Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1907 г. Декабрь

1 декабря. Л. Н. до 8 часов утра не заснул от изжоги — вероятно, вследствие сотрясения печени при вчерашнем падении с лошади. Вид у него сегодня измученный: бледный, похудевший, глаза красные. На плечо не жалуется; рука в повязке недвижима, не болит. Изжога все сильнейшая, ночью принимал магнезию, утром — Эмс. Пополудни согласился на морфин — примет его под вечер. В 2 часа уснул в кресле и дремал до 5. Не выходил из дому.

Почтой получил какие-то книжки или журналы из Индии. Давая мне письма (почти все помеченные «без ответа»), сказал о другой книге буддийской, которую читает:

— Это удивительно, как он (автор) подпал гипнозу европейскому: цитирует из Спенсера1.

Вечером написал Наживину письмо2. Читал статью Лебрена о Герцене и наслаждался ею. Сказал, что не хочется кончить чтение. Герцен так ясно, несомненно указал на бесплодность всякой революции; на то, что никакая республика не дает людям блага, (политической) свободы; что всегда (при всяком внешнем изменении) немногие будут властвовать над массой.

Л. Н. говорил, сидя с повязанной рукой в кресле (в зале) о письме семинаристок-девушек из Казани. Удивляются, как молодежь после воодушевления борьбы за лучшее бросилась в разврат3.

И письмо 16-летней девушки (индивидуалистки) о разврате.

Л. Н.: Это перелом, который происходит.

Сегодня было Л. Н-чу тяжело отказать Галанину в 300 р. Я сегодня до 2-го часа пополуночи написал 23 письма и открытки, большинство — поручения Л. Н.4 Не было приема и никуда не ездил.

2 декабря. Л. Н. спал до 9.30. Я перевязал ему плечо. Конфигурация левого совсем другая, чем правого; левое — худое, как скелет, по сравнению с мускулистым, круглым, правым. Движения: вращательное и вперед и назад и отведение — довольно ограничены. Разница расстояния между акромиумом и наружным локтевым мыщелоком в левом — 35, в правом — 33½ сантиметра. Из этого я заключил о переднем подвывихе. Но другое (правое) плечо было когда-то и вывихнуто, и поздно вправлено, и снова сломано. Сравнивать их контуры и расстояния и из этого делать заключения нечего. Плечо очень болезненно, и всякие движения и ощупывания Л. Н. неохотно переносит. Днем я решил посоветоваться с книгой, а так как я своей «Хирургии» не привез, решил съездить к другу-хирургу Чекану в Тулу. В час дня я сообщил о своем намерении Л. Н-чу, он согласился и Софья Андреевна. Привез Чекана. Оказалось, что и разница в расстояниях исчезла, и движения менее ограничены. Я думаю, что утром при попытках ротации головка humeri1* вскользнула в ладьевидную впадину. Я даже слышал, как хрупнуло, но в смущении перед Л. Н. -пациентом, торопясь скорее кончить осмотр, перестать беспокоить и студить его, я не проверил, не стал снова ощупывать конфигурацию и пробовать движения, а быстро наложил повязку.

Л. Н. был с Чеканом любезен, входящему первый поклонился и приветствовал его по имени и отчеству. Спрашивал его про Тулу, революцию. Чекан говорил, что революция затихает вследствие внешних воздействий.

Л. Н.: Революция психологически совершается в общественном мнении.

3 декабря. Л. Н. не выходил. В 3 часа пополудни снял перевязку и положил руку в косынку. С 6.40 до 7.40 у Л. Н. был И. П. Галанин — чтобы разъяснить себе смысл жизни.

Л. Н. (о сибиряке Галанине): Рассуждения о христианстве привели его к материальному устройству, социализму.

«Круга чтения»; писала подолгу — три дня; еще 30 чисел — это будет 90 дней усиленной работы. Вечером Л. Н. вышел в 10 часов и стал читать вслух из лебреновской рукописи о Герцене им (Л. Н-чем) подчеркнутые места из Герцена Софье Андреевне, Юлии Ивановне и мне. Когда прочел мысли Герцена, одобряющие сохранившееся в России землепользование, заметил с грустью, болью в голосе: «Вот Столыпин...», намекая на изданный в прошлом году закон, поощрявший выход из общины.

Читая другое сильное место о том же, что Россия крепка общиной, Л. Н. заметил:

— А теперь они все это забыли.

Софья Андреевна переспросила:

— Что забыли?

Л. Н.: Хотят уничтожить общинное землепользование, а ввести собственность на землю. В Сибири, — вспоминая только что бывший разговор с сибиряком, — земельной собственности нет.

Софья Андреевна: Как нет, есть ведь поместья?

Л. Н.: Есть, у казачьих офицеров, которым выделили участки, а у крестьян нет.

Когда Л. Н. читал у Герцена об ортодоксальности демократизма и о консерватизме революционеров и о либеральных журналистах, сказал:

— Как они от своих доктрин не отступают, как ни ясно, что справедливо было бы иначе поступить, так же как православный не рассуждает о православии (старается о нем не вступать в спор). Эти «Русские ведомости» такие православные (ортодоксальные) — Родичевы, Стахович2*.

Где Герцен говорит о реакции против нового конституционного, республиканского правительства и о жестоком подавлении республики (военными силами), Л. Н. сказал:

— У нас старое правительство убивает революционеров, там (во Франции — Vendée3*, Вар) — новое революционное правительство...

Я спросил Л. Н., не напишет ли предисловие к лебреновской статье о Герцене. Л. Н. сказал, что желал бы.

Л. Н. получил третье письмо от одного и того же юноши из Варшавы — просит 30 р. на дорогу в Ясную Поляну. Разговор о назойливых корреспондентах и посетителях; Баскин-Серединский приезжал три раза к Л. Н. затем, чтобы ему дали рекомендательные письма в редакции, в том числе и в «Русские ведомости», с просьбой поручить ему литературно-критический отдел.

Л. Н.: Есть люди, которые не думают о других (т. е., не тяжелы ли они другим).

Юлия Ивановна просила Л. Н. дать ей прочитать географические книги «Посредника».

Л. Н. (о книге Чижова1): Мне понравилась.

Я сегодня получил от друга П. Гесса известие о смерти Доротеи Галековой, вдовы чешского поэта. Гесс пишет, что мадьярские газеты моему подстрекательству приписывают письмо Бьёрнсона о суровости мадьярского правительства и письмо Толстого о том же, и что следовало бы меня заключить в сумасшедший дом2 это появилось в парижском «Courrier Européen» — будто переведено и цитировано из «Русского слова». Собственно же его в «Русском слове» не было.

Л. Н.: Я жалею, что не писал. Некогда. Мои интересы — не политические.

Л. Н. сегодня еще говорил с интересом об аэронавтике. Это его интересует. О французском военном воздушном шаре, изображенном в иллюстрированном «Новом времени» 1 декабря3, о статьях Меньшикова «Пьяный бюджет. IV» и С. Смирновой «Толпа и наука» (о студенчестве) и о Леопольде — бельгийском короле, что хочет взять Конго в свою собственность, чтобы отдать наследнику от нового брака, но бельгийский парламент отстоял его4.

4 декабря. С 8 до 10 вечера Л. Н. с Николаевым поправлял неясные места «Соединения и перевода четырех Евангелий». Л. Н. сказал, что, может быть, сам возьмется за переработку «Евангелия» (т. е. для следующего нового издания).

Николаев: Я читал в индийской, магометанской «Review of Religions» жестокое нападение на Христа — что он ничего не сделал против пьянства, даже освятил его.

Л. Н.: Тогда пьянство не было таких размеров, как теперь. Кану Галилейскую объяснить можно так, что напились пьяные и требовали еще вина.

Перед обедом Сергей Дмитриевич рассказал про намерение Елены Евгеньевны, Павлы Николаевны и других организовать группу рационалистов-«разуменцев», чтобы воспользоваться новым законом, признающим религиозные общины, если число их членов дойдет до 50 человек4*.

Л. Н. не сочувствовал.

Сергей Дмитриевич: В чем видите опасность?

Л. Н.: В организации. В закреплении себя, в отсутствии свободы. Вообще религиозная община — это соблазн. Иметь в виду избавление от лжи и обеспечение будущего детей. Законность браков это им (правительству) нужно, а не нам, это их дело, а не наше. Наше дело — игнорировать. Это могут делать молокане, духоборы... нет, они (духоборы) сплотились по причине одинаковой земледельческой жизни. Я сегодня таков, но завтра могу быть иной, постоянное движение вперед. Когда я писал «Перевод и соединение четырех Евангелий», тогда я был христианином, а теперь я более широкий.

5 декабря. Я с Александрой Львовной ездил к Марии Александровне. Она вчера поселилась в новом «дворце», теплом и просторном. Ей, страдаю щей расширением легких и перерождением сердца, дышать легче. Привез ли ее в Ясную. Ее новая хата выше и просторнее старой, и потому она назвала ее «дворцом».

5* Л. Н. (за чаем): Письмо Гусева хорошее. Он там хорошо чувствует себя. Я от многих слышал, что в тюрьме хорошо. Спокойствие. Занятие собою. Сначала трудно, привык со многими людьми1...

Софья Андреевна: Там скучно, личностью своей занят.

Л. Н.— гораздо интереснее, чем то, что от других получаешь. Божественное начало.

Софья Андреевна сказала что-то — что с божественным началом заниматься скучно.

Л. Н.: С чем ты будешь иметь дело, так тебе будет.

Письмо от Андрея Львовича, в котором он пишет, что счастлив (женитьбой), то же и говорил. Л. Н-чу письмо нравится; только это упоминание о счастье ему кажется неуместным. Л. Н. говорил, что все думают, будто они должны быть счастливы, женившись, и будто должны об этом говорить.

— Женившиеся говорят, что они счастливы. Можно сказать: «Я хорошо женился», «Я люблю свою жену». <Но> счастье не зависит от......6*, а от многих причин.

Мария Александровна говорила, как мужики ждут прибавки земли.

Л. Н.: Но те же самые <мужики> не желают <земли> безземельным. Этот тон раздраженный одних против других. До нас это не касается. Взаимное осуждение. Беречь себя от взаимного осуждения.

7* Л. Н.: Герцена два раза прочел — мысли, биографию. Столыпину выпишу из Герцена, пошлю2. О Генри Джордже.

Л. Н.: Вероятно, некогда ему (Столыпину) об этом подумать. Землеустроительные комиссии — ни слова об этом.

6 декабря. По просьбе Сергея Львовича Софья Андреевна пригласила молодых. Приехали Андрей Львович с Екатериной Васильевной. Софье Андреевне, любящей невестку Ольгу и внучат, было тяжело приглашать и принимать новую, и не хотелось ей притворяться ласковой, доброй, когда в душе не такая. Л. Н. ей говорил, что раз — раньше или позже, а нужно пригласить ее, — что будет тяжело, но что надо быть доброй к ней, какое тут притворство? На возражение Софьи Андреевны, что не может ее любить, когда ей все расстройство первого брака Андрея Львовича тяжело и она ей неприятна, Л. Н. ответил, что любить только то, что приятно, — это не любовь, а эгоизм.

Такие разговоры велись последние две-три недели. Когда Сергей Львович с женой уезжали, он сказал мама̀, чтобы пригласила их, и что надо жить мирно. Софья Андреевна решилась и позвала их на день рождения Андрея Львовича — 6 декабря.

Л. Н. ходил гулять и сам делал гимнастику плеча. Его дожидались прохожие — пожилые рабочие. Дал им книжки и пошел с ними. За обедом говорил о них:

— Один говорил, как он указы царские сорвал и бросил, говорил — с сознанием правоты — про Думу, что̀ она должна была бы делать; про землю, дороговизну сахара; такие подробности знает! Оборванный. Грамотный. Я дал ему «Христианское учение», он взглянул: «Это мне ненужно». Давал ему «Духоборов»1, — тоже не взял. Теперь все всё знают (в политике), раздражены на других, которые мешают, виноваты в бедственном положении страны. Всё он знает. Пуришкевич обращает в свою партию, Милюков — в свою. Это сумасшествие! Если все люди заняты внешним, то им некогда быть занятым внутренним.

Потом Л. Н. говорил про Перевозникова, 20-летнего чертежника, железнодорожного служащего станции Тула, бывшего социалиста, потом друга Черткова, приходившего сегодня спрашивать о Гусеве.

— Мне совсем не все равно, я ужасно огорчен, что посадили Гусева. Надо не сажать, а распространять Гусевых. Его письма — назидательное чтение, — говорил Л. Н. про Гусева.

— оригинал, которая — копия. Говорилось, что Софья Андреевна могла бы копию выставить.

Л. Н.: Я уверен, что все критики будут смотреть.

На возражение Юлии Ивановны, что сразу узнают неумелость, Л. Н. сказал:

— Я по своей части знаю, что критики не узна̀ют. Тут есть одно только; у них есть модное уродство (т. е. выработанные модные уродливые приемы).

Говорилось про «сумасшествие» художников, живописцев, поэтов.

Л. Н., шутя, говорил, что в Петелине8* нужно еще отделение, и рассказал подробно историю силача-сумасшедшего, единственного потомка одной яснополянской семьи (все другие братья, сестры померли). Раз он (Л. Н.) писал глубокой ночью в кузминском доме, а тут в открытую дверь явился этот сумасшедший. Л. Н. вскрикнул: «Кто ты?» — и он побежал. Он ходил свободно по деревне, его не посылали в Петелино. Еще не готово было. Раньше для таких Петелина не было, как теперь его нет для сумасшедших художников, поэтов...

Андрей Львович: Теперь призрение больных обходится тульскому губернскому земству в миллион восемьсот тысяч рублей.

Л. Н. рассказал, как упал с лошади. Выехал поздно из дому, долго засиделся с Галаниным; ехал шлаком на Кудеяров колоде и хотел проехать на Угрюмы, но смеркалось:

— Я поехал через Ясенку и поторопился рысцой бугром, там, где Матрену задавила телега. Я еду тут, и от моста всего шагов 150—200, вдруг, без всякого повода, бултых!.. Лошадь ткнулась носом, я полетел через голову, ударился плечом о замерзшую глину. Лошади эта дорога была незнакома, провалилась передней ногой и до колена в замерзшую яму9*. Удар был настолько силен, ошалел; мне показалось, что не встану; повод у меня запутался. Тут я выпростал ногу из повода, встал и закричал мимо проехавшим на санях яснополянским мужикам.

Л. Н. сел к Адриану Фролкову, сыну севастопольского солдата, другой — Филька Макаркин, бывший лакей у Толстых — сел на лошадь Л. Н.

Л. Н. прочел вслух из воспоминаний Анатоля Франса смешное место, как он, молодым человеком, ответил даме, в которую он был влюблен: «Oui, monsieur»10*, а ей это понравилось: показывало ей степень растерянности от влюбления2.

Л. Н.: Анатоль Франс — единственный из теперешних французских писателей, которого я нахожу возможным читать.

11* Л. Н.: Суворин (издатель «Нового времени») был короткое время учителем в Ясной Поляне (или вблизи, в то время, когда Л. Н. устраивал школу)3.

Л. Н. принес в залу и показывал американские настольные часы с белыми, ежеминутно сменяющимися табличками с надписями часов и минут, подарок Владимира Григорьевича.

— Они ужасно напоминают, как время уходит, — заметил Л. Н.

Л. Н. смотрел присланный ему на днях индийский журнал на английском языке: «The Vedic Magazine». Сказал о нем:

— Жалко, как они (индусы) поддаются английской цивилизации! Разговор о русских картинах Христа.

Л. Н.: Лучший Христос — Крамского.

12* Андрей Львович с Екатериной Васильевной в Ясной. Екатерина Васильевна оказалась сердечной, очень хорошей женщиной. С Александрой Львовной подружилась. Л. Н. был разговорчив, ласков с ней и с Андреем Львовичем. Вечером читали вслух Введенского о непротивлении злу1.

Л. Н. по какому-то поводу сказал:

— Любовь возрождает любовь. Только этого не ожидать, а любить и тогда, когда не отвечают любовью. Самое большое благо — не быть любимым, а любить всех. Человек тогда спокоен, радостен.

Л. Н. (о Н. Н. Ге): Он горел, художник страдал... Его «Петр и Алексей»2 — драма. Петр — пьяный, кутила и европеец, презирает Алексея. Алексей окружен старообрядцами, чувствует свою нравственную высоту.

Можно было уехать за границу; он его ловит и душит......13* <Петра?> тоже осуждать нельзя. Закружится голова.

Л. Н. по поводу присланных ему (если не ошибаюсь) стихов о Гаагской конференции мира сказал:

— Это чуждо мне, и в такой форме. Главное — точность выражения мыслей.

Кто-то говорил о замка̀х, безопасных от воров, открывающихся внутренним способом, и об огнеупорных шкафах, что теперь делают их без щелей, чтобы некуда было направить долото и вложить динамит.

Л. Н.: Это — как порты, подводные лодки, крепости: придумают новые орудия для борьбы с ними.

Л. Н. спрашивал меня о цыганах в Венгрии, особенно о их вере, и заметил, что они без религии (без религиозного сознания).

Сегодня был у Л. Н. тридцатилетний небольшой, коренастый блондин с горящими глазами — вдохновленный учением Л. Н., парикмахер из Орловской губернии. Хочет пропагандировать Евангелие по деревням и оставить свое ремесло, найти должность при библиотеке, где бы имел доступ к учению. Л. Н. сказал ему на это:

— Держитесь своего дела и живите в настоящем.

Говорил с ним около полутора часов. Написал ему письмо к И. И. Горбунову и дал ему много книг. Сказал о нем:

— Ничего у него нет озлобленного, никаких социалистических взглядов.

Парикмахер напомнил мне и наружностью и горячими речами Вандер-Вера. Такой речистый, одушевленный3.

8 декабря. Очень холодный день. Вечером до 19° мороза. Уехали Андрей Львович с Екатериной Васильевной, пробыв двое суток. Андрей Львович увез с собой своего Бильбасова — «Историю Екатерины»1, который был в кабинете Л. Н-ча. Из кабинета же Л. Н. я увез в Таптыково книгу Waliszewski — «Histoire de Catherine»2. Софья Андреевна говорила мне про жену Андрея Львовича: жалела ее в будущем, когда Андрей Львович к ней охладеет, что правдоподобно. Она увлеклась и оставила шестерых детей, мужа, положение, богатство. Софья Андреевна уже не бранила ее, а жалела. Очевидно, полюбила ее.

Л. Н. гулял далеко по шоссе. Вечером Л. Н. не выходил до 10.45. Вчера и третьего дня много просиживал в зале «ради молодых», теперь остался у себя в кабинете. Всегда так, когда уезжают гости, пробывшие несколько дней.

Л. Н. говорил с Александрой Львовной о письме Татьяны Львовны из Лозанны. Между прочим, пишет, что там провалился громадный дом, который строили; были человеческие жертвы; подрядчик утопился3.

Л. Н.: На высокие дома будут (в будущем) смотреть, как мы на пирамиды.

Александра Львовна: Строят их в Москве, застраивая дворы, сады, ради наживы.

Я заметил, что удивляюсь, как городские правления Москвы и других русских городов позволяют застраивать дворы и строить несоразмерно высокие дома. В Берлине и в других германских и многих чешских городах можно застраивать только известную часть двора и есть ограничения и для строения вглубь (в землю) и в высоту. Дом не может быть выше, чем ширина улицы. А в Москве, в переулках в беспросветных квартирах против таких высоких домов-«небоскребов» — дети радуются: «Солнышко вышло!» — когда это только отблеск солнца, отражающийся от окон небоскребов. Да и в самых этих высоких домах есть темные комнаты. Строить их бессовестно и неразумно.

Л. Н.: Строят их потому, что есть желающие жить в центре города, где ни воздуха, ни земли нет.

9 декабря. 22° мороза. Первый раз в почте из Козловки не было писем для Л. Н.

Л. Н. вспоминал о Кузьмине. Чертков прислал его письмо и свой ответ1.

Л. Н.: Очень хороший.

И Л. Н. получил от Кузьмина письмо.

Л. Н.: Он такого нередкого типа людей, у которых нет убеждения, а есть потребность рассуждать. Революция его не удовлетворила, кается, а о христианстве, не схватив его, рассуждает (критикует то и се в нем). Основа этому — самоуверенность; думает, что он знает христианство, и не старается вникнуть в него.

Л. Н.: В «Новом времени» прочел о Финляндии. Там запрещена продажа спиртных напитков, а все-таки так же пьют, как везде2— что внешние средства беспомощны, запрещения не помогают; что надо, как молокане, духоборцы, внутренно, из убеждения не пить.

Я пробовал возражать, что, кажется, если нет случая пить, должно быть меньше пьянства.

Л. Н.: За запрещенным рвутся и сразу больше выпивают.

Л. Н. гулял.

За обедом Л. Н. спросил, кто писал присланную из Чехии книжку: «Die Unterdrückung der Slowaken». Я ответил, что Калал, и сказал, кто он такой3.

Л. Н.: Я получил индийские журналы: и буддийский, и браминский, и магометанский. Из них вижу, как индусы увлекаются европейской цивилизацией, а японцы уже совершенно переняли ее. Японский министр сказал, что 250 миллионов индусов с нетерпением ждут освобождения своего от англичан с помощью японцев. Это вызвало негодование у англичан. Теперь японцы выгораживают своего министра, утверждая, что это не так. Видно, как они хитры. Как это притворство противно, — добавил Л. Н. с брезгливостью.

Л. Н.: Я нынче читал газеты подробно — только Думу и суды (над портартурцами, Стесселем и проч.) не читаю. В Америке будут выборы президента в 1909 году, но уже теперь готовятся к ним. Кандидат Брайан.

И. В. Сидорков спросил:

— Тот ли, что был у нас?

Л. Н.: Да. — И на замечание Юлии Ивановны, что он очень добр и мил и гораздо приятнее лицом, чем на портретах, Л. Н. сказал: — Улыбка у него хороша. Он мил и очень умен4.

Кто-то спросил что-то про Рузвельта. Л. Н. ответил, что он, должно быть, хороший человек. Потом Л. Н. говорил о том, что пишет Столыпин в «Новом времени»:

— Дребедень, такое зубоскальство! Взрослому человеку стыдно писать такое детское. Изо дня в день писать!

Вечером приехал М. В. Булыгин. Разговор о его семье. Михаил. Васильевич расспрашивал Л. Н. о портрете Репина — Л. Н. с Софьей Андреевной. Говорил о размахе порнографии в России и о наполнении газет мерзкими объявлениями; о чем стали писать в журналах статьи и, страшно сказать, «Русское богатство» (Петрищев)5, «Современный мир» (Кранихфельд)6 роются в ней с любопытством и не осуждают ее (порнографию).

Л. Н. прочел из «Современного мира» длинное перечисление пороков (латинские термины), на какие темы пишут современные беллетристы, и констатирование факта, что как в прошлые века, вопросы религии пленяли человечество, так теперь вопрос половой как совсем новый вопрос, не существовавший для старых писателей. Потом автор приплел сюда слова казака Ерошки (о девках) и свое решение: «И он прав».

Л. Н. удивлялся предположению, будто половой вопрос для Паскаля и других не существовал, и тому удивлялся, что автор статьи принимает решение Ерошки. Михаил Васильевич заметил, что теперь все сведено к физиологическому.

Затем Л. Н. прочел в какой-то другой статье мнение о Достоевском, с которым не согласился, и сказал:

— У Достоевского всегда самое начало романа хорошо, а дальше — чепуха невообразимая.

Л. Н. прочел из «Современного мира», из статьи «Диалектический материализм и философия Иосифа Дицгена», изложение философии Маркса и Энгельса7 и сказал, что все это о мире, что будет с миром.

— А мне до этого дела нет, — сказал Л. Н. — А о нравственном, о смысле жизни — тут ничего. Эмерсону говорили о предстоящей кончине мира — он на это ответил: «I think I can get along without it»14*.

Л. Н. на следующее утро искал эту книжку «Современного мира»:

— Мне нужно выписать эти положения — определения (марксизма); хочу писать о том, чтобы помочь этой несчастной молодежи.

Потом Л. Н. рассказал Булыгину тригонометрическую задачу, которую не мог решить: «Колодец, от колодца на 800 верст столб, тень его, солнце; из этих данных вычислить меридиан земли». Михаил Васильевич решил.

10 декабря. Утром уехал Булыгин. Дома Софья Андреевна, Александра Львовна, Юлия Ивановна. Я ездил в сумерках в Коледино; возвращаясь, сбивался с пути. Лошадь стара, слепа. За обедом Л. Н. говорил, что в «Новое время» попало изречение Андрея Львовича, а Александр Столыпин цитирует из его письма к нему.

Л. Н.: В доме «обстреливают». Это неправда! Нужно каждый день писать, принимают (за правду) всякие слухи1.

Об иллюстрированном «Новом времени» с карикатурой на Челышева, Л. Н. с недоумением:

— Челышев говорил в Думе об уничтожении продажи водки; его почему-то подымают на смех2.

Я привез из Ясенок, а Адриан Павлович из Тулы почту. Л. Н. читал письма с 6.30 до 9.30. При некоторых были статьи (Хирьякова, П. Л. Успенского), при некоторых — стихи, дал мне ответить восемь писем. Между прочим, получил фотографии — произведения скульптора Францишка Билека и его альбомы (пошлины в 5 р.).

За чаем Л. Н. сказал:

— Должен сказать, что письма вызывают во мне не приятное, а скорее неприятное чувство, или я зол. Теперь были письма: дама пишет: «Неужели вы и на это третье мое письмо не ответите мне и не пришлете мне...» Другой присылает стихи и просит 50 рублей... и так далее.

Потом рассказал, что А. М. Хирьяков присылает статью о том, что убийства производят люди психопатические, что это гипноз и что их не следует за это казнить. И просит Л. Н., чтобы об этом написал и он. Л. Н. сказал, что не будет писать, что только бы успеть кончить то, что пишет3.

Потом говорил про статью П. Л. Успенского, в которой он приводит, не упоминая имен, историю убийства доктора доктором, чтобы занять его место. Он не знает подробностей, которые Л. Н. знает из писем третьего доктора и женщины. Л. Н. попросил Софью Андреевну передать эту статью через Сережу в «Голос Москвы». Успенский прислал ее в петербургские газеты, ее не приняли4.

Потом говорил про письма Бирюкова:

— Как увидел его почерк, стало приятно. Они живут в Костроме, у Павлы Николаевны школа для малых детей5.

Л. Н. и Юлия Ивановна стали смотреть фотографические снимки статуй Ф. Билека. Л. Н. был ими не только не тронут, но даже не равнодушен к ним, а скорее огорчен ими. Пересматривая фотографию за фотографией, смысла многих не постиг, и восклицал:

— Это декадентское! Это бог знает что такое! Это отвратительно! Зачем Христос таков, а тут другой Христос и тоже ничего не выражает.

Потом о чем-то:

— Рисует хорошо. Чтобы это рисовать, дорого издавать, должно быть, есть сочувствующие.

И не досмотрел до конца. Текста совсем не читал:

— На это нужно время — все пересмотреть, перечитать. — Ушел к себе в кабинет и пробыл там четверть часа. Вернувшись, спросил: — Кто такой Билек? — и сказал: — Это слишком искусственно, простоты нет. Некоторые (рисунки) хорошие.

Потом я спросил Л. Н., что написать Билеку или моему другу Велеминскому, который присылает эти фотографии.

Л. Н.: Что же ему написать, чтобы не обидеть? — И, стоя на пороге в гостиной, Л. Н. сказал:

— Художественное изображение символического христианства мне несочувственно. Мне кажется, это время совершенно прошло. Христианскому искусству надо изображать жизнь христианскую, а не Христа. Благодарите за присылку. У него большой талант6.

Около полуночи стала смотреть Билека Софья Андреевна. Несколько картин пересмотрев, оставила. Мнение Юлии Ивановны: «Рисует хорошо. Однообразно.

Потом Л. Н. говорил про полученную телеграмму от Черткова («Faut-il déposer somme pour affranchir Gusew. Combien?»)15*, что, если будет жив завтра, спросит Лопухина об этом (чтобы выпустили Гусева под залог)7.

11 декабря. Пополудни мороз, 33,5°. Л. Н. при таком морозе ходил к лесничему — почти две версты — поговорить по телефону с Лопухиным, — просил повлиять на жандармского полковника, чтобы отпустили Гусева под залог. Когда Л. Н. говорил, что Гусев не революционер и что Столыпин знает про него и принимает участие в нем, Лопухин переспросил, правда ли это, и сказал, что он завтра едет в Петербург, будет у Столыпина и переговорит.

Л. Н. не возвращался, хотя сани послали навстречу, и, так как было холодно, Александра Львовна и я пошли встретить его. Около мостика повстречались. Л. Н. подвигался медленно, мелкими, частыми шажками, в длинном крытом полушубке, согбенный. Сказал нам, что туда — к лесничему, по шоссе был встречный ветер, что шел спиной; умеет так пройти по 200 шагов. Мы пошли с ним, но Л. Н. отстал от нас, пошел по аллее, показав, что желает гулять один.

Пополудни приехала Мария Александровна. Вечером Л. Н. вышел в залу после 10-ти и прочел вслух с большой любовью новое письмо Лебрена. На место о русских крестьянах, об идеализации их, с которой Лебрен несогласен, Л. Н. особенно обратил наше внимание1.

Л. Н.: Он вообще о своем душевном состоянии пишет. Он чрезвычайно скромен и недоволен собою, и потому он идет все вперед. «Все, конечно, будет зависеть от Высшей Науки», — слова Лебрена.

— Совершенно согласен с ним, — сказал Л. Н.

Потом Л. Н. о русском народе (как он теперь идет за политиканами):

— Когда я вижу, что народ идет по пути либералов, это погибель; лучше Троеручица, чем следование (за интеллигенцией).

И Л. Н. прочел полученное вчера письмо из Радома двух калужских крестьян, молодых солдат, Ивана Нестерова и N. N.2

Л. Н. (Марии Александровне— осуждение правительства.

В моих писаниях много осуждения правительства. В письмах Иконникова нет жалоб о воле, земле, нет злобы. В сущности, удивляться нечего тому, как поступает Иконников, это следовало бы поступать всем нам так.

Л. Н. говорил Марии Александровне:

— Иконников писал в последнем письме, что ему хотели два года, проведенные в тюрьме, зачислить в службу и отпустить, и требовали только присяги. Повели его в церковь, он отказался. Иконников писал, что отказаться совсем не тяжело3

К письму Лебрена, где пишет о труде (в труде быстро проходит время и как хорошо работать), Л. Н. сказал:

— Как мы далеко от того, чтобы работать на себя! Что мы (наша яснополянская семья) в день используем, это 50 рабочих дней.

Разговор о «черных избах». Александра Львовна не знала, что они такое. Л. Н. ей объяснил и сказал, что они были теплее и в самом деле должны были иметь свою выгоду. Трубы не было; топили, а дым уходил открытыми дверями, пока не перегорало, потом двери закрывали. Это выкуривало всякие болезни. 50 лет тому назад белая изба была редкость.

Л. Н. еще упомянул про записки политического арестанта в ноябрьской книге «Русского богатства». Как тюремная администрация была хороша к ним, была на их стороне, в описании никакого озлобления против нее4.

Софья Андреевна уезжает в Москву. Л. Н. просил ее свезти четыре тома Записок Болотова, передать Сереже в библиотеку Художественного клуба.

Л. Н. (о них): Это хорошие картины прошлого века. Подробное описание.

Л. Н. о том, что не любит говорить по телефону, потому что страшно совестно беспокоить чужого человека (т. е. телефонных барышень). Но Л. Н. большой охотник поговорить с сыновьями: Андреем, Сергеем, Михаилом Львовичами.

12 декабря. Минус 25°. Л. Н. гулял по Заказу и саду. Занят детским «Кругом чтения». Вечером читал Марии Александровне, Надежде Павловне, Александре Львовне, Юлии Ивановне немного вслух Уолта Уитмена из его «The Leaves of Grass», переводя по-русски.

— Волт Витман — американский поэт, очень интересный; он философский поэт. Он был разбит параличом и, несмотря на это, жизнерадостен. Он очень малоизвестен в России, а значительнее всех, — сказал Л. Н.

Мария Александровна читала с восхищением вслух из книги Бирюкова «Духоборцы» — их письмо к канадскому правительству. После места о браке и разводе (гражданский брак и развод отвергают, свой развод оправдывают) Л. Н. заметил:

— Они хитрят, если основываются на Евангелии. У них задор: «Что полиция не может, мне можно».

Александра Львовна сказала Л. Н., что получила письмо от Софьи Александровны, очень восторженное, полное любви к Л. Н.; спрашивает о его здоровье1.

Л. Н.: Она любит мою вывеску, рекламу, а не меня; она любит меня не в ту сторону, куда следует (т. е. «Война и мир» и другое художественное должны только обратить внимание на другое, что пишет Л. Н.)

кроме двух, в том числе из одного полка, переехавшего куда-то. Какие были нравы! Теперь выписывающая книги публика не так честна.

Л. Н. теряет память, особенно людей плохо стал вспоминать.

13 декабря. Утром Л. Н. спросил меня, до какого места доведены его воспоминания в бирюковской биографии. Хочет продолжать их писать1 — как фонограф получится. Фонограф уже едет. Экспедиторская контора послала счет за страхование на 24 р., хотя американцы (Эдисон) взяли все расходы на себя. Л. Н. сказал Бонселу, предложившему ему фонограф, что примет его, если не будет стоить ни копейки. Поэтому и расходы на пересылку взял на себя Эдисон или, может быть, Брисбен, который хотел на свой счет купить и послать этот фонограф. Но Эдисон не хотел взять за него денег, услышав, что предназначен для Толстого.

Л. Н. утром говорил Марии Александровне, что слышал от Ильи Васильевича, что стражникам, живущим в доме, по душе «Христианское учение», «Краткое изложение Евангелия», и признают, что не следует быть солдатом, «только одному перестать быть трудно, если бы все».

— Как непонятно, неприступно народу «Христианское учение» и «Краткое изложение Евангелия», — сказал Л. Н. — Это надо переделать. — И просил достать ему книжки, в которых он пишет о военной службе: «Царство божие», «Приближение конца», «Памятки», «Письмо к фельдфебелю». — Это бомба; ее только приложить.

В 2 часа уехала Мария Александровна. Свезла ее Александра Львовна.

Вчера за обедом Л. Н. говорил, что надо стараться встать от обеда, чтобы еще хотелось есть. Сегодня Александра Львовна говорила, что нигде, где она бывает, не подают четыре блюда, как у нас, что она желала бы заказывать три. Можно ли с завтрашнего дня? Л. Н. ее поощрял.

Л. Н.: Когда остается еда на тарелке, вспоминаю: чеченцы взяли в плен русского. У них первое — выкуп и хотели узнать: князь ли пленный или нет, а он говорил, что он простой. Они не кормили его два дня и потом дали яблоко. Он одну половину съел, а другую оставил. Тогда они решили, что он князь.

После обеда Л. Н. сказал:

— Четыре письма получил, просительные. Одно от монастыря, что он бедный (на хорошей бумаге написано). Помните Элеонору Романовну Стамо?

Юлия Ивановна: Черную даму из Бессарабии?

Л. Н.: Ненавистница евреев. Прислала было книги Чамберлена и «Наше место в вечности».

Л. Н. просил найти эту книгу. Надо ей отвечать2. Спрашивает об евреях. Л. Н. ушел к себе и не выходил.

В 10 часов позвал меня в кабинет, читал Чамберлена «Die Grundlagen des 19-ten Jahrhunderts». Многие страницы заложены бумажками.

— Это превосходная книга, — сказал Л. Н.

14 декабря. °. Пополудни приехал, а в 9 вечера уехал И. И. Раевский из Бегичевки. Под 40 лет, огромного роста, приятный; сын друга Л. Н-ча.

Л. Н. спросил его, между прочим, участвовал ли он с братом Петей в политическом движении и к какой партии примкнул. Тот ответил, что совсем не участвовал, потому что не знает, что̀ нужно для России.

Л. Н.: Очень умно. Я тоже не знаю, что̀ нужно для русского народа. Таких людей мало. Все заняты устраиванием блага русского народа. Засадить 25 десятин деревьями, заниматься садом (намек на то, что̀ говорил Иван Иванович) — это понимаю; но что нужно для блага России?

Потом говорил, что если люди — человека два рядом — принадлежат к разным партиям и их программы противоположны, должно им быть очевидным, что истина где-то мимо.

Иван Иванович сказал, что он бы сочувствовал больше мирному обновлению. Потом сказал, что странно менять программы, как Бобринский, который, бывши чуть ли не кадетом, теперь в «Союзе русского народа».

Л. Н.: Эти (члены «Союза русского народа») особенно неприятны. Еще если бы был царь, как Николай Павлович, который импонировал бы, или Александр Николаевич — «Освободитель»; но теперешний так жалок — и ударять себя в грудь и петь «Боже царя храни...»

Л. Н. спросил про занятия. Иван Иванович ответил, что перестал быть председателем уездной земской управы теперь, когда видит, что можно будет хозяйничать, а то было время, когда казалось, что это не будет возможно. Часть земли продал — очень дешево, по 165 р.; но крестьянам, с их способом хозяйничанья, больше платить нельзя. Оставил себе 200 десятин. Картошка дала ему с десятины 170 р. чистого дохода. Л. Н. спросил, кому продал.

Иван Иванович: Товариществу. Общине нельзя.

Л. Н.: Деятельность Столыпина для разрушения общины ошибочна. Община — учреждение, которое передовые люди должны уважать. — Л. Н. вкратце пересказал отзыв Герцена об общине. Л. Н. спросил о Генри Джордже. Иван Иванович сказал, что знает.

Иван Иванович рассказал про санатории для нервных в Прибалтийском крае, откуда он возвращается.

Л. Н. спросил, курит ли.

Иван Иванович: Да.

Л. Н. спросил, зачем он тогда был в санатории и там курил:

— Курение — очень значительная привычка. Пишу об этом для «Круга чтения»1. Знаете «Круг чтения»?

Иван Иванович замялся:

— Не знаю.

Л. Н.: Должен быть мотив очень сильный, который заставляет людей заглушать (курением) в себе то, что руководит человеком.

С 8 до 9 сидели Л. Н. с И. И. Раевским в зале. В 9 Иван Иванович уехал. В доме было очень холодно, около 9—10°. Все от этого были малообщительны. Уходили из залы к себе греться, и И. И. Раевский мог быть недоволен недостаточным вниманием.

— Л. Н. получил известие от него, что жив и где работает. Л. Н. передал мне это как тайну. Была очень рада.

Л. Н. вышел к чаю после 11. Все продолжает читать Чамберлена и очень доволен его книгой «Die Grundlagen des 19-ten Jahrhunderts».

15 декабря. Потеплело, минус 12°. Я ездил в Ясенки на консилиум, оттуда хотел в Угрюмы и плутал с пьяным Ванькой. Весь день потерял.

Вечером Л. Н. давал мне указания, что кому писать; около восьми писем; сам же Л. Н. написал в этот вечер тринадцать1. Не выходил. Между прочим, посылали рукопись Лебрена о Герцене печатать Ивану Ивановичу.

Л. Н. о Гусеве, о намерении Чертковых взять его на поруки под залог:

— Это один из тех арестов, которые могут быть заменены.

Было хорошее письмо Суткового, между прочим, просит послать копию с давнишнего письма Л. Н. к А. Добролюбову — братьям Мироновым: они хотят знать о разногласии между Л. Н. и «братом Александром», и он будто бы скрывает это письмо2.

По этому поводу Л. Н. высказался, что это из более глупых, которые верят в авторитет, что̀ сказали Добролюбов и Толстой. Что же им могут сказать Толстой и Добролюбов? Это все в Евангелии. Искать в себе.

Александра Львовна жалела Алексея — дворника, заболевшего чирьями и зубом, что ему много работы: печи топить, самовары ставить и т. д.

Л. Н.: Когда на него гляжу, мне стыдно, и каюсь.

16 декабря. Пополудни приехали два офицера. Один — татарин из Закавказья, очень стройный и высокого роста, державший себя с достоинством, другой — тульский. Когда представились16*, Л. Н. спросил кавказца:

— Вы не знаете моего друга Дитерихса?

Тот ответил, что нет.

— Что же, чем могу вам служить? — спросил Л. Н., — что̀ вас интересует?..

Они сказали, что приехали спросить Л. Н. от имени многих землевладельцев, как им быть с землей. У отца татарина 2000 десятин урожайной земли. Их несколько братьев — что же, продать землю своим крестьянам или прикупать новой?

Л. Н.: Это уж каждому лично надо решать. Я вообще считаю, что земля должна быть общая, как вода, воздух. Об этом есть прекрасные сочинения Генри Джорджа. — И Л. Н. объяснил его решение и дал им «Общественные задачи» и другие книги Генри Джорджа и «Великий грех».

Татарин внимательно слушал и с доброй улыбкой спросил:

— Как лучше поступить: упустить эту землю, оставив себе клочок, или прикупить?

Л. Н.: Я думаю, что земля долго у больших помещиков не удержится. Лучше ее продать. Я в практических делах несведущ, но знаю, что мои друзья продали землю, оставив себе лучшую часть, и на этой ведут интенсивное хозяйство.

Потом спросил:

— Кто живет кругом вас?

— Армяне, грузины, магометане. Теперь армяне купили много земли. — Татарин рассказал о положении помещиков у них.

Л. Н.: В мою молодость были недовольны крепостники. Зачем это так? Надо найти основные принципы, раньше было крепостное право, теперь — землевладение.

На возражение татарина, что так землевладельцы сразу обеднеют, Л. Н. ответил:

— Не будет этих собак, балетов, как у римлян всяких цирков... Свойственно человеку жить согласно с разумом: делать то, что следует делать.

Л. Н.татарину): Вот вы магометанин; что, у вас сектанты есть? Про бабистов знаете?

— Есть из шиитов бабисты.

Конца беседы недослышал, отозвали меня.

Л. Н. (о них): Бесполезные (посетители).

Пополудни были трое рабочих из Тулы, просили денег и книг. Л. Н. велел им дать тоже Генри Джорджа, а Юлии Ивановне сказал, чтобы ко всем посылкам книг прикладывать «Общественные задачи» или что другое Генри Джорджа.

Л. Н.: Странный случай! Софья Андреевна пишет, что ехала до Тулы с жандармским поручиком, у которого дело Гусева, и сказал, что выпустят его через дня три. Продержали его (дольше) потому, что жандармский офицер, у которого было это дело, заболел1.

Я подал Л. Н-чу письмо ко мне Александра Никитина, чувашина, бывшего в сентябре. Л. Н. не вспомнил его. Удивлялся, что хотят переводить его сочинения на чувашский язык2.

Когда Л. Н. учился в Казани, «ты, чувашин» было ругательное слово непонятливому человеку. Чувашские деревни вдоль Волги были ужасно бедны; под почтовые станции выбирали лучшие избы в деревне, но и это были ужасно плохие хаты. Я рассказал Л. Н-чу, что Александр Никитин мне говорил: в их селе перекрестили и перевенчали язычников лет десять тому назад. И, когда я его спросил, какую веру желал бы он своим сородичам — православную или магометанскую (соседей-башкир), сначала ответил, что христианскую, как он ее узнал (из сочинений Л. Н.), потом подумал, ответил, что магометанскую, т. к. магометане-башкиры верят и исполняют требования своей веры. Они трезвы, честны, помогают друг другу, а православные не держатся своей веры.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Декабрь

ТОЛСТОЙ В СВОЕМ КАБИНЕТЕ

Ясная Поляна, 3—7 декабря 1907 г.

Л. Н.: Разумеется (что магометанскую).

Л. Н-чу этот ответ Никитина не показался странным, а правильным.

Л. Н. сегодня поехал верхом на Делире первый раз с тех пор, как упал с Мальчиком.

— Премилая лошадь, дает покойно садиться, — сказал Л. Н.

Л. Н. написал много писем, «очистил», как выражается3. В дневник много писал. Не выходил до половины 12-го ночи. Нас было трое: Л. Н., Юлия Ивановна и я.

17 декабря. Утром приехала Софья Андреевна из Москвы. Л. Н. ездил верхом. Я ездил в Дубровку к Кологривову и в Потемкино. Из Потемкина в Коледино, около 6 часов вечера. Плутали. Заметало дорогу, вешек местами не было. Лошадь все сворачивала к двору в Дубровку, откуда была. Потерявши дорогу, пришлось вполне довериться лошади и, когда она вывезла нас на след, куда она направлялась, сделав большой крюк, выехали к станции Щекино и по шоссе до Двориков. В Двориках попросил кузнеца, чтобы он довез до Ясной на своей лошади. Приехал в полночь. Жутко плутать в метели!

Софья Андреевна, приехавши из Москвы, говорила, что повесили девушку, бросившую бомбу в Гершельмана1. Л. Н-чу было тяжело до боли души это противное известие: «Повесить!» — Прочел из Паркера, из книги, изданной Чертковым, со страницы приблизительно десятой с начала, где говорит о невозможности христианского государствам церкви2.

Л. Н. (о Паркере): Он имел смелость сказать: «Если бы не было Евангелия — о Ветхом завете и говорить нечего, — было бы лучше».

Л. Н. хочет побольше из Паркера ввести в «Круг чтения». (Я слышал об этом со слов других.)

У Софьи Андреевны левый глаз слезится. Не может писать, оттого больше внимания обращает на боль в левой ноге. Вечером говорила, что умрет она от болезни ноги, что это рак:

— Увидите, я умру.

Л. Н.: Отчего же не умереть? к этому <надо> готовиться, к этому все идем.

18 декабря. Я ездил утром в Угрюмы, пополудни — в Колпну. Л. Н. поехал верхом к Ясенкам. Ветер сзади. Но побоялся ехать назад против ветра, повернул во-время, благоразумно, т. к. у него с третьего дня бронхит. За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Юлия Ивановна и я.

Л. Н.: Получил от политического ссыльного из Архангельской губернии безграмотное письмо странного содержания: «Как же не противиться злу, например, если его хочет другой убить». Он ничего не читал, ничего не знает и пишет. Я ему написал резкий ответ1.

«Царство божие», но его пока в России напечатанного нет. «Посредник» набирает его около года.

Л. Н.: Я сегодня «Нового времени» не читал — скучно. Этот скалозубный тон (газет).

Л. Н. говорил, что иногда чтение газеты вызывает в нем соображения, нужные для того, что пишет.

Но вечером, в 10.30, Л. Н. прочел Софье Андреевне статью Льва Львовича «Разумная борьба с пьянством»2. Статья не вызвала ни у Л. Н., ни у Софьи Андреевны слова отзыва. Софья Андреевна сказала, что Лева ей обещал не писать больше против отца.

В «Новом времени» замечательное письмо из Саратова «Ассоциация труда» и «Письма к ближним» Меньшикова о горящей России, о вырезании семей разбойниками в Архангельской (заселенной пуританским раскольничеством, теперь и там убийства, грабежи, производимые ссыльными), в Донской местности и повсеместно. Л. Н. прочел вслух из этой меньшиковской статьи цитату, заимствованную из «Русского слова», в которой наврано про принудительное отчуждение земли в одном из имений сына «графа, великого писателя»3.

19 декабря. Пополудни приехали Мария Александровна, Иван Иванович, Сережа Булыгин. Иван Иванович приехал с рукописью статьи Лебрена о Герцене, поговорить о ее издании и о дешевом издании «Круга чтения» старого, и о новом «Круге чтения». Привез только что появившуюся в издании «Посредника» книгу Лабрюйера и некоторые вновь изданные им книжечки Л. Н.: «Религия и нравственность»1 и др. Говорил, что конфискован «Календарь Зонова на 1908 год»2. Мария Александровна недоумевала, почему.

Л. Н. (серьезно): Это самая зловредная книга (с правительственной точки зрения).

Л. Н. просил Ивана Ивановича прислать книги, которых больше нет у него, для раздачи, между прочим, — «Что такое религия?» Эту книгу Л. Н. любит. Иван Иванович говорил, что «Верьте себе» три месяца как напечатано, а не пущено в продажу из-за того, что ждет, пока Чертков напечатает. Чертков медлителен. «Круг чтения» Иван Иванович хочет напечатать за один рубль, только желал бы без недельных чтений. Спросил, как будет называться новый «Круг чтения»?

Л. Н. ответил, что еще не придумал: «Закон божий»? «Набоженство»? (Это слово Л. Н. услышал сегодня, и понравилось ему.) Л. Н. говорил о том, что в новом «Круге чтения» будут особые отделы — «Религия» и «Вера». Религия — самобытное, religare17* — соединяет с богом. Вера — суеверие. Мы этого совершенно не различаем; большая ошибка. Чамберлен последовательно пишет (различает) Religion, Glaube18*.

Я заметил, что у нас, словаков, религия — набоженство, вера — вера19*.

Л. Н. говорил, что объявлений о «Круге чтения» мало. Иван Иванович сказал, что газеты не отзывались о нем в критическом отделе. У пишущих эти отзывы нет ни духовного интереса, ни достаточного образования.

Л. Н.: А главное, они пишут о том, что нравится массе публики.

Л. Н. разговорился о книге Чамберлена, потом о евреях:

— Евреи — с отсутствием религиозного чувства. И Ветхий завет и философия Спинозы — без религии. Из Спинозы в «Круг чтения» мог поместить только одно изречение, и то неважное.

Л. Н. читал вслух Паркера Ивану Ивановичу. Иван Иванович решил воспользоваться им, отпечатать в «Посреднике».

«Новом времени», советует правительству ввести готенборгскую систему, т. е. там же, в винной лавке, продавать и съестное и неалкоголические напитки.

Л. Н. (на это): Хорошо было бы! Когда есть нравственное, религиозное, все это отпадает (т. е. изобретения внешних средств, и само пьянство отпадает).

Л. Н.: Скромность — только подобие смирения, внешнее.

Л. Н. говорил о трех безработных, бывших у него, один из них «политически сознательный». Л. Н. ему говорил: «Все зло жизни от нехристианской жизни у вас, у меня». — Тот ответил: «Христиан нет». Л. Н. сказал: «Будем мы с вами». Он: «Только с оружием в руках можно добиться свободы».

Л. Н. говорил, что ему на днях выяснилось, что грехи есть троякие: 1) грехи (объедание и по<хоть>); 2) соблазны; 3) суеверия, оправдания грехов, наука, государство. От первых легко освободиться; от вторых — труднее, а от третьих — совсем трудно3.

Иван Иванович говорил, что теперь в ходу книги о половом вопросе. Считается возможным писать все, что думаешь, и пишут Арцыбашевы и компания. Только дело в том: надо ли говорить все, что думаешь?

20 декабря. Хотя живу в России два года, все еще не обзавелся русской теплой одеждой; только сегодня съездил в Тулу купить полушубок.

За обедом Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Юлия Ивановна, Иван Иванович, Варвара Михайловна. Она (В. М.) художественно рассказала про драму Андреева «Жизнь человека», которая идет в Художественном театре1. Была на ее представлении. Происходят на сцене раздражающие сцены — например, ребенок родится — но смысла никакого в драме нет. И Варвара Михайловна и Александра Львовна переживали противное, тяжелое чувство, рассказывая содержание. Только одно негодование вызывает. Декорации и игра — великолепны. Л. Н. дал подробно рассказать весь ход драмы и сказал им, что надо было встать и сказать: «Ну вас к свиньям!» — и уйти с представления. Можно было заметить, что Л. Н-чу и любопытно было узнать, что хотел выразить автор, и огорчило его, что драма вышла такая пустая. Все переспрашивая, говорил по этому поводу много. Я не мог уследить, осталось в памяти только:

— Искусство есть до некоторой степени настоящее... и потом начинается воздействие на нервы. Раньше с малыми внешними эффектами, когда месяц изображали фонарем и тому подобное, надо было дать внутреннее содержание, теперь же, когда техника достигла такого совершенства, внутреннее содержание заброшено. Я на том пределе, где искусство хочет изуродоваться, останавливаюсь, — говорил Л. Н. — У Бетховена уже начинается: большой оркестр, хор... — Искусство состоит в том, чтобы всю работу души выразить. Общение души с душой, заставить перечувствовать то, что художник чувствует, — вот это дорого, а не шум.

Л. Н. получил французское письмо Сенкевича о притеснении поляков пруссаками, о новейшем законопроекте насильственного экспроприирования земель поляков и передаче их немецким колонистам.

— Надо будет ему ответить по-французски.

Я: Отвечайте ему по-русски, он русский поляк, понимает.

Л. Н.: Да. Его рукой написан русский адрес на письме. Послушаюсь вашего совета. По-русски серьезнее, спокойнее. (И Л. Н. ответил по-русски очень сильным письмом.)2

— Их (поляков) положение лучшее, чем у нас, обижающих их, русских. Мне сколько раз совестно было перед поляками за Николая Павловича. Немцам не стыдно.

21 декабря. Приехал Н. Н. Гусев из тюрьмы из Крапивны. Последние шестнадцать дней не имел «Круга чтения», который был у него отобран начальством тюрьмы для представления прокурору на просмотр. По его словам, он там барином жил, палец о палец не ударил. Пища лучше крестьянской, тепло. Тюремщики — люди хорошие. Все тяготятся службой при тюрьме: «Если бы не нужда, разве бы я здесь служил?» Он сидел один в камере на шесть шагов. Но в такой же сидело двенадцать человек. А в немного большей — двадцать. Эти не все ночью помещались лежа (на нарах и под ними), двое-трое всегда просиживали ночь.

Разговор о том, можно ли привыкнуть к пребыванию под арестом.

Л. Н.

Л. Н.: Я сегодня в первый раз читал суд над Стесселем1.

Л. Н. ужасался тех ужасов, которые происходили при штурмах.

Л. Н.: Мне это нравится, что японцы, эти «обезьяны» — самая могущественная держава. Если на эту точку стать, то с «обезьянами» никак нельзя сражаться. Они пойдут далее в военном искусстве, будут с воздушных шаров воевать. Мы стали на эту низкую точку.

Софья Андреевна рассказала, что повесили девушку, бросившую бомбу в московского губернатора Гершельмана.

Л. Н.: Собаку обидеть совестно — не <то что> вешать. Это значит убить в себе лучшие чувства. А это от Столыпина до городового и делают.

Из иллюстрированного «Нового времени» (последние три номера) Л. Н. и Гусев читали вслух воспоминания Араповой, дочери жены Пушкина от второго брака («падчерицы Пушкина», как выразился Л. Н.): «Наталия Николаевна Пушкина-Ланская»2. Когда дочитали («падчерица» доказывает неверность Пушкина ее матери), Л. Н. сказал:

— Какие были нравы! Это ужасно, какие были времена. Мы жалуемся на наши времена, теперь такое немыслимо. В Казани Кирилл Дмитриевич (сын Воронцова?) рассказывал о Пушкине (о котором у нас было представление, что он был блестящий кавалер), что он был неприятный, робкий в (высшем) обществе; очевидно, ему «свет» импонировал. Он развертывался в кругу своих.

Говорилось про письмо сестры (Т. Н. Ветвиновой) о шестнадцатилетнем брате, попавшем в тюрьму3, про каких-то революционеров, покончивших самоубийством.

Л. Н.: Это доказательство ихней душевной болезни, что сами себя убивают.

Л. Н.: В детском «Круге чтения» поместил (и отвел этому много места) о любви к животным. Детям так свойственно: любовь к животным — и закрыть глаза и мучить животных. Так важно направить их к любви.

22 декабря. Л. Н. ночью почти ничего не спал. Утром приехало трио: Сибор (прима), М. Е. Букиник (виолончель), Гольденвейзер (фортепиано).

Л. Н. написал письмо Сенкевичу и дал Гусеву «поправить». Ему же дал детский «Круг чтения» — уничтожить повторения и равномерно распределить по дням материал.

Метель.

Л. Н. поехал верхом на шоссе. В четыре часа вернулся, сказал музыкантам любезность: какое удовольствие предстоит ему. С Сибором — о его занятиях. Сибор сказал, что, между прочим, играет соло в балете. Л. Н. выразил удивление, что балет еще существует. Его реабилитировали два танцора, которые совершенно разделяют взгляды Л. Н. и притом остались в балете1. Л. Н. сказал:

— Самое лучшее (что могли сделать). Лучше деятельность обратить на внутреннюю работу, чем на изменение внешних условий, так как, кроме путаницы, ничего не выходит. Странно, что балет так долго держится, что его не уничтожают. Имел смысл в языческом мире; унизителен: женщины пляшут полураздетые.

— Я особенно люблю Гайдна, — сказал Л. Н. — Скромность, самоотречение артистическое, когда автора не видно. Гайдн таков.

Л. Н. (ко мне): Гайдн будто бы происхождения хорватского, жил среди них и брал их мотивы (это сказал тут же Л. Н-чу Гольденвейзер). Решено финал повторить. После Бетховена Л. Н. сказал:

— Я спокоен, любовался игрой.

Когда же Бетховена стали хвалить, восторгаться и про него говорить, Л. Н. сказал хвалящим Александре Львовне и Гусеву:

— Я думаю, что притворяетесь. Про Бетховена сказал:

— У Моцарта еще нет, а Бетховен он (начал) соединять внутреннее содержание с внешними эффектами.

Л. Н.: Шекспир, Данте, Гете, Рафаэль, Бетховен. Я так и умру с той мыслью, что ничего в них нет.

Аренский понравился больше всех.

Л. Н.: Прелестно, это как красиво: scherzo, trio.

Л. Н. опять о том, что нельзя хвалить все, что есть у Бетховена (кажется, ему нравятся его произведения до известной эпохи — до девятой симфонии? — разумеется, и эти не все).

На замечание Сибора, что Чайковский долго не будет пользоваться славой, Л. Н. сказал:

— У Чайковского есть восхитительные вещи. У Бетховена есть дурные вещи, а публика непременно все, что от Бетховена, будет превозносить, предвзято хвалить. Мой портрет с Софьей Андреевной Репина до комизма нелепый, но это Репин, и все будут восхищаться им.

Софья Андреевна сказала в оправдание, как Репин, во время работы над портретом, выходил от Л. Н. и с отчаянием говорил ей, что Л. Н. ни разу, ни полчаса ему не позировал.

Л. Н.: Он меня ни разу не просил, я бы попозировал.

К какому-то разговору Л. Н. сказал:

— Вы говорите: «неморально». Я как раз под этим впечатлением, что творится в Познани — экспроприация польской земли, вытеснение поляков. Вот что делает Бюлов — это неморально.

За обедом М. В. Булыгин, который ищет сына Сережу, ушедшего дней пять тому назад из дому в эти холода, метели. Искал его у Марии Александровны и говорил, что там, как в скиту, záveje20* и множество собак, кошек. Думает, что можно убивать животных, когда только что родились, сознания у них нет.

Л. Н.: Это тяжело.

— трудно сказать. (Александра Львовна даже ездила встречать их.) Подарили им книг, портреты с его подписью. Сибор — простой, наивный, сердечный. Читает каждый день «Круг чтения».

Софья Андреевна говорила про музыку, как она ее успокаивает, смиряет.

Л. Н.: Как ни стар, а все не знаю определить, что такое музыка. Но она хороша (вызывает хорошее чувство), потому что соединяет в одно людей.

Л. Н. к разговору о певицах:

— Как редки хорошие женские голоса! (Оленина не нравится.)

В 10 часов за чаем у длинного стола спокойная беседа. Л. Н. во время концерта волновался, но не слишком устал, также и в разговоре: никто его не интервьюировал, с ним не спорил. Гольденвейзеры — привычные люди. Михаил Васильевич, Гусев к Л. Н. не обращались. Сибор тоже тихий, а виолончелист молчаливый. Л. Н. говорил больше с m-me Сибор и m-me Гольденвейзер.

Л. Н. о лебреновской статье о Герцене:

— Как его (Герцена) мало знают и как его, особенно теперь, полезно знать! Вот и трудно воздержаться от негодования против правительства — не за то, что собирает подати... а за то, что оно изъяло Герцена из обихода России, сделало невозможным21* влияние, которое он мог иметь, и остались влияния, — Л. Н. показал на Софью Андреевну, — вот что теперь рассказывала Софья Андреевна, о Тургеневе.

Софья Андреевна только что рассказала Гольденвейзеру, что Тургенев ей говорил, что ему, чтобы писать, надо быть охваченным любовью (влюбленностью), а когда этого нет, — не пишется.

Отдельная кучка: М. В. Булыгин, Гусев, Гольденвейзер говорили про реабилитацию Араповой ее матери и описания жизни Пушкина, что она не была неверной Пушкину и поэтому не была виновницей его смерти. Гольденвейзер сомневается в правоте Араповой — во-первых, она пристрастна: дочь; во-вторых, говорит со слов няньки. Он хорошо знает Пушкина и любит. Подошел Л. Н. и сказал:

— Она (Арапова) очень, кажется, правдива в том, что описывает Пушкина как изменившего жене. Я застал людей этого века. У них мысли не было — когда женились — быть верным жене.

На следующий день за обедом Гольденвейзер опять заговорил о Пушкине, что Арапова неправа. Л. Н. вспомнил из казанских знакомых родственника

Воронцовых, которого отзывы о Пушкине поражали их: были им тяжелы, неприятны. Он говорил, что Пушкин — жалкий человек, его жена — красавица. Как только он в молодом кружке — пьяный кутеж. Л. Н. прибавил, (что он не осуждает его), ему восемьдесят лет, Пушкину было тридцать в те времена.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Декабрь

ВАНДА ЛАНДОВСКА

Париж, 1900-е годы

Фотография П. Бергера с дарственной надписью на французском языке: «Великому художнику Льву Толстому и милейшей графине Софье от сердечно преданной Ванды Ландовской. 1907».

Вечером приехала Ванда Ландовска, концертистка на клавесине и фортепиано, с мужем... Привезли инструмент, клавесин... Пополудни с 2 до 4 Ванда Ландовска играла на клавесине. Л. Н. очень нравилось». — Записи от 23 и 24 декабря 1907 г.

Уехал Сибор с женой и виолончелист. Остались ночевать Булыгин с сыном Ваней.

Л. Н. (Анне Алексеевне): Я, грешный человек, хотя сам не пью, а люблю пьяниц. Таких, которые не храбрятся этим. Если сравнить их нравственное состояние с состоянием людей воздержанных, трезвых, стремящихся к богатству или честолюбивых, — то огромное преимущество.

Утром уехали М. В. Булыгин с сыном. Пополудни приехала М. А. Маклакова.

Я в 3 часа пришел в столовую. Л. Н. говорил Гусеву и Гольденвейзеру про письмо Стамо, она отвечает ему на его мнение, что надо стараться любить евреев. Л. Н. это рассказывал оживленно с усмевом22*. «Ведь вы мой учитель, вам восемьдесят лет, и вы стараетесь любить их (евреев); когда мне будет восемьдесят лет, и я буду стараться»1.

Л. Н. пошел в свою комнату и принес книгу Chamberlain «Die Grundlagen des 19-ten Jahrhunderts» Гольденвейзеру, советуя ему его прочитать, и говорил ему, кто Чамберлен.

Л. Н. получил вчера письмо от Немравы, сегодня — от отказавшегося Варнавского из Херсонской тюрьмы2. Л. Н. дал нам его читать — Гусеву и мне. С ним сидит семь отказавшихся в батальоне. Эти все отказались не по убеждению, а вследствие того, что не могли выносить тяжелый режим в дисциплинарном батальоне.

Л. Н.: Каково? Семь солдат отказались.

Гусев: Теперь царит возбуждение, очень легко отказываются.

Л. Н.: Вообще нарушился престиж власти.

Л. Н. о письме добролюбовцев (Г. Миронова и его брата, сапожников), просящих копию письма к Добролюбову «о разногласии Л. Н. с Добролюбовым».

Л. Н., во-первых, не помнит, чтобы он Добролюбову писал (Гусев вспомнил, что Л. Н. писал об этом в письме к Сутковому или Колесниченко.)

Л. Н.: Я никакого разногласия не чувствую. Я его (Добролюбова) люблю, глубоко уважаю. Молодые люди, которые этого письма хотят, им нужно, чтобы ими руководили. Это такие вопросы, которые самим надо решать. Не нужно авторитетов.

М. А. Маклакова рассказала про Левино житье; между прочим, что дети плохо говорят по-русски (между собой говорят по-шведски).

Л. Н.: Это нехорошо.

Вечером приехала Ванда Ландовска, концертистка на клавесине и фортепиано, с мужем; она польская еврейка, крещеная, он — поляк. Привезли инструмент клавесин.

24 декабря. Пополудни с 2 до 4 Ванда Ландовска играла на клавесине. Л. Н. очень нравилось:

— Переносит совсем в другой мир, — сказал он. — У меня был момент, я забылся, меня перенесло куда-то.

Ждали бедные вдовы, приехавшие на санях. Л. Н. сошел вниз и, встретившись с Гусевым, со мной и Гольденвейзером, сказал:

— Это музыка рабочего народа, серьезная, веселая. Эти Вагнеры, Бетховены на ней выросли.

— Как играет! У нее есть чувство меры, техника лучшая, — это сказал Гольденвейзер, который как раз сходил с лестницы.

За обедом Л. Н. говорил с Ландовским о притеснении поляков в Пруссии — по поводу писем, полученных от С. Скарзинского и Сенкевича и вызывающих Л. Н. заступиться за них; о бюловском законопроекте насильственного отчуждения земель поляков.

— C’est une chose affreuse, une chose incroyable, une grossièreté23*, — сказал Л. Н.

После обеда шахматы с Гольденвейзером. (Л. Н. говорил, что музыканты хорошо играют в шахматы: Танеев, Сергей Львович, Гольденвейзер.)

С 8 до 10 Ванда Ландовска играла, главное, старофранцузские песни и танцы, кое-что из старого итальянского, одну старинную английскую песню, а потом народные песни польские (и коленды и пела их), армянские, еврейские, персидские, лезгинские; Баха, Моцарта, Шопена.

Л. Н. (позже): Скульптура, музыка, живопись, ораторство — не терпят посредственности1.

Л. Н. спрашивал Ландовского про китайскую музыку.

— Китайская музыка интересует меня, она имеет громадное значение (у себя дома), — сказал Л. Н.

Ландовский ответил, что он знает индокитайскую, которая возвышенна, понятна. Китайская — шумливая, японская — еще хуже.

Л. Н.: Я думаю, что по музыке можно судить о душе народа (китайская, японская музыка дики). А какое впечатление производит наша музыка на восточные народы? О восточной музыке имею некоторое понятие.

но нам доступна, потому, думаю, что и наша музыка им доступна. Новый мотив в первый момент чужд, а потом радуешься, что в него вникаешь.

Л. Н. продолжал:

— Вся народная музыка будет доступна всем людям, персидскую поймет мужик (и наоборот), а господское вранье — Штрауса — никто, и сами господа не поймут. Как в религии религиозные истины, добро всякий поймет, а католическую литургию, лютеранское (богослужение) — никто.

Кажется, по поводу Ландовской Л. Н. сказал:

— La modestie est une qualité des génies24*.

Л. Н.: Его (Гольденвейзера) главный недостаток, что он очень скромен.

Когда Ландовска играла старые французские танцы, записанные А. Франсиском около 1610 (?) г. — «Danse des jeunes gens, des mariés, des vieux, des domestiques25*, Л. Н. сказал мне:

— Это в вашем духе.

Л. Н. просил меня спеть словацкие песни. После старых французских песен Л. Н. сказал:

— Возвращение к старине — не то что суживает, а расширяет область музыки (она теперь у́же, чем была в старину).

После пения польских песен Ландовский сказал, что западнославянские (польские) песни — веселые, широкие, а восточные (особенно малорусские) — унылые.

Л. Н.: Великорусские песни тоже веселые.

Л. Н.: Прямое воздействие не на чувство, а на нервы, ничто так не делает, как crescendo.

Прощаясь с Вандой Ландовской в 12 часов, Л. Н. сказал ей:

— Je vous remercie non seulement pour le plaisir. Ce sont les confirmations de mes idées sur l’art26*.

Через десять минут вернулся и еще раз поблагодарил очень трогательно Ванду Ландовску.

25 декабря. Первый день праздника Рождества. Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Юлия Ивановна, М. А. Маклакова, Гусев, Гольденвейзер, Ландовские.

Л. Н. получил письмо с вырезкой из газеты о том, что у него живут два стражника и бьют народ. Неприятно Л. Н-чу1.

— три письма. Гусеву дал много работы для «Круга чтения» (из его дневника выписывать и из Свода мыслей выбирать), мне прочесть три присланные ему книги2, между прочим, биографию Анчаровой.

За обедом Л. Н. сказал Ландовским:

— Quand j’étais jeune, j’avais une grande antipathie contre Polonais et leur langue27*. Потом это прошло. У меня был большой друг Вержбицкий.

Разговор о Китае.

Л. Н.— на самом интересном остановился. Его заставляют идти по европейскому пути. Но что он до сих пор сделал (т. е. сопротивлялся европейской цивилизации) — хорошо, очень хорошо.

Ландовский рассказал про странные китайские обычаи и законы. Болен отец, дети приглашают врача. Отец просит их вместо того, чтобы тратить деньги на врача, купить ему получше гроб. Они покупают, он ложится в него, принимает так посетителей и умирает спокойно; для него страха смерти, как для нас, европейцев, не существует.

Л. Н.: Это чудесно.

— Законы в Китае. Человек бросится в воду. Те, кто его спасли, должны его кормить всю жизнь. Или: бедный просит милостыню, ему не дают; он грозит, что он убьет себя, и в чьей лавке (доме) это сделает, или у кого служит, тот хозяин должен кормить его семью.

Л. Н.: Очень они консервативны. Уродование ног.

: Оно только у богатых женщин. То же уродование, только в меньшей мере, и у наших женщин и мужчин есть.

Ландовский, который интересуется всеми «nations exotiques»28*, говорил про изображения иезуитами китайской богоматери с (крошечными) ножками, Христа — с косичкой.

Пополудни приехал Гусаров, двадцативосьмилетний маляр, семейный; жил в Москве, потом перешел в деревню, где и живет. Хочет завести нововведение: посадить ранний картофель — общество ему препятствует; завел плодовый сад, соседи овец пускают («Мы жили без садов, и прекрасно жили»). Участок у него малый, другие отхожим промыслом живут — он хочет не отходить, а жить одной землей, потому желает в колонию, или к Беневскому, или к Шейерману. По пути (пешком) остановился в Ясной Поляне.

Л. Н. советовал ему не переменять места, продолжать жить дома. Вспомнил, сколько колоний разошлось, сколько семейств разорилось.

— Надо, — сказал Л. Н., — выбирать меньшее зло из двух — приспособиться к жизни с соседями. Это неприлично сказать: мне жизнь в этом доме в сто тысяч раз противнее, чем вам ваша, но я уйти не могу (т. е. <могу>, но не ухожу).

Вечером с 9 до 11 Ванда Ландовска опять играла. Л. Н. сказал ей, что не говорит ей комплиментов, но что ее игра ему объяснила и подтвердила его мысли о музыке. Говорил в том смысле, что старые песни гораздо проще, музыкальнее новых и что, если бы теперь — после слышанных старых композиций — сыграть новую, не задавила бы их. Говорил дальше, что он думает — то же с пением. Единственно Шопена, пожалуй, можно после этого (старого) сыграть. Из того, что играла Ландовска, более всего понравилось Л. Н-чу и всем «Album Musica», № 51. Publications Pierre Lafitte, Paris. Trois dances populaires inédites par A. Francisque29*.

Ландовский рассказал, что Шопен любил чистые звуки, инструменты с чистыми отдельными звуками, а не со сливающимися, и любил тихую игру. Установленная передача его игры по Листу (страстному венгерцу) не соответствует Шопену.

В дальнейшем разговоре Л. Н. сказал:

— Эти сильные (звуки) воздействия на нервы иногда усиливают действие чистой музыки, иногда — ослабляют. Чаще ослабляют. Как вы думаете? — обратился он к Гольденвейзеру.

: Чаще ослабляют.

Ванда Ландовска сыграла Джона Булля, английского композитора XVI—XVII века: «Охоту» («Chasse»).

Л. Н. (о ней): Здоровая, энергическая музыка. Если бы кто из людей (прислуги) это слышал, — понял бы.

— Сколько вы, — обратился Л. Н. к Ванде Ландовской, — людям доставляете радости. А это радость чистая, не романическая, а самая чистая. — Еще о ее игре сказал: — Ce n’est <pas> appris, vous sentez30*. — О Генделе сказал: — J’ai admiré sa simplicité et les effets qu’il a produit par sa simplicité31*.

Л. Н.: Клавесин понятнее. После клавесина фортепиано — потеряно что-то.

Л. Н. сказал, что, по его мнению, в пении старых песен с новыми был бы тот же контраст (и что он не думает, чтобы новая композиция задавила действие старой). Например, композиции Танеева. Танеев очень хороший пианист, но его композиции плохие.

Л. Н. в разговоре то и дело переходил на русский язык с французского. Ландовский прекрасно говорит по-русски, Ванда Ландовская понимает. В 11 часов уехали Гольденвейзеры — муж с женой — в Москву. В 12 часов Ванда Ландовска, простившись с Л. Н. и Софьей Андреевной, ушла к девицам. Очень была счастлива, что доставила удовольствие, и приемом и любезностью, сердечным отношением всех к ним. Ландовский еще остался в зале. Л. Н. принес письмо Шкарвана и прочел из него сказку о нищем мельнике и мужике.

— Попробуй такую легенду написать, — сказал Л. Н. — Не приду маешь3

Ландовский ушел, я все оставался в зале. Л. Н. опять вышел и сказал мне о концертах Ландовской:

— Очень приятно и — тяжело.

Во вчерашний же день, когда был великолепный обед, концерт, Л. Н. писал об увеселениях в «Круге чтения», что эти свечи, цветы (вчера были на столе) — только для прикрытия обжорства.

26 декабря. — пешком. Шоссе заметено снегом. Черенин двадцать лет тому назад примкнул ко взглядам Л. Н. Приехал прочесть Л. Н. свое описание посещений Л. Н-ча в июле 1907 г. и лет двадцать тому назад. Л. Н. посмотрел, дал ему совет, чтобы о нем не писал, как о вознесенном над другими (и Черениным) человеке, чтобы подробности поездки («они кушали») выпустил. Суть Л. Н-чу понравилась1.

Вечером Ландовска еще играла. Л. Н. сказал Ландовской, что она подтвердила ему его взгляд, что музыка в начале XIX века, в XVIII, XVII веках была в зените, а после начала XIX века в декаденции.

Черенин говорил Л. Н-чу про старика, учителя сына графа Шереметева в Москве, который приедет к ним петь старинные русские песни, былины и играть на гуслях. Л. Н. очень советовал Ландовским отыскать его в Москве (с помощью Танеева).

Л. Н. спрашивал Ландовску, постоянно ли она отыскивает старинные песни. Александра Львовна говорила, что Ландовска четырнадцати лет окончила Варшавскую консерваторию, а потом сама дальше училась, выбрав старинные песни. Будь у нее учитель, он бы ее свел на общее поле, а так — сама себя сделала тем, что есть (изображательницей исторической музыки).

Л. Н.: Все, что сильно действует — все свое, из себя. А что напущенное, чужое, слабо действует и легко соскакивает.

: Она «Chasse» три года учила.

Л. Н. сказал о том, что для того, чтобы так играть, требуется не только дарование, но и упорство. Это интеллектуальные способности и сила воли — по Чамберлену — у евреев есть, а религиозно-нравственного у них нет. Кто-то сказал, что евреи — лучшие музыканты.

Сергей Львович: По творчеству — нет: у них Мейербер и Мендельсон — второстепенные. А в исполнении — выдающиеся (Рубинштейн).

Л. Н. (): Благодаря своей известности я au courant32* того, что в мире творится, — письмами, книгами, посетителями. Эти Ландовские мне показали парижан. Утонченные, но к религиозно-нравственным вопросам совершенно равнодушные.

Л. Н.: Желал бы им дать не один портрет с подписью2, а что-то им полезное. У меня есть переплетенный «Круг чтения»... (подарок Сергеенко Л. Н-чу).

Но, кажется, не дал им его.

Александра Львовна желает поехать в Петербург на их концерт, высказав несмело это желание. Л. Н. поощрил ее (и повидать родню в Петербурге).

27 декабря. Утром к Л. Н. приехал Р. Рудков из Елабуги, крестьянин Вятской губернии, помытарствовавший по тюрьмам Гродно, Риги, Каинска. Женился восемнадцати лет, двадцати трех лет стал служить, попал в военную тюрьму. Хотя в душе не хотел иметь злобы к тюремщикам, а трудно было сдержаться, не выражать негодования. В рижской военной тюрьме нечеловеческое отношение (прогулок, кипятку нет, холодно, воды для питья недостает, отнимают тюфяк, нет умывальника, бьют розгами). В Каинске в такой комнате, как бывшая библиотека, помещалось больше ста человек. Хотя все стекла были выбиты (в январе), в комнате было душно.

Теперь по всем уездным городам тюрьмы переполнены, особенно, политическими. (В крапивинской тюрьме для тридцати человек сидело с Гусевым больше ста.) Рудков — измученный, прозябший (двадцать ночей не спал, сидя в вагоне или на вокзале). Л. Н. поощрял его описать свои похождения. Ему предстоит еще заключение на два года. Л. Н. хочет его анонимным описанием воспользоваться у влиятельных лиц в его пользу (когда будет хлопотать об освобождении). Направил его к Ивану Ивановичу; просил после ему дать рукопись для редактирования и напечатания, Л. Н. напишет предисловие (Рудков получит гонорар)1.

Л. Н. говорил ему, что нет ничего ужаснее, как если люди воображают, что есть какая-то причина, из-за которой можно дурно поступать. И прочел, что̀ он сегодня написал.

Вечером М. А. Маклакова пела, Сергей Львович аккомпанировал ей. За чаем Сергей Львович рассказал Л. Н. о драме Леонида Андреева «Человек в сером»2. Подражание Ибсену, Метерлинку.

Л. Н.: Нет драматических столкновений, нет психологической завязки.

Говорили (М. А. Маклакова, Александра Львовна, Варвара Михайловна, которые все видели эту драму), что хорошо поставлена (в Художественном театре); потом хвалили «Горе от ума» (также в Художественном театре)3.

Л. Н.«Горе от ума» это — Куперен. (Сравнение со вчерашними музыкальными композициями Куперена, которые играла Ландовска.)

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Декабрь

ТОЛСТОЙ И ВАНДА ЛАНДОВСКА

Ясная Поляна, 25 декабря 1907 г.

Фотография С. А. Толстой

«Софья Андреевна занималась проявлением фотографий (Ванды Ландовской, у клавесина сидящей, за ней Л. Н.». — Запись от 28 декабря 1907 г.

«Царя Федора»4. Л. Н. не соглашался, не был того мнения.

Потом говорили о «Борисе Годунове» Пушкина (там же в Художественном театре)5. М. А. Маклакова хвалила монахов.

Л. Н.: Монахи у Пушкина хороши.

Л. Н.: Нынешний посетитель... Ротный командир ударил его, он ему отдал (ответил тем же), бросился в Неман и ушел. Происходило учение на берегу Немана.

Сергей Львович сомневался, правду ли говорит. Л. Н. ему верит, и, разговорившись о нем, сказал, что он очень самолюбивый, гордый человек. Хочет поступить в университет.

Л. Н.: Неужели нет драм из революции? Какие тут мотивы драматические!

М. А. Маклакова<!> Горького «Мать».

Л. Н.: Там нехорошо, потому что одностороннее, а тут надо объективное.

28 декабря. Метель, какой в прошлые три зимы не было. Столько снегу намело по дороге, около домов, еле прошел в лечебную.

Л. Н. получил и читал вторую часть Chamberlain «Die Grundlagen des 19-ten Jahrhunderts». Л. Н. о ней:

— Книга так учено написана! Научные отношения к вопросам жизни и основы до такой степени безумные. Лао-тзе сказал: «Умные не бывают учеными, ученые не бывают умными»1. В книге семь глав, последняя глава: «Общая культура. Религия. Искусство». (Л. Н. приводил это как парадокс).

Л. Н. решил письмо к Сенкевичу (все поправлял его, так что оно только вчера получило окончательную редакцию) все-таки перевести на французский. На мое замечание, что не стоит, жаль времени, Л. Н. сказал: «Это мне легко»2.

Сергей Львович сегодня много играл на фортепиано. М. А. Маклакова пела. Софья Андреевна занималась проявлением фотографий (Ванды Ландовской, у клавесина сидящей, за ней Л. Н., и других фотографий для нее). Александра Львовна, с Варварой Михайловной усердно переписывают детский «Круг чтения».

Л. Н. вечером играл с Сергеем Львовичем, Марией Николаевной и М. А. Маклаковой в винт. После на круглом столе увидел «Мимочка отравилась» Микулич (я ее оставил); стал перечитывать и спросил:

— Кто это «Мимочку» читает? Как это хорошо! Какая тонкая ирония! Душан Петрович! А вы читали?

— Нет.

— Ах, прочтите, это очень тонко3.

29 декабря. Утром Л. Н. вошел в мою комнату.

— Душан здесь? А Гусев где? Я пришел с вами поделиться. — Принес раскрытые на 29 декабря «Мысли мудрых людей». Подержал перед моими глазами, чтобы я мог прочесть. — Что за прелесть Марк Аврелий! Две тысячи лет, а все тот же вопрос!1

Вчера Л. Н. сказал Гусеву, он — мне: «Если бы у меня не было жены, я ушел бы в монастырь. Там бы мне дали келью, в церковь не ходил бы (не принуждали бы меня ходить в церковь)».

Л. Н. за обедом рассказал, куда гулял (верхом). Вспомнил «Мимочку» Микулич, которую вчера читал и сказал:

— Предмет серьезный.

Мария Николаевна

Л. Н.: Серьезное дело. Его третируют.

Вспоминали повести, продолжением которых была «Мимочка отравилась», и говорили про авторшу.

Л. Н.: Она очень приятна. Скромная, умная.

Л. Н. сегодня опять изменил письмо к Сенкевичу. Мне похвалился, сколько работы с «Кругом чтения» и как хорошо идет.

̀ ему мало-помалу выяснилось о грехах. Есть грехи плотоугодия (объедание), лени, блуда; из них вытекает недоброжелательство. Из недоброжелательства вытекают соблазны: тщеславие, богатство. Из соблазнов — обманы: наука, вера, государство, насилие.

Все письма отдал Гусеву.

Уезжала М. А. Маклакова в Москву и Петербург. Л. Н. поручил ей узнать про Общество Герцена2, рекомендовать ему статью Лебрена о Герцене, к которой Л. Н. напишет — «или уже написал?» — спросил Л. Н-ч Гусева, — предисловие.

— Нет еще, не писали, — ответил Гусев.

— в общину, артель. Л. Н. выразил свое согласие с Герценом и сказал:

— Община — люди живут, можно жить и вдове.

Столыпину в вину ставит, что он уничтожает (старается силой уничтожить) общину. Оставить ее — если будет жизнеспособна, пусть существует; если нет — пусть сама заникнет.

Сергей Львович рассказал про исследования об общине (Качоровского)3. Как она возникает на Востоке (в Сибири пока земли довольно, каждый пашет, где хочет; сперва общины нет, она образуется постепенно), двигаясь к западу по мере того, как население увеличивалось и земли на всех не хватало. Есть места, где община процветает, дальше у нас — застывает (переделы делаются реже, община как бы застывает). Еще дальше на запад — дворовое владение, еще дальше — частное землевладение. Качоровский говорит, что основы общины — право на труд и право на землю. Дают землю тем, кто может работать, но отнимают землю у вдов, которые слабые и т. д.

— Община вытекает из внутреннего духовного начала, а не от востока к западу. Двигатель жизни — духовный, двигатель жизни — не материальный.

Сергей Львович защищал выводы Качоровского, что причины возникновения и распада общины — материальные (основаны на личной выгоде).

Л. Н.: Потому что между этими причинами главная — нравственная. «Не могу я так жить, что у меня хорошо, а возле будет вдова издыхать». А при материальном начале (причинах): «Мне хорошо живется, а ты, вдова, живи, как можешь!»

Сергей Львович возражал.

Л. Н.— нет. Тут духовное начало есть двигатель.

Сергей Львович: Справедливость.

Л. Н.: Не справедливость. Из-за справедливости голову отрубают.

Сергей Львович защищал констатацию наукой материальных условий, при каких возникают общины и заникают. Что тут вредного?

Л. Н.......34*. Что ты сказал, есть самое про явление научного невежества. Ученые глупые. Прежде богословие губило, теперь наука губит...

30 декабря. Ездил в Таптыково (Л. Н., прочитав письмо Андрея Львовича ко мне, сам советовал ехать сегодня). Недомогала Екатерина Васильевна12.

31 декабря. Пополудни Андрей Львович, Екатерина Васильевна и я приехали в Ясную. Встретили Л. Н-ча верхом. Александра Львовна с Варварой Михайловной ездили проложить дорогу к хутору Марии Александровны и привезли ее. Приехал С. Д. Николаев с Молочниковым.

Молочников говорил о том, что надо проповедовать Евангелие. Л. Н. ответил, что надо самому изменяться.

— Это, — сказал Л. Н. — самая тонкая черта: где для удовлетворения духовных потребностей и где для славы людской (похвальбы). Ничто нас так не соединяет с другими людьми, как деятельность мысли. Я точь-в-точь то чувствую, что Марк Аврелий. Если руководит это единение, тогда хорошо. Средство одно — моя душа (ее могу усовершенствовать). Я был бы очень рад усовершенствовать вас (но не могу иначе, как совершенствуя себя). Царство божие — оно есть последствие. Внешними средствами (пропагандой) не добыть его. Из всех суеверий самое зловредное — <вера в возможность> осуществления <царства божия> внешними воздействиями, по приказанию.

«Соединения и перевода четырех Евангелий» и поправлял с Л. Н. Едет в Петербург к П. А. Столыпину поговорить о Генри Джордже. Желает отыскать и издательницу «Обновленного человека» (газеты, прекратившейся на первом номере: не было читателей).

Л. Н.: Много газет! Пишут их, «кормятся» так, как скрипач Семен Столяров ответил Сереже на вопрос о певице, хорошо ли поет: «Ничего, хорошо поет. Кормится».

Мария Александровна посоветовала Гусеву взяться за составление географического и исторического справочника; важно иметь такого руководителя, как Л. Н.; его же дни, может быть, сочтены35*.

Примечания

1 декабря

1 P. . The Essence of Buddhism. With an introduction by Anagarina H. Dharmapala. Madras, 1907.

2 Письмо от 1 дек. (т. 77, с. 253).

3 Письмо К. Кочуровой от имени группы женской учащейся молодежи к Т. от 27 нояб.

4 В Списке

3 декабря

1 Е. Чижов. Тайны и чудеса божьего мира. Земля и небо. Рассказы о разных странах, о земном шаре, о звездах и планетах со многими рисунками. Изд. 4-е. М., «Посредник», 1907 (Япб).

2 О смерти Доротеи Галеновой (29 нояб.) П. Гесс сообщил Маковицкому 8 дек. н. с. (PNP).

3 «Пропавший воздушный корабль», подп. Л. (, № 11395).

4 НВ, № 11395, 1 дек.

5 декабря

1 Письмо Гусева от 1 дек. было переслано Т-м Черткову (см. т. 89, с. 83).

2 —44) выписок из Герцена нет.

6 декабря

1 Очевидно, кн. П. Бирюков. Духоборцы. Сб. статей, воспоминаний, писем и др. документов. М., «Посредник», 1908 (вышла из печати в конце 1907 г.).

2 A. . Le livre de mon ami. P., 1885.

3 См. запись 10 янв. 1905 г.

7 декабря

1 А. Введенский«черновых» речей). — СПб. вед., № 260, 23 нояб.

2 Картина Н. Н. Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» (1871); хр. в ГТГ.

3 Парикмахер из Севска М. А. Митин. Письмо Т. о нем к Горбунову — т. 77, с. 255.

1 В. А. Бильбасов. История Екатерины Второй, тт. I—II. СПб., 1890—1891,

2 K. Waliszewski’une impératrice. Упом изд.

3 Письмо Т. Л. Сухотиной к С. А. Толстой от 2/15 дек.

9 декабря

1 Чертков приложил к письму к Т. от 10—12 дек. н. с. письма Кузьмина и копии своих писем к Кузьмину и С. Н. Лутохину. Т. отв. Черткову 8 дек. (т. 89, с. 83—85).

2 Анон. корресп. «Трезвость Финляндии» (НВ

3 Кн. вышла в Праге в 1903 г. без указ. автора и была прислана Маковицким (Япб).

4 В. Брайан посетил Т-го 5 дек. 1903 г.

5 А. Петрищев. Из области щекотливых вопросов (РБ

6 Вл. Кранихфельд. Литературные отклики (СМ, № 11).

7 Ст. Н. Андреева в том же № журн.

1 В «Заметках» А. Столыпина (НВ, № 11402, 8 дек.) цитируются след. строки из письма к нему «одного из сыновей» — А. Л. Толстого: «Не могу не ужаснуться тому, что делается в бедной России. Государя сажают на камень в нескольких верстах от Петербурга, а Льва Николаевича Толстого обстреливают в Ясной Поляне». (Царская яхта «Штандарт» села на каменную мель в Финском заливе.)

2 «Думские ораторы. М. Д. Челышев. Сорокаградусный вопрос — «Пить или не пить»». Карикатура Боба (Илл. прилож. к НВ

3 А. М. Хирьяков прислал при письме от 30 нояб. 2 вырезки из газ. «Час» — ст. Ф. Рыбакова «Экспроприации и психоз»» (№ 41, 9 нояб.) и ст. Д. Дриля «Прискорбные явления современности» (№ 54, 25 нояб.). Т. отв. 10 дек. (т. 77, с. 256—257).

4 П. Л. Успенский прислал Т-му при письме от 3 дек. рук. ст. «Глубокая драма» по поводу убийства в Харькове врача Г. Я. Острянина врачом В. М. Бокитько. С. Л. Толстой переслал эту ст. в ред. Г. Москвы, где она была напечатана 2 февр. 1908 г. под псевд. . По поручению Т-го Успенскому отв. Маковицкий 10 дек. (т. 77, с. 319). Подробности дела Т. знал из письма к нему врача В. Недригайлова от 28 сент. См. письмо Т. к Д. И. Бобкову-Басову от 15 апр. 1908 г. (т. 78, с. 123).

5 Письмо П. И. Бирюкова от 7 дек. Т. отв. 15 дек. (т. 77, с. 259—260).

6 10 дек. по поруч. Т-го Маковицкий поблагодарил К. Велеминского за присланные фотогр. со скульптур работы Ф. Билека (т. 77, с. 320).

7 На телегр. Черткова от 8 дек. отв. Маковицкий 16 дек. письмом на имя А. К. Чертковой. Т. отв. ей же — 15 дек. (т. 89, с. 238 и 86).

1 Помета Маковицкого: «Цитировать письмо Лебрена целиком». В пространном письме от 2—5 дек. В. А. Лебрен рассказывал о своей жизни в последние годы. Т. отв. 11 дек. (т. 77, с. 257).

2 Помета Маковицкого: «Цитировать письмо и ответ Л. Н.». В письме от 3 дек. (почт. шт.) И. Нестеров от имени двух солдат писал об отказе от воен. службы. По поруч. Т. отв. Маковицкий 11 дек. В Списке (т. 77) не отмечено.

3

4 М. Осоргин. Картинки тюремной жизни. Из дневника 1906 г. (РБ, № 11)

12 декабря

1

13 декабря

1 К своим «Воспоминаниям» Т. после 1906 г. не возвращался.

2 В письме от 11 дек. Э. Р. Стамо сообщала Т. об отправлении ему 2 кн.: H. S. Chamberlainünchen, 8-te Aufl., 1907 (Япб, пометы) и кн. неуст. автора «Наше место в вечности». Киев, 1907 (Япб). Т. отв. 14 дек. (т. 77, с. 258).

14 декабря

1 См. «Круг чтения» на 1 сент. — т. II, с. 179—183 (т. 42, с. 7—11).

1 Известно 11 писем Т. за 15 дек. (т. 77, с. 259—264; т. 89, с. 86); из написанных по поруч. Т. известно 5 писем, датированных серединой дек. (т. 77, с. 320).

2 Н. Г. Сутковой просил об этом в письме от 6 дек., имея в виду, очевидно, письмо Т. к А. М. Добролюбову от 9 окт. 1903 г. (т. 74, с. 200—201). Т. отв. Сутковому 15 дек. (с. 264).

16 декабря

1 Письмо С. А. Толстой к Т. от 12 дек. (ПСТ

2 В письме от 17 окт. А. Ф. Никитин просил разрешить ему пер. соч. Т-го на чувашский яз. Отв. Маковицкий 16 дек. Т. к его письму сделал приписку (т. 77, с. 265—266).

3 Известно только 2 письма Т. за 16 дек. (т. 77, с. 265—266). Очевидно, слово много относилось к 15 и 16 дек.

17 декабря

1 — члене боевой организации социалистов-революционеров (эсеров).

2 Т. Паркер. О вопросах религии и биография автора. Пер. с англ. под ред. В. Черткова. Изд. Св. сл. Christchurch, 1901, с. 5.

1 Письмо Т. С. Трухтанова от 8 дек. Т. отв. 18 дек. (т. 77, с. 267—269).

2 НВ, № 11410, 16 дек.

3 А. Сельский. Трудовые ассоциации (НВМеньшиков. Письма к ближним (с подзаг.: «Застывшее небо», «Россию жгут», «Застывшие слезы»).

19 декабря

1 Л. Н. . Религия и нравственность. М., «Посредник», 1908 (Япб).

2 В действительности было запрещено петерб. изд. «Календаря для всех на 1908 год». Назв. в тексте «Календарь для всех на 1908 год». Составил А. С. Зонов, под ред. Горбунова-Посадова. М., «Посредник», вышел в свет в 1907 г. (Япб).

3 Ср. Зап. кн. и Дн. 16 дек. (т. 56, с. 270 и 83).

20 декабря

1 «Жизнь Человека» состоялась в МХТ 12 дек.

2 Отв. Т. на письмо Г. Сенкевича от 16 дек. н. с. датир. 27 дек. (т. 77, с. 271—273).

21 декабря

1 Очевидно, ст.: Вс. СуходревНВ, 11414, 20 дек.).

2 №№ 11406, 11409, 11413 от 12, 15, 19 дек.

3 Т. Н. Ветвинова в письме от 17 дек. просила спасти ее брата, к-рому за участие в экспроприации грозила смертная казнь. 21 дек. Т. обратился к А. Ф. Кони и Д. А. Олсуфьеву (т. 77, с. 269—270). В 1909 г. Ветвинов был приговорен к 8 гг. каторги.

22 декабря

1 Гольденвейзер, с. 164; т. 75, с. 244).

23 декабря

1 Отв. Э. Р. Стамо от 18 дек. на письмо Т. от 14 дек. (см. запись 13 дек.).

2

24 декабря

1 Ср. изречение Лабрюйера в назв. выше кн. «Избранные мысли Лабрюйера...», с. 187.

25 декабря

1 «Наш понедельник»: «Что делается в «Ясной Поляне» (Письмо крестьянина)».

2 В дн. Гусева за 25 дек. (с. 70) отмечено, что В. П. Свенцицкий прислал Т-му свою новую кн. «Антихрист (Записки странного человека)». СПб., 1908 (Япб, дарств. надпись).

3 В письме Шкарвана от 31 дек. н. с. излагалась легенда «Чудо на мельнице» — из кн.: «Народные русские легенды, собранные А. Н. Афанасьевым». М., 1859, с. 5.

26 декабря

1

2 В арх. Т. сохр. черновик надписи к фотогр., видимо, подаренной Ландовской: «A madame Vanda Landowsky. En souvenir des journées de 24, 25 Déc. 1907» (т. 77, с 282).

27 декабря

1 В ГМТ сохр. восп. Р. А. Рудкова «Рассказ солдата Р. Р. о своих приключениях», с датой 27 дек. 1907 г. Рук. с пометами Т.

2 Пьеса «Жизнь человека», среди персонажей к-рой фигурирует «Некто в сером».

3 «Горе от ума» была осуществлена в 1906 г. В. И. Немировичем-Данченко.

4 Трагедия А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» была поставлена МХТ в 1898 г.

5 «Борис Годунов» был поставлен в МХТ В. И. Немировичем-Данченко и В. В. Лужским в 1907 г. (первое представление 10 окт.).

28 декабря

1 «Круг чтения» на 23 дек. — т. II, с. 583 (т. 42, с. 375).

2 на франц. яз. в «Matin» (1908).

3 Последняя повесть из трилогии В. Микулич (Л. И. Веселитской): «Мимочка-невеста» (ВЕ, 1883, № 9), «Мимочка на водах» (там же, 1891, №№ 2—3) и «Мимочка отравилась» (там же, 1893, №№ 9—10).

29 декабря

1 Очевидно, Т. имел в виду след. мысль: «Разумением жив человек. Никогда не приписывай свойства жизни телу-сосуду, заключающему в себе эту внутреннюю силу. Вся оболочка человека жива лишь этой силой разумения, без нее она — как челнок без ткача, перо без писца» («Мысли мудрых людей на каждый день», с. 369; Япб).

2 «Кружке Герцена», руководимом В. Я. Богучарским и Ф. И. Родичевым и придерживавшемся кадетской ориентации, см. в ЛН, т. 63, с. 832.

3 К. Р. Качоровский. Русская община. Возможно ли, желательно ли ее сохранение и развитие? Изд. 2-е. М., 1906.

1 Письмо А. Л. Толстого от 21 дек. в связи с болезнью жены. Он просил Маковицкого приехать (PNP).

2 При письме к Т. от 21 дек. В. А. Молочников прислал копию своего письма к П. А. Столыпину, в к-ром убеждал министра изменить внутреннюю политику и прекратить смертные казни.

Сноски

1* плеча (лат.).

2*

3* Вандея (франц.).

4* Браки членов такой общины и рожденные от этих браков дети признаются законными, хотя бы супруги не были венчаны по православному обряду. — Прим. Н. Н. Гусева.

5*

6* Пропуск в подлиннике. — Ред.

7* Записано поздно, 17 декабря 1911 г.

8* Петелино — земская больница для душевнобольных в десяти верстах от Тулы.

9*

10* Да, сударь (франц.).

11* Списываю после трех недель и не знаю, сюда ли следует вписать следующее.

12* Это число переписано мною с черновых записей, частью — через два месяца, а частью — через год.

13* Ред.

14* «Я думаю, что могу обойтись и без него» (англ.).

15* «Нужно ли внести денежную сумму для освобождения Гусева? Сколько?» (франц.).

16* «Когда представились ∞ Есть из шиитов бабисты» — записано 17 декабря 1911 г. на отдельных листах. — Ред.

17* лат.).

18* религия, вера (нем.).

19* nàboženstvo, viera (словацк.).

20* сугробы ().

21* В подлинике по-словацки «znemožnili». — Ред.

22* улыбкой (от словацк. úsmev).

23* Это ужасная вещь, невероятная вещь, это грубость! (франц.).

24* — свойство гениев (франц.).

25* Танец молодых людей, супругов, стариков, слуг (франц.).

26* Благодарю вас не только за доставленное удовольствие. Это подтверждения моих мыслей об искусстве ().

27* В молодости я испытывал сильную антипатию к полякам и к их языку (франц.).

28* «экзотическими народами» (франц.).

29* «Альбом Музыка», № 51, издано Пьером Лаффитом. Париж. Три неизданных народных танца А. Франсиска (франц.).

30* Это ведь незаученное, вы чувствуете (франц.).

31* Я восхищался его простотой и теми эффектами, которые он производил своей простотой ().

32* в курсе (франц.).

33* скатерть (словацк.).

34* Ред.

35* В декабре (?) 1907 г., в тот же вечер, я получил и прочел вслух письмо И. Галека о кончине его матери Доротеи. Письмо произвело сильное впечатление. Л. Н. и Софья Андреевна расспрашивали про умершую, и Л. Н. хорошо разговорился о жизни и смерти. Я был очень усталый и не усвоил. Между прочим, Л. Н. сказал:

— Жизнь есть то усилие, которое совершаем в настоящем. Жизнь истинная — вне времени, вне пространства, но мы видим ее во времени и в пространстве, как прошлое и будущее. Жизнь есть... только это усилие, жизнь — в настоящем. А дело христианина — своя душа.

В тот же вечер Л. Н. сказал.

— Сколько привольной земли, не только в Бразилии, Ташкенте... в России. Л. Н. интересовался Бразилией, ее природой, плодородностью, неисследовательностью, нетронутостью, ее захолустьями, населением. Загадывал, какое огромное значение она будет иметь для человечества в будущем.

только его книгу) или, может быть, Янжул, — я не знаю).

Раздел сайта: