Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1905 г. Июнь

1—2 июня. Я был в Москве с больной Софьей Андреевной.

3 июня. Ночью ехал по железной дороге в Ясную. Со станции — с Софьей Андреевной.

За завтраком под вязами.

Л. Н.: Война будет иметь великие последствия. Не изменением форм правления, но в душах людей... По воле нескольких людей происходит такое ужасающее событие!

Л. Н. спросил бывшего сегодня у него харьковца (И. А. Беневского):

— Что вы думаете о войне?

— Страшное дело, но желаю, чтобы правительство вышло побежденным.

Л. Н.: Странно, что у молодых патриотического чувства нет.

Владимир Григорьевич: У меня его нет.

Л. Н. об учителе из Богородицка¹, который был здесь с Булыгиным. Он задал Л. Н. вопрос, почему нельзя жертвовать жизнью за общее благо (революционерам, солдатам, сражающимся с японцами). «Разве жизнь так важна?» Л. Н. ему ответил, что свою жизнь в жертву приносить можно, чужую — нельзя. Последствиями нельзя оправдать поступки. Это Каиафа так рассуждал².

Владимир Григорьевич: Как их можно разубедить?

Л. Н.: Они не могут рассуждать иначе, как материалистически. У них аргументация скептицизма, а религиозно-нравственного у них нет. Но если его сегодня нет, оно может быть завтра, может пробудиться. Им можно сказать: «Ваши аргументы я все знаю и знаю еще, кроме этого, то, чего вы не знаете». Им бы следовало желать узнать это религиозно-нравственное.

Иосиф Константинович привез известие из Тулы: держится упорно слух: Линевич в плену, армия разбита.

«Русские ведомости» не напечатали, потому что тогда все политические убийства (и Сергея Александровича) пришлось бы осудить, с чем они не согласны. Л. Н. сказал, что он не может понять людей, совершающих политические убийства.

Кашевская: А я лет десять тому назад одобряла политические убийства.

Л. Н. вспомнил двух своих родственниц (двоюродную сестру и тетку). Одна из них в притворе храма ждала с кинжалом Николая I³. Говоря о возражении Михаила Сергеевича Генри Джорджу, что его проект не может осуществиться потому, что задевает интересы помещиков, Л. Н. сказал, что этого не будет, как не было при освобождении крестьян. Некоторым было убыточно, иным не было. Ведь все другие подати и пошлины отпадут.

— Сумма податей уменьшится; чиновников, собирающих подати, нищих, полусытых убавится; жизнь помещиков опростится, начнут работать — нравственнее жить, — сказал Л. Н.

Говорили о Горьком.

Л. Н.: Заслуга Горького в том, что он показал психологию босяков, описал их жизнь с любовью, хотя иногда и неверно, показал хорошие стороны их души. Этим он и понравился, и от этого за границей имел успех, где на этих людей смотрели, как на потерянных и где не была затронута эта сторона никем. Достоевского «Записки из Мертвого дома» — то же самое.

Еще говорили о Сютаеве. Л. Н. сказал:

— Танина копия репинского портрета Сютаева очень хороша, мутные глаза — как живые. Иногда вечером смотрю на него. Хотелось бы писать о нем. Пругавин писал о нем поверхностно⁴. Я был у него с Бакуниным⁵. У них было все общее; старуха 52-х лет, здоровенная; спросил ее, чей платок у нее на голове, желтый. — «Невесткин». — А Сютаев сказал: «У нас, у мужчин, у каждого свое платье, а у них, у баб, сундук общий». Он был пастух, хотя сыновья зарабатывали по 50 рублей в месяц; он смотрел на скотину, как на меньших братьев, с которыми следует обходиться внимательно. Вез меня на телеге, лошади сытые, саврасая и серая. Спрашиваю: «А где у тебя кнут?» — «Нет, кнута не надо». Самобытный крестьянин, объяснивший себе, как жить, с решительностью. Эмерсон говорил, что, когда человек впервые касается трудных вопросов, тогда он легче может решить их, чем когда вопросы старые, сложные; потому-то древние мыслители (Будда и другие) так ясно решили их.

— Он был без самомнения, кроткий? — спросил В. Г. Чертков.

— Да, кроткий, жизнерадостный. Говорил: «Давайте петь. Когда жизнь устроится, будем радоваться (петь)».

Вечером Сергей Львович долго играл венгерские танцы Брамса. Л. Н. поощрял его:

— Играй, играй. Я знаю его (Брамса) манеру.

Потом Сергей Львович играл Грига. Л. Н. сказал:

— Я люблю его очень.

4 июня. Утром с Л. Н. были Владимир Григорьевич, Бирюков, И. А. Беневский.

Л. Н.— Долгоруковы. Должен им сказать все, что думаю о либералах.

Владимир Григорьевич: Вы ставите революционеров с либералами на одну доску?

Л. Н.: Совершенно. Либералы мягче, революционеры же приносят жизнь в жертву. Это располагает к ним. Это известное настроение, как у офицеров, идущих на войну. Революционеры продолжительное время жертвуют собой — это труднее. У первых революционеров был христианский дух самоусовершенствования.

Л. Н. вспомнил, как приехали В. И. Алексеев и еще кто-то¹ и должны были жить во флигеле. Надо было почистить людскую. Это сделали сами, никак не допустили других делать за себя.

— От них можно было учиться, — говорил Л. Н. — Теперь либералы, революционеры хотят учить людей, стараются, как устраивать жизнь других людей, а сами живут дурно. Это как переделка луга. Потоптать луг — понимаю, но переделывать его — бурьяну рассадить; не должно быть.

Бирюков вспомнил старого революционера, сидевшего с молодыми революционерами, увидевшего плоды своей работы. Утром повесился.²

Вчера и сегодня был здесь офицер Ю. Л. Оболенский с женой. Сегодня приходила к Толстым П. Н. Бирюкова с детьми. Бирюковы поселились на лето в Ясной Поляне в избе у Фокановых.

Вечером в 11 часов уехали Владимир Григорьевич с Бригсом и Иосифом Константиновичем, Андреев, Мария Александровна. Провожая Владимира Григорьевича, Л. Н. от слез вернулся было в дом, потом опять вышел к коляске. После его отъезда Л. Н. сказал растроганным голосом:

— Рад, что с Чертковым все было благополучно (т. е. что власти к нему не придрались).

У Софьи Андреевны оставил приятное впечатление.

Михаил Сергеевич: Он мало переменился.

Л. Н.: Поумнел, посерьезнел. Чем он занимается! На митингах читает с Бригсом философию Паульсена. Есть его (Паульсена) книга у меня, довольно хорошая³.

Сухотин: Кто этот Бригс?

Л. Н.: Унитарианский пастор. Чаннинг был тоже унитарианец, который, не веря во все унитарианское учение, не пошел в пасторы. Унитаризм пришел в Англию из Венгрии, а туда из Польши, а пошел он от славянских богомилов.

— Вот, Душан Петрович, славянство что создало, — сказал Л. Н.

Л. Н. о Николаевых:

— Живут без прислуги, четверо детей. У него дом в Москве, ренту со своей земли — 500 рублей — отделил и обращает на общее дело, на распространение идей Генри Джорджа.

Под конец разговора Л. Н. сказал:

— Мысли не клеятся, устал я сегодня.

Михаил Сергеевич: Много ездили. 20 верст по Засеке в Горюшино с Чертковым.

Л. Н.: Езда ничего, а разговаривал много.

5 июня. Воскресенье. Троицын день. Вечером Л. Н. хотел идти пешком в Телятинки. Я его уговаривал остаться дома, но после он поехал верхом. Разговаривая с Н. Б. Гольденвейзером, Л. Н. сказал:

— Удивляются, что с войны возвращаются сумасшедшие. Надо удивляться, что туда шли; ведь все были сумасшедшие.

Уезжая от Гольденвейзеров, звал Николая Борисовича с женой в гости в Ясную Поляну.

Дома вечером за чаем Л. Н. с П. И. Бирюковым. Возвращаясь к брошюре Александра Пе́тровича (Petrovic), о которой говорил у Гольденвейзеров («Der russische Umsturz und die Sozialdemokratie»), Л. Н. сказал:

— Пе́трович решил, что débâcle в России совершился. У нас бы ее (эту брошюру) цензура не пропустила. Книга интересная, очень хорошая. Науке придает большое значение, некоторые подробности неверные. Писал ее серб. От незнания придает значение ученым: Южакову, Волынскому, которых я знаю, кто они. Знает хорошо славянские дела. Прочтите.

Бирюков: Зачем приплел социал-демократию?

— Каутский говорит, что надо опролетариться.

— Пе́трович пишет, — сказал Л. Н., — вполне правильно: У русских и декабристы, и либералы, и революционеры, и социал-демократы очень поверхностно касались народа. У него есть мир. Крестьяне (до освобождения) жили общиной самоуправно¹. При освобождении, — добавил Л. Н., — внесли в их самоуправление государственную власть — волости, которые до сих пор не принялись. Никто не знает, что они такое.

Бирюков заметил:

— Власть.

Об этой же книге у Н. Б. Гольденвейзера Л. Н. сказал:

— На полях Маньчжурии пролитая кровь вопит о низвержении династии.

Л. Н.: Мы, славяне, шли позади европейцев, не проделали все с ними, нам <предстоит> ввести христианство. И если у японцев есть техническо-военное преимущество и при нем идеал — воинственный дух, так они должны победить русских, у которых есть хоть какой ни на есть христианский дух.

Татьяна Андреевна: Ты так думаешь, настанет лучше в России?

— Настанет, только не в ту сторону, в которую ожидается. Японцы показали, что, кто хочет, может скоро выучиться военному искусству и усовершенствовать его (цивилизация). А есть одна маленькая вещь — христианство.

— Когда нападут японцы, немцы, какую же христианство даст силу?

— Оно даст устройство жизни, которое привлечет всех.

— Но ведь японцы придут, захватят власть, посадят своего микадо в цари.

— Да ведь японцы — тоже люди. Если мы сознаем, что лучше мир, чем драка (война), — теперь сознают некоторые, может быть, еще будет война, две, и опять больше людей сознает, что войны не должно быть, и к этому придут и японцы... 1* ²

Потом Л. Н. читал Бирюкову и Татьяне Андреевне как ответ ей на непонимание: «Письмо к лакею» (о перекувыркнутой телеге), первую часть.

Л. Н.: Этот лакей служит в том доме, где Стаховичи живут, в Петербурге. Смешное у него лицо, говорят³.

Сегодня народный праздник. Песни, пляски, в белое одеты бабы. Домашние до двух часов ночи пели и плясали.

П. И. БИРЮКОВ С ДЕТЬМИ ОЛЕЙ И ЛЕВОЙ

Ясная Поляна, 1905

Фотография В. Г. Черткова

«Бирюковы поселились на лето в Ясной Поляне в избе у Фокановых». — Запись от 4 июня 1905 г.

6 июня. Приехал малеванец Е. Бахмач из Киевской губернии.

За обедом Кузминские, Сухотины.

Л. Н. сказал:

— Мне все вспоминается самое хорошее. То, что говорил Шопенгауэр, что и воспоминания дурны, — неправда¹. Лихтенберг же твердит обратное². И в воспоминаниях прошедшее даже лучше и интенсивнее чувствуется, чем было в действительности, в жизни.

Л. Н. рассказал о Малеванном, что его тринадцатый год морят в психиатрической больнице, как священники в Киевской губернии преследуют малеванцев (учение малеванцев в том, чтобы любить ближних).

Андрей Львович сказал Л. Н., что малеванец просил у него (Андрея Львовича) на лошадь.

Л. Н.: Это нехорошо, коли просит. — Через некоторое время: — Колеблюсь, дать ли.

Вечером А. Е. Звегинцева сказала:

— Кто бы думал год тому назад, что будет такая перемена?

Л. Н.: Это бутылка с перестоявшимся квасом, которую откупорили. Испорчено было все уже при Александре II и III. Должна была последовать катастрофа.

7 июня. Вторник после Троицы. Утром за чаем под вязами я сидел с Сергеем Львовичем. Пришел Л. Н.

— Как поживаете? — спросил он меня.

Я: Хорошо. А вы, Лев Николаевич?

— Я нехорошо, на душе нехорошо.

Потом взял меня под руку, и мы пошли вдоль по прешпекту.

— Главное, Сережа, который меня не понимает, — сказал Л. Н. — Я с ним уже не говорю. Но Михаилу Сергеевичу говорил: он (Сережа) не для народа хочет конституции, а для себя. Отпадает и альтруистическое. Роскошь, в какой живу, шум... а для стариков, говорил Гете, <нужен> покой¹. Молодые их не понимают. Два-три близких человека... Сашины Телятинки тоже мучают меня. Я думал: покупает, чтобы отдать крестьянам, а теперь молодой Сухотин перекупает 15 десятин. Но все это — слабость. Знаете, что я слаб, как все. Хочется исповедаться, облегчиться.

Утром Л. Н. купался в пруду, пополудни в речке. Два года не купался, а теперь, по его словам, кроме приятности, ничего не чувствует от купания. В березняке у Воронки учил Федю Бирюкова ездить верхом за то, что подержал лошадь Запорожца, пока (Л. Н.) купался.

В четыре пополудни в купальне Л. Н. говорил Кристи (потомку румынского господаря):

— Малеванцы — новое понимание жизни, роздали лишнее и так далее. И такая перемена сопровождается всегда экзальтацией. Сикорский, известный психиатр, я его знаю, ограниченный человек, признает Малеванного душевнобольным...

«Что ты заглядываешь сюда? Не делай этого». Он: «Возьмите меня в лакеи». — «Не могу». — «Дайте мне пятачок на семечки. Ведь вы раздаете нищим».

— Когда я вышел, — рассказывал Л. Н., — заметил, что забыл часы. Крикнул ему: «Висят на гвозде, принеси. Потом дам тебе пятачок».

Ответил, что их нет.

Действительно, не висели на гвозде. Л. Н. выговаривал ему, как нехорошо поступил, что их взял. «Взял их тот, что с вами купался, меня можете обыскать». Нашел их скрытыми за доской. Не отнесся к нему так, как у Виктора Гюго епископ к Вальжану². Сегодня хотел к нему зайти, побеседовать с ним, на каком он пути.

Вечером был Цуриков с сыном, Кристи, Горбов. Горбов занимается обучением деревенских детей и вообще школьным делом.

Л. Н. (ему): Ваше занятие доброе, полезное. Принцип обучения арифметике, алгебре, геометрии и чужим языкам, истории, географии: чтобы одному из 80 с особенными дарованиями помогать, развивать его дарование, прочие же при нем учатся. Высшие школы для крестьянских детей — хорошее дело, но не с тем намерением, чтобы они поступали в гимназии и шли по ученой дороге. Разлучать ребенка с родителями нежелательно.

Горбов не соглашался с Л. Н., что больше нужно обращать внимания — и это главное — на наилучших учеников.

Л. Н. сказал, что при этом другие не <должны быть> в пренебрежении:

— Береза рассеивает миллионы семян, а вырастают только некоторые; и вы будете сеять во всех.

Вчера садовница рассказывала В. А. Кузминской, что один бродяга с волчьим паспортом, исполинского роста, которому Л. Н. дал пять копеек (а Александра Львовна рубль или два), подкарауливал Л. Н., хотел его избить. Сегодня Л. Н. писал два письма Молоствовой³.

Когда уехали гости, в 11 ночи, Л. Н. читал нам четыре полученных им ругательных письма: от судьи-конституционалиста, от православного и от матери, бранящей его за то, что учит непротивлению, и из-за этого пошла японская война, революция в России, стреляние в народ и т. д. — все зло нынешней России; четвертое — от Венгерова о Дейче⁴.

Бирюков рассказал аналогичное третьему письму: после того, как Бурдон по-французски патетически писал о Толстом, называя его Юпитером⁵ и т. д., одна русская (кажется) женщина написала брошюру: «Pauvre Tolstoï»⁶, в которой все хвалы Бурдона приписывает самому Толстому, будто бы он сам так восхваляет себя.

8 июня. Сегодня Л. Н. получил в подарок тисненный на дереве портрет Хаджи-Мурата¹.

— Такого я его себе представлял, — сказал Л. Н.

Хотел сравнить с рисунком, с изображением отрезанной головы, но не нашел его. Попросил Андрея Львовича вставить в раму, самую дешевую. Хаджи-Мурата Л. Н. сам не видел, но в то время, когда Хаджи-Мурат действовал и погиб, он был на Кавказе и живо интересовался им.

— Хаджи-Мурат — мое личное увлечение, — сказал Л. Н.

Л. Н.<бы> удержаться Генри Джорджем. Собрать из крестьян «орлов», при них затихли бы социал-демократы (в их аграрной программе). При существующем государственном (насильственном) строе Генри Джордж наилучше решил, как сравнять права на землю. Но можно систему Генри Джорджа ввести и в добровольном обществе, человек сам отдаст известную плату за пользование землей.

В «Руси» от 3 июня 1905 г., в статье «Негативы», Шебуев описал посещение Ясной Поляны. Софье Андреевне и Татьяне Львовне не понравилось². В «Вечерней почте» (?) некто Туркин злобно распекает его за то интервью, что не заступился за журналистов.

Разговор о Диккенсе.

Л. Н.: Диккенс неподражаем для нашего брата. У него всегда образность, юмор. Описывает, что хочешь: снег, ветер, почтовых лошадей... «David Copperfield» — отделанное, «Bleak House» — набросанное. «Bleak House» — одно из лучших произведений против суда (рассказал подробности)³. У Диккенса бедные, забитые — героями. Лордов презирает. У Шекспира — наоборот: дюки важны, мужик — clown2*.

Л. Н. возражали на сказанное про Шекспира. Л. Н. разговорился о нем и, между прочим, сказал, что старую драму о Лире он испортил. В старой драме Корделия до слез трогает⁴.

Опять говорил Л. Н. о брошюре Пе́тровича.

Л. Н.: Немецкая брошюра (Пе́тровича) превосходна. То, что он за разложение общины, — это ложка дегтя.

Разговор о христианской жизни, перемене.

Л. Н.: Кто сапоги шьет, кто капусту растит — продолжай растить, только не делай дурного.

Приведу еще некоторые записанные мною слова Л. Н.

Л. Н.: Лучший способ распространения мысли — книги, а не газеты и не лекции.

Цуриков говорил о юридическом определении самодержавия.

Л. Н. (на это): Такому определению можно десять противопоставить. Надо брать факт, а факт тот, что какие-то немцы сидят <наверху>, наряженные в мундиры; попы велят слушаться низших чинов, эти — слушаться высших, и выходит, что по воле центральной власти можно полмиллиона людей убить.

Л. Н. о либеральной и революционной борьбе с правительством:

— Можно бороться или бумажной войной, которая ни к чему не ведет, или террором, который может некоторых устрашить.

Л. Н. о бывшем у него малеванце:

— Он из бедных; приехал, чтобы повидаться. Их сто, только и думают о Малеванном. Надо ему прочесть письмо о Малеванном (Молоствовой).

Л. Н. ездил верхом в Таптыково и обратно (36 верст). Поехал в час пополудни, вернулся в 10 ночи. Поехал туда потому, что из-за жары ему не работалось. Там и купался. Проводил его обратно Иосиф Константинович, опасаясь, чтобы с ним чего не случилось в дороге. Александра Львовна и Вера Александровна встретили Л. Н., как царя, с такими восторженными лицами.

Сегодня здесь Анна Ильинична, Надежда Павловна, Кристи.

Софья Андреевна: Когда Лев Николаевич нехорошо себя чувствует, всегда что-нибудь такое выдумывает. Раньше летом никогда не писал, и дети шесть недель не занимались. После охоты с борзыми осенью начинал опять работать. Теперь хочет каждый день работать, а уже стар, слаб. Сегодня писал, и в новой библиотеке, и в зале — везде ему было жарко.

Л. Н. просматривал книжку об Оптиной Пустыни. В этой книжке упомянуто и о его посещениях. Л. Н. был там четыре раза, как он сказал. Раз — православным, второй раз — в период колебаний, третий раз — в период спокойствия, четвертый раз — ради Софьи Андреевны.

— Раз ездил туда со Страховым, — сказал Л. Н. — Достаньте, Душан Петрович, из библиотеки книгу «История Оптиной Пустыни», надо поправить, что о моем посещении там написано¹.

Софья Андреевна (Бирюкову): Не стесняйтесь спрашивать Льва Николаевича.

Я спросил Л. Н., он ли в 1866 г. защищал солдата в Озерках?3*

— Да, — сказал Л. Н. — Судьями были знакомые. Один был за освобождение, два — за расстреляние. Речь, которую <я> произнес, была чисто юридическая, так я и старался, чтобы была такая. Хорошо было то, что я, произнеся ее, расплакался. Прошение о помиловании — я забыл написать в нем, где полк стоит, — по этой причине и еще по той, что в то же самое время был другой подобный случай (оскорбление офицера солдатом), не было представлено государю. Разумеется, Милютин мог узнать, где полк стоит (Милютин был военным министром). Солдата расстреляли и закопали².

Бирюков показывал первое издание составленной Л. Н. русской и славянской книг для чтения с «Азбукой» Л. Н. 1872 г., с картинками, пространным изложением арифметики и с указаниями для учителей.

Софья Андреевна: О воробьях, «Как выучилась шить» и другие — это я написала, это не вошло в собрание сочинений Льва Николаевича.

Бирюков предлагал напечатать «Арифметику» отдельно. Есть особые взгляды в ней (второе издание «Азбуки» было отдельными книжками. Во втором издании «Азбуки» помещены сначала более короткие слова, в первом издании были и длинные)³.

Софья Андреевна: Нет расчета.

Бирюков спросил Л. Н. о былинах, откуда их брал в «Книги для чтения»?

Л. Н.: У меня все были. Кое-что пришлось в них переменять (дополнить). За советами о поэзии, рифме я обращался к Аксакову, Бессонову — не знал, потом к Голохвастову, он советовал рифму держать⁴

Л. Н. разговаривал с Бирюковым и Кристи о том, что надо бы распространять книгу Сэндерленда о Библии, доказывающую, что Библия — это дело людских рук, что в ней дело в глубине мысли, а не в отдельных местах и что нельзя каждое слово Библии считать священным⁵.

— Система Генри Джорджа, — сказал Л. Н., — не христианская, имеет недостатки. У одного не уродится, болен, не обработал, а должен платить налог, как другой. Притча о виноградарях: кто пришел утром, кто в полдень, плата всем — рубль⁶. Это означает, что хозяин дал, кому сколько нужно, а не сколько сработал. Духоборы молоко сначала сливают, а потом раздают по числу членов семьи.

10 июня. Л. Н. после вчерашней поездки не выглядит усталым. Перед обедом долго спал.

Л. Н. (после обеда): Жозя рассказал про ужасы в Ставрополе — резня старообрядцев-иконорушителей¹, в Эривани — сражение между мусульманами и войсками². Гольденвейзер говорил, что в Иваново-Вознесенске 23 дня продолжалась мирная стачка; переодетый рабочим полицейский стрелял в казаков. Его узнали и стали бить. Казаки вмешались и убили 30 человек³.

Я: Может быть, не все правда. О Симферополе писалось тоже, что было 30 человек убитых, среди них столько-то детей христианских и столько-то еврейских, а после оказалось, что не было ни одного убитого.

Л. Н.: Это газеты нарочно, чтобы правительству показывать все в худшем виде. Как рад, что не читаю газет; раздражает, помочь не могу.

Л. Н.: Жизнеопасная работа плотницкая — не крепко стоя, поднимать бревна... Между кольями доски, там глину бить с соломой; я, Маша, Павел Иванович⁴.

— О чем вы? — спросил Л. Н. Варвару Валерьяновну, разговаривающую с Марией Александровной около круглого стола среди других дам, подсаживаясь к ним. Мария Александровна рассказывала, как она с приятельницей поехала на Кавказ поселиться на земле и как у нее последние четыре тысячи рублей украли. «Господь на нас оглянулся», — прибавила Мария Александровна, рассказав это. Варвара Валерьяновна быстро вставила: «А с меня он глаз не спускает, у меня никогда денег нет».

Л. Н.: Это хорошо. Оттого ты так весела. Присяду к вам, у вас разговор хороший, — Л. Н. подвинул кресло и подсел к столу.

Вскоре затем Софья Андреевна стала рассказывать, как Л. Н., когда продал «Войну и мир», дал двум племянницам по десять тысяч⁵.

Л. Н. встал и ушел, когда Софья Андреевна об этом заговорила.

Л. Н. принес корректуру «Круга чтения» и читал из нее вслух об искусстве⁶.

Бирюков: Ауэрбах назвал музыку pflichtloser Genuß4* ⁷.

Л. Н.

Разговор о какой-то книге. Бирюков сказал, что письма Жуковского о казни декабристов в новом ее издании нет. Издатель уважил суждение Л. Н. об этом письме (в нем Жуковский называет декабристов «сволочью»).

11 июня. Суббота. Л. Н. сегодня верхом ездил к Николаевым, которые живут на даче у Красноглазовой. Там в пруду Ливенцова купался.

Л. Н. получил хорошее письмо от японца Тамуры, которому он отвечал месяца два тому назад (я исправлял и, кажется, переписывал этот ответ), и дал письмо прочесть Кристи. Японец пишет, что он рад был узнать, что единая власть над нами есть власть высшей силы — одобрение собственной совести и что не нужно ничего сверхъестественного. В конце письма жалеет, что войне не предвидится конца¹.

Л. Н.: Сверхъестественное не может показать путь добродетели.

Л. Н. говорил о другом письме — от Листовского, который писал и Марии Александровне. Он падает, и это его мучит. Отвернулся от друга. Не выдержал. Л. Н. по поводу его письма:

— Дважды два — нельзя, чтобы было пять. Будешь жить по-божьему, будет хорошо; противно <этому> — плохо².

Андрей Львович рассказывал, что у него целая семья собак: два щенка, мать и отец — все убились на охоте. Л. Н. рассказал подобный же случай. Лучшая его собака борзая ударилась о межу и убилась, и ее щенки так же погибли.

— Собака сердцем бежит, а не ногами, — добавил Л. Н. — И люди хорошие делают дело не умом, не руками, а сердцем.

Андрей Львович, рассказывая про охоту, не мог вспомнить какое-то охотничье выражение и спросил отца. Л. Н. вспомнил. Потом Андрей Львович с Л. Н. говорили, как у охотников называются хвосты разных животных: у лисицы — труба, у волка — полено, у зайца — цветок, у борзой — прави́ло, у гончей — гон, у сеттера — перо, у пойнтера — прут, у дворняжки — хвост.

За чаем: Л. Н., Софья Андреевна, Илья, Андрей и Михаил Львовичи, Татьяна и Александра Львовны, Софья Николаевна с Аннушкой и Мишей, Варвара Валерьяновна, Вера Александровна, Кристи, Юлия Ивановна и я. Л. Н. читал вслух Диккенса (потом его заменила Татьяна Львовна) и после чтения сказал:

— Диккенс трогательно описывает. У Чехова этого нет.

Варвара Валерьяновна: У Чехова чаще смешное.

Разговор о «Кренкебиле» Анатоля Франса.

Л. Н. рассказал содержание: контраст мира уличного торговца овощами и юристов; как торговец под конец и сам начинает верить, что он нарушил что-то и что заслужил тюрьму; как ему адвокат советует взять на себя вину, хотя он не виноват, и т. д.

— Анатоль Франс — талант, — сказал Л. Н. — Его сочинения рекомендую читать, но он хочет удивлять.

Разговор о Ницше.

Л. Н.: Образованная толпа — дикая, ей по вкусу Ницше. Молодой человек пройдет гимназию и университет и думает: он все знает, а нравственно остается диким.

Ожидается приезд в Ясную Поляну художника Похитонова.

Л. Н.: Знаешь, Илюша, кто Похитонов? Его у нас не знают. Тургенев рассказывал мне про него года 24 тому назад, что его картины удивили Париж и кто-то купил все. Самородный художник. На маленьком полотне пишет много и чисто. У него так, как у Трубецкого, самобытность не потеряна. Трубецкой живет во Флоренции, в Риме не был, не хочет подпасть под его влияние. Крамской, Репин, Ге говорили, что школа самобытному художнику может очень вредить, нивелировать, а дает мало.

Разговор о князе Блохине. Он недавно умер5*.

Разговор о Тургеневе — что он был веселый, хохотал.

Татьяна Львовна: Мне он казался грустным³.

О священнике Петрове. Кто-то сказал, что он хорошо пишет. Л. Н. заметил:

— Нельзя это смешивать вместе: священничество и христианство.

12 июня. Воскресенье. Утром был в Скуратове у девочки, больной холериной. Отец, интеллигент (Булыгин), уехал, не в состоянии смотреть на страдания ребенка.

Разговор о войне.

Л. Н.: Эта война будет иметь огромное значение. Это — débâcle не одной России, а всей <лжехристианской> цивилизации, то есть ложного христианства, и продолжение римского права. Японцы показали, что цивилизацию — внешнее — очень легко можно усвоить, а в военном деле и перегнать. Христиан все-таки сдерживает что-то от воевания. Японцев — нет.

Потом Л. Н. очень обстоятельно разговаривал с Варварой Валерьяновной о Диккенсе. Бирюков спрашивал, какие книги дать читать Феде, его 11-летнему приемному сыну. Л. Н. советовал «Les misérables» В. Гюго, одобрил Корнеля, которого Бирюков хочет дать, и о какой-то его драме сказал: «Христианская драма».

ТОЛСТОЙ В ГОСТЯХ У ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕРОВ

Слева направо (сидят): Толстой, А. А. и Н. А. Гольденвейзер; стоят: Н. Б. и А. Б. Гольденвейзеры

Телятинки, 24 мая — 4 июня 1905 г.

Фотография В. Г. Черткова

Л. Н. просил Варвару Валерьяновну достать у матери экземпляр «Истории Оптиной Пустыни» нового издания для Павла Ивановича (в ней описание посещений Пустыни Л. Н.).

Л. Н. рассказывал Булыгину об успехах духоборцев в Канаде: наряды женщинам покупают из общей кассы, молоко, муку делят по душам.

: Это бы мне не нравилось. Одну десятую давать на общее, но не всё.

Я: По крайней мере, совесть спокойна, когда всё отдаешь.

Л. Н. согласился с этим и сказал:

— Тут есть доля инерции — все подчиняются — и деспотизм. Веригин велит натягивать струну до предела, пока она не лопнет.

13 июня. Понедельник. Множество больных. С утра почти что до 9 вечера в амбулатории. Сегодня приехал Снегирев с ассистентом Алексинским. Вызван к больной Софье Андреевне. Л. Н. был к ним очень внимателен. Пополудни не ходил гулять, только со Снегиревым пошел на Воронку, где Снегирев выкупался. Все свободное от занятий время с ними провел, также и вечером.

У Софьи Андреевны повторяющиеся припадки сильных болей в животе с жаром. Снегирев не исключает возможности неоплазмы. Назначил лечение и приедет опять.

Л. Н. говорил со Снегиревым, вспоминали кого-то.

Л. Н.: Я от него (по его рассказам) признал Миклухо-Маклая большим человеком. Я просил его написать о Флобере то, что мне рассказал. Говорили о крестьянских бунтах.

Снегирев рассказывал, что будто бы из Самарской губернии к орловским крестьянам пришли 200 агитаторов и приказали им сжечь их помещиков, «а если не будете жечь, мы вас сожжем». Эта угроза внушила крестьянам недоверие: «Какого же добра хотят они нам, когда готовы нас сжечь!» И крестьяне вместе с войском прогнали агитаторов.

Л. Н.: Эти подстрекательства крестьян ведут только к кровопролитию и огню, ни к каким другим результатам вести не могут, так как повсеместно сразу крестьян нельзя поднять (у них свои повседневные заботы). Городских рабочих скорее можно. Обещать можно, исполнить нельзя.

Ассистент Снегирева что-то сказал о необходимости свободы печати. Л. Н. ответил:

— Это вас касается, а 120 миллионов народа?..

Еще Л. Н. сказал по поводу революционных событий последнего времени:

— Месть не в духе русского народа.

Л. Н. спрашивал Снегирева о его приемном сыне. Он был 11 лет в Англии. Снегирев говорил, что он теперь на Дальнем Востоке, работает на беспроволочном телеграфе. Этот и другой сын — раньше оба работали в Англии на прядильной фабрике — говорят, что фабричным под Москвою живется лучше, чем в Англии.

Л. Н.: Там они «hands»6*, человеческого отношения к ним нет.

Снегирев рассказывал, почему застрелился Морозов:

— Из-за нарушения самодовольства — когда забастовали его рабочие¹. А он гордился, что его рабочие не забастуют, потому что он о них примерно заботился. Когда пришла 6-тысячная толпа, наобещал всяких уступок. Когда о них узнали другие фабриканты, пришли к его матери с жалобами, что Морозовы могут дать это рабочим, а они нет — разорятся. Мать уговаривала сына и воспретила ему сделать эти уступки (часть фабрики ее), и он потому, что не мог исполнить обещанного, застрелился.

Была речь о Канаде и Калифорнии. Л. Н. передавал слова Щербака, как ему нравилось в Калифорнии: климат мягкий, вода хорошая, жилища удобные, люди не задиры, лошади кроткие, собаки не кусаются, но от скуки — только повеситься.

Алексинский: Каждый год возвращаются тысячи русских еврейских девушек — не могут привыкнуть к Америке, тоскливо им. Не одним хлебом жив будешь.

Л. Н. стал рассказывать о своих заграничных путешествиях:

— В Швейцарии я не общался с крестьянами, в Германии — да. Я снизу вверх смотрел на немецких крестьян². Немецкий крестьянин такой же самобытный, как и русский. У него есть чему поучиться. А у интеллигента (немецкого) нет, его ответ на любой вопрос вперед угадаешь, он будет взят из последнего номера газеты. Русскому тамошние интересы мелки, например английский парламент.

Алексинский: А для них парламент — гордость, наивысшее, наилучшее, академия.

Вечером за чаем Л. Н. читал вслух ответ лакею («Опрокинутую телегу») и «Ягоды». Контраст крестьянской трудной, осмысленной жизни и праздной господской.

— Это я только написал и не поправлял, — сказал Л. Н., когда начинал читать «Ягоды»³.

Когда кончил, Софья Андреевна сказала:

— Вот господам досталось!

Когда Л. Н. прочел ответ лакею, он сказал:

— Это мое profession de foi7*, которое я выразил самым общедоступным способом⁴.

Когда Л. Н. дочел, Алексинский сказал:

— Вот если бы была свобода печати!

Л. Н.: В Англии это появится в буржуазном журнале и будет подано под соусом либерально-буржуазным.

Софья Андреевна заграничные неприличные открытки — такие продаются на Невском. Отвергли.

Снегирев: Кони мне говорил, есть один самостоятельный человек — Лев Николаевич.

Во время чтения приехавший Сергей Львович — он слышал только конец — заговорил о шахматах, и о читанном не было больше разговора. Только Снегирев похвалил «Ягоды».

14 июня. Ночью и сегодня утром уехали все гости, кроме Сергея Львовича, Веры Александровны и Миши (сына Ильи Львовича). После обеда приехал пейзажист Похитонов.

Бирюков рассказывал мне, что Л. Н. ему сказал, что теперь он примирился с тем, что так много людей его любят. Раньше боролся с чувством радости от этого, а теперь видит, что это хорошо, что любовь происходит и в них, и в нем из одного центра — от бога.

Л. Н. сегодня в первый раз ездил на новой лошади, которую ему подарили Глебовы (его сваты). Хвалил ее Александре Львовне, потом сам позаботился о том, чтобы ей обмыли шею зеленым мылом и сулемой от коросты.

Л. Н. много гулял. Вечером раза три выбирался один. Ходил, как потерянная овца. Бирюковым занес свой фланелевый бинт для Левы, больного дизентерией, а несколько дней тому назад предложил им свое одеяло. Беспокоит его состояние Софьи Андреевны. Утром за чаем говорил мне:

— Снегирев то же сказал о ее состоянии, что и вы.

Вечером, когда я ставил Софье Андреевне пиявки, Л. Н. сказал:

— Покорно вас благодарю.

Софья Андреевна в нервном состоянии. Сегодня стала писать воспоминания детства, не хронологически¹.

Л. Н. с Похитоновым говорили о казацких, донских степях, о «ковылях». Об уральских казаках-старообрядцах:

— На моей памяти не было у них ни пяди необщей земли. С тех пор выделили офицерам и установили число голов скота, сколько кто может пасти. Нищих у них не было, были немыслимы.

Был студент из Тулы Шангин. Рассказывал мне, что с 10 до 13 сего месяца по ночам было у них в Туле десять поджогов, иногда сразу по 20 домов рабочих горело. Один казак бил нагайкой работниц-девушек. И рабочие по вызову студентов напали на него и разбили ему камнем голову. Скончался. Офицер велел стрелять в толпу, сперва холостыми. Толпа не двинулась. Потом — боевыми, но тут его товарищи-офицеры увели. Толпа благоразумно разошлась. На патронном заводе читали Л. Н-ча «Об общественном движении в России» и соглашаются с ним.

15 июня. Среда. Лева Бирюков очень плох. Пополудни был у него коллапс. Холерины ужасно много, в амбулаторию приносят по 20 детей в день. Сегодня и четвертого дня было 39 градусов на солнце. Около десяти дней не было дождя. Жарко.

Л. Н. жалеет Бирюковых, приехали сюда жить ради Левы.

Приехал князь Долгоруков, интересуется земельным вопросом. Л. Н. подарил ему Генри Джорджа с тем, чтобы он...... 8*

«Berliner Tageblatt» от 10 июня?

Л. Н.: Это подразумеваются «Три притчи». Но пишу новые рассказы; один посвящу, хотя не имею обычая, Марии Александровне, другой — вам, — сказал Л. Н., обращаясь к П. Н. Бирюковой¹. (Вероятно, Л. Н-чу нравится, что у них трое детей и что они не держат прислуги из нравственных соображений.)

Павла Николаевна отговаривалась, что она недостойна этого.

9*Ночью 15 июня. Л. Н. с Долгоруковым.

Л. Н.: Славянофилы правы: нельзя преклоняться перед властью.

Долгоруков: Должны быть новые формы.

Л. Н.: Должно думать своим умом. Вы сейчас видите эту новую форму, я ее не вижу. Форм бесчисленное количество. Все те путы, на которые вы жалуетесь, — одна миллионная тех пут, в которых находится народ. Я никогда не слышал, чтобы мужики жаловались на самодержавие.

Долгоруков: В Германии, Англии с тех пор, как конституция, народ благоденствует.

Л. Н.: В Швейцарии, где конституция для всех, в женевском протестантском кантоне народ...... 10* а в Савойе грязь. Религия.

Далее Л. Н. на какие-то слова Долгорукова сказал:

— Урусов говорил: «Русский народ был бы святой, если бы его не портили». Мы тут обедаем, а мужик чистит нам отхожие места, не обедавши, добродушный, совсем не озлобленный. А его хотят озлобить, хотят, чтобы он не был спокойным, чтобы требовал восьмичасовой рабочий день. Восьмичасовой рабочий день — это деспотизм.

Потом Л. Н. сказал:

— Трое приходили с вопросом: почему нельзя убить одного человека ради блага многих? Славянофилы были люди, которые думали своим умом. У них не было шовинизма, была любовь и уважение к массе народа. Миросозерцание народа словами очень трудно выразить, но они имели основу того склада, миросозерцания народа. Одна бочка меду у них была — народность; две ложки дегтю — православие и самодержавие. Герцен в последней деятельности своей был совершенный славянофил. Герцен был самобытный. Кончил личным нравственным совершенствованием, уважением к народу. Он прошел все то, что теперешние революционеры.

Еще говорили о «Круге чтения»; Л. Н. сказал, что это будет указание на мысли хороших писателей, так что потом будут читать их самих.

По какому-то поводу заговорили о Евгении Маркове.

Л. Н.: Евгений Марков был претошный писатель. Стал консерватором и православным².

Свои мысли о том месте, которое занимают в жизни людей государственные формы и религиозное сознание, Л. Н. в разговоре с Долгоруковым иллюстрировал следующим чертежом:

Утром у Бирюковых. Лева поправляется. Не было больных. Я пошел в Козловку, в Скуратово к ребенку Юлии Ивановны, в Тулу за паспортом, телеграммы отослать бабушковцам и за одеждой.

Л. Н. вчера говорил Долгорукову, что свобода печати, конституция — только одна 10-миллионная часть нужды земельной. От нужды в земле народ голоден, пьянствует, закабален по фабрикам.

Я пришел с Козловки вместе с Иваном Ивановичем, С. Д. Николаевым, варшавянином¹.

Варшавянин за конституцию:

— Когда будет настоящая конституция, — говорил он, — не будут полицейские возить арестованных, стоя коленями на их груди, как теперь.

Рассказывал про события в Лодзи и Варшаве. В Лодзи разрушили 39 монополий из 250. Потом строили баррикады, множество убитых и до двух тысяч раненых.

Варшавянину, который говорил, что в Варшаве поляки ненавидят русских чиновников, солдат и им опасно показываться на улице, Л. Н. сказал:

— Вы читали Валишевского о Екатерине? Пишет, что русская (Екатерина была немка) не разбила бы Польшу на три части. <Страна> не имеет возможности соединиться.

17 июня. Пятница. Л. Н., рассматривая за черным кофе фотографию четырнадцати общественных деятелей, принятых царем, заметил о Шаховском (Д. И.):

— Он милый, а маньяк либерализма¹.

За обедом под вязами застиг нас дождь. Каждый взял свой прибор, и перешли на террасу. Ужасные удары грома.

Л. Н.: Удивительно, что такой могущественной силой так поздно воспользовались.

Ударило вблизи. Софья Андреевна хотела пари держать, что повалило березу на прешпекте. Ваня и две барышни вздрогнули.

Л. Н.: В молодости я боялся грозы, старался не показывать; после Севастополя страх прошел.

Л. Н. окончательно кончил «Единое на потребу»². За чаем Бирюков, Похитонов, Гольденвейзер.

Гольденвейзер: В газетах пишут, что бежал эскадрон улан через австрийскую границу (160 человек).

«Русском слове», 16 сего месяца³. Л. Н. сказал:

— Доказательство, как дисциплина рассеивается, это — гипноз, как черта мелом петуху.

Софья Андреевна рассказала, что в эту ночь, с 17 на 18 июня, двадцать один год тому назад родила Сашу. Л. Н. вечером ей сказал, что не может с ней жить и уходит, надел сумку и ушел. Повивальная бабка была уже в доме. В 6 часов утра вернулся. Оказалось, что ушел потому, что ревновал. Через час родила. Решила, что сама не будет кормить, и не заботилась о Саше. Возненавидела христианство Л. Н. Он тогда был на распутье. Трудно было.

18 июня. Совершеннолетие Александры Львовны, 21 год. Много молодежи за столом. Шампанское.

Л. Н. рассказывал:

— В Ярославле была сходка социал-демократов и социал-революционеров. Решили одним средством бороться: вооружением, революцией, возбуждением народа (крестьян).

Л. Н.: Получил письмо от Корзикова: приехали социалисты в деревню и возбуждают народ поджечь и разгромить Листовского.

Корзиков, услыша об этом, уведомил его. Листовский вызвал казаков; теперь ему, Корзикову, грозят, боится за себя и за семью¹.

Софья Андреевна: На станции разбросали прокламации, что сожгут усадьбу Толстого и всех дачников.

Л. Н. интересовался, опровергло ли правительство известие о дезертирстве эскадрона улан в Галицию? Если нет, стало быть, правда. Опровержения сегодня нет.

Гольденвейзер говорил, что ежедневно присуждают двух человек к повешению за покушения на жизнь городовых. Л. Н. ужаснулся так же, как недавно, когда Давыдов говорил, что ежедневно убивают четырех-пятерых городовых.

Пришло около десяти цыган, десять цыганок и около двадцати цыганят. Пели, плясали. Все — Татьяна Андреевна, Софья Андреевна — очень забавлялись этим. Л. Н. приходил смотреть. Ходит и в табор и любуется ими и с удовольствием слушает их пение.

Вечер. Гольденвейзер играл Шопена, Аренского и Шумана². Шумана Л. Н. не любит: «искусственен». Любит Аренского, Моцарта, Гайдна и больше всех Шопена.

Л. Н. говорил с Бирюковым и Гольденвейзером о свободе воли и об алгебраических формулах.

Сегодня в доме очень шумно, Л. Н. трудно говорить. У него болит глаз.

19 июня. Воскресенье.

— Помню, когда мне было пять лет, вы мне рассказывали об огурцах... Когда я читал ваши детские рассказы, потом другие книги, гордился, что вас знаю, что вы мне рассказывали.

Софья Андреевна: А, это Лев Николаевич рассказывал всем детям, сколько было огурцов? — Семь.¹

Вспоминали кого-то.

Л. Н.: Когда был маленьким, тогда молился, стучал в икону: «Вы, бог, слышите, как я вам молюсь?»²

Л. Н. рассказывал, где он сегодня ездил по Засеке, около Провалов:

— Там прекрасное озеро. Десятки тысяч десятин леса — нетронутые места. Сразу — чистое озеро, посреди — остров. Камыш. Местами земля проваливается, и появляются озерки. Геологи говорят, что в эпоху ледников на ледяной слой попал слой земли. Близкий к поверхности земли слой льда тает, растаял, и земля на этом месте проваливается. Когда туда иду, думаю себе: «Если бы так провалился, было бы удовольствие попам».

Л. Н. (к Гвоздеву): Иван Павлович, можете со мной идти гулять. Разговаривать нельзя. Молча.

Татьяна Андреевна рассказала, что Рожественский телеграфировал царю, что берет на себя сдачу Небогатова с четырьмя судами. Думает, что в Россию из офицеров больше никто не вернется, не позволит им военная честь.

Л. Н.: Вся эта военная честь устарела. При Николае Павловиче она была, с тех пор воинский гипноз ослаб.

Муся Эрдели (восьми-девятилетняя двоюродная племянница) спрашивала Александру Львовну, вышла ли она замуж? Л. Н. услышал и сказал:

— Да, у нее семь человек детей, все девчонки.

Л. Н. спрашивал Гвоздева, что нового в политике.

Приехала Звегинцева, одетая амазонкой, верхом на прекрасной английской лошади, со сворой борзых на привязи.

ТОЛСТОЙ НА ПРОГУЛКЕ

Ясная Поляна, 1—4 июня 1905 г.

Фотография В. Г. Черткова (Толстой держит за повод лошадь Черткова)

Л. Н. вечером играл с Татьяной Андреевной в шахматы, дал ей вперед королеву. Рано лег спать, узнав, что лежать хорошо при его болезни.

Л. Н. не ходил гулять. В халате сходил три раза — утром, к завтраку и к обеду — на веранду, под вязы.

У Софьи Андреевны сегодня боли. Л. Н. говорил о ее болезни за обедом, ее не было, в это время спала.

Обедали Л. Н., Юлия Ивановна и Похитонов.

Когда Л. Н. шел к обеду, его остановил мужик, долго разговаривали. Л. Н. сказал:

— Нужно ему будет написать прошение — скрывал украденных лошадей. Вор, как это бывает, ускользнул от суда, не было свидетелей. Его приговорили к восьмимесячному заключению. Будет наказана его семья. Он не смотрит на свой поступок, как на грех. Судаковский помещик Шеншин, у которого были украдены лошади, богатый. Когда <мужик> выйдет из тюрьмы, будет только осторожнее, а не исправится. Какое разорение вводят эти заключения! Одно время были разорительны и для моего хозяйства, поддерживал ихние семьи.

Похитонов рассказывал об ужасах, совершаемых в Конго бельгийцами, которые, вымогая у негров каучук, истязают и убивают их, отрубают руки и т. д. Кто поступает туда на службу, тот дает присягу, что будет молчать о том, что там делается.

Потом говорили о том, что делают американцы с неграми и китайцами.

Л. Н.: Надо бы написать книгу о греховности христиан против так называемых нецивилизованных народов. Рёскин говорил, как безвозвратно губятся душевные задатки, способности диких.

Л. Н. читал вслух из книги Петра Оленина «На вахте» страницы о буре на Волге и хвалил, как живо описано. Книгу эту он читал сегодня до полудня, когда из-за болезни не работал¹.

Л. Н. спрашивал Похитонова подробно о Бельгии, потом сам рассказал:

— Я пробыл некоторое время в Брюсселе, ходил к Дондуковым, хорошая семья. Там же посетил Прудона, было письмо к нему (от Герцена), и Лелевеля, поляка, почтенного, всеми уважаемого человека. За границей я был последний раз в 1861 году. Из Лондона выехал в день, когда в газетах сообщалось об освобождении крестьян. Ехал без остановки <?> домой. Я был назначен в посредники.

Л. Н. с Похитоновым.

Л. Н. увидал в «Новом времени» портрет умершего Мордовцева², сказал, что его исторические романы хороши, он много писал, как Боборыкин, Золя.

Похитонов: Золя врет.

Л. Н.: Боборыкин лучше Золя. Когда меня сделали членом Академии и дали право предложить шесть других членов на три места, я на все шесть написал: «Боборыкин»³.

О новейшем русском искусстве.

Л. Н.: Мой любимец — Орлов. Портреты Серова — не то, что Крамского, Репина. Касаткин, Пастернак выдумывают, к их картинам надо слова. К Орловым не надо. Сразу видишь, что̀ изображают.

военное положение.

Был разговор о передовой статье «Русских ведомостей», в которой сказано, что японцы могут частью их эскадры блокировать балтийские порты⁴. Бирюков возразил: эта блокада повредит теперь только чужим кораблям, русских ведь нет, а Кронштадта взять нельзя.

Л. Н.: И Порт-Артур был неприступный. Японцы, как Чингис-хан, как Атилла. Думали, как их победить, а теперь — как лучше покориться.

Бирюков: При чем тут буддизм?

Л. Н.: Буддизм ниже христианства, буддизм — отрицание жизни, избавление от страданий, уничтожение: четыре основные правила о перенесении страданий и избавлении от них. Христианство выше и положительнее: кроме смирения — установление царства божия на земле.

Сегодня был у Л. Н-ча Крузе, чиновник сахарного акциза. Он хочет отказаться от своей должности, как отказался года два тому назад от должности по винной монополии. Говорил, что все должны перестать быть чиновниками, удорожающими сахар, и я должен начать. Каждый, кто так поступает, имеет доброе влияние на других. А нельзя рассуждать, что, так как один ничего не сделаешь, то можно остаться в том положении, которое считаешь дурным. Мне Крузе говорил, что Л. Н. утвердил его в таком решении.

Очень жаркое лето, все скоро зреет.

Столько мух, как в этом году, не помнят в Ясной. Л. Н. сказал сегодня:

— Этим годом все рано: липы цветут рано, начинает холодеть и воздух становится прозрачным, как бывает только в июле.

Сегодня у Софьи Андреевны боли, сама себя жалела и раздражена на меня, что я ей никакой помощи не даю. Л. Н. около нее долго сидел. Сам Л. Н. сегодня до обеда, и кажется, и после обеда не писал, только читал.

21 июня. Вторник. В газете известия об одесских событиях: офицер убил матроса¹.

Л. Н. встретил меня вопросом:

— Слышали, что происходит (в Одессе, Курске)?

Я: Да, это месть. Ужасно — облить вагон керосином!²

Л. Н.: Это та же озверевшая толпа, что тогда; теперь чувствуется сильнее. Я писал об этом, но не довольно сильно. Надо бы поизменить (то есть в «Великом грехе»)³. Тут читал в «Новом пути», — и прочел последнюю полстраницу — рассуждения Штильмана, — довольно бойко пишет: «Цусимское поражение указало на несостоятельность правительства», «поможет только представительное правление»⁴. Все одно и то же. После революции 48 года вышла конституция. Но ведь с тех пор прошло полвека. Теперь надо что-то, более обеспечивающее свободу народа, чем конституция.

— в халате, выходил только к столу.) Соблазнила его новая лошадь — Кабардинец. Третий раз ездил на ней. Два часа ездил туда и обратно. Проездом⁵ делает версту в пять минут.

Софья Андреевна второй день страдает болями.

— Вас мне больше жалко, чем себя, вы ведь должны за мной ухаживать, — сказала она. — Поскорее бы умереть. Иван Ильич тоже так начинал болеть. Доктора не знали, что̀ у него⁶.

Л. Н. (о Снегиреве): Любезный человек и всё знает, что его наука достигла.

Снегирева ждут завтра утром.

Похитонов рассказывал об интеллигентных бельгийцах, что они фанатичные огородники и земледельцы.

Вчера Л. Н. сказал по этому поводу:

— Люди начинают дорожить житьем на земле, все больше интеллигентов обрабатывает землю.

А сегодня Л. Н. сказал:

— Все чаще случается, что люди из крайностей богатства, консерватизма переходят к простой жизни, к анархизму.

В какой-то связи Л. Н. упомянул из французских художников L’Hermitte⁷ и Bonnat.

Л. Н. читал вслух часть рассказа «В чужой шкуре» из книги «На вахте» Петра Оленина, как директор акционерной компании становится писцом, потом чернорабочим. Описана жизнь рабочего: что значат 20 копеек для рабочего. Хорошо написано: выпукло, выставлена именно жизнь рабочего, а не происшествия. Софья Андреевна говорила, что на станции Засека были разбросаны листки, чтобы крестьяне свозили урожай себе, иначе Ясную Поляну сожгут, и что 29 июня подожгут усадьбу и дачу.

22 июня. Утром Л. Н. в легком пальто пошел по прешпекту навстречу Снегиреву, который должен был приехать. За чаем Л. Н. спросил его про новые политические события.

Снегирев: О них лучше не разговаривать.

Л. Н.: Совершенно согласен с вами. — И Л. Н. вспомнил слова бывшего у него коломенского старичка-плотника¹

— Война и другие современные события будут иметь огромные последствия, но не те близкие, которые предвидят: конституцию, ослабление России, — а разгром существующего лжехристианского строя не одной России, а всей Европы.

Снегирев рассказывал про Архангельскую губернию; там не было крепостного права, народ простой, с достоинством относится к чужим, неискушенный, доверчивый. Не поверить старику считают оскорблением.

Интеллигенты, кроме докторов, туда не едут. Все хозяева. Мужчины уходят на рыбные промыслы, оставляют дома одних женщин, хорошие работницы. В монастырях и кругом них дичь кроткая, подходит к людям, и ее много. Чужестранцы просили охотиться — не позволили.

КРЕСТЬЯНИН АРХИП ОСТАШКОВ

Рисунок (акварель, белила)

С. А. Толстой, 1904
«Софья Андреевна нам показывала... прошлогодний рисунок... мужика-медвежатника, спасшего жизнь Л. Н.» — Запись от 25 июня 1905 г.

Л. Н.: Насилие возбуждает ложь, это самое худшее действие насилия.

Снегирев рассказывал про монастырскую жизнь там и в Оптиной Пустыни.

«Отце Сергии». Об одном, который 35 лет лежит, разбитый параличом, и говорит, что он, благодаря богу, счастлив. Л. Н-чу нравился Амвросий. Развращают монахов барыни, льстящие им. Они оказывают на них плохое влияние.

Говорили о войне. Снегирев думает, что надо ее продолжать. Если японцы и возьмут Владивосток — пускай, хотя бы по Иркутск. До сих пор сделали малые успехи и медленные. Русские, кроме никуда не годного флота, потеряли 100 тысяч убитыми и 200 тысяч ранеными.

Лев Львович²: Я был бы рад, если бы японцы начали обстреливать Кронштадт. Это понудило бы правительство к реформам. Проигрываем из-за нашей отсталости, бесчестности, воровства. На фоне одесской драмы тоже было воровство офицерами продовольствия матросов.

За обедом Л. Н. и Софья Андреевна удивлялись легкомыслию Бирюковых, что они с больными детьми странствуют. Л. Н. о их старшем сыне Боре:

— Он умный и ужасно конфузится. Это значит, что он сосредоточен на своем внутреннем. И Татьяна и Маша говорят про Бориса Бирюкова, что он противный. Когда ожидают <от детей плохого>, есть столько же шансов, что они плохие, как и то, что они добрые.

Говорили о чьем-то разводе. Л. Н. сказал:

— Были три фазиса брака: первый — смотрели на брак, как на прочное, неразрывное единобрачие; второй — как на неразрывный брак с романтической влюбленностью; третий — теперь, как покажется Анна Михайловна лучше Марии Павловны, давай бросать Марию Павловну и жениться на Анне Михайловне.

Лев Львович: Это было всегда так. Почему же ты не терпишь мою точку зрения, почему же ты мне не позволяешь свободно выразить ее?

— Если хочешь продолжать грубиянить...

Вмешалась Софья Андреевна, заступилась за Льва Львовича. Когда вечером прощались, простили друг друга. Потом на прогулке Лев Львович мне сказал, что отец сердится на него, что он никогда не приезжал бы в Ясную, если бы здесь не было матери и Ясной Поляны.

После обеда Снегирев говорил, какую пустую жизнь ведет большинство людей. Л. Н. сказал, что не только пустую, это бы ничего, а загаженную.

Снегирев рассказал, как три хулигана бросились на карету, в которой ехала вдова Филатова. Ее избили. Одного схватили и судили. На суде он говорил: «Я был пьян, ничего не помню». Это второй подобный случай.

Л. Н.— слово с английского — явились на моей памяти.

Снегирев (о Л. Н.): Он стал мягче, чем был десять лет тому назад, в своих требованиях, спорах, суждениях.

Вечером приехали Оболенские.

Вечером Мария Александровна, Горбунов. Он вспоминал какую-то книгу русской генеральши¹ — описывает Бенарес, святую жизнь некоторых браминов. Книга ему нравится.

Разговор о Киплинге. Л. Н. рассказал о нем, какие нелепости пишет. Передал содержание одного его рассказа, в котором сгнивший труп индуса провалился через потолок на стол...

Л. Н.: Празднуют столетие со дня рождения Мадзини. Его биография прекрасна. Видно по ней, как его политическая деятельность ослабила его личность. Мадзини выделяется из всех современников. Другие будут забыты, он останется. Так, как у нас плеяды петрункевичей будут забыты.

Михаил Львович сказал о своем двоюродном племяннике, мальчике Мише, тоже вегетарианце, который, увидев рыбу на столе, вскрикнул: «Ведь живая!» Дети насилием учатся есть мясо. По природе они вегетарианцы.

Л. Н.: Вегетарианство перевалило на другую сторону, одолело карниворство11*. (Ко Льву Львовичу): Помнишь, как Дора рассмеялась, когда услышала в первый раз о вегетарианстве, сказала: «Фантазия!» Удивительно, что Вестерлунд — умный гигиенист — стоит за мясо.

25 июня. Суббота. Ветреный, немного прохладный день. Моросит. Л. Н. в пальто. Утром приехал Ф. И. Маслов, орловский помещик 65 лет, председатель Судебной палаты, который оставил было службу, а теперь, когда родина в опасности, снова начал служить. Так рассказала про него Софья Андреевна. Его сестра занимается филантропией. Он похож на старого Кошута. Кажется, старые друзья с Л. Н. Разговаривали вдвоем сравнительно много. Л. Н. дал ему Генри Джорджа и Таубе («Христианство и международный мир»).

За обедом Л. Н. с Масловым о смерти и о страховании. Оба говорили, какое оно ничтожное. А Л. Н. сказал, что страхование безнравственно. Не расчет, а чувство должно руководить человеком. Надо помогать погоревшим, как яснополянские мужики N. N. (Л. Н. назвал его.) N. N. сгорел. «Что же с ним будет?» Ответил: «Я ему дам то, другой — то и другое, справится». В Финляндии страхование государственное, убыток к концу года распределяется на все застрахования. У нас губернская страховка дает 35 р. мужику, у которого сгорит на 300—500 р.

Маслов

Тут разговорились о разном.

Л. Н. рассказывал, что был замоскворецкий купец, художник Овчинников. Ему чиновники много зла натворили, в старости занимался тем, что разоблачал их поступки, мстил им. Когда сгорела у него лестница, позвал агента страхового общества, и угостил его шампанским, и дал в конверте 1000 р. Тот объявил его убыток, как если бы дом сгорел, а Овчинников выдал его. Ездил в святые места, пропадал год, за это время вел его купеческие дела другой. Прибыли было 30 тысяч. Тот их положил в банк, и, когда Овчинников вернулся, кроме прибыли было полторы тысячи процентов. Он удивился, откуда проценты взялись: «Посеял ты деньги и они взошли, что ли?» И не принял процентов.

Софья Андреевна проговорила:

— Аким из «Власти тьмы».

— маленькие, обработанные, характерные, очень рельефные, особенно полянка, аллеи, фасад дома. Вечером нарисовал Л. Н. играющим в шахматы, нос ему большой нарисовал¹. Софья Андреевна нам показывала свои рисунки молодых лет, великолепные. Еще показывала прошлогодний рисунок карандашом, а по нему акварелью мужика-медвежатника, спасшего жизнь Л. Н. Рисовала по фотографии, которую будто бы имеет Илья Львович².

Л. Н. в кресле, Бирюковы, Маслов, Похитонов, Мария Львовна и я. Бирюков рассказал, что сегодня был у него яснополянский мужик Степан Резунов, по прозванию Курзик; ему 83 года.

— Единственный старше меня в Ясной, — сказал Л. Н. — Вместе косили. — Л. Н. вспомнил, что тот отморозил себе пальцы, когда пьяный лежал. Хотели ему их отнять в Туле, он не согласился. Мягкие части с них облезли, остались одни кости, которые при движениях гремели. Тогда он взял топор и отрубил их.

Бирюков

Л. Н.: Я в воспоминаниях детства не описал сороковой год. Был голод. Следовало бы его описать. В 1839 году был неурожай, засуха и в 1840-м тоже. Это не то, как теперь, когда железные дороги, — подвезут. Мы с братьями завели себе лошадок и рвали им зеленый овес. Должно быть, мужикам было совестно на это смотреть³.

Л. Н.: В своей жизни я видел три фазиса брака: 1) мой отец и его среда заключали брак как ненарушимый, прочный (впрочем, у мужчин невоздержание было до брака и после брака); 2) романтический фазис (в браке): влюблялись и страдали от того; 3) теперь: как только не нравится жена или муж, бросает и женится на другой.

Потом Л. Н. читал из нового номера «The Crank» три мысли. Одна — Торо, из «Он Civil Disobedience». Человек, который подчиняется людскому закону, подобен зрячему, который дает себя вести слепому. Не лучше ли зрячему самому искать себе дорогу?⁴

Л. Н. (Марии Львовне«Bleak House» из его (Диккенса) лучших сочинений — тонкое, но чувственность есть в нем.

26 июня. Были здесь В. Н. Джонс, профессор химии Томского политехникума, с сестрой, женщиной-врачом. Л. Н. знакомит так: «Позволяю вас познакомить...»

Л. Н. с Джонсом и Бирюковым:

— Активная борьба с правительством поглощает все силы. Надеются, что, когда захватят власть, будут знать, что делать, но примеры революции показывают: придет Директория, Наполеон, а программы нового строя жизни — нет. Пассивная борьба с правительством — как гурийцы — создает сейчас свое самоуправление. В какой мере это создается, в такой мере вытесняется правительство, а если его совсем вытеснить, то уже готов другой строй жизни, соответствующий духу народа. — Это говорили, дополняя друг друга, Л. Н. и Бирюков: «Значит, активная борьба — напрасная трата сил».

Л. Н.: Русская интеллигенция находится в гипнозе, что нужна конституция.

После обеда Л. Н. водил Джонсов и Николая Леонидовича в амбулаторию. «Дедушка был здесь сам-четвертый», — сказали мне дети хозяйки амбулатории.

Вечером после отъезда Джонсов Л. Н. мне сказал, что доктор Джонс хвалил: «Как тут все аккуратно, чисто!»

В это время я был у больного Левы Бирюкова. Говорили об архангельских крестьянах. Павлы Николаевны сестра гордится, что она из свободных крестьян в 30 верстах к северу от Вологды. Они не подобострастны, нет гипноза, как там, где было крепостное право. Они о нем знали только по слухам, как если бы бывало в другом государстве. Надел имеют 30 десятин на душу, так что там на очереди другие вопросы, не земельный, на очереди — поднять уровень воспитания. Они суеверны. К нищим, прохожим очень хорошо относятся. «Здесь, в Ясной, — говорила Павла Николаевна, — наша хозяйка, когда ее сынок играет с нашими, всегда его унижает, а нашего восхваляет, а это не из искренности; ведь они нас, господ, презирают».

Лев Львович, Александра Львовна, Илья Львович, Оболенские, Похитонов, Бирюков, Юлия Ивановна и я.

Приезжала дочь декабриста Завалишина, привезла его «Записки», которые она с сестрой издала за границей¹.

Л. Н. их читал, полулежа на кресле в зале, два-три часа подряд.

— Самохвальство, но интересно, — сказал Л. Н., — как Муравьев, бывший губернатор тульский, заселял Амур. 30 тысяч человек сделал казаками. Как добывал золото для Николая I, все это возводят в подвиги, а это были ужасные насильственные дела, от которых гибли жизни. О Николае пишет, что от него можно было добиться всего, только внушить ему, что он либеральный и что это его мысль. Муравьев-Амурский попал туда по ошибке, вместо Муравьева-Карского и был глупый человек. (Л. Н. с Муравьевым-Карским <?> столкнулся на Кавказе, где тот командовал бригадой на Черноморском побережье и погубил ее.) Хотел завладеть Цицикаром, столицей Северной Маньчжурии.

«О трояком народе» Хельчицкого², и читал из него вслух Л. Н-чу. Нравилось им больше, чем «Сеть веры».

Л. Н.: Там сравнения длинные и труднопонятные. Тут сейчас сначала просто и живо. Прочту. Вот, по крайней мере, на что-нибудь понадобилась Академия.

Потом говорили о загранице. Л. Н. вспомнил о своем заграничном путешествии:

— Я шел пешком с Боткиным из Швейцарии в Италию. Боткин был силач, правой рукой поднимал над головой пять пудов. Умер в помешательстве от белой горячки. В Неаполе мы жили в высоком бельэтаже. Хорошее было пение певцов по улицам. Один нехорошо одетый, плохо говоривший по-французски молодой человек позвал нас в театр в ложу. Мы пошли. Был, наверно, лакей-англичанин³.

«фрутти дель марэ», как рыбаки их ловят, и, если волнисто, капают масло в море, и сейчас же ловят и продают живыми для еды. Перечислил названия некоторых: ежи и т. д. Выглядят, как комочек грязи, а превкусно.

Мария Львовна: А живые?

Похитонов: Да, живые.

: Бр-р-р, — и все мы удивились и засмеялись. Похитонов тоже засмеялся.

Л. Н.: Это как дикаря спросили: «Как можно есть человечье мясо?» Он ответил: «С солью вкусно».

Александра Львовна поехала верхом одна в Таптыково. Оттуда приехал Лев Львович. Туда вернулся из Баку А. М. Кузминский. Рассказывал про бакинские события. Власти не были замешаны. Неправда, что они натравливали мусульман против армян.

Л. Н.: Ко мне в Москве приходили армяне, чтобы писал в защиту турецких армян, обижаемых турками, и говорили, почему их обижают...⁴

— Ехал я пароходом, как обыкновенно, в третьем классе. Мне было очень холодно, приплатил за первый. В каюте умывался армянин, толстый, с обросшими руками. Окрикнул меня и толкнул в грудь: «Что ты сюда лезешь, я тебя видел в третьем классе!»

Лев Львович: Объяснил ты ему потом, кто ты?

Л. Н.: Нет.

— О Бухаресте, Яссах у меня осталось поэтическое впечатление⁵. В Яссах элегантное Корсо12*, белые акации. После лагерной жизни, грязи было очень приятно. У извозчиков великолепные лошади, и они (извозчики) в то время все были русские скопцы.

Похитонов: Я там был лет 12 тому назад, и тогда так же было. Они богачи. Румыны не могут конкурировать с ними. Они по влечению ездят.

: Их везде много.

Л. Н.: Я всегда удивлялся их твердости в убеждениях. В Крапивне судили старого скопца за оскопление молодого. Я был за освобождение, купцы — против. Почтмейстер Н-ский решил в их <скопцов> пользу. Он был любителем хороших лошадей и высказал, что вырезанная лошадь толстеет, и этот малый тоже толстый, румяный, стало быть, ему на пользу. Я это передал судьям. Я был избран старшиной присяжных. И не покарали старика.

Л. Н. рекомендовал Николаю Леонидовичу читать Токвиля о Французской революции:

— Он не за нивелировку людей, и я согласен с ним, а желает класс аристократов духа, — сказал Л. Н. — Токвиль пишет, что неизвестно, по каким причинам от Ирландии до Польши — везде установился феодально-рыцарский строй, который теперь разрушается. Французская революция была подготовлена работой умов и вне Франции; главное, чего хотела достичь, было уравнение людей, égalité13*, в этом была религиозная сторона революции...⁶

28 июня. Л. Н. весь день в халате, не выходил из дому. Глаза впалые, усталый вид. Сидел в кресле.

— Что вам писал Шкарван?¹ — спросил меня. — Из цитат, которые он прислал мне, одна о педагогике хорошая, Шопенгауэра.

«Толстой и свободомыслящие церкви» (унитары). Составила Флора Перцель Козма².

За обедом Мария Львовна и Лев Львович говорили о воспитании детей. Л. Н. заметил, что, как в уходе за сумасшедшими надо быть внимательным, чтобы не наделать вреда, так и в воспитании.

Л. Н.: Я читал у Токвиля, что мелкие крестьянские имущества были уже до революции³. Жадность французских крестьян до земли нельзя объяснить мелкой собственностью, как это описывает Золя в «La terre». Он несправедлив к французским крестьянам: предполагает у них преобладание чувственности, злобы и корысти.

Николай Леонидович«La terre» родители и дети от трех до шестнадцати лет все идут сеять.

Л. Н.: Я не такой циник, не высказал этого, но чувствовал, когда Золя помер (как дядя Николай Николаевич, когда умер Вальтер Скотт): «Слава богу, не нужно будет читать его книг, которые бы еще написал». (Хотя Л. Н. читал поразительно мало Золя; первое его чтение — «La conquête de Plassans» с Софьей Андреевной, когда появилось.)⁴

— Получил письмо от Браха о Немраве, — сказал Л. Н., — что он опять присужден к заключению в тюрьму. Буду писать Немраве⁵.

Потом Л. Н. говорил про Чагу. Внешние обстоятельства его жизни тяжелые: хочет с духоборцами в Канаду, пустят ли его? Он еще только полтора года там (в Якутской области).

Правительство дает духоборам 17 тысяч на переселение, выхлопотали Чертков и Трепов.

⁶, но не заменен другим.

К чаю пришел Николаев. Л. Н. просил Николая Леонидовича прочесть из брошюры Бирюкова «Малеванцы» письма Малеванного:

— Сильно действующие, хорошие письма, — сказал Л. Н. — В них ничто не показывает, что их писал душевнобольной. И слова малеванки, что богатые не дознаются христианской правды, потому что за нее надо терпеть, а это могут только мужики⁷.

Николаев

Л. Н.: Молоствова писала: губернатор спросил министра, выпустить ли Малеванного? Министр ответил: «Нет, он может иметь вредное влияние на толпу; это те праведники в Содоме, из-за которых Авраам просил не разрушать Содома. Ими живет свет».

Николаев говорил о Васильеве, профессоре математики Казанского университета, разделяющем взгляды Генри Джорджа. Хочет приехать к Л. Н. поговорить о них и желает, чтобы их разговор был записан и дополнен тем, что Л. Н. до сих пор писал о Генри Джордже.

Иосиф Константинович рассказал о том, что говорил А. М. Кузминский о Баку и Кавказе. Он «открывал Америку». Рабочий вопрос очень интересный. Персидские рабочие требовали минимума: мыла и спичек. Он большего богатства по соседству с лачугами нигде не видал; двадцатая часть государственного бюджета — из Баку. Десятина нефтеносной земли стоит полмиллиона рублей. Эксплуатация рабочих. Борьба между армянами и татарами14* (армян — одна двадцатая, и у них больше имущества, чем у татар) экономическая, национально-религиозная, с революционными основами. Кузминский не нашел ни подстрекательства, ни попустительства, а только бездействие властей (за это восьмерых привлекли к суду). В Баку — отсутствие духовных интересов. Жизнь, как в Клондайке.

Иосиф Константинович рассказал спор по поводу наемных лугов между крестьянами и кулаками в двух селах Тульского уезда. Есть закон, по которому государственные земли можно сдавать в аренду без торгов, если есть желающие арендовать. В одно село прибыл губернатор с властями. Он разъяснил это крестьянам и дал им возможность заарендовать луга без торгов.

Л. Н.

Разговор о крестьянах и что может произойти из их волнений. Вспоминали страхи Звегинцевой и т. д. Иосиф Константинович вспомнил из Герцена о Пугачеве, как тот был гостем у старушки-помещицы. Когда от нее уходил, его люди напали на него: «Всех помещиков вешаешь, а эту нет». Допустил⁸. Это говорилось к тому, что в эту ночь, с 28 на 29 июня, по прокламациям, должны были быть сожжены Тула и Ясная Поляна. Л. Н. слушал все это молча и сказал только одно: «Как они ненавидят господ!».

Л. Н. ушел; разговор на эту тему продолжался между Львом Львовичем, Софьей Андреевной и Иосифом Константиновичем. Говорили о Ясной Поляне, что жизнь и порядки продолжаются старые, барские. Лев Львович говорил, что он бы так не мог жить, что он бы устроил артель, совместно обрабатывали бы барские и общинные земли.

29 июня. День Петра и Павла. оттуда.

— Там, — рассказывал Л. Н., — мелькнуло что-то белое за кустами и скрылось за ствол. Пошел туда, за пнем лежал навзничь крошечный мальчик, боялся меня. — «Чей ты? Как тебя зовут?» — «Коля». — «А маму?» Не знал. — «А отца?» — «Иван». — «Где живете?» — «За елками».

Мальчик оказался Минкиных. Л. Н. хотел идти гулять в Чепыж, но взял мальчика за руку и привел его в парк.

За чаем пополудни был Ваня Эрдели, приехал верхом из Таптыкова. Рассказал, что кучер прострелил себе руку из пистолета.

Л. Н.: От вас научился стрелять. Но лучше себе прострелить руку, тем чужую или галку.

Л. Н. (): Нынче занимался. Приятно.

Перед обедом приехал И. П. Накашидзе с женой своего брата. Л. Н. спрашивал у него про гурийцев и о кавказских событиях. Накашидзе рассказывал, что там страшно: гурийцы почти голодают, но все же помогают друг другу и добились снижения арендной платы (за землю). Батум — мертвый город: все фабрики прекратили работу.

ТОЛСТОЙ С ПОСЕТИТЕЛЯМИ ИЗ ТУЛЫ

Ясная Поляна, 3 июня — 20 июля 1905 г.

Л. Н.: А какое влияние имела интеллигенция на это движение?

Накашидзе: Это следствие социал-демократических революционных забастовок в Батуме и Баку. Ужасные и частые убийства шпионов — собственных рабочих и русских казаков. Гурийцы настроены против русских. Вражда грузин к армянам за то, что они захватили их столицу; армян меньшинство, но богатство у них. Они господствуют в Думе и во всем Тифлисе. По той же причине враждуют с армянами и татары.

— Жалею, что у вас распри вместо соединения, — сказал Л. Н.

— вообще хорошо.

И. И. Горбунов говорил, как униаты переходят в католицизм в Западном крае. Это доказывает банкротство православия.

Я сказал, что это означает фанатический прозелитизм католических ксендзов.

Л. Н. поддержал меня:

— Да, у них прозелитизм на первом плане, — сказал он. Потом Л. Н. вспомнил слова какого-то архиерея, который говорил, что католицизм — самая дикая секта. — «Католики, — сказал архиерей, — обижаются, когда католицизм называют сектой: их много, они — церковь, а кого мало — те секты. Но, — прибавил архиерей, — это самая важная секта, потому что имеет наибольшее число последователей». Торжествуют всегда направления, более пошлые, низменные; восторжествовало лютеранство, а не анабаптизм, — закончил Л. Н.

Л. Н.: История всех великих истин одинакова. Буддизм так испорчен, стал такой же обрядовой верой, как и христианство.

Л. Н.: Мадзини был враг социализма. Вся его политическая деятельность была слабая сторона его жизни. Не сходится с его религиозными положениями.

Еще говорили о Герцене и Огареве.

— Огарев возле Герцена был незаметный, — сказал Л. Н. — Тургенев хвалил Огарева стихи, а в них ничего. Самые пустые, я в них ничего не находил.

Л. Н.: Буренина «Стрелы» (?); там есть у него стихотворения превосходные, прекраснейшие.

30 июня. Приехала Александра Владимировна с детьми. Л. Н. вчера и сегодня заметно лучше. Софья Андреевна тоже сегодня отлично выглядит и говорила: «Быстро похудела, быстро оправилась». Бегала, как серна; хвалилась, как ей легко бегать, когда похудела. Пополудни за чаем читала Льву Львовичу и Андрею Львовичу из дневника о Тане и Леве, когда им было один — три года. Потом свое письмо к Л. Н. 1864 года — второй год после свадьбы. Сыновья ей сказали, что неинтересно: просто влюбленное письмо¹. А мне все очень нравилось и хотелось дальше слушать. Но из приличия ушел. Обедали под вязами очень долго. Среди обеда приехала Софья Николаевна с четырьмя мальчиками. Мимо проехал, должно быть, случайно заблудившийся незнакомый священник с детьми, остановился и извинялся, что проезжает через усадьбу. На чье-то замечание начали смеяться за столом. Л. Н. сказал:

— Мне священническое сословие приятно, между ними много хороших людей.

За чаем Л. Н. с Похитоновым долго беседовал.

Л. Н. читал «Review of Reviews», июнь 1905, о книге Кропоткина: «Ideal and Realities in Russian Literature» (Duckevorte 7 s.).

День Л. Н. обыкновенно проходит так. Л. Н. встает около восьми, но очень часто и раньше, в восьмом или в седьмом часу, даже в шесть. Надевает туфли и халат, который, ложась спать, кладет на кресло у постели. Оттягивая занавеси на окнах, осведомляется, какой день (погода), сколько градусов показывает наружный на окне термометр. Потом обыкновенно садится на кровать и записывает в записную книжечку, которую вечером кладет на тумбочку около кровати и в которую ночью пишет, иногда по пять раз зажигая свечу, когда приходит ему ясная мысль, записывает мысли, иногда значительные сны. Потом очень тщательно и не торопясь моется у старого деревянного умывальника, сидя вытирается и аккуратно, довольно долго расчесывает волосы и бороду частым гребешком. Иногда не умывшись и в халате, садится за письменный стол и пишет Дневник или серьезную работу.

Затем Л. Н. выходит к нищим и просителям и уходит гулять, чаще всего один, иной раз с кем-нибудь из просителей, прохожих или посетителей.

3 июня

¹ Учитель из Богородицка — Ставровский. См. запись 23 апр.

² По еванг. легенде, иудейский первосвящ. Каиафа подал совет убить Христа: лучше, «чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (, XI, 48—50).

³ Гр. Е. Г. Черткова на миниатюре неизв. художника в изд. «Русские портреты XVIII и XIX столетий». СПб., 1907, т. III, № 124 (ЯПб), изображена с кинжалом у пояса. В 1878 г., работая над «Декабристами», Т. записал в Зап. кн. «Б» («Материалы к роману «Декабристы»): «Лизавету<андром> Дм<итриевичем> Чертковым с кинжалом» (т. 17, с. 448).

⁴ А. Пругавин. Алчущие и жаждущие правды (РМ, 1881, №№ 10 и 12; 1882, № 1). См. также: «Религиозные отщепенцы. (Очерки современного сектантства». Вып. 1. СПб., 1904 (ЯПб, дарств. надпись, пометы).

⁵ Летопись I, с. 541).

4 июня

¹ Вероятнее всего, А. К. Маликов.

² «Это из «Божеского и человеческого»» (Прим. Гусева. См. также т. 42, с. 224—227).

³ F. Paulsen. System der Ethik. Bd. I—II. В., 1894.

⁴

5 июня

¹ A. Petrovic. Der russische Umsturz und die Sozialdemokratie. В., 1905 (ЯПб, дарств. надпись). На с. 68 отчеркнуто Т. сказанное автором о рус. деревенской общине — «мире»: «Agrar Kommunismus» — «Mir»; ««Мир» означает воплощение древнейшего принципа человечества: права на землю. «Мир» — это экономическая община в самом строгом смысле этого слова».

² «Конец века» (т. 36, с. 487).

³ См. запись 24 марта.

6 июня

¹ Ср. А. Шопенгауэр«Афоризмы для усвоения житейской мудрости», гл. V, с. 178).

² Афоризм Г. Х. Лихтенберга: «Печаль прошедшая становится в воспоминании приятной...» введен в «Круг чтения» — т. II, с. 165 (т. 41, с. 573).

7 нюня

¹ Ср. «Разговоры Гете, собранные Эккерманом», ч. 2. СПб., 1905, с. 66, запись 11 марта 1828 г.

² См. В. Гюго«Епископ за работой»).

³ Изв. 1 письмо к Е. В. Молоствовой от 7 июня в отв. на ее письма от 1 и 11 мая (т. 75, с. 248).

⁴ С. А. Венгеров в письме от 4 июня просил Т. выступить в защиту 19-летнего двинского рабочего М. А. Дейча, к-рый был приговорен к смертной казни (замененной потом каторгой) за покушение на пристава, разгонявшего мирную демонстрацию. Венгеров повторил свою просьбу 11 июня. Т. отв. 18 июня (т. 75, с. 258—259).

⁵ См. G. Bourdonécoutant Tolstoï. Упом. изд.

⁶ A. de P. Pauvre Léon Tolstoï. Genève, 1905.

8 июня

¹ 4 июня комиссионер петерб. Публ. б-ки П. А. Картавов послал Т. портрет Хаджи-Мурата, «рисованный с натуры и литографированный Коррадини». В письме от 16 июня Т. поблагодарил Картавова за портрет и за № 9 Совр«Детства», присланный Картавовым в 1902 г. с письмом от 10 дек. (т. 75, с. 256).

² Н. Шебуев. Негативы (Р, № 146, 3 июня).

³ Ch. Dickens—IV. Lpz., 1852—1853 (ЯПб, пометы).

⁴ Вероятно, Т. имел в виду пьесу неизв. англ. драматурга: «Подлинная хроника об истории короля Лира и его трех дочерей, Гонориллы, Реганы и Корделлы, как она многократно исполнялась в недавнее время» (1605).

9 июня

¹ Т., возможно, просматривал «Историческое описание Козельской Оптиной Пустыни и Предтечева скита (Калужской губернии)». Вновь составленное Е. В. Изд. Оптиной Пустыни, 1902. На с. 126—130 упом. 3 посещения Т.: 22 июля 1877 г. с Н. Н. Страховым, в 1881 г. с конторщиком и учителем, в 1890 г. с женой, тремя детьми и сестрой. О 4-й поездке, в 1896 г., есть запись в «Моей жизни» С. А. Толстой, (1896, с. 39—42). Он просил достать из библиотеки кн.: <Л. >. Историческое описание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. М., изд. 3-е, 1876. (ЯПб) О посещении Т. Пустыни в этой кн. свед. нет.

² Это произошло в конце июня — начале июля 1866 г. (см. т. 37, 67—75 <«Воспоминания о суде над солдатом»>. Там же — речь Т. — с. 473—477).

³ «Азбука графа Л. Н. Толстого». СПб., 1872, была впервые изд. в одном томе и состояла из 4-х кн. 2-е изд. представляло собой переброшюровку на 12 кн. нераспроданных экз.; 2-е изд. вышло в 1874 г. под загл.: «Азбука», Первая — Четвертая русские книги для чтения; Первая — Четвертая славянские книги для чтения. «Арифметика. Четыре правила», «Арифметика. Дроби», «Руководство для учителя». В ЯПб «Арифметика. Дроби». СПб., 1874. Каждая русская кн. для чтения заканчивалась былиной в обработке Т.

⁴ Для «Азбуки» Т. сокращал и перерабатывал былины из кн. «Песни, собранные П. Н. Рыбниковым», ч. I. М., 1861 (ЯПб, пометы). Письма Т. к И. С. Аксакову и П. А. Бессонову о былинах неизв. Письмо к П. Д. Голохвастову от 1—2 нояб. 1874 г. — т. 62, с. 119—120.

⁵ Т. Сэндерлэнд. Библия. Ее происхождение, развитие и отличительные свойства. Пер. с англ. под ред. В. Черткова, изд. Christchurch, 1904.

⁶ См. Еванг. от Матф., XX, 1—15.

10 июня

¹ Р. вед., № 153, 9 июня).

² В одном из селений Эриванской губ. арм. население и войско были осаждены татарами-мусульманами. В разгоревшемся бою казаков с осаждающими было много убитых (Р. вед.

³ Стачка рабочих в Иваново-Вознесенске происходила 12 мая — 23 июля под руководством иваново-вознесенской группы Сев. комитета РСДРП; во главе ее стояли М. В. Фрунзе, Ф. А. Афанасьев, Е. Дунаев и др. В стачке участвовало около 70 000 чел. Гольденвейзер передает содерж. сообщ. из Р. вед., № 152, 8 июня.

⁴ Вероятно, Т. вспоминает, как он вместе с М. Л. Толстой и Бирюковым в июле 1888 г. строил избу для А. Копыловой.

⁵ «Войны и мира» отд. изд.; получив гонорар около 37 000 р., он дал по 10 000 племянницам — В. В. Нагорновой и Е. В. Оболенской.

⁶ В т. I «Круга чтения», к-рый печатался в это время, теме искусства посвящен день 28 февр. — т. I, с. 155—156 (т. 41, с. 136—138).

⁷ Это выражение, принадлежащее Канту, Б. Ауэрбах высказал применительно к музыке в разговоре с Т. 21 апр. 1861 г. (см. т. 48, с. 35; т. 55, с. 148, 510).

11 июня

¹ В письме от 13 мая н. с. Тамура поблагодарил Т. за письмо от 1/14 марта (т. 75, с. 223—225). См. ст. Г. С. . Влияние на меня Толстого (МТА, с. 341—344).

² В письме от 8 июня С. И. Листовский выразил благодарность Т. за письмо от 28 мая (т. 75, с. 246) и за «громадную нравственную поддержку».

³ И. С. Тургенева в Ясной Поляне Т. Л. Сухотина видела 8—9 авг. и 2—4 сент. 1878 г., 2—4 мая 1880 г. и 5 июня 1881 г. (см. ее кн. «Друзья и гости Ясной Поляны». М., 1923, с. 11—19).

¹ С. Т. Морозов покончил самоубийством 13 мая.

² О путешествии Т. по Швейцарии в 1857 г. см. запись 25 янв. Общение Т. с крестьянами в Германии относится к его 2-му загр. путешествию в 1860—1861 гг.

³ Рассказ «Ягоды» Т. написал 10—11 июня. Включ. в «Круг чтения» — т. I, с. 524—535 (т. 41, с. 450—460). См. также т. 42, с. 614.

⁴ См. запись 24 марта.

¹ «Моя жизнь» (рук. и машинопись в ГМТ и ЯПб). Начата в февр. 1904 г.

15 июня

¹ В мае — июне Т. писал рассказы «Молитва», «Корней Васильев», «Ягоды». Опубл. в «Круге чтения» без посвящ.

² «Полемику с Е. Л. Марковым по вопросам воспитания см. в ст. Л. Н. «Прогресс и определение образования» (в «Педагогических статьях»)» (Прим. Гусева; см. т. 8).

16 июня

¹ Крузе (ЕСТ).

¹ В Илл. прилож. к НВ, № 10518, 15 июня, фотогр. А. Монюшко «Земские и городские деятели, представлявшиеся государю императору в Фермерском дворце и Петергофе 6 июня». Они обращались к царю с просьбой о созыве народных предст. для решения вопроса о мире.

² «Единое на потребу» переделывалось Т. после замечаний Черткова (см. т. 36, с. 641—642 и 652). 16 июня Т. сообщил Черткову, что «описание царей <...> изменил» по его совету (т. 89, с. 18—19).

³ Эскадрон улан дезертировал, чтобы избежать участия в Рус. -япон. войне (, № 160, 16 июня).

18 июня

¹ А. А. Корзиков писал об этом 14 июня.

² В ЕСТ записано 18 июня: «Гольд<енвейзер> играл вечером «Карнавал» Шумана, прелюды Шопена».

¹ См. А. Сергеенко. Как Л. Н. Толстой рассказывал сказку об огурцах. М., 1958.

² Эту запись И. К. Дитерихс впоследствии дополнил след. вставкой: «Л. Н. вспомнил мужа и жену Тулубьевых. Он — видный либеральный земский деятель, и оба — свободомыслящие люди. Сыну-ребенку не давали религиозного воспитания, и он рос под влиянием няньки, которая научила его молиться иконам. Однажды он на молитве был рассеян и не повторил за нянькой слова. Та пригрозила ему гневом божьим, который все слышит и его накажет. Ребенок попросил ее поднять его до иконы и стал пальчиком стучать в стекло и спрашивать: «Боженька, вы слышите меня?» Не получая ответа, он сказал няньке: «Если боженька слышит — отчего не отвечает?» Тулубьевы рассказывали об этом Л. Н. и спрашивали его мнение — как им быть дальше в деле религиозного воспитания ребенка. Л. Н. рассказ этот страшно взволновал, и он расплакался, говоря им: «Подумайте только, чему мы детей учим, мы образованными считаем себя, просвещенными людьми. Какой ужас!..»

¹ П. Оленин. На вахте. Очерки и рассказы. СПб., 1904 (ЯПб, дарств. надпись).

² Илл. прилож. к НВ

³ Т. был избран поч. акад. 8 янв. 1900 г. К избранию в поч. академики Т. назвал П. Д. Боборыкина (см. запись 21 февр.), к-рый был избран в 1902 г.

⁴ В. М. Неизбежность мира (Р. вед., № 162, 18 июня).

¹ В Р. вед., № 164, 20 июня, сообщалось о прибытии 14 июня в одесский порт броненосца «Князь Потемкин-Таврический» с трупом Г. Н. Вакуленчука, возглавлявшего восстание на корабле.

² На ст. Курск 17 июня поручик зарубил шашкой солдата, к-рый отказался ехать дальше с эшелоном, следовавшим в Киев; толпа облила керосином и подожгла вагон, в к-ром находился поручик (там же).

³ «Великий грех» (т. 36, с. 468—470 и 660). Исключена по инициативе Черткова.

⁴ Г. Н. Штильман. Внутреннее обозрение. «Потеря способности управляться» («Вопросы жизни», № 6, с. 396—397; ЯПб).

⁵ Проезд — название аллюра — между шагом и рысью.

⁶ Иван Ильич — герой повести Т. «Смерть Ивана Ильича».

⁷ Т. высоко ценил жанровые картины Л. Лермита из крест. жизни и причислял его к лучшим художникам нового времени. См. «Что такое искусство?» (т. 30, с. 160—161; 177).

22 июня

¹

² Л. Л. Толстой приехал 21 июня (ЕСТ).

23 июня

¹ Возможно, соч. Е. П. Блаватской.

25 июня

¹

² Рис. С. А. Толстой экспонированы в ее комнате, в Музее-усадьбе Ясная Поляна, и в кабинете Т.

³ Ср. т. 34, с. 344, 401.

⁴ «Crank», vol. III, № 6, June, p. 183 (ЯПб). 3 мысли о государстве: Торо, Бэкона, М. Арнольда. Маковицким записана мысль Бэкона.

¹ «Записки декабриста Д. И. Завалишина», т. II. München, 1904 (ЯПб), с. 328, 326—328, 315, 318, 329.

² P. Chelčický. О trogiem lidu rzec — о duchowných а о swietských. — В , т. LXXVII, 1904, № 1; там же — рус. пер. Н. В. Ястребова — «Речь о трояком народе — о духовных и светских» (ЯПб).

³ Т. вспоминает о своем путешествии вместе с Вл. П. Боткиным с 3/15 по 11/23 июня 1857 г. (см. т. 47, с. 134—137). В Неаполе Т. был в начале янв. 1861 г. Свед. о его пребывании там ограничиваются данной записью Маковицкого и упом. С. Л. Толстого (Очерки былого, с. 117).

⁴ в помощь армянам. 17 апр. 1897 г. Т. отв. отказом из-за болезни (т. 70, с. 69). Факсимиле письма Т. воспроизведено в сб. «Братская помощь пострадавшим в Турции армянам». М., 1897, с. XLVIII (ЯПб).

⁵ Т. был в Яссах в авг. 1854 г., по пути из Бухареста в Севастополь.

⁶ A. de Tocqueville. L’ancien régime et la Révolution. I. P., 1857, p. 47—48; 53—55.

¹ А. Шкарван писал Маковицкому 6 июля н. с.

² Perczelne Kozma Flóra. Tolsztoi és a szabadelvü egyházák. Budapest, 1905.

³ См. указ. соч. Токвиля, II, p. 59—60.

⁴ ЛН, т. 37—38, с. 458) приводится утверждение Т. 1894 г. о Золя, что он «перечитал почти все его романы». Ср. Очерки былого, с. 95.

⁵ Р. Брах в письме от 3 июля н. с. просил Т. написать Немраве и уговорить его принять присягу, чтобы избежать двух лет тюрьмы. По поруч. Т. отв. Маковицкий. См. запись 6 июля и т. 76, с. 272; текст письма Т. изв. только по записи Маковицкого. В отв. письме от 1 авг. н. с. Брах сообщил о помещении Немравы в крепость Терезин и поблагодарил Т. за письмо от 20 июля. В «Списке писем Л. Н. Толстого, текст которых неизвестен» (т. 76, с. 268) это письмо не отмечено.

⁶

⁷ «Материалы к истории русского сектантства», вып. 9. «Малеванцы». История одной секты. Составл. П. Бирюковым. Изд. Св. сл. Christchurch, 1905, с. 16—19, 26.

⁸ Об этом Герцен писал в ст. «Император Александр I и В. Н. Каразин» (гл. IV. Прародительский грех; , Женева, т. X, 1879, с. 169—170; Герцен, т. XVI, с. 61—62).

¹ Письма С. А. Толстой за апр. — дек. 1864 г. см. в ПСТ, с. 6—54.

Сноски

^1* М. С. Сухотин говорил, что Л. Н. думает, что эта война откроет человечеству глаза и больше войн не будет.

^2* англ.).

^3* Деревня в восьми верстах от Ясной Поляны.

^4* беззаботное наслаждение (нем.).

^5* Сумасшедший нищий старик, ходивший по Крапивенскому уезду и называвший себя князем Блохиным. Л. Н. упоминает о нем в книге «Так что же нам делать?».

^6* «(рабочие) руки» (англ.).

^7* франц.).

^8* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^9* Отсюда до конца дня переписано с листков 9 декабря 1913 г.

^10* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^11*

^12* Главная улица (итал. — corso).

^13* равенство (франц.).

^14* азербайджанцами. — Ред.