Лев Толстой: Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки". 1906 г. Декабрь

1 декабря. Вечер. Л. Н. разбирал почту, пришел ко мне в библиотеку с напечатанным немецким письмом и прочитал его вслух. Редакция будапештской газеты «Magyar Szo» (Л. Н. произнес «маджар» — и всегда так произносит) готовит анкету на тему: «Что думают самые выдающиеся умы Европы о венгерской культуре».

— Ничего не думаю, — сказал как бы с удивлением Л. Н. — Понятия не имею, что собой представляет венгерская культура, — продолжал, глядя в письмо. — Кто же у них есть? — напомните мне?

— Я пробовал читать — пустое, романтическое. Он, кажется, много писал и недавно стариком умер¹.

— У них был хороший поэт, автор баллад Арань. Потом широко известна «Трагедия человека» Мадача. Недавно она появилась в русском переводе, вы могли бы ее прочитать.

— О чем мечтали и к чему стремились люди в разные исторические эпохи и во что их стремления обратились.

— Трагедия человека — даже самая мысль несущественна, несерьезна². А художники?

— Есть Koppai (?), натуралист, сатирик. — Дальше я не мог никого вспомнить.

— А Холарек, он не причисляется к венгерцам?

— Нет, но из писателей и художников бо́льшая часть славянского или немецкого происхождения. Лист родился в Венгрии, из немцев.

— По-видимому, в музыке у них еще кто-то есть. — После этого Л. Н. вернулся в комнату, где была семья и гости, и рассказал им: — Я почти ничего про их культуру не знаю, совсем не знаю. Если бы у них что-то было, я бы знал. — Потом стал перебирать малые нации, начав со шведов, что́ знает про их культуру, и дошел до португальцев и тут заметил, что про них тоже ничего не знает1*.

Сегодня уехали: Андрей Львович и М. Л. Оболенский, приехали Мария Александровна с Иосифом Константиновичем и М. В. Булыгин.

Л. Н. пополудни и вечером много сидел в зале и беседовал; чувствовал себя слабым для занятий.

Вечер с Л. Н. Иосиф Константинович утверждал, что в Тульской губернии урожаи идут за счет земли — земля истощается. Л. Н. отрицал и говорил, что на крестьянских придворовых землях на десятине до 500 куч навоза, на господских — 200—250. Булыгин вспомнил доводы Кропоткина против Генри Джорджа — что если проводить отчуждение земли, то надо произвести и отчуждение заводов, капиталов¹.

Л. Н.: Какое отчуждение? Генри Джордж предлагает просто уравнение прав пользования землей.

Л. Н. (Дорику): На 20 дней вперед приготовил (переделка мыслей мудрых людей для детей). Возьми списать².

Иосиф Константинович рассказал, как жгут гумна, корма, хлеб помещиков:

— Около Ясной Поляны четверым сожгли. В газетах первый случай: стали убивать помещиков.

Булыгин говорил о том, как таскают сложенный в саженях лес из его леса (он делал прорубку). Лесоторговцы, ввиду краж, мало дают за лес. И вспомнил, что лет 10—12 тому назад Л. Н. сказал ему о потравах крестьян: «Помните, что мы в их руках, а не они в наших».

Л. Н. рассказал Марии Александровне, Иосифу Константиновичу и Булыгину, что́ вчера рассказывал Данилов — морской офицер с «Цесаревича» — о Монголии. Плодоносная степь, от Калгана непахана, климат здоровый. Монголы, не имеющие дел с культурными людьми, — простые, честные, достойно себя ведут, тактичные. Стада белых, высоких баранов с черными головами, верблюдов. Лошади маленькие, но очень крепкие. (Вчера, после рассказа Данилова, Л. Н. сказал: «Прочту в словаре о Монголии»³. Еще все учится и учится.)

Л. Н. очень понравилась Монголия, тамошняя жизнь; вчера сказал несколько раз полусерьезно-полушутя: «Поедем в Монголию. Монголия — в несколько Франций. Есть где жить, селиться».

Булыгин: И не нужно новых земель — тех, на которых живем, чересчур достаточно, только надо их получше обрабатывать, по Кропоткину: интенсивная огородническая культура⁴ да и без животных можно обходиться. Удобрение можно заводским производством добывать из азота воздуха.

Мария Александровна: Ах, без животных будет скучно!

Л. Н.: Приятнее и проще с животными. На заводах, фабриках однообразное и нездоровое занятие, — и, как пример, привел тульский оружейный завод, где рабочий приставлен к прессу — подставляет железные пластины, в которых машина выбивает дырку.

На возражение Булыгина, что есть заводы с вентиляторами, электрическим освещением, гидравлическими прессами, машинами, работающими без шума, Л. Н. сказал, что в такой обстановке еще скучнее.

— Если приходится хоть одному человеку там (на фабрике искусственных удобрений) <этим> дышать, тогда мне не надо искусственного удобрения. Она сложилась, эта машина (фабричный труд), в условиях старого рабства. Не верю я в эти удобрения; доказать не умею, но думаю, что при нормальной жизни человечества будет не гипсфосфат, а коровий навоз.

Булыгин настаивал на том, что искусственное удобрение — хорошая вещь.

Л. Н.: А, по-моему, оно так же излишне, как если у кого просторно для постройки дома, а он, вместо того, чтобы строиться в ширину, пристраивал бы второй этаж и, кроме того, башню. Сейчас естественнее было бы прибегать к тем удобрениям, которые естественны, а не придумывать искусственные.

На возражение Булыгина, что это пока сложно, фабрично производится, а можно просто, Л. Н. ответил:

— Если бы так просто было, было бы распространено.

Л. Н. (Булыгину): Вы читаете Кропоткина, я — Монтеня, — и прочел из него вслух. — Монтень рассказывает про дурочку, которая, ослепнув, просила: «Уведите меня из этого дома, тут темно». Слепым — темно; тщеславным — житья нет; злым — обижает народ.

Булыгин говорил, что правительство мешает созвать сходки и поучать народ, мешает свободе.

Л. Н. сказал, что, по учению Лао-тзе о Тао, следование по пути добродетели дает свободу.

Булыгин: Кропоткин смотрит на религию, как на отжившее⁵.

Л. Н.: Это общий взгляд западных культурных людей. А действительно, западному человеку религия стала ненужной. (Об этом Л. Н. писал в письме к Сабатье в ноябре.⁶)

Л. Н.: Благодаря нашему увлечению точными науками, мы не знаем про религиозные движения, про Баба, Рамакришну (жил в 40-х годах). Основы всех религиозных учений — одни, только они загромождены.

Я: Это видно из книжки, которую на днях прислал Ку Хун-мин⁷.

Потом Л. Н. принес H. Croft Hiller — «Paulinity versus Christianity», с рукописью перевода Николаева («Павловство против христианства») и прочел вслух.

Л. Н.: Тут собран букет Павла. Прибавление его (H. Croft Hiller) «Евреи» — очень хорошее. Что евреи двоякие: 1) евреи Торы и 2) евреи — павловские. Из 21-го прибавления видно, что он (H. Croft Hiller) социалист. Он понимает христианство как устанавливающее социализм.

Иосиф Константинович сказал, что у нас образованные люди (молодежь) отпали от православия, атеисты, а в Англии встречаешь людей, которые дорожат формами религиозного учения.

Л. Н.: Формами — это вряд ли хороший признак.

Л. Н.: Бакунин в Дрездене сидел на бочке пушечного пороха и командовал.

Разговор о Бакунине, о том, кто написал его биографию⁸.

Л. Н.: Я имел удовольствие содействовать побегу Бакунина. Бакунин был при Муравьеве (генерал-губернаторе Восточной Сибири) вроде чиновника. Но не мог отлучаться без разрешения министерства. Я попросил Ковалевского, управляющего Азиатским департаментом, и он выхлопотал его, <чем Бакунин и воспользовался>.

Заговорили о бомбе, посланной киевскому губернатору в семью и вообще о покушениях.

Л. Н.: Какая инерция, привычка должна быть, чтобы остаться служить. Не этак, из страха быть убитым, а самому участвовать в судах, приговорах. Столыпина (министра) не знаю, но знал его отца, братьев. Он «для блага России» так делает (борется с революционерами учреждением полевых судов, казнями). Как он знает, что из этого будет благо России?

С Михаилом Васильевичем Л. Н. беседовал о его сыне Сереже, который вышел из Сельскохозяйственного училища2*.

Л. Н.: Я думал о вашем Сереже; страшно за него, что уж очень он молод, страшно, но и хорошо. Не знаю, как вы, но я помню в себе подобное настроение, когда мне было лет 15, когда как бы открылась передо мною какая-то завеса и я почувствовал что-то необычайное во всем моем бытии. Весь свет представился мне в каком-то особенном, чу́дном свете. Продолжалось это недолго, потому что люди, как всегда, постарались поскорее все это замять, как нечто несбыточное, непрактичное и так далее, вы это понимаете. Но помню хорошо, как это было все-таки чу́дно, приятно, и вот почему я думаю, что такие моменты и все в них переживаемое не проходит даром для человека, что наверно остается какой-нибудь невидимый след.

3 декабря. Мороз 12°, сильный северо-восточный ветер, дышать нельзя. Л. Н., не совсем здоровый, все-таки выходил гулять. Чистили каток на Кошачьем пруде.

За обедом, как обыкновенно по воскресеньям, были Сухотины. Михаил Сергеевич говорил о брошюре Е. Устинова «Социалистическая нравственность» (книгоиздательство «Северная Русь», Петербург, 1906), который приводит «Заповеди блаженства» из Нагорной проповеди, и каждому «блаженству» противопоставляет свое. Заповедь о любви к врагам, говорит он, мы оставляем для толстовцев, пусть исполняют они; а врагам прогресса и мы простим — когда будут повешены. Эгоцентрическая брошюрка, но к концу говорит, что индивидуума не должно быть, а есть общество, ради него индивидууму должно себя принести в жертву¹.

— Но ведь стремление должно быть основано на чем-то? — сказал Михаил Сергеевич.

Л. Н.: Вот то-то и есть. Какая «недальновидность» правительства! Ведь это — простая пропаганда социализма — опаснее бомб во сто раз. Как они это — в том числе и мои писания (такие как «О значении революции») — не остановят?

Л. Н.: Пашков — он моих лет — жил в Звенигородском уезде. Долгоруков3* послал к нему Петю Берса4* в коляске — его арестовать. Это смелость! Он привез его к Долгорукову, и тот ему сказал, чтобы отправился за границу. Пашков, удивляло меня, повиновался, но наверное по христианскому убеждению².

Л. Н.: Я никак этого не желаю (остановить издание «О значении революции»), но удивляюсь недальновидности их.

— Андерсенова сказка о голом короле. Ребенок закричал: «Он голый», и все увидали³. Ребенок — те гимназисты, которые пошли в народ и сказали, что никакой важности в царе нет, и все увидели это. — Л. Н. продолжал: — Я нынче читал о защите Плутарха. Его обвиняли во лжи, что он сочинил историю о маленьком спартанце и о лисенке: спартанцы учились переносить лишения, страдания. Один положил себе за пазуху лисенка. Лисенок грыз ему грудь, а он соблюдал спокойствие⁴. Воспитывали своих детей сурово с целью воспитать в них гражданское мужество во имя низких целей отечества, борьбы с врагами; у нас — обратное. Эта измена, которая охватила всех. Теперь считают, что чем больше комфорта, тем лучше. То, что считалось позорным, то теперь считается хорошим: это то, что теперь называется комфортом. Есть рассказ: кто-то спал на розовых лепестках и не мог заснуть, потому что один лепесточек завернулся. Теперь суровость нравов не воспитывается ни для каких целей, а и теперь существует идея патриотизма, не говоря уже — идея религиозная.

Михаил Сергеевич спросил Л. Н., составляет ли он «Круг чтения» для детей и служит ли ему Дорик для проверки?

Л. Н.: Прекрасная проверка! Дорик удобен для этого, потому что он умственно туп, нравственно чуток.

Михаил Сергеевич стал говорить про Сережу, пишущего сочинения:

— Связал «Мысли мудрых людей» со своими мыслями. Когда нам в Арко это читал, прекрасно слушалось. Пишет нравственные наставления для себя.

Л. Н.: Это важное. У юношей есть нравственные требования, которые по-своему выражают и хотят осуществлять. У меня так было, когда мне было 15 лет. Булыгина 17-летний сын тоже в таком настроении. Я недавно написал «Верьте себе». Сегодня решил послать его в «Родник» (журнал для молодежи, издает его друг Льва Львовича, швед)⁵.

Как раз во время этого разговора Александра Львовна щелкала на ремингтоне «Верьте себе», в гостиной были открыты двери, плохо были слышны слова Л. Н.

Л. Н.: Это (что Сережа Сухотин пишет) превосходно. Если и не пойдет по этому пути, то рельсы проложены. Вот именно — читать древних, которые уже просеяны и остались.

Сегодня днем Л. Н. говорил Дорику: «До 6 января отделано» (урок Дорику, т. е. мысли мудрых людей для детей).

Вечером Л. Н. с Михаилом Сергеевичем в шахматы. Л. Н. к чаю поздно вышел.

Михаил Сергеевич говорил об Але, что он «кадет» или член партии «17-го октября» — сам наверное не знает.

Л. Н.: Это ужасно жалко, что политикой увлечен.

Михаил Сергеевич: Он был на сходке, где ораторствовал Плевако.

Л. Н.: Нет, кто-то, кто здесь был недавно (Перна).

Л. Н.: В самом деле, какая это удивительная вещь: ораторский талант. Людям надо быть настороже, не поддаваться этому влиянию. — Вспомнил адвоката Урусова. Михаил Сергеевич вспомнил Голохвастова, Черкасского и добавил: «В Думе увлекательно говорил Аладьин».

Николай Леонидович: Но говорил глупости, нельзя было найти в его речи содержания.

Михаил Сергеевич: И Родичев; но Родичев был неприятен.

Л. Н.: Ораторский талант таков — совсем не зависит от содержания.

Михаил Сергеевич: Самарин Юрий был хорошим оратором.

Л. Н.: Самарин Юрий Федорович хорошо говорил, был умный, приятный, привлекательный. Он мне был симпатичен.

Л. Н. разговорился о нем. Михаил Сергеевич задавал вопросы, как если бы хотел побудить Л. Н. к дальнейшему рассказу.

Л. Н.: Помню, комната Урусова (Сергея Семеновича); был философский или религиозный разговор. Не помню, о чем мы спорили с Сергеем Семеновичем Урусовым, и мы решили за Самариным послать. И он приехал. Потом я его знал в Самаре, работал с утра до вечера по освобождению крестьян, самую канцелярскую работу. Он был старше меня. Взялся корректуру «Анны Карениной» держать⁶. Он слишком порядочный был человек. Он был почтенный человек.

Л. Н.: Один из приятнейших людей, которых я знал. Почему он был расположен ко мне, я не знаю. Религиозных взглядов тогда у меня никаких не было — остатки прежних; новые не зарождались5*. В этой (рукой показал на библиотеку) комнате стал защищать смертную казнь. Я разгорячился. «Почему вы тогда ко мне пришли?» — кричал ему⁷ вот такие «essais»6*, вроде Монтеня. Его предисловие к сочинениям Хомякова — очень хорошо. «В богословии, как при защите крепости, надо отдать все неважное, постороннее, а держать только главное», — пишет там Самарин⁸.

Я вышел. Когда возвратился, все продолжался разговор о Самарине.

Л. Н.: Я особое имел чувство к Самарину, особенно приятное, дружеское влечение.

Михаил Сергеевич: А на почве православия не бывало столкновений?

Л. Н.: Никогда не было. У меня была тогда странная теория о развитии человека в зависимости от географического положения. Я ему прочел ее. Он не отвергнул ее, а сказал, что это надо разработать. (Нельзя согласиться и не согласиться.)

— Где-то мы были с Самариным, и тут приехал Фонвизин, который был с братом Николаем в Москве в университете. Ужасно шальной и пьяница, но был добродушный. С молодости говорил, что он хочет быть московским губернатором и стал им⁹.

Михаил Сергеевич: Когда вы были в дружбе с Самариным?

Л. Н.: В шестидесятых годах, во время освобождения крестьян и после. Я был за границей, они выбрали меня в мировые посредники от правительства; Крапивенский уезд был безнадежный, потому выбрали меня. Мне было неприятно. Другие члены были такие крепостники¹⁰.

4 декабря. Елизавета Валерьяновна, Александра Львовна, Наталья Михайловна ездили в Тулу. Л. Н. встретил их словами: «Живы возвратились?» Приехала С. Э. Мамонова.

Л. Н. очень поздно вышел к чаю. Читал «The Jungle», роман Эптона Синклера. Рассказывал:

— «Джунгли» означает чащу; как чаща — то, где деревья густо растут, так «джунгли» — то, где люди скученно живут. — И рассказал обстоятельно, что̀ сегодня прочел. О литовской эмигрантской семье, как ее надувают в Чикаго, как старик не находит работы, а когда получил (самую отвратительную), должен был отдавать треть платы тому, кто ему ее нашел¹.

Л. Н. (продолжая): Так верно, живо описано. Видно, Душан Петрович, там (в Америке) много нашего (славянского) брата.

«Я получил телеграмму от Веригина, что завтра приедут» — Запись от 5 декабря 1906 г.

Потом Л. Н. говорил, что драму, которую дал третьего дня Ване (лакею) читать, с ним раскритиковали. И вспоминал неверные подробности. Писатель знает народную жизнь, язык. Гонорары заманчивы, пишет драмы. Завязка фальшивая, романическое для эффекта надо, чтобы все перемерли².

Л. Н. просматривал долго и внимательно картинки в гатцуковом календаре³. Увидев Куропаткина, сказал, что наши войска шли с пренебрежением к неприятелю, и потому было им трудно сражаться. У Монтеня прочел, что один из главных приемов Юлия Цезаря был тот, что если он узнавал, что неприятель сильнее, то внушал солдатам, что Цезарь еще гораздо сильнее⁴.

5 декабря. Александра Львовна, Наталья Михайловна, Дорик поливали каток. За обедом Л. Н. о «Джунглях» Синклера:

— В Америке все фальсифицировано — и бумага от мух.

Я получил телеграмму от Веригина, что завтра приедут.

— Не люблю эту утонченность английскую. Этот Уэллс, все такие намеки, надо все знать, слова такие, клички «sky-scraper», «Superman», «metachristian»7*. Как это по́шло! Сверхчеловеков нет, все люди обыкновенные. Прочел три главы из «Future in America», неинтересно, больше не буду.

Л. Н.: У Уэллса об аде — так поверхностно, мне Дорик рассказал, что, когда ему говорили про рай и ад, — он никогда этому не верил.

Николай Леонидович: У писателей-американцев есть что-то простое. Я читал несколько рассказов...

Л. Н.: Разные Семеновы могли бы описать историю семьи крестьянской. Даровитую, чуткую натуру среди них. Земли мало, скотины... со всеми подробностями: с точки зрения романов скучно, неожиданностей бы тут не было, но интересны подробности.

учительским положением, желают более высокого поста, и рассказала про одного семейного учителя, стремящегося уйти из школы.

Л. Н.: Ему неинтересно ни нравственное учение, ни семья, а то, что газетчики пишут. Семенов, Новиков, Горький — тщеславие. Они забывают то, что в них самое интересное с нашей точки зрения, а входят в область самую неудачную. Им кажется эта область образованных, богатых — что-то недосягаемое, и нам трудно удержаться, доходим до конца жизни, видим пустоту. Это — патриархальное — потерялось. Это во всем делается: старое кончается, разрушается, чтобы новое могло сложиться. Это, как возраст молодости: буйность у человека, так и в народе.

Михаил Сергеевич: Потом ведь бьют стариков...

Л. Н.: Как это изменяется! Ермилин своих снох, как чуть пикнут, в подвал сажал. А теперь... В волостном суде старик жаловался, как схватил сына — хотел его бить — тот его за руки, и чувствует, что тот крепче.

6 декабря. Утром приехали из Канады духоборы: И. Ф. Махортов — 86 лет, П. В. Веригин — под 50 лет, П. В. Планидин — под 50 лет, Д. Н. Гридчин — 30 лет, А. Ф. Голубева — 20 лет, М. В. Дымовская — 12 лет. В приготовленной квартире в деревне оказалось сыро. Боялись простудить дедушку. Планидин с Гридчиным пришли ко мне за чугунной печкой, Л. Н. повидался с ними. Потом стали искать другую квартиру и нашли у матери Тараса Фоканова. Л. Н. в 3 часа пошел к ним. Вечером в 5.30 пришли все и пробыли до 10.40. К духоборам все были очень внимательны. Они же были очень приятны и интересны. С ними приехал Гольденвейзер. За обедом рассказал о них: их дети не хотят верить, что люди едят животных. Л. Н. говорил о духоборах, у которых он был. Тарас Фоканов все время там стоял, когда Веригин говорил, что-хочет нанять 10000 рабочих на постройку железной дороги и что условие: водки не пить. «Это нельзя, — сказал Тарас Фоканов, — а можно меру ограничить». Махортов говорил, что прежде они пили водку, но бросили. Духоборы отказались обедать, посидели «под сводами». Иван Фаддеевич привез Л. Н. чайную чашку из Канады. Л. Н. поблагодарил: «Когда пить буду, буду поминать». Настасья принесла Александре Львовне индейскую подушечку для иголок. Иван Фаддеевич, Настя и Мавруша говорили Л. Н. ты: «А ты, дедушка...»

8*Л. Н.: Что лучше человеку — уметь крестьянскую работу или грамоту? Если бы надо выбирать, то первое. Признаюсь, я этому (школьному обучению) не придаю значения. Грамотность — теперешние газеты такое зло разводят. Печать очень содействует тому, что человек осуждает то, до чего дела ему нет. Раньше все знали святое писание наизусть. Вы прежде не хотели учиться грамоте? — спросил Л. Н. духоборов. — Это очень важно, я бы желал с вами об этом поговорить (об обучении религии, нравственности). У меня урок с Дориком пять минут. — И Л. Н. позвал девочку Маврушу: — Пойдем с нами, — и позвали Планидина. Когда вернулись, разговор об этом продолжался.

Л. Н.: Правительство вас не стесняет в школьном деле, а раз обучение считаете нужным, то чтобы самый важный предмет был знание Евангелия, передавать самое существенное и важное — религиозно-нравственное, не библейской истории. Не столько важно, чтобы читали и знали географию, арифметику, то само собой. Когда ваши отцы отрицали грамоту, то именно во имя того, что можно наизусть выучить Нагорную проповедь, Евангелие...

Л. Н.: Если пойдет так, как учат в английских школах, по заведенному порядку, то избави бог! Приведет к тому: знать, какие козявки, а не то, чтобы знать, как жить доброй жизнью.

Петр Васильевич: Родители примером должны обучать, тогда школы не нужны.

Л. Н.: И то нельзя сказать: родители, потому что они могут не знать, что́ руководит человечеством, оно идет вперед.

Л. Н.: Вы самые счастливые в мире люди — освобождены от греха владения землей и пользуетесь ею, — исключительные обстоятельства.

Иван Фаддеевич участвовал в Севастопольской кампании. Вспоминал и спрашивал Л. Н., где ему пришлось там быть.

— Но, слава богу, ни разу не пришлось стрелять. Пришлось стрелять картечью, когда штурм был, но меня уже там не было.

Пополудни приехали Сергей Львович и П. Н. Ге.

Вечером с 7.30 до 11.20 были духоборы. Иосиф Константинович и я сидели с ними «под сводами». Пришел Л. Н. Поговорил мило, очень мило с Махортовым, хотя был усталый и, должно быть, не совсем здоровый, что было видно по возбужденному тону, с каким возражал Веригину. Л. Н. извинялся, хотел пойти навстречу, но услышал, что они уже здесь.

— Я был у дочери — повидать внучку, — сказал Л. Н.

Петр Васильевич: Тогда дети самые миленькие.

Л. Н.: Одна ушла к богу, а другая оттуда пришла.

Петр Васильевич, не поняв, что Л. Н. говорит про умершую Марию Львовну, переспросил; узнав, сказал: — Я слышал, она вам очень близка была?

Петр Васильевич: Видно, богу милее была и взял ее потому.

Л. Н.: Это нам не дано знать, почему, что и как.

Л. Н. перевел разговор на то, что приехали Иосиф Константинович и Сергей Львович.

Веригин говорил о Сергее Львовиче, потом о Льве Львовиче, у которого был в Петербурге, что он других взглядов, противоположных — например, на воинскую повинность, непротивление. Как это?

Л. Н.: В «Круге чтения» есть Эпиктета: «Когда ты пропустил случай образумить человека, ты потерял друга; когда ты уразумеваешь друга и он не понимает тебя, ты потерял речи; не надо терять ни друга, ни речей»¹.

Петр Васильевич говорил о Столыпине и его сестре, которая очень интересовалась духоборами:

— Царь, понаслышке, жалеет, что мы уехали из России. Пришлось мне у него (Столыпина) ждать.

Л. Н.: Ему надо уходить от этого. Его отец прекрасный был человек. — К Ивану Фаддеевичу: — В Севастополе знал его. Столыпина обвиняю. Почему этим занимается?

Петр Васильевич: Если не он, то другой; клубок замотан, надо его кому-нибудь размотать или рассечь, и тому подобное.

Л. Н.: Эти всё общие рассуждения, не что иное... нам не дано знать, как устраивать жизнь других, нам дана власть каждому над собой.

Л. Н. быстро встал, взял валенки и шубу, отклонил помощь Петра Васильевича и пошел наверх.

Иван Фаддеевич: Какой старичок добрый, сам себе несет! Как он легко садится на лошадь!

Пришла Юлия Ивановна, позвать чай пить. Расселись около стола, каждый на том месте, на котором вчера сидел. Пришел Л. Н. и сел возле Махортова, туго слышащего.

Иван Фаддеевич: А вот господь бог дал нам образ в образ видеться.

Иван Фаддеевич: А кто знает? — и сказал, что, может быть, он еще приедет, и просил Л. Н., чтобы он приехал их посетить в Канаду. Иван Фаддеевич чокнулся с Л. Н. чаем и был очень радушный. Разговорились весело, с шутками, совсем как старые друзья. Л. Н. относился к Махортову, как к старшему брату, — с уважением и радостным расположением. Л. Н. при прощании вспомнил приглашение и сказал Ивану Фаддеевичу:

Л. Н. пил из чашки, подаренной ему вчера Иваном Фаддеевичем, потом ушел в кабинет; вернувшись, сказал: «Я вот тебе яблочко принес».

Л. Н. спрашивал про иркутских — Веригин поправил: амурских — духоборцев. Они ему пишут.

Петр Васильевич: Мой брат Григорий был у них.

Петр Васильевич: Василия с Верещагиным. Этот умер в тюрьме. Иван Михайлович³ отыскал нас.

Как-то Иван Фаддеевич стал говорить, намекая на «раздевшихся», про своего племянника, который не хочет работать, а заботится о духовном и живет подаянием, просит. Только если не дают ему, когда нужда заставляет, берет пилу и зарабатывает. И говорил про него, не одобряя его поведения.

Л. Н. стал говорить в защиту тех, которые «разделись», которые отозвались......9*, что они духовно живые, и рассказал, что в Индии, дожившие до 60 лет надевают желтую одежду и уходят в лес (там теплая страна), принимают подаяния, живут для души, отшельниками. Там это делают сто миллионов человек.

Л. Н., продолжая о «раздетых»...... 9* эти евангельские слова: «Не заботьтесь о завтрашнем дне...»⁴ — трудные, но чувствуешь, что правда в них.

— Они пишут мне, что желают переселиться к вам. Почему не переселяются?

Петр Васильевич: Они могут жить там, где их пять-шесть семейств. Духобория — не Палестина. Приходящие к нам потому, что у нас можно спокойно, свято жить, недоумевают: наши бабы громко разговаривают; мы знаем, понимаем друг друга, и это их смущает.

Л. Н.: Я часто получаю письма от людей, желающих присоединиться к общине. Я всегда отговариваю их и советую опрощаться дома (будешь проще, работая, сама жизнь натолкнет тебя на простоту, потом на другие отношения с окружающими) и идти в колонию уже только тогда, когда может перенести всякие унижения. Прокопенко, который живет в Канаде, хотя я его не знаю, думаю, что он таков, и Дудченко. Они так и понимают.

Л. Н. (говорил мне Иосиф Константинович) сделал выговор Петру Васильевичу за то, что те покупают дорогие машины, возводят показные постройки, мосты, а когда надо было переселять якутских, должны были просить и принять помощь русского правительства, и квакерам еще задолжали. Л. Н. вспомнил кавказскую колонию, хвалил Чагу, Гастева.

Петр Васильевич спросил про Беневского — видел его в Москве.

Л. Н.: Беневский — это человек очень духовный, очень чистой жизни. У них там община, я боюсь — не удержится. — И рассказал про канзасскую общину (в 1877 г.), где была одна женщина с грудным ребенком; у нее не хватало молока и кормила ребенка коровьим молоком. Ребенок заболел, и женщина стала держать корову на привязи (на сене). По ее понятиям, ее ребенок — выше всего. Корова стала давать меньше молока, а молоком белили кукурузную кашу, почти единственную пищу восьми человек. Из-за этого перессорились, разошлись.

Иван Фаддеевич вспомнил прекрасный псалом и стал его говорить, но не до конца: забыл. Ни Петр Васильевич не знал его, ни другие. Л. Н. вспомнил, что он записан Бонч-Бруевичем, искал книгу — не оказалось в библиотеке в Ясной Поляне, находится у кого-нибудь.

8 декабря. Я сегодня опять не был с духоборами. Весь день занят больными и невыспавшийся. Вечером: Л. Н., Иосиф Константинович, Прасковья Николаевна, Татьяна Львовна, Софья Андреевна, Юлия Ивановна, Николай Леонидович.

С 10 до 11-ти Л. Н. говорил, что он нарочно подробнее спрашивал вчера Веригина об обучении у духоборцев: дети придут утром на короткое время в школу, получат урок и вечером принесут его; ночь спокойна у них. И не зубрят долго вместе в школе, а каждый получает следующий маленький урок.

Л. Н.: Я спросил, не скучно ли им без домашних животных — ни поросят, ни гусей... «Да, хозяйки жалуются, — сказал Веригин, — собак совсем нет». Купили 20 паровых плугов, и после — быков, пашут и на быках. Паровые машины быстро портятся, хозяину дорого обходятся, хотя производство их сравнительно дешево. Так дешево можно делать их только при эксплуатации рабочих. (При ненормальных условиях нашей на безнравственных началах почивающей жизни.) Веригин говорил, что там платят фабричным рабочим с часа, и рабочие иногда работают три часа в день.

Иосиф Константинович был у духоборов в деревне. Живут в самой просторной избе, какая есть в деревне, у старушки-матери Тараса Фоканова; поражает их нечистота и удивляются, что можно в печке париться, никогда не воображали себе этого. Веригин удивляется, почему нет общественных бань или общих для нескольких дворов.

Фоканов: Невозможно сойтись, а если бы и сойтись и построить, — сожгут.

Иосиф Константинович приводил другие подобные примеры, как сообща ничего не предпринимают: ни колодцы рыть, ни пруды чистить, ни мосты чинить.

Л. Н.: Это странно — личная, отдельная жизнь, враждебная друг другу. Без религиозного чувства ничего не может быть; а то, что было, — разрушено. Очень интересно было бы там (в Канаде) побывать у духоборцев. Что же, были и там такие протестанты?

Иосиф Константинович: Были. — И привел пример: N. N., который помогал одной семье, а если бы вступил в общину, требовали бы работы для общины, тогда не мог бы помогать этой семье, и потому не вступил. Ивин отдельно живет, и многие из тех, которые приехали на последнем пароходе и не испытали гонений.

Говорилось дальше о забитости, недоверчивости, непредприимчивости русского народа.

Л. Н.: Всегда это безнадежное, и осуждают друг друга, что с нашим народом ничего не сделаешь. Отсутствие требований разума и добра и желание скорее выпить. В водке утопить трудное решение. Дальше не видят (т. е. живут каждый для себя, общественности нет). А вместе с тем — социалистическая пропаганда, — что слышат, читают в социалистических газетах, брошюрах, — хорошо повторяют. Притом же вся их жизнь хороша: трудовая жизнь с утра до вечера. Настасья (мать Тараса) всех странников пускает ночевать. Фокановы все такие. Тарас не пьет.

Татьяна Львовна: Поживем, увидим, что будет. (Как разовьется жизнь крестьян.)

Л. Н. просматривал новый том переписки Пушкина, издание Академии¹. О корреспондентах Пушкина сказал:

— это Планидин. Веригин — практический, даже не умеет скрывать свое равнодушие к духовному, настолько низкий. Люди разного склада. 8000 человек не принадлежат ни к какому государству.

Л. Н.: Лева хотел их обратить на путь истины. Они живут в Канаде, а хотят жить в России на правах иностранцев. Это не прямой путь. «Мы свободные граждане, не принадлежим никому, одному богу». Это хорошо, они лишены права подводы давать и прав в парламенте болтать.

9 декабря. Утром уехала Александра Львовна в Москву; пополудни — Иосиф Константинович в Тулу и завтра с духоборами в Харьков, оттуда на Кавказ. Иосиф Константинович прощался с Л. Н. Когда вышел из кабинета, сказал мне, что Л. Н. поручил ему ответить на письмо от Мазаева (из молокан Таврической губернии), который пишет, что он с Бодянским решили издавать еженедельную газету, и спрашивает, как назвать этот орган: «Божья нива», или «Источник правды», или «Знамя», — они хотят возвещать правду¹. Л. Н. просил передать им, что он вообще против газеты, что христианство с газетой несовместимо, потому что газета влечет за собой споры партийности.

— Может быть, Бодянский меня за это и поругает, — сказал Л. Н., — но я должен сказать, как думаю.

Л. Н. еще просил Иосифа Константиновича, что если ему удастся познакомиться с общиной, описать свое впечатление.

— Я очень сочувствую, — сказал Л. Н., — этому делу, но боюсь, что из него ничего не выйдет.

Пополудни я был у духоборцев. Пришел Л. Н., поговорил о Бодянском, о газете, побыв минут шесть, отправился гулять. Петр Васильевич сказал Планидину, чтобы пошел провожать. Так Л. Н. с Планидиным и гулял. В 5.10 Планидин возвратился и удивлялся, как старик ходит: устал с ним. Приятные разговоры с духоборами; они, молча, молились, стоя, перед едой и после. Так делают и в гостиницах, например, в Чикаго. И спели псалом (сидя).

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Николай Леонидович, Юлия Ивановна и я.

Л. Н. (о Планидине): Удивительно умный! Вот, неграмотный человек. Поучительно с ним поговорить. Сильный работник. Спросил его, как без своего хозяйства жить, не плохо ли? Ответил, что отсутствие хозяйства только хорошо. Каждый день свежий, мягкий хлеб, кур не убивают, и потому дикие куры приходят, покормятся, но яиц не кладут, уходят. Смущается тем, когда разведется много скотины, что̀ со скотиной делать. Двое иркутских духоборов приехали к ним: один из них оставил семью дома. Они курят и пьют, и им там не понравилось. Их девять семей; канадские предложили им устроиться жить вместе. По соседству галичане и немцы. Живут хуторами, бедствуют. Духоборы, покупая оптом, платили за жнеи (жатвенные машины) 110, те — 160; за другой товар — 120, те — 150 (долларов).

Софья Андреевна: Эта община до тех пор будет жить, пока будет между ними царь — Веригин.

Л. Н.: Я спросил Планидина об этом: «Если не будет его (Веригина), это ничего?» У них старики судят и не слушаются его. Ни от какой революции не будет того духовного мира, согласия и хорошей жизни между людьми, какая есть между духоборцами. Евстигнею10* бы с ними поговорить. В деревне, должно быть, ими интересуются. Говорил мне Планидин, что молодой Сергеенко предложил лекции читать. Не нужно читать, сказал Планидин, а нужно самому хорошо жить и своим примером учить. Их 700 ушло летом работать на железную дорогу. Заработали 110 тысяч долларов. Я спросил, молодежь ли одна, и не неохотно ли идет? Нет, и он (Планидин) был; и дома ведь работать надо, и хотят видеть свет. Он поражен был, что Настасья Фоканова, у которой они живут, отдельно от сына живет и свои дрова отдельные имеет, и из-за дров ссора. Когда шли лесом, встретили мужиков, дрова возили. Планидин не выдержал: «Какие лошаденки?! На пару наших (у них лошади 5-тивершковые) весь обоз можно наложить».

— Если приедут в Россию, будут иметь влияние, и другие будут отказываться от военной службы.

Л. Н.: Нельзя впускать их. Так и умру с недоумением, как могут вместе существовать две диаметрально противоположные вещи: христианство и правительство.

Л. Н.: Я нынче гадко себя чувствовал: газету прочел о конфликте с Японией. Правительству вот что нужно.

Речь о голоде. Л. Н. еще сомневается в нем. Между прочим, казанский губернатор опровергает, что был голод.

: И в 1891, 1893, когда ты помогал, правительство сначала не признавало, утверждало, что не было голода...

Л. Н.: И тогда, я и себя не оправдываю, но это (помощь голодающим) такое сложное дело. Кто с сумой идет, тому помогают. А тут бедный — помогают и ему; средне-бедный скажет: «А почему мне не дают?», и этому дают; богатый требует, и ему не смеют отказать.

Татьяна Львовна: В «Русских ведомостях» пробирали его за то, что он в слишком мрачных красках представлял положение Казанской губернии. Львов отвечал, защищая приведенные данные².

Иосиф Константинович: Львов односторонен. Так, например, описывая это бедствие, не говорит, что это бедствие.

Л. Н.: Да, но положение такое. Если бы я был моложе, то не утерпел бы поехать опять голодных кормить. Я уверен, что там, на месте, я столкнулся бы со всеми этими трудностями дела и наверно вступил бы в какие-нибудь столкновения с Красным Крестом, и я искал бы больных, более нуждающихся, но вместе с тем очень трудно организовать, ума не приложешь.

Л. Н.: Веригин этот раз мне больше понравился, чем в прошлый раз.

За обедом: Софья Андреевна, Юлия Ивановна, Николай Леонидович, Татьяна Львовна, Наталья Михайловна и Дорик.

Л. Н. прочел из письма Лебрена о Французской революции¹.

Л. Н.: Я читаю «Джунгли», как эмигрантов, бедняков, обманывают. Описание боен чикагских.

11 декабря. Николай Леонидович ездил в Тулу на дворянские выборы. Приехал с ним оттуда Михаил Львович с Александрой Владимировной. Л. Н. с третьего дня плохо себя чувствовал (желудок, печень), сегодня лучше. Ездил через Засеку на Рвы, Судаково, по шоссе — домой.

За обедом Л. Н. говорил, что читал письма Веригина из ссылки. «Хорошие. Какой он умный!»¹ Л. Н. упомянул про Андросова, как однажды вечером явился — огромного роста, в черкесском полушубке, с двумя мешками. У двери московского дома стучал. Был на пути к Веригину в Обдорск. По совету горбатого редактора «Русских ведомостей» выбрал себе путь безлюдный, но исправник оказался и там, где меняли лошадей на оленей, и предложил ему вернуться. Изюмченко позвал его к себе и посоветовал быстрее поехать дальше. Он успел только час побыть с Веригиным, исправник явился и вернул его по этапу². Дальше Л. Н. вспомнил, что забыл спросить духоборов о Позднякове, которого за отказ — он был фельдфебелем — мучили. Л. Н. просил его показать спину: была в рубцах от сеченья. Он бежал из ссылки повидать жену, детей и приехал на Кавказ, когда духоборы выезжали в Америку. Стоило бы ему сесть на пароход и уехать, а он вернулся³.

Софья Андреевна рассказала Александре Владимировне про Петра Васильевича, что он ей больше понравился, чем ожидала. Он сказал ей: «Что-то вы, Софья Андреевна, подобрели». А она ответила ему. «Вы переменились».

Софья Андреевна: Никакого самомнения в нем нет: простой, добрый, — и дальше хвалила духоборов. — Что из русских мужиков вышло! Если бы наши Степки, Адрианы (кучера), которые пьянствуют, немножко захотели и иначе вели бы себя.

Л. Н.: Тут нельзя немножко, а надо всем совсем перемениться.

Софья Андреевна (к Александре Владимировне): Зачем приехали, не знаю.

Николай Леонидович: Приехали, как сказали, поблагодарить друзей: в Россию — Льва Николаевича, в Англию — Черткова и квакеров, в Константинополь — знакомых турок посетить.

Л. Н.: Крымские места, надежда туда переселиться.

Софья Андреевна: Сами себе готовят на спиртовке, вегетарианцы лет 12. Веригин рассказывал про хозяйство их. Например, в селении есть 300 кур на попечении двух баб; все вещи получают со складов. Главное, контроля нет, и никто не обманывает. — Софья Андреевна удивляется, что они неграмотны или малограмотны: — Я спросила старика про Веригина, много ли он читает? Ответил: «Он читать не любит, дай ему плуг и пусти его пахать...» Планидин неграмотный. Школ у них мало. В том селении, где живет Веригин, есть между ними грамотный, к нему ходят дети учиться, вместе долго их не держит. Утром задает урок: две-три буквы, выучиться писать их. Вечером они приносят.

Под вечер вернулась из Москвы через Тулу Александра Львовна. Л. Н. похвалил ей духоборов: такое осталось хорошее впечатление. Софья Андреевна заметила, что Саша могла слышать концерт такой-то.

Л. Н.: Избави бог от концерта. — И рассказал, как Н. Г. Рубинштейн играл композицию своего брата с треском, как тяжело было слушать,

И все заговорили о концертах, как о чем-то, где люди устают, напрягаются, голова разбаливается и скучают. Вспоминали, как уходили с опер, с концертов.

Софья Андреевна защищала концерты как единственное свое удовольствие.

Л. Н.: Мне понравился, потому что он правдив, умен.

— Душан Петрович записывает, что говорит Лев Николаевич. Будут такие противоречия: неделю тому назад порицал Грига, Моцарта, Бетховена, а сегодня хвалил Грига.

Юлия Ивановна: Моцарта ведь раньше всегда хвалил.

14 декабря. Утром приехали А. П. Сергеенко с Н. Г. Сутковым и Андрей Львович из Москвы. Метель.

Л. Н. не работалось: дурная погода дурно действует на него. Здесь С. А. Стахович. Вечером шахматы с Михаилом Сергеевичем.

Л. Н. говорил о духоборах, что хочет писать о них.

Л. Н. хвалил новейший, 22-й «Appendix to Metachristian Catechism» by H. Croft Hiller. Говорил о Хиллере и о Толлемахе Синклере, что есть у него два назойливых корреспондента¹. О почерке Т. Синклера (строки снизу вверх), сказал, что это признак самодурства. О «The Jungle» Эптона Синклера — что следовало бы издать по-русски в «Посреднике»².

Сутковой: В сокращенном виде, чтобы рабочие могли читать. Они думают, что за границей всем прекрасно живется.

Л. Н.: «Jungle» означает чащу. Там сказано, что, как в частом лесу нижние суки́ сохнут, гибнут, так и в чаще рабочих — слабые. С рабочими в Америке поступают, как с гнилыми грушами; нужно 20 — объявляют, что нужно 200; является 2000, из них выбирают 20 самых мускулистых и дают им работу шесть часов в день, платят с часа.

Л. Н. говорил об иллюстрациях Ulk и вообще об Ulk и об иллюстрациях в «Fliegende Blätter», что их карикатуры, шутки, остроты бывают верны и остроумны, но грубы, неизящны.

Вечером Л. Н. пришел «под своды» к Сутковому и А. П. Сергеенко.

А. П. Сергеенко записал их беседу с Л. Н-чем. Л. Н. спросил Суткового, где он теперь живет. Сутковой объяснил ему причину своего отъезда из Петербурга: репрессии начальства, которые стали применяться по отношению к книгоиздательству «Обновление». Сутковой рассказал, что он и его товарищи разъехались, желая еще поработать, а не сдаваться полиции, и спасти таким образом склад книжек, какие у них были; иначе бы они погибли. — «Ну, и не беда!» — сказал, улыбнувшись, Л. Н. Во время этого разговора Л. Н. сказал: «Раскассируют вас и книги — хорошо, а останетесь — тоже хорошо».

Когда Сутковой сказал, что главным поводом для репрессии послужило напечатание обращения Л. Н. к правительству, революционерам и народу и рассказал подробности конфискации книжки, Л. Н. сочувственно покачал головой и проговорил: «Ах, как это жаль, как жаль!»

Часто Л. Н. касался в разговоре духоборов: «Они оставили у меня самое прекрасное впечатление, удивительно, удивительно, как они всего достигли. Удивительно! Мне хотелось бы, хотя я наверно не напишу, как я назвал последнюю статью «Единственное возможное решение земельного вопроса», написать статью: «Единственное возможное решение социального вопроса». Ведь они полностью достигли того, о чем думают социалисты».

Веригин Л. Н-чу тоже очень понравился. Он был о нем другого мнения, составившегося из рассказов других, но теперь, повидавшись и поговоривши с ним, увидал, что все, что о нем говорили, напрасно и в нем очень глубоко и серьезно религиозное сознание. С первым он говорил с Планидиным. «Я его позвал гулять, и он мне рассказывал об их устройстве. И прекрасно. А слыхали, как они поют? — прекрасно».

Когда А. П. Сергеенко передал Л. Н. просьбу И. М. Трегубова относительно портретов духоборов, которые оставлены у Л. Н., он вздохнул и, улыбнувшись, сказал: «Ох, Иван Михайлович!» Сутковой и Сергеенко тоже улыбнулись. Л. Н. спросил: «Что вы смеетесь?» — и заговорил об Иване Михайловиче, о том, что христианство так не совмещается с митингами, собраниями, газетной работой, в которых Иван Михайлович принимает такое живое участие. Сергеенко говорил об увлечении Ивана Михайловича социализмом. Л. Н. сказал, что все это хорошо, когда входит частью в главное, — «а социализм по отношению к христианству, — как небольшая дуга в круге; он может отвечать известным запросам, но нельзя сосредоточивать на нем все внимание, нельзя забывать остального».

Сутковой сказал, что Л. Н. в сочинении «В чем моя вера» где-то говорит о невозможности любви к врагам, и не может с этим согласиться, ему кажется... Л. Н. перебил его и сказал, что хотя любовь и исключает самое понятие врага, так что как бы не может быть любви к врагам, но охотно отрекается от той постановки, которую он раньше делал в этом вопросе, потому что это чувство — самое возвышенное, самое радостное³.

«Это, я думаю, могло возникнуть путем той лжи воспитания, суеверий, праздности, какие переходили из поколения в поколение».

Сутковой сказал, что хочет постранствовать, все оставить, взять в карман Евангелие и отправиться по деревням и как бы проповедовать. Л. Н. сказал, что это гордость; что вовсе не надо трогаться с места; что в каждом положении человек, сидя тут же, в этом кресле, сейчас может быть величайшим злодеем или святым... Можно думать о том, как я женюсь, как разбогатею, или о добре, о совершенствовании.

— Тщеславие, желание славы — один из могущественных пороков. Я лет тридцать-сорок прожил исключительно в этом чувстве. И даже теперь, в 80 лет, мне так трудно от этого отделаться. Не надо стремиться воздействовать на других. Воздействие само собой придет. Если же задаться целью воздействовать, то получится обратное. Надо исполнять внутренний закон. И его можно исполнять, находясь на необитаемом острове. У Робинзона Крузо до Пятницы не было воздействия на людей, но он мог и до него исполнять или не исполнять требования бога... Не надо рассудочно изменять свое положение. Если будешь исполнять внутренние требования, сама жизнь выпихнет тебя из твоего положения.

Сутковой сказал о том, что теперь многие переходят из христианского мировоззрения в революционное. Л. Н. на это сказал, что, по-видимому, у этих людей бог был не на первом месте, а если бог не на первом месте, то его совсем нет. И тогда очень легко перейти с одних рельсов на другие, они очень близки друг другу.

Л. Н. рассказывал, что получил письмо с просьбой посоветовать, поступить на военную службу или нет:

— Я, как всегда, отвечаю, что если нет необходимого религиозного сознания, тогда лучше идти. Надо отказываться тогда, когда не можешь этого не сделать. А то рассудочно решишь отказаться и потом будешь отказываться от своего отказа.

15 декабря. Сутковой и Сергеенко списывают письма об отказах от военной службы для Наживина. Л. Н. перед обедом пришел «под своды» к нам и говорил им:

— Мне нужны легенды, басни, сказки, притчи, прологи. Достаньте мне такие книги из московской или петербургской библиотеки, скажите Ивану Ивановичу. Я занят составлением «Круга чтения» для детей, изложением религиозно-нравственного учения, и поэтому хочется это оживить легендами. Всякие, особенно древние — индийские, еврейские... мне придется выбирать.

О том же просил С. А. Стахович. Она спросила, на каких языках.

Л. Н.: Хотелось бы раз написать, что́ в продолжение часа передумаешь. Никак не успеешь, это будет целый том. Воспоминание мелькнуло — никак не успеешь его схватить².

Л. Н.: На прогулке встретился с тараканщиком. «Тараканов мало, нечего ловить!» — пересказал Л. Н. со смехом. — Разговорились. Его братья были в японском плену. Сколько я людей ни встречал, — заметил Л. Н., — которые в японском плену были, все хорошо о японцах говорят.

«Землю мы отобьем, — как в народе говорят, — как с японцами и англичанами война будет: солдат нельзя будет в деревни посылать, так мы поднимем здесь свою войну. А брат из Сибири писал, что там постоянно посылают по деревням солдат усмирять забастовщиков». Я очень завидую тараканщику, — сказал Л. Н. — Он так много общается с людьми по деревням.

Сутковой: Вот видите, Лев Николаевич, вы ему завидуете, а мне не позволяете идти по деревням.

— Научитесь тараканов гонять — тогда идите, — сказал Л. Н.

Сутковой: Мне хотелось бы пойти в деревни не для пропаганды, а для самого себя, чтобы получить толчок и начать новую жизнь.

Послышался топот мальчиков, пришедших учиться (третий вечер) к Л. Н.

— Читал в газете, что хотят открыть новые университеты (в Смоленске, Нижнем Новгороде, Воронеже)³ — эти рассадники безбожья, самоуверенности. В кабаке — самоуверенность; «я студент» — другая самоуверенность.

16 декабря. Л. Н. 13-го стал учить, кроме Дорика, еще и деревенских мальчиков от 8 до 12-ти лет. Сперва троих, четверых, шестерых в своей комнате, сегодня — 20, в мастерской¹.

За обедом: Сухотины, С. А. Стахович. Было весело, уютно. Михаил Сергеевич смешно рассказывал про Федора-дворника.

Л. Н. (про Федора): Он умен, непосредственен, хорошо читает.

— Он очень хорошо рассказывал, как сестру выдавал замуж за Фаддея; гостей чаем угощал, водки не было, книжки Л. Н. вслух читал, они слушали.

Уезжала С. А. Стахович. Разговор о М. А. Шмидт.

Софья Андреевна: Она фанатически предана Л. Н. и любит крестьян; опрощение в жизнь проводит.

— Меньшиков — за телесные наказания. (В «Новом времени», № 11048, 14 декабря — «Расстройство армии».)

Сухотины говорили об Ouchy в Швейцарии. Л. Н. вспомнил о Сереже, который в Лозанне, в университете:

— Что могут профессора дать? Они так плохи по своим знаниям, что даже не в силах написать книжку и будут 30 лет болтать. В Московском университете Ключевский и (я не расслышал кто) какие слабые, а считаются выдающимися. На модно-научном жаргоне умеют говорить. Лучше пойти в хорошую библиотеку в Париже, Лондоне и прочесть, что́ тебя интересует. Кенсингтонский музей образовался так: стали туда дарить разное: книги, коллекции, потом читатели стали спрашивать, и нашелся человек, который стал приглашать специалистов отвечать на известные вопросы, задаваемые читателями в известные дни.

Татьяна Львовна стала защищать лекции в Академии художеств. Л. Н. допустил, что преподавать опыты физические, клинические — осмысленно, но арифметику, юриспруденцию, астрономию...

— Я всю свою жизнь не мог слушать лекции, а учился по книгам, — сказал Л. Н.

Потом Л. Н. вспомнил про Коншина. Кросби ему писал, что Коншин поехал через Японию домой².

Л. Н.: Какой тип вырос на моей памяти — образованных купцов: Гучков, Дунаев, Коншин — очень хороший тип.

Михаил Сергеевич: Они свежее, энергичнее нас.

Л. Н. вчера и сегодня сравнительно молчаливый.

17 декабря. Приехал М. В. Булыгин с 17-летним Сережей, переживающим нравственный кризис. Работает, как Скороходов, и такой сильный; теперь возит дрова.

Л. Н. вернулся с прогулки в 4.15, был в Ясенках, привез почту и ушел к себе. Надо готовить урок религиозно-нравственного учения мальчикам. Александра Львовна его спишет. Они читают и рассказывают его. Но Л. Н. не приготовил — нездоровилось ему, — и с тяжелым сердцем решил отпустить их. Михаил Васильевич жалел, что не видал духоборов. Л. Н. сказал про них:

— То, что человечество (общество) мечтает достигнуть когда-то в далеком будущем, то осуществлено духоборами. Денег не имеют, каждый получает нужное из склада независимо от того, сколько сработал.

Михаил Васильевич принес № 296 «Русских ведомостей» от 6 декабря со статьей Трегубова «Духоборы из Канады». Прочел вслух, Л. Н. кое-что дополнил.

Л. Н. про китайского религиозного учителя Ми-ти: Ми-ти...... 11*, а Конфуций, Мен-цзи были государственники. Мен-цзи с Ми-ти спорил, и Мен-цзи стал известен¹.

Л. Н.: Трудно найти у какого-нибудь другого народа такую нелепую книгу, которая считается священной, как Талмуд. — Л. Н. открывал и читал вслух несколько мест. — Все безынтересное. В шести томах нет ничего, в седьмом есть маленькое нравственное учение «Пирке абот»², из него взято все что, что в «Круге чтения» (из Талмуда).

Л. Н. говорил Булыгину, что хочет посетить их в Хатунке — главное школу Анны Максимовны. И поручил передать ей, чтобы занялась обучением религии. Когда учишь, тогда невольно учишься. Потом Л. Н. говорил, что, кажется, он и Кропоткин одного и того же хотят, но от религиозного чувства к революционному дальше всего.

18 декабря. Александра Львовна спросила Л. Н., видел ли фотографию Маши, которую прислал Чертков.

Л. Н.: Какая хорошая! — но сказал, что не мог долго смотреть, отложил. Когда Л. Н. говорил это, прослезился.

Вчера Александра Львовна спросила отца, можно ли ей раз присутствовать при вечернем учении. Л. Н. с радостью согласился.

Л. Н. принес кипу книг, полученных от Синклера¹, и чешскую книгу «Git náboženstvί» Клинеберга². Пробовал в ней читать в разных местах по нескольку строк и после отдал мне просмотреть.

Л. Н. спрашивал Михаила Сергеевича, сколько теперь политических партий, потом чем «отличился» Кауфман, министр просвещения, на которого в иллюстрированном «Новом времени» карикатура.

Михаил Сергеевич: Он пошел на уступки студентам, но не умиротворил их³.

Л. Н. читал сегодня в «Русских ведомостях» чье-то мнение, что либретто «Фауста» Гуно хорошее, а самая драма нехороша.

Л. Н.: С этим я вполне согласен, только молчу, довольно Шекспира.

Варвара Валерьяновна: Ругают тебя за критическую статью о нем.

Л. Н.: Никто внимательно ее не читает. Относятся к ней, как к оригинальному.

Михаил Сергеевич стал защищать первую часть «Фауста».

Л. Н. ни на чем не основанное, то, что он одной своей выдумкой этой хотел объяснить старинную выдумку.

Варвара Валерьяновна (к Л. Н. — разговор об Ибсене): Представь себе, что я Ибсена не читала.

Л. Н. негодовал, что за военные действия наказали Небогатова; говорил в том смысле, что не следует судить людей, идущих против дула пушек, за то, что не жертвовали жизнью⁴.

Л. Н. (Михаилу Сергеевичу): Мой университет все увеличивается. Сегодня пришли старшие, под видом «за книжками». Но простояли урок и критически относились к нему. Я замышляю учить их, во-первых, метафизическо-религиозному, а потом практическо-нравственному: правдивости, не лгать, не пить. Сегодня им читал переделанного для них «Ассархадона»⁵. Сказку пересказали превосходно, но смысл, что он есть я, — тут путаница вышла. Один, самый меньшой, лучше всех. Какой мотив у него? Тщеславие, отличиться.

Л. Н. поздравил меня с наступающим новым годом (латинским).

Говорил про Марию Львовну. Софья Андреевна все думает о ней так, как будто она жива, готовится писать ей, посылать ей что-то. Л. Н., видимо, страдает, когда говорят про Марию Львовну.

19 декабря. У Л. Н. грипп. Вчера, обучая мальчиков, потерял голос. Не выходил.

Л. Н.: Мне досадно, что манкировал урок. Не готов.

Л. Н. читал сегодня газеты. В «Новом времени» прочел, что в одном Петербурге с Нового года стало выходить 700 газет и журналов; 125 из них закрыла полиция¹.

Варвара Валерьяновна спрашивала, какую газету ей выписать. «День» злой.

Варвара Валерьяновна защищала «Русские ведомости».

Варвара Валерьяновна: «Московские ведомости» в квадрате. Читала в монастыре12*.

Л. Н.: Как в монастыре? Лучше бы свинину есть и водку пить, чем газеты читать.

Л. Н.: Эдисон изобрел бомбы, которые скалы дробят. И безопасно для бросающего. Это шаг, как изобретение пороха. Тогда думали, что войны прекратятся: подумать <только>, после боев с холодным оружием, убивать с безопасностью для стреляющего. Забывают, что изобретаются приспособления для обороны. (Это Л. Н. говорил к тому, что пишут, что после этого изобретения Эдисона войны прекратятся.)²

Варвара Валерьяновна: Еще воздушные шары...

Л. Н.: Амфитеатров пишет, что и дирижабль там и там пробовали с успехом.

Л. Н. спросил меня о чешской книге «Čit náboženst ví». Мне нечего было ответить. Я не читал ее.

Л. Н. получил извещение С. -Петербургского Философского общества о предстоящем собрании 20 декабря. Сказал, что на нем протоиерей С. А. Соллертинский будет возражать на доклад Н. Г. Дебольского о том, что Христос был очень малообразованный, глупый человек.

Л. Н. рассказал про американскую жизнь, про тамошние обманы, конкуренцию (и в нищенстве). По Эптону Синклеру заключил: «Tout comme chez nous»13*.

Л. Н.: Как быстро умерла! Я за ней знал один недостаток: ее любовь к Коле, который очень хороший человек и которого я люблю. Эта слабость нарушила цельность ее удивительного характера.

Л. Н.: У Толлемаха Синклера есть статья: «The Jew is implacable fol to the Christ». Прочтите, Душан Петрович. Отберите книги Толлемаха Синклера, в которых нет New Year’s gift14*, и пошлите ему. Я ему напишу³.

Л. Н. о Талмуде. Юлия Ивановна посмотрела в словаре, что значит слово «Талмуд»: учение и изъяснение.

Л. Н.: Все шесть книг — невообразимая чепуха. Подробности — удивляешься, почему их так мало, если уж подробности. Есть одно короткое нравственное учение «Пирке абот». — Л. Н. пересказал из него три мысли и рассказы, которые вновь выбрал для «Круга чтения».

Софья Андреевна собиралась после семи месяцев в первый раз в Москву.

Л. Н. в темно-синем длинном теплом халате, сгорбленный, подошел ко мне:

— Слабость какая! Это по вашей части. Знобит, жару, вероятно, нет, — сказал он.

«Московских ведомостей», которые привез Андрей Львович. Прочел о том, что теперь очередь за Победоносцевым — его убьют⁴.

Л. Н.: Какие перемены в нашем представлении произошли! В моем представлении прежде министр казался важным. Теперь и имен не стараешься узнать, о Кауфмане, министре просвещения, только теперь услышал, что такой есть.

20 декабря. Л. Н. ночью не мог согреться, утром температура 36,4, пульс 90. Насморк, голос хриплый, невнятный, как при гриппе, одет в халат, остался в комнате.

Варвара Валерьяновна ходила в школу к Александре Львовне; ей очень нравится, как она ведет занятия: девочки, как они хорошо рассказали четвертый урок религиозно-нравственного учения Л. Н.!

Александра Львовна: Лучше, чем мальчики. На Рождестве только три дня хотят гулять, на четвертый явятся. Как они охотно учатся! Воюют за то, чтобы я им больше стихов задавала.

Третьего дня мальчики из конторы, где школа, растаскали книги из старой библиотеки. Александра Львовна не решалась сказать Л. Н., чтобы не огорчить его.

За обедом Варвара Валерьяновна рассказала про своих сыновей. Оба талантливые музыканты; жалела, что не отдала их в консерваторию.

Александра Львовна вспомнила, что Гольденвейзер говорит, что у него из 48 учеников ни одного талантливого.

Л. Н.: Талантливые не хотят подчиняться этой скучной работе. Вот Миша не пошел.

Л. Н. сегодня читал газеты и заметил, что Гофман играет сонату As-dur Вебера, которая лучше всех сонат Бетховена¹.

— Вебер, Моцарт, Шопен мелодичны. Бетховен — родоначальник безмелодичной музыки, Вагнера — у него <Бетховена> страсти. Бетховен самоуверенный был. Я недавно читал, что́ он о своей музыке говорил. У Гофмана в его игре ровность гаммы, каждая нота равносильна; он именно выдается этой твердостью игры. У Гольденвейзера ее нет. Из молодых русских композиторов выдается один Аренский, другие очень искусственные. Гольденвейзер играл что-то, я спросил, чье? Его. Было хорошо, но не выдающееся. Играют они все чудесно. Я удивляюсь, — продолжал Л. Н., — что молодым не нравится Вебер; говорят, что он прост. — Все это Л. Н. говорил, отвечая на замечания Варвары Валерьяновны и Александры Львовны.

Александра Львовна пошла играть в свою комнату на фортепиано. Л. Н. открыл свою дверь.

Л. Н. читал пополудни газеты. В «Новом времени» от 17 декабря фельетон про необходимость строить Амурскую, севернее Байкала, железную дорогу².

Л. Н.: Очень решительная статья. Как они это знают, что необходима эта железная дорога?! Сегодня в «Мыслях мудрых людей» Лао-тзе: «Там, где великие мудрецы имеют власть, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще меньшие, народ презирает их»³.

Михаил Сергеевич: Но этих — самых мудрых, которых не замечали, никогда не было.

Л. Н.: В Китае... и у нас было при церковном правлении, при Ярославах; народ жил своей жизнью, не замечал.

Л. Н.: Теперь презирают. При Николае Павловиче боялись, при Петре хвалили.

Л. Н.: Я пересказал Лао-тзе по-своему, у него иначе. Есть мысли, которые ослабляют главное (неясно выражают). Так и буду переделывать и Лао-тзе, и Христа, и их имен не буду приводить.

Потом завязался разговор о политике, и Л. Н. спросил Михаила Сергеевича, какие есть партии, что такое «Союз русского народа», «Партия народной свободы» и т. д. Михаил Сергеевич разъяснял.

Л. Н.: Я это завтра, бог даст, забуду. — Встал и ушел в кабинет.

За чаем Л. Н. говорил, что в «Русских ведомостях», в статье о том, что̀ читать молодежи, рекомендуют и его «Исповедь», «В чем моя вера»⁴. —

— Следовало бы «Краткое изложение Евангелия», «Христианское учение», — сказал Л. Н. — Странно, до чего мы дожили, — сказал он Михаилу Сергеевичу, — последние два года какие перемены!

Михаил Сергеевич: А во «Всемирном вестнике» (ноябрь) рядом с вашими сочинениями статья Ломброзо о вас⁵. — Прочел из нее кое-что вслух. Было тошно. Я не выдержал и сказал, что бездарнее, глупее Ломброзо никто не писал о Л. Н.

Л. Н. говорил о нем, что он неумный, необразованный человек.

Михаил Сергеевич: Тут, во «Всемирном вестнике», переведена Campanella «Civitas solis»⁶. Что это такое?

Л. Н.: Это такая мечта, утопия, устройства города.

21 декабря. Л. Н. ночью знобило. Утром 38,4. В 10 часов, несмотря на жар и на совет не вставать, сел в кресло в кабинете и читал. В час лег на кровать и спал до 6-ти. В 7 вечера — 37,3, в 11 ночи — 37,5. В 7 часов Л. Н. сидел на кровати, я воспользовался случаем, выслушал его, нигде хрипов. Жаловался на сильную головную боль и что никогда так плохо ему не было. В 8 просил укутать плечи — «опять жар», что-то серьезное, будет воспаление легких. Болей у Л. Н. в груди нет, но есть удушье и чувство в дыхательном горле, что оно ободрано.

Л. Н.: Смерти не боюсь, ничего, если помирать, ко всякой болезни готовлюсь, это хорошо, в мои года все может быть. — Охал постоянно. Вечером, в комнате Юлии Ивановны Андрей Львович прочел великолепно вслух «Метель»¹— «Метель». — «Вот тебе раз!»

22 декабря. Утром приехала Софья Андреевна из Москвы, вечером М. М. Сухотин. Л. Н. мало спал ночью, но и мало кашлял и мало охал. Температура утром и вечером нормальная. В 11 часов ночи — 37,8. Появились хрипы в левом легком в нижней доле. В 2 часа пополудни Л. Н. встал и просидел до 8-ми. Диктовал Софье Андреевне английское письмо¹. Весь день, несмотря на просьбы не говорить, много говорил с Софьей Андреевной, Александрой Львовной, Юлией Ивановной, Татьяной Львовной, М. М. Сухотиным, Варварой Валерьяновной и особенно долго с Михаилом Сергеевичем. В 11 потушил свет.

— Думаю, что освобождаюсь от жизни, и вы мне помогаете легко освобождаться. Пробираюсь из тюрьмы подземным ходом. Не даю вам спать; спасибо, голубчик; простите, что вас беспокою, — сказал Л. Н.

Температура утром 37,9, пульс 92. Днем стало Л. Н. легче. Не удержался и опять встал в 11, просидел до трех и лег. В 7 вечера опять встал. Александра Львовна говорила мне, что Л. Н. ей сказал: «Все к смерти, ближе». Посмотрел на ее лицо, добавил: «Только вы не огорчайтесь этим».

Просил Мишу Сухотина прочесть ему вслух из газет об убийстве петербургского градоначальника Лауница. Л. Н. просил помассировать, живот и сказал:

— Выздоравливаю и даже не желаю, то есть равнодушен к выздоравливанию. Правду сказал мудрец, смерть не хуже жизни. А когда раз спросили его: «Так почему же не помираешь?» — «Именно потому, что смерть не лучше жизни, одинаковы». — В 6-м часу стал мне диктовать, «Круг чтения» (детский) (с 27 июля начиная).

Л. Н.: Мне сегодня очень хорошо, а вчера было тяжко. В жару, был кошмар, idée fixe, которая не отступала. Я думал, что казни, ссылки — ничего не помогут. Надо бы<ло бы> сослать всех студентов первого курса и всех гимназистов 7-го класса. Если же их сослать, тогда надо и гимназистов 6-го класса, а этим огорчатся гимназисты 5-го класса, когда их братья пострадают и будут революционнее. Кто же побудет в ссылке, будет считать своим долгом остаться революционером. А оставить студентов 1-го курса окончить курс, когда кончат университет, — большинства из них уже не революционеры.

Третьего дня Л. Н. говорил Михаилу Сергеевичу: «Очень трудно неправду не говорить. Кто пробует, тот знает это».

24 декабря. Сочельник. У Л. Н. утром — 36,9, вечером — 37. Кашляет легко и редко, бледен, слаб, вставал, продолжал вчерашнюю работу: детский «Круг чтения». Заснул в кресле и так проспал с 3-х до 5.30.

(о Л. Н.): До чего Л. Н. мнителен: ждал, что помрет! — Потом Софья Андреевна говорила, что Стасов писал Л. Н., что он (Л. Н.) виновник революции, он ее сделал¹.

Андрей Львович: Я ему сказал, что приезжает потому, что мы его позвали к нему и к Наташе, чтобы опять посмотрел ее, и что Никитин сам желал приехать на праздники.

Андрей Львович и Николай Леонидович уехали в Пирогово. За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Юлия Ивановна.

Юлия Ивановна говорила о том, какой глубокий снег, пыль еще не осела, и какой иней на деревьях. Непохожа на другие зимы.

Л. Н.— И вспомнил: как раз на наст выпал иней, тогда он охотился и по следу заячьему пришел на место, где зайцу в инее негде было лечь. Вырыл яму под настом, ничего не было видно. Только постучишь — и он выпрыгнет прямо под нос.

Л. Н.: Удовольствие по насту ходить, можно куда хочешь.

Приехал Д. В. Никитин. Л. Н. рассказал ему про свою болезнь:

— Сила сопротивления была очень слаба; чувствовал, что могу помереть. А так как я к этому отношусь равнодушно, было приятно.

Дядя М. С. Сухотина, Катков и Леонтьев померли неожиданно для себя и врачей, скоропостижно (в гриппе).

— Вечером в моей школе было 14 мальчиков, устал им говорить. Надо бы было преподавать им доступное, религиозно-нравственное учение. В каком они мраке да и я во мраке вырастал. Пьянство — гордятся этим. Вернулся к первой любви: к школе, к мальчикам. Какие орлы между ними! — сказал Л. Н. Хвалил Зябрева с большим лицом и Колю Ромашкина, который похож на Ваню. — Он перебивает других: «Давай я расскажу!»

Принесли почту, Л. Н. просматривал адреса: «Толстову» — это хорошее, «Толстому» — это хуже, «Его сиятельству» — это еще хуже. Л. Н. смотрел полученные письма, перелистывал, читал половину каждой страницы. Л. Н. спросил Дмитрия Васильевича, знает ли «Джунгли» Эптона Синклера. Дмитрий Васильевич читал часть в «Вестнике Европы»².

Л. Н.: Удивительная книга, автор социалист, такой же ограниченный, как все, но знаток жизни рабочих. Выставляет недостатки всей этой американской жизни. Не знаешь, где хуже (т. е. в России или в Америке). У этой книги трудный язык рабочих, термины.

Л. Н. спросил Дмитрия Васильевича про его брата-священника.

: Его огорчают убийства, но признает и что-то доброе в революции: некоторые старые порядки нельзя удержать.

— Юлия Ивановна — это исключительный экземпляр, не имеет никакого направления политического. Это редкий признак разумности. И без всякого усилия. Не принадлежит ни к одной политической партии.

Л. Н.: А-а, это — Елизавета Андреевна! Это теперь эпидемия. Все знают, что нужно для блага человечества.

Л. Н. (о книге «Евреи» Чамберлена): Легкомысленная; будто бы историческое исследование — не обосновано.

Потом Л. Н. сел за шахматы и играл один, глаза блестели, видимо, жар усиливается. Ушел в кабинет.

Нет праздничного настроения, как и вчера не было. У Л. Н. утром 35,9, чувствует себя легче. Встал в 10 часов и сел в кабинете. Сначала читал «Новое время», потом писал за письменным столом.

Когда вставал, Дмитрий Васильевич выслушивал его. Л. Н. подчинился. Бронхит левого легкого нижней доли, сердце здорово. Дмитрий Васильевич остерегал Л. Н. неосторожно выходить из дому, может приключиться невмония. Советовал на то место днем ватную подушку, на ночь компресс. Я принес ватную подушку.

Л. Н.: Нет, не надо! Я вам очень благодарен за старания, но не верю в ваши советы. Знаю, что общее телесное состояние очень важно, но в ваши точки прикосновения не верю. В этом мы не сойдемся, потому что ваша жизнь вся на это пошла, а моя обратно.

Пополудни просил поискать английский журнал «Crank», в котором первые восемь глав статьи «The Earth for All» by F. E. Worland¹.

Л. Н.: «Crank» («Ворот») — маленький журнал может большой ворот сделать. — Л. Н. разговорился про ум, что понятие ума у крестьян другое, чем у господ:

— Крестьяне говорят, что тот умный человек, который ведет хорошую, жизнь, а мы смотрим иначе: признаем человека умным, хоть и дурно живет.

Л. Н.: Я не такого мнения, он хороший человек, но очень тщеславный.

Разговор о священниках, каких Михаил Сергеевич помнит. Теперь курят. Андрей Львович сказал, что он в ресторане видел священника.

Л. Н.: Нельзя было себе представить священника курящего.

: С год, как запретили священникам поступать на медицинские и естественные курсы, потому что там проливают кровь.

Л. Н.: Это по существу священнического звания — нельзя хирургические операции делать, но это такое, что законом запрещать нельзя.

Л. Н.: Плутарх говорит, что люди страдают от двух зол: от атеизма и от суеверия².

Дмитрий Васильевич, увидев книгу Сабатье «Sur la séparation de l’Eglise de l’Etat», спросил о ней.

Л. Н.— лютеранин и говорит про церковь и государство. Когда от Вольтера с его «Ecrasez l’infâme!»15* до Руссо сказано ясно, что церковь зиждется на обмане, они (Сабатье и другие) не употребляют старых сильных аргументов, а придумывают свои мелочные, слабые.

Никитин возмущался тем, как поступало французское правительство против богослужения в церквах, против прихожан.

Л. Н.: Это доказательство, что не употребляют сильных, разумных аргументов, а слабые аргументы, насилие. — Через некоторое время продолжал: — Чтобы заниматься вопросами, которые теперь интересуют людей, надо выйти из области серьезного мышления и спуститься, спуститься, спуститься до 13-летнего мальчика.

Никитин рассказал о роскошном устройстве больницы где-то в Московской губернии. У земства было много денег. Л. Н. заговорил о петелинских постройках16* и сказал:

— Распоряжаются большими деньгами, у них деньги в руках ворошатся.

родильный приют или больницу устроить на эти деньги. Андрей Львович очень стоял за больницу в Ясной Поляне.

Л. Н. лежал на кушетке, потом сыграл в шахматы за столом, а потом уселся в кресло у дверей в гостиную, молча; я заметил, что он больше кашляет. В 12 ложился спать.

Л. Н. поручил мне написать издателю «The Crank» C. W. Daniel в Лондон, что прочел с интересом статью «The Earth for all» (F. E. Worland) в «The Crank» за декабрь 1906 г. Хотел бы прочесть первую часть ее. Просит прислать ему номера «The Crank», содержащие ее³.

26 декабря. Утром Л. Н. хотел, чтобы его выслушали. Дмитрий Васильевич нашел хрипов меньше. Л. Н. компрессом был недоволен, подушку ватную принял и сказал:

— Благодарю вас, доктора милые, только это ни к чему, разнежит.

Просили Л. Н. не выходить раньше, как через дня четыре. Он желал сегодня. Говорил, что шатался от болезни и, когда садился, — плюхнулся; что старость — не постоянный упадок телесных и духовных сил, а временный, становящийся все чаще и чаще. В молодости мог всегда заниматься, один раз в два месяца не мог, теперь может только иногда.

Показал нам диаграмму, которую сочинил ночью. Свойства характера: чуткость (перенесение себя в другого) — тупость; ум — глупость; страстность (энергия) — апатия; смирение — самодовольство¹.

И вел кривую Пушкина, Марии Львовны. Доволен тем, что болел; любит, как Мария Александровна, болеть.

В 10.30 Л. Н. вышел в сапогах и халате в залу. Поздоровался с приехавшим Сергеем Львовичем и Марией Николаевной. Писем с почты, для Л. Н., как и вчера, не было. Я получил от Трегубова письмо Молочникова к П. А. Столыпину, написанное под впечатлением «Божеского и человеческого». Л. Н. просил вслух прочесть.

— Письмо хорошее, только об орденах выкинуть из него², — сказал он.

Сергей Львович: Я вчера говорил с Дмитрием Адамовичем Олсуфьевым, он был у Столыпина. Ему совсем не ордена нужны, а он считает своим долгом делать, что делает. Говорит, что не знает, доживет ли до Думы.

Л. Н.: Я спросил Мишу (М. М. Сухотина — офицера-кавалергарда), если ему придется усмирять рабочих, — будет ли? Ответил, что будет; что раз поступил в эту должность, то будет исполнять обязательства, вытекающие из нее. Потом я его еще другой раз спросил, и он признал, что его убеждение — следствие положения. Хоть признается.

: У Столыпина тоже так. Если он не будет этого делать (усмирять, казнить), займет его место другой; он, если бы отказался от казней, ничего не изменил бы.

Л. Н.: Что произойдет, вперед не знаем. Жирондисты знали, что̀ произойдет? Грамотный человек это должен признать. Молочников пишет Столыпину, чтобы он поступил по-божьи, имея в виду свою душу, а не общественное устройство. И если Столыпин......17* Федор-истопник так поступит, как совесть велит, будут и соответственные этому последствия.

«Нового времени» (24 декабря), что̀ пишет Меньшиков, и прочел, что 490 раз можно прощать врагу, один раз нельзя³.

Л. Н.: Это мы, Душан Петрович, знаем английского писателя, который пишет: «Если меня обидят, нельзя противиться злу, но если бога обидят, тогда можно». Меньшиков и Croft Hiller решают, когда можно. Есть все-таки что-то — Христов закон, что мешает людям, через который нельзя перешагнуть, как ни хочется.

Вечером, после обеда, Л. Н. прочел статью Бриллиантова о происхождении рассказа «Чем люди живы».

— Нет. Лев Николаевич слышал сюжет от Петровича.

Л. Н.— Петрович. Приехал в Москву, записывали его былины. Я его встретил и пригласил ко мне. Он рассказал легенду «Чем люди живы». Я соединил тут несколько легенд, — жена, которая умирала...⁴ Его портрет был в «Русской, старине». Он сам сапожник, длинная борода...

Сергей Львович предложил Л. Н. исторические книги («Русскую старину» и т. д.). Л. Н. поблагодарил.

— Я оставил планы историко-романические, пора умирать, — сказал он. Мария Николаевна говорила, что ее отец — спирит и что, по ее мнению, в спириты идут люди, у которых есть религиозные требования.

Л. Н. согласился и привел пример Люси Малори, и вспомнил про Софью Кошевскую, которая писала ему по поводу смерти Маши и писала, что была раньше революционеркой-анархисткой, радовалась убийствам, потом «толстоянка», теперь нашла удовлетворение в спиритизме⁵.

— Спиритизм начался лет 50 тому назад. Я был тогда на Кавказе, — сказал Л. Н.

Говорили о распространении спиритизма. Л. Н. сказал, что получил недавно список книжного магазина немецких книг о спиритизме, более 200 названий.

Л. Н. дал Дмитрию Васильевичу прочесть письмо крестьянина и очень хвалил его как человека, находящегося на верном пути⁶.

27 декабря. Л. Н-чу лучше. Пополудни были Сухотины. Л. Н. показывал Михаилу Сергеевичу одно место в «Essais» par Montaigne, а Михаил Сергеевич Л. Н-чу говорил о книге Герье о Государственной думе:

— Хорошая книга. Не приводит имен ораторов (это Л. Н. одобрил). Указывает, что Дума не была способна сделать что-нибудь, так как все силы израсходовала на захват власти в свои руки¹. Герье — историк.

Андрей Львович хвалил письмо Л. Н. к государю 1862 г. об обыске в Ясной, которое приведено в статье «Всемирного вестника», №№ 6—7². Но говорил, что учителя должны были быть подозрительны полиции потому-то и потому-то.

Л. Н.: Это были студенты, которые были исключены из Московского университета. Были страстно заняты школьным делом. Никогда никаких политических разговоров не было.

Л. Н. играл в шахматы с Михаилом Сергеевичем, потом сидел молча в кресле у двери в гостиную. Л. Н. сегодня написал десять писем⁴. Занят двумя работами: «Кругом чтения» и новой переработкой для детей без имен авторов.

— Трудная работа, иногда кажется, что не осилишь, — сказал он.

Я спросил, могу ли принести мысли чешских писателей: Гуса, Хельчицкого, Юнгмана, Сметаны, Коллара, Масарика, Гавличка. Они были собраны для «Круга чтения» 1-го издания, но я не успел вовремя перевести на русский. Л. Н. с радостью согласился и стал читать их, но, кажется, очень мало нашел в них подходящего.

Вечером приехал П. А. Сергеенко, привез газету «Утро» с известием об убийстве военного прокурора Павлова¹. Рассказал про самоубийство адской машиной человека, нанявшего номера в «Гранд-отеле» в Петербурге.

Л. Н. сказал, что у революционеров идет большая работа: так часты выдающиеся покушения — на днях Лауница. Удается одно из 20-ти, к которым делают приготовления.

Разговор об эпилепсии: о том, что детям нельзя смотреть на припадки.

Л. Н. говорил о «Круге чтения» — что некоторые изречения изменяет и имена авторов опускает. Сергей Львович сожалел, что не будет имен авторов. Так можно было бы отыскивать источники, читать их.

Л. Н.: Важно то, что разные люди, разных времен сходятся в одном.

П. А. Сергеенко рассказал, кто читает «Круг чтения». Посетил великого князя Николая Михайловича. Тот его каждый день читает. Николай Михайлович расспрашивал про Л. Н., жалел, что Л. Н. прекратил с ним переписку (но Л. Н. с тех пор писал — кажется, отвечал ему). Был к Петру Алексеевичу очень сердечен, прост, радушно усадил его в свое кресло. Петр Алексеевич пробыл у него полтора часа, не употребив в разговоре ни разу титула. Николай Михайлович проводил его до подъезда. Л. Н. известия о Николае Михайловиче были приятны, был им рад.

У Л. Н. бронхит распространился на правую сторону. Перебои. Л. Н. очень слаб.

29 декабря. Л. Н. встал и в 8.30 вышел в залу и поговорил с Сергеенко. Днем писал дневник, 12 страниц, и старался не разговаривать. Сергеенко показывал фотографии Л. Н-ча свои и увеличенные чертковские. Все восхищались ими. И фотографии, приготовленные к его сочинению, которое надеется в скором времени издать: «Как живет русский народ». Снимки же летних крестьянских работ особенно всем понравились. Затевает великое, интересное дело: изобразить словом и фотографиями, как проходит жизнь русского народа от рождения до могилы. Петр Алексеевич рассказал план своей работы, Л. Н. одобрил.

Разговор об общем знакомом Сергеенко и Л. Н-ча — Ольденбурге, знатоке буддизма.

Л. Н. спросил про Рамакришну. Сергеенко рассказал, что̀ знал. Л. Н. о легендах, баснях, апологиях разных народов сказал, что желал бы их иметь и выбрать из них художественные иллюстрации к религиозно-нравственному учению (в детский «Круг чтения»). Сергеенко советовал Л. Н. буддистские, между прочим, и японские сказки и легенды.

Л. Н.: У японцев ничего нет, «Буши-до» — ужасно.

Сергеенко: Есть золотые китайские сказки про птиц. — Спросил Л. Н-ча хочет ли их? И говорил, что Волынский занимается сказками разных народов. Рекомендовал еще христианские легенды апокрифических Евангелий.

Разговор о письме Снегирева к Софье Андреевне; между прочим, пишет о крестьянах, что никто не берет землю в аренду и т. п., и делает обобщения².

Л. Н.: Ни в чем так легко люди не заблуждаются, как в числах. Найдется 300 людей из 150 миллионов, которые делают то-то и то-то, и обобщение будет: все делают.

Сергеенко спрашивал Л. Н. про Герцена: какое впечатление.

: Панаев говорил, что вы с Тургеневым и Герценом...

Л, Н.: Никогда одновременно не был вместе с Герценом и Тургеневым.

Французский телеграфный запрос Черткова о здоровье. Л. Н. поручил Марии Николаевне ответить по-французски же; потом заметил:

— Душан Петрович говорил, что можно писать телеграммы по-русски чешской транскрипцией. Так можно ответить просто: «Vyzdoravlivaju»⁵.

30 декабря. Утром Л. Н. говорил с Сергеенко о писателях — Куприне и других.

Л. Н.— плохо. Они должны быть неотвязчивы (сами навязываются) до того, что нельзя не писать о них.

Сергеенко уехал в 11 утра. Мороз минус 22° Реомюра.

За обедом Мария Николаевна заговорила о Куприне, о рассказе «Река жизни».

Л. Н.: Никакого сравнения нет, у него больше таланта, чем у Горького, не говоря уж об Андрееве.

«Разбойник кается» — человек поставил дом для странников, поливал головешки, — так жил лет двадцать. Раз с одним человеком погорячился и убил его. Тут головешка его расцвела. Потом узнал, что этот человек был предатель.

— Прямо дурно, скверно, — сказал Л. Н. об этом¹.

Л. Н. спросил Марию Николаевну, есть ли в Москве светское общество, le monde.

Л. Н.— раньше импонировало, все (богатые купцы и прочие) старались попасть туда. Теперь не нуждаются в нем.

Мария Николаевна, и Сергей Львович: У купцов свое общество.

Л. Н.: Они гораздо нравственно чище, чем дворяне — те, которых я знаю: Дунаевы, Прохоровы, Абрикосовы, Коншин, сосед Михаила Сергеевича — Горбов.

Сергей Львович не согласился, что они нравственно чище, и сказал:

— Дворяне теперь нравственнее стали или разделились на безнравственных и менее безнравственных.

Л. Н.: Нравственная чистота известного типа, которой в дворянстве нет.

Л. Н. (Сергею Львовичу, Марии Николаевне и мне): Получил письмо от офицера, почему поддерживают Кудрина и что письмо мое к нему и «Круг чтения» у коменданта, не дали ему². Наживин прилагает письмо без подписи. Пишет о трех отказавшихся, нам неизвестных³

Л. Н.: Две немецкие книги получил об отказах: одну из Швейцарии, а вчера другую из Потсдама: «Die Verweigerung des Heerdienstes... in der Geschichte der Menscheit». Herman Wetzel. Selbstverlag. Potsdam, 1905. Spandauerstr. 28⁴.

Л. Н. писал сегодня «Круг чтения» для детей. Еще говорили о рассказах Куприна, как они хороши. Мария Николаевна рассказывала про Литву, сколько там языков в обиходе: жмудский, литовский, польский, немецкий, еврейский жаргон.

Л. Н.: А который общий, как на Кавказе татарский?

— Польский. А с прошлого года, как правительство перестало навязывать русский язык, стали по-русски говорить. Они знали по-русски, но на суде говорили, что не знают (суды русские) и требовали переводчиков. Мария Николаевна рассказывала, как навязывали русский язык. С учеников гимназии брали подписку, чтобы они дома говорили по-русски.

Мария Николаевна спросила Л. Н., откуда он взял польские фразы в рассказе «За что?»

Л. Н.: Кое-что по-польски сам знаю, — и привел несколько польских пословиц и стихов. Спросил, что такое «chmara»: сновидение? Потом вспомнил про мордву. В Самарской губернии с Софьей Андреевной ночевали у мордвинов. Хозяин красивый, крепкий, умел по-русски, женщины не знали. Хороший народ.

Сергей Львович: Между духоборами есть мордва, происходят из Тамбовской губернии. Планидин тоже на мордвина похож. Жаль, не спросили, не мордвин ли. Старушки в Канаде еще говорят по-мордовски.

Сергей Львович: Они все в Константинополе перекликались с лодочниками-турками. Они и теперь в Константинополь недаром поехали: наверно, хотят узнать про Турцию, не переселиться ли им туда. Они хотели туда. Если бы не ты, папа̀, и не Чертков, они бы переселились туда.

31 декабря. ° Реомюра. Л. Н. слаб. Встал в 9. Гостей не было. За дневным чаем Л. Н. попросил книгу Вентцеля, посмотрел и похвалил¹. Спросил Татьяну Львовну про роман Humphry Ward, который она читает, и попросил его: хочет почитать что-нибудь, только не политическое. Сергей Львович предложил ему что-то новое Пьера Лоти.

Л. Н.: Пьера Лоти не люблю, у него из-за многословия не видно ничего, красивый слог заслоняет содержание. Плутарх говорил о таких писателях......18* — И Л. Н. привел изречение Плутарха и назвал то сочинение, из которого оно взято² матери сами кормили своих детей. Все глубже и глубже: Монтень, Плутарх, Диоген, Лаэрт (Диоген Лаэртский).

Кто-то спросил, вспоминает ли Плутарх о Христе.

Михаил Сергеевич: У Тацита есть о Христе десять строк. У Цельза: «Маленький рыжий человек». Ге, вероятно, по нему нарисовал Христа, когда его оплевывают³

Михаил Сергеевич о «Конокрадах» Куприна: «Сильно». — Рассказывал подробности; между прочим, у убитого висит глаз.

— Это что, — проговорил Л. Н. , не одобряя, и махнул рукой. И похвалил «Мирное житие» (рассказ из III тома Куприна, издание «Мир божий», 1906 г.). — Превосходно... Переживаешь. Поэзия церковного богослужения.

Разговор о труде Сергеенко «Как живет русский народ». Л. Н. очень одобряет эту затею. Сергеенко обращается в тексте к своему брату-интеллигенту, а следовало бы обращаться к рабочему народу и писать просто, как артель собирается, берет работу и работает. Это подкрепит его (народ). Увидят, что относится легкомысленно к такому серьезному делу. Текст к иллюстрациям, а не наоборот, — например, пожар и постройка деревни.

«Новом времени», что в трех местностях, где был голод, выпили больше водки, чем раньше⁴.

Сергей Львович искал причину этого, во-первых, в том, что не смеют выдавать пособие одним голодным, а выдают, и прежде зажиточным; во-вторых, что бедные пьют от голода и холода. Еще Л. Н. упомянул из прочитанного в «Новом времени», что папа запретил вводить славянскую литургию в те приходы, где ее до сих пор не было. (Это относится главным образом, к Далмации, Истрии.)⁵

Михаил Сергеевич мне говорил, что прочел Л. Н-чу свой ответ «Партии обновления», почему не вступает в нее. Л. Н-чу понравился.

Вечером за чаем Л. Н. говорил о греческом языке, что он лучше читает по-гречески, чем по-латыни, в Монтене пропускает латинские цитаты. Греческий учил в то время, когда болел ревматизмом колена. Упражнялся очень много и выучился быстро.

Л. Н. поддакнул и дальше говорил, что Леонтьев19*, когда услышал о его намерении учиться по-гречески, сказал, что и Жуковский хотел учиться, — ничего не выйдет. Потом же удивлялся успеху⁶. Про Леонтьева говорил, что он не был ему неприятен.

— Катков мне всегда был противен, — сказал Л. Н. Раз Л. Н. стоял с Леонтьевым, и пришла мать с 13-летним гимназистом просить отпустить его. Леонтьев отпустил, и гимназист взял его руку и поцеловал, а Леонтьев протянул ее, как поп. Л. Н. это огорчило.

Л. Н.: Не люблю я Лоти; чувствую, что не дочитаю.

Л. Н.: В старости читать про любовь скучно. У французов романы загромождены любовными сценами, и потому их романы неприятны. У англичан — Диккенса, Теккерея — описаны спорт, парламент и другое, а любовному отведено меньше значения и места.

² Мадач. Трагедия человечества. СПб., 1904 (рус пер. драмы в стихах: Madâch. Az ember tragédiâja).

¹ П. . Безначальный коммунизм и экспроприация. М., 1906, с. 27—28.

² В нояб. Т. начал составлять на материале «Круга чтения» детский «Круг чтения» и «Детский закон божий». Сохр. записки для занятий с 8 нояб. по 4 дек., озагл. Т. «Детский закон божий». Вероятно, именно о них идет здесь речь.

⁴ <П. Кропоткин.> Земледелие, промышленность и ремесла. Изд. 2-е. М., «Посредник», 1904, гл. III и IV.

⁵ П. . Государство, его роль в истории. Женева, 1904, с. 73.

⁶ Письмо Т. к П. Сабатье от 7/20 нояб. (т. 76, с. 223—231).

⁷ Ku Hung Ming. The Universal Order, or Conduct of Life. A Confucian Catechism. Shanghai, 1906. Этой записью устанавливается получение Т. кн. в 1906, а не в 1908 г. (ср. т. 56, с. 514 и , с. 77).

⁸ В Япб хр. только одна биогр. М. А. Бакунина, вышедшая в 1906 г.: Л. Кульчицкий. М. А. Бакунин, его идеи и деятельность. СПб., б. г.

¹ Е. Устинов. Что такое социалистическая нравственность? СПб., 1906, с. 57—58.

² В. А. Пашков, один из основателей религ. секты «пашковцев», был выслан из России в 1884 г. за пропаганду своего учения.

³ Г. Х. . Новое платье короля. Т. дважды перерабатывал эту сказку: в 1872 г. для «Азбуки» (т. 21, с. 661; т. 22, с. 575—576) и в 1907 г. для детского «Круга чтения» (т. 40, с. 508—509).

⁴ «В защиту Сенеки и Плутарха» в указ. изд. Монтеня, т. II, с. 466. Очевидно, к этому времени относится заметка Т. в Зап. кн.: «Спартанское и изнеженность» (т. 55, с. 372).

⁵ Ред. «Родника» А. Н. Альмединген обратился в авг. к Т. через свою дочь с просьбой написать «несколько слов к юношеству» для дек. юбилейного № (по случаю 25-летия). 21—22 нояб. Т. написал ст. «Верьте себе», но она и 2 его письма в ред. не были посланы — вероятно, в связи с болезнью и смертью дочери — М. Л. Оболенской. Ст. опубл. в Р. сл.

⁷ Ошибка памяти Т. Спор о смертной казни произошел не с Ю. Ф. Самариным, а с тульским губ. предводителем дворянства П. Ф. Самариным, во время посещения им Ясной Поляны 15 мая 1881 г. (см. Дн., т. 49, с. 36).

¹⁰ О назначении Т. 16 мая 1861 г. мировым посредником см.: Н. Н. Гусев. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1855—1869 год. М., 1957, II, с. с. 436—437.

¹ U. . The Jungle. N. Y., 1906 (Япб, 2 экз., дарств. надпись; см. ЛН, т. 75, кн. 1, с. 431).

² Возможно, драма В. И. Игнатьева «Сильные духом», о посылке к-рой автор сообщал Т. в письме от 30 нояб. На конв. помета Т.: Б. о.

³ А. . Календарь крестный на 1906 г. М., 1906. На с. 51—52 помещены фотогр. командующих рус. армией, в том числе. А. Н. Куропаткина.

⁴ «Замечания о способах ведения войны Юлия Цезаря» в указ. изд. Монтеня, т. II., с. 481—482.

¹ «Круг чтения», т. I, с. 46 (т. 41, с. 44). Из кит. мудрости (не из Эпиктета).

¹ Пушкин. Соч. Переписка, т. I (1815—1826). СПб., 1906 (Япб).

¹ В письме от 1 дек. В. А. Лебрен писал об известном труде Ф. Минье «История Французской революции», выдержавшем в рус. пер. неск. изд.

¹ «Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина». Св. сл., Christchurch, 1901 (Япб).

² М. С. Андросов посетил Т. 18 янв. 1897 г. Он возвращался домой после попытки в дек. 1896 г. проехать к П. В. Веригину. Рассказ Андросова о его неудачной поездке приведен в указ. кн. Веригина.

³ В. Н. Поздняков был у Т. в конце окт. 1898 г. В 1905 г. он тоже переселился в Канаду.

¹ Т. Синклер переписывался с Т. с 1895 по 1910 гг.; сохр. 13 его писем. Почти при каждом из них он посылал свои соч. Крафт Хиллер также присылал Т. с 1906 по 1909 г. свои произв.

² Кн. Э. Синклера «Посредником» изд. не была. Вышла отд. изд.: Синклер. Дебри. М., 1907.

¹ В письме от 21 дек. С. А. Стахович прислала список кн., к-рые она выявила по каталогу Публ. б-ки. Т. отв. 28 дек. (т. 76, с. 266).

¹ Желая проверить доступность приготовленных материалов для задуманного детского «Круга чтения», Т. начал занятия с крестьянскими мальчиками. 13 дек. С. А. Толстая записала: «Лев Николаевич привел к себе Дорика и деревенских ребят, читал им мысли Эпиктета и пытается сделать общедоступный «Круг чтения»» (ЕСТ).

² Письмо Э. Кросби от 21 нояб. н. с. На конв. помета Т.: Б. о.

¹ «Круг чтения» на 16 дек. — т. II, с. 554 (т. 42, с. 351) и «На каждый день» на 6 нояб. (т. 44, с. 267—268).

² «Пирке абот» (в пер.: «Поучения отцов») — сб. изречений и афоризмов религиозно-нравственного характера.

¹ «Pleurs et sourires et Larmes et sourires», tt. I—III, P., 1884 (Япб, дарств. надпись на каждом томе); машин. копия ст. о Шекспире.

² Б. Клинеберг в письме от 17 дек. н. с. сообщил о посылке своего соч.: «Náboženský cit. Rozbor hodnoty náboženstvί». Praha, 1906 (Япб).

³ В Илл. прилож. к НВ, № 11050, 16 дек. помещена карикатура на П. М. Кауфмана с подписью: «Политическая программа министра народного просвещения П. М. Кауфмана... »

⁴ В газ. сообщалось, что Н. И. Небогатов приговорен к смертной казни за сдачу в мае 1905 г. рус. кораблей япон. пр-ву.

⁵ В эти дни Т. наметил в Зап. кн. темы уроков «нравственных» (см. т. 55, с. 394 и 287). Написанную в 1903 г. сказку «Ассирийский царь Ассархадон» (т. 34) Т. переработал для детского «Круга чтения». При жизни Т. не печаталась (т. 90).

³ Очевидно, это одна из машиноп. ст., к-рые были присланы Т. Синклером в дек. Отв. Т. неизв. На нек-рых кн., присланных Т-му в конце 1906 г., дарств. надпись Синклера заканчивалась приветствием: «A New Years gift for 1907» («Новогодний подарок на 1907 г.»).

⁴ Протоиерей И. . Памяти гр. А. П. Игнатьева (МВ, № 305, 19 дек.).

² М-е. Дальний Восток и ближайшие наши задачи. II (НВ, № 11052, 18 дек.).

³ «Мысли мудрых людей на каждый день», с. 360 (т. 40, с. 212).

⁶ 1-й рус. пер. кн. Т. Кампанелла. Государство Солнца («Civitas solis». ВВ, №№ 9—11).

¹ Письмо В. В. Стасова от 18 сент. (ПТС, с. 404—408). Т. отв. 20 сент. (т. 76, с. 193—194).

³ Е. А. Берс. Вопросы нашего времени. СПб., 1906 (Япб).

¹ «Crank» К. В. Даниелю от 22 дек. Т. поблагодарил за журн. и одобрительно отозвался об упом. ст., напеч. в vol. IV, № 12 журн. (т. 76, с. 259—260).

³ М. Меньшиков. Письма к ближним. — Музей трусости (НВ, № 11058, 24 дек.).

⁴ Т. встретился с Петровичем — В. П. Щеголенком в марте 1879 г. В июле того же года Щеголенок приехал в Ясную Поляну. Т. записал рассказанные им легенды (см. т. 48. с. 198—213). Многие из них послужили источником для рассказов Т., в том числе «Чем люди живы» (т. 25).

⁶ Письмо А. К. Дарагана от 20 дек. Т. отв. 27 дек. (т. 76, с. 262).

¹ В. И. Герье. Первые шаги бывшей Государственной думы. М., 1907.

² «Дело III отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1862. № 230 — о графе Льве Толстом». Письмо к Александру II от 22 авг. 1862 г. (т. 60, с. 440—442).

³ См. список учителей Яснополянской школы 1862 г. — т. 8, с. 505—509.

¹ С. Ф. Ольденбург приезжал в Ясную Поляну в конце июля 1885 г. (см. ЛН, т. 69, кн. 2, с. 64 и 66).

² Письмо В. Ф. Снегирева к С. А. Толстой от 27 дек.

³ Свед. нужны были П. А. Сергеенко для его кн. «Толстой и его современники». Очерки. М., 1911.

⁴ «Allez» и «Поздний гость» (ЛН, т. 37—38, с. 563). О рассказе «Поединок» см. запись 16 окт. 1905 г.

² Письмо Д. Дробневского от 20 дек. На конв. помета Т.: Б. о. Опубл. в т. 55, с. 579—581.

¹ «Борьба за свободную школу». Составил К. Н. Вентцель. М., 1906.

² В Япб хр.: . Œuvres morales, vol. I—V. P., 1844 (в vol. I пометы Т.) и «Les vies des hommes illustres», vol. I—VII, IX—XV. P., 1811.

³ Картина Н. Н. Ге «Суд Синедриона. Повинен смерти». 1892 (ГТГ).

⁴ Полтавец. Продовольственная помощь и питейный доход (НВ

⁵ Далматинец. Пий X и славянская литургия (НВ, № 11062, 29 дек.).

⁶ Т. начал изучать греч. яз. в дек. 1870 г., а 10 июня 1871 г. в Москве встретился с П. М. Леонтьевым и читал с ним по-греч. (см.: Н. Н. Гусев. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881. М., 1963, с. 23—25 и 28).

Сноски

^1* По воспоминаниям добавляю через семь лет <...>: После я вспомнил Мадача и Петёфи, которых и Л. Н. вспомнил. Потом я говорил об Аране, Ваше Геребене Жигмонде Юсте, Тёмёркене (о последних двух — как пишущих о назаренах) и Гергеле Чики (?), о которых Л. Н. ничего не знал, но поинтересовался, переспрашивал о них. Я вкратце рассказал о появлении мадьяр на среднем Дунае, о их происхождении, о быте мадьярского народа (крестьян), его приятных свойствах; о шляхте и интеллигенции, недальновидных и отчужденных от народа. Вспомнил о многочисленном клане безземельных батраков среди мадьярских крестьян; о социалистическом движении среди них и о суровом подавлении его; о назаренском движении; о том, что в сейме нет ни одного представителя мадьярских крестьян (последнее не верилось Л. Н-чу) Л. Н-ча больше всего интересовал быт мадьярского народа, народная мудрость (пословицы, сказки); спрашивал про песни, музыку, пляски. Спросил, есть ли (живы ли) христианские легенды у них, на что я не мог ответить. Узнав, что я ходил в мадьярскую гимназию, спросил о мадьярском языке и просил произнести на нем что-нибудь. Я прочел стихотворение Петёфи «Falu végén kurta kocsma», переводя по-русски. Еще говорили о слиянии мадьярской интеллигенции с омадьярившимися представителями других народов. Л. Н., кончив расспрос, продолжал обдумывать вопрос, ему столь интересный, — культура, цивилизация. Я ждал, что продиктует ответ. Но Л. Н. не ответил в тот день, а следующий день принес свои заботы, и Л. Н. больше не вспоминал об анкете.

^2* Записываю по пересказу Иосифа Константиновича.

^3* Московский генерал-губернатор.

^4* — шурин Л. Н., исправник Звенигородского уезда Московской губернии.

^5* «Когда Юрий Федорович Самарин к нам приезжал, давно это было, они, бывало, целые дни и ночи о религии говорят и не наговорятся. Бывало, так ссорятся и кричат, что страшно становится, а как соберется Юрий Федорович уезжать, Л. Н. не отпускает его, и все целуются. Очень они любили друг друга» («Граф Л. Н. Толстой, воспоминания С. П. Арбузова». Изд. Клюкина. М., 1904 г.).

^6* очерки (франц.).

^7* «небоскреб», «Сверхчеловек», «метахристианский» (англ.).

^8*

^9* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^10* Крестьянин Ясной Поляны, разделяющий взгляды эсеров.

^11* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^12* У своей матери-монахини Марии Николаевны, сестры Л. Н.

^13* «Всё, как у нас» (франц.).

^14* новогоднего подарка (англ.).

^15* «Раздавите гадину!» (франц.).

^16*

^17* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^18* Пропуск в подлиннике. — Ред.

^19* Речь идет о П. М. Леонтьеве.

Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки" 1906 г. Декабрь

Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1906 г. Декабрь