вера Александровна: «Я так испугалась!»

— «Сентиментальное воспитание» и соблазн духовной гордости, «Искушение св. Антония». Талантливее всего написана «Madame Bovary».

Л. Н.: Завоевание материального могущества есть не что иное, как искушение для народа.

23 февраля. Среда. Я был с Александрой Львовной в Воробьевке у обгоревшего. Оболенские телеграфировали, что приедут. Обед. Блины. Л. Н. советовал Александре Львовне истопить печку, напечь со школьниками блинов и угостить их, а потом заложить трое саней и повезти их кататься.

— Я так делал со школьниками, — рассказал Л. Н. — Раз — это было после освобождения крестьян, в 1861—62 годах, — съехалось больше ста учеников, приехали из соседних деревень.

— Знаете, Душан Петрович, — сказал потом Л. Н., — из какой муки блины? Из гречневой.

— Ваши японцы, Юлия Ивановна, осрамились, — сказал Л. Н.

Юлия Ивановна в недоумении раскрыла рот, попыталась возразить, что они ведь удачно обходят русские войска.

Л. Н.: Осрамились в романах. Плохо пишут. Ни одного выдающегося писателя у них нет. Просвещение народу дает религия, а у них она бедная. Они усвоили себе самые дурные, грубые, внешние военные приемы...

: Вы помните Кониси?

Л. Н.: Кониси перевел Лао-тзе внешне, в содержание не вник¹. Письма, которые я от них получаю, или наивные (один спрашивает: «Христос воскрес? Воскреснем ли и мы телесно?»), или...... 24*.

Страхов².

Л. Н.: Как хорошо, что в старости человек становится к этому равнодушен. А в молодости я не бывал равнодушен.

Страхов: Я думаю, если бы вы были молоды, вам тоже было бы неприятно присутствовать при открытии памятника.

Л. Н.: Я рад, что приезжают Маша, Лизанька: не сегодня-завтра помрешь, хочется их видеть.

Страхов: Эти цыганские песни — те же народные мотивы, но измененные. Не люблю.

Л. Н.: А я их всегда люблю. Удивительно музыкальный народ — цыгане, и у них (указал на меня) они есть. Знают они у вас ноты?

— Молодые знают.

Л. Н.

Я: Каким образом?

Страхов: Как же здесь можно скучать? В Урюпине женщины часто скучают³.

Л. Н.: Да, когда нет занятий. Принесите корректуру, еще раз пересмотрю. Вечером может кто-нибудь приехать.

машину (зарабатывает 40—60 коп. в день), корову. Говорил о спорах с попами. Л. Н. его отговаривал от таких споров, говоря, что с попами надо обращаться, как с детьми. Они уж так воспитаны.

Читали вслух письмо Л. Н. царю из Гаспры.

Л. Н.: Теперь бы я уже не стал писать царю. Когда Чертков его опубликовал, мне показалось это неделикатным. Но он (царь) не ответил мне ни на одно письмо: теперь я доволен, что оно было опубликовано.

Ночью уехал Ф. А. Страхов.

Какие порядочные люди — прислуга у Толстых. Доверяют им, вот они и ведут себя прекрасно.

«Manchester Guardian» 8 февраля напечатала следующий отчет о беседе своего корреспондента Гарольда Вильямса с Толстым: 25* ¹

«Говоря о движении, возникшем в России для достижения конституции, Толстой сделал следующее замечание:

«Это движение опасно и бесполезно, потому что сбивает народ с правильного пути. Конституция не может привести ни к какому улучшению положения; она не может принести свободы. Все правительства держатся на насилии и угрозах, а это противно свободе. Человек истинно свободен только тогда, когда никто его не может заставить делать то, что он считает дурным, и истинное направление для каждого человека в том, чтобы удерживаться от участия в каких бы то ни было правительственных делах: отказываться служить в армии, не принимать никакой службы, зависящей от правительства, и, наконец, каждый день и всегда делать добро. Агитация в пользу конституции может привести только к обманчивым результатам. Народ в действительности ничего общего не имеет с конституцией. Те, которые теперь занимаются агитацией, не знают народа и, несмотря на все их заявления о своей любви к нему, на самом деле очень мало заботятся о народе и даже презирают его. Народ желает одного: земли. Я думаю, что самое лучшее было бы созвать Земский собор.

— Но как же вы согласуете эту мысль с несправедливостью всей политической системы?

— Ох! — сказал Толстой, — я хочу только сказать, что царь делает глупость с точки зрения своих интересов, не созывая Земского собора.

Сын, Лев Львович, и Штанге подали проекты (о Земском соборе), последний — разработанный».

В «The New York World» (№ от 3 февраля) опубликована следующая телеграмма специального корреспондента газеты Mackenna:

«Тула, 2 февраля. О современном кризисе в России Толстой сказал: «Преступление, совершенное в Петербурге, ужасно (9 января). Оно втройне отвратительно: тем, что правительство предписывает убивать народ, тем, что солдаты стреляли в своих.

— Вы помните, что, когда женщины из народа нахлобучили на голову Людовику XVI шапку свободы и пригласили его взяться с ними за руки и танцевать, он не согласился. Точно так же народ в Петербурге не мог ожидать, чтобы царь появился перед ними, и агитаторы это прекрасно знали.

— Но если народ увидит, что царь не оправдал его надежд, не поднимется ли он тогда?

— Как он может? Как он может выработать план борьбы? Как вести сношения для организованного восстания? Как устоять безоружным против организованной военной силы, которая ставит дисциплину выше совести и не останавливается перед многочисленными братоубийствами? Никогда не будет в России вооруженной, всенародной революции. Сознательно или бессознательно, народ знает, что к добру ведет не оружие и убийство, но духовное просвещение; знает, что единственный допустимый и целесообразный способ действия есть пассивное сопротивление и борьба путем воспитания».

В «The Standard» от 3 февраля также помещена беседа Л. Н. с корреспондентом Дэвиттом о современном движении в России (Дэвитт был в Ясной Поляне вместе с Маккенна, 19 января). Корреспондент пишет:

«Я сообщил Толстому, что я приехал для того, чтобы в точности узнать его взгляды на недавнее воскресное кровопролитие в Петербурге и его мнение о ближайшем исходе событий в России. Он ответил:

— Я получил вопросы относительно выражения моих взглядов на это почти из всех стран. Я готовлю общий ответ в форме письма, который я надеюсь выпустить в свет через несколько дней. Я могу сказать от своего имени этим путем больше, чем каким-либо другим.

В ответ на другие вопросы Толстой сказал:

— Кажется, что петербургских рабочих уверили в том, что царь, увидев пятнадцать тысяч народа, примет таким образом их петицию. Студенты воображали, что царь может вспомнить случай из первого периода Французской революции, когда то, что началось собранием невооруженного народа, кончилось красной шапкой свободы и восстанием. Но это не оправдание для войск, стрелявших в мужчин, женщин и детей. Виновники войны с Японией, очевидно, были также виновниками и этой жестокости. Оба преступления проистекают от зла насильственного правительства. Если великий князь Владимир дал приказ стрелять, если царь одобрил это, тем хуже для обоих участников такого преступного дела.

— Не предвидите ли вы, что последствием этих убийств и поранений в Петербурге будет то, что русский народ прибегнет к каким-либо революционным средствам? — спросил я.

— Нет. Массы русского народа не понимают революции в этом смысле. Кроме того, они слишком бедны для того, чтобы купить оружие, между тем как правительство может легко подавить такую попытку, если бы она была сделана. Только малая часть народа думает о восстании. Прибегнув к насилию для того, чтобы избавиться от своих бедствий, они были бы совершенно так же неправы, как и царские войска. Никакая великая или благотворная реформа не может произойти в России этим путем. Англия и Америка эксплуатируют народ точно так же, как это делают правящие классы в России, только способы эксплуатации различны. Что нужно русскому народу, в том же самом нуждаются и другие народы, — именно: уничтожение всех принудительных законов, дающих возможность меньшинству властвовать над большинством, — меньшинству, собирающему для этой цели налоги, содержащему солдат и отбирающему землю у народа для своих личных выгод.

— Революция в России наступит, — продолжал Толстой, — но она наступит путем распространения умственного и экономического воспитания и особенно путем того, что люди будут производить революцию в их собственной личной жизни и проникаться истинно религиозным духом. Но во всяком случае землю народ должен иметь».

Сегодня у Л. Н. был корреспондент филадельфийской «North American (Newspaper)». Он Л. Н. очень не понравился: «Ничего не читал, ничего не знает». Сегодня должна была появиться в «Times» статья по поводу телеграммы².

Приехала мать Николая Леонидовича.

Софья Андреевна сказала, что чувствует себя немного лучше.

— Значит, много лучше, — добавила Александра Львовна.

Третьего дня Л. Н. обработал по яснополянскому библиотечному экземпляру т. XVI «Полного собрания сочинений» Лескова, издания «Нивы», «Козу»26* (рассказ «Томление духа») и назначил его для «Круга чтения». Но на следующий день сказал Страхову, что не поместит его в «Круг чтения»³.

А. А. Корзикову и Листовскому из Черниговской губернии Л. Н. сказал, что он не любит три рода писем: 1) просительные, 2) относительно автографов, 3) с рукописями.

Л. Н. говорил, что просят у него ежедневно около 2 000 р. Большую часть просительных писем Л. Н., не показывая никому, сам уничтожает. Но их еще много и много остается. Между письмами, которые отложены, есть письмо от японца, изучающего в американском университете богословие. Прочитав сочинения Л. Н., он хочет бросить богословие и вернуться на родину; просит денег на дорогу. Какой-то сиятельный генерал из Петербурга, лечащийся за границей, проиграв 80 000, просит 1400 р., чтобы закончить лечение. Студенты различных университетов и политехникумов просят денег, чтобы учиться, и т. д.

Бразилец спрашивает мнения Л. Н. о самоубийстве, просит биографические данные, автограф⁴.

«En écoutant Tolstoï»⁵.

Georges Huguet, председатель Общества Толстого в Дижоне, посылает устав Общества и просит Толстого быть его почетным председателем⁶.

24-го за обедом: Елизавета Валерьяновна о свадьбе Абрикосова с Наташей, что это было как-то странно.

Л. Н.: Поговорим об этом потом. Все, кто знают Абрикосова, любят его. Таких, как он, мало. Они поехали в Вену. Куда оттуда, не знали еще сами.

Л. Н.: Был у меня корреспондент «North American (Newspaper)», расфранченный, жилет какой, перстень, цепочка. Ограниченный, необразованный человек. Ничего не понимал. Спросил его, есть ли у него Торо? — Да. — Что вы его читали? — Он пробормотал, что не помнит. Евангелия тоже не знал (о фарисее и мытаре). Его внешность указывала, кто он.

Юлия Ивановна: Это была русская! Дорошевич смягчил.

Елизавета Валерьяновна: Я читала этот фельетон Соне. Очень хорош. Он советует интервьюерам читать твои сочинения, тогда им не нужно будет приезжать с излишними вопросами.

и казаки смотрят на это⁷.

Peter Ostergaard, издающий в Берлине «Führende Geister», просит автобиографию и фотографию Толстого. Пишет об этом уже в третий раз.

Л. Н.: Ответьте ему, что мне некогда, пусть обратится к Сергеенко⁸. А вот еще второе письмо от масона, может быть, я ему сам отвечу, а не то — ответьте вы. Вся эта литература, интервьюеры, аферы!.. Приезжает совершенно непонимающий человек, журналист с переводчиком; все это стоит тысячи, чтобы получить сенсационные, интересные сообщения. Некогда с ними заниматься. Что они обо мне напишут? Если бы еще это могло привести к чему-либо особенному, полезному, я бы, пожалуй, нашел время для этого; но они эти книги составляют только затем, чтобы заработать деньги. Вот английское издание «Who is who»: биографии, известия об актрисах, писателях — все это вместе.

Л. Н. показал нам журнал «Am rauhen Stein. Maurerische Zeitschrift», Heft 3, со статьей «Leo Tolstoi und die K. K.» — von Br. Werckshagen (S. 111—119) и сказал:

— Не догадаетесь, что это такое, масонство, по ихнему способу выражения. Масон посылает мне эту книжку, где статья обо мне. Находит, что я масон, и совершенно справедливо. Христианство, очищенное от всяких обрядов, братство людей — все это масонство⁹.

Л. Н. спросил Елизавету Валерьяновну, есть ли в Пирогове наст?

— Когда я вернулся из Крыма, он был тут, как мраморная доска, — говорил Л. Н. — Я пошел в сад и сел на выступ дерева.

Л. Н. утверждал, что теперь здесь нет наста. Александра Львовна доказывала обратное. Потом рассказывала о поездке на лошадях, чудесной езде. Она умеет рассказывать.

Л. Н. (Елизавете Валерьяновне

— Я хотел зайти к Марии Александровне проститься с Листовским и Корзиковым, — сказал потом Л. Н.

Страхов поправлял корректуру «Круга чтения». Л. Н. был его работой очень доволен.

— Работает основательно, хотя и медленно, — говорил Л. Н.

После ужина за чаем Л. Н. разговаривал с Елизаветой Валерьяновной (она за последние три года заметно постарела, стала спокойнее, душевнее, приятнее; видно, что они теперь ближе с Л. Н., чем раньше в Крыму; старость — духовные интересы). Говорили об Абрикосовых.

— о Жемчужникове и еще вспомнил о ком-то:

— Шутник был. Нарочно задел на улице министра Панина и извинился. — «Ничего, молодой человек!» — ответил ему Панин. Но тот на следующий день опять пошел к нему извиняться.

Елизавета Валерьяновна: Это как в рассказе Чехова — один чихнул на высокопоставленное лицо.

Л. Н.: Чехов отсюда взял сюжет¹⁰.

Л. Н.— такие же, как сегодняшний американец! Есть столько нужного дела, что даже некогда. Вот у Душана Петровича — в день 20 больных! Мне очень помог старичок-плотник, который сказал: «Когда люди дерутся в кабаке, прибавь шагу, чтобы не видеть»¹¹. Так и про войну в газетах не читать.

25 февраля. Пятница. Утром приехали Дунаев, Сергей Львович, Никитин, к вечеру И. К. Дитерихс, Николаев. Софья Андреевна встала (после болезни).

От четверти десятого до половины одиннадцатого Л. Н. с нами за круглым столом.

— Он сильный, работящий, неувлекающийся. У него помер ребенок, он его сам похоронил, — сказал Л. Н.

И. К. Дитерихс показал Л. Н. фотографию Soyen Shaky в «The Open Court»¹, это заставило Л. Н. разговориться о японцах.

— Вот Дмитрий Васильевич и Сергей Дмитриевич кое-что своеобразное собою представляют, с ними интересно поговорить, что-то новое узнаешь; так же и народы разные. Японцы, со сколькими я ни говорил, ничего нового не дают, разве — шимозу (мелинит). Они очень скоро усвоили себе практические изобретения (даже опередили всех), но в религии у них нет ничего своего. Их Soyen Shaky так же сумел исковеркать буддизм, как попы христианство. То, что они сделали такие успехи в материальных делах, указывает скорее на некоторые духовные недостатки, чем на преимущества; точно так же, как для того, чтобы разбогатеть, нужна узость взглядов и стремление сколачивать рубль за рублем (у них духовных запросов нет).

Л. Н.

Говорили об испанцах.

Л. Н.: Война стоила им 200 000 жизней.

Сергей Львович: Нам война до сих пор тоже уже столько стоила.

Л. Н.<испанском> парламенте два анархиста. Барселонский анархист написал книгу о том, что насильственное правительство есть пережиток. Мороте обещал мне ее прислать. Другой анархист, когда был министром, предложил проект национализации.

Дунаев: Как же он мог быть министром, если он анархист?

Л. Н.: Этого я не знаю.

Еще говорили о вагоне бомб, о 500 револьверах, конфискованных полицией. Бомбы — круглые, величиной с большой апельсин, со всех сторон торчат шипы.

: В Саратовской губернии агенты-провокаторы натравливают народ на господ.

Сергей Львович: Помогают революционизировать его. Все-таки тех свобод, которые уже вошли теперь в общественную жизнь (свобода собраний, слова), назад не возьмут, нельзя.

26 февраля. него светского человека. Влюбленность в женщину — чистая¹.

Дунаев: Вчера военный совет решил собрать еще трехсоттысячную армию и послать на Дальний Восток. Не удастся, не пойдут. Теперь уже знают, на что идут. Раньше не знали, да и Порт-Артур еще держался.

Иосиф Константинович и Дмитрий Васильевич о царе. За полчаса он лишь несколько слов сказал инженеру, строившему памятник Александру III: «Порт-Артур вы будете вновь строить». С министром Булыгиным в течение пяти часов то же самое. Психопат!

Ночью уехал Николаев. Это правдивый, добрый человек. Он говорил, что распространяет идеи Генри Джорджа и впредь хочет их распространять среди крестьян. Крестьяне больше сделают, чем интеллигенция. Л. Н., говорят, однажды указывал на недостаток системы Генри Джорджа: «Что будет, если у крестьянина, например, его хозяйство сгорит, — как будет он платить подать?» Однако Генри Джордж и об этом пишет (в письме к папе): «В подобном случае община придет ему на помощь».

ТОЛСТОЙ ЗА РАБОТОЙ

Скульптура (гипс) Н. А. Андреева, 1905

«Сегодня приехал скульптор Андреев... Л. Н. писал, а он в его кабинете лепил его». — Запись от 6 марта 1905 г.

Для ответов на письма и исполнения всех просьб Л. Н. не хватило бы и личного секретаря.

«Глаза у Льва Николаевича хорошие. Когда его слушаешь, хочется дальше слушать».

Шестой день масленицы. Дунаев пек блины школьникам Александры Львовны. Л. Н. велел им передать, чтобы ехали в лес, там не так ветрено. Катались на трех санях. Я два раза ездил к дьячихе. Был у нее с семи до половины десятого. Вечером прерывистая беседа. Я был усталый, сонный, и спина у меня болела, лег в 11 часов, ничего не записав.

Иосиф Константинович и Никитин выбирали, по поручению Л. Н., самые популярные места из «Круга чтения»². Как Л. Н. заботится о своем труде! Все в доме лентяйничают, только он один постоянно работает.

Рассказывали новости: под Мукденом японцы вытесняют русских с позиций. Погибло их больше, чем при Ляояне. Запасы из Мукдена увозят.

Дунаев передавал разговор пленного японского офицера с Монастыревым: «Что думаете, побьем вас?» — «Нет». — «Почему?» — «У вас нет честных людей».

После обеда: Мария Александровна, Елизавета Валерьяновна, Софья Андреевна, Вера Александровна, Александра Львовна, Юлия Ивановна, Дунаев, Сергей Львович, Никитин и я. Разговор о войне, отступлении от Мукдена¹. Мария Александровна рассказывала ужасы (о раненых и т. д.), Дунаев — о проводах запасных. Один оставил мать, жену, четверых детей, ожидается пятый. У одной женщины от горя молоко пропало, грудной ребенок помер.

Л. Н.: Что за охота терзаться? Если бы этим можно было помочь, тогда это имело бы смысл, а то только так волноваться?! У каждого свои дела, надо их спокойно делать.

Вдруг гостья приложила ее руку к своим глазам².

— Это такой жест, который говорит, — сказал Л. Н., и у него глаза наполнились слезами, и голос задрожал. Через некоторое время уже спокойным голосом сказал:

— Что за... как у Моцарта: по́шло, по́шло, и вдруг небеса.

Потом говорили о «Красном смехе».

Л. Н.: Я его не читал, только перелистывал. Здесь сидел брат Андреева, ждал ответа; я написал ему, что некоторые места сильны. Все остальное искусственно, неясно и неопределенно.

: Я ничего не поняла. Оба эти брата сумасшедшие, и автор в придачу.

Сергей Львович: Если бы кто-нибудь описал лишь то, что в действительности делается!

Л. Н.: Да, описать действительность серьезно и правдиво, ничего не изменяя в ней, как это делают для бо́льшего эффекта.

Бюлов и Витте встретились на морских купаньях. I. Бюлов: Как же насчет пошлин? — Витте исчезает под водой. II. Витте: Как же насчет займа? — Бюлов исчезает под водой.

Л. Н. спросил, во сколько обошлась война.

Дунаев— 850 миллионов. Если теперь заключат мир, то еще во столько же обойдется, да еще контрибуция.

Л. Н.: Но у японцев до сих пор нет основания ее требовать.

Дунаев: Это на вашем веку третья большая война?

Л. Н.: Да.

— А венгерская?

— Но эта была маленькая³.

Дунаев: Как патриотический дурман славы разгорелся в эту войну; да и в турецкую, помню.

Л. Н.: Это всегда во время войны. В статье «Единое на потребу» я высказываю мысль, что в русском народе и обществе устанавливаются два новые взгляда: 1) что падает вера в церковное догматическое учение и ее место занимает религиозное сознание, 2) что русский народ способен к самоуправлению и не нуждается в правительстве⁴. Я хотел описать это в романе о поселенцах в Маньчжурии: они устроили там деревни, даже попа себе достали, но никакого правительства у них не было. Когда русские с войсками проникли в Маньчжурию, они послали им становых, открыли кабаки. У англичан, напротив, чувствуется потребность в правительстве. Лева получил письмо от канадца, который полемизирует с его взглядами, что английский народ — старый, отживший, а русский — молодой и ему принадлежит будущее; канадец ругает Леву (: «Поделом ему!») и гордится английским патриотизмом канадцев; пишет, что они могут выставить против России 500 000 войска.

Сергей Львович: Англичане завладели миром, и главное, мирным путем. Их язык всемирный.

<Л. Н.> Какой славный, энергичный, веселый народ — ирландцы.

Софья Андреевна: Обещал послать мне интервью и не послал.

Л. Н.: В Англии и Франции уже совершилось то, что аристократия вырождается, умные люди происходят из средних классов и из народа. Это так, хотя и пытаются доказать, что английская аристократия духовно и умственно не пала.

Л. Н.: Был у меня слесарь из Тулы. Говорил ему о «Круге чтения» и начал ему читать выдержки из Рёскина. Трудно для понимания, я даже не дочитал и тут же решил, что надо составить популярные мысли отдельно27*. Замечали ли вы, что каждый писатель пишет для известного слоя читателей? Я теперь для европейско-русского, главное, европейского общества, для образованных кругов. Это плохо?!

Дунаев: Что же, на каждого пришлось по три рубля? (Дунаев объяснил кражу корыстолюбием мужиков.)

Л. Н.: Это спорт. — И Л. Н. рассказал, как один телятинский мужик хвастался перед ним конокрадством.

Сергей Львович вчера рассказал, как он, будучи земским начальником, осудил конокрада на один год в острог, хотя и не было вполне доказано, что это он украл.

«Об общественном движении в России»)⁵. Юлия Ивановна и остальные ждут, как в газетах будут ее ругать.

Сергей Львович на этот раз не говорил и не спорил с отцом о конституции.

Кажется, Л. Н. закончил сегодня «Единое на потребу»⁶.

28 февраля. «Когда нас повесят?» Николай Леонидович рассказал, что у них мужики убеждены, что, как только кончится война, сейчас же будут делить землю, поэтому они теперь настроены серьезно, не пьют. К одному управляющему явились прямо с просьбой-предложением: «Давайте делить землю». Тот не растерялся и прочитал им циркуляр, в котором говорится, что мятежи устраиваются на японские деньги. Мужики ушли.

Николай Леонидович и Сергей Львович думают, что революция будет уже потому, что зима была без снега и три четверти озимых придется перепахивать.

Сегодня был здесь М. П. Новиков. Л. Н. долго с ним говорил, дал ему прочесть «статью по поводу телеграммы» (написанную на машинке). С собой дал ему корректуру «Круга чтения» (с 1 января до 20 февраля); хотел дать «Одумайтесь!» и последние номера «Свободного слова», но не оказалось дубликатов. Дал ему книг (изд. «Посредник»). Доставка заграничных изданий сочинений Л. Н. не производится, разве случайно кто-нибудь привезет один или несколько экземпляров той или другой книжки. Чертков регулярно посылает Л. Н. заказными бандеролями все свои новые издания в одном экземпляре, некоторые посылает еще в письмах. Большими же партиями через границу до сих пор никто не перевозил. Иных русских заграничных изданий своих сочинений Л. Н. совсем не видел (например берлинских); не видел он также многих французских (о немецких и говорить нечего) переводов своих сочинений.

«Сжато и все<!>» — вот motto28* Л. Н. при работе.

Вечером за чаем Сергей Львович рассказывал о своем свадебном путешествии: Смирна, Корфу, Марсель, Кембридж, Париж (четыре месяца)¹.

Л. Н.

Л. Н. читал вслух Диккенса, после него Мария Львовна. Сидевшая возле нее свекровь плохо ее понимала. Когда же она сама начала читать вслух, не понимала Мария Львовна. Зашел разговор об английском языке. Сергей Львович сказал, что американцы не понимают англичан и наоборот; что иногда два разговаривающих спрашивают друг друга: «How do you spell it?»29*

Л. Н. о выговоре англичан:

— Кто-то сказал, что англичане пишут «барабан», а выговаривают «Смит».

Опять говорили о войне и японцах. Говорили о тех приемах, которые употребляются японцами: об их ночных атаках, переодеваниях в русские мундиры; о том, что они не останавливаются ни перед какими потерями, лишь бы достигнуть цели, и т. д.

Л. Н.

Мария Львовна: Мне японцы противны. Я их ненавижу.

Л. Н.: Я перед ними ставлю вопросительный знак.

Николай Леонидович«Discuteur philosophique, chimique, téolog<ue>»30*, и т. д. Мы смеялись. Первый его вопрос был: позволят ли ему посмотреть тульский оружейный завод? Глаза косые, скулы выдаются, ничего не понимал. Saint John говорил, что Лодиан плохо говорил по-английски, и презирал его. Потом он показывал свою карточку в китайском костюме, с косой — совершенный китаец. Говорил, что это нарядились, снимались шутя. Пел песни, похожие на те, какие пели японцы, приезжавшие после него. Он был, наверное, японский шпион², как и те, которых ты застал в питомнике в Засеке. И те приезжали смотреть тульский оружейный завод³.

Примечания

1 февраля

¹ Письмо Т. к И. П. Накашидзе от 1 февр. (т. 75, с. 215—216).

² ЛН, т. 75, кн. 1, с. 398 и 400).

³ Л. С. Винер в письме от 21 нояб. н. с. 1904 г. просил прислать недостающие ему для пер. на англ. яз. произв. Т., в том числе «Часовщика» (см. т. 75, с. 193—194). Под этим загл. неоднократно печатался отр. из письма Т. к Н. Л. Озмидову от 4 окт. 1886 г. (см. т. 63, с. 382—386). Отр. этот набирался и для «Круга чтения», но в корр. Т. исключил его (см. т. 75, с. 222—223).

⁴ «The Hidden Words». 9. Chicago, s. a. (ЯПб, помета).

¹ А. К. Черткова или О. К. Толстая.

² Сиогун — титул япон. верховного военачальника. С конца XII в. Япония фактически управлялась сиогунами. В 1868 г. должность сиогуна была упразднена, и власть перешла к императору (микадо).

³ Улемы — мусульм. ученые, посвящающие себя изучению Корана или религ. службе.

⁴

4 февраля

¹ Чеш. изд. «Rukopis Králodvorský i Zelenohorský. Zpěvopravné Básně. Vydánie patnácté Váceslava Hanky». Praha, 1865 (ЯПб, помета). Полемика о происхождении этих рук. разгорелась в 1880-х гг. Подложность их неопровержимо доказывается в кн. M. Ivanováhada rukopisu královédvorského. Praha, 1970.

² Подлинность «Слова о полку Игореве» признается в наст. время всеми наиболее авторитетными исслед., как советскими, так и зарубежными.

³ А. Д. Григорьев. Архангельские былины и исторические песни, собр. в 1899—1901 гг. С напевами, записанными посредством фонографа, т. I. M., 1904 (ЯПб).

⁴ «Торговый дом Домби и сын» и рассказал содерж. гл. VI («Вторая утрата Поля»). В ЯПб: Ch. Dickens. Dealings with the Firm of Dombey and Son, vol. I. Lpz., 1847.

⁵ Моск. ген. -губ., вел. кн. Сергей Александрович, был убит 4 февр. в Кремле членом боевой организации партии эсеров И. П. Каляевым.

⁶ Свой взгляд на Земский собор Л. Л. Толстой высказал в ст. «Мысли и жизнь» (НВ

5 февраля

¹ «Порка» — первонач. назв. картины Н. В. Орлова «Недавнее прошлое». Т. одобрил ее замысел (см. т. 75, с. 84). Летом 1904 г. Орлов заканчивал эту картину в Ясной Поляне. Экспонировалась на XXXIII Передв. выставке; находится в МР.

² Об отношении Т. к Земскому собору см. его письмо к Л. Л. Толстому от 20 янв. (т. 75, с. 206—207).

³ — авг. написал ст. «Убийство Гумберта», получившую впоследствии загл. «Не убий» (т. 34).

⁴ НВ не выходило с 8 по 14 янв.

⁵ W. S. Blunt. The Shame of the Nineteenth Century. A letter to the «Times». 1900, 24 XII (ЯПб).

⁶ В 1903—1904 гг. Англия предприняла вооруженную интервенцию в Тибет и заняла Лхассу.

⁷ В. . Воспоминания. Вып. 1—3. Р., 1894—1898 (на обл.: 1899). Переизд. в 1903 г. в Штутгарте.

6 февраля

¹ Письмо Е. Н. Чирикова от 22 янв. было вызвано появлением в этот же день, в НВ, № 10374, сообщ. об интервью Т-го Дэвитту, опубл. в «Standard» 3 февр. н. с.

² Пругавин. О Льве Толстом и о толстовцах. М., 1911, с. 305, 323).

³ Высказывания Торо и Шопенгауэра см. в «Круге чтения» на 1 янв. — т. I, с. 8—9 (т. 41, с. 12—13).

⁴ Сохр. 2 идентичных экз. «Списка избранных рассказов Чехова, составленного Л. Н. Толстым». Написаны рукой Х. Н. Абрикосова, возможно, в начале 1903 г., когда во время болезни Т. возле него дежурил Абрикосов. Копия списка — в письме И. Л. Толстого к Чехову от 25 мая 1903 г. (ЛБЗап. ЛБ, вып. 8. 1941, с. 71.

⁵ Запись на отд. листке, сохр. в бумагах Маковицкого.

⁶ См. «Послесловие к рассказу Чехова «Душечка»». — «Круг чтения», т. I, с. 437 (т. 41, с. 374—375).

⁷

⁸ См. запись 26 окт. 1904 г. и 17 янв. 1905 г. Капитан Н. Л. Кладо был гл. свид. рус. стороны в комиссии по «гулльскому вопросу». 1 февр. Р. сл. (№ 30) сообщало, что «русское заключение устанавливает следующие пункты: 1) открытие огня вызвано приближением двух миноносок; 2) снаряд только случайно задел рыбаков».

7 февраля

¹ «Matin» Бурденом напечатана с сокращ. в НВ (№ 10398, 15 февр.). Отзыв Т. об этом корресп. см. ЛН, т. 37—38, с. 556.

² Вероятно, свободная вариация мысли Б. Паскаля: «Есть только три разряда людей: одни обрели бога и служат ему; люди эти разумны и счастливы. Другие не нашли и не ищут его; эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут его; эти люди разумны, но еще несчастны». — «Круг чтения», т. I, с. 60 (т. 41, с. 56).

8 февраля

¹ — единственное свид. о несохр. письме Т. к Бурдену.

² Письмо И. Б. Файнермана к Т. из Одессы от 17 янв. (почт. шт.).

³ Обв. акт по делу Н. Д. Ростовцева см. в кн. А. С. Пругавина «О Льве Толстом и о толстовцах». М., 1911.

9 февраля

¹ «Кровавая драма в Благовещенском переулке» (, № 37, 8 февр.).

² См. Дн. от 26 мая 1881 г. (т. 49, с. 40).

³ Не совсем точная цитата из письма И. Ф. Наживина к Т. от 27 янв. В отв. Наживину от 2 марта (т. 75, с. 225) Т. не коснулся этого вопроса.

10 февраля

¹ — 4(?) марта 1861 г.; в Кенсингтонском музее он слушал лекцию Диккенса о воспитании. Ср. запись П. А. Сергеенко (ЛН, т. 37—38, с. 557).

² Коллекция фотогр. П. А. Сергеенко хр. в ГМТ.

³ Вероятно, корресп. «Беспорядки в Баку (По телеграфу)». — Р. сл.

⁴ В. Ольховский. Назарены в Венгрии и Сербии. (К истории сектантства). М., «Посредник», 1905 (ЯПб, пометы Т. и Маковицкого). Извлеч. из кн., отредактированные Т., вошли в «Круг чтения» под загл.: «О секте назарен, распространившейся в Венгрии, Сербии и Хорватии» — т. II, с. 596—599 (т. 42, с. 386—389).

⁵ На похороны вел. кн. приехала его сестра, вел. кн. Мария Александровна, жена герц. Эдинбургского. Т. встречался с нею у А. А. Толстой, к-рая в 1866—1874 гг. была ее воспитательницей (ср. «Круг чтения» на 26 янв. — т. I, с. 65).

¹ Народное восстание на Кубе в 1895 г. и Испано-кубино-амер. война за передел колониальных владений (1898).

² Материалы эти присылал Т-му В. В. Стасов.

³ «Что такое анархизм?», VI. В. Тэккер (Св. сл.—22).

12 февраля

¹ Письмо А. де Вогюэ из Москвы от 11/24 февр. Телегр. Т. неизв. Наст. запись — единственное свид. о ней.

² Письма Мельхиора де Вогюэ к Т. также неизв.

³ Ряд высказываний Люси Малори Т. включил в «Круг чтения».

¹ Неточная передача внесенного в «Круг чтения» изречения Шопенгауэра — т. I, с. 134 (т. 41, с. 119).

² Рассказ, написанный Т. для «Круга чтения», — т. II, с. 392—429 (т. 42, с. 194—227).

³ В ЯПб сохр. кн.: J. LegrasЛН, т. 75, кн. 2, с. 8—18.

⁴ См. «Избранные мысли Канта». М., «Посредник», 1906, с. 72; «Круг чтения», т. I, с. 130 (т. 41, с. 116).

⁵ О. Роден работал над памятником Гюго с 1886 г. и сделал неск. его вариантов. В 1909 г. памятник был установлен в саду Пале-Рояля в Париже (мрамор), фигура обнажена. В 1939 г. перенесен в Музей Родена.

⁶ Т. относил «Une vie» к лучшим произв. Мопассана. В окт. 1910 г., покинув Ясную Поляну, Т. просил прислать ему среди других книг и этот роман (см. т. 82, с. 216).

⁷ «Что такое искусство?» Т. причислил произв. Л. Лермита, Ж. Бретона и Ж. -Ф. Милле к «лучшим произведениям искусства», к-рые «передают чувства, влекущие к единению и братству людей» (т. 30, с. 161, 177); особо отметил он рисунок Милле «Отдыхающий копач» («Человек с мотыгой»).

⁸ В письме от 20 февр. н. с. А. Хэйг сообщал Т. о распространении вегетарианства и о своих посланных кн.: «Truth, Strength and Freedom, or Mental and Spiritual Evolution». L., 1902; «Life and Food». L., 1903; «Science, or the Rule of Mind». L., 1905 (ЯПб). Т. отв. 7/20 марта (т. 75, с. 232).

⁹ П. Дерулед был у Т. 15 июля 1886 г. См. также ЛН, т. 75, кн. 1, с. 535—541.

¹⁰ «Vie de Jésus», 12-me éd. P., 1864 (ЯПб, пометы); ср. т. 62, с. 413. Резко отрицательное суждение Т. о драме Ренана «L’Abbesse de Jouarre» см. в «Предисловии к сочинениям Гюи де Мопассана » (т. 30, с. 17).

15 февраля

¹ E. M. de Vogüé’Agrève. Aube. Midi. Soir. Nuit. P., 1897, и Les morts qui parlent. P., 1899.

² E. M. de Vogüé. Le roman russe. P., 1886. Эта кн., в к-рой Вогюэ дал высокую оценку рус. лит-ре, особенно Тургеневу и Т., принесла ему широкую известность. Член Франц. Академии с 1888 г.

³ Т. работал над ст. «Единое на потребу» (по июнь).

⁴ «Государь» включена в «Единое на потребу» (т. 36, с. 174—177).

16 февраля

¹ А. М. Кузминский.

² На письмо А. Е. Маневича от 8 февр. из Гродно Т. отв. 3 марта (т. 75, с. 226—227).

³ Араб. поговорка: «Когда ты говоришь, слова твои должны быть лучше молчания». — «Круг чтения», т. I, с. 152 (т. 41, с. 134).

⁴ «нелепейшем обвинении» Горького и др. членов депутации в намерении сорганизовать «временное правительство России» писал В. И. Ленин в ст. «Трепов хозяйничает» («Вперед», № 5, 7 февр.). — В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 9, с. 239.

⁵ Л. Андреев. Красный смех. Отрывки из найденной рукописи. — «Сб. т-ва «Знание» за 1904 г.», кн. 3. СПб., 1905 (вышел в свет 22 янв.). 17 нояб. 1904 г. брат Л. Андреева (вероятно, П. Н. Андреев) привез Т. машинопись рассказа (ЯПб, дарств. надпись) и письмо от 16 нояб. (опубл.: «Толстой и о Толстом», сб. 2. М., 1926, с. 69—70). Л. Андреев хотел поговорить с Т. о войне, но не решался приехать после выступления в печати С. А. Толстой против его рассказа «Бездна» (НВ«Красный смех» и выразил желание встретиться, когда будет свободнее (т. 75, с. 181).

17 февраля

¹ На конв. письма Й. Юлиха от 6 февр. н. с. из Нью-Йорка помета Маковицкого. Об отв. Маковицкого см. т. 75, с. 269.

² См. гл. XXXV — «Повесть Эстер».

³ Текст этот в «Круг чтения» не вошел.

⁴ «Круг чтения», т. I, с. 17—18 (запись 7 янв.).

⁵ Текст Еванг. от Матф. (XXII, 39) и текст из Паскаля были в результате этих замечаний разъединены. 1-й помещен в «Круг чтения» на 14 янв., 2-й — на 18 февр. — т. I, с. 36 и 126 (т. 41, с. 35 и 110).

⁶ «Berliner Tageblatt» обратилась 15/28 янв. к предст. нем. науки, лит-ры и искусства с воззванием «Спасите Горького!». Подписалось 269 чел. Эти свед. были перепечатаны , № 45, 16 февр. — Горький был освобожден из Петропавловской крепости 14 февр. под залог в 10 000 р., внесенных К. П. Пятницким из средств т-ва «Знание». См. прим. 13 к записи 22 февр.

⁷ См. запись 8 янв., прим. 2.

18 февраля

¹ Ранний вар. гл. II с характеристиками царей см. в т. 36, с. 462—463. Позднее, под давлением Черткова, Т. дважды переработал эту гл., смягчив нек-рые выражения (см. т. 36, с. 642, и т. 89, с. 18).

² L. . Sur l’importance du refus du service militaire («Courrier Européen», № 16, 24. II). Перевел по рук. И. В. Биншток.

19 февраля

¹ Маковицкий готовился к отъезду, т. к. он первоначально был приглашен С. А. Толстой только на 3—4 мес.

² Ст. «Об общественном движении в России».

³ «преемником» главнокомандующего А. С. Меншикова (на самом деле им был Н. Д. Горчаков).

⁴ Сказка «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Впервые — ОЗ, 1869, № 2.

⁵ «Рождественская сказка» Салтыкова впервые появилась в 1886 г. в Р. вед.«Круг чтения». О переговорах Черткова с Салтыковым по поводу изд. его произв. в «Посреднике» см. ЛН, т. 13—14, с. 515—517; Собр. соч. М. Е. Салтыкова-Щедрина (т. XVI, кн. 1. М., 1974, с. 426—427).

⁶ Письма Т. к Александру III от 8—15 марта и к К. П. Победоносцеву от 15(?) марта с просьбой передать письмо царю, а также отв. Победоносцева от 15 июня 1881 г. с отказом выполнить просьбу Т. см. в т. 63, с. 44—59. Письмо Т. передал Александру III вел. кн. Сергей Александрович.

⁷ 26 февр. н. с. Б. Эйленштейн из Баден-Бадена просил Т. прислать ему нем. пер. тех мест из «Воскресения», где говорится о Г. Джордже и его реформе, а также из последних соч. Т. по этому вопросу. Отв. Маковицкий (см. т. 75, с. 269).

⁸ Ср. запись 25 дек. 1904 г., прим. 4.

⁹ —225).

20 февраля

¹ 18 февр. был дан «высочайший рескрипт» на имя мин. вн. дел. А. Г. Булыгина о разработке проекта совещательной Гос. думы и выборов в нее.

² Проверялись 1-е лл. «Круга чтения». Цитата из Г. -Х. Лихтенберга включена в «Круг чтения» на 15 янв. — т. I, с. 41. Взята из кн. G. Chr. Lichtenbergählte Schriften. Lpz., s. a., S. 67 (ЯПб, пометы).

³ «Круг чтения» на 1 февр. — т. I, с. 83 (т. 41, с. 76).

⁴ О смерти своей матери Марии Шкарвановой Шкарван сообщил Маковицкому 27 февр. н. с. Чертков познакомился с матерью Шкарвана в Перли (Англия), куда она приезжала к сыну в начале 1898 г. Т. знал об этом из писем Черткова и Шкарвана.

⁵ Т. рассказывает о сыне Генриха IV, Генрихе V (эпизоды из пьесы Шекспира «Генрих IV»).

¹ В. Дорошевич. Толстой и сегодняшний день (Р. сл., № 49, 20 февр.).

² — М. И. Сухомлинову 2 мая 1900 г. (т. 72, с. 350). К. К. Арсеньев был поч. академиком с 1900 г.

³ Ср. запись 27 окт. 1904 г., прим. 4.

⁴ Такой бумажный журавлик находится в Музее-квартире А. Б. Гольденвейзера (Москва).

22 февраля

¹ Р. сл.

² В каждом № Р. сл. сообщалось о количестве проданных экз. Так, № 50 от 21 февр. разошелся в 152 981 экз. (объявление в № 51, 22 февр.). В этой газ. печатались ст. либерального свящ. и писателя Г. С. Петрова.

³ Ср. Г. Х. . Афоризмы. СПб., 1899, с. 107. Высказывание это Т. включил в «Круг чтения» — т. I, с. 300—301 (т. 41, с. 266).

⁴ «Шуба» — это «Под Рождество обидели (житейские случаи)» (1890), «О людях, которые ждали пришествия Христа» — «Обнищеванцы» (1881); «Крестьянин, который верил», — возможно, «Христос в гостях у мужика» (1881); «Коза» — «Томленье духа».

⁵ «Воскресении», ч. I, гл. XXXIV.

⁶ О кучере — рассказ Л. Авиловой «Первое горе» (РБ, 1900, № 8). Т. переработал его и включил в «Круг чтения» — т. I, с. 470—481 (т. 41, с. 403—413). «Без привычки» — из кн. Авиловой ««Счастливец» и другие рассказы». СПб., 1896. Оба рассказа Авилова послала Т. при письме от 1 марта (почт. шт.).

⁷ Рассказ «Обнищеванцы» был напеч. не в ПГР., 1881, №№ 16—21, 24, 25—28 февр. — 4 апр., 25 апр., 2 мая. По просьбе Т. его искала для «Круга чтения» Авилова. 17 марта она сообщила Т., что не нашла его.

⁸ «Пролог» — древнерус. сб. кратких житий, поучений и назидательных рассказов, восходящих в своей основе к визант. первоисточнику. Нек-рые сюжеты «Пролога» получили отражение в произв. Лескова. Ему принадлежит также исслед. женских типов «Пролога» — «Легендарные характеры. Опыт систематического обозрения» (Полн. собр. соч. Н. С. Лескова, т. XXXI, изд. 3-е. СПб., 1903; ЯПб).

⁹ «жизнепонимания» Светлогуба, старика-сектанта и Меженецкого.

¹⁰ В отв. на просьбу Т. (письмо от 31 янв. — т. 75, с. 214—215) Э. Моод при письме от 21 февр. н. с. прислал след. соч. Карпентера: «England’s Ideal and other Papers on Social Subjects». N. Y, 1895; «Angel’s Wings. A Series of Essays on Art and its Relation to Life». L., 1899; «Civilisation: its Cause and Cure and other Essays». L., 1903 (последние 2 кн. сохр. в ЯПб).

¹¹ Альвин Бишоп (Alvin B. Bishop) писал Т-му из Ватерлоо (США) 27 янв. К письму приложено стихотв. «То count Leo Tolstoi. The Light of Russia».

¹² Irène Michalino в письме от 18 янв.

¹³ Воззвание было вложено в письмо Кири от 8 февр. н. с. (почт. шт.) с обр. адресом: «Wien IX, Gunthergasse, 2». В петициях в защиту Горького участвовали и бурж. журналисты. В 1906 г. в связи с памфлетом Горького «Прекрасная Франция» они напомнили ему о своей помощи. 11 дек. 1906 г. в № 968 «Humanité» Горький ответил им в открытых письмах под загл. «Моим клеветникам!» (, т. 23. М., 1953, с. 406—409, 457—458).

¹⁴ Отр. из письма Баба Премананда Бхарати от 27 янв. н. с. из Бостона. К письму приложен обзор речи Баба Бхарати на Междунар. конференции мира в окт. 1904 г. в Америке («Boston Evening Transcript», 1904, 5. Х).

¹⁵ Письмо от 28 янв. н. с.

¹⁶ Письмо от 28 янв. н. с. с обр. адресом: «Decatur, Ind. USA».

¹ «Тао те кинг» Лаоси (Перевод с китайского). — ВФиП, 1894, кн. 3 (23), май, (ЯПб, пометы), с предисл.: Д. Конисси—379). Начало предисл. — в том же журн., 1893, кн. 3 (18), май (ЯПб).

² В № 339 Р. вед., 6 дек. 1904 г., сообщалось: «Художественный журнал «Epreuve» открывает подписку на устройство в Париже памятника Л. Н. Толстому. Сооружение памятника поручено кн. Трубецкому <...> Парижане надеются даже увидеть на готовящемся торжестве самого Толстого...» Замысел не был осуществлен. Памятник Т. в Париже (работы А. Гюрджана, 1914) был поставлен только в июле 1955 г. (см. ЛН, т. 75, кн. 1, с. 218—219).

³

24 февраля

¹ Г. Вильямс посетил Т. 20 янв.

² Ст. Т. «Об общественном движении в России» (т. 36). Она появилась в «Times», № 37652, 11. III. <26. II ст. с.> под назв.: «The Crisis in Russia». Translated by V. Tchertkoff and I. F. M<ayo>. См. запись 23 дек., прим. 2.

³ Маковицкий приводит список изменений, внесенных Т. в текст рассказа Лескова «Томленье духа» (т. XVI). В конце рассказа Маковицкий приписал: «Л. Н. отметки эти делал 24. II 1905 г.» (с. 156).

⁴

⁵ Н. Вельтер при письме от 6/19 янв. послал Т. стихотв. на нем. яз. — «Проклятие матерей — псалом», написанное под впечатлением кн. Ж. Бурдона (G. Bourdon. En écoutant Tolstoï. Entretiens sur la guerre et quelques autres sujets. P., 1904 (ЯПб, дарств. надпись. — См. ЛН—61) и «волнующих страниц Толстого о настоящей войне». Вельтер просил разрешения у Т. посвятить ему это стихотв.

⁶ См. ЛН, т. 75, кн. 1, с. 445.

⁷ В Кн. корресп., III, есть помета февр. 1905: «Старцев. Просит заступничества, Баку».

⁸ В Списке

⁹ Этот масонский журн., издававшийся в Берлине (ЯПб), был прислан Т-му автором назв. ст., Верксхагеном, при письме от 4 марта н. с. Т. отв. 7/20 марта (т. 75, с. 231). Далее Маковицкий цит. выдержки из этой ст.

¹⁰ Рассказ Чехова «Смерть чиновника» (1883). По словам М. П. Чехова, сюжет этого рассказа был сообщен Чехову директором моск. имп. театров В. П. Бегичевым («Вокруг Чехова», изд. 4-е. М., 1964, с. 150).

¹¹ Отв. смоленского мужика Т-му на вопрос, что́ он думает о войне (см. , № 13, сент. -нояб., 1904, стлб. 26).

25 февраля

¹ В ст. 1904 г. «Одумайтесь!» Т. писал: «Буддийский ученый, начальствующий над 800 монастырями, Сойен Шакю, объясняет, что, хотя Будда и запретил убийство, он сказал, что он не будет спокоен до тех пор, пока все существа не будут соединены в бесконечном, любящем сердце, а потому, чтобы привести находящиеся в беспорядке вещи в порядок, нужно воевать и убивать людей» (т. 36, с. 142).

26 февраля

¹ —28 февр. Т. работал над ст. о Б. Паскале для «Круга чтения» — т. II, с. 20—28 (т. 41, с. 477—484).

² И. К. Дитерихс и Д. В. Никитин помогали Т. составлять календарь для народа. Сохр. гранки «Круга чтения» (1—19 янв.) с правкой Т., желавшего популярно изложить содерж. этой кн. (см. т. 42, с. 532—553, 576).

27 февраля

¹ Мукден был занят японцами 25 февр.

² Неточное излож. эпизода из романа «Торговый дом Домби и сын», гл. XXXIII («Контрасты»).

³

⁴ См. гл. XI и VI (т. 36, с. 199—202, 181—189).

⁵ См. запись 3 марта.

⁶ Работа над ст. продолжалась до 17 июня.

28 февраля

¹

² Лодиан был у Т. в сент. 1897 г. (см. т. 84, с. 290—291).

³ Далее опускается текст медиц. отчета, составл. Д. В. Никитиным, о болезни Т. в 1902 г.

Сноски

^1* Это было в 1903—1904 гг. После английское правительство взыскало с тибетцев расходы этого похода.

^2*

1-го сорта: «Детвора», «Хористка», «Драма», «Дома», «Тоска», «Беглец», «В суде», «Ванька», «Дамы», «Злоумышленник», «Мальчики», «Темнота», «Спать хочется», «Супруга», «Душечка».

2-го сорта: «Беззаконие», «Горе», «Ведьма», «Верочка», «На чужбине», «Кухарка женится», «Канитель», «Переполох», «Ну, публика», «Маска», «Женское счастье», «Нервы», «Свадьба», «Беззащитное существо», «Бабы».

Список этот составлен не из всех рассказов Чехова.

Л. Н. ценил «Тамань» по отделке. Лермонтов раз 30 ее переделывал. Федоров в Румянцевском музее показывал Л. Н-чу большую книгу черновиков «Тамани», а вся повесть страниц в десять. Это я слышал от М<ихаила> С<ергееви>ча <Сухотина>.⁵

^3* «Скажите в Петербурге, что я спокоен. Я согласен с Паскалем, который сказал: «Есть люди, которые знают и — спокойны; есть люди, которые не знают и тоже спокойны; есть люди, которые думают, что знают, и они-то мутят мир»» (франц).

^4* Мороте в скором времени исполнил эту просьбу Л. Н-ча.

^5* Католицизм во Франции меня удивляет. Бурже, ваш отец, Брюнетьер — католики (франц.).

^6* это атавизм ().

^7* «против свободы, против принципа свободы» (франц.).

^8* Замените ее (франц.).

^9* франц.).

^10* засосало бы (франц.).

^11* «Копейка — это чужой труд» ().

^12* Сам Л. Н. всегда старался схватывать приходившую ему новую мысль в ее зените и не ленился иногда раз пять в течение ночи зажигать свечу и записывать новые мысли.

^13* технику (франц.).

^14* ужасен, безнравствен ().

^15* «Все возможно, даже бог» (франц.).

^16* «милый учитель» (франц.).

^17* франц.).

^18* «считать копейки» (франц.).

^19* Л. Н. познакомился с Кашкиным в 1853 г. в Железноводске; потом они постоянно виделись в 1856 и 1857 гг. в Москве. Они были на «ты». Кашкин пережил Л. Н-ча; он умер в 1914 г.

^20* франц.).

^21* Софья Андреевна писала тогда портрет Александры Львовны, очень неудачный, потом стала писать копию со своего портрета, тоже очень неудачно. Л. Н. подсмеивался над обоими этими портретами.

^22* Л. Н. взял из этого рассказа в «Воскресение»: старика (вызванного в суд), у которого украли ковер⁵.

^23* «Еще голос в защиту Максима Горького» (нем.).

^24* — Ред.

^25* Далее, до конца отчета, дается в переводе с английского. — Ред.

^26* Ко̀за — наверное, чех (чешский брат), как и лекарь в «Братьях Карамазовых» (Герценштубе).

^27* Поручил вчера Иосифу Константиновичу и Никитину выбрать их, а мне — вложить их на места.

^28* итал.).

^29* «Как вами это пишется?» (англ.).

^30* «Оратор по философским, химическим, богословским вопросам» (франц.).