Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1905 г. Июль

1 июля. В полдень, после завтрака, на террасе Л. Н. дал Марии Львовне списать «Великий грех»; хочет его свезти на почту¹. Разговаривал с Николаем Леонидовичем.

Николай Леонидович: Трубецкому ставят в упрек, что государю говорил иное, а не то, что его уполномочили говорить. Он должен был говорить за самодержавие.

Л. Н.: В «Review of Reviews» — я его только вчера читал — Перрис (был здесь) пишет о Трубецком, что это удивительный человек². О Петрункевиче...... 1* ³

Николай Леонидович: Петр Трубецкой слаб, он находится под влиянием брата. Петрункевич же говорун, тем берет.

Л. Н.: Петр Трубецкой и глуп. Петрункевич же был в кругу Бакунина, но там был незаметный. Там же, в «Review of Reviews», о японцах пишет японец, что народу рабочему все хуже и хуже живется. Свободы печати нет. О микадо и дворе писать нельзя, власть в руках представителей знатных и богатых. Япония — воинственная страна, нигде столько крови не лилось⁴. Картинка: микадо на обузданном медведе (России) — обидно⁵. Там же о китайцах. Не читали, Душан Петрович? Прочтите. Поэтически описана их земледельческая семейная жизнь. (Из нее вырывают людей на фабрики или на войну.) Это противопоставлено: вы хотите нас к фабрикам привязать?⁶

За обедом — длинный стол, я мало слышал. Л. Н. вспоминал кого-то: кормя ребенка, плакала, а на вопрос, почему плачет, ответила: «Там говорят о науке, а мне кормить ребенка».

Софья Николаевна: Я бы тоже не могла отдаться исключительно материнским обязанностям. Это обязанности телесные, а есть высшие, духовные, хочется почитать, книгу писать и тому подобное. Почему специализироваться на мать-воспитательницу?

Л. Н.: Воспитать детей — это все дело. — И потом сказал: — Книгу же писать — тоже телесная работа: умственная — мозга и телесная — рук. (Дальше я не расслышал.)

Л. Н.: Вчера получил письмо: «Как вам не стыдно в это тревожное время не писать о свободе женщин!»⁷

После обеда Л. Н. сидел на площадке для лаун-тенниса. Похитонов сбоку и сзади нарисовал его⁸«писать письма». Я рассказал Л. Н. вкратце, что только что прочел в «Сыне отечества», как произошла резня на «Князе Потемкине». Матросы отказались есть тухлое мясо, их хотели принудить и велели одним матросам стрелять в других. Те отказались. После этого офицер застрелил одного матроса. Матросы бросились на офицеров и половину их перебили⁹.

— Как часто стали проявляться отказы стрелять по команде!

Л. Н.: Да, это событие в области духовной; разрушается престиж <власти>.

Л. Н., хотя глаза у него болят, читал вслух письмо к Бирюкову духоборца-фермера, вышедшего из общины. Недоволен общиной, пишет, что тяжело. Теперь некоторые духоборы приняли землю от канадского правительства и дали подписку огородить ее и выстроить фермы. Проповедовать ходят еще 20 человек. Веригин велит не пускать их в села. «Пусть идут проповедовать к тем, кто не знает, а мы знаем». Веригин — царь. С ним через переводчика говорят. Все мужчины от 17 до 45 лет ушли на работы; дома остались в каждой деревне только человек по восемь стеречь скот. Долгов у общины много.

Л. Н.: В Сибири Веригин руководил ими. Забрели в богатство, старая вера теперь кончилась.

Лев Львович: Стало быть, община распадается.

Л. Н.: Община началась в Карсе, сообща работали, выдавали хлеб по нужде. В Канаде муку, сапоги, ситцы выдают по душам. Это страшно тяжело, не житье — монастырь.

Л. Н. рассказал, как отправляли поселенцев в Сибирь, и об отношении народа к преступникам прежде и теперь. Один яснополянский мужик (Л. Н. назвал его), осужденный в Сибирь и на поселение, скрылся в избе в подполье, вся деревня про него знала, кормили его, долго скрывался там, пока не убежал. Другой яснополянский мужик, Рыбин (Курносенков) — вор, несколько раз бегал из поселения домой и возвращался. Последний раз пришел измученный, голодный, скрывался в лесу, дети боялись за грибами ходить. Зашел к сестре в сарай, попросил у нее поесть. Она донесла на него в волость. Какой контраст в отношениях произошел в продолжение пятидесяти лет!

2 июля. Приехали родные соседки Звегинцевой, князья Черкасские. За столом не было места, я ушел к круглому столу. Через полчаса Л. Н. подсел ко мне. Говорил про письмо к лакею в немецком переводе Адольфа Гесса, что оно плохо переведено, руссицизмов не понял¹.

— Как это Куропаткин меня совершенно не интересует, — сказал Л. Н., намекая на разговор с Черкасским, который адъютантом у варшавского генерал-губернатора. Наверно, ему этот великосветский блеск и шум были не по душе. Потом сказал:

— Крестьянская жизнь — теперь работа идет — меня всегда устыжает, особенно чем старше становлюсь, тем больше.

Спросил меня, и раньше уже несколько раз спрашивал, умею ли косить, вообще работать, и вижу, что Л. Н. во мне не нравится, что по-господски ленюсь, что я даже не пытался работать. Прямо не советует, но видно, что желает мне этого. А я все откладываю.

Черкасский рассказывал о Варшаве и Лодзи. По его словам, немцы, которым выгодно уничтожить Лодзь, подстрекают поляков к забастовкам и мятежам, чтобы в Польшу пошли их товары. В Лодзи ранено и убито 1500 человек. Л. Н. спрашивал его, есть ли признаки польского восстания, как было в 1863 году? На это Черкасский не сумел ответить. Л. Н. вспомнил, что Манделькерн (американец) рассказывал ему, что польские революционеры ему говорили, что за ними — 27 миллионов². Л. Н. спрашивал, подразумеваются ли тут немецкие и австрийские поляки?

Сергей Львович с Черкасским говорили, что теперь самое ужасное было бы, если бы убили царя; что царь не злой, только колеблющийся, безвольный; что надо всей аристократии соединиться, и пусть будет конституция, хотя бы республика.

— Высокопоставленные... ужасно легкомысленные, — сказал Николай Леонидович.

Сергей Львович: Сипягин какой был ограниченный, и Плеве тупой. А Витте тоже не особенно выдающийся — только как одноглазый между слепыми.

Пополудни приехал А. М. Кузминский из Баку, с сенаторской ревизии. Я не был, когда он рассказывал об армяно-татарских столкновениях. Вечером он, между прочим, заметил, что русские тоже настроены против армян. Присутствовавшие удивились, что не против татар.

Л. Н.: Татары простодушные.

Кузминский спросил Л. Н., что выйдет из войны?

Л. Н.: Никогда не стараюсь вперед заглядывать. Занавес.

Татьяна Андреевна: Ведь быть побежденным не может быть хорошо?

Л. Н.: Почему нехорошо?

Татьяна Андреевна: Ужасное несчастье. 80 000 пленных, и что хорошего будет? Одни бедствия.

Л. Н.: Все бедствия, которые меня постигали, впоследствии оказывались на благо. Как же и это огромной важности событие не будет хорошо? При бедствии сознание работает. Но там-то нам видно, здесь — нет. Сколько раз в болезни я это испытал. Здоровье все хуже — духовно все свободнее и свободнее. Японцы теперь уже с трудом удерживаются, не напасть ли и на французские и немецкие владения.

Получено письмо от Снегирева, что завтра приедет¹.

Л. Н.: Как все врачи-специалисты, Снегирев — невежественный человек, он ничего не знает; притом пьяница и православный; верующий и вместе с тем желает узнать правду.

Но на днях Л. Н. сказал о Снегиреве: «Любезный человек и все знает, до чего наука дошла».

Мария Львовна с Софьей Николаевной говорили о споре с Павлой Николаевной по поводу брака.

Л. Н.: В супружестве надо соблюдать тишину и спокойствие, как на лодке в бурном море, а то все погибнет, не только сам².

А. М. Кузминский: В Баку в один день бросили три бомбы и убили нескольких прохожих, баб и так далее. Полиция открыла три склада бомб. Армяне приготовляли их для самозащиты на случай повальной резни.

Л. Н.: Вчера рассказал Черкасский, что в Варшаве дали 15-летнему мальчику книгу, чтобы бросил ее в народ, а то была бомба — он не знал — убило 15 человек. «Настанет мор, и охладеет любовь...»³ Эти времена теперь.

Л. Н.«Записки декабриста» Завалишина так самохвальны, что противно читать. Могу только понемногу за раз. Его дочь сказала, что в России они не могли появиться, потому что Стасов — враг этой книги. Он весь во власти маленького Гинцбурга⁴.

— Витте по-английски не говорит, по-французски плохо, — сказал А. М. Кузминский. Он рассказывал о Баку, будто бы дает государству 100 миллионов дохода. Правительство дает землю в аренду на срок до вычерпания нефти, т. е. навеки. Воронцову-Дашкову лет десять тому назад подарило правительство десять десятин, которые дали ему в один год 250 тысяч.

Л. Н. говорил о книге Карпентера «Цивилизация, ее причина и излечение». Цивилизация достигла зенита. «Мы его перевалили», ничего нового в искусстве, философии — нервозность, бесплодие...

Похитонов начал было рассказывать о том, какие средства употребляют во Франции против бесплодия. Л. Н. не дал ему докончить...

Л. Н.: Ехал с кузнецом из Оренбурга, был у нас с ним интимный разговор. Нет у них детей. Рассказал ему о французском искусственном оплодотворении. Он плюнул и сказал, что если так, не хотел бы иметь детей. Вот естественное отношение.

Похитонов: Человечество идет назад.

Л. Н.: Нет. Наша цивилизация — одна из многих, она идет к концу. Надо начинать с нового пути.

Лев Львович говорил о том, что надо бы издавать газету для народа.

Л. Н. ему возражал, что это не необходимо, что Сытин издаст два миллиона плохих книг, «Посредник» столько же неплохих и тем парализует деятельность Сытина.

Лев Львович: Но распространение Евангелия было бы невозможным без книгопечатания.

Л. Н.: «Британское общество» распространяет миллионы Библий, а какое действие?

Бирюков: Пока не было печати, дух Евангелия больше действовал.

Л. Н.: Нужно своей жизнью действовать: лечить как можно лучше, сына воспитать, землю пахать. За две тысячи лет много ли новых мыслей придумают?

А. Б. Гольденвейзер: Лихтенберг говорит — за десять лет одну⁵.

Л. Н.: А сколько есть людей, писателей с большим самомнением!

Через голову Л. Н. спорили Бирюков и Кузминский. Л. Н-чу было шумно, ушел. Когда Л. Н. опять вернулся, Похитонов рассказал ему, что доктор Якобий из Харькова пишет в газете, кажется, «Русские ведомости», что нынешний революционный дух (стрельба в казаков и прочее) — психическое явление, массовое, заразительное⁶— кондуктора.

Л. Н.: Примеры <таких эпидемий>: крестовые походы или когда за один тюльпан платили до 20 тысяч гульденов.

Л. Н.: Сегодня был у меня, с тульским старообрядцем, слесарь 21 года, социалист; рассказал, что их пять тысяч (?) вооруженных револьверами. Говорил: «Сколько наших побили в Вознесенске!.. Шувалова убили поделом⁷. Если был добрый человек, почему принял такую должность?» Спрашивал меня о революции. Я дал ему «Как освободиться рабочему народу?». Но знаю, что не будет читать.

Павел Иванович: Социалисты-революционеры говорят: «Наше дело — уничтожить существующие власти. Как это устроится — будет дело народа».

Л. Н.: Чтобы социалисты-революционеры, признающие центральное правительство, пришли к власти, <они> должны захватить центральную власть... А это немыслимо. Другое дело гурийцы, которые, устраняя центральную власть, творят свое.

4 июля. Понедельник. Позавчера годовщина смерти А. П. Чехова. В газете пишут, что он принимал близко к сердцу несчастья войны и это ускорило его смерть¹.

Сегодня был здесь Снегирев. Улучшение здоровья Софьи Андреевны приписывает пиявкам, мушке.

Уехали Кузминские и Сергей Львович.

За обедом Л. Н. сказал Марии Львовне о Николае Леонидовиче, что он все знает, что́ происходит; что с его слов можно записывать летопись революции. Она, революция-то, уже есть.

Л. Н.: Я только сомневаюсь в том, как завладеют центральной властью. Хотя оно не пойдет так, как во Франции. Россия слишком большая, и народ ее слишком другой.

Вечером Павел Иванович, как всегда, заходил к Л. Н. Сегодня три-четыре раза и оставался там довольно долго.

Л. Н. слушал за вечерним чаем статью доктора Якобия в «Русских ведомостях», что убийства, революционное настроение — психическое явление. Он нашел, что статья написана с добрым намерением, но неубедительна.

Как-то на днях Л. Н. сказал: «Газеты читать — бесполезное утруждение мысли».

5 июля. Вторник. Утром уехал И. П. Похитонов к сыну в Намюр, в Бельгию; пополудни Александра Владимировна с детьми — в Чифировку.

Похитонов пробыл три недели в Ясной, написал шесть-семь картинок, которые всем понравились. Софье Андреевне подарил один пейзаж, довел ее до восхищения: изображение части леса, где зарыта зеленая палочка. Это место показал ему Л. Н.¹ Похитонов — приятный, добряк. Л. Н. говорил, что он как настоящий художник, имея перед собою идеал, стремится все к большему и большему совершенствованию своих работ.

«Vrede»², выходящий чуть ли не восьмой год.

— Еще существует, все продолжается источник воды, живой, маленький, — сказал Л. Н.

За обедом Л. Н. с Софьей Николаевной; упрекал ее, что занимается политикой, т. е. борьбой с правительством; борьба происходит оттого, что хотят изменить правительство, а оно не хочет и только желает: «Дайте время опомниться».

— Это психоз — вообразить себе, что мы можем управлять другими, — сказал Л. Н. — По какому праву мы хотим управлять другими? Занимайся кухней.

Л. Н. говорил почти раздраженно. Софья Николаевна оправдывалась, утверждала, что она не за борьбу с правительством.

Л. Н. (ей): Но ваши сходки теперь, разговоры глупые, вредные, результат их — борьба.

После обеда Л. Н. сходил к Бирюковым, поиграл с их детьми, а вчера с детьми Михаила Львовича. Феде Бирюкову сделал приятное, дав ему оседлать свою лошадь. Павел Иванович сказал Л. Н., чтобы передал Софье Андреевне, что Лева, который был больной, уже ходит. Л. Н. не забыл передать.

С половины девятого до десяти Л. Н. разговаривал с балкона с Андреем Львовичем, который вернулся от Черкасских и Меньшиковых, со Львом Львовичем и П. И. Бирюковым.

Л. Н. вспомнил статью доктора Якобия из Харькова, сказав, что она поверхностная; что пишет напыщенно, без всяких доказательств, что «исследует» религиозные и политические настроения.

— Исследовать можно больные легкие, а не это, — сказал Л. Н.

Сегодня опять разбросали прокламации в Ясной, чтобы мужики урожай с барских полей свезли к себе. А Бибиков хочет с напоенными мужиками угнать скот из Телятинок и сжечь усадьбу. Этот слух принесла Александра Львовна.

Софья Андреевна не сомневается, что Бибиков и телятинские могут так поступить. О яснополянцах же думает, что они поведут себя разумно.

Л. Н.: Нельзя предсказать. Теперь заряжаются одни от других, как электрическое напряжение.

Павел Иванович: Может произойти буря.

Софья Андреевна: Им не расчет. Нас, стариков, убьют, придет войско, им плохо будет. После нас же у них не будет таких господ. И Тула близка, есть охрана.

На эти слова Софьи Андреевны Л. Н. сказал:

— Духовные отношения, духовные начала охраняют людей, а не войско. Будет 25 человек, и взять эти начала и поставить 10 тысяч войска, будет хуже.

Говорили о возможности мира с японцами.

Лев Львович полагает, что мир невозможен.

Павел Иванович говорил, что мир будет, т. к. оба правительства уже послали своих посланников для переговоров в Вашингтон³.

Л. Н.: Я не предугадываю, а так попросту — кажется, мира не будет. Осрамление полное: весь флот потерян, Порт-Артур, 80 тысяч пленных. И удивительно, как во Франции поражение в войне подняло революционный дух, <возникла> Коммуна, так же и у нас. У нас вода все поднимается, революция усиливается.

Лев Львович: В этих переговорах двигателем Витте⁴. Он тщеславный и корыстолюбивый человек. Поведет дело так, что ничего не выйдет, и тогда — в случае успеха революции — выдвинется как человек, который хотел мира.

Л. Н.: Он ведь богатый. Рокфелллер, Ротшильд — их понимаю, что хотят больше. У них капиталы в деле, сами работают. А кто с малого разбогател — ему некуда девать богатство. С трудом прожить можно 50 тысяч в год. Еще Давид Копперфилд сказал: «У меня сапоги и шляпа столько же стоят, как у Ротшильда». Куда им девать деньги? Да, если покупать лошадей, картины...

— Эрнест Кросби, — сказал затем Л. Н., — прислал сегодня свою книжку о Шекспире, в которой пишет о грубом отношении Шекспира к рабочему народу. У Шекспира clown2* означал мужика. Пишет, что желал бы, чтобы моя статья была предисловием к его книге⁵. Я затем и написал ее.

Александра Львовна: Какая она была сперва короткая!

Стали говорить о том, как обрушатся на Л. Н. за эту статью.

Л. Н.: Пусть! Да и Чертков желает, но поднимется на меня ругань.

Софья Андреевна: Англичане будут писать, что ты с ума сошел.

Л. Н.: Статья может появиться и в России, нецензурного в ней нет⁶.

Л. Н. дал мне читать «The Monist», July, 1905 (Chicago. The Open Court Publ. C°): «Conflict of Religion and Science». By Yujiro Motora (p. 398—408)⁷.

В последнем номере «Scena Illustrata» Л. Н. ужаснулся гадости картинки «Бал» и заглавной картинки и похвалил французскую картину «Перевязка раненых в русском лагере во время сражения», сказав:

— Какие русские лица! Должно быть, по фотографиям⁸.

Софье Андреевне сказал:

— Как бегаешь; как 16-летняя девица!

Л. Н. поздно лег.

6 июля. Среда. За завтраком Л. Н. поручил мне ответить Роберту Браху о Немраве. Брах пишет, что Немрава опять приговорен к двум годам тюрьмы, что он остается последователем Л. Н. и что своих взглядов не изменит, если только его к тому не будет склонять Л. Н-ч. Л. Н. поручил мне написать Браху: «Как я ни сострадаю, никак не могу влиять на его, Немравы, убеждения и только с любовью и уважением смотрю на него. Могу ли ему чем-нибудь помочь, очень рад был бы».

Сегодня пришел тифлисский старик, А. И. Пузанов. Четыре года тому назад приезжал в Тулу посетить родных и зашел к Л. Н., чтобы его видеть и книг получить. Книги читал и воспринял. Теперь опять пришел. Ему 62 года, православный. Он сторожем на железной дороге (получает 15 р. в месяц). Он понимает христианство, как Л. Н., и говорил, что его сыновья с ним согласны. Очень желал бы иметь «Изложение Евангелия», уже четыре года добивается его. В Тифлисе есть один экземпляр — ходит из рук в руки. Имел неприятности от полиции за то, что давал читать сочинения Л. Н. Очень был рад, когда увидел Бирюкова. Л. Н. побеседовал с этим стариком. Повторил нам, что от него слышал: «Сильное и важное — невидимое, это вечно, а видимое — преходящее».

После обеда приехали Мария Александровна и Иосиф Константинович. Л. Н. им рассказывал о записках Завалишина:

— Завалишин «поправляется», сначала очень восхваляет себя, дальше не так. Он не был дружен ни с одним декабристом и пишет про их теневые стороны. Они, как пострадавшие люди, были другими идеализированы, сами тоже выставляли себя с доброй стороны. Читая, находишь середину между этими двумя точками зрения. Завалишин пишет о них, что им хотелось не свободы, а власти. Так же, как и нынешним (домогающимся конституции), хочется не свободы народа, которого они не знают, не любят, даже ненавидят, а участия во власти. Я не говорил, я не сознавался в этом еще до пробуждения. Но я, грешный человек, думал о Кузминском, тогда прокуроре: как же он заботится о пользе отечества, когда я знаю, что он любит хорошо пообедать и выпить и думает только о том, самое лучшее, чтобы его детям хорошо было. Нашим домогающимся конституции хочется того же — участия в правлении.

Вечером были под вязами Л. Н., Софья Николаевна, Мария Александровна, Иосиф Константинович и я.

Л. Н.: Славянофилы правы; их положения — народные: первое — что земля не может быть собственностью; второе — что лучшие люди избегают участия во власти. Гораздо лучше жить под самой свирепой властью, чем самому властвовать. У Карамзина, которого «Историю государства Российского» не люблю за придворный тон, есть одно изречение, окупающее все его сочинения. Другу, соболезновавшему ему, что болеет и из-за болезни не может продолжать писать историю, ответил: «Важно не писание русской истории, а важно то, как хорошо жить»¹.

Старшая дочь Завалишина, учащаяся в Цюрихе на медицинских курсах, писала Л. Н., прося помочь издать Записки отца. Л. Н. не ответил. Младшая, которая привезла ему экземпляр Записок, понравилась ему и Юлии Ивановне. Она славная. Говорила Л. Н.: «В России не разойдется. В Россию книга не имеет доступа, потому что против нее Стасов».

Далее Л. Н. рассказал о получении им письма от И. А. Беневского.

Л. Н.: Беневский писал — он религиозный, — во-первых, что Иисус — бог; второе, что рад, что я молюсь. Я ему ответил: «Если бы Иисус был бог, то для меня разрушилось бы понятие о боге. И что хотя я молюсь каждый день, но считаю, что это — слабость»².

Л. Н.: Огорчаюсь, что Бирюковы уже через две недели уедут. Как они без прислуги ходят за детьми? И Николаевы также, а у них пятеро детей.

Мария Александровна: Федя — хороший малый.

Иосиф Константинович: В нем есть что-то швейцарское.

Л. Н.: Нет. Он в отца и, думаю, не будет благодарен Бирюковым, которые его взяли и воспитали, как своего. (Мать у него умерла, отец о нем не заботится.) Это так и бывает, что родители не дождутся от детей благодарности, да и вообще не жди благодарности <от того>, кому делаешь добро. Тот, кто поступает, как должно, имеет уже благодарность в своем сознании бо́льшую, чем та, которую он мог бы получить от людей, но не получает.

: Я не наблюдала неблагодарности.

Л. Н.: Всегда.

Софья Николаевна: Я наблюдала, что к строгим, несправедливым родителям дети (девушки) с благодарностью относятся. Этого нельзя объяснить.

Л. Н.: Можно. Дети, у которых хорошие родители, принимают все ихние старания как что-то должное. У детей же с христианскими воззрениями родители становятся их ближними, и отношение к ним этим переменяется в любовное, благодарное.

Пришел П. И. Бирюков.

Л. Н. с Бирюковым хотели выразить арифметически что-то, но не сошлись в выражении. Л. Н. говорил, что человека можно выразить дробью, числитель которой — его свойства, знаменатель — его мнение о себе.

Знаменатель может быть ноль; тогда n/0 = бог. Знаменатель может быть и бесконечность — ∞. Но этих крайностей не бывает. И доброта, и правдивость, и смирение в человеке имеют цену, только если он себя не ценит³.

Л. Н. говорил со старым яснополянским мужиком о прокламациях, которые были разбросаны в деревне. Об этом разговоре Л. Н. рассказал нам:

— Герасим Фоканов получил прокламацию, не выдал ее уряднику. Но говорил, что мужики двоякого мнения: одни — везти урожай к себе, другие — нет. Он же думает, что надо подождать и мирным путем сделать полюбовный договор: в аренду снять землю или как. Но из этого ничего доброго выйти не может (т. е. из насильственного отобрания у помещиков урожая и земли). В соседстве останется по-старому. И как же делить землю? При общем покосе между ними всегда ссоры, надо общее правило, по которому распределить пользование землей.

Л. Н.: Молоствова писала, как ясен Генри Джордж. Возражает ему только в том, что, если освободить капитал, может произойти усиление капитала, и он будет давить на обрабатывающих землю⁴. Это она, наверно, слышала от кого-то; пустое возражение. Дело не в облегчении или не облегчении капитала, а дело в уничтожении несправедливости. Когда дело шло об уничтожении крепостного права, можно было наполнить целую книгу подобными соображениями. Этого опасаться нечего. Когда идет речь об уничтожении несправедливости, нельзя думать о могущих произойти последствиях. Сама несправедливость требует одного: ее уничтожить, и какие выйдут из этого последствия, в этом мы не сведущи.

Л. Н. (Александре Львовне): Андрюша влюблен. Как он размягчел, все находит хорошим, заикается.

Когда мы сидели сперва на террасе, потом под вязами, мужики свозили сено на телегах. Телеги высоко наложены сеном, лошади, в сравнении с нашими северовенгерскими, высокие, полные, крепкие. Говорят, что возит не лошадь, а овес, а доится не корова, а сено.

В половине девятого, записывая, слышал стройное, бодрое пение, не выдержал в комнате, пошел слушать. У скотного двора догнал трех девок бочком верхом на лошадях и парня, возвращающихся с работы с песнями, как раз самые лучшие яснополянские певуньи.

В парке недалеко от дома калужские мужики делали дорожки. Сегодня кончают работу и уходят на месяц домой. Л. Н. пошел с ними поговорить, и они очень понравились ему.

Л. Н. три дня не писал. Сегодня ему слепни и мухи мешали доехать до Булыгина. Лошадь беспокоилась, нельзя было спокойно думать ему на ней, надо было их отгонять; повернул из Головенек в Засеку — и там слепни и мухи. Красивые места там, в Засеке!

Уехал Иосиф Константинович.

Ходили со Львом Львовичем по Горелой Поляне, встретили Л. Н. в одной фланелевой рубахе и штанах из серого холста. Быстро ходит, похудел.

Л. Н. посетил на днях Николаевых. Лариса Дмитриевна жаловалась ему, что не может ничем другим заниматься, так поглощено все ее время и силы детьми. Когда оба близнеца кричат, не знает, где голова у нее.

Л. Н. ей сказал, что, воспитывая детей, делает самое главное и все, что должна делать.

Вечером Л. Н. играл с Гольденвейзером в шахматы. Затем Гольденвейзер читал вслух последний рассказ Горького «Тюрьма»¹. Когда он кончил, Л. Н. сказал:

— Как хорошо читаете, быстро и с правильной интонацией! Начало хорошее, но где рассуждения — слабо. Если рассуждения не совсем ясны, то они неуместны (в художественном произведении), как ораторский пафос в области философии, религии и математики. Они на месте в описаниях путешествий, природы. Горький сначала все тот же — талант. Изобретательность почти такая же, как у Чехова, но чувства меры у него нет, и не верен психологически.

Софья Николаевна говорила Л. Н., что читала хороший рассказ Куприна «Поединок». Нельзя слова выпустить из него. Жалела, что не привезла².

— Да, Куприн хорошо пишет, — согласился Л. Н.

Л. Н.: Будем читать вслух из Завалишина описание бунта. Нигде не читал так хорошо описанным. Это можно объяснить так: Завалишин был в недружелюбных отношениях с Рылеевым и с другими. Они были снисходительны друг к другу, а он не участвовал <в восстании>. Он еще 10 декабря вращался в высшем обществе, знал по слухам от других, как все произошло, и после жил с ними в Сибири, знал от них. Писал стариком. Их намерение не удалось по чистой случайности. Не было хороших распоряжений.

Бирюков: Трубецкой отпал, изменил им.

Л. Н.: Не заняли крепость, <а> их войско было в крепости, не заняли дворец, <а> их войско было во дворце, артиллерией не воспользовались. Южная организация была за республику, не примкнула к ним. Смерть Александра застала их врасплох. — После некоторого молчания: — Из декабристов уже никого нет в живых. Прошедшее — точно, когда едешь и оглядываешься назад — то, что вдали, уходит, сжимается, скрывается. Что мне наполеоновские войны — вам Крымская.

Бирюков: Освобождение крестьян — уже историческое событие. Я родился за два месяца до него. Дворовых еще помню.

Павел Иванович и Гольденвейзер в 11 ушли. Софья Николаевна и Юлия Ивановна пошли в кабинет Л. Н. перевесить новую, в рамке, увеличенную фотографию Сергея Николаевича, которая Л. Н. очень умиляет верным выражением лица³. Я остался с Л. Н. один в столовой. Спросил меня о Леве, сынишке Бирюковых. С ним час тому назад случился припадок холерины.

Л. Н.: Беспокоюсь за него.

Я спросил Л. Н., могу ли я ответить от себя саксонскому учителю.

Л. Н.⁴.

Я: Хочу ему сообщить адреса чешских друзей, послать «Жизнь Дрожжина»⁵.

Л. Н. согласился. Посоветовал послать ему, кроме «Жизни и смерти Дрожжина», письма Ольховика, книжку Изюмченко «В дисциплинарном батальоне»⁶, голландский журнал «Vrede».

Я: Шкарвану хочу предложить, чтобы он составил книгу об отказах от воинской повинности. Туда поместить ваши письма и статьи по этому вопросу. Такая книга нужна отказывающимся.

Л. Н.: Да, хорошо. Помню, первый случай отказа был Залюбовский⁷. С тех пор все больше. Увеличивается, как конус, обращенный вершиной вниз.

Л. Н. принялся писать статью «Силоамская башня» — о японской войне, главное значение которой Л. Н. видит в небывалом проявлении неповиновения властям. Сегодня написал семь страниц. Л. Н. просил Юлию Ивановну сказать Александре Львовне, чтобы не переписывала, потому что много написал, но она уже часть, если не все, пополудни переписала⁸.

Сегодня в «Daily Chronicle», что в Одессе из солдат-бунтовщиков 24 повесили в разных тюрьмах и еще повесят 17.

8 июля. Пятница. Знойный день, ветерок, вечером ливень. После него ясно, тепло. Л. Н. ездил верхом в Таптыково. Ехал на Делире шагом, проехал 18 верст за 2 часа 25 минут в один конец. В половине 11-го вернулся. Рассказывал подробности про дорогу. Хвалил длинный шаг Делира. В Тихонском (деревня в половине дороги) пьяный мужик, которого вела баба; сказала мужику: «Граф едет». — Мужик ответил: «Он себе граф, а я себе граф».

Л. Н. позволил Черткову печатать «Божеское и человеческое» и «О Шекспире»¹. Софья Андреевна укладывала книги с полок второго шкафа в стене в новый шкаф № 2. Павел Иванович предлагал из дома сделать музей Л. Н., собирать сюда все, касающееся Л. Н. В доме не жить.

Цыганский табор, 18 семейств у шоссе.

3*П. И. Бирюков задавал Л. Н. вопросы к его биографии.

Л. Н.: Малиновая Засека? Кажется, она за Тулой.

Бирюков: Какие вы нашли письма матери недавно?

Л. Н.: Это ее работы: ее переводы, ее сочинения о путешествии².

— Рассказ Погодина!³

Л. Н.: Все совершенно верно.

Бирюков: Учителя яснополянские живы?

— Эрленвейн, Томашевский.

Отвечая на вопросы Павла Ивановича о своей кавказской жизни, Л. Н., между прочим, сказал:

— Старый Юрт было необыкновенное место. Был аул 1500 душ; серный горячий ключ над аулом разбивается на несколько потоков. У Сережи была собака, упала в горячий ключ, обварилась. Это красивое было место. Даже запах этот был приятный. В Пятигорске нет таких горячих ключей.

Л. Н.: Скороходова теперь ожидаю. Чага теперь в Сибири. Недавно получил письмо от И. И. Попова — редактора «Восточного обозрения». О Чижове пишет, что он почти там же, где Чага⁴.

Говорили о верующих православных. Л. Н. сказал:

— Безграмотная старушка какая-нибудь... Как ей знать все те ужасы, которые делались церковью и продолжают делаться?! Инквизиция... А образованные люди — им надо закрывать глаза, не могут признать, что они ошиблись. Они все свои ошибки должны признать, как что-то святое. Как это мстится! Как только поставишь истину не на внутреннем сознании, а на внешнем авторитете, так оно кончено...

9 июля. Суббота. Л. Н. забыл вчера передать Александре Львовне привезенное им из Таптыкова письмо насчет кухарки для Татьяны Андреевны (она со Львом Львовичем и Митей утром поехала в Таптыково)¹. Поэтому пополудни сам поехал верхом в Овсянниково нанимать кухарку. Потом купался в пруду со мной.

Я переписывал Хельчицкого.

За обедом Л. Н., Софья Андреевна, Юлия Ивановна и я. Софья Андреевна приводила в порядок журналы из второго шкафа. Л. Н. уговаривал ее, чтобы перестала, отдохнула². Софья Андреевна говорила, как она подробно помнит все, что было в первый год их супружества. Удивительная память!

Под вечер приехал Иван Иванович с Клечковским. Он недавно читал лекцию о воспитании детей. По этому поводу говорил с Л. Н-чем. Л. Н. резюмировал: учить детей надо, воспитывая себя. Родители ведут праздную, безнравственную жизнь и хотят, чтобы учитель (или они же) научил детей доброй жизни. Это так, как если человек сойдет с ума вследствие дурной жизни семейной, а его отдадут для излечения в сумасшедший дом. Ребенка надо воспитывать так, чтобы он служил <людям>, а не чтобы он чувствовал себя барином, чтобы ему служили.

10 июля. Воскресенье. Утром в 6 часов поехал я в Тулу за корректурой «Великого греха» и за лекарствами. В половине первого вернулся и до 6 часов был в приемной.

Под вечер приехала Мария Николаевна, сестра Л. Н. Ожидал встретить строгую, молчаливую, немножко даже суровую монахиню, а она самая милая, разговорчивая старушка, напоминающая откровенностью, добротою свою дочь Варвару Валерьяновну. Сестра Л. Н. и по духу. Хорошо, образно говорит, и так просто, правдиво, как Л. Н.

сказала, что тут происходило то, что описано в «Детстве». В саду мы встретили Ивана Ивановича, Сергея Дмитриевича, И. П. Накашидзе, И. П. Мельгунова. Иван Иванович привез пуд книжек Генри Джорджа. Мельгунов, сотрудник «Русских ведомостей», интересуется сектантами, приехал из Павловок. Рассказал Л. Н-чу о павловцах, как их власти преследуют¹. Тодосиенко был, по мнению Мельгунова, бессознательный агент-провокатор. Про манифест о веротерпимости павловцы не знают, а местные власти его не признают.

Николаев говорил Л. Н. о Генри Джордже, ренте: цена земли под Нью-Йорком вычислена в три миллиарда долларов, под Берлином в три миллиарда марок, под Москвой для ипотек в 600 миллионов рублей.

Сергей Львович: В Москве одна квадратная сажень в Хомяковском саду стоит тысячу рублей².

Л. Н.: В Нью-Йорке земля под постройку 25 футов в фасаде, 100 глубины <стоит> один миллион 200 тысяч (долларов).

Николаев: В Англии рента с земли в городах превышает ренту с земли вне городов. В Германии — равна ей, в России — меньше ее. Для Москвы эта рента была бы 30 миллионов рублей, городской бюджет — 20 миллионов рублей.

Павел Иванович расспрашивал Марию Николаевну о детстве Л. Н. Она охотно рассказала. Между прочим, как Сергей Николаевич в Гамбурге и Висбадене проиграл все свои деньги в рулетку, купили ему билет и послали домой. А он опять приехал. Во Франкфурте сел не в тот поезд и опять приехал туда, откуда уехал³. Дмитрий Николаевич был вспыльчивый; Л. Н. — нет.

Л. Н. сказал, что Николай был наружностью похож на Ю. Л. Оболенского.

Потом Мария Николаевна рассказывала, как Сергеенко приехал в их Шамординскую обитель и перепугал монашек, спрашивая их, почему пошли в монастырь и нашли ли успокоение. Не снял картуза в церкви, о недостроенных зданиях сказал: «Это мы закончим». Монашки думали, что Сергеенко с толстовцами разрушат монастырь. Своей бестактностью и случайными, присоединившимися к этому обстоятельствами (появились прокламации) так расстроил покой монастыря, что Мария Николаевна чуть не ушла из него.

Когда Мария Николаевна рассказывала о «преступлении» П. А. Сергеенко, Л. Н. сказал ей с улыбкой:

— Ну, это еще не преступление... Это был не Сергеенко, это был капитан Копейкин.

Софья Андреевна рассказывала про Сергеенко, что у Л. Н. он ищет пороки, извращает происшествия из жизни Л. Н. так, как ему это нравится.

Софья Андреевна терпит — как она сама говорит — Сергеенко только лишь потому, что для него это — хлеб. Софья Андреевна рассказывала Марии Николаевне, как Л. Н. в первые годы супружества усердно молился.

Затем Л. Н. в разговоре на балконе с Горбуновым, Накашидзе, Николаевым, Мельгуновым, Бирюковым и Львом Львовичем сказал:

— Будет ли от книг «Посредника» польза — вопрос. Когда же садишь капусту, то наверное знаешь, что будет. Духовное неизмеримо, его польза невидима, а материальное измеримо.

Говорили о книге про отца Амвросия, изданной монастырем Оптина Пустынь. В ней разговоры Амвросия с Л. Н.⁴

Л. Н. рассказал:

— Когда прощались, Леонтьев мне сказал: «Вы безнадежны», а я ему: «А вы надежны» (т. е. можете прийти к истине)⁵.

Л. Н.: Когда вспоминаю, очень устаю, даже больно становится. Машенька до того слаба, что от интересного разговора устает.

Вечером Л. Н. передал Ивану Ивановичу рукопись о хлыстах, присланную Беневским. Говорили о ней, что очень интересна, написана человеком, который вышел из хлыстовства, пережив его. Хлысты — то же, что шекеры. Л. Н. желал бы, чтобы Чертков напечатал ее⁶.

11 июля. Понедельник. Л. Н. ездил с Николаевым. Вечером Николаев с Накашидзе принесли корректуру «Великого греха». Два предложения были выпущены Чертковым. Л. Н. их опять вставил¹.

Приехала М. Нарышкина, подруга Александры Львовны. Вечером Гольденвейзер играл Шопена и растрогал Л. Н.² Мария Николаевна понимает музыку очень тонко. Мария Николаевна, Л. Н., Гольденвейзер и Софья Андреевна разговаривали о музыке.

Л. Н.: Желал бы, чтобы вы сыграли что-нибудь из новых композиторов, чтобы иметь понятие о них. Так, я попросил Чайковского у него на квартире. Он сыграл из своих композиций и других³. Из новых лучший — Аренский: он прост, мелодичен, но однообразен в хорошем смысле, как Шопен, то есть характерен, сейчас его узнаешь.

Л. Н., кажется, из всех композиторов больше всего любит Шопена.

Гольденвейзер рассказал, что у Стасова бывают музыкальные вечера и что Стасов хвалит подряд все.

Л. Н.: Стасов ничего не понимает в музыке.

Л. Н. спросил Гольденвейзера, когда он придет:

— Завтра?

— Нет.

— Понимаю, что не придете, будет много народу.

Софья Андреевна тоже боится завтрашнего вечера, будет шумно. (Мартыновы, Черкасские, Кузминские сойдутся, завтра уезжает Лев Львович.)

12 июля. Вторник. Приехали Кузминские, семь человек, и под вечер ожидали князей Черкасских и Мартыновых. Л. Н. будет шумно, жалко Л. Н. Мы вместе с Л. Н. купались в Воронке. Л. Н. принес небольшую охапку травы, мне неизвестной, цветок которой, когда оторвешь и опустишь на землю, разрывается и выбрасывает из себя семена далеко. Л. Н. долго и далеко гулял.

ВЪЕЗД В ЯСНУЮ ПОЛЯНУ

Собрание И. С. Зильберштейна, Москва

«Похитонов пробыл три недели в Ясной, написал шесть-семь картинок, которые всем понравились». — Запись от 5 июля 1905 г.

13 июля. Среда. В «Русском слове» появилось известие о том, как на «Потемкине» подняли бунт¹.

Л. Н. (за завтраком): Читая «Записки» Завалишина (он был в недружеских отношениях со всеми декабристами и показывает их теневые стороны; один Муравьев<-Апостол> остался у него чистым), только теперь я хорошо понял декабристское движение. Как они были могучи! Вся южная армия и половина петербургской были на их стороне. Не удалось — по нерешительности и несогласию между северной и южной организациями. Последняя хотела республику, первая — конституцию. Их рассуждения об избирательном праве, о палатах напоминают современные. Нынешние ни в чем не впереди их, даже позади. Они не так образованны, как были декабристы. Декабристы читали Руссо, Вольтера, Монтескье. А нынешние... Недавно шел близ шоссе около Воронки. Местность красивая, день ясный. Смотрю, на хворосте сидит девица в белом платье и читает. Оказалась Надежда Павловна Иванова. Что она читала? — Скабичевского — критику на Добролюбова! Ведь надо сечь, чтобы заставить читать эту глупость².

Приехали Илья Львович с младшим Раевским из Бегичевки. За обедом Илья Львович рассказывал о волнении крестьян в Калужском уезде, вызванном возмущением против управляющего одного имения. Был покос, мужики были все пьяны и пошли громить управляющего. Управляющий убежал, переплыл Оку и позвал полицию. Мужики стали кирпичами бросать в дом, ворвались в первый этаж и разгромили его. Семья управляющего заперлась во втором этаже, туда мужики не могли проникнуть. Наутро пришли девять вооруженных полицейских со становым и урядниками. Видя, что мужики идут толпой, они решили, стреляя, отступать. Мужики подошли и одного урядника ударили камнем по плечу.

Тот готовился выстрелить, но в этот момент из-за кустов вышло войско, и солдаты сами стали заряжать ружья. Но офицер не позволил им стрелять. Мужики разошлись по домам; были расставлены солдаты, которые не давали им сходиться. Тогда они подожгли овин, чтобы сбежался народ из соседних деревень тушить. Но солдаты не пустили. Полиция арестовала 15 человек. Мужики сначала волновались, а потом сказали, что в них бес вселился.

Л. Н. с выражением страдания слушал, но не хотел продолжения подобных рассказов, сказал:

— Мне жаль не помещиков, а их, крестьян.

Илья Львович: У нас опять неурожай, но не такой, как был в последний раз. Яровое уродилось, ржи нет. Но от этого нельзя ожидать, как в городах думают, волнений. Мужики очень умно, осторожно ведут себя. Вспышки могут быть местами, но не огульно.

Л. Н.: Мужиков взбаламутить можно, но волнения, беспорядки только повредят. Их ведь легко подавить войском. А если бы восстание крестьян стало общим, тогда ведь вооружатся против них и те либералы, <и> революционеры, которые их теперь подстрекают. Если бы крестьяне и добились земли, как же ее поделить? Тут нужна организация.

Младший Раевский звал Л. Н. играть в лаун-теннис. Л. Н. пошутил, что пойдет, если ему будет партнером М. М. Нарышкина. Та отказалась, потому что не играет. Илья Львович сказал Л. Н., что Раевский — знаменитый игрок, первый русский игрок в лаун-теннис.

— Какой знаменитый, — недоверчиво сказал Л. Н. — Спросите англичанина: «Играете в теннис?» Он скажет небрежно: «Играю», а играет лучше всех нас. У них это не удивительно... Недавно поднял кусок английской газеты, на одной стороне объявления: «Молодой человек..., молодая, красивая, способная девушка ищет»... 15 раз. Это все рабы, ищущие работы, и, наверно, не все найдут ее. А на другой стороне реферат о состязании футболистов, господам нечего другого делать, умеют только в футбол играть.

Вечером за чаем Л. Н. с П. И. Раевским. Л. Н. говорил ему, что судебные вскрытия трупов и напрасны, и отвратительны, и напоминают судебные наказания людей. Раевский возражал, что они полезны для науки. Операторы этим укрепляются в знании анатомии и упражняются в искусстве оперировать. И перевел разговор на тему: полезны ли операции или нет.

Л. Н. сказал:

— Когда врач не умеет сделать операцию, пусть ее не делает. Как лучше отпустить сто виновных, чем наказать одного невиновного, так лучше пусть умрут сто неоперированных, чем один умрет вследствие операции.

Я сказал, что иногда упрекаю себя, что не делаю судебных вскрытий, что этим мог бы иногда содействовать уменьшению наказания судимым.

Я: Но мне кажется, что я мог бы обратить внимание суда на некоторые облегчающие вину обстоятельства, на которые другой доктор не обратит внимания.

Л. Н.: Это дилемма.

Дальнейший разговор был прерван вошедшими в залу. Софья Андреевна принесла части карточного каталога библиотеки и негодовала на беспорядок в нем. Л. Н. ее успокаивал и стал ей помогать пересортировывать карточки по алфавиту.

Мария Николаевна рассказывала Павлу Ивановичу о молодых годах Л. Н-ча. Л. Н. присел к ним и слушал, дополнял. Потом вместе вспоминали; кое-что вспомнил Л. Н., чего Мария Николаевна не помнила, и наоборот. О стрижке головы записано у Берса, не помнили оба³. Но Мария Николаевна помнила, что Л. Н. остриг себе брови, после чего они стали густые и длинные, и что его очень мучило его некрасивое лицо⁴.

Мария Николаевна вспомнила о слепом, который рассказывал сказки их бабушке, когда та не могла заснуть. Какой у слепого был чуткий слух, когда говорил: «Теперь мышка подошла к лампадке»; действительно, мышь подходила к лампадке и пила масло из нее⁵.

В дальнейшем разговоре Л. Н., между прочим, сказал:

— Activité politique pèche4*...... 5*

Л. Н.: Шопенгауэр пишет, что женщины кокетничают или плечами и станом, или, видя, к чему стремится известная среда, притворяются, выставляют на вид эти стремления. Теперь пошли на Дальний Восток (некоторые из душевной потребности). У хохлов есть поговорка: «Все девушки хороши, откуда же такие злые бабы берутся?» Когда девушка выходит замуж, отбрасывает напускное. Вот Наташа (Н. Л. Абрикосова) хочет жить не для своего удовольствия, а для пользы другим. Это у нее так и останется.

Софья Андреевна: Ты ее идеализируешь, ты художник, сделал себе о ней идеальное представление, не расстанешься с ним. Если б я тебе сказала про Таню (Т. А. Кузминскую), что она курит или что-то подобное, ты бы не допустил, так как это тоже не сходится с твоими идеальными представлениями о ней.

Л. Н. настаивал на своем.

Софья Андреевна негодовала на мужчин, что не умеют ценить своих жен. В ней муж не ценил ни красоты, ни художественных дарований, только подавлял их. «Я это все запишу в мои мемуары», — сказала она6*.

Л. Н. повернулся к Павлу Ивановичу и сказал ему:

— Вот хорошая школа для терпения7*.

Татьяна Андреевна: Кто же своей жизнью доволен? Такого нет.

Л. Н., который в это время, отвернувшись, разговаривал с Павлом Ивановичем, услышал слова Татьяны Андреевны (как он умеет слушать сразу несколько разговоров и из нескольких слов понять весь разговор) и сказал:

— Что говоришь? Я совершенно доволен всем, что произошло в моей жизни.

Л. Н.: Разница в том, что русские commettent des crimes sans en tirer de profit8*. Англичане tirent de profit9* из своих преступлений. Славянофилы и в этом правы. Они восставали против этого подражания Западу.

14 июля. Уехали Лев Львович и старики Кузминские.

Спор Л. Н. с Андреем Львовичем. Андрей Львович сказал, что у русского народа те же идеалы наживать деньги, что и у господ: хорошо жить, как можно меньше работать.

Л. Н. огорчился и резко ответил, что, может быть, часть молодого поколения испорчена господами10*.

Были Горбуновы с детьми.

Стефан Маккенна, парижский корреспондент «New York World», интервьюировал Л. Н-ча. Л. Н. вечером рассказал Бирюкову, что передал корреспонденту содержание новой статьи¹. Движение, которое в России происходит, будет иметь последствия, но не те, какие Великая французская революция — история не повторяется, — не замену одной насильственной формы правления другой насильственной формой (конституцией), но освобождение от насильственного правления, которое если при первой попытке и не удастся, то может удасться лет через 30. Признаки: неподчинение требованиям власти отдельных лиц, частей войск под Мукденом, на «Потемкине», у Небогатова, в Калуге. Одновременно с этим процессом идет другой — устройство своего управления. Русский народ отличается от западных: во-первых, тем, что не признает права собственности на землю; во-вторых, отвращением к правлению (власти). Он покорился власти и ждал от нее уничтожения крепостного права, как теперь ждет освобождения земли от собственности. Видя, что правительство не делает этого, проявляет пассивное противление его требованиям. Третье отличие — способность самому управлять своими делами (без центрального управления). Четвертое — религиозное... Знал Евангелие на пять столетий раньше западных народов. — Это пишу — сказал Л. Н., — чтобы показать, в чем должна молодежь содействовать, помогать, не разрушать. Последствия движения в России будут огромные для всего мира.

Л. Н. получил письмо от Трегубова с образцами революционных статей (Хилкова и других), возбуждающих к убийству².

Вечером приводили в порядок карточный каталог библиотеки. Л. Н. спрашивал меня про тиф, который начинается в Ясной Поляне; опасается его распространения.

15 июля. Л. Н. получил почту из Тулы. Читал нам вслух описание бунта на «Потемкине» из «Le Journal» и брошюру Хилкова о том, как народу свергнуть правительство и забрать землю.

Л. Н.: Что́ на место правительства поставить, о том не говорит, ни о том, как распределить землю; к тому была бы нужна центральная организация, власть. Когда пишет против толстовцев, недобросовестно замалчивает, что они, пассивно не противляясь злу, вместе с тем создают отношения, не нуждающиеся в насильственной опеке правительства. Статья написана умно. Я хотел ему написать о ней, что она создает одно зло. Народу нельзя бороться с миллионом солдат. Карлейль рассказывает, что в Манчестере 80 солдат усмирило четверть миллиона рабочих.

Л. Н. читал еще из «Записок» Завалишина. Декабристы вспоминают жизнь в Чите как приятную. Жили совсем не как каторжные, только некоторые внешние формы соблюдались. Библиотека у них была — полмиллиона книг, одних медицинских — 4 000.

Я читал сегодня в первый раз «Силоамскую башню», но под измененным названием «Конец века».

Л. Н. спросил меня, что тифозные? Я же сегодня не посетил их. Надо быть совестливее в должности врача.

Вечером дал себя склонить и поехал провожать уезжающих барышень в Козловку, а следовало дома остаться, или слушать разговоры Л. Н. с Марией Николаевной, Софьей Андреевной, Павлом Ивановичем, или письма писать.

Л. Н. начал поправлять «Биографию» Бирюкова и писать от себя воспоминания. Пишет о себе в третьем лице¹. Л. Н. сказал Александре Львовне, что завтра будет ей диктовать воспоминания.

— Какие историки! О Хельчицком в истории нет и помину.

Бирюков: У меня есть толстая история моравских братьев. И там Хельчицкий не упомянут².

16 июля. Забыл день. Приехал Фролов, одушевленный идеями Л. Н., приезжавший в прошлом году; тогда — воспитанник Киржачской учительской семинарии, теперь — учитель. Л. Н. долго говорил с ним и остался доволен им.

Фролов привез свое философское сочинение. Л. Н. сказал о нем, что оно совсем плохое.

Вечером с 10 до половины 12 Л. Н. диктовал Павлу Ивановичу и Александре Львовне свои кавказские воспоминания для «Биографии»¹.

Л. Н. сказал мне:

— Как вы состарились со времени, как вы здесь! Подвижной, элегантный старичок.

17 июля. Воскресенье. Сегодня было у Л. Н. около 12 человек посетителей. Из них пять старообрядцев, три социалиста, один рабочий, три толстовца. Социалист (Рындин) указывал на их старания улучшить положение народа, на жертву этого старания — Журавлева.

Журавлев, рабочий, представился Л. Н. словами:

— Теперь я крещеный, то есть побыл в тюрьме (40 дней), и выслали меня из Москвы из-за ничего.

Л. Н. это не понравилось. После сказал нам о нем:

— «Теперь я крещеный»! Как не будешь бунтовать, когда такого человека хвалят. Вот такие люди имеют влияние на рабочих. А у социалистов-революционеров их деятельность, идеи — от праздности, тщеславия. И тут слабость людская.

Л. Н.: Стараться о Льве Николаевиче, как мне, Льву Николаевичу, справиться со своими пороками и жить по-божьи; все остальное приложится. А не стараться устраивать жизнь других.

Рындин: Вы ведь пишете письмо царю о Генри Джордже?¹

Л. Н.: Это тыканье носом. Царь при власти, <я хочу> ему показать, если уже властвуешь, как должен поступать. О Генри же Джордже обществу <пишу>, что не видит самого главного в его социально-экономической программе. Я говорил Черткову, что моих сочинений печатать не нужно. Если пишу правду, она сама себе найдет ход.

— Какая несправедливость — лишить человека, работавшего 17 лет на заводе, работы, пенсии! Теперь страдает. Что ему делать? В караульщики идти?

— Если вы это делали для бога, страдания должны радовать, — возразил Л. Н., обращаясь к Журавлеву. — Христос — пример. Если же для похвалы этих господ-интеллигентов, повторяющих только то, что пишут десятки лет заграничные газеты, тогда — страдание. Вы русский человек...

Рындин: Но правительство ведь зло поступает.

Л. Н.: Это известно, что такое правительство, — шайка разбойников!

Л. Н. с Рындиным заспорили ужасно. Л. Н-чу голос отказал, и он ушел, не договорив. На Журавлева это ужасно угнетающе подействовало. Он оправдывался, что не такой, не революционер.

Л. Н. мне вечером, играя в шахматы, сказал:

— Рассердился, нехорошо. Я в 77 лет не умею справиться со своими пороками. А вы в ваши года сколько вопросов еще и не затронули.

Позднее Л. Н. сказал:

— Я Хилкову написал, что его полемика с толстовцами (их не знаю — знаю Толстого) и социал-демократами меня тронула.

18 июля. Понедельник. Утром за чаем Л. Н. спросил:

— Что нового?

Иосиф Константинович прочел ему об американских работодателях-королях. Потом рассказал, как в Америке эксплуатировали не столько духоборов (они были объединены), сколько галичан. Давали им подписать контракты, запирали снаружи вагоны, чтобы не могли уйти, и увозили их далеко на работу. При нем такой вагон загорелся, и люди в нем сгорели.

Ушли Дитерихс и Накашидзе.

Александра Львовна рассказывала, что третьего дня Л. Н. диктовал воспоминания о Кавказе добрый час с четвертью; когда кончил, махнул рукой и сказал: «Все чепуха».

Говорили о рассказах Чехова.

Мария Николаевна — о чеховском рассказе, герой которого списан с доктора Кувшинникова¹.

Л. Н. о другом рассказе — «Супруга»:

— Безобразный нравственно. Бывает так, но художник не должен описывать. Читает телеграмму к ней, узнает об измене. Ужасная сцена: она просит 25 рублей. У Чехова есть хорошие рассказы про детей: «Беглец», «Детвора»².

Л. Н. читал на днях в «Журнале для всех» воспоминания «Об А. П. Чехове» его брата³. Нравились ему, и рассказал:

— Ему <Чехову> присылали так же книги, как мне. Он все их отправлял в Таганрог, в библиотеку⁴. К чему вспоминаю о нем?.. Да! Он интересовался Ляпуновым — настоящим поэтом⁵. Я ему говорил об нем. (Перед этим была речь о Вере Арбузовой, вдове В. Д. Ляпунова.) Он даровитый был человек, шутя говорю: Некрасов «подражал» ему. Когда сопоставить Некрасова с Ляпуновым — Ляпунов больше владеет мужицким языком.

Вечером приехали Михаил Львович с доктором Голицыным (его свояком).

Л. Н. разговаривал за круглым столом, где сидела Мария Николаевна и поправляла для Павла Ивановича свои воспоминания. До этого я дал Л. Н. читать о пассивном сопротивлении — бойкоте китайцами американцев и американских товаров в Китае, чтобы добиться равноправия китайцев в Америке, и сообщение «Русских ведомостей» о попытках революционеров в Нижнем Новгороде возбудить народ к демонстрациям и забастовке⁶. Некоторые рабочие не хотели, боясь лишиться хлеба. Л. Н. прочитал в кабинете, вернулся в залу с вырезкой и номером «Русских ведомостей»:

— Страшное, лучше не читать! Я не напрасно сторонюсь газет.

Потом с отвращением и грустью сказал:

— Душан Петрович дал мне курить... махорку, — и замолчал, как если бы колебался, говорить ли дальше, или нет.

Мария Николаевна (ко мне): Как, вы дали ему курить? Ведь это вредно.

Я: Дал газету читать...

Л. Н. о беспорядках в Нижнем Новгороде.

Л. Н.: Получил письмо от Лебрена. Он разочаровывает меня, опровергает меня о гурийцах. Пишет, что батумские рабочие, распропагандированные социалистами, вернулись в деревню и подняли аграрное движение, и сейчас начали убивать⁷. Но так необъяснимо единодушие: выборы десятских, сходки в пять тысяч человек, успех — то, что арендную плату с 45 рублей понизили до 10 рублей. Образовалась артель дворян-пахарей.

Голицын два года тому назад приехал с Кавказа, интересовался гурийцами. Софья Андреевна стала ему рассказывать о письмах, о том, что вписала 160 новых книг в каталог, и т. п.

— А то, — сказал он, — мои сыновья приедут — и сейчас же уезжают, как фельдъегеря.

ТОЛСТОЙ И М. Н. ТОЛСТАЯ

Ясная Поляна, 26—31 июля 1905 г.

Фотография С. А. Толстой

«Под вечер приехала Мария Николаевна, сестра Л. Н. Ожидал встретить строгую, молчаливую, немножко даже суровую монахиню, а она самая милая, разговорчивая старушка... Сестра Л. Н. и по духу». — Запись от 10 июля 1905 г.

Софья Андреевна: Николай Павлович, прочитав «Севастополь в декабре», послал фельдъегеря, чтобы Л. Н. оттуда отозвать.

Бирюков: Этот факт сомнителен. «Севастополь в декабре» был напечатан позже.

Л. Н.: Нет, это так было. «Севастополь в декабре» был читан у императрицы, тетушки жили во дворце. Мне начальник артиллерии сказал, что <мой перевод состоялся> по приказанию государя. Я написал в декабре и очень скоро появилось. Но, может быть, он в рукописи читал⁸.

Потом Л. Н. позвал Павла Ивановича в комнату Александры Львовны и сказал, что будет диктовать на ремингтон свои воспоминания. Когда вернулись, Л. Н. спросил Марию Николаевну, где они жили в 1839 году? В 1837 году умер отец, в 1838-м — бабушка.

Мария Николаевна утверждала, что жили в Москве в каком-то доме не на Плющихе, а где-то в другом месте. Л. Н. сомневался⁹.

Мария Николаевна вспомнила, как Л. Н. выпрыгнул из мезонина и остался лежать без сознания¹⁰.

Павел Иванович: Пробовал летать?

Мария Николаевна: Нет. Чтобы удивить всех.

Л. Н. подтвердил это, а Софья Андреевна сказала:

— Правда, разумеется, чтобы удивить всех. Это так было.

Л. Н.: Бутурлин напоминает мне Юрия Самарина, не исполняет то, чего бы можно было ожидать от него. Даровитый, умный, образованный. По медицине, что спросишь, знает, по истории, религии, философии...

Л. Н. (за обедом): Веру (Кузминскую) люблю за ее бессознательную правдивость, она всегда о себе правду говорит, не замалчивает ничего.

Софья Андреевна: Я буду писать свои записки, главное, о Льве Николаевиче, буду с вашей (обращаясь к П. И. Бирюкову) «Биографией» конкурировать. У меня источники, каких у вас нет: переписывала его письма к моей сестре. Есть письма мои к родителям и от родителей ко мне — в них вся семейная жизнь описана¹¹.

Софья Андреевна показывала Голицыну картины Похитонова «Чепыж» и «Зеленую палочку». Все его картины перейдут в Третьяковскую галерею. Голицын сказал, что нынешний заведующий галереей — поклонник модерна, декадентства — и покупает такие картины¹².

Софья Андреевна: Он друг Похитонова.

Потом Софья Андреевна говорила Голицыну про свои фотографические снимки. У нее 800 негативов, вписала их в каталог¹³.

Михаил Львович спрашивал Л. Н., как покупали в голодный год хлеб и как кормили голодающих.

Л. Н.: Вагонами. Столовые устраивали в избах самых бедных¹⁴.

Михаил Львович: Теперь тоже будет голод.

Л. Н.: Будет смят войной, то есть из-за войны не заметят его надлежащим образом.

Голицын: Неурожай на малых, но многих площадях 18-ти или 22-х губерний, карта пестрая.

Михаил Львович— 15 рублей, а такая, что стоила 40, — теперь 8 рублей. Продают, пока есть подножный корм, боясь, что позже еще меньше дадут.

Голицын: Мужики разоряются, распродают скот.

За обедом говорили о Балацком, который уже три года, иногда каждый день подряд, присылает Л. Н. ругательные письма и неприличные картинки. На днях прислал посылку наложенным платежом на 90 коп. и письмо с предложением перемирия за 5 р. В посылке был ландшафт с голыми женщинам¹⁵.

11*Л. Н. расспрашивал Голицына про его жену, которая воспитывает сирот. Напомнил ему слова Сютаева о 50 тысячах безработных в Москве: «Разберем их по себе. Я возьму двоих»¹⁶.

О земельной собственности Л. Н. сказал:

— Крепостное право было одно из злоупотреблений земельной собственности. Но корень зла — в земельной собственности. Крепостное право было уничтожено, когда нравственные требования не выдержали его; теперь начинает разрушаться земельная собственность.

19 июля. За завтраком Л. Н. с доктором Голицыным говорили о дяде Голицына. Л. Н. рассказал, что, встретившись с ним после долгого промежутка, первый вопрос, который он от него услышал, был: «Слышали о чуде? Какое случилось... с мощами?»

Голицын: Да, он с 60-х годов не двигался: как был славянофил, так и остался.

Л. Н. разговорился о славянофилах:

— У них на первом плане стояло самодержавие; на втором — православие; на третьем — народность. Уважение к русскому народу. Самодержавие представляли себе так, что царь — беспристрастный, третейский судья. О православии был между ними раскол: может ли оно развиваться. За то, что оно может развиваться, были Платонов, Соловьев. Уважение к народу... Западничество отталкивает, — сказал Л. Н. — Что скажут на Западе, повторяют у нас уже по тому <одному>, что там сказано... А потом люди были прекрасные: Самарин, Аксаков-старший...

Голицын: Между западниками были тоже — Грановский, Герцен...

Л. Н. русскому народу. Его писание прямое, блестящее, сверкает юмором. Если бы не дурацкое отношение правительства к Герцену, не было бы половины того революционного движения, какое было и есть...

Софья Андреевна перебила. Прочла, как в Курской или Харьковской губернии была экзекуция 20 крестьян, били розгами, и говорила, что все-таки везде повторяются нерешительные, насильственные действия крестьян. И еще прочла: «На площади поделили овес, иные увезли, другие сейчас начали возвращать его...»¹

— Здесь пишут, — сказала Софья Андреевна, — что ты осуждаешь битье, а законом оно уже отменено.

Л. Н. (после минутного молчания — ему больно было слышать про истязания крестьян): Учат крестьян пока поступать с барским урожаем и землей, как со своими, как советует Хилков в своих двух брошюрах, а потом окажется, что не знают, как ее оставить за собой. И он <Хилков> — даровитейший между ними (революционерами). Его статьи написаны блестяще. Был так называемым толстовцем; переехав за границу (он был отпущен туда в Вейсенштейн из ссылки), подпал под влияние революционеров. Хотел возвратиться. Теперь показывает им (крестьянам): если уж делаете, так вот как.

— проститься с Накашидзе и поговорить с Журавлевым, сгладить тяжелое впечатление от вчерашнего разговора.

Л. Н. говорил, что Рындин был у него в Москве и разговаривал с ним два часа.

— А я не помню его, — сказал Л. Н., — должно быть, не показался близким, а то помнил бы.

Как любезны все Толстые к Бирюкову, Горбунову, Николаеву, Гольденвейзеру, ко мне!

Л. Н.: Когда я учил в школе, бывали и у меня вши, но я не очень обращал внимания на́ них. Когда сын Сютаева работал в Москве, на бурении артезианского колодца, по колена в воде целый день, и вечером был у нас, и я его оставлял ночевать, — <он> не хотел: «Потому я напущу вшей»². То было бы освящением нуждой, вшами комнат, где праздность, роскошь, пресыщенность.

При расставании поцеловал детей Бирюковых.

С Марией Николаевной и Бирюковым за круглым столом вечером. Л. Н. старался установить, где они (Толстые) бывали в 1837—42 годах, и рад был, когда им удалось это сделать. Потом резюмировал итог. Павел Иванович записал себе. Вспоминал своих учителей: Федора Ивановича, Сен-Тома и Поплонского, который говорил: «Сергей и хочет, и может, Дмитрий хочет, но не может, а Лев и не хочет и не может»³.

⁴, или у Кропоткина: правдивые глаза прямо глядят через очки.

Андрей Львович говорил отцу, что описания войны, военной жизни в «Войне и мире» поразительно подходят к маньчжурской войне. Читал вслух Марии Николаевне, и она думала, что читает о маньчжурской войне. Теперь то же осуждение медленности и отступления Куропаткина, как тогда — Кутузова, тот же страх перед могущественными адъютантами.

Л. Н.: Только теперешнее отступление не кончится победой.

20 июля.

Павел Иванович: Не захватили ли мы тиф? (Брат хозяйки той избы, в которой они жили, болел этой болезнью.) Сколько дней инкубационная стадия? Мы старались проветривать, уходили.

Павла Николаевна: Случалось, я ходила за больным, когда никого дома не было. Раз видела, пошел на двор, упал; подымала его. В каких тяжелых условиях они живут! Корова мало молока дает, вши.

Л. Н. слышишь, но узнаешь ее, убедишься в ней, только если с ним вместе пожил и особенно если приехал, как вы, из такой страны, как Швейцария, где бедных нет, — бросается бедность народа в глаза. Когда постоянно живешь с ними, приглядишься, не видишь, не замечаешь. Как это мне видно при моих условиях — как я живу чисто, просторно, сыто, а они...

Приехал В. А. Буланже. Л. Н. сказал о нем:

— Он второй (другой — сын Сергеенко), которого я знаю, который работает с работниками на земле.

Вечером Лебрен с Марией Александровной. Лебрен уезжает из Батума, где пробовал жить на земле. Земля не плодородная, фруктов тоже нет. Батум вымер от забастовок (и матросы бастовали). В стычках побито много народу.

Говорили о греческом языке.

Л. Н.

Лебрен привез подарки Л. Н., между ними — полотенце от женщины из секты прыгунов, живущей в прислугах, которая, прочитав «В чем моя вера?», с благодарностью посылает этот подарок. Лебрен не знал, что такое прыгуны, кроме того, что они признают рай в этом мире и Христа считают человеком.

Л. Н.: Прыгуны — это хлысты. Я о них читал хорошие записки человека, бывшего хлыстом¹.

Лебрен: Они любят читать Буниана. Что это такое?

Л. Н.«городам» зависти, покорности... Скука невообразимая! Мильтона тоже любят читать в Англии, а я никогда не мог дочесть. Так же и Данта (тоже аллегория). (Из-за аллегоричности же Л. Н. не понравился «Лабиринт света и рай сердца» Яна Амоса Коменского.) Хлысты, шекеры качаются, бегают, прыгают — для чего, не знаю. Квакеры сходятся молчать, и только если на кого «дух снизойдет», тот говорит, но это правило ведет к искусственному говорению.

Мария Александровна, Иван Иванович рассказывали о Нижнем Новгороде, как толпа врывалась в дома революционеров и расправлялась с ними; у нападающих были их адреса. От кого их получили? — От полиции.

Л. Н.: Они (революционеры) бежали в дома перед толпой, а она за ними. В «Русских ведомостях» читал. Полиция, правительство не такие злые, как о них судят. Везде, у Гольденвейзера, от <его> брата постоянно слышу брань на полицию, приписывание ей всяких злонамеренных планов. Когда армян режут, говорят, что турецкое правительство натравляет на них курдов. Я этому не верю. Правительство не может желать истребить целый народ. О Баку то же самое говорили, что власти науськивали татар против армян. Мне было очень приятно слышать от Кузминского, что ничего подобного не было. Он получил письмо от революционеров с жалобой. Он выслушал 80 свидетелей, и ему хотелось узнать правду, в том я уверен, и он не нашел ничего другого, кроме бездействия властей.

Лебрен: Ведь этого достаточно.

Л. Н.<вмешиваться>.

Лебрен сравнивал революционное движение на Кавказе с землетрясением.

Л. Н.: Скорее это не землетрясение, а весеннее наводнение, потоп. Думаешь, как это разрешится? Сделается, что нужно, и будет хорошо.

Лебрен: Надо бежать в горы.

Л. Н.«веком» я понимаю мировоззрение. Конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей. Настанет голод, смуты, и охладеет любовь². Теперь охладела любовь. Надо ли бежать в горы? — никуда не надо бежать. Оставаться, где есть. Свойства народа и «конституция» уже выбраны для нас. Сам не имеешь никакой заслуги в том, что бога лучше знаешь. Он сам открывается. Нет причины ни быть гордым, ни осуждать других. И свобода воли только в этих ограничениях. Не быть ни на той, ни на другой стороне, а на стороне бога. Нельзя нам знать, что будет завтра с нами. Как же предвидеть и хотеть устраивать <жизнь народа>! <Думать>, какое будет правительство, что выйдет из правительства?!

21 июля. Четверг. Утром Л. Н. гулял по саду. Утром приехал Страхов и уехали Лебрен и Мария Александровна. После обеда чрезвычайно интересный разговор Л. Н. со Страховым. Вечером были Гольденвейзеры, Александр и Николай Борисовичи с женами. Были до 12.30. Очень долго. Старший брат излагал философию, наверно, все то, что у Л. Н. в мизинце — широко, далеко. Л. Н. слушал из уважения.

Записываю только некоторые слова Л. Н.:

— «Сколько ног у козявок — знание таких вещей занимает место, нужное для иных знаний», — говорит Лихтенберг¹.

— Мне математика очень трудно далась, потому я был хорошим учителем математики.

— Какое время у наших антиподов теперь, когда у нас 10 часов вечера, можно по телеграфу спросить: 10 часов завтрашнего ли или вчерашнего дня, — не знаю, и так и умру, не узнав.

П. А. Картавов из Петербурга прислал Л. Н. 11 номеров «Современника» 1852 г., где появилось «Детство»². Мария Николаевна рассказала, как Тургенев у них читал вслух эту повесть, когда она только что появилась, а они с Сергеем Николаевичем переглядывались:

— Кто же это мог написать, ведь это описание нас, как мы жили в Ясной Поляне? Решили, что это писал Николай.

Им и в голову не приходило, что это мог написать Л. Н-ч.³ Л. Н. тогда шатался в Туле, проиграл в карты большой дом, потом Николай позвал его на Кавказ.

Л. Н. говорил о математике, тригонометрии, о философии Канта с Николаем Борисовичем и Страховым.

Л. Н.: В математике требуется точность, а в философии — религиозно-нравственность, она так же нужна.

Л. Н. (): У меня фантазия, что евреи в старые времена (ветхозаветные) были передовым религиозным народом, а со времен Христа потеряли способность понимать высшие религиозные истины.

Страхов: А Иисус ведь из них же вышел.

Л. Н.: Да. Я сказал, что это у меня фантазия.

Сегодня Софья Андреевна с Александрой Львовной уехали в Таптыково, а вчера Юлия Ивановна — в Пирогово. Остались дома Л. Н., Мария Николаевна, Страхов.

Л. Н. нашел в «Вопросах жизни» статью о Леонтьеве, и Страхов читал ее вслух¹.

Л. Н.: Леонтьев стоял головой выше всех русских философов.

Был разговор о женщинах.

Л. Н.<сейчас> наоборот. Все ряды полны предметами роскоши для женщин... Хорошая женщина желает рожать детей и поэтому в духовной жизни не может равняться мужчине. Должна добровольно подчиняться внушению мужчины.

Л. Н. читал за обедом письмо Лебединского, бывшего вчера. Пишет ему, что он, Л. Н., на стороне губителей (консерваторов), а что он (Лебединский) готов уничтожить своих детей, лишь бы содействовать освобождению страны.

Л. Н. принял его вчера холодно — еще тогда не получил его письма. Лебединский — бывший учитель; вероятно, параноик. Раньше писал Л. Н-чу, что нуждается в двух тысячах рублях для устройства свободной школы, а когда их не получил, написал Л. Н-чу ругательное письмо, после которого явился к нему с улыбкой, между тем как его другое злое письмо было в дороге².

Л. Н. сегодня нарушил свой режим — читал газету: в «Новом времени» фельетон о Французской революции. Резюме Тэна: Марат был сумасшедший; сумасшедшие имеют влияние на толпу³.

Открыв журнал «Вопросы жизни», Л. Н. прочел из него стихотворение и сказал: Удивительная чепуха!⁴

«Вопросах жизни» видно, до какого декадентства дошло искусство.

Страхов спросил об отношении нравственности к искусству.

Л. Н.: В воспоминаниях об Антоне Павловиче Чехове читал, что он на такой вопрос ответил: нравственность для художника то же, что большой или маленький нос⁵. Я Чехова понимаю: у художника впечатления сильнее, он может их выразить... Нравственность — чувство... При отсутствии религии и нравственности живопись пейзажей могла достичь такого значения. Ведь пейзаж — только фон... Можно бурю нарисовать, когда изображаешь какое-нибудь злодеяние...

— Вы компонируете? — спросил Л. Н-ч Страхова. — Не надо. Предоставьте <это> выдающимся композиторам. Когда слушаешь романсы Сережи, Чайковского и сравнишь их с романсами Шуберта, некоторыми Шумана, в глаза бросается разница.

Вчера, когда Л. Н. просматривал «Современник» 1852 года, сказал, что на тогдашних писателях видно хорошее влияние Диккенса.

Сегодня Л. Н. посетил тифозных больных в Ясной Поляне (в шести дворах десять больных).

Л. Н. «в пятидесяти словах», как он выразился, рассказал Марии Николаевне сущность освобождения земли по Генри Джорджу. Можно сейчас начать и в десять лет постепенно осуществить. Если бы царь на что годился, сделал бы это.

23 июля. Суббота. ¹ и Кузминская с дочерью и сыном. За обедом Л. Н. читал вслух «Тяжелое бремя» (так прежде называлось «Дорого стоит») о Монте-Карло своим шуринам, любящим туда ездить. Смеялись. Сергей Львович и Страхов играли на фортепьяно. Сергей Львович играл «Венгерку» Брамса, в ней словацкие песни; Страхов сказал ему, чтобы не играл, что он этого не любит.

Л. Н.: А я очень люблю.

Страхов спрашивал о свободе воли и после разговора он резюмировал:

— Значит, человек в свободе воли зависит от бога (он в божьей воле). Когда ей подчиняется, свободен; значит, опять детерминизм, но не материальный.

Л. Н.: Как варение (приготовление пищи) не сразу придумано, а веками совершенствуется, так и религиозно-нравственное учение. Эпиктет, Марк Аврелий и т. д. Медленно развивается.

Вчера Л. Н. со Страховым разговаривали о фельетоне «Нового времени» от 20 июля — «Царство толпы» С. Смирновой.

Л. Н.: Толпа, даже если состоит из умных, развитых людей, много ограниченнее каждого из них в отдельности.

Л. Н. сегодня бежал от стола под вязами к дому «наперегонки» с шуринами.

Приехал Абрикосов с женой.

Л. Н.: В «Times» появился «Великий грех». Слово «грех» перевели не «sin» (это что-то личное), a «iniquity»12* ¹. В «Daily Chronicle» реферат довольно плохой².

25 июля.

— Инерция. Как ответить ребенку, когда ему внушаем не мучить зверей, птиц, кошек, на вопрос: «Почему режем животных для еды?»

26 июля. Вторник. Утром я был у Страхова в Овсянникове. Работа над корректурой «Круга чтения» радует его. Пополудни в Телятинках — у Гольденвейзера. Пришел пешком туда и Л. Н. — а жара — поиграть в шахматы. Когда пил чай, Л. Н. поблагодарил Гольденвейзеров за то, что обратили его внимание на рассказ Герцена «Долг прежде всего»¹.

— Вечером будем читать его вслух, — сказал Л. Н.

². Л. Н. сказал приблизительно так, что его, Канта, главная мысль в «Критике практического разума»: нравственный закон — основа всего. Свобода нужна ради него. Отсюда гипотеза, что если есть нравственный закон, то должен быть и создатель его — бог.

Надежда Афанасьевна (Гольденвейзер) подошла с газетой и сказала что-то о беспорядках, об опровержении какого-то убийства.

Л. Н.: Давайте говорить об орфографии, не о политике.

За обедом С. А. Стахович, Мария Николаевна, Абрикосовы, Софья Андреевна, Александра Львовна и я. Софья Александровна рассказывала о статье Мережковского в «Русском слове», посвященной Чехову. Мережковский хвалит его простоту, которой не достигли ни Тургенев (мало старался), ни Толстой (слишком старался), и его несравненное искусство художественно описывать природу. Приводит примеры, но как раз самые искусственные, неестественные³.

́ декадентского читал в «Вопросах жизни», и сказал:

— Все это декадентство — полное сумасшествие. Тут некоторая ограниченность — не преувеличиваю — есть и малообразованность, пожалуй; необразованности нет.

Там же читал о Константине Леонтьеве, славянофиле. Он был в Оптиной Пустыни в послушании у Амвросия (Абрикосов сказал: «Предшественник Амвросия — Макарий, которого описал Достоевский»⁴).

— Я его знал (Леонтьева), очень интересный человек, — сказал Л. Н.

Л. Н.: Вечером, если будет охота слушать, будем читать рассказ. Герцена «Долг прежде всего». Нет ничего подобного в русской литературе. «Кто виноват?» — робкое, это — бойкое...

Л. Н. пошутил о конституционном Земском соборе в том смысле, что не надо о нем говорить.

Софья Александровна дальше говорила о брате, какой он хороший отец, с каким доверием к нему относятся дети, все тайны ему поверяют.

Софья Андреевна: Лев Николаевич, и когда писал романы, находил время обширно и часто писать детям. Всегда старался, заботился о них. Если Миша двойку получал в Петербурге, огорчало его⁵.

Софья Андреевна: Где старик? Ушел по направлению к лесу и не возвратился. Все время так делает!

Я пошел его искать; когда вернулся, Л. Н. уже был дома, взял меня за руку и повел в кабинет:

— Искал вас, нарочно заходил к вам, хотел поговорить с вами, не трудно ли вам?

— Нет, бывает, как я вам уже говорил: тогда, когда я собой недоволен.

Х. Н. Абрикосов говорил о матросах с «Потемкина», оставшихся в Румынии: один из них писал, что пять дней голодали и что в Румынии им дадут по пяти десятин.

Л. Н.: С радостью им дадут.

Софья Александровна рассказывала о подстрекательстве народа где-то и о радости газет из-за неудач правительства.

Л. Н.: Подстрекательство это ужасно неприятно, потому что видишь, что люди, которые делали пакости в тысячу раз хуже, радуются, когда могут упрекнуть правительство, и обвиняют его в делах, где оно не виновато. Похитонов рассказывал, как на его глазах в Минске убили пристава и в тот же день троих полицейских из-за угла. <Убийцы> скрылись. Как же полицейским не бояться! В кишиневских событиях обвиняют правительство, будто бы <было> письмо Плеве. Я этому не верю. Лебединский мне писал: «За свободу готов убить родителей, жену, детей». Письмо Ивана Михайловича (Трегубова) о стачках. Стачки — всегда столкновение. Это ужасное настроение молодых людей⁶.

«Великий грех», имел в виду русскую молодежь, чтобы указать ей поприще для работы, а «Великий грех» появился в «Times» и прошел незаметно. А в «Русской мысли», где появился по-русски в июле, редактор оговорил в примечании, что редакция не согласна со статьей, но из большого уважения к Л. Н. помещает ее⁷.)

Л. Н.: Писал и пишу о декабристах. Декабристы хотели освобождения крепостных и готовы были жертвовать своим положением (помещичьим). Теперешним же нужно право болтать⁸.

Я подал Л. Н. «Новое время» с двумя интересными статьями.

Л. Н. не взял: бог с ним!

А когда Софья Александровна посоветовала ему прочесть эти статьи, сказал:

— Как отвыкший курить, дорожу чистотой, свежестью умственной. Нет ни запаха табаку, ни коричневого цвета усов. Татьяна Андреевна читала газеты, — продолжал Л. Н. — Ну что? — спросил я ее. — «Газеты теперь скучные». — «Как скучные? — отозвался Сережа, — ведь убили Быстрова».

ДОМ М. Л. ОБОЛЕНСКОЙ В ПИРОГОВЕ

Фотография М. Л. Оболенской, 1904

«За обедом было решено сегодня же ехать в Пирогово (35 верст)». — Запись от 2 августа 1905 г.

Софья Александровна

Л. Н. (Софье Александровне): Рад бы вам дать книгу Завалишина. Это удивительная книга. Писать о декабристах, не зная этой книги, нельзя. Открывает глаза.

Еще говорили о теперешних разводах.

Л. Н.: На своем веку пережил три отношения к супружеским несчастьям. Первое — период чести: ни о чем не разговаривать, терпеть и не думать, что можно переменить (борьба и страдание). Второй фазис — романтический взгляд (40-х годов) — страдания. Третий — страдания, разногласия не переносить, а сейчас же развод.

«Долга прежде всего» Герцена. Об участи крепостных.

— Я это помню: обоз с дровами (привезли барину в Москву) — эта первая глава превосходная, удивительная⁹, — сказал Л. Н. — Это читать теперешней молодежи. Далее скабрезно.

Л. Н. любит все быстро делать — например, читать вслух.

Л. Н. как-то сказал:

— Какая завидная работа у мужиков — молотьба: чистая солома, зерно¹⁰. Но и самая трудная работа эта.

27 июля. Среда. Приехали два генерала: Кун, директор тульского оружейного завода, и Бестужев-Рюмин, бывший директор этого же завода. Бестужев — панславист и спорил все время о том, чего Л. Н. не утверждал. Говорил за обедом и за чаем о Генри Джордже, о стачках на оружейных заводах, о конституции, об униатах, о веротерпимости.

Бестужев-Рюмин говорил, что в «Times» была статья о Толстом и его проекте разделить землю между обрабатывающими ее своим трудом.

«На какой ступени Россия, если Толстой предлагает такие неосуществимые меры», — пишут в «Times»¹.

Л. Н.: Этого я не писал. «Times» — газета консервативная. В том же номере, где моя статья («Великий грех»), разбивает меня вдребезги, приписывая мне другие мысли, чем те, какие есть в моей статье. Недобросовестность ужасная. Генри Джордж предлагает освобождение земли. Это огромный писатель. Это эпоха умственной жизни. Он замолчан. Его разрешение земельного вопроса так практично, это на всю жизнь человеку — посвятить себя этой работе.

Софья Андреевна изложила вкратце суть проекта Генри Джорджа, добавив, что она против него, потому что ее дети, которые жили до сих пор с земельной собственности, лишились бы ее.

— А ваши генеральские дети не лишились бы пенсии, ни дети фабрикантов — фабрик, — сказала она.

Л. Н.: Если бы они тут жили, то находили бы средство для жизни с доходности земли, так и их дети жили бы. Землю отнимать не будут.

Л. Н.— они в Индии. Николаев хотел возражать Герценштейну на его статьи, но я ему отсоветовал². Это так глупо, это такое вранье, как вы сказали... Дам вам книгу Генри Джорджа, прочтите. Излагать не буду. Проект Генри Джорджа, как закон тяготения Ньютона (гравитация), который в его время вызывал возражения.

Бестужев-Рюмин рассказывал о стачке на оружейном заводе в Сестрорецке, как ее раздули газеты, а была вызвана агитацией мальчишки Фейнштейна и еще двумя студентами. Газеты, дело которых денежное, раздувают, сеют злобное раздражение, неспокойствие.

Л. Н.: Революция задерживает эволюцию. Из тех идеалов, которме поставила себе задачей Французская революция, некоторые только теперь начинают осуществляться (подоходный налог, отделение церкви от государства...). Уничтожение сословий, равенство перед законом установлено давно.

Говорили о заработках рабочих на тульском оружейном заводе.

Л. Н.— аристократы среди рабочих.

Кун: Зарабатывают до 200 рублей в месяц. 30 рублей не считается для них заработком.

Л. Н.: Переворот происходит нравственный. Выйдет то, чего нельзя предвидеть (неожиданное и хорошее). Есть страдания, как боли при родах. Надо со смирением переносить их.

Была речь о статье Леруа-Болье в «Courrier Européen». Он пишет, что русские интеллигенты просят французов не предоставлять займа русскому правительству, пока оно не даст конституции и не заключит мир с Японией³.

Л. Н.: Леруа-Болье и западные люди — староверы, старообрядцы, воображают, что без конституции нельзя. А конституция что может? Похитонов — очень милый человек, жил в Париже 20 лет — рассказывал: выборы в парламент стоят 100 тысяч франков, судьи подкупные. Славны бубны за горами! Лебединский продавал чертковские издания около русского собора в Париже, был выслан из Франции, узнал «свободу»⁴.

Л. Н.

Бестужев-Рюмин говорил по поводу закона о веротерпимости, что русским попам воспрещает обращать униатов в православие, а католикам в католицизм позволяет, т. е. католики о том стараются; значит, закон нехороший.

Л. Н.: Дает равные права (по существу). Так и должно быть. Нам ли это говорить? Что делали в Остзейских провинциях: ссылали пасторов, венчавших лютеран, числившихся православными. Если же католики делают что противозаконное, на это есть уголовный закон. Аналогично в имущественном вопросе — нужна равноправность. Если евреи, кулаки допускают нарушения, в том не виноват закон равноправия. Какая же вера может быть гонима? Вера — отношение человека к богу; если его (верующего) будут преследовать, тем сильнее будет его вера. Стало быть, вы говорите не о вере, а о каком-то внешнем деле — хождения в церковь. Какая веротерпимость? Вера в душе каждого человека. Вера — то, во имя чего живут. Вы говорите: «Униатов выдали католикам!» У католиков давно была инквизиция, но теперь ее нет. У нас же — за последние три царствования — тюрьмы, ссылки за веру. Миллионы хлыстов и других <сектантов> скрываются под именем православных. Теперь по закону о веротерпимости павловцам как живется! Был здесь Мельгунов, рассказывал⁵. Читайте Пругавина...

Когда Бестужев-Рюмин с Куном уходили, Л. Н. просил Бестужева-Рюмина прислать ему письма его дяди-декабриста, одного из пяти казненных, которые у него есть в копиях⁶.

Л. Н. заблудился в лесу, сокращая путь от Лихвинской железной дороги. Должен был вернуться в половине пятого к купальне, а вернулся в 6. Сделал 15 верст. Обедали без него, он спал. Софья Андреевна рассказывала, как Мария Николаевна дешево продала крестьянам землю (по 90 р. за десятину).

Мария Николаевна: Это меня Лев и Коля (Н. Л. Оболенский, внук) к тому уговорили.

Софья Андреевна

Л. Н-ча посетил В. А. Медведев, москвич. Хотел работать в Ясной. Л. Н. ему отсоветовал резкую перемену городской жизни на деревенскую. До сих пор в деревне нет интеллигентного общества.

Софья Андреевна ему сказала:

— Вы представляете себе Льва Николаевича все еще работающим в поле, а он перестал года три-четыре тому назад. А раньше, до 1881 года, летом не писал. Так и проводил все лето за хозяйством, с детьми, гостями, за чтением.

Вечером Л. Н. читал вслух вторую главу «Долга прежде всего» Герцена.

— Прежние, — сказал Л. Н., — были люди своей среды, теперешние испортились. Они мировоззрения светского, никакой разницы между ними и интеллигенцией. Пироговский батюшка мне говорил: «Как приятно весной босым пахать, земля греет!» Теперешние бы не пахали.

29 июля. Пятница. Коллапс у Ильи Цветкова, 17-летнего единственного работника семьи, хотя и пропойцы. Л. Н. им нанял работника-косца и дает молоко и т. д. Вся семья, мать и три ее дочери, больны тифом.

Вчера Л. Н. говорил, что, когда была итальянско-французско-австрийская война, сражение у Сольферино, все хвалили французское войско как образцово вооруженное и обученное. Когда их пруссаки победили, сейчас же французское войско оказалось плохо вооруженным и обученным

Приехал Лебрен, долго беседовал с Л. Н. за обедом. Был еще молодой человек, привезший чертковские книги.

Потом Лебрен читал «Великий грех» и говорил Л. Н., в чем не согласен.

Первое — в том, что русские, вообще славяне, призваны сказать новое слово.

Л. Н.: Это я не раз высказываю, оно так мне кажется.

: Второе — что русский народ более христианский, чем другие.

Л. Н.: Это не ясное сознание отдельных лиц, а непосредственное чувство большинства, массы. Кто-то рассказывал, что небогатовские матросы отказались стрелять в японцев и начали только тогда, когда в них стали стрелять свои, русские. Об этом докладывал Рожественский. Под Мукденом сдался целый корпус.

Л. Н. благодарил Лебрена за замечания, поправит кое-что по ним¹.

Л. Н.: Я читал «Буши-до» («Душа японского народа»). Это кодекс нравственности самураев: преданность микадо, рыцарская честь, харакири, даже освящение мести... Оно написано намеками и насмешками над христианством и поверхностным щеголянием знаниями. Трудно читать, но оно все-таки самое лучшее, что читал японского²

Записываю еще некоторые слова Л. Н., сказанные сегодня:

— Война, колонии, все обостряющаяся борьба сословий — сумасшествие. Молодым людям, которые хотят поступать в университет, говорю: «Идите, куда хотите, только не в университет. Это такое образование, где все ужасы, самые скверные, представляются естественными мерами».

— Во Франции, когда смута надоела всем, выдвинулся Наполеон. Надоест всем беспокойство, как уже нам начинает надоедать (события в Нижнем Новгороде и по деревням, где противятся подстрекателям), у нас тоже так будет. Будет династия Петрункевичей: Петрункевич I, у него есть наследник, — говорил со смехом Л. Н.

Вечером читали вслух Герцена: «Доктор, умирающий и мертвые». Первую главу читал Гольденвейзер, остальные — Л. Н., медленнее, чем обыкновенно, с большим воодушевлением³.

Я был у Николаевых. Сергей Дмитриевич занят статьей о Генри Джордже, опровергает нападки Герценштейна. Хотя Л. Н. отсоветовал ему писать, говоря, что это не нужно, но Сергей Дмитриевич хочет попросить его поправить статью и уверен, что Л. Н. поправит.

Л. Н.: Завтра приедет французский католический аббат Морель, был в Богучарове у Хомякова, это отчасти рекомендует его.

— Как по-французски «искупление»? — спросил Л. Н. — Rédemption?! Этого слова иногда не могу вспомнить, а в разговоре нужно будет.

Гольденвейзер«искупление»! Без того, чтобы не затронуть этого вопроса, разговор со священником не обойдется.

Л. Н.: Да. В беседах с пашковцами, баптистами я говорил: «Я готов согласиться, что Иисус своей святой жизнью и принесением себя в жертву за правду дал нам пример, как жить, искупил нас». — «Нет, нет, он искупил нас своей кровью», — возражали.

Л. Н.: Перед обедом были три слесаря из Тулы, два умных, а один недалекий, который говорил только о том, что не может больше заработать. Я начал им читать «Как освободиться рабочему народу?» и дал им. Был и мужик-погорелец, настоящий серый. Я им сказал: «Если бастовать, то вот кому надо, мужикам. Вы вот в каких пиджаках, выпили уже и водочки, вы в сравнении с ним — господа». Согласились.

Привезли с почтой четыре огромных тома «Истории Александра Первого» Шильдера¹. Много картинок. Л. Н. просмотрел и сказал:

— История Александра Первого интересна в начале и конце, но в ущерб им отводится много места и внимания войнам 1807—1814 годов.

Взглянув на портрет Павла, сказал:

— Он очень мил².

ТОЛСТОЙ С ДОЧЕРЬЮ М. Л. ОБОЛЕНСКОЙ

На террасе — М. А. Шмидт

—31 июля 1906 г.

Фотография В. Г. Черткова

Софья Александровна: Лицом?

Л. Н.: Просто личностью, не хуже Александра Первого. (Об Александре Первом Л. Н. говорил, что тот вел развратную жизнь.)

³, Л. Н. сказал:

— Я его посетил в Москве. Посетил тогда трех знаменитостей: Ермолова, Филарета, Ивана Яковлевича... (я не расслышал фамилии)⁴. Филарет благословил меня образом. Горчакова, которая меня водила, даже ревновала: ее двух сыновей не благословил.

Потом читал вслух из Герцена какой-то рассказ, начинающийся воспоминаниями детства⁵— сверстники, их воспоминания простираются до времени Екатерины, наши — до Александра.

О рассказе Герцена Л. Н. сказал:

— Все это удивительно хорошо и просто рассказано.

Софья Андреевна: Должна прочесть, чтобы видеть, как я должна писать воспоминания. Лев Николаевич ездил с двумя милыми учениками, Черновым и Морозовым, в Оренбургскую губернию. Возвращаясь, он оставил их у нас в Кремле и был очень доволен, как за ними барышни ухаживали⁶.

— Третье, — сказал Л. Н., — на него сам отвечу. Жалуется на импотенцию; хочу ему ответить, что ведь это должно быть желательно⁷.

Гольденвейзер играл Марии Николаевне Бетховена и Шопена⁸.

31 июля. Воскресенье. Уехала Мария Николаевна, не бывшая в Ясной до нынешнего приезда два года. Прощаясь с Л. Н., оба поплакали, их осталось уже только двое: Сергей Николаевич умер прошлой осенью. Звала Л. Н. посетить ее в монастыре. Л. Н. сказал, что будет рад побывать у нее. Мария Николаевна говорила, что их игуменья его уважает, она бывшая гувернантка.

— Должен посетить Машу, Веру, Марию Михайловну и Мишу. Жутко мне думать о Пирогове без брата.

С Марией Николаевной всем было очень приятно. У нее глаза правдивые и добрые, как у Кропоткина. Ее добрая улыбка, спокойствие каждому милы. Софья Андреевна говорила, что за 43 года замужества никогда ничего не было между ней и золовкой.

Л. Н. рассказывал:

— Моя сестра видит во всем таинственное, вот почему она это видит также и в основании женского монастыря. Ходили к отцу Амвросию две барышни с прислугой; он сказал им, чтобы так не ходили, а лучше, чтобы купили имение Шамордино недалеко от монастыря, в 12 верстах, и там жили. Они так и сделали. Умерли от дифтерита, и из Шамордина вырос женский монастырь, в котором живет 700 монахинь.

«Недельным чтением» «Круга чтения», он им сказал: «Друзья мои милые!»

Л. Н. говорил о Герцене:

— Какой художник! Как он описывает французскую революцию 48 года! Пишет, что, если бы Кавеньяк и не подавил ее грубым насилием, она все равно бы лопнула, так как у нее не было никаких других идеалов, кроме социально-экономических <!>¹. В нашей революции то же отсутствие идеалов, даже требования революции 48 года помельчали; тогда имелся в виду коммунизм, в теперешнее же время — социализм: вместо девяти — семичасовой рабочий день. Великая революция после освобождения от крепостничества, после освобождения от попов...... 14*

Потом нам: Ивану Ивановичу, Страхову и мне — прочитал из Герцена характеристику революционеров (профессиональных), написанную с юмором. Смеялся над названием революционеров «консерваторами в революции»²— консервативные либералы. Они набрались европейского духа и остановились.

Горбунов сказал, что «Новое время» напечатало бы эту статью, если бы ему на нее показали. Недавно перепечатало из Герцена статью «Америка и Сибирь», в которой предсказывается двум юным народам будущность³.

Я попросил Ивана Ивановича переслать корректуру «Круга чтения» Габриэле Фоустковой для чешского перевода⁴. Горбунов обещает, только не знает, хватит ли оттисков (делается десять экземпляров: три — Черткову, один — Шкарвану, два — Л. Н.). Жалел Иван Иванович, что Чертков не делает английский перевод и что совсем не интересуется «Кругом чтения», только новыми тремя рассказами в нем. Как ему английский издатель отказал от условия «No rights reserved»15*, махнул рукой. И к «Великому греху» отнесся безалаберно, Гольцеву поздно послал рукопись, не известив его, когда появится в английском переводе. Если послать «Круг чтения» Мооду, который бы его охотно издал, что бы сказал на это Чертков? Спорят между собой: чей Толстой, как церкви — чей Христос. Грустно, что это так.

Н. Н. МИКЛУХО-МАКЛАЙ

«Вечером Л. Н. просматривал фотографии, сделанные Софьей Андреевной, и другие (около 200)... Рассматривая их, Л. Н. рассказывал о разных лицах»... О Миклухо-Маклае: «Это человек, который совершил величайший подвиг: поехал к диким, уничтожил оружие и стал с ними жить и запретил им воевать; они послушали его.» — Запись от 10 августа 1905 г.

В полночь Л. Н. пошел гулять по парку. Софья Андреевна вышла послушать на балкон, не возвращается ли он. Услышав его в парке, окликнула его:

— Это ты свистишь? Я в первый раз в своей жизни услышала, как ты свистишь.

Примечания

¹ Послед. ред. ст. Т. послал Черткову на след. день (см. т. 89, с. 19—20).

² G. H. Perris. An Interview with father Gapon («Review of Reviews», vol. XXXI, № 186, June, p. 614; ЯПб«Удивительным человеком» автор называет Гапона, а не П. Н. Трубецкого. 26 июня 1904 г. в ЕСТ записано: «Приехал англич<анин> Parris».

³ В том же журн., в ст. «The first russian parliament. Sketches of its leaders», приведены очерки Диллона из журн. «Contemporary Review» (June), в к-рых характеризуются предст. земств, в т. ч. М. И. и И. И. Петрункевичи (р. 608).

⁴ Там же — анон. ст. «The seamy side of Japan. Painted by a japanese socialist», знакомящая с работой япон. социалиста Китчи Канеко о положении рабочих в Японии (р. 632).

⁵ Там же — в ст. «The «white peril»» — изображен микадо на медведе. Под ним подп.: «Японская мечта о победе. Медведь в цепях, несет на себе победителя, который наслаждается огромной военной контрибуцией» (р. 610).

⁶ «The «white peril»» приведено содерж. ст. Дж. Линча из журн. «Nineteenth Century and after» о жизни кит. народа (р. 610).

⁷ Т. неточно цитирует письмо из Москвы от 27 июня, подписанное: Русские женщины. На конв. помета Т.: Б. о.

⁸ Во время пребывания в Ясной Поляне И. П. Похитонов сделал ряд портретов Т. Изв. 4 портрета (ГМТ«Портрет Л. Н. Толстого в розовом кресле», «Портрет Л. Н. Толстого в кресле», «Портрет Л. Н. Толстого», «Толстой с дочерью М. Л. Оболенской-Толстой в Ясной Поляне». Воспроизв. последней пастели и портретов «Толстой» пастель из собр. ГМТ и Толстой верхом, этюд маслом, собр. А. П. Скафтымова. Саратов — см. в ЛН, т. 69, кн. 2, с. 181, 184 и 185. Еще 1 портрет Т. находится в частной коллекции (Франция); авторская надпись: «Лев Николаевич Толстой на террасе. Ясная Поляна. Июль. 1905-й г. И. Похитонов» (см. «Иван Павлович Похитонов. 1850—1923. Каталог». М., 1963, с. 27).

⁹ СО«Потемкин» Т. упомянул в ст. «Конец века» среди событий, ведущих к разрушению престижа власти (т. 36, с. 249).

2 июля

¹ Письмо к лакею — ст. «Как освободиться рабочему народу?» (1905) (т. 90).

² Дж. Менделькерн посетил Т. 24 июня (ЕСТ).

¹ Письмо В. Ф. Снегирева к С. А. Толстой от 2 июля; приехал в Ясную Поляну 4 июля.

² Ср. в «Анне Карениной», ч. 5, гл. XIV (т. 19, с. 48).

³ Еванг. от Матф., XXIV, 7, 12.

⁴ «Записки декабриста Д. И. Завалишина». 2-е рус. изд. СПб., б. г.

⁵ См. Г. -Х. Лихтенберг. Афоризмы. Упом. изд., с. 137 («Моральные заметки»).

⁶ Д-р П. . Харьков. К черноморским событиям (Письмо в редакцию). — Р. вед., № 176, 2 июля.

⁷ Моск. градоначальник, ген. -майор П. П. Шувалов, был убит бывшим сельским учителем в своем доме, когда принимал просителей (, № 173, 29 июня).

4 июля

¹ Годовщина со дня смерти Чехова 2 июля. Упом. ст. В. Гольцева «А. П. Чехов» (Р. вед.

5 июля

¹ Этюд маслом И. П. Похитонова «Ясная Поляна. Чепыж» подарен художн. С. А. Толстой 28 июня (ЕСТ). См. его воспр. в ЛН, т. 69, кн. 1, с. 45. Хр. в Ясной Поляне. Похитонову принадлежит также картина: Толстой стоит «на том месте, где им была зарыта «зеленая палочка»» («Иван Павлович Похитонов», упом. изд., с. 9). Местонахождение ее неизв. Этюд Похитонова см. на стр. 341.

² ЯПб с № 3 1903 г. (за 1905 г. 42 номера).

³ Сообщ. об этом было в Р. вед. Предст. японской стороны был бар. Канеко; предст. русской — бар. Розен (, №№ 172—173, 28—29 июня).

⁴ О назначении С. Ю. Витте 1-м уполномоч. на конференцию о мире в США сообщ. в газ. 2 июля (см., напр., Р. вед., № 176).

⁵ «Shakespeare’s Attitude toward the Working Classes. <Syracuse>, s. a., ЯПб) была прислана с письмом от 1 июля н. с. Ст. Т., получившая впоследствии назв. «О Шекспире и о драме» (т. 35), начата была осенью 1903 г. как предисл. к кн. Кросби. Работа над ней продолжалась до янв. 1904 г. В указ. письме Кросби, задумавший издать в Англии свою кн., отправил ее экз. Т. и просил написать вступление к ней (см. т. 76, с. 4—5; ЛН, т. 75, кн. 1, с. 400—402). Вследствие просьбы Кросби Т. решил напечатать свою ст. (т. 89, с. 20). В пер. на англ. яз. вышла вместе с кн. Кросби в сб. «Tolstoy on Shakespeare». I. «Shakespeare and the Drama». By Leo Tolstoy. II. «Shakespeare and the Working Classes». L., 1907 (ЯПб).

⁶ Ст. «О Шекспире и о драме» в России впервые напеч. в Р. сл.—282, и 285, 12, 14—18 и 23 нояб.

⁷ Этот № журн. сохр. в ЯПб.

⁸ «Scena Illustrate», № 155, № 13—14, 1—15 VII (ЯПб). На с. 20 — рис. художн. О. Блюма «Meissen» (сц. бала); на обложке изображение обнаженной женщины, обвитой змеей; на с. 12—13 — рис. Р. -К. Вулфила с подп.: «Русские раненые в сражении при Мукдене».

6 июля

¹ «Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. По поруч. ОРЯС издали с прим. и указ. Я. Грот и П. Пекарский». СПб, 1866 (ЯПб); ср. письмо 22 окт. 1825 г., с. 408.

² Письмо И. А. Беневского из Харькова от 11 июня с восп. о недавнем посещении; Т. отв. 18 июня (т. 75, с. 257—258).

³ Это высказывание см. в «Мыслях мудрых людей на каждый день» (т. 40, с. 143); «Круг чтения» на 9 нояб. (т. 42, с. 236—237).

⁴ Письмо от 30 июня. Т. отв. 6 июля (т. 76, с. 5).

¹ М. Горький Тюрьма. («Сб. т-ва «Знание» за 1904 г.», кн. 4. СПб., 1905). Впоследствии Горький сократил свои рассуждения (см. А. А. Тарасова. Из творческой лаборатории М. Горького. М., 1964, с. 96—98).

² А. . Поединок («Сб. т-ва «Знание» за 1905 г.», кн. 6. СПб., 1905).

³ Фотогр. С. Н. Толстого, снятая М. Л. Оболенской, находится в кабинете Т. (Музей-усадьба Ясная Поляна).

⁴ В. Шеффер в письме от 14 июля н. с. осведомился, не может ли он поселиться вблизи Т. и заняться земледельческим трудом. Отв. Маковицкий (т. 76, с. 272).

⁵ Е. И. Попов—1894. С послесл. Л. Н. Толстого. Изд. 3-е. Christchurch, 1903 (ЯПб).

⁶ Н. Т. Изюмченко. В дисциплинарном батальоне. Записки. Изд. Св. сл.

⁷ Ал. П. Залюбовский отказался от воен. службы в нояб. 1884 г. Т. узнал о нем из письма его брата Анатолия (б/д, 1885 г.). См. Летопись I, с. 619.

⁸ «» — первонач. загл. ст. «Конец века» (т. 36). Т. работал над ней с июня по дек.

8 июля

¹ См. письмо Т. к Черткову от 6 июля (т. 89, с. 20).

² Арх. М. Н. Толстой (матери Л. Н.) хр. в ИРЛИ.

³ «Простая речь о мудреных вещах». Изд. 4-е. М., 1884, с. 170).

⁴ Штундист С. П. Чижов был выслан в Восточную Сибирь. Я. Т. Чага, отказавшийся от воен. службы, 3 окт. 1903 г. был приговорен к 18 гг. ссылки в Якутскую обл. И. И. Попов писал Т-му 24 марта 1904 г., что Чижов из Иркутска выехал в Якутск.

9 июля

¹ В дер. Таптыково жила на даче Т. А. Кузминская (ЕСТ, 9 июля).

² ЕСТ записано: «Весь день убирала книги в одиночестве. Чувствую себя рабой обстоятельств и жизни, и тоскливо. Всем праздник, мне всегда — труд».

10 июля

¹ Крестьяне-сектанты с. Павловки, Сумского у., Харьковской губ., разгромили в сент. 1901 г. православную церковь; неск. десятков из них было сослано на каторгу; речь идет об оставшихся.

² Хомяковский сад — правильнее, Хомяковская «роща» — садик посреди Кузнецкого пер., в центре Москвы, разбитый владельцем Хомяковым перед своим домом. См. о нем В. А. Гиляровский. Москва и москвичи. М., 1968, с. 341—342.

³ Случай этот произошел в авг. 1860 г.

⁴ «Жизнеописание в бозе почившего оптинского старца Иеросхимонаха Амвросия», ч. 1. М., 1900, с. 95—96. Упом. 1-е посещение Т. Оптиной Пустыни в 1877 г.

⁵ «Памяти Константина Николаевича Леонтьева». Лит. сб. СПб., 1911, с. 135).

⁶ При письме от 11 июня И. А. Беневский прислал рук. одного сектанта «Жизнь Алексея Мироненко» (см. т. 75, с. 258 и т. 55, с. 148). Опубл. под загл. «Жизнь Алексея» в «Материалах к истории и изучению русского сектантства и старообрядчества», под ред. В. Д. Бонч-Бруевича, вып. 4. СПб., 1910. Шекеры — члены религ. секты в США.

11 июля

¹ РМ, № 7 (см. т. 76, с. 6 и т. 36, с. 662—663).

² 11 июля в ЕСТ записано: «... Гольденвейзер играл весь вечер Chopin. Соната о Marche funèbre удивительна!».

³ Т. познакомился с П. И. Чайковским в дек. 1876 г. в Москве и был у него «несколько раз и в том числе провел два целых вечера. Я ужасно польщен и горд интересом, который ему внушаю, и с своей стороны вполне очарован его идеальной личностью», — писал Чайковский своей сестре А. И. Давыдовой 23 дек. того же года (П. И. . Письма к близким. М., 1955, с. 116).

13 июля

¹ М. Э-ль. Броненосец «Потемкин» и судно «Веха» (, № 186, 12 июля); ср. Р. сл., № 185, 11 июля.

² «Н. А. Добролюбов, его жизнь и литературная деятельность». Биографический очерк А. М. Скабичевского. СПб., 1901 (на обл. — 1902).

³ Берс. Воспоминания о графе Л. Н. Толстом. Указ. изд., с. 6.

⁴ Это вошло в кн. Бирюков I, с. 48.

⁵ «Воспоминания» Т. (т. 34, с. 360—361). Вошло в кн. Бирюков I, с. 5—6.

14 июля

¹ Ст. «Конец века», гл. III, VI, VII (т. 55, с. 152—153).

² «Journal» о событиях на броненосце «Потемкин», а также брошюру Д. А. Хилкова «О свободе и о том, как она добывается». Изд. партии соц. -рев. (б. г.). Отв. Т. — 16 июля (т. 76, с. 6—7). Возможно, что им же раньше была послана ст. Хилкова «Революция и сектанты». Изд. партии соц. -рев. (б. г.). См. там же, с. 8.

15 июля

¹ Т. исправлял т. I кн. Бирюкова. Его вставки и замечания см. в т. 34, с. 394—400; см. также Бирюков I, с. 4, 9, 38, 51, 53, 56 (в сносках под строкой). Машиноп. копия «Биографии» с испр. и вставками Т. хр. в ГМТ

² Возможно, И. Пальмов. Чешские братья в своих конфессиях до начала сближения их с протестантами в конце первой четверти XVI столетия, т. I, вып. 1-й. Главнейшие источники и важнейшие пособия. Прага, 1904. Хельчицкий здесь упоминается, но его учение не анализируется.

16 июля

¹ — с. 73—74, 104 («Кавказ»). Опубл. в т. 34, с. 398—400.

17 июля

¹ См. записи 26 окт., 29 и 30 дек. 1904 г.

18 июля

¹ «Попрыгунья». — Полн. собр. соч. Ант. П. Чехова, т. IX. Изд. 2-е, СПб., 1903 (ЯПб).

² «Супруга» — там же, т. XI. «Супруга», «Беглец» (т. III) и «Детвора» (т. III) вошли в список 30 любимых Т. рассказов Чехова (1-го сорта). См. запись 6 февр., прим. 4.

³ Михаил Чехов. Об А. П. Чехове (ЕЖдВ, № 7).

⁴ «А. П. Чехов. Личные впечатления», с. 427.

⁵ 1-е стихотв. В. Д. Ляпунова «Пахарь» опубл. в РМ, 1898, № 1, с отр. из письма Т. в ред. журн. (см. т. 70, с. 161). Ляпунов лечился от чахотки в Ялте (где и умер 10 февр. 1905 г.). Он виделся там с Чеховым. В записной кн. Чехова (конец 1901 г.) есть помета: «Ляпунову — вентиляция» («Из архива А. П. Чехова. Публикации». М., 1960, с. 121). Возможно, Чехов заботился о Ляпунове как член Попечительства о приезжих больных.

⁶ «Беспорядки в Нижнем Новгороде. От департамента полиции» (Р. вед.

⁷ Письмо В. А. Лебрена от 20 июня.

⁸ Бирюков включил эти свед. в кн. со ссылкой на Александра II и Александру Федоровну, без упом. о Николае I (Бирюков I, с. 118, 122; ср. Гусев. , с. 560—561).

⁹ В 1837—1838 гг. Толстые жили в д. Щербачева на Плющихе (№ 11); затем, после смерти П. Н. Толстой, переехали в маленькую квартиру в д. Гвоздева в том же р-не (точное местонахождение дома неизв.); в 1839 г. — в д. № 4 по Большому Каковинскому пер.

¹⁰ См. Бирюков I, с. 47.

¹¹ «Введении» (к 1-му изд.) «Биографии» (с. XIV).

¹² Третьяковской галереей управлял в это время Совет во главе с попечителем. Им в 1905 г. был И. С. Остроухов. В галерее хр. ряд работ Похитонова, в т. ч. портрет Тургенева (1882).

¹³ С. А. Толстая в 1903—1904 гг. составила каталог своих фотогр., к-рый она пополняла в последующие гг. В 1906 г. записано было уже 890 негативов (ГМТ).

¹⁴ Речь идет о голоде 1891—1892 и 1898 гг.

¹⁵ А. Балацкий из Одессы писал Т., начиная с 1901 г. За 1905 г. сохр. лишь 7 писем, но в их отмечено гораздо больше.

¹⁶ Ср. ст. Т. «Так что же нам делать?» (т. 25, с. 234).

19 июля

¹ В ночь на 20 февр. крестьяне с. Романово, Гламаздинской вол. увезли хлеб и овес из экономии дворянина А. Мытаревского («Судебная хроника. Харьковская судебная палата. Аграрное дело». — , №№ 190, 192 и 193—16, 18 и 19 июля).

² И. В. Сютаев был у Т. в Москве 7—13 (?) нояб. 1884 г. (см. т. 85, с. 118).

³ Запись Бирюкова см. в т. 34, с. 401—402. Свед. эти вошли в «Биографию» Бирюкова (т. I, с. 23, 38, 47, 53, 56).

⁴ Портрет Герцена работы Н. Н. Ге (1867) находится в ГТГ.

¹ См. запись 10 июля.

² Еванг. от Матф., XXIV, 3, 7, 10—12.

21 июля

¹ Лихтенберг. Афоризмы. Упом. изд., с. 217.

² В письме от 13 июля П. А. Картавов послал Т. квитанцию на комплект Совр. за 1852 г. (ЯПб).

³ Бирюков I, с. 97. Гусев опровергает этот факт (Гусев. Материалы I, с. 422).

¹ Николай Бердяев. К. Леонтьев — философ реакционной романтики «Вопросы жизни», № 7; ЯПб).

² Письма И. Ф. Лебединского от 26 июня, 3 авг. и 17 сент. 1902 г. После 3-хлетнего перерыва, в письме от 19 июля 1905 г., он в резких выражениях обвинял Т. в том, что тот «играет в руку дворян, будучи сам граф и ultraдворянин».

³ С. . Царство толпы (НВ, № 10553, 20 июля).

⁴ Вероятно, № 7 журн., в к-ром помещ. след. стихотв.: В. БрюсовБелый. Калека. Пир; А. Ремизов. Наташе; Вяч. Иванов«Дионисовы дифирамбы» Ф. Ницше в пер. Н. Полилова (ЯПб).

⁵ См. Б. Лазаревский. А. П. Чехов. Личные впечатления (ЕЖдВ, № 7, с. 425).

¹ У Толстых 23 июля гостили А. А. и П. А. Берсы (ЕСТ).

24 июля

¹ «A great iniquity» by Leo Tolstoy («Times», № 37774, l. VIII).

² «Count Tolstoy’s views» («Daily Chronicle», 2. VIII).

¹ Герцен, Женева, т. IV, 1878; Герцен

² Н. Б. Гольденвейзер переводил Канта на рус. яз.

³ Д. Мережковский. Свирель Антона Бедного (Памяти Антона Чехова) (Р. сл.«Степь».

⁴ В июне 1878 г., начав работать над «Братьями Карамазовыми», Достоевский вместе с В. С. Соловьевым посетил Оптину Пустынь. Впечатления от бесед с настоятелем монастыря Амвросием, в к-рых, вероятно, упоминался и Макарий, повлияли на изображение монастырского быта и на образы монахов в романе.

⁵ М. А. Кузминский с 1881 г. жил с родителями в Петербурге.

⁶ И. М. Трегубов писал об этом Т. 24 июля из с. Кобеляны Полтавской губ. Т. отв. 20 авг. (т. 76, с. 16).

⁷ См. РМ, № 7, с. 247.

⁸ «Великий грех» (т. 36, с. 228, 224—225).

⁹ Герцен, Женева, т. IV, 1878, с. 5—13; Герцен—255.

¹⁰ В этот день в Ясной Поляне была уборка овса (ЕСТ).

27 июля

¹ Публикуя ст. «Великий грех», «Times» выразила свое отношение к ст. Т. и теории Г. Джорджа в ред. ст. «London. Tuesday, August. 1. 1905», закончив ее словами: «Этого достаточно, чтобы судить о духовном состоянии русского народа, если такой человек, как Лев Толстой, не может проповедовать ему ничего лучшего» (№ 37774, 1 VIII).

² С. Д. Николаев вскоре выступил против М. Я. Герценштейна: С. . Ученая критика Генри Джорджа (СО, №№ 169—170, 31 августа — 1 сент.)

³ M. A. Leroy-Beaulieu— «Courrier Européen», № 38, 28 juillet (ЯПБ).

⁴ Ср. т. 72, с. 441—442 и 449—450.

⁵ И. П. Мельгунов был в Ясной Поляне 10 июля.

⁶ По-видимому, письма М. П. Бестужева-Рюмина интересовали Т. в связи с замыслом рассказа, отмеч. в списке сюжетов «Рассказы к воскресеньям» («Круг чтения»): «Бестуж<ева>-Рюмин<а> казнь» (Зап. кн. — т. 55, с. 302); ср. т. 71, с. 310—311.

29 июля

¹ — «Значение волнений, происходящих в России».

² Иназо Нитобэ. Бўши-дô (Душа Японии). Мысли, собранные японским ученым. Пер. с подлинника А. Салмановой. М., 1905, с. 99—117 (ЯПб).

³ Опубл. впервые в кн. «Œuvres posthumes D’Alexandre Herzen. Сборник посмертных статей Александра Ивановича Герцена». Женева, 1870, с. 223—263.

30 июля

¹ Шильдер. Император Александр Первый, его жизнь и царствование, кн. 1—4. Изд. 2-е. СПб., 1904—1905 (ЯПб).

² В кн. 1-й 3 портрета Павла I: с гравюры И. С. Клаубера (1797), с портрета В. Л. Боровиковского и с гравюры Р. Дункортона, сделанной с портрета С. С. Щукина (1798).

³ Портрет митрополита моск. Филарета с гравюры начала XIX в. — в т. 4 Шильдера, с. 381.

⁴

⁵ Вероятно, начало «Былого и дум» — ч. I, «Детская и университет (1812—1835)», гл. 1 — Герцен, Женева, т. VI, 1878, с. 7—28; , т. VIII, с. 15—31.

⁶ Т. ездил с Е. Черновым и В. С. Морозовым в Оренбургскую губ. в мае — июле 1862 г.

⁷ Маковицкий отв. на письма В. Павловского и Я. П. Рублева (т. 76, с. 273). На письмо Владимирова от 28 июля отв. сам Т. 20 авг. (там же, с. 12).

⁸ «Вечером Гольденвейзер играл сонату Бет<ховен>скую 6-ю, баркаролу и этюды Шопена. Хорошо» (ЕСТ

31 июля

¹ О револ. 1848 г. и причинах ее поражения Герцен писал во многих своих соч., но полнее всего в «Письмах из Франции и Италии»: «Письме девятом» — Герцен, Женева—303; Герцен, т. V, с. 132—152.

² Характер. Ледрю-Роллена, Ламартина, Блана, Альбера, Барбеса, Бланки см. в «Письме десятом» (Герцен, , т. IV, 1878, с. 311—328; Герцен, т. V, с. 159—72). Выражение «революционный консерватизм» — в «Письме тринадцатом» (Герцен, , с. 366; Герцен, с. 203).

³ «Америка и Сибирь» (статья А. И. Герцена) — 1859 г. (НВГерцен, т. XIII, с. 398—403).

⁴ «Круг чтения» на чеш. яз. перевел А. Шкарван. Пер. этот уточняли Г. Фоусткова, И. Галек и К. Велеминский. Им посылал по просьбе Маковицкого Горбунов-Посадов корр. «Круга чтения». Кн. вышла в Праге в 1906 г.: L. Tolstojčetby (ЯПб).

Сноски

^1* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^2* шут (англ.).

^3* Отсюда до конца дня восстановлено Маковицким с черновых записей через несколько лет. — Ред.

^4* франц.).

^5* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^6* Слова эти в подлиннике записаны и по-венгерски. — Ред.

^7* Этого я не слышал, а рассказал мне на другой день Павел Иванович.

^8* франц.).

^9* извлекают выгоду (франц.).

^10* Я не присутствовал при споре, рассказала мне Надежда Павловна.

^11* — Прим. Н. Н. Гусева.

^12* несправедливость (англ.).

^13* приятной смерти (здесь: казни) (англ.).

^14* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^15* «Перепечатка разрешается» (англ.).