Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1906 г. Октябрь

1 октября. Воскресенье. Утром за чаем Александра Львовна рассказала:

— Вчера папа̀ распушил меня. По недоразумению.

Софья Андреевна ворчала, Александра Львовна ушла и не показывалась. Л. Н. спросил ее об этом. Она пожаловалась, что мама́ не любит ее.

Л. Н.: Дело не в том, чтобы тебя любили, а чтобы ты любила. Когда все любят, легко быть приятным, но в тяжких случаях надо не осрамиться.

Первый раз я целый день провел дома, т. е. не ходил в лечебницу. Вписывал пропущенные дни в записник1*. Пополудни, с 4 до 5, гулял в лесу на Черте. Тихо осенью, лес поредел; видел русака, дятлов, мышей, а в саду трех лошадей, между ними старая Серая. В ней никто не узнал бы бывшую рысистую, которая, по словам Александры Львовны, обгоняла любую лошадь в Москве. Не работают на ней, так доживает свой век.

Софья Андреевна беспокоится из-за вчерашнего крушения поезда около Серпухова. Не тот ли, на котором ехал Никитин и, вероятно, Сергей Львович?

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Оболенские, Александра Львовна и Юлия Ивановна. Л. Н. спросил о крушении поезда Александру Львовну, ездившую на Козловку узнавать. Товарный налетел на местный пассажирский поезд, убито девять человек, один поезд сгорел от разлившейся нефти.

Софья Андреевна заговорила о С. М. Сухотине, на днях вернувшемся в Кочеты, что он погибший человек, что не может ничего делать. У него болит колено...

Л. Н.: Смотря по тому, что́ хочет делать. Глазом может моргнуть, так или отрицательно... Сегодня думал о том, что человек жив до тех пор, покуда у него есть свобода, покуда может поступать так или иначе. В агонии, сумасшествии человек не живет.

Л. Н. рассказал, что встретил урядника с шестью стражниками, и было ему неприятно; что говорил с мужиком из Ламинцова, сидевшим под арестом, и тот рассказал, что у них в Ламинцове был митинг...

Фриц Иосиф Халанда из Чехии просил у Л. Н. для какого-то музея автограф на бланке Школьной Матицы. Л. Н. написал: «Угождай людям, забывая о боге, и люди не будут любить тебя; угождай богу, забывая о людях, и люди полюбят тебя. 9 октября 1906 г. Я<сная> П<оляна>. Л. Толстой»1.

Л. Н. показывал, что̀ он себе состроил: тоненькую лопатку-ножик, и связал гутаперчевыми колечками с карандашом.

Л. Н. спросил Николая Леонидовича, как «дела кадетские».

Николай Леонидович: Кадетские дела идут плохо.

— Я верхом ездил и думал. Понимаю, что правительство поставлено в то положение, что ему надо отвечать на заявленные ему требования. Для существующего правительства оправдание то, что оно старое, существует, и раз у него власть, оно должно отвечать на все эти требования. Ставить правительство на одну доску с разными политическими партиями невозможно, а вдруг Илья с Милюковым (Илья Львович на днях в Гельсингфорсе говорил речь на собрании кадетов)... Ну как Милюков нам скажет: «Я дам вам закон!»

Николай Леонидович: Английская депутация не приедет, «Times», «Morning Post» и другие газеты писали против вмешательства. Московский «Союз русского народа», «Московские ведомости» готовили антианглийскую демонстрацию. Министерство внутренних дел хотело, чтобы Извольский дипломатическим путем отклонил эту депутацию. Он отказался.

Л. Н.: Это понятно. Это дело не касается Министерства иностранных дел, как и Министерства путей сообщения. Это дело общественное. А он

(Извольский) вмешался бы... Вот это новость, что не будет английской депутации, и хорошо.

2 октября. Как вчера, так и сегодня не было гостей, но очень много прохожих, погорелых. Уезжали садовники, сторожа. Все просили у Л. Н. книжек и, разумеется, получили. Был слепой: 25 лет, костромич, из Юрьевецкого уезда1. Л. Н. три раза с ним разговаривал. После второго разговора Л. Н. пришел наверх и сказал, что слепой упрекал его за богатство, за то, что берет гонорар за свои писания и что он должен с ним поделиться. Л. Н. рассказал это с некоторым неудовольствием. Но, наверно, ему стало от этого совестно, и он пошел в третий раз к слепому поговорить любовно. После его отъезда Л. Н. сказал: «Мы, наша роскошная жизнь, возбуждаем зависть»2*.

Л. Н. встретил больного из Рвов, которого возили в больницу в Тулу и там не положили его. Послал меня к нему. Тиф.

Проходя мимо Л. Н., стоявшего у крыльца со странником-пастухом, я слышал, как Л. Н. сказал: «Если вы при этом не обижаете, не мучаете животных, это гораздо спасительнее, чем странствовать по святым местам».

У Софьи Андреевны с 6 часов вечера боли в подреберье с признаком желчной колики. Думала, что умирает. Говорила: «Кол там стоит, не дает мне дышать». — К 9.30 перестала жаловаться. Л. Н. и все ее успокаивали, Александра Львовна всполошилась.

Вечером за чаем разговаривали об этих болях. Софья Андреевна проявляет свои боли и страхи в преувеличенном виде и заставляет страдать всех окружающих ее. В противоположность Л. Н., который скрывает свои боли.

Л. Н. вспомнил, что в иллюстрированном «Новом времени» хорошие одно-два изречения Шамфора (француза)2. Николай Леонидович прочел их вслух.

Привезли почту из Тулы. Письма к Л. Н. первыми читали Оболенские.. Дней десять тому назад я первый раз видел, что это делал не сам Л. Н., а тогда Беркенгейм, наверно, по его просьбе. Надоело ему столько писем читать.

Было французское письмо мадам Seuron о том, что хочет издать второй том воспоминаний о Л. Н., но они семье не понравятся. Разные намеки в письме, похожие на шантаж. Решили не отвечать3. Николай Леонидович говорил, что писала это письмо пьяная. Л. Н. шутя сказал Марии Львовне, чтобы ответила вежливо: «Ну вас к свиньям!»

Л. Н. показал из какой-то книги (кажется, из «The Open Court», Chicago) картинки японской скульптуры (мать с ребенком) и восхищался. Затем смотрели другие японские и китайские картинки.

Потом Л. Н. принес английскую книжку «Things more excellent» Honnor Morten и читал из нее вслух о женщинах (о модах?)4.

Мария Львовна написала Снегиреву и Щуровскому о сегодняшнем припадке болей Софьи Андреевны, но Л. Н. письмо к Снегиреву не понравилось. Беспокоился, что он может обидеться, так его сегодня и не послали.

3 октября. У Софьи Андреевны никаких болей. Л. Н. писал много писем — между прочим, длинное Черткову о предполагаемой новой работе1: простом изложении жизнепонимания. Л. Н. колеблется между писанием воспоминаний, нового «Круга чтения» и художественного. Л. Н. далеко ездил.

В деревне пожар. Сгорели гумна и Степана и Прокофия Резуновых. Александра Львовна пришла с пожара к обеду, возмущена: «Мерзость! Кроме наших бочек и ведер, ни одной бочки. Мужики не помогали. Распоряжался Петр Алексеевич (приказчик), он охранял соседний дом. Еще Тихон Агафоныч (священник) и учитель. Телятинские, грумантские приехали верхами, т. е. из любопытства, ни один не привез ведра». Л. Н. ничего не сказал.

Вечером Л. Н. играл с Михаилом Сергеевичем в шахматы. К чаю Л. Н. вышел в 10.30. Меня отозвали перевязать Софью Андреевну. Наталья Михайловна пересказала мне, что Л. Н. говорил, что он римского права не изучал (когда он учился — не было предметом) и не знает его. Об этом он говорил с С. С. Сухотиным, правоведом-юристом2.

Речь о том, как развилось жульничество, Л. Н. сказал, что его удивляет, что религиозное чувство так быстро исчезло у русского народа.

У Л. Н. на круглом столе в кабинете лежит «Correspondance diplomatique de J. de Maistre», tt. I и II3.

Л. Н. вернулся с прогулки на лошади и послал Ваню за шапкой. Иногда, возращаясь, в аллее нарочно роняет ее, чтобы Шарик поднял. Учит его, чтобы подымал ее, если нечаянно упадет.

Мария Львовна спросила Л. Н., где гулял. «Около Свинок», — ответил Л. Н. и хвалил Шарика, что хотя он некрасив, но преданный. Заговорил о Белке (кобеле), которого тоже очень любит и который очень красив, и сказал: «Лайки, у них есть животный ум; а это (Шарик) — ни человек, ни животное».

4 октября. День рождения Татьяны Львовны. Бал для прислуги в «кузминском доме». Л. Н. здоров. Софья Андреевна бодра. Обедала с нами. Гостей, кроме Марии Александровны, не было. Вечером в 10, возвращаясь из «кузминского дома», встретил Л. Н-ча. Выносил в мышеловке мышь и выпускал ее в сад в ста шагах от дома. Был дождь, а он без верхней одежды.

Л. Н. (за чаем): Я читал письма Тургенева к Виардо. Не следует такие интимные вещи при жизни печатать, — и говорил приблизительно так, что недоброжелательным людям есть к чему придраться, в недобром смысле толковать. — Есть в них художественные подробности, — сказал Л. Н., — как в дождливую погоду утка мокрой перепонкой ноги чешется...1

Михаил Сергеевич собирается за границу навестить сына и невестку в Арко (Тироль), подговаривает Софью Андреевну с ним ехать. Говорил, что Горбов убеждает его читать Карлейля, а он начинает и бросает.

Николай Леонидович: Я также.

Л. Н.: Я тоже. Хороша из его книг «Загадка сфинкса». Изречения его бывают бойкие, но что-то такое резкое, недоброе в них! Когда их поместишь в «Круг чтения», вычеркнешь потом.

Когда я прибирал газеты «Новое время», «Русские ведомости», Л. Н. спросил, что нового в них?

Я— «Národnie Noviny» и «Slovanský Přehled», — неприятен тон, каким пишут о русском правительстве, совсем как крайние русские революционеры.

Л. Н.: Вычитали мой ответ даме? Спрашивала, на стороне ли революции я. Ответил ей, что́ мне в революции не нравится2.

Спокойное, тихое, притом веселое настроение сегодня. Л. Н. мало говорил, играл в шахматы, много сидел у себя, очень общительный.

5 октября. Л. Н. получил сегодня ответ от Люси Малори. Ее портрет потерян из письма. Тон спиритический (теософский)1. Еще получил вторую часть второго тома «Круга чтения».

Л. Н. рассказал, что встретился и шел с ламинцовским мужиком-революционером:

— Он говорил, что правительство должно быть свергнуто, должно быть общее восстание, что это печально, но оно должно состояться. Когда я его спросил о боге, ответил: «Бог у каждого по-своему». Как сумели сделать ламинцовских революционерами! Рабочие из Тулы и студенты опропагандировали их...2 Вся пресса, начиная с Чернышевского, революционная.

Сегодня были у Л. Н. жена с мужем. Она служила у домовладельца в Туле, который подговорил ее, чтобы его подожгла. Она подожгла на чердаке солому, но испугалась и позвала людей тушить. Арестовали ее; под арестом просидела полгода, заболела, отнялись у нее рука, нога и речь. Теперь предана суду, должны ее осудить. Только, может, смягчат приговор. Она самая была и в прошлом году.

Вечером Л. Н., получивший сегодня последний том «Круга чтения», но без последнего листа, сказал:

— Я прочел три-четыре дня с удовольствием, там хорошее: Хельчицкий и другое. Вот что бы следовало запретить. Но ведь никто не читает его3.

Л. Н. читал второй фельетон Розанова о том, что Иисус был арийцем по происхождению4.

6 октября. Михаил Сергеевич получил письмо от студента, отказавшегося от должности учителя Дорика. Он пишет, что должен остаться в университете, заниматься политикой, отстаивать науку от крайних партий. Одиннадцать орфографических ошибок, самоуверенный тон.

Л. Н.: Я чувствовал неприятное. В данном случае не подходили друг к другу. Не умеющий писать учил бы не умеющего читать. Какой же теперь студент, не занимающийся политикой! Такого нет, его разорвут другие.

Приехал Сутковой. Я гулял с ним по Чепыжу. Ему в статье «К правительству, революционерам и народу» и в прежних сочинениях Л. Н. не нравится резкий тон и против правительства, и против революционеров.

— Надо быть мягким, — говорил Сутковой, — из-за того, что хоть этим не оттолкнешь читателей-революционеров.

Сутковой стеснялся идти к чаю и обеду, я не настаивал, чтобы не обеспокоить Софью Андреевну. Софья Андреевна еще не окрепла.

Л. Н., придя к обеду и узнав про Суткового, сначала не поднял о нем разговора из внимания к Софье Андреевне. Через некоторое время, когда Юлия Ивановна вспомнила, что получены издания «Обновления», Л. Н. спросил:

— Почему он не обедает?

Я: Не хотел. Лег и спит.

Л. Н., помешивая суп, пока остынет, разбирал почту из Тулы. Посмотрел на заглавие серой книжки. Потом старался засунуть ее обратно в бандероль и, отложив в сторону, не заглянул в нее. Николай Леонидович спросил, что это за книга. Л. Н. подал ее ему, и Николай Леонидович прочел «Atrocities in Egypt»1. Потом вынул оттуда вырезку из газеты и стал читать. Л. Н. спросил, что̀ читает.

Николай Леонидович: «Figaro» о Египте и Марокко.

Л. Н.: Ах, «Figaro», что оно?

Николай Леонидович: Оно всегда пишет такие causeries3*. Французы с англичанами заключили сделку. Франция не будет мешать Англии в Египте, а Англия, Франции — в Марокко. Англичане крепко засели в Египте, но, когда французы начали искать придирки к Марокко, тут вмешался Вильгельм.

Короткое молчание. Л. Н. с усталым и встревоженным выражением лица, как бы отмахиваясь сказал:

— Не хочется <знать> все эти ужасы, которые совершаются во Франции, Англии.

Возле Л. Н. сидела Мария Львовна и смотрела октябрьский номер «Review of Reviews» и удивлялась на нелепые картинки: Трепов с вооруженными дворниками; как он убивает человека; как вешают... Л. Н. повернулся к ней, посмотрел и мигом отвернулся, сказав:

— Что же тут разговаривать, это такая ложь, так в ней погрязли все, это как с пьяным разговаривать.

Софья Андреевна, не расслышав, переспросила. Л. Н. еще раз сказал и добавил:

— Англичане порицают действия правительства в России, а у них самих то же самое, даже жесточе.

Я сказал Л. Н., что у Суткового отличительная черта — мягкость, что он находит, что его (Л. Н.) нападки в предпоследних сочинениях не должны быть такими резкими.

Л. Н., во-первых, с похвалой отозвался о Сутковом; потом спросил, откуда он едет (из Сочи в Петербург); потом сказал:

— Мне тоже неприятна в них резкость осуждения правительства. Даже избегаю их раздавать.

После обеда.

Мария Львовна̀ мог бы их изменить.

Я: Не нужно. Это историческое, то есть Лев Николаевич высказался в них так, как тогда думал.

Мария Львовна продолжала, обращаясь к мужу:

— Записки Душана Петровича будут иметь значение тем, что он записывает такие признания (Л. Н-ча).

В 8 вечера Л. Н. пришел в мою комнату к Сутковому. Поцеловал его и стал спрашивать. Сутковой застенчиво, робко отвечал. Я, не желая мешать разговору, ушел (ведь сколько раз мешал, и Л. Н. ни разу мне не сказал, чтобы я вышел; только один раз после двух часов горячего разговора с Меньшиковым, высказал, что мешало ему присутствие Иосифа Константиновича и мое). Когда через два часа пришел в залу, Л. Н. спросил меня, почему ушел.

— Так.

Л. Н.: Из деликатности?

Сутковой собирался уйти. Он от Марии Александровны пришел пешком, был в поношенном платье, без пальто, ни чаю, ни обеда не хотел и ушел пешком темной ночью на станцию. Мягкий, добрый, не человеконенавистник, скромный, работящий.

Сухотины, Юлия Ивановна, Софья Андреевна, Александра Львовна ушли. Остались Оболенские и я. Вошел Л. Н. и сел к столу. Мария Львовна, которая тоже уходила, присела и спросила Л. Н. о Сутковом. Дашкевич говорил ей в Швейцарии про него, что он почти толстовец.

Л. Н.: В сущности, он просто очень религиозный человек, не толстовец. Он рассказал мне про семейные дела. У него мать, брат и две сестры. Он их убедил бросить службу и жить на земле. Начинали в нескольких местах неудачно и после мытарств сели на землю, где теперь живут: близ Сочи. Так как земля не дает достаточного дохода, брат служит теперь в банке. Потом рассказал про денежные дела. С Картушиным, Фельтеном — он главный работник — вложил и в издательство 3500 рублей, выручили 1500, а 2000 могут выручить сейчас, и останутся им еще книги.

Л. Н. разговорился о нем и их книгоиздательстве, между прочим, что Сутковой говорил о предстоящих им судах за преступления против печати. Сутковой говорил: «Протоколы все на меня, так как Картушин плохо переносит тюрьму, а я ее люблю». (Он два раза сидел по три месяца.)

Л. Н.: Я тоже любил бы сидеть.

Кто-то спросил:

— Как, в одиночестве или в товариществе?

Л. Н.: В одиночестве.

Кто-то: Я предпочла бы в товариществе.

Юлия Ивановна: Вот Илья не может быть один. Если бы его посадили в одиночное заключение, он с ума сошел бы.

Л. Н.: Склад людей таков. Одни любят одиночество, другие товарищество, и между этим иногда одно, иногда другое.

«Обновлении» появилось всего около 12 номеров разных статей Л. Н., каждый из них и «Евангелие» в 20 тысячах экземпляров, кроме «Конца века» и «Приближения конца», которые по 10 тысяч. «Круг чтения» недоступен по дороговизне.

Я сказал Л. Н., что после строгого выговора церкви, правительству, революционерам ему следовало бы такой же выговор сделать и отдельным людям, нам всем, т. к. мы так же, как правительство, безразличны к правде.

Л. Н. сказал, что к совокупности людей легче быть строгим, чем к отдельным людям. Потом прибавил:

— Я думал, вы хотите сказать, что так как к правительству, церкви был резок, то к революционерам не следует быть таким. Я раскаиваюсь в своих беспощадных нападках на церковь. Сутковой прав, что лучше самое грубое суеверие, чем безверие. Да, лучше старуха самая суеверная, молящаяся «господи помилуй», «господи помилуй»... Хотя это грубая форма, но то же самое обращение к божественному началу, что у Канта, когда он утверждает в себе духовное сознание; и лучше ее суеверие, чем безверие Муромцева.

Когда она молится, она так же признает выше себя духовное начало, как и Кант в конце своего учения говорит об этом...

Николай Леонидович: Кони пишет о Муромцеве в сегодняшнем письме.

Л. Н.: Одного слова не разобрал.

Николай Леонидович: «Противураскольничий». Намекает на его иск, о котором писал на днях Меньшиков2. Меньшиков сказал то, что следует сказать о нем. Он без основания не нападает. Вяземского как пробрал!

Л. Н. сказал приблизительно так, что Вяземский заслужил это. Из ничтожного человека хотели сделать какого-то героя3. Потом о Меньшикове сказал, что он очень даровитый.

Николай Леонидович: Он в последнее время не бывает так содержателен.

Л. Н.: Ведь каждый день писать нельзя. Выпишешься.

Мария Львовна вспомнила, что она сегодня переписывала письмо папа́ к Меньшикову, самое задушевное, братское. Посылал ему статью о голоде, около 1892 г.4

Николай Леонидович: А теперь, когда Меньшиков вдался в политику, тут надо нападать, защищаться и лгать.

Л. Н.: От этого надо уходить, как от драки, от пьянства. Борьба правительства с революционерами ни к чему не может привести. Жертвы с обеих сторон. Ламинцовский крестьянин <сказал, что надо> готовиться к вооруженному восстанию.

: А если добьются демократической республики?

Л. Н.: (Великий князь) Николай Николаевич с Андрюшей не так скоро уступят.

Николай Леонидович: Вооруженное восстание не будет успешным. Победит правительство.

Л. Н.: Если одолеет правительство, оно все-таки задушить (восстание) не может, уйдет в себя это ожесточение, и будет продолжать усиливаться милюковское4* ожесточение.

Николай Леонидович: Как уходить от этого?

Л. Н.: Уходить, делать свое дело пред богом. Но мне о том не говорить, о том пишу, — сказал, понижая голос6.

Мария Львовна: Разве тебе это (говорить о том) мешает?

Л. Н.: Мешает.

Мария Львовна: Чай пить не будешь?

Л. Н.: Буду один.

Мария Львовна (с милой, сердечной улыбкой): Это нас тонко прогоняешь.

В 11.30 разошлись. Я еще после перевязывал Софью Андреевну. В 12.15 Л. Н. сошел, надел свитку и пошел с Шариком гулять.

Пополудни спор Николая Леонидовича с Михаилом Сергеевичем о браке. Николай Леонидович признает браком сожительство мужчины с женщиной и говорил с точки зрения нравственной. Михаил Сергеевич признает брак общественной формой и говорил с точки зрения общества (церкви и государства), при этом волновался.

Михаил Сергеевич: Лев Николаевич потребовал от меня, чтобы я с Татьяной Львовной вступил в законный брак. Не дал мне Татьяну, чтобы так со мной уехала. Какая тут последовательность?

Николай Леонидович: Лев Николаевич сам непоследовательный. Я тоже заключил законный брак в церкви и крестил бы детей. Но если бы Маша вышла замуж за Бирюкова, от него не требовал бы Л. Н. обряда...

Я сегодня пересматривал «Круг чтения», октябрь и декабрь, и к радости нашел два недельных чтения Хельчицкого и о назаренах. Статью составил Абрикосов на основании статьи Ольховского «Назарены в Венгрии и Сербии», а эта составлена на основании моей и Шкарвана статьи. Статью «Петр Хельчицкий» написал Яначек.

Л. Н. спросил Марию Львовну про яснополянского мужика:

— Сколько ему лет?

Мария Львовна: Сорок пять.

Л. Н.: Он второй школы будет1.

За чаем Л. Н. с Михаилом Сергеевичем в шахматы до 10.

Александра Львовна вернулась из Тулы. Продавала телятинскую землю через Крестьянский банк. Рассказала, что торговец, исхудалый, бледный, просил ее заплатить ему, а не братьям долг: «А то приведете меня к самоубийству»... Приставал несколько раз на улице.

Л. Н.: Игрок.

Л. Н. был в Басове, в волостном правлении из-за погоревших судаковских мужиков2. Железная дорога дает 1000 р., Л. Н. советовал созвать стариков, чтобы они распределили их и чтобы они определили свой настоящий убыток в настоящей цене, а не преувеличенно. Хочет просить Маклакова выхлопотать.

Л. Н. (ко мне): Читал книжку «Atrocities in Egypt». Ужасно!

По словам Николая Леонидовича, в этой книге рассказано о следующем. Весной 1905 г. английские офицеры в Египте стреляли голубей и из-за этого столкнулись с феллахами. Феллах ударил одного. Его убили. В свалке был убит офицер. Послали карательный отряд, который повесил в деревне пятерых, а 25 высекли.

Софья Андреевна рассказала, что читала статью Дорошевича в «Русском слове» о его снах на рассвете: ему снится, как в это время вешают. Доктор сказал ему, чтобы лечился. Он отстраняет эту мысль, он от этого не хочет лечиться. Софье Андреевне нравится, трогательно3.

Николай Леонидович: Нравится, потому что давно его ничего не читала. А мне неловко читать Дорошевича.

Л. Н.: Я когда начал читать Дорошевича «Сахалин», скоро отложил, потому что сейчас же почувствовал неискренность4.

Софья Андреевна: В сегодняшних газетах уже нет смертных приговоров. Полевые суды за те же преступления приговаривают теперь к десяти годам каторги.

(Третьего дня было, по газетам, 22 повешенных и расстрелянных5, а обыкновенно по 7, 10, 12, 16 ежедневно, если газеты не преувеличивают.)

Мария Львовна говорила что-то о прогулке.

Л. Н.: Иногда говорю себе: «Зачем поехал?», а потом: «Ах, как хорошо!», начнешь благодарить бога. Куды ни едешь, хоть через деревню, везде прекрасно.

Александра Львовна говорила о музыке, что желала бы так выучиться играть, как Сережа; что она Сережиной игрой так же наслаждается, как Гольденвейзера.

Л. Н.: У Гольденвейзера, когда играет, чувствуется старание, нет легкости, бессознательности. У Сережи есть легкость — и мазня. А нужна середина.

Александра Львовна говорила, что желала бы учиться играть на флейте.

Разговор о флейте. Л. Н. вспомнил, что он учился. Когда уезжали из Казани и он уложил английскую книгу и флейту, Николай Николаевич сказал: «Ни по-английски не умеешь, ни на флейте играть».

Ваня (лакей) завтра женится. Прощался трогательно.

Сегодня я проверял с Николаем Леонидовичем вчера записанное. Когда записывал, казалось очень плохим, при проверке — не так.

8 октября. Л. Н. ездил на Вороном в Ясенки. Делир старый, слабеет.

Софья Андреевна: Не она боится будущности, а он.

Л. Н.: Это, главное, от нервного возбуждения — отчего плачешь.

Михаил Сергеевич рассказал, какой необыкновенный случай прочел в газетах. В Кронштадте был суд над матросами. Публику не допускали. Солдат принес сверток, отдал караульному, чтобы тот отдал конвойному, а тот матросу. Это была бомба, очень сильная, которую должен был бросить один из матросов под стол судей. Солдат, конвойный и матрос были в заговоре. Арестованы и те, кто передал бомбу солдату1.

— Ведь взорвало бы бросившего, всех подсудимых, их защитников, свидетелей — сто человек. Какая отчаянность! — сказал Михаил Сергеевич.

Л. Н.: Я объясняю, как войну. Это настроение молодечества, ухарства, их испугать ничем нельзя. Эти молодые люди знают, что их товарищи, люди восхвалят.

Л. Н. через некоторое время:

— Я тоже нашел в «Новом времени» объявление, — и попросил Марию Львовну подать номер и показал Михаилу Сергеевичу, чтобы про себя прочел на первой странице большое объявление (эротическое). — Это не смешно, это ужасно. В чем счастье людское состоит!

У Михаила Сергеевича взяла Софья Андреевна и прочла. Никто из них ничего не сказал.

В три четверти седьмого Л. Н. с Михаилом Сергеевичем стали играть в шахматы. Привезли почту из Тулы и из Ясенок. Л. Н. просил послушать. Прочел вслух открытку:

«Милый Лев Николаевич»! Я недавно прочел некоторые ваши произведения, в которых нашел много прекрасного, поучительного, чего прежде не находил во многих книгах. Трудитесь для народного блага, а в особенности для крестьян и рабочих, этих еще мало просвещенных масс. Бог вознаградит вас за труды. Еще бы попросил вас, брат Лев Николаевич, чтобы ваши произведения крупные и мелкие печатались на простой бумаге и были доступны для бедных по цене. О, как я рад, что читаю ваши сочинения, книги! Еще раз благодарю вас за все те произведения, прочитанные мною. Желаю от бога доброго здоровья. Крестьянин П. Подмарьков». (Почтовый штемпель: Пенза, 6 октября 1906 г.)

— Вот какие стали теперь крестьяне, — сказал Л. Н. — Это тон вполне образованного человека. А ведь их, таких, теперь масса.

Я первый раз услышал от Л. Н. это вульгарное слово: «масса» вместо «много». (Оно встречается в открытке, и Лебрен так говорит.)

Приехал Андрей Львович, привез английскую борзую комнатную, дар Николая Николаевича (вел. кн.).

Вечер, за чаем Николай Леонидович:

— На днях была в газетах телеграмма, что в Польше полицейские стреляли в ехавших на извозчиках и застрелили двух женщин и троих детей. На следующий день телеграфная поправка, что это сделали не полицейские, а революционеры. На третий день, что ничего этого не было. Месяц тому назад была телеграмма, что в Вятской губернии восстало с оружием 70 деревень, побили столько-то и столько стражников, через несколько дней опровержение. Было что-то в одной деревне.

Л. Н.: Я уже не читаю телеграмм.

Андрей Львович: В Туле вырезали две семьи. Городская дума хочет ввести в Туле полевые суды. В Чулкове (окраинная часть, населена рабочими патронного и оружейного заводов и других) арестовано 40 человек бомбистов.

Софья Андреевна: Полевые суды не успокоят. Будет продолжаться cinquante ans (пятьдесят лет)...2

Андрей Львович: Николай Николаевич говорит, что лет через пять, а может быть три, будет все спокойно.

Л. Н.: Он плохой пророк.

Андрей Львович рассказывал про него, какой он добродушный, милый, деликатный человек, и разное.

Кто-то спросил, сколько ему лет. Андрей Львович: «Пятьдесят».

Л. Н.: В моем представлении Михаил Николаевич и Николай Николаевич («старший») — мальчики. Они пришли ко мне в Севастополе, чтобы познакомиться.

Кто-то спросил: «Как?»

Л. Н.: Как к писателю. Николай Николаевич был годов на пять моложе меня3.

Андрей Львович рассказывал про охоту.

Говорили про собак. Л. Н. нравятся пегие борзые. Л. Н. говорил, как с ним бегают Шарик и Найденный (сеттер), хотелось бы ему вспугнуть зайца, когда ездит по полю, но ни разу не попался. Они (собаки) его не поймают.

9 октября. Л. Н. ходил гулять. Моросило, скользко, но ходил далеко через купальню на Горелую Поляну.

Мария Львовна, Николай Леонидович, Михаил Сергеевич и я тоже гуляли — вместе. Мария Львовна в последние 14 дней бодрая, веселая, как девочка, шутит, прыгает. Вчера играла в лаун-теннис. Завтра Оболенские должны были уехать к себе. Приехал за ними Николай-кучер и отдал им письмо, которое ему передал 16-летний пастух, сказавши, что ему дал незнакомый человек в деревне. В письме говорилось, чтобы они не приезжали, что хотят их убить. Мария Львовна предполагает, что это письмо написал сам пастух и употребил слово «убить» вместо «ограбить». Он дружил летом с распропагандированным садовым сторожем, который, как Оболенские подозревают, хотел сделать покушение. (Он спрашивал, где окно их спальни.) Оболенских в этом году два раза грабили: погреб и другое. Пастух скородумовский, а скородумовские слывут ворами. Письмо это, хотя никто ему не верил, все-таки подействовало удручающе. Николай Леонидович обдумывал, взвешивал, говорил, что им жить в Пирогове так, как они живут, т. е. ничего не делают, кроме чтения, смысла нет. Так можно жить в Ясной, в Петербурге.

За обедом Софья Андреевна заговорила об этом письме. Л. Н. попросил показать его и по тону и почерку заключил:

— Должно быть, он (т. е. пастушок) писал его.

После обеда обдумывали, ехать или нет Оболенским в Пирогово. Всем в Ясной они очень милы, удерживают их.

Л. Н. сказал, что не следует изменять жизнь потому, что мальчик струхнет. Завтра другой. Это слабость:

— Я получал письма с угрозой убить, не обращал никакого внимания1.

Мария Львовна и Николай Леонидович резко спорили с Л. Н. (передавал мне Андрей Львович).

Михаил Сергеевич был менее резок. Он тоже боится жить в своем имении.

Николай Леонидович говорил потом:

— В деревне можно жить так, как Л. Н., не касаясь практической жизни. Ему все равно, что кругом него делается. Или как Звегинцева, воюющая с крестьянами. Середины нет. Пополудни за чаем Софья Андреевна вспомнила, как Л. Н. своими усилиями изменился. Это в нем надо уважать. Какой он был спорщик, задорный, как он кричал на Сережу, когда его учил, на приказчика.

Завтра должен состояться суд над угрюмовскими крестьянами, срубившими дубы. Л. Н. уже третьего дня говорил приказчику, а вчера Андрею

Львовичу, чтобы их простили. Приказчик решил настаивать, хоть для виду, на денежном штрафе, который они так и не заплатят.

Дней десять тому назад, когда был Николаев, он рассказал, что С. Т. Семенова ссылают в Олонецкую губернию и что он хочет приехать проститься с Л. Н.2

Л. Н.: Он мне тяжел, не знаю, что́ с ним говорить.

Оболенские не уехали. Как хорошо!

10 октября. За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Андрей Львович, Оболенские, Юлия Ивановна. Андрей Львович спрашивал, кто мать великого князя Николая Николаевича (младшего).

Кто-то ответил: «Русская». — Рассказал о мнении Николая Николаевича об аграрных беспорядках, что менее всего виноваты в этом мужики.

Л. Н.: Это хорошо.

Андрей Львович говорил, что Николай Николаевич не имеет понятия о Л. Н., думает, что он нетерпим.

Л. Н.: Да, так я и думал. Как он называл тебя?

— То Андрей Львович, то граф Толстой. (, рассказал мне Андрей Львович.)

Андрей Львович мне рассказал про Николая Николаевича: «Самомнения, гордости в нем незаметно, сглаживает их. Проходят мимо мужики, они ведь знают, кто он, шапок не снимают. Никто им ничего не говорит, видно он этого не желает».

За чаем говорили о предстоящем дворянском собрании в Туле. Л. Н. поощрял Николая Леонидовича туда поехать. Михаил Сергеевич говорил, что, вероятно, будет предложение исключить Муромцева из дворян. (Он Новосильского уезда, Тульской губернии.)

Л. Н. спросил:

— Сколько дворян в России?

Принесли последнюю книжку «Исторического вестника», там Л. Н. прочел вслух: «225 тысяч семейств (1200000 человек). У немецких дворян земельная собственность увеличивается, у польских остается в той же мере, у русских уменьшается»1.

Андрей Львович, получивши от великого князя, кроме английского борзого, комнатного кобеля, еще и трех борзых псовых (русская порода), показывал их поодиночке в зале. Л. Н. смотрел, обходил их, восхищался ими: «Как же можно с этими английских сравнивать!»

К Сухотиным приехал Юрий Базилевский, свояк их сына, лет 20, даровитый пианист, композитор. Играл романсы, цыганские песни. Потом Андрей Львович пел, с ним Мария Львовна, Александра Львовна. Гитару Андрей Львович передал Александре Львовне, у которой бронхит, но пела тем усерднее, и все подхватывали: «А пойду я молодой», вышло очень удачно. Л. Н. вышел и похвалил: «Хорошо!»

Все ушли. Остались: Л. Н., Андрей Львович, Юлия Ивановна и я. Андрей Львович рассказывал про сегодняшнюю охоту. Закалывая русака, поколол себе бедро.

— Как ты это мог сделать? — удивился Л. Н. (слышалось: «Я не так бы сделал»).

Говорили про собак, как они обучены.

Л. Н. сказал:

— У Киреевских (пикѐры5*) собак сзывали рогом с самой гоньбы, когда бежали за зверем.

Шарик вился у ног Л. Н., хватал его за ногу и всячески ласкался. Л. Н. к нему: «Что, брат?»

Л. Н. встал и пошел со стаканом чаю к себе. Шарик сзади, просунув голову между его ног, так и вошел с Л. Н. в его комнату. Л. Н. шел, расставляя ноги осмотрительно. В полночь Л. Н. выводил Шарика.

Буайе в первое посещение Ясной Поляны, несколько лет тому назад, тут же записывал, разговаривая с Л. Н. Во второй приезд Л. Н. позвал его с собой верхом. Буайе не мог записывать и потому хуже описал беседу. Беседа его появилась в «Temps» и переведена в «Русском слове», 12 сентября: «Буайе у Толстого»2.

В 36 номере «Искр», приложении «Русского слова», описание двух дней в Ясной Поляне П. А. Сергеенко3.

11 октября. Утром был у Л. Н. молодой человек. Л. Н. вышел к завтраку, спросил Оболенских:

— Пойдете гулять?

Мария Львовна: Нет, разве на веранду.

Л. Н.: Я ходил в Елочки, так хорошо там!

Мария Львовна рассказала, что пришла Матреша из Пирогова; сказала, что кучер Николай расспрашивал пастушка, тот настаивает на том, что письмо дал ему чужой мужик. Мария Львовна думает, что скородумовский. Все мужики поражены и не одобряют.

Л. Н.: Такое правило: анонимных писем не читать.

Л. Н.: Что же тут? — и посмотрел газеты, разложенные на фортепьяно. — Все то же: казни, убийства.

Николай Леонидович рассказал, что читал статью Каутского о Брентано. В ней возражает Л. Н-чу на то, что в статье «Рабство нашего времени» он приписывает социалистическому учению мысль, что людям следует перейти в города. Это Беллами, который многое приписывает социализму, чего в нем нет.

Л. Н.: Ну, это у Каутского полемический прием. Где же это пишет?

Николай Леонидович объяснил, что статья неясная и перевод Величкиной плохой.

Л. Н.: Лучше не читать.

Потом Николай Леонидович приводил фразы, какие там попадаются, например: доход от издержек на сельское хозяйство и т. п., мало или совсем непонятные.

Л. Н.: Со мной так бывает: возьму статью о вопросе, мне интересном, философском, религиозном. Тут из своего хода мыслей — ясного — окунешься в запутанный ход мыслей, и логика у них другая, и язык — ученый жаргон — ничего не поймешь. Из области определенного попадешь в область неопределенного. И тут Каутский вместо возражения на главное, возражает на второстепенное: на концентрирование жизни в городах.

Николай Леонидович: Брентано говорит, что это естественно.

Л. Н.: Кропоткин говорит другое: появилось желание уйти из города в деревни. В Америке, где так энергически идет жизнь, в каких размерах концентрируется она в городах! А я думаю, что Брентано прав, что это закон природы: при теперешних экономических и земельных отношениях иначе быть не может1.

Л. Н. говорил о письме мельника-купца и прочел его вслух. Брат хочет, чтобы он работал, а он не может: «Время тревожное, надо будет подать руку всем страдающим» и т. д.

Замечания Л. Н. о разных темах, которых касались в разговорах:

— Идут в курсистки, прислуги — теперешняя ступень жизни.

— Бетховен — это тоже выдуманная репутация. Скука необыкновенная.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1906 г. Октябрь

Ясная Поляна, 23—30 июля 1906 г.

Фотография В. Г. Черткова

— Сентиментальная любовь Гете — мерзость.

— Я не могу читать «Quo vadis». Это фальшь. Они этой фальши не чувствуют. Я хотел писать исторические романы: не мог восстановить исторической жизни, бросил. Гете в «Гёц фон-Берлихингене» верно изображает жизнь средних веков2.

— Шиллера люблю, но его «Wallensteins Lager» не могу читать.

— Одно исключает другое: «настоящий художник» с презрением относится к цыганским песням. А вот мне и моим детям цыганские народные песни нравятся. Бетховен скучен, тоска — в ладони хлопают. Почему же эти (Бетховен, Шуман) не всем нравятся, а только тем, кто себе испортил вкус? Гайдна исключаю.

— Шиллера я люблю, это свой человек, а Гете — мертвый немец.

— Диккенс — не одна техника: и содержание художественное.

— Мейнингенские принцы приехали в Франкфурт, остановились в гостинице и позвали Гете обедать. Он пришел и нашел у них веймарских (принцев). И он вообразил, что это они его звали. Но они перед обедом ушли, он был в отчаянии.

— «Gil Blas» — лакей, закулисное господское.

12 октября. Сплошной снег. За обедом Л. Н. сказал:

— Гулял, устал очень: старость.

Л. Н. дочел Гете «Wahrheit und Dichtung». Отложено в библиотеку. После обеда сел за круглый стол, усталый, хотел читать вслух французское предисловие к «Vicar of Wakefield» (в издании Hachette для учащихся по-английски), но не было Татьяны Львовны, и он отложил до 9 часов, и тогда читал вслух французское предисловие сперва сам Л. Н., потом продолжал Николай Леонидович. Татьяна Львовна читала из английского текста «Vicar of Wakefield».

Л. Н. сказал, что Гете обратил его внимание на «Векфильдского священника»:

— Уже его раз читал и теперь второй раз. Хороший английский язык. Дай бог, чтобы теперь так писали! С наслаждением читаю эту книжку. Он тут описывает с сердечностью, нежностью своего отца. — Л. Н. рассказал его историю: они были богаты, разорились... Это теперь хорошо читать после этой злобной дребедени (последних лет). И тщеславный, и добродушный, и charitable6*, и игрок, и застенчивый был «Vicar of Wakefield» — чисто, благородно, нравственно и содержательно, каждая глава содержит...... 7*

Л. Н. говорил, что сегодня гулял и сочинял стихи. Андрей Львович записал две строчки (меня не было).

— Чем ты увлекся? — спросила Мария Львовна.

Л. Н.: Смотрю «Неделю», их политические разные рассуждения.

Потом взял лежавший на столе журнал «Искры», на первой странице которого картина, как крестьянские семьи пришли к воротам тюрьмы, и над ней надпись: «Аграрные беспорядки».

Л. Н.: «Юмористический» журнал — с семьей у тюремных ворот!1

Л. Н.: Знаете, Душан Петрович, Стасов умер. Гинцбург мне писал за несколько часов до его смерти, что он умирает, а в газетах сообщается, что умер, — но не написал, в каком он был настроении перед смертью. Хочется спросить. Я написал его племяннице, приписал к Сашиному письму2.

Стасов был, может быть, самый близкий из оставшихся в живых старых друзей Л. Н. Он подкупал Л. Н. своей любовью, но они мало сходились, он даже мало понимал Л. Н. Умер 84-х лет.

Софья Андреевна вспоминала Татьяну Александровну, которая умерла тоже старше 80 лет, и не знали, отчего3. Софья Андреевна говорила это с упреком и сожалением.

Л. Н.: Это и хорошо, что не добирались, от чего умерла.

Николай Леонидович: У стариков бывает воспаление легких без жару.

Александра Львовна жаловалась на боли в руках, от писания на ремингтоне и игры на фортепьяно, и на бронхит. Я советовал ей лечь.

Л. Н.: Согласен с вашей теорией лечиться отдыхом в теплой кровати. Организм справляется. Но я весь день не выдержу лежать. В Hières был немец знакомый, звал меня «Weltverbesserer»8*. У него был хронический ревматизм, он ложился на два дня — ревматизм проходил.

Уезжал Ю. П. Базилевский, застенчивый, молчаливый. Л. Н. на прощание сказал ему что-то о талантливости и чтобы придерживался старых композиторов, не примыкал к новым. Сердечно простился с ним. Пополуночи Л. Н. пошел гулять с собакой (может быть, ходит ради нее: ее выпускает, чтобы не утруждать других).

13 октября. Утром Андрей Львович вошел ко мне и звал через дверь Николая Леонидовича в Тулу на дворянское собрание.

Андрей Львович: Папа́ узнал о том, что вы пишете дневник; он знал, что пишете, только не знал, что так подробно. Одобрил, сказал, что вы одних взглядов с ним, и рассказал, что есть такая книга «Босуэлл и Джонсон». Босуэлл вызывал Джонсона на разговоры — он был его друг — и записывал. И, когда напечатал, то оказалось, что эти разговоры интереснее всего, что написал Джонсон1.

За чаем я с Юлией Ивановной. Просил ее сделать копию с читающего Л. Н.2 Разговорились о том, почему она не пишет картины. Она хотела бы писать уже из-за того, что ей нужны деньги. «Займусь ширмочками, животных буду писать», — сказала Юлия Ивановна. Л. Н. и Ясную Поляну не хочет писать, потому что выходило бы, что она пользуется этими темами из-за денег. «А ширмочки, животные, для этого надо уехать, а мне не хочется уезжать. Л. Н. может умереть, пока я возвращусь». Юлия Ивановна дорожит пребыванием в Ясной Поляне так же, как и я.

1) «О значении русской революции», 2) Предисловие к «Общественным задачам» Генри Джорджа, 3) «Единственное возможное решение земельного вопроса», и — для беглого просмотра — 4) «Мысли о воспитании и первоначальном обучении»3. Говорил Л. Н-чу, что их составил по чертковскому изданию «Мыслей о воспитании», только расположил по другой системе и прибавил кое-что из четвертого тома и из «Круга чтения». Л. Н. с видимой радостью взял к себе и эту громадную корректуру с другими, всего до 300 страниц, а он сумеет просмотреть и прочесть и существенно поправить в несколько часов. В этом Л. Н. недосягаемый виртуоз.

Иван Иванович говорил мне, что набран Хельчицкий — «Сеть веры». Первые 500—1000 экземпляров выйдут без предисловия Л. Н., а то обратят внимание и из-за предисловия конфискуют4.

Иван Иванович говорил об издании «О значении русской революции». Чертков желает оттянуть издание, чтобы появилось одновременно у него и у Ивана Ивановича в «Посреднике». Но Иван Иванович говорит, что физически невозможно соразмерить выход обоих изданий, и что он торопится, чтобы не захватили статью, и что для «Times» есть ведь время, в «Посреднике» не появится раньше чем через 10 дней.

Л. Н.: По-моему, надо здесь издавать, но желательно было бы одновременно с Чертковым и в европейской печати одновременно появиться — имеет значение5.

Иван Иванович сказал мне, что Владимир Григорьевич писал ему, нельзя ли больше не предлагать Л. Н. корректуры. Тут издательская жилка говорит у Владимира Григорьевича. Из-за Гейнемана. Вот что иногда может влиять на выражение мыслей Л. Н.: издательские соображения! Слава богу, теперь не повлияли, не в укор Владимиру Григорьевичу будь сказано.

В 3 часа за чаем: Л. Н., Мария Александровна, Иван Иванович, Софья Андреевна, Юлия Ивановна, Мария Львовна, Николай Леонидович. Иван Иванович рассказывал про их школу Дом свободного ребенка. Там около 50 детей и православных, и католических, сектантских, еврейских.

Л. Н.: Преподавать им религиозные основы (нравственное учение), которые отвечали бы и православным, и католикам, и протестантам, и евреям. И оно возможно.

Софья Андреевна: Что выдумывать? Нас обучали по православному катехизису, и все родители были довольны.

Л. Н.: Время-то идет. Что было 50 лет тому назад, теперь невозможно. Надо отвечать детям на серьезные ихние запросы, а не на напущенные.

Иван Иванович говорил:

— Мальчик спросил, как избавиться говением от грехов, которые наделал.

Л. Н.: Это можно чувствовать, что тут напущено, и не надо отвечать. Точно поставленный вопрос был бы: «Как жить, чтобы не было грехов». Или: «Отчего я тут взялся?» Все дело в начале, которое внушают детям...

Л. Н. вспомнил про Кудрина и что часовой, который сторожил его, отказался служить6.

Иван Иванович: Как Середа7.

Л. Н. говорил об этом часовом с большим умилением.

— Его, разумеется, заперли и будут наказывать по новому закону, изданному вследствие «Выборгского воззвания», — сказал Л. Н. — Искренно отказывающиеся понесут более тяжелое наказание.

Потом Л. Н. говорил о том, как умный, образованный человек не видит, что военная служба — грех, а какой-нибудь солдат с ружьем (часовой Кудрина) — видит. Вспоминал себя, как на Кавказе из пушек стреляли в горцев, — к счастью, не сделали им вреда.

— Как они перевалят через гребень горы на нашу сторону — стреляем, — рассказывал Л. Н. — Они увидят дымок и скрываются за гребень. Потом придумали обманывать их. Стреляли холостыми, дымок был, а без снаряда. По нескольку раз их так обманывали, они больше не прятались, а потом был сделан выстрел боевой. — Л. Н. говорил это к тому, какой он был нравственно грубый.

Л. Н.: Дожил до старости; почему одни — блондины, другие — брюнеты, одни — высокие, другие — низкие, горбатые, — понимаю, но почему тот религиозен, а этот нет, тот — человек, этот — нет, это странно, отчего это? Мы понять не можем этого. Мы не видим того, что человек умный, а он не человек, у него нет этого чутья (религиозного), а вдруг солдат какой-нибудь с ружьем...

Иван Иванович говорил, что С. Т. Семенов уехал за границу. Его старшие дети: девочка учится на учительницу, мальчик должен был поступить в сельскохозяйственную школу.

Л. Н.: Каждый день получаю письма: хотят уйти из деревни, чтобы стать полезнее народу, и просят денежной помощи.

В связи с Семеновым Иван Иванович рассказал о Дрожжине. Он продолжает жить в деревне, но сам не работает, пишет и содержательное, и пустое, критического <отношения к себе> у него нет.

Л. Н.: Он простой, он и выпивает8.

В 4 часа пришел смуглый молодой человек с блестящими глазами, взволнованный. Спросил меня: «Примет меня граф?» В это время подошел Л. Н., и он ему сказал, что хотел бы отказаться от солдатской службы. Л. Н. пошел с ним погулять. Я спросил Л. Н. про него.

Л. Н.: Жалкий, он выпил немножко, пахнет вином, запутанный, никаких вопросов тут нет.

Вечером за чаем и за круглым столом: Л. Н., Софья Андреевна, Мария

Александровна, Горбунов, Юлия Ивановна. Позже: Александра Львовна, Анна Ильинична. Горбунов рассказывал об обыске, произведенном на днях в «Посреднике». Взяли Успенского «О веротерпимости», искали «Краткое изложение Евангелия», не нашли его и хотели пронюхать, что другое печатается.

Л. Н.: Не позволить печатать Успенского — это ужас, что за глупость со стороны правительства9.

Мария Александровна сказала:

— Как правительственным людям не бороться с людьми христианских взглядов!

Л. Н.: Что же, в далеком будущем будут опасны. — Потом вспомнил, что и в общине под Харьковом, где Беневский, был обыск, о чем писал Лебрен10. И Л. Н. разговорился о Беневском, его глубокой религиозности, милой доброте. У него некоторые особенности: придает значение крестному знамению. Рассказал про смерть (самоубийство) его матери: у нее умер сын от чахотки, дочь искалечилась и попала в тюрьму и теперь в подавленном состоянии, желала бы на поруки, не пускают. Его мать, генеральша, любящая очень нашего Беневского; она показала ему место из Марка Аврелия: «Если жизнь тебе тяжела, можешь уйти из нее». Он ей объяснил, как он это понимает. Через короткое время приходит к нему отец: «С матерью что-то случилось». — Пошли в сад: лежит с огнестрельной раной в виске, мертвая.

Иван Иванович рассказал про А. Н. Добролюбова, у которого тоже свои странности. Его хотели убить (крестьяне, за его взгляды). Он поехал с Офицеровым в Сибирь искать землю. Он считает нужным быть угрюмым, в Москве такой вид соблюдал, но вдруг разразился смехом. Видно, что по природе веселый. Л. Н. сказал, что Офицеров не во всем сходится с Добролюбовым. Он трезвее, свободнее.

Мария Александровна стала смотреть фотографические репродукции картин Нестерова, лежавшие на столе. Ей не нравилось. И особенно не понравился Христос на картине «Святая Русь».

Л. Н. заметил, что в «видениях» плотные черные фигуры должны бы быть прозрачнее. Потом о самом Нестерове сказал:

— Он и понравился, и интересен мне тем, что он верующий. Последнее время переменился мой взгляд на религиозность: самая грубая религиозность мне приятнее безверия ученых материалистов.

Л. Н. сказал о сборнике «Мысли о воспитании и первоначальном обучении»:

— Превосходно составлено. Я одно исключил бы: о гармонии и красоте (это взято из четвертого тома сочинений Л. Н.). Запутано. Впрочем, я еще посмотрю.

Иван Иванович стал защищать, что они (понятия гармонии и красоты) у детей есть, что надо возвращаться к ним.

Л. Н.: Мне, старому человеку, это видно, как воспитание пошло назад. Электрическая станция — раньше свеча — это пошло вперед. Читал «Векфильдского священника»: каждое предложение содержит мысль настоящую; так же и у Руссо. Какие были требования у писателей и как они их удовлетворяли, а теперь что пишут! Правду сказал (Л. Н. назвал кого-то): «Пресса — великое орудие невежества».

Татьяна Львовна заговорила о педагогике. Иван Иванович принес ей несколько новых книг о воспитании детей, которым она обрадовалась. Говорила, вспоминая о себе, что в отроческом возрасте девочки злые, непокорные, — вроде сумасшедших. Мальчики отвратительные: травят зверей, отдаются порокам.

Л. Н.: Этому содействует праздность.

Татьяна Львовна: А напряженное учение в этом возрасте?

Л. Н.: Это одностороннее, ненормальное напряжение, а не работа.

Я вспомнил 13-летнего Ваську Орехова, как он уже занят домашними делами, скотиной и т. д., какой он помощник.

Софья Андреевна из-за другого стола прочла из газеты, что сегодня похороны Стасова и что скончался А. Н. Веселовский, историк литературы, академик, «великий русский ученый».

Л. Н. заметил о Веселовском:

— Неважный. — Немного погодя: — Чем дольше живу, тем мне яснее, что эти научные люди — компиляторы. Только когда нет своих мыслей, набиваешь себе голову чужими мыслями, разными знаниями и придаешь им значение. Студенты верят им и получают жвачку.

Л. Н.: Я все старину читаю, автобиографию Гете кончил третьего дня, не понравилась: скучно, педантично, буржуазно, с герцогами знакомства делает, этому приписывает важность и искусству.

Л. Н. (о Стасове).: Он против признанных классиками: Рафаэля...

Иван Иванович: Стасов против Шекспира.

Л. Н.: О Шекспире он колебался.

Л. Н., увидев повязанную руку у Александры Львовны и узнав, что она не может писать на ремингтоне, сказал:

— Я сегодня, слава богу, не писал ничего.

они приедут, а он поправился. Ивану Ивановичу принесли его рукопись: «Кому служить?», которую он так берег. (Позднее была издана по-русски в Бургасе, в Болгарии, издательством «Возрождение»)11. Сколько лет он страдал! Десять лет тому назад оперировали у него почечную лоханку из-за камней; с тех пор жил с трубочкой. Последние слова его были после починки часов: «Ну, вот все-таки 30 копеек, вот нам на обед будет». Иван Иванович говорил, что он очень страдал последние дни.

Л. Н.: Очень страдал? Вот бы желал!

Иван Иванович говорил об умершем Архангельском:

— Вдове издательство будет давать по 10 рублей в месяц. Будут печатать Архангельского «Об истинном знании».

Л. Н.: Надо бы об Архангельском узнать, об его кончине. Глубокое религиозное чувство и приложение к делу убеждений. Всегда веселость, улыбающееся лицо... Бросил службу ветеринара... Он был сын дьячка Вятской губернии.

Мария Александровна: Сколько ремесел он знал и всеми жил!

Иван Иванович: Его книга о часовом мастерстве — классическая12. — Вспомнил кого-то, жившего в Бронницах, где жил и умер Архангельский, на которого он имел большое, хорошее влияние и который считает своим долгом поддерживать вдову и написать биографию Архангельского13. Архангельский имел в Бронницах сильное влияние.

Л. Н.: Биография всякого человека интересна, а еще такого глубоко религиозного.

Иван Иванович: Коншин поехал с женой по делам невестки (американки) в Дакоту, посетит и духоборов. Я ему дал адреса Кросби и сына Генри Джорджа. Он посетит его и расскажет про движение Генри Джорджа у нас. — Л. Н. рад был этой вести.

— Нигде, как в России, нет такого оживления вокруг Генри Джорджа. Есть в Америке, в Берлине, в Шотландии, в Австралии посвященные ему журнальчики жиденькие, — сказал Л. Н.

Л. Н. вспомнил про английскую брошюру, которую взял Николаев, о противоположности учений Иисуса и Павла. «Очень хороша», — сказал

Л. Н. Потом рассказал, что читал Чамберлена, Розанова, Анатоля Франса и эту английскую брошюру (кажется, Groft Hiller)14.

Софья Андреевна: Тебе Павел всегда был противен.

: Протестантизм выдвигает Павла.

Иван Иванович спрашивал про какую-то брошюру.

Л. Н.: У Черткова спросить. Его мать знала эту брошюру9*. Во время американской войны за освобождение многие отказывались от службы, и тогда был вопрос, можно ли тех, кто по религиозным причинам отказывается, освобождать от службы.

Мария Александровна спросила Л. Н. о здоровье. Ответил ей:

— Живу, как вы, свыкся с болезнями.

У Л. Н. сегодня голова болела, не работалось ему. Потому так долго беседовал с Марией Александровной и Иваном Ивановичем.

В 11 уехал Горбунов. В 12 Л. Н. пошел гулять с Шариком. Л. Н. возвращался с Шариком, я спросил Л. Н., не очень ли болит голова.

Л. Н.: Нет. А вы еще не спите? Я несколько дней себя не бодро чувствую, работать не могу.

14 октября. Вчера и сегодня Михаил Сергеевич и Николай Леонидович были на губернском дворянском собрании в Туле. Сегодня под вечер вернулись. Исключили из дворян Муромцева: 116-ю голосами против 4-х1. Николай Леонидович предполагал, когда ехал, что это будет последнее собрание: русское дворянство — пропавшее дворянство. Удивлялся, как дворяне и чиновники бросают деньги. В наше время деньги ни во что не считаются. И крестьяне разоряются — те, которые купили землю и не могут, и не думают платить за нее. Он пессимистически смотрит: в России что за климат, что за дороги — жить нельзя! На собрании Бобринский говорил: «Никакого аграрного вопроса нет и не было, а есть только агитационный».

В 7 приехал Иосиф Константинович. Л. Н. с ним много разговаривал От 7 до 8.30 и от 9 до 11 и удивился, что уже 12-й час.

— Соловей, — сказал он про Иосифа Константиновича (т. е. что рассказывает так — точно соловей поет). Л. Н. лежал на кушетке. Знобило его, но термометр жару не показывал.

Л. Н.: Слабость, старость. — Когда Софья Андреевна ему выговаривала, что много ходил и оттого устал, Л. Н. сказал: — Утром гораздо хуже было, сидеть не мог.

О Наталье Михайловне Л. Н. сказал:

— Наташа хорошая девушка. Девушки хорошие, только бы они не влюблялись. Они ищут влюбления: «Мне 16 лет, а я еще не влюблена». Когда, наоборот, нужно бы его избегать. Влюбление само приходит, и, если охватит, ну и охватит, и если с этим ничего не поделаешь, так тому и быть. Но не надо его искать. И напротив, быть готовым бороться с этим, а не поддаваться. Если избегать, то можно уберечься до поры до времени.

Мария Львовна: У них это часто делается, что они друг от дружки заражаются, «confidences»10* разжигаются.

Иосиф Константинович говорил, что этому способствуют романсы. Но Л. Н. не согласился. Иосиф Константинович сравнил с курением у мальчиков, как они спешат курить, показаться взрослыми. Влюбление — попустительство.

— В старину разнообразнее были люди.

Л. Н.: Одинаково. Живее были. Вот Голдсмит: на каждом шагу остроумие, верное наблюдение. У них (старых писателей) завязка, plot11*, слишком наивна была. И у Диккенса оставалась <такой>, но загромождена красотами (?) так, что ее незаметно. А завязка — это очень хорошо. Кто писал романы, тот знает, что легко увлечься описыванием чего-нибудь и зайти далеко. А это (plot) — такая нить, которая руководит в выборе материала, рамка, из которой надо не выступать, хотя и то и это кажется хорошо, интересно, и хочется включить в сцену, а так можно зайти далеко.

Говорили о революции. Иосиф Константинович в ее успех не верит. Среди самих революционеров идет раскол. Одни требуют изменения программы: высказаться против террора и экспроприации; другие, наоборот, за них как за единственное средство борьбы. Племянник Марии Александровны — экспроприатор; отчаянный, что делать — ему все равно.

Л. Н.: Боевая организация, это — мои знакомые. Все такие же люди, сношения с ними такие же, просто ошалелые. Вчерашний выпивший говорил: «Нечем жить, занятия не отыщешь, только одно остается: заниматься экспроприацией». Как будто он себе вперед оправдания ищет. Экспроприация — это такое же удовольствие, ухарство, одобряемое людьми, которых он уважает. Я помню, в молодости бывало у нас такое молодечество — совершить какой-нибудь молодеческий поступок.

Л. Н.: Был вчера Иван Иванович. Я его вообще люблю, а вчера он мне был особенно приятен. Говорил об их школе. Конечно, тут можно находить всякие недостатки в таком деле. Но, находясь в этих ненормальных, нездоровых городских условиях, все-таки хорошо что-нибудь делать, а иначе что же выходит? Есть идеал и все по-прежнему не двигаешься и сидишь в этой грязи.

15 октября. Приехал Илья Львович. Я не был при том. Л. Н. настаивает на поездке Софьи Андреевны на юг.

— По письму Снегирева видно, что он очень хочет, чтобы ты ехала в Крым. У Снегирева это естественное желание, по их медицинской практике уже выработался такой прием: ослабших больных хотят укрепить, — сказал Л. Н.

Софья Андреевна: Разве я не поправляюсь?

Л. Н.: Да, но слишком медленно, и поэтому бы и нужно было.

— Но я боюсь, моя мать там умерла.

— И я об этом думал, и именно потому, что твоя мать там умерла ты не умрешь и поправишься.

— Но тут вопрос о тебе. С тобой может что случиться.

— Мало ли что может случиться! Ничего не случится.

— Ты не поехал бы со мной?

— Если нет настоятельной надобности, то предпочел бы не ехать.

Потом о Снегиреве сказал:

— Он очень живой и приятный человек, что редко бывает у специалистов. Я сказал ему, что специальность даром не дается, то есть в том смысле, что человека суживает, но по отношению к Снегиреву это не так. Он избежал этого, он специалист, но не потерял всестороннего интереса в жизни.

Софья Андреевна: Да и денег жалко, они нужнее Илье.

Л. Н.: Это не резон, потому что все равно этими деньгами ему не поможешь и ни от какой нужды его не избавишь. Это все равно, что два босяка, которые сегодня были почти голые, так что тебе, одетому, стыдно, и что же поделаешь? Я чувствую, что́ что ни подавай им, это будет panier fendu12*: ничего не останется.

Илья Львович рассказал про гельсингфорсскую поездку кадетской партии. И выходило, что всё пили и пили.

За обедом Л. Н. определял по почерку характер Снегирева: и умный, и религиозный, и художественный.

— Я Снегирева обидел, сказав ему, что он поплатился за специальность. Я должен был прибавить: пьянством.

Татьяна Львовна: Разве он пьянствует?

Л. Н.: Как же! И от Орлова знаю. Я эту черту люблю. Он уходит из этого тяжелого мира в свой духовный уголок. Пильбаум не напьется пьян. А вы, Душан Петрович, пьяны бывали?

— Не помнится, кажется не был, выпивши был.

Иосиф Константинович: А я был. Раз меня напоили и заставили лезгинку плясать. Я себе тогда оба каблука отстрелил. Вот и товарищи были, которые это допустили.

Л. Н.: Это кавказское молодечество.

Иосиф Константинович уезжал в Москву, дали ему множество поручений.

Л. Н. просил сказать Ивану Ивановичу, что пишет послесловие к статье «О значении, русской революции», чтобы дал знать, до каких пор может ждать. Если до 20-го не пошлет, так ничего не будет1.

Илья Львович: Если на срок, то пропал (т. е. ничего не напишешь).

Л. Н. и Михаил Сергеевич играли в шахматы, потом в винт. Мария Львовна, уходя в свою комнату, сказала мне: «Завидуйте. Было бы вам что записывать, папа́ говорил со мной и Сашей в самую глубь».

Александра Львовна на мой вопрос, о чем говорил, сказала мне на другой день, что̀ было у Л. Н. в комнате:

— Вы знаете, что было третьего дня с Натальей Михайловной. Она учит Дорика. Должен был к нему приехать учитель, но теперь хотят его взять с собой на юг, в Швейцарию, шатание по гостиницам. Наталья Михайловна хотела бы остаться в Ясной. Сама нездорова, больше от психических переживаний. Вопрос — где перевес: на юг ли ей поехать (для здоровья) или остаться в Ясной, где она вблизи Л. Н., спокойнее. Л. Н. сказал: «Если Наташа и умрет, будет счастлива, так как делает то, что считает должным. А вы нехорошо поступаете, когда осуждаете Сухотиных. Легче перетерпеть личную обиду, чем обиду человеку, которого любишь. В этом козни дьявола, осуждать другого из-за нанесенной обиды близкому человеку».

16 октября. Л. Н. дал мне письмо Шкарвана для ответа и сказал, что Шкарван пишет, что в Праге запретили его письмо к полковому врачу в «Круге чтения»13*. Шкарвану для немецкого и чешского переводов. «Круга чтения» недостает двух недельных чтений. Л. Н. советовал Бондарева и «Ивана-дурака»1.

Записываю только малую часть того, что заслуживало бы записывания. Не записываю, кто ходит утром к Л. Н., с какими жалобами, просьбами, за советом: окрестные жители, босяки, странники, прохожие, студенты, барышни, замужние женщины и т. п. Не записываю, потому что не бываю, когда Л. Н. приходит в 10-м часу утра к пьющим чай, за почтой или приветствовать гостей, ни в 2—3 часа, когда он завтракает один. В последние 14 дней мог бы быть при этом, т. к. не хожу в амбулаторию, но думаю, что мое присутствие неприятно Л. Н., лишает его свободы высказываться, особенно о людях, зная, что я записываю. Не записываю уже три месяца: от кого получает письма, что о них говорит и что поручает отвечать. Не записываю, какие книги, брошюры посылают ему и что в данный день читает.

В иллюстрированном приложении к «Новому времени» появляются письма Тургенева к m-me Виардо.

Л. Н.: Жалею, что печатают их. И мои будут печатать.

Николай Леонидович: А ты их запрети.

Л. Н.: Ну, как запретить, — и махнул рукой.

Л. Н. (к Татьяне Львовне): Веселов пишет мне про Архангельского, что он страдал очень сильно, но не жаловался. Только когда засыпал, стонал.

Я (к Л. Н.): Получено португальское письмо, спрашивают о вашем отношении к спиритизму2. Я не помню, чтобы вы где-нибудь, кроме «Плодов просвещения», высказались о нем. Не знаю, что ему ответить.

Л. Н. ответил приблизительно так, что спиритизм — самообман, заблуждение. Но когда на сеансах люди ему поддаются, они находятся в серьезном настроении, отрешаются от легкомысленного, мешающего и, поддерживая друг друга, угадывают медленно, шаг за шагом, глубокие истины. Такова Люси Малори — ее мыслями полон «Круг чтения».

Л. Н. рассказал про письмо племянницы Стасова о его смерти3. Татьяна Львовна сказала, что умер Спасович 77-ми лет. Говорила о нем, о его красноречии, которое Сергей Львович оспаривал. «Старые умные люди вымирают, между молодыми нет умных».

Л. Н.: Кроме тебя?...

Татьяна Львовна: Но таких, как дедушка Ге, можно было слушать целый вечер, полно одушевления и ума.

Л. Н. (к Сергею Львовичу): Я читал Голдсмита второй раз и хочу читать «Тома Джонса» Филдинга4 (этого еще не читал), тоже 100 <!> лет тому назад жил. Оба сатирики, оба были кутилы, игроки, умерли не дожив до 50 лет. Голдсмит был обедневший пастор... Он любил жену, но не прощал ей слабости женские, вроде того: «Когда надо было усилить аргументы, она усиливала голос». Диккенс к Голдсмиту относится как Бетховен к Гайдну. У Гайдна лучше.

Татьяна Львовна: Читаю Клечковского о воспитании...5

Л. Н.: Надо воспользоваться внушением. Внушать ребенку хорошее. Внушает кучер, няня; ты говоришь громко — ребенок говорит громко: подражание...

Л. Н. с Сергеем Львовичем говорили о Чамберлене, Анатоле Франсе и про английскую брошюру (которую взял Николаев) о противоположности учения Павла учению Христа, что христианство и учение Павла совсем различные вещи.

Л. Н.: Здесь <у Павла> суеверное, мистическое: смерти Христа приписано сверхъестественное значение (искупление), и это пришпилили к христианству. Мне Павел всегда не нравился. Даже его знаменитое место о любви6. Такой человек, как Бутурлин, мог бы этим заняться: сравнением и исследованием, что́ есть в христианстве чистого и что́ павловского.

Сергей Львович: Бутурлин Чамберлена отвергает, говорит, что он просто антисемит.

Л. Н.: Просто не понимает... Бутурлин так говорит, потому что он кадет.

Л. Н. (Сергею Львовичу): Бутурлину я предлагал сделать то, что Сандерленд — изложить популярно происхождение Священного писания.

Просто избавить людей от этой грубой библиолатрии14*. Но он говорил, что он не художник. Тут самолюбие: это компиляторская ведь работа.

Л. Н. рассказал про Шарика, что он бросается за овцами и далеко загоняет их.

— Раз его за это прибил, по охотничьему правилу: за заднюю ногу держа, — говорил Л. Н. — Сегодня тоже слез с лошади и хотел его наказать. Но Шарик что тут выделывал! Ползал на животе, кувыркался, но не дался. Потом я думал, что телесное наказание к животным не должно применять.

Татьяна Львовна: Мария Александровна никогда не бьет собак.

Л. Н.

Л. Н.: Слышал новое выражение от крестьянина: «жирнопупые»...

17 октября. Приехал Моод с Иосифом Константиновичем. Моод должен был ехать с английской депутацией к Муромцеву, но она не состоялась. Он думает потому, что Никольсон, английский посол в Петербурге, доверяющий Столыпину, действовал через министра иностранных дел Грея на членов депутации, чтобы не ехали.

За завтраком Л. Н. разговаривал с Моодом:

— Что из этой каши, хаоса выйдет? Что-то выйдет. Хороший издатель может хорошие книги сделать доступными. — Л. Н. пожалел наборщиков, что делают такую пустую работу: — Из 100 тысяч книг одна хоть чего-то стоит.

Моод: А есть читатели для хороших книг?

Л. Н.: У нас эта публика нарождается — среди образованных крестьян, — которая прямо жаждет хорошего чтения.

Л. Н. показывал Мооду новое издание своих сочинений, выпущенных Герциком, и мне поручил ответить Герцику, чтобы греческий текст «Изложения Евангелия» проверил по Тишендорфу1. Л. Н. говорил Мооду, что читает Голдсмита:

— Я бы желал быть с ним знаком. Он был застенчивый, рябой, дурной, некрасивый. Он и Фильдинг были игроки, кутилы, не дожили до 50 лет.

Моод: Тогда все писатели так жили. Не умел говорить и был малообразованный. После писал историческое, хотел описать Монтезуму и Дария в одно время, что вместе воевали.

Моод говорил о Hall Caine, что он талант.

Л. Н.: Нет, не талант. — Сказал, что его печатают в миллионах экземпляров благодаря рекламе.

Потом Л. Н. позвал Моода к себе и говорил с ним о чертковских делах, о несостоявшейся поездке их депутации.

Сегодня была толкотня, какая изредка бывает и у нас и у Сухотиных Мооду не было оказано никакого особенного внимания. Это случается. Один Л. Н. выручает.

Вечером после обеда Л. Н. разговаривал с Моодом, потом играл с ним в шахматы.

Л. Н.: Книга Hunter «On Poverty» — добросовестное исследование. Точное определение пролетариата. Недостаточно одетые, кое-как ютящиеся, недостаточно питающиеся, чтобы исполнять требуемую в Америке работу — тяжелую, напряженную (8—10 часов). Русские мужики были бы, если бы от них требовалась такая работа, все пролетариями (Hunter — знакомый Моода).

Говорили о Генри Джордже. Л. Н. с Николаевым подсчитали, что земельная рента в России составляет 2500 миллионов рублей. Не забывать нефть, уральские рудники. Спросил о журнальчиках генриджорджевских, почему они так мало распространены.

Моод: Читатели довольствуются книгами Генри Джорджа. Их сбыт большой, им неинтересны эти журналы.

Л. Н.2.

Моод: Как объяснить вашу рекомендацию проекта Генри Джорджа в связи с вашим христианским анархизмом?

Л. Н.: Это такое естественное средство для справедливого распределения земли и для собирания податей при нашем запутанном внутреннем положении. Все остальные предложенные реформы так неясны, неудовлетворительны, что этот выход, при существовании правительства, напрашивается сам собой.

Разговор об английских писателях.

Л. Н.: Стивенсон был последний даровитый писатель.

Моод рекомендовал Л. Н-чу Уэллса:

— Он читается передовыми людьми.

Л. Н.: Это меня не интересует.

Л. Н. назвал один роман — «Robert Elsmer» by Humphry Ward. Сказал о нем:

— Очень хороший3. — Потом продолжал: — Карпентер мне очень нравится, особенно его «Цивилизация, ее причины и излечение». Он на следник Рёскина.

Моод: Карпентер — бывший священник унитарианский.

Л. Н.: En fait de nouveauté je relis15* самых «новых» писателей: Гольдсмита, Филдинга, Свифта.

Моод о Свифте отозвался очень похвально и сказал, что он сошел с ума, слишком близко принимая к сердцу несправедливости своего времени. Его памфлет «Голод в Ирландии», в котором предлагал жарить детей ирландцев и есть, не был понят как сатира, а как возмутительная грубость4.

Л. Н.: Герцен — вот писатель, который был скрыт от русского общества, а теперь всплыл. На Герцене, как на искреннем, умном человеке видна эволюция передового человека. Он поехал на Запад, думая, что там найдет лучшие формы. Там перед его глазами прошли революции, и там наступило разочарование в западном строе и особенная любовь и надежда на русский народ. Правильно ли это или нет, но у него была эта надежда. Русские политики могли бы с него пример брать, чтобы не повторять той же ошибки увлечения западными формами.

Михаил Сергеевич: Правительству бы воспользоваться этим и не мешать распространению сочинений Герцена.

Л. Н.: Он был в глубине религиозный. Чернышевский, Михайловский, не были. Лебрен, молодой человек, взялся выбрать из Герцена нравственно-религиозные мысли.

Л. Н.: Драмы для меня не существуют.

Моод: А вы сами писали.

Л. Н.: Мало ли я делал глупостей! Я и на войне был.

Моод опять заговорил о Шоу.

Л. Н.: Он отрицает Шекспира?

Моод: Он недолюбливает его.

Л. Н.: Чертков дал ему прочесть мою статью о Шекспире, он не одобрил ее5.

Л. Н. принес несколько английских журнальчиков, между ними и «Crank».

Моод (о «Crank»): Издает Даниель, и пишет в нем его жена, близкие вам по духу6.

Л. Н. подал Мооду журнал «Things more excellent», который издает Honnor Morten.

Моод: Это издала женщина, которая основала сеттльмент, куда ходят работать состоятельные, незанятые женщины, которые не вышли замуж. Устраивает летние колонии для бедных больных детей, читает лекции. Мы дали ей 300 фунтов стерлингов из «Resurrection» fund16* на постройку дома. Она его назвала «Tolstoy House»17*, но могли назвать также и «Ruskin House»18*.

Л. Н. был успокоен тем, что название случайное.

Моод рассказал, что был со мной в школе, о детях, учителе, увлекающемся учением, и спросил Л. Н., не заходит ли он в школу. Л. Н. сказал, что нет.

Л. Н.: Раньше не ходил, чтобы не делать учителю неприятного перед начальством, когда меня считали опасным человеком. Теперь этого не опасаюсь; теперь я боюсь, что меня увлечет школа, дети, как пьяницу водка. — Спросил Моода о детях в школе:

— Живой народ? Интересуются?

На днях Л. Н. сказал приблизительно так: одного ребенка труднее учить, чем нескольких: следят за мыслью живее, и один перед другим старается быстрее угадывать.

О революции Моод говорил, что, очевидно, причина революции заключается отчасти в социально-экономических вопросах и что в результате ее могут последовать социально-экономические улучшения.

Л. Н.: Тут главное религиозно-нравственные вопросы, из которых социально-экономические условия вытекают. Если из революции выйдет <только> конституция, это будет фиаско. Из-за этого <затрачивать> такие большие усилия, <допускать> кровопролитие, озлобление — не стоило... Если в парламенте будут Петрункевич, Столыпин, то они ничем не лучше Николая II как правители. Что кадеты хоть чуть подвинут к лучшему, не верю. Это хуже Пугачева. Из Пугачева кое-что вышло, а из этого (что они делают) ничего не выйдет. Пуф... Нужно совершенно новое... — то было бы им веселей, но это не значит, что было бы им лучше. Ждут таких же результатов от революции, как от Французской. Но не надо забывать, что такие результаты, если бы они и были, были бы бесполезны. Надо ждать более крупных внутренних переворотов в смысле религиозного пробуждения сознания людей. Может быть, от этих ужасов люди опомнятся и поймут, что так жить нельзя, а от кадетских программ, желаний нельзя опомниться, что так жить нельзя. Надо, чтобы вышло что-то совершенно новое.

Моод говорил об английской депутации, о добрых желаниях англичан помочь русским устроиться так же, как англичане.

Л. Н.: Которые сами уже испортились и желают, чтобы прибавилось таких новых.

Моод говорил, что если бы лондонские рабочие не занимались общественными вопросами, то они были бы еще более людьми низменных интересов.

Л. Н. ответил вроде того, что лондонские рабочие стоят все-таки ниже русских мужиков.

Моод спросил Л. Н. о молодых русских писателях.

Л. Н.: Мне самый симпатичный Куприн.

Напомнили Л. Н. «Поединок».

Л. Н.: Нет, его маленькие рассказы: «Allez», «В цирке», «Ночная смена»...

Моод уехал. Л. Н. говорил Николаю Леонидовичу о недоразумениях Моода с Чертковым, что Моод со своей точки зрения прав и Чертков со своей точки зрения прав7.

18 октября. Л. Н. утром, в 9.30, вернулся с прогулки. На ветру морозит, в затишье тает.

Л. Н. (о Мооде): Читал о его посещении Ясной Поляны с женой (несколько лет назад). Очень хорошо написано, с тактом19*.

Мария Львовна: Я рада, что ты с ним вчера так хорошо поговорил.

Почта. Л. Н. развернул какую-то иллюстрированную газету, смеялся над картинками, изображающими, что делается в голове курящего мальчика, и показал их внуку Володе Ильичу.

Сидели за чаем Оболенские, Юлия Ивановна, Александра Львовна и я.

Гуляли Андрей Львович, Александра Львовна, Наталья Михайловна, Дорик, Володя и я к телятинскому новому пруду. Вечером приехали А. Е. Звегинцева с сестрой М. Е. Черкасской.

За чаем относительно рассказа Звегинцевой о том, что́ мужики говорят о господах, и что она придает значение их речам, Л. Н. сказал:

— Это самое обыкновенное. Тургенев указал на стирающих у речки баб, как они лопочут, наслаждаются своими собственными голосами. У наших мужиков, баб есть это удовольствие. Слышал, как называли меня и вас «жирнопупыми»: «Жирнопупого посадить на четверть десятины».

Л. Н. показал мне в книжке «Drama of Blood» на страницах 189—191 цитирование его одобрительных слов о евреях. (Это в главе, названной «Tolstoy and Gorky»1.)

Михаил Сергеевич заметил:

— Как это вас всегда вместе с Горьким приводят! Вас ведь связывает только одна фотография, на которой вы вместе сняты2.

Л. Н.: Да, меня всегда к нему пристегивают.

Л. Н. (мне): Книга Чамберлена «Евреи» нехорошая, необъективная, чересчур научная. Не очень интересна, но дочитаю. Он против них. Проповедует насилие. О происхождении евреев там сказано: сначала были бедуины, потом смешались с сирийцами, стали израильтянами, одно племя из них — иудеи, и от этих пошли все евреи, которых мы знаем.

Михаил Сергеевич передал мне, что Л. Н. раньше говорил о «Sur la pierre blanche» (А. Франса): «Апостол Павел, собственно, иудей по вероисповеданию, и то, что у нас считается христианством, это, собственно, иудейство». Л. Н. жалеет, что он так стар для этой работы, которая выяснила бы разницу между истинным христианством и учением Павла, но что, во всяком случае, в скором времени эта работа будет сделана, а кем бы она ни была сделана, произведет страшный переворот. Первое — что Христос не иудей и на него имело влияние не одно иудейство. Второе — что Павел совершенно противоположен по духу Христу. Третье — Л. Н-чу всегда Павел был бессознательно противен, даже глава о любви: она неестественная3. Книга Анатоля Франса отчасти навела его на это и дала мысль и повод работать над этим. «Послание к римлянам» апокрифическое, не настоящее.

Л. Н. с 9.30 до 10.30 играл в винт с гостями.

Смотрели «Словарь» Михельсона, тома I—II. Никто его не хвалил.

Л. Н.: Надо будет ему написать, поблагодарить4.

19 октября.20* Л. Н. ездил почти до самой Тулы, хотя нездоров.

Л. Н.: Умиротворения не будет. — Вероятно, сказал это по поводу сообщений газет, что полевые суды, казни продолжают действовать и что грабежей не убывает.

Л. Н.: Меньшиков21* напрасно расхвалил книгу Чамберлена «Евреи» (которую Л. Н. вчера стал читать).

Л. Н. принес эту книгу и читал вслух места. По поводу рассуждения о монотеизме сказал:

— Какая слабая аргументация! — Прочел цитату из Ренана. — Скверное место из Ренана. Как нехорошо, неясно это, неинтересно, бесталантно. Так рассуждать о психологии рас — набросить <тень на> целый народ! (О происхождении евреев: бедуины, сирийцы...) Это болтовня научная. Очень легкомысленно.

Л. Н. рассказал про Дымшица. Сегодня получил письмо от его брата. Дымшиц не хотел быть солдатом и не соглашался раздеться для осмотра. Когда его насильно раздевали, заплакал (Л. Н., рассказывая это, чуть сам не заплакал). С уважением относятся к нему. Перевели его в губернскую больницу в Витебск для испытания его душевных способностей2.

Михаил Сергеевич стал говорить про помещенные в «Круге чтения» рассказы Достоевского: «Орел», «Смерть в госпитале» — как хороши.

Л. Н. вспомнил, как лет 30—40 тому назад появление нового рассказа интересовало всех. Теперь: одних — Андреев, других — Горький.

: Еще Сенкевич интересует.

Л. Н. похвалил «Без догмата» и «Семью Поланецких»:

— Исторические романы фальшивы.

Николай Леонидович: «Quo vadis» читать не мог.

Л. Н.: «Горе от ума» так складно, стиха не чувствуешь. В месяц написать нельзя.

Л. Н. рассказал, что он знал Мазаровича — из славян, женился на Рибопьер, был предшественником Грибоедова (на посту посла в Тегеране), рассказывал подробности об убийстве Грибоедова.

На другом конце стола Мария Львовна рассказывала Юлии Ивановне сказку из «Тысячи одной ночи» и спросила, один ли человек писал их.

Л. Н.: Разные. Собрание сказок. Было старое французское издание, где скверных, неприличных сказок не было. Старый русский перевод был по нему сделан. Новое русское издание содержит и скверные.

Мария Львовна рассказывала Юлии Ивановне сказку о трех яблоках.

Л. Н.: Теперь мог бы кто-нибудь написать такую сказку?!3

Софья Андреевна: Как теперь все порнографическое втискивается публике! Какую-то пьесу должны были запретить. В Москве стала выходить «Брачная газета» с объявлениями ищущих связей.

В эти дни Л. Н. нездоровилось; плохо ему работалось; вымарывал хорошее, что написал4.

20 октября. Утром в 10 часов уезжал Михаил Сергеевич в Тулу, Москву, Лозанну. Л. Н. поручил ему передать Горбунову, что послесловия к статье «О значении русской революции» не будет. Л. Н. хотел его написать в четыре-пять дней. Пополудни приехала Мария Александровна. Татьяна Львовна лежит третий день.

С 1.30 до 2-х Л. Н., Софья Андреевна, Оболенские, Мария Александровна около круглого стола. Л. Н. читал вслух «Круг чтения» на 20 октября, изречение из «Рамаяны», потом более длинный отрывок.

— Это кто пишет? — спросил Л. Н. и сам ответил: — Бука.

Софья Андреевна?.. Да, такой высокий, никуда не совался, как Файнерман. Умно говорил1.

Л. Н. выразительно читал дальше, но голос ему изменял, и на глазах выступили слезы.

— Это кто пишет? — вновь спросил он и сказал: — Генри Джордж. Вот почему он мне мил и ненавистен всем ученым.

Л. Н. похвалил мне новый журнал «The Light of India» (Los Angeles, California)2, сказав: «Теософический», — и поручил выписать его. Потом сказал мне, что получил от Croft Hiller дальнейшие — «глупые» «Appendix to Metachristian Catechism» (относилось к последним номерам, предпоследние номера хвалил). Потом Л. Н. прочел вслух письмо брата Ефима Дымшица, в котором он сообщает о дальнейшей судьбе брата, т. е. о его призыве и отказе от военной службы.

Михаил Сергеевич спросил:

— Еврей?

Л. Н.: Еврей. Как коротко описано, ничего лишнего, непременно напишу ему. — А после короткого раздумья прибавил: — Трудно писать.

Михаил Сергеевич говорил про статистику убийств и казней с 17 октября 1905 г. по 17 октября 1906 г. В один последний месяц казнен 241 человек. Л. Н. удивлялся, как Столыпин может это делать, не уходит.

Л. Н. (мне вечером за чаем): Вы уже выписали журнал? («Light of India»)?

— Нет.

— И не выписывайте. Это новый журнал. Первый номер послали и будут посылать, а если не пошлют, ничего не потеряем. — Потом Л. Н. рассказал две сказки оттуда (одна — «Йоги»).

Михаил Сергеевич спросил Л. Н. про теософию.

Л. Н. быть основательницей — такая пустая женщина, столько она приплела сюда чудесного, пустого. Она писала мне из Англии лет 15 тому назад, хотела вступить в общение; мне не понравилось ее письмо. — Потом Л. Н. вспоминал — у него огромная память на людей, семьи, помнит и знает неимоверное количество людей, — кто она урожденная... — Ее сестра Жениховская. — Привел ее слова о себе: «Заснула неизвестным человеком и проснулась прославленной вследствие своей книги»3.

Михаил Сергеевич начал вспоминать индийские учения, книги...

Л. Н.: Изложение Кришны (легенд о нем) мне чуждо... Восточная цветистость выражения, излишек образов и слов.

Л. Н. вспомнил знакомую даму, которой впрыскивали воду вместо морфия и она успокаивалась, и сказал:

— Слишком мало известно, в какой степени нужно самое представление о том, что поможет (для того, чтобы помогло).

Софья Андреевна: Меня бы не обманули.

Л. Н.: Нервных людей особенно легко обмануть.

Юлия Ивановна спросила Л. Н., где статья (послесловие к статье «О значении русской революции»); хотела взять переписать.

— Я ее к чертовой матери, — сказал Л. Н., усмехаясь. — Спрятал ее в шкап.

Л. Н. сегодня гулял недолго в Елочках.

Мы с Андреем Львовичем убирали книги в мастерской. Сюда они перенесены после женитьбы Льва Львовича из «кузминского дома», в котором он поселился. Здесь были, главным образом, старые французские книги и журналы Л. Н. 50—60-х годов. Нашли тетрадки учеников Л. Н. школы 1862 г. Порядочно географических карт. Книги сложены на полу вот уже лет 7—8. Мы их поставили на полки22*.

21 октября. Сегодня утром Александра Львовна сказала Л. Н., что жаль, что статью (послесловие к «О значении русской революции») бросил, ей так нравилась. От Горбунова подбадривающее письмо, тоже просит не бросать. Пополудни Л. Н. сказал Александре Львовне, что был в ударе и продолжал статью.

Л. Н. (): В эти дни нездоровилось, плохо работал. Хорошие мысли замарывал и снова вставлял. Сегодня порядочно привел в порядок, до понедельника кончу1.

Л. Н. ездил довольно далеко по Засеке, по местам, где дороги нет, чтобы лошади было легко. Дороги скованы морозом, от этого неровны.

За обедом: Софья Андреевна, Оболенские, Александра Львовна, Юлия Ивановна, Володя.

Л. Н.: Был революционер, слесарь, жалкий, то есть жалко его положение. Что-то слышал, его «напрасно забрали». В тюрьме сидел, там красный флаг носили на прогулках, за это сажали их в карцер. Сделали «обструкцию». Говорит слова: «свобода», «самодержавие» — ничего разобрать нельзя. Думает, что он приставлен устраивать жизнь народа, а надо устраивать свою.

Л. Н.«The book of Kings» by Davidson-Morrison — вот прелестно! Теперь можно было бы издать по-русски. Резкое, остроумное, сильное. Там перебирает всех английских королей с самого начала.

После обеда принес книгу. Сначала читала вслух Мария Львовна, потом Л. Н.

— «По разделению Гладстона, англичане делятся на массы и на классы. Массы живут своим трудом, классы — трудом других». Остроумное, — сказал Л. Н.

Л. Н. сказал о маленьком Володе, что он сидит, как римский папа. Разговорились о том, кто теперь римский папа. Не сразу вспомнили, потом сошлись на том, что Пий Х. Меня удивило не то, что Л. Н. не знает, а то, что не знали Сухотины, которые чуть ли не десять зим подряд провели в Риме.

Николай Леонидович сказал о нем, что он рассорился с Францией и Испанией, остались с ним Германия, Австрия, и сближается с Италией. Он агрессивный, идет энцикликами на Францию и Испанию.

Л. Н.«Казанская» (завтра день Казанской божьей матери)... «17 октября» (годовщина крушения поезда в Борках, «чудесного спасения» Александра III).

В 7.15 Л. Н. взял шахматы и пошел к Сухотиным. Туда пошли Софья Андреевна, Михаил Львович с женой и тещей С. Н. Глебовой, Оболенские, Юлия Ивановна.

В 10.30 возвратились. В разговоре о Столыпине Л. Н. вспомнил о друге своем Столыпине — отце:

— Он убедился в том, что война есть дурное дело, про которое лучше не говорить, и сжег все свои записки (он писал большое сочинение о военных делах).

С. Н. Глебова рассказывала про своего сына Сергея, что он поступил в гвардейскую артиллерию, в часть, где строгая дисциплина, чтобы себя поднять, отдаться в крепкие руки. Л. Н. сказал, что ему это не нравится, что нужно самому для себя завести дисциплину, потому что человек не может перестать сам собою управлять. Вся жизнь в держании себя в узде, самосовершенствовании, самоуправлении; не нравится Л. Н-чу, что не собственной нравственной силой хочет управлять собой, а отдается в чужие руки. Глебова говорила о нем, что он мечется, хочет быть лучше, жил просто, работал, говорил отцу: «Дай мне 100 десятин и немного денег взаймы, женюсь на крестьянке». Л. Н. не одобрял идеалы внешней жизни. Есть нравственный идеал, по нему надо стараться жить в каждый данный момент.

— Что же Кристи?

Глебова: Он живет в деревне, у него молодая, красивая жена, которая желала бы развлекаться, видать приятелей, а он от нее требует, чтобы довольствовалась деревенским одиночеством и тишиной...

Л. Н.: Я думаю, он все-таки не может этого требовать, это ее жалко, этого нельзя требовать. Когда Таня была в раздумье, ехать ли на бал или нет, я ей говорил: «Непременно поезжай». Удерживать свое желание ради угождения другому — только усиливать желание. Сдерживающее надо, чтобы выходило из себя самого.

— просить поддержку, и никак не сумела сказать, за что ее сына посадили.

Глебова: Политикой заняты теперь 18—19—20-летние.

Л. Н.: Да что 20-летние! Это еще хуже, если 40—50-летние, которые в своей жизни, кроме гадостей, ничего не сделали, свою жизнь испортили, хотят устраивать жизнь других. Надо стараться самим в своей обыденной жизни жить лучше: с прислугой, людьми... К насилию не прибегать ни Столыпину, ни Петрункевичу, а то ты оправдываешь насилие со своей, другой — со своей стороны.

Л. Н. долго и интересно говорил, но я от усталости не мог запомнить.

— А если придут грабить, как же с ними быть, не защищаться? Нужны кары.

Л. Н. (раздраженно): Стало быть, вы в бога не верите!

Глебова сговариваться.

Л. Н.: Это прекрасно: сговариваться, это хорошо; но зачем одним людям насиловать других, устраивая их жизнь?

Глебова говорила, что раньше были люди лучше, умнее — Черкасский, Самарин.

Л. Н.: Не сказал бы.

22 октября. Воскресенье.

Л. Н. долго, до 10.15, не выходил к чаю. Когда вышел, был оживленный разговор о катании на коньках, воспоминания о Патриарших прудах. Главным образом говорила Татьяна Львовна, вспоминая всяких знакомых. Спорили, кто лучше бегал. Л. Н., слыша их имена, сказал:

— Вот в этой комнате летают духи тех, которых вспоминают, и Постникова (учителя гимнастики Андрея Львовича) и...

Разговор перешел на театры, что̀ играли и, вообще, на воспоминания Татьяны Львовны, меньше — Марии Львовны, еще меньше — Андрея Львовича. Вспоминали Соллогубов.

Л. Н. (о Соллогубе-писателе — о настоящем Соллогубе-писателе, ): Какой был необыкновенный человек, даровитый, блестящий! — И разговорился о нем. Между прочим сказал: — Тургеневу подарил в знак уважения свой роман и нашел его потом в отхожем месте. Он был в Ясной1. Софья Андреевна начала вспоминать про него.

Л. Н.: Восхищался борзыми и сказал: «Какой вы, Лев Николаевич, счастливый человек, вы любите борзых, у вас прекрасные борзые, лошади, хозяйство, жена красивая, дети хорошие». А я ответил ему: «Потому что я люблю то, что у меня есть и что могу иметь, а не стремлюсь иметь то, чего не могу».

Татьяна Львовна рассказала содержание какой-то комедии, которую играли в домашнем театре. Потом восхищалась «Предложением» Чехова, которое видела у Корша.

Л. Н.«Предложение» — последовательный, обусловленный комизм. Нет в нем французской бессмысленной неожиданности. По Шопенгауэру, комизм — в неожиданности. У французов это комизм наивный. Самый наивный комизм состоит в том, что ожидаешь одно, а случается другое.

Михаил Сергеевич завтра уезжает в Арко (Тироль).

Л. Н. сегодня утром получил от Бутурлина новое издание брошюр Петра Чаадаева «Апология сумасшедшего» и «Философические письма»2. Вечером вынес их из своей комнаты, положил на рояль и сказал Николаю Леонидовичу:

— Западное, с полемическим оттенком.

Л. Н. с 8 утра до 10 вечера в халате сидел и поправлял послесловие (к статье «О значении русской революции»), и Александра Львовна переписывала на ремингтоне. Два раза брал статью и перемарывал и новое приписывал. Хотел послать ее Ивану Ивановичу с Михаилом Сергеевичем. Наконец, послал ему письмо, что предоставляет ему решить, хочет ли подождать еще два дня или напечатать без послесловия1.

Илья Львович прислал Л. Н. сибирскую лайку, огромного Якута. Л. Н-чу понравился: веселый, не отстает. Уехал Михаил Сергеевич. Должен вернуться 2 декабря.

Л. Н. ездил в Ясенки, привез почту. Вечером: Л. Н., Оболенские, Софья Андреевна, Юлия Ивановна. С 9 до 11.30 Л. Н. не уходил. Очень интересно, приятно беседовали. Л. Н. дал прочесть письмо женщины, преследующей его письмами, ужасно длинными, повторяющими одно и то же, тоном человека, которому импонирует ученый стиль и который тщательно подражает ему, любуется им. Тяжелое письмо.

Л. Н. спросил про статью Рыбакова о границах сумасшествия2

— Необоснованно; их считают признаками сумасшествия, они и у здоровых людей. — И говорил, что вообще трудно установить границу между здоровым и сумасшедшим.

Потом Л. Н. попросил Николая Леонидовича прочесть вслух статью в том же русском журнале о женщинах во Французской революции. Прочитали про Olympie de Gouges, борца за женские политические права, ее гильотинировали за нападки на Робеспьера. Л. Н. был доволен этим чтением. Тип этот ему понравился: — Горячая, энергичная, добрая. — После прочли еще о Rose Lacombe. Меньше понравилась Л. Н.3

— Пусть дадут женщинам и евреям права, они слабы (меряться с мужчинами на этом поле не могут), они почувствуют слабость, и тогда увидят, что у них есть другие им близкие занятия, которые им станут дороже (семейные), что тут с ними конкурировать нельзя... Говоря объективно, я удивляюсь мужчинам, которые не хотят дать прав женщинам, — сказал Л. Н. — Теперь в России со стороны революционеров повторяется то, что было во Французской революции.

Потом перешла речь на то, кто будет платить ренту при едином налоге: Крестьянский ли банк или крестьяне. Л. Н. думал о том сегодня, и казалось ему ясным, но теперь не умел сказать. Я сказал, что кто дал деньги под залог земли, тот совладелец ее и в той мере, в какой земля заложена, будет соучаствовать в платеже ренты.

Кто-то сказал, что в деревне нет работы. Вот Адриан не знает, куда руки приложить.

— Пока рассчитывают на прирезку земли.

Л. Н. сказал, что надо знать, что больше земли не будет. Тогда дело найдется. Нужна более интенсивная обработка земли... У мужиков теперь такая жалоба обычная, что ни земли нет, ни работы.

Тут вставила Софья Андреевна:

— Как же работы нет, когда некого нанять? Вот Таня ищет дворника.

Л. Н. на это сказал:

— Работы, действительно, нет в деревне.

24 октября. За обедом Л. Н. сказал:

— Ездил в Саломасово, 10 верст и Засекой обратно.

Софья Андреевна: Если бы с тобой что случилось, ищи тебя.

Л. Н. заметил, что съехал с пути на другую дорогу и уже лошадь (Вороной) сама брала левее. Это всегда так. Можно положиться на лошадь. Около Саломасова слышал веселые голоса: ученики из школы. Раздал им книжки, какие имел с собой. (Как коснулся детей-учеников, ожил, и голос стал восторженный; как Л. Н. любит их!)

Александра Львовна«посредниковские»?

Л. Н.: Чем больше!

Софья Андреевна: Ее культ — книги.

Урром Л. Н. дал мне польское письмо из Скутари1— никогда не забывает — о его содержании. Вечером с 9 до 11 Л. Н. с нами.

Л. Н. рассказал, что́ ему снилось:

— Гольденвейзер играл и пел мою педагогическую статью — искусственно, неприятно.

Из журнала «Мир божий» Николай Леонидович продолжал, по желанию Л. Н., читать вчера начатую серию очерков: «Женщина во Французской революции: III. Мадам Кондорсе».

Л. Н.: Это будет интересно.

«Пустили по ветру идеи энциклопедистов».

Л. Н.: Не понимаю, почему пустили по ветру идеи энциклопедистов?

Когда кончили, Л. Н. сказал:

— Хорошо написано.

Там шла речь о лекциях, которые читали ученые 700 слушателям, между которыми была и мадам Кондорсе.

Л. Н.?.. Просто строго научные люди, которые преподавали бы математику, астрономию, физику.

Николай Леонидович заговорил о французской мемуарной литературе из эпохи до Французской революции.

Л. Н.: Всегда мемуары очень интересны. Как после этого читать рассказы?

Мария Львовна спросила, что ей читать, какие мемуары из яснополянской библиотеки.

Л. Н.«Lettres persanes» Монтескье можно читать2.

Николай Леонидович возмущался картинкой «Толстой и Горький» — репродукцией с открытки при статьях о Толстом Луизы и Эльмера Моодов в журнале «The Bookman», October 1906.

— Вводит путаницу в головы 100 тысяч читателей, которые совершенно ничего не знают о том, какое различие между ними, — сказал он.

Л. Н.: Для массы публики ведь все равно: я, Ницше, Ибсен, Золя — это только имена, которые отличаются.

Потом Л. Н. читал письма 60-летнего Ибсена к молодой женщине из Вены, в которую тот влюбился. Потом о банкете в честь Ибсена в Норвегии. Л. Н. было смешно, как Ибсен противился, не хотел выступать, а все-таки поддался напору, желанию знакомых3.

«Мысли мудрых людей». Несколько дней не читал, и Дорик смущался этим. Кто-то заговорил об этом.

Л. Н.: Я не забыл о Дорике.... Я в таком дурном настроении был... Потому прекратил, что мне показалось — ему скучно и он смотрит на это, как на урок.

Наталья Михайловна: Нет, он каждый день спрашивает и удивляется, почему вы его не зовете. Он очень этим дорожит.

Л. Н.: Вот как нехорошо быть и самоуверенным и несамоуверенным. Я думал, что это ему все равно. Дорик заметил, я пред ним согрешил.

«The Bookman» картинка: группа наиболее читаемых английских писателей4; величиной фигуры указана наглядно их читаемость. Л. Н. рассматривал тщательно.

— Стивенсон тут маленький, — сказал Л. Н., — а он самый даровитый.

Татьяна Львовна сказала:

— Я знаю Hall Caine.

Л. Н.5.

Не могли отличить изображение Теккерея от Вальтера Скотта, под ними неясные номера. Л. Н. старался узнать.

— Я видел Теккерея, но не узнаю его, — сказал Л. Н. — Так недавно прославленные люди, а читатели по портретам их не узнают.

Л. Н.: Как странно, у немцев никого нет (т. е. современного выдающегося писателя), у англичан мы знаем, у французов. У шведов — Стриндберг, и <еще> северяне.

В 11 разошлись. Андрей Львович смотрел бирюковскую биографию Л. Н. и спросил его про имение Юшковых около Казани. Л. Н. отвечал на вопросы:

— Оно было в 40 верстах, на левом берегу Волги, на восток от Казани. Перед домом был вырыт пруд с островом, на котором жил медведь. Это тогда был такой обычай. Но пруд высох, зарос березами. У них было чисто. Я хотел нравственно, хорошо жить6.

Андрей Львович спросил, густо ли там заселено.

Л. Н.: Все-таки шире, просторнее, чем здесь. Имение было в 2000—3000 десятин.

Еще говорили о ренте. Л. Н. согласился, что у кого земля в залоге (кто дал деньги под залог), тот совладелец ее.

Николай Леонидович

25 октября. Л. Н. утром просил Авдотью Васильевну (экономку) дать чаю вдове урядника, пришедшей просить поместить в приют ее детей, шестерых сирот1. Потом просил Андрея Львовича устроить их в приют.

Вчера же были крестьяне из одной деревни. На их земле провели Ливийскую железную дорогу, много лет ездят и не заплатили им за землю. Просили Л. Н. ходатайствовать2 Л. Н. хотел его отговорить.

Утром Александра Львовна с 8 часов переписывала на ремингтоне послесловие — 18-ю главу к «О значении революции». Л. Н. в халате поправлял до 10. Два раза перемарывал и много прибавлял. Вечером с 7 до 10 — также. Л. Н. уносил статью к себе и поправлял. Александра Львовна даже зароптала. В 8.30 Л. Н. пришел вниз за Оболенскими и позвал их снова поправить статью по-новому. Едва закончив поправлять начисто в трех экземплярах переписанный текст и показав его Александре Львовне, Л. Н. стал снова поправлять, и притом вид у него был, как если бы извинялся, что причиняет работу Александре Львовне и нам. Сегодня переделывал ее четыре-пять раз и остался недоволен. Предоставляет Ивану Ивановичу решить, печатать ли ее; и будет более рад, если не напечатают. В том смысле пишет Ивану Ивановичу3.

Спешил со статьей ради того, что сегодня ночью Александра Львовна должна была поехать в Москву на урок к Гольденвейзеру. Но она отложила поездку на завтра.

В статье разговор Л. Н. с ламинцовским крестьянином оканчивается словами: «Не можете ли вы мне помочь на выписку газеты? — сказал он». А на деле Л. Н. ответил ему: «Не дать ли вам еще и на браунинг?» — «Что же, и на браунинг хорошо», — ответил он4.

Сегодня осенний туман. На расстоянии предметы — овца, куст, дом — кажутся огромными.

Л. Н.: Приятно (ему будет, отдохнет).

Л. Н. давал поручения Александре Львовне в Москву:

— Снеси послесловие Ивану Ивановичу; заезжай к Давыдову, кланяйся и скажи ему про Афанасия, чтобы сделал, что может, чтобы освободить его. За то, что он сказал что-то об иконах, как его могут держать?5

Николай Леонидович

26 октября. Утром приехала М. А. Маклакова, под вечер Сергей Львович.

Л. Н., просматривая почту:

— От Бирюкова две французские книжки об отделении церкви от государства. Одна из них Сабатье, и одна итальянская брошюра. — Л. Н. перелистал их и сказал: — Католическое, это мне малоинтересно. Письма от него (Бирюкова) нет. Надо его спросить, зачем посылает. — Взял итальянскую брошюру и стал пересматривать ее.

— Вы хорошо читаете по-итальянски? — спросил меня.

— Ничего. Прочел «Анну Каренину» и несколько других вещей.

Л. Н.: Я философское, религиозное могу читать.

Стали читать вместе. Л. Н. лучше меня понимал. Он прочел и перевел кусок, потом я — другой, он — третий.

— Кажется, это очень хорошо, — сказал Л. Н. и взял книжки и почту с собой в кабинет1.

За обедом Татьяна Львовна говорила про «Копперфилда», что это самая интересная книга. Я сказал, что я ее не читал.

Мария Алексеевна говорила, что Илья Львович был на представлении «Горя от ума» и что он первый раз видел пьесу на сцене и никогда не читал до этого.

Татьяна Львовна: Я «Тараса Бульбу» не читала.

: Я ни «Тараса Бульбу», ни «Князя Серебряного».

Л. Н.: Имеешь полное право не читать «Князя Серебряного».

Л. Н. спрашивал Сергея Львовича про И. И. Дунаева.

Сергей Львович

Л. Н.: Признаюсь, мне скучно. Это имеет историческое значение. Полемика западника со славянофилами.

Сергей Львович: Это все устарело.

Л. Н. согласился и сказал:

— А Герцена всегда будут читать.

Л. Н. спросил про Моода, видел ли его.

Сергей Львович: Он провел вечер у нас. Я его познакомил с кадетами.

Л. Н.: Он имеет смысл для них.

раз Марии Алексеевне, и тем начал новый разговор. Неприятный спор прекратился.

Л. Н.: Охота мне стала совершенно невозможной.

Софья Андреевна: Как? А когда гуляешь, ищешь русака.

Л. Н.: Его не поймают (т. е. собаки, с которыми Л. Н. гуляет). Помню, под мостик на шоссе около Воробьевки залез загнанный заяц. Его бы пожалеть. Об этом и не думал. Выгнал его и зарезал.

Софья Андреевна: Козу я видала, а волков никогда. Папа́ возил меня на охоту с поросенком23*.

Прочел в харьковской «Южной жизни», 12—15 октября статью «В Ясной Поляне» Петра Гайда — студента, жившего в июле и августе в Ясной Поляне (спаивавшего Ваньку Ромашкина), избитого парнями и жаловавшегося на них. Третьего дня 20 парней и девушек ходили в суд в волостное правление в Ясенки. А он как жалобщик не явился. Ужасно циничное, недобросовестное описание.

«Я с любопытством палеонтолога посмотрел на графа, как на ископаемую диковинку, обладающую особым, так сказать, атрофированным уже у нас органом — душою», — пишет Петр Гайда. Описывает яснополянцев на тот манер, как Дорошевич сахалинцев или Золя крестьян. Самые худшие стороны самых худших приписывает всем2.

Л. Н. (о Лебрене): Славный малый. И как натура прекрасный: честный, умный.

Андрей Львович спросил, что ему читать на ночь.

Мария Львовна посоветовала Лескова.

Л. Н.

Я спросил Л. Н., католик ли Сабатье.

Л. Н.: Католик, но свободомыслящий.

Потом сказал о его книге, что посмотрел и понравились ему два места довольно хорошие. Первое: нападать на священников не следует, это форма, в которой выражается их вера. Они не могут в другой форме выражать свои верования. Второе: во Франции множество женщин и мужчин идет в монастыри. Это проявление потребности самоотвержения, их занятие бесполезно <другим> людям. Надо им дать передовые цели.

Л. Н.: Итальянскую книжку пробовал читать, сперва не идет, надо вчитаться и словарь нужен. Читал с Таней, она тоже с трудом понимает.

«Новое время» с новой (третьей) статьей Розанова о нееврейском происхождении Иисуса Христа и спросил:

— У вас первые отложены? (Стало быть, ему будут нужны, вероятно, все-таки готовится написать по этому поводу.)3

Сергей Львович спросил отца, что́ пишет. Не нужны ли ему его исторические книги, которые он хочет взять.

Л. Н.: Не нужны. За эту большую историческую работу, кажется, еще не возьмусь4.

Сергей Львович«Воспоминания»?

Л. Н.: Я запутался. Я ему (Бирюкову) кое-что вперед сказал, а надо идти равномерно. Когда «ноги грел»24*, думал об воспоминаниях, связанных с каждой отдельной комнатой. Можешь себе представить, — обратился к Марии Львовне, — ка̀к...

Говорили о Д. А. Милютине. Ему 91 год, живет в Крыму.

Л. Н.: Он один из виновников моего военного направления: брата уговорил. Он в 40-м году приехал с Кавказа.

Кто-то спросил:

— Сюда в Ясную?

Л. Н.: Нет, мы были у его брата Владимира, которого хорошо знали, прекрасно рассказывал. Мы смотрели на него снизу вверх. Приехал Дмитрий Милютин с золотым оружием за храбрость. А мы были у его брата в гостях и ходили подсматривать в щелку это оружие и старшего брата Милютина и восхищались им.

Николай Леонидович спросил, знал ли Л. Н. Николая Милютина.

Л. Н. сказал, что знал, и про него хорошо рассказал:

— Мне говорил Оболенский, что Милютин лучше всего работал, когда начинал кого-нибудь ненавидеть, и это мне объясняет его деятельность в Польше. Он ненавидел поляков (т. е. панов) и поэтому охотно поселял раздор между помещиками и крестьянами введением сервитутов и всей тогдашней русской политикой. Когда в Польше были введены разные реформы при Александре II, крестьяне получили права пользоваться «чем-нибудь» в усадьбе помещиков, например — водой или въезжать в лес. Таким «чем-нибудь» могли сделать неприятность помещику5.

Л. Н.

Сергей Львович спросил:

— Читал ли ты социалиста Сен-Симона?

Л. Н.: Не читал. А читал Щеглова, русскую книгу о социалистах6. Тургенев, бывши в Ясной, взял с полки Duc Saint-Simon. Читал с наслаждением.

: А Фурье?

Л. Н.: Читал. Он такой педант. Он вперед предписывал, установлял, как что должно быть.

Сергей Львович: Я потому спрашиваю, что мне кажется, что Маркс так же погубил идеальный (утопический) социализм, как Павел — христианство.

Л. Н.

Сергей Львович: А Овен (Оуэн)?

Л. Н.: Овен — другое дело. Овен был более практический. Он был идеалист, философствовал очень неопределенно и сейчас же применял на практике то, что говорил. Так же и Прудон с своим банком. А Маркс старался найти научные основания для социализма.

В 11 часов уехали Сергей Львович и Александра Львовна в Москву. Сергей Львович взял с собой книгу о декабристах и «Очерки русской истории» Милюкова7

27 октября. Л. Н. с верху лестницы:

— Кто это? Душан Петрович? Куда это вас бог?

— В лечебницу иду.

— в Тулу. За обедом рассказывал:

— В Туле поймали 11 грабителей, которые убили......25* Около Варшавы бросили четыре бомбы под поезд, 18 конвойных убито, миллион золотом ограблено. Теперь бросают такие бомбы, которые взрываются вверх и вперед, так что не ранят бросающих.

Л. Н.: Вся культура озабочена тем, чтобы убивать. (Культура теперь направлена на то, чтобы придумывать самые совершенные орудия убийства.)

(о Петре и Павле Долгоруковых): Петр Долгорукий, когда был здесь, говорил: «Это удивительная вещь, как Л. Н. не хочет нас слушать» (их кадетскую программу)1.

Вечером с 9.30 до 11 я был с Андреем Львовичем в Козловке. Николай Леонидович рассказал, что в наше отсутствие был разговор о революции.

О книге Сабатье Л. Н. говорил, что сколько усилия употребляется на то, чтобы опровергнуть такие страшные предрассудки, как непогрешимость папы, бессеменное зачатие. Потом, продолжая, Л. Н. обратился к Татьяне Львовне:

— Ведь нам с тобой, кажется, надо быть сумасшедшими, чтобы в это верить. А ведь это на нашей памяти были провозглашены оба эти догмата2.

Л. Н. (мне): Прочел итальянскую брошюру со словарем26*. Сабатье просит написать статью в журнал, который издают по-итальянски молодые люди. Отвечу ему письмом, это письмо будет статьей в тот журнал. О многом буду там писать. Между прочим, и об этом, о нееврейском происхождении Христа и различности павлинизма от христианства27* 3.

Л. Н. (мне): Найдите мне прежние две статьи Розанова и напишите Николаеву, перевел ли статью «Paulinity versus christianity» (вероятно, by Croft Hiller) и чтобы он ее прислал мне4.

28 октября. День пасмурный, не холодный. К Л. Н. пришел мужик, у него колесо сломалось по пути в Тулу, в деревне без денег никто не дает, а у него их нет. Л. Н. пошел с ним на скотный двор за колесом. В 2 часа Л. Н. звал с площадки лестницы Ваню. Я хотел сбегать позвать его. Л. Н. перегородил мне крепко путь рукой:

— Мне это неприятно (беспокоить вас).

Л. Н. зашел в комнату к Юлии Ивановне, где Мария Львовна сидела у стола. Мария Львовна показала ему ее рукой списанное начисто письмо к Сабатье.

Л. Н. взял его как-то нерешительно и сказал:

— Подписать? Обещаю и не знаю, сделаю ли. Все эти Сабатье хлопочут, как бы возродить католицизм. Копаются в горе книг, цитируют разные тонкости для оправдания догм. Вопрос этот так загажен, что трудно за него взяться. А можно взяться, только под самый корень, как Руссо. Сегодня в «Круге чтения» — Руссо... — И Л. Н. прочел его1.

Л. Н.: Забыли стариков. Руссо сто лет тому назад как ясно говорил об этом! Прежде под корень забирались вопросам, а теперь что̀ какой-нибудь Буланже или папа скажет, и их слова разбирают и переправляют. Насколько сто лет тому назад люди умнее были!

: Правда, сто лет тому назад были умнее? А тысячу лет тому назад?

Л. Н.: Еще умнее.

Андрей Львович: А две тысячи?

Л. Н.— где и кто? Марк Аврелий...

Л. Н. попросил меня найти ему Руссо — «Эмиля» и «Исповедь савойского викария». И очень скоро нашел в оригинале «Эмиля» места, напечатанные в «Круге чтения». Кажется, для письма к Сабатье нужны ему2.

Андрей Львович вчера ездил к губернатору с просьбой поместить в приют шесть сирот урядника, убившего лавочника и себя. Нет места. Вице-губернатор предложил прочесть рукопись Л. Н. на вечере для сбора суммы. Мария Львовна сегодня достала рукописи и принесла их Л. Н. в кабинет. Позже войдя, нашла его сидящим около разложенной рукописи. Про «Записки сумасшедшего» Л. Н. сказал:

— Как это хорошо!

Мария Львовна (мне— и рассказала мне содержание.

Л. Н. (сегодня за завтраком): Смотрел старье. «Записки сумасшедшего». Я и забыл, что я их писал. Поправлю, можно будет прочесть3.

Софья Андреевна тоже разбирала старье, рукописи и книжки и прочла описание двухдневного пребывания в Ясной Поляне датчанки Edelweiss, восхищалась. Софья Андреевна спросила Л. Н. о тех рассказах, которые она ему положила на стол: прочел ли их. Там был рассказ «Тихон и Маланья» 1862 г.

Потом Л. Н. говорил про «Тихона и Маланью»:

— Как я тогда расплывался — <писал> на страницах, что можно было сказать в двух словах. Удивительно, что я это писал. — И не согласился отдать рассказ, потому что так наивен, многословен. — Приятно было читать. Там видна моя любовь и хорошее отношение к народу4.

Погода сырая, плохая, грязь, туман. Софья Андреевна спрашивала Л. Н., куда поедет:

— Через час темно будет, не найдешь дороги.

Л. Н.: На шоссе.

Когда вернулся, за обедом сказал, что ездил к провалам. Ездил на Вороном:

— Он верен ногами; когда спотыкается, сейчас поправляется. А Делир, мы с ним начинаем уже садиться.

Л. Н.: Получил письмо и в нем мое «Письмо к фельдфебелю», издание революционеров, истрепанное, многие его читали. Пишет: «Вас прежде уважали, а теперь вас весь народ презирает, что вы такую святыню можете осуждать».

Софья Андреевна: Какую святыню?

Л. Н.: Церковь, войско.

— Какое «Письмо фельдфебелю» ты писал?

Л. Н.: Это очень давно было. Более десяти лет. К немецкому фельдфебелю5.

Все это Л. Н. говорил на вид спокойно, как будто бы его это не касалось. Обыкновенно же ему бывает больно, когда получает такие письма.

Проходя через гостиную к обеду и по пути перепоясываясь, ремнем ударил Шарика, найдя его лежавшим на кушетке. После обеда Андрей Львович спросил Л. Н.:

— Нельзя обойтись без битья животных? Я пришел к заключению, что для животных необходимо телесное наказание.

Л. Н.: Думаю, что нельзя. Мы требуем от них, чтобы жили согласно нашим желаниям, которые их уму непонятны. Тогда их бьем, и они слушаются.

Андрей Львович: Тогда почему же нельзя и людей телесно наказывать? Ваньке Ромашкину все поучения, просьбы не впрок. Я уверен, если его высечь, подействовало бы.

Л. Н.: Нет, нельзя. Потому что у каждого, последнего человека, все-таки есть разум, и он может понять. Тогда негде остановиться. Когда можно за одно одного наказывать, можно за другое и другого. Человек разумен, есть возможность действовать на него. А этим (наказыванием) уничтожится остаток его разумного сознания, и это самое мы забываем. И от этого-то так медленно движется человечество.

Л. Н. ему ответил, что до сих пор строгостью держалось все наше общество, и вследствие этого было забито все наше сознание. Теперь строгости сняты — это проявилась человеческая природа, какая она в нас есть, не сдерживаемая разумным сознанием, а сдерживаемая только страхом наказания.

Потом Л. Н. сказал, что вопрос неупотребления насилия гораздо шире, касается не только наказания в волостном правлении.

Сегодня я много сидел в зале с Софьей Андреевной и у Юлии Ивановны с Оболенскими, Иваном Ивановичем и Андреем Львовичем, гулял один, вообще не работал. Андрей Львович спросил, почему я мрачен.

Я: Сегодня не работал.

Л. Н.: Все дело в этом. Сегодня Дорику это самое внушал.

Татьяна Львовна рассказала про 15-летнего М. А. Стаховича. У него коксит. Его свезли в огромное заведение на северном берегу Франции. Там лежал два года «на доске» и вылечился. А теперь с усами, крепкий.

Л. Н. (мне): Я хотел о медицине, о врачах говорить, а вы подошли. — Не сказал, что́ хотел, только: — Медицина богатым более вредит, бедным скорее помогает.

Софья Андреевна на своем примере доказывала выгоду лечения богатых. Татьяна Львовна подтверждала.

Л. Н.

Мария Алексеевна, Татьяна Львовна, Андрей Львович и Л. Н. играли в винт. После Андрей Львович сказал:

— Папа́ — в винт, мама́ — на фортепьяно скверно играют.

29 октября. Л. Н. после обеда говорил о фельетонах студента Петра Гайды в харьковской «Южной жизни»:

— Сначала было мне неприятно, потом был рад. Было мне breathing28*, как англичане говорят. Где вы эту газету нашли? Я бросил ее, чтобы не читали.

Я: В корзине. (Иногда ищем и находим там рукописи Л. Н.)

Л. Н.: Его избили.

Я: Дня четыре тому назад должен был состояться суд, 20 яснополянских парней и девушек пошли в волостное правление, но он не явился.

Николай Леонидович сегодня взял газету у меня, хочет написать редактору, что такое нельзя помещать. И пошлет опровержение1.

Л. Н. (мне«Kronenzeitung»)? Прислал мне ее, очевидно, поляк, но пишет по-русски. — Показал статью «Das Haus der weissen Sklavinen». — Пишет, что он против насилия, но тут, в этом судебном деле, не уместно ли наказание? Я тут не понял, какую операцию совершили над девушкой, — и начал искать в статье. Наконец, Л. Н. нашел место об операции.

Я сказал, что тут шла речь о криминальном аборте.

Л. Н.: Да, как я не догадался! Он (поляк) мне пишет: «Этот процесс их вразумит». Мне было интересно прочесть. Нет, наказание не вразумит. Судьи, прокуроры участвуют в том же. Тут никаких крайностей нет. Даже отец (девушки) не видел в этом предосудительного, и женщина, содержательница этого дома, — вдова, муж оставил ее в долгах, она хотела их выплатить... Это объяснение — как оно естественно... все одно за другое цепляется2.

Л. Н. увидел в открытой «Review of Reviews» портрет 80-летнего генерала Бутса, посмотрел на него. Татьяна Львовна начала говорить об «Армии спасения» и хвалить ее членов, утверждая, что в этих приказчиках есть чувство самопожертвования. Л. Н. не одобрял:

— Это гримасничанье. Вот Душан Петрович рассказывал (Софья Андреевна вставила: «Я рассказала Льву Николаевичу, что̀ вы мне вчера вечером говорили об инсбрукских католических сестрах милосердия»), в старинных учреждениях, монастырях сестры милосердия, это самопожертвование. Доски на груди носят, не моются. Это хорошо, — Сказал Л. Н., остановясь на этом. — Англичане говорят cleanliness is godliness29*. Тут, наоборот, жертвуют чистотой, считают ванны роскошью.

«Армии спасения», как учреждения, их реклама)30*.

За чаем: Л. Н., Софья Андреевна, Оболенские, Юлия Ивановна, Мария Алексеевна. Речь о бриллиантах и других драгоценных камнях.

Николай Леонидович: Англичане презирают брильянты, их может носить каждый, у кого много денег. Вкуса не надо.

Л. Н.: Старое русское название изумруда — смарагд.

3.

Л. Н.: Какое люди везде приписывают драгоценным камням значение! В Индии тысячи рабочих жизней губится из-за драгоценного камня.

Л. Н.: Я сегодня в таком состоянии... Прочел «Новое время» с начала до конца. Что же в нем нового, интересного? Меньшикова, Столыпина нет... — Л. Н. припоминал и не мог сразу вспомнить. — Да, о Японии. Как японцы в торговле в Маньчжурии, Корее, Китае успешно конкурируют, даже вытесняют американские, английские товары. Как с французами договариваются о Сиаме, чтобы французы его не трогали. Это мне очень интересно, нравится. Так и должно быть4.

Речь об Афросимове, весельчаке, плясуне, певуне.

Л. Н.: Странно, что такие люди приятны, а если разберешь, — пусты. Их жизнь — эгоизм, наивный эгоизм, оттого они приятны, что их эгоизм — наивный эгоизм.

Софья Андреевна: В Москве сегодня два концерта: «Реквием» Моцарта и цыганский хор Вари Паниной. Саша поедет к цыганам.

Л. Н.: «Реквием» Моцарта никогда не слыхал, но сколько раз играл, ничего хорошего в нем.

Софья Андреевна

Л. Н.: Под этим-то впечатлением я играл в четыре руки, но я обратного мнения. Если что хорошо, то и одним пальцем...

Л. Н. (придя к чаю): Я читал Фихте — вы знаете его?

Я: Нет.

Л. Н.

Николай Леонидович: Отчего грустно?

Л. Н.: Что никто его не знает. Андреева, Золя все знают. Это монсеньоры. Я в письме к Сабатье включу о нем. (Л. Н. вчера написал, сегодня дополнял письмо к Сабатье)1.

Л. Н. говорил о Фихте:

— Он пишет, что счастье объективно происходит от внешних условий, а блаженство человек может себе сам создать, оно вытекает из блага, которое человек может всегда достигнуть своим мировоззрением2.

Потом Л. Н. говорил, что у Дьякова была жена, Дурасова <?>. Любила читать трудные книги. О Фихте говорила: «Он до того умен, учен, ничего понять нельзя».

— У него действительно тяжелая форма выражения. «Я не я», и в этом роде, — сказал Л. Н.

М. А. Маклакова сказала про своего старшего брата, что она тогда успокоится, когда он бросит политику.

Л. Н.: Политику невозможно бросить адвокату, то есть невероятно, что ее бросит, потому что адвокат умеет говорить. Где уж умение говорить имеет бо́льшее значение, как не в парламенте!

Л. Н. болен. (У меня не записано.)

Я сказал Л. Н., что его ждут мужик с бабой и хотят с ним поговорить.

Л. Н.: Если просительное, то не могу исполнить... Если что духовное, то позвать их сюда.

Примечания

1 Письмо Ф. И. Халанда неизв. Текст посланного автографа опубл. по записи Маковицкого (т. 76, с. 292).

2 октября

1 Я. И. Розов был у Т. 3 июля 1903 г. и 7 июля 1904 г. Неоднократно писал ему, и на одно его письмо Т. отв. (т. 75, с. 54—55).

2 № 10973, 30 сент.

3 Seuron. Graf Leo Tolstoi. Intimes aus seinem Leben. В., 1895. В рус. пер. кн. появилась в 2-х изд.: А. Сейрон. Шесть лет в доме графа Льва Николаевича Толстого. Записки. СПб., 1895; А. . Граф Лев Толстой. М., 1896. «Книга кишит ошибками», — писал о ней Т. 5 марта 1896 г. И. Б. Файнерману (т. 69, с. 53). В письме от 1 окт. н. с. Серон писала, что хочет выпустить продолж. своей книги.

4 H. Morten. Things more Excellent: Beeing the Manual of the Tolstoy Sisters. L., 1906 (Япб).

3 октября

1 —210 и т. 89, с. 43—45).

2 Т. учился на юридич. ф-те Казанского ун-та с 1845 по 1847 гг. и, судя по записи в экзаменационной ведомости, изучал историю римского права (см.: Н. П. Загоскин. Граф Л. Н. Толстой и его студенческие годы. — ИВ, 1894, № 1, с. 120).

3 Япб, пометы). Т. пользовался этой кн. во время работы над «Войной и миром» (т. 48, с. 66).

4 октября

1 «Неизданные письма Тургенева к Виардо». — Илл. прилож. к НВ

2 На письмо А. А. Ягн от 6 сент. (почт. шт.), опубл. в т. 55, с. 563—564, Т. отв. 3 окт. (т. 76, с. 209—210).

5 октября

1 В письме от 27 сент. н. с. Л. Малори сообщала о посланной фотогр.; в письме ее не оказалось (см. т. 76, с. 292). В письме от 8 нояб. н. с. Малори выслала свою фотогр. Т. отв. 2 дек. (т. 76, с. 251).

2 Разговор с крестьянином послужил толчком к началу работы над ст., позднее получившей загл. «Что же делать?»; в ней приведен весь этот разговор (т. 36, с. 363—371, 541—542 и 544—545).

3 «Сеть веры» включены под загл. «Закон бога и закон мира сего» и «Христианство и разделение людей» в «Круг чтения», т. II, с. 330—338 и 443—449 (т. 42, с. 142—149 и 240—246).

4 В. В. Розанов. Еще о нееврействе Иисуса Христа (НВ, № 10976, 3 окт.).

1 При письме от 11 окт. н. с. С. Кокрелл прислал Т. кн.: W. S. Blunt. Atrocities of Justice under British Rule in Egypt. L., 1906 (Япб) и его же ст. «La situation actuelle en Egypte» из «Figaro», 9. X. На конв. помета Т.: «Благодарить». Отв. М. Л. Оболенская (т. 76, с. 292).

2 В письме к Т. от 4 окт. А. Ф. Кони упомянул о фельетоне М. О. Меньшикова «Письма к ближним. — Вождь освобождения» (НВ

3 См. письмо Т. к М. О. Меньшикову от 5 окт. 1895 г. (т. 68, с. 204).

4 Письмо от 25 мая или от 7 июня 1898 г. (т. 71, с. 369—370).

5 И. И. Петрункевич за подписание «Выборгского воззвания» был привлечен к судеб. ответственности и подвергся тюремному заключению. После IV съезда партии кадетов руководящая роль в партии перешла к П. Н. Милюкову.

6 Т. работал в эти дни над ст. «Что же делать?»

1 Речь идет о яснополянской школе 1871—1872 гг.

2 По этому делу Т. обращался к присяжному поверенному Б. О. Гольденблату и тульскому вице-губ. В. А. Лопухину (т. 76, с. 211—212).

3 В. Дорошевич. В терроре (, № 245, 6 окт.).

4 В. Дорошевич. Сахалин (Каторга). М., 1903 (Япб).

5 В газ. «Око», № 27, 4 окт. было опубл. сообщ. о 22 казненных в разных местах России. Т. ввел эти сведения в ст. «Что же делать?» (т. 36, с. 367).

1 Анон. ст. «Обнаружение бомбистского заговора против Кронштадтского военно-морского суда» (НВ, № 10979, 6 окт.).

2 См. запись 15 сент.

3 Вел. кн. Николай Николаевич-«старший» и Михаил Николаевич прибыли в действующую армию 6 окт. 1856 г. Андрей Львович говорил о вел. кн. Николае Николаевиче-«младшем», Т. же вспоминает его отца, вел. кн. Николая Николаевича-«старшего», к-рый был моложе Т. на 3 года, а не на 5 лет.

1 20 дек. 1897 г. Т. получил по почте анон. письмо от «старых дворян», к-рое заканчивалось угрозой убийства (опубл. ДСТ III, с. 11).

2 Перед отъездом С. Т. Семенов к Т. не приезжал.

1 Заметка б. подп. «Земельная собственность дворян» (ИВ, № 10).

2 П. Буайе посетил Т. 3 раза: 1-й раз 16—18 июля 1901 г. (см. ТВС II—156); 2-й раз — 21 окт. 1902 г. (см.: «У Л. Н. Толстого». — «Temps», 1902, 4. XI и в БВ, 1902, № 291, 25 окт.). О 3-й встрече — 28 авг. 1906 г. — см.: «У Л. Н. Толстого» в «Temps» и Р. сл., № 225, 12 сент. Маковицкий ошибочно считает последний приезд вторым.

3 П. Сергеенко«Искры», № 36, Япб).

11 октября

1 К. Каутский. Толстой и Брентано — в кн. Каутского «Очередные проблемы международного социализма». Сб. статей. Пер. с нем. СПб., 1906 (Япб).

2 И. В. ГетеЯпб, дарств. надпись М. Ледерле).

12 октября

1 На обл. журн. «Искры», № 40 воспроизв. фотогр. с подписью: «К аграрному движению в провинции. Крестьянская семья у тюремных ворот, явившаяся для свидания с заключенными» (Япб).

2 И. Я. Гинцбург в письме к Т. от 10 окт. и Н. Ф. Пивоварова (племянница В. В. Стасова) в письме к А. Л. Толстой сообщали о тяжелом состоянии Стасова. Приписку Т. к письму А. Л. Толстой от 10 окт. к Н. Ф. Пивоваровой см. в т. 76, с. 212—213. Стасов скончался 10 окт.

3

13 октября

1 Т. имел в виду пространные извлечения из кн.: J. Boswell. The Life of Samuel Johnson (L., 1792), сделанные А. В. Дружининым: «Джонсон и Босвелль. Картина британских литературных нравов во второй половине восемнадцатого столетия» («Библиотека для чтения», 1851, №№ 11—12; 1852, №№ 3—4, 9—10, 12; и Собр. соч. А. В. Дружинина, т. IV. СПб., 1865).

2 «Толстой за чтением» (1902). Хр. в ГМТ.

3 Л. Н. Толстой. О просвещении — воспитании и в первоначальном образовании обучении. Избранные мысли. М., «Посредник», 1907 (Япб).

4 П. Хельчицкий«Посредник», 1907; П. Хельчицкий. Сеть веры. Со статьей Л. Н. Толстого. 2-е изд. М., «Посредник», <б. г.> Вступ. ст. — очерк Т. «Петр Хельчицкий» изд. «Круга чтения», т. II, с. 220—225 (т. 42, с. 46—50).

5 В изд. «Посредник» ст. вышла в нояб., но была конфискована, а Горбунов-Посадов привлечен к ответственности. В изд. Черткова и в др. зарубежных изд. статья тогда опубл. не была.

6 Очевидно, А. И. Кудрин сообщал об этом в несохр. письме, на к-рое Т. отв. 28 сент. (т. 76, с. 205).

7 1896 г. к нач. Иркутской дисциплинарной роты с просьбой облегчить их участь (т. 69, с. 184—185).

8 С С. Д. Дрожжиным Т. познакомился 24 дек. 1892 г.

9 П. Успенский. Об истинной веротерпимости. М., «Посредник», <1906>.

10 Письмо В. А. Лебрена от 30 сент.

11 Архангельский. Кому служить? Со вступит. письмом Л. Н. Толстого. Упом. изд.

12 А. Буков. Общедоступный часовщик. М., «Посредник», <б. г.>.

13 О смерти А. И. Архангельского сообщил А. М. Веселов в письме к Т. от 10 окт. Т. отв. 26 окт. (т. 76, с. 215).

«Календаре для всех на 1908 г.».

14 С. Д. Николаев взял у Т. для пер. брошюру: Croft Hiller. Third Appendix to Metachristian Catechism. Paulianity and Christianity, к-рую автор послал 24 авг. н. с. (почт. шт.).

14 октября

1 «Выборгского воззвания».

15 октября

1 В это время Горбунов-Посадов готовил к печати упом. ст. Т.

16 октября

1 Письмо А. Шкарвана от 19 окт. н. с.

2 Б. о.

3 Письмо Н. Ф. Пивоваровой от 13 окт. На конв. помета Т.: Б. о.

4 Г. Фильдинг. История Тома Джонса, найденыша (1749).

5 М. Клечковский «Посредник» <1906>.

6 См. Первое послание к коринфянам апостола Павла, гл. XIV.

17 октября

1 Е. В. Герцик в письме от 15 окт. спрашивал Т., по какому изд. можно проверить греч. тексты в кн. Т. «Соединение и перевод четырех Евангелий». Отв. Маковицкий (т. 76, с. 293).

2 В Япб «Canadian Single Taxer», 1904—1908; «Land Values», 1906—1910; «Single Tax Review», 1906, 1908.

3 H. Ward. Robert Elsmere. L., 1888 (Япб). В рус. пер.: Г. Уард. Отщепенец («Книжки «Недели»», 1889, №№ 1—10; в Япб кн. 2, 5, 7, 9). Т. читал этот роман в янв. 1889 г. (см. т. 50, с. 19).

4 «A Modest Proposal» (1729). Рус. пер.: «Скромное предложение, имеющее целью помешать детям ирландских нищих быть бременем для своих родителей и для страны, и указать, каким способом сделать их полезными для общества» («Свифт». СПб., 1881). Т. упоминает о нем в Дн. 17 нояб. 1896 г. (т. 53, с. 120).

5 При письмах от 21 окт. и 21 нояб. н. с. 1905 г. Чертков прислал Т. 2 письма Б. Шоу к нему по поводу ст. Т. «О Шекспире и о драме». Т. отв. 2 дек. 1905 г. (т. 89, с. 29). Подробнее об этом — ЛН, т. 37—38, с. 617—632 и т. 75, кн. 1, с. 88—97.

6 В Япб сохр. неск. №№ «Crank», 1903—1906 гг.

7 Недоразумение возникло из-за пер. на англ. яз. «Воскресения» (см. т. 89, с. 46—47).

1 L. Alexander. The Drama of Blood. N. Y., <1906> (Япб, дарств. надпись).

2 С. А. Толстая сфотографировала Горького и Т. в яснополянском парке 8 окт. 1900 г.

3 «Первое послание к коринфянам апостола Павла», гл. XIII.

4 С письмом от 11 окт. М. И. Михельсон прислал Т-му свою кн. «Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний», тт. I—II. СПб., 1903—1904 (Япб). Т. отв. 26 окт. (т. 76, с. 219).

1 М. Меньшиков. Письма к ближним. — Открытие Иудеи (НВ, № 10988 и 10995, 15 и 22 окт.).

2 Письмо С. И. Дымшица от 17 окт. Т. отв. 26 (?) окт. (т. 76, с. 216—217).

3 —1717 гг.; 1-е рус. изд.: «Тысяча и одна ночь. Сказки арабские». Пер. с франц. яз. А. Филатьев, тт. I—XII. М., 1763—1774; «Тысяча и одна ночь. Арабские сказки Шахразады». Первый полный рус. пер., тт. I—IV. СПб., 1902—1903; «Рассказ о заразной женщине, о трех яблоках и о негре Ригане» — в т. I. В Япб хр.: «Les mille et une nuits. Contes arabes, trad, par Galland. P., s. a., tt. II—III.

4 Т. писал в этот день послесл. к ст. «О значении русской революции», «и так плохо, что бросил» (Дн., т. 55, с. 262).

20 октября

1 Бука — псевдоним А. И. Архангельского. Он был в Ясной Поляне 18 мая 1895 г. (Дн., т. 53, с. 32). Прочитанные изречения см. в «Круге чтения», т. II, с. 350—352 (т. 42, с. 159—160).

2 В Япб —2; 1907, № 4—10; 1908, № 1.

3 Письмо Е. П. Блаватской (урожд. Ган) неизв. В Япб хр. ее кн. B. H. P. <Blavatzky>. The Voice of the Silence. Being chosen fragments from the «Book of the Golden Precepts». Translated and annotated by ; L. — N. Y., 1889 (дарств. надпись). Неск. афоризмов из этой кн. Т. включил в «На каждый день» (т. 44, с. 475 и 489).

21 октября

1 Горбунов-Посадов писал 20 окт. что задерживает печатание ст. «О значении русской революции», надеясь получить послесловие.

22 октября

1 Толстой. Переписка с русскими писателями. М., 1962.

2 П. Чаадаев. Апология сумасшедшего. Казань, 1906; . Философические письма. С прилож. письма к Шеллингу. Статья И. Гагарина и отрывок из «Былого и дум» А. И. Герцена. Казань, 1906 (Япб).

23 октября

1 Письмо к Горбунову-Посадову от 23 окт. (т. 76, с. 213).

2 Ст. Э. Пименовой, а не Рыбакова — «Вильгельм II и его двор» (МБ

3 Очерки об упом. Маковицким участницах Франц. революции вошли в кн. Э. Адлер «Знаменитые женщины Французской революции 1789—1795 гг.». М., 1907. (Очевидно, кн. вышла в конце 1906 г., с датой 1907.) В МБ были помещены отр. из этой кн., но о др. женщинах.

24 октября

1 Письмо Г. Галицкого от 9 окт.

2 Saint-Simon. Mémoires, tt. I—III. Р., 1789 (Япб); его же: Supplément aux Mémoires, tt. I—IV. L., 1789 (в Япб Montesquieu. Œuvres, tt. I—II. Р., 1817. «Lettres persanes» в t. II (Япб).

3 Г. БрандесМБ, 1906, № 8). В конце ст. опубл. неск. писем Ибсена к Эмилии Бардах.

4 Окт. № журн.

5 В арх. Т. сохр. 1 письмо Caine Hall от 12 июля 1890 г. Отв. Т. Л. Сухотина (т. 65, с. 335). В Япб хр. Caine Hall его же. The Eternal City. L., 1901 (дарств. надпись).

6 Вероятно, речь идет о поездке Т. в имение Юшковых Паново в апр. 1847 г. Весной того же года Т. начал составлять для себя «Правила для развития воли», «Правила в жизни», «Правила внутренние или в отношении к самому себе...» (т. 46, с. 262—272).

1 Дети урядника, убившего лавочника и себя.

2 В письмах к Б. О. Гольденблату от 5 окт. и В. А. Лопухину от 7 окт. Т. просил помочь крестьянам дер. Судаково взыскать с ж. д. вознаграждение за убытки, понесенные ими при строительстве (т. 76, с. 211—212; ср. т. 73, с. 294).

3 См. т. 76, с. 213—214. Ст. «О значении русской революции» была напеч. без послесловия. Горбунов-Посадов 30 окт. сообщил, что решил печатать послесловия отд. статьей.

4 См. «Что же делать?» (т. 36, с. 367, 544—545).

5 «непочтительные выражения» относительно икон. На протяжении неск. лет. Т. неоднократно обращался к знакомым адвокатам с просьбой помочь освободить Агеева. Хлопоты не увенчались успехом, и Агеев вернулся из ссылки в 1908 г., отбыв срок, назначенный судом.

26 октября

1 Бирюков по просьбе П. Сабатье прислал Т. след. кн.: P. Sabatier. A propos de la séparation des Eglises et de l’Etat. Р., 1906 (ЯпбGuyau. L’irreligion de l’avenir. Р., 1890 (в Япб хр. на рус. яз. в 2-х экз.: М. Гюйо. Безверие будущего. СПб., 1908, пометы Т.) и итал. брошюру, автор к-рой — П. Тиррели. Название ее неизв.

2 П. Гайда. В Ясной Поляне (Впечатления туриста). — «Южная жизнь», №№ 1—4, 12—14 и 17 окт.

3 В. . Был ли Христос евреем по племени (НВ, № 10916, 4 авг.); Еще о нееврействе И. Христа (НВ, № 10976, 3 окт.). В НВ, № 10995, 22 окт. была опубл. ст. М. О. Меньшикова «Письма к ближним. — Открытие Иудеи». Все эти 3 ст. являлись откликом на указ. кн. Г. С. Чамберлена. Т. перечитывал их в связи с работой над письмом к П. Сабатье.

4

5 В период Польского восстания 1863—64 гг. Н. А. Милютин разработал ряд проектов реформ в Царстве Польском, в том числе положение 19 февр. 1864 г. «Об устройстве быта крестьян», основанное на принципе сервитутов, т. е. допущения ограниченного права крестьян пользоваться земельными угодьями помещика.

6 В апр. 1889 г. Т. читал кн. G. Hubbard. St. -Simon, sa vie et ses travaux. Р., 1857, в к-рую вошла ст. Сен-Симона «Парабола» (см. т. 50, с. 72—73). В июне 1889 г. Т. читал кн.: Д. Ф. . История социальных систем от древности до наших дней. Изд. 2-е, тт. I—II. СПб., 1889 (см. т. 50, с. 97). В т. I, с. 328—329 помещенрус. пер. ст. «Парабола». В Япб сохр. т. II.

7 П. Н. Милюков—3. СПб., 1896—1903.

27 октября

1 П. Д. Долгоруков приезжал к Т. 15 июня 1905 г.

2 Догмат непорочного зачатия был провозглашен папой в 1854 г., а догмат о папской непогрешимости принят Ватиканским собором 1869—70 гг.

3 Письмо П. Сабатье от 2 окт. н. с. В нем он сообщал о посылке кн. через Бирюкова. На конв. письма Сабатье помета Т.: «Бог — это неограниченное то, что я в себе осознаю ограниченным».

4

28 октября

1 «Откровение и разум (Из «Исповеди савойского викария» Руссо)». — «Круг чтения», т. II, с. 371—376 (т. 42, с. 176—180).

2 См. т. 76, с. 228.

3 «Записки сумасшедшего», над к-рыми Т. работал в 1880-е гг., остались незавершенными (т. 26).

4 «Тихон и Маланья» Т. работал в 1860 и в конце 1862 г.; рассказ остался незавершенным (т. 7).

5 Под загл. «Письмо к фельдфебелю» опубл. отв. Т-го М. П. Шалагинову от янв. — 21 февр. 1899 г. (т. 72, с. 37—42; т. 90, с. 54—59). Т. ошибочно назвал фельдфебеля «немецким».

29 октября

1 См. запись 26 окт. и 2-е прим. к ней.

2 Письмо С. Михальского от 5 нояб. н. с. На конв. помета Т.: Б. о

3 П. З. Брокгауз, кн. 21).

4 Сообщ. опубл. в НВ, № 11000, 27 окт.

1 В двух черн. ред. письма к П. Сабатье Фихте упоминается среди авторов, высказывавшихся о будущем религии и церкви.

2 И. Фихте. Назначение человека. СПб., 1906.

Сноски

1* записную книжку (от словацк. zápisník). — Ред.

2* выходил из себя. Иногда в Ясной и пищи не принимал. Был знаком с Бирюковым, Горбуновым и другими. Был из крестьян, не бедной семьи. Умел корзинки плести, но не занимался этим: прутья себе сам резать и приносить не мог, а никто ему в этом не помогал. Умер от чахотки, кажется, в 1910 г.

3* легкие фельетончики (франц.).

4* Теперь Милюков во главе движения (Гельсингфорсское собрание), не Петрункевич5.

5* старшие псари (от франц. piqueurs).

6* щедрый (англ.).

7* Ред.

8* «исправитель мира» (нем.).

9* У Черткова эта брошюра бесследно исчезла, она была американская. Показывал ее Л. Н-чу. Потом ее содержанием заинтересовалась мать Черткова, по убеждениям евангелистка. А затем ее зачитали.

10* «признаниями» (франц.).

11* фабула (англ.).

12* франц.).

13* Конфисковано в чешском переводе «Круга чтения». В немецком переводе в Германии не конфисковано. Немецкий перевод свободно продается в Австрии.

14* преклонения перед Библией (греч.).

15* Как новинку я перечитываю (франц.).

16* фонда «Воскресения» (англ.).

17* «Дом Толстого» (англ.).

18* «Дом Рёскина» (англ.).

19* Aylmer Maude. My last visit to Tolstoy. Louise Maude. Tolstoy. — «The Bookman», 1906, October.

20*

21* Фельетон в «Новом времени», приблизительно 14 октября1.

22* Дальнейшая судьба этой библиотеки такая. В мастерской завелось множество крыс, и они стали грызть книги. Потом рабочие стали употреблять их на папиросы, растаскивали. Когда я нашел книжки «Современника» и на деревне, и в нашем буфете, п под молочными продуктами (т. к. из мастерской сделали молочную), тогда я оставшиеся книжки «Современника» и еще несколько самых ценных книг перенес в библиотеку, В 1912 г. профессор Грузинский перенес и остальные уцелевшие в библиотеку.

23* Должно быть, раньше водились дикие козы. Теперь про них не слышно. Лоси, волки иногда забегают и месяцами живут.

24* Когда Л. Н. вышел из кабинета, сказал, обращаясь ко мне, что он сейчас «ноги грел», сидя в кресле. Выражение «греть ноги» в Ясной Поляне означает спать днем или вечером. Пустили его в ход, подшучивая надо мной, когда я один раз вечером, придя в залу, на вопрос, что я делал, ответил: «Ноги грел» (о печку в стене, при том заснул).

25* Ред.

26* У Л. Н. в сильной степени развита привычка пробовать свои способности: что может сделать, желание не затруднять других тем, что можно самому сделать. Он мог бы итальянскую статью дать кому-нибудь перевести для себя и с легкостью прочесть по-французски или по-русски, но он сам с помощью словаря одолел ее. Он мог бы писать письма немцам, англичанам по-русски, или у себя дать перевести их на немецкий, английский языки и так посылать. Но он их пишет сам на этих языках. Когда одевается, чтобы куда-нибудь ехать, сам себе в комнату приносит верхнюю одежду и сам ее уносит, раздевшись, когда приезжает. При перевязках не хочет каждый раз чистый бинт, кажется ему расточительством. Книги, письма сам уносит в кабинет. Вообще, что может, делает сам. Ему 79-й год, а теперь еще делает гимнастику. Кроме прогулок пешком около трех часов в день, через день — верхом. Что трудно, то любит преодолевать, тем воспитывает в себе волю и поддерживает бодрость.

27* Кажется, обещает статью в итальянскую газетку «Молодых христиан».

28* полезным поучением (англ.).

29* чистоплотность — благочестие (англ.).

30* —10 г. Л. Н. интересовался «Армией спасения», читал, расспрашивал о ней, хотелось поучиться у них практической стороне благотворительности.

Раздел сайта: