1 августа. Уехал Бутурлин; приглашали опять приехать: все его полюбили.
Пополудни Софья Андреевна читала корректуру второго тома «Материалов к биографии Л. Н. Толстого» Молоствова и Сергеенко. Место о «романе» Л. Н. с Молоствовой прочла вслух
Мария Николаевна, знавшая Молоствову (училась с ней в одном классе), сказала, что ничего этого не было (романа).
Л. Н. на вопрос Софьи Андреевны ответил только:
— Она мне была симпатична.
Софья Андреевна: Как Лев Николаевич стал знаменитым, у всех были с ним романы.
Мария Николаевна: Когда он уехал с Николенькой на Кавказ, ему было 20 лет. Тогда мы и во сне не видали, что из него выйдет какая-нибудь знаменитость.
Потом Мария Николаевна вспоминала Л. Н., когда ехали из Казани в Москву шестерней. Ему было 14 лет. Кучер слез что-то поправлять на пристяжке. Л. Н. выскочил из коляски и побежал во весь дух вперед, потеряли его из виду, долго не могли его догнать. Когда догнали и он сел в экипаж, задыхался, глаза выкатившиеся, налиты кровью. «Я стала реветь. У него главное было, и когда он из окна прыгал: хотел всех удивить».
2 августа. У Л. Н. вчера вечером и сегодня утром стеснение в груди. Вечером были и перебои. В полдень, вследствие этого, Л. Н. полежал. Прошло. В три часа поехал верхом с Онисимом Денисенко. Семья Денисенко сегодня приехала из Пирогова повидать бабушку — Марию Николаевну.
В три часа дня я входил к Л. Н-чу. Л. Н. мне говорил, что Софья Андреевна согласна, сама предлагает ехать в Стокгольм. Она раздражена и говорит, что непременно нам, кому-нибудь из нас, умереть в дороге и что деньги напрасно выбросить — при таких условиях путешествовать.
— Нужно паспорт получить. Паспорт получить из этой жизни, этого постоянно хочется. Как это хорошо у буддистов, что старики уходят в леса, — сказал Л. Н.
За обедом очень шумно. Дразнили М. А. Маклакову Дмовским. Л. Н. спросил ее, когда выйдет замуж. Ответила, что она не выйдет. Александра Львовна ей крикнула с конца стола:
— Я недостаточно стара, чтобы не негодовать1*.
Л. Н.: Авось я умру к тому времени2*.
Л. Н. с Марией Алексеевной говорил о поляках и сказал, что национальность — ограничение в сношениях человечества, а государственность создает новое искусственное ограничение и еще усиливает национальность.
Подали рисовые котлеты. Л. Н. сказал каламбур: «Каких кот лет, не ест котлет?» Потом еще: «Едут в вагоне отец с сыном, и у них попугай. Напротив сидит поп. Сын говорит: «Папа̀, попугаем попа попугаем?»
Мария Николаевна, как все старые люди, не любит шума и особенно когда несколько голосов сразу говорят: ей тошно, голова кружится. Да и речь слышит, а слов не отделяет. Просит не шуметь, но шумят.
Вечером Л. Н. мне:
— Софья Андреевна совсем собирается и вас приглашает.
В Туле выставка лесоводства и всероссийский съезд лесничих. Члены съезда сегодня осматривали питомник казенный лесничества, на шоссе в лесу против Ясной Поляны. Оттуда пришли числом двести, с местным лесничим М. М. Морозовым, хорошим знакомым Л. Н-ча. Л. Н. вышел к ним перед террасой. Хотел спросить Морозова, есть ли среди них желающие поговорить с ним, очень будет рад. Но не успел этого сказать, т. к. раздалась приветственная речь оратора среди них: «Мы счастливы видеть вас и выразить горячее душевное пожелание, чтобы вы еще долго жили и долго звучало ваше слово». Это было сказано патетическим голосом.
Л. Н. стало неловко от такого официального, непростого, ненатурального приветствия, сказал тихо: «Благодарю». Спросил, зачем сошлись и сколько их. И сейчас же, не побеседовав с ними ни одной минуты, простился и, повернувшись, пошел к крыльцу веранды, где стояли Софья Андреевна, Денисенки и прочие. Вероятно, неловко было ему, может быть и растерялся, не привыкший к толпам, овациям. М. М. Морозов, смущенный, и все смущенные, поклонились и стали уходить. Иным из них, позади стоявшим, Л. Н-ча почти не досталось видеть, только сзади, уходящего1.
Я пошел за ними и поговорил с последними уходящими. Один, из Екатеринодара, разговорился со мной, за ним еще пять-шесть. Тут же стоял чужой человек с сумкой, попросил книжек. Я вернулся за книжками и захватил около ста «Обращений к русским людям», побежал за лесничими и отдал им на память о Ясной Поляне. Были очень благодарны. Некоторые только потому и приехали на съезд, чтобы Л. Н. увидать. Очень горячие приветы посылали через меня Л. Н. и просили еще книжек. Получили все. Л. Н. одобрил раздачу книжек3*.
Вечером шахматы с Гольденвейзером. Играл Шопена «Похоронный марш». Л. Н. разговаривал с Марусей Маклаковой и Александрой Львовной, опять почувствовал стеснение в груди. Александра Львовна и я сразу щупали ему пульс. Л. Н. смеялся. До того сказал нам: «Не только вечерами, утрами желаю умереть. Я почувствовал, понял, как старикам естественно хочется умереть».
Днем Л. Н. переводил по-французски и дополнял свой доклад Съезду мира в Стокгольме
Софья Андреевна ответила, что для этого надо хорошо одеться. Смех со стороны женщин и крик, как проявляется женщина в Софье Андреевне.
В 11 часов ночи уехала Мария Алексеевна в Москву за деньгами и туалетами для Софьи Андреевны на дорогу.
Софья Андреевна делает вид, что едет из-за Л. Н. в Стокгольм, чтобы он не ворчал всю жизнь на нее. И говорит, что он перестал с ней говорить, но что она не будет брать на себя обязанностей по дороге: ни еду готовить, ни билеты брать. Поедет «багажом».
3 августа. Л. Н. переводил с помощью Ивана Васильевича и Елены Сергеевны свой доклад «Съезду мира». Днем был Николаев и говорил с Л. Н. о праве.
Л. Н.: Право никогда не может быть нравственное. Право предполагает насилие. Есть один закон божий, а право ему поперек.
Николаев: Но вы признаете право на произведение труда?
Л. Н.— голый, я возьму одну вашу шубу и отдам ему, и сделаю, что следует. Есть договор: ты не будешь на этом лугу корову пасти, а я не буду по этой дорожке скотину гонять.
За обедом Варвара Валерьяновна рассказала, почему перестала есть мясо: когда каждую курицу знаешь «в лицо», невозможно свою курятину есть. Вечером были братья Гольденвейзеры с дядей — киевским адвокатом, А. С. Гольденвейзером, автором статьи о «Воскресении» — кажется, разбор суда с юридической точки зрения, — которая Л. Н. понравилась
Л. Н.: Меня интересуют эти восточные народы (персы, индусы), как усваивают европейскую культуру. — И Л. Н. разговорился о политической газетке «Free Hindusthan», выходящей в Соединенных Штатах
Шахматы с А. Б. Гольденвейзером, который потом играл на рояле. Гольденвейзер рассказал про Чайковского, что он не любил Шопена.
Л. Н.: Когда я вечером слышал «Marche funèbre», я еще мог понять мнение Чайковского о Шопене, но в этих вещах (которые Гольденвейзер сегодня играл), в полонезах, не могу понять Чайковского.
Разговор о Чайковском. Чайковский, говорил Гольденвейзер, за пять дней до смерти дирижировал своей симфонией, и она провалилась
Л. Н.: Николая я очень любил: замечательно простой.
— От чего он умер? — спросила Софья Андреевна.
— От почек. Он пил, — ответил Гольденвейзер.
Л. Н.: Пьяниц я вообще люблю.
Софья Андреевна: И Илью Васильевича?
Л. Н.: Как же!
Илья Васильевич сегодня, после двухлетнего воздержания, выпивши. Ложась спать, Л. Н. мне:
— Ах, бедный Илья Васильевич! Что он, в Туле был? Он, верно, там начал. Ах, как хорошо было бы, если бы он бросил курение. Я уверен, что одно содействует другому: маленький дурман.
Разговор о Швеции. Софья Андреевна дала прочесть Л. Н. известие «Русских ведомостей» о забастовках рабочих в Швеции и высказала свои опасения перед поездкой по морю, которой она боится, и через Петербург (где холера, которой еще больше боится). Гольденвейзер-адвокат там был и рассказывал, как просто жил прежний король. Он — Гольденвейзер — был как турист в его комнатах, в кабинете, когда он дома был. В Швеции есть крестьяне, закончившие университетское образование, например медицину, и возвратившиеся к земледелию. Это последнее Л. Н. заинтересовало.
4 августа. — Гольденвейзер. Я уехал верхом по больным. Когда вернулся, узнал, что в 8.30 прибыл становой со своим помощником и со стражниками, на двух-трех экипажах, арестовали Гусева и увезли в Крапивну, чтобы отправить его этапным порядком в Чердынь Пермской губернии на два года в ссылку. Сообщил это встретившийся мне Гольденвейзер.
Вернувшись в 10.10, застал Л. Н., читающего вслух «Единую заповедь» за круглым столом. Слушали: Мария Николаевна, Вера Сергеевна, Денисенки, М. А. Маклакова, Варвара Михайловна. Читал, как всегда, внятно, с убеждением, с жаром. Когда прочел, что всякого человека любить надо, Софья Андреевна возразила:
— Только не Столыпина и станового.
Л. Н.: Как же, именно их-то.
Когда кончил, Л. Н. подождал. Было тихо. Никто ничего не спросил. Только когда встал и прошел через залу, подошел к нему Онисим 16-летний и спросил его о «личном боге».
Л. Н. вечером мне:
— Жалко, что вас не было. Мы с такой любовью провожали его. Мне особенно было приятно, с какой любовью провожали Николая Николаевича все: и гости, и дети.
Л. Н. вернулся к столу, где был разговор как раз о том.
Л. Н. заметил:
— Помощник пристава сказал, что делает по предписанию господина министра. Говорил это таким голосом, что очевидно было: министр — бог ему.
Мария Николаевна: Помощник пристава, которого я оплевала. Я плюнула ему в спину и сказала: «С удовольствием плюну вам».
Л. Н.: Исправник — тот умный, он знает, а помощник — он начал говорить, а тот его перебил.
Варвара Валерьяновна: Когда уходили, никому в глаза не поглядели. Были смущены.
Л. Н. спросил, кто подписал акт о ссылке Николая Николаевича: Столыпин или Курлов? Если Курлов, можно на Столыпина подействовать.
Л. Н., когда ложился спать, сказал мне:
— Я радуюсь, что у меня никакого личного чувства нет, что я потерял такого хорошего сотрудника. Просто жалко мне его как человека. Я думаю, судя по его высылке, по письмам, которые получаю, из Петербурга и со всех сторон — просят книг, — что религиозное движение усиливается, правительство это чувствует и потому высылает.
Л. Н. о Николае Николаевиче и о Лебрене (я заговорил про его письмо):
— Все мы идем по одному пути и все больше сближаемся.
Л. Н.: Много опасностей ей предстоит, между иными и та, что будет сочинять.
Потом Л. Н. сказал:
— В иллюстрированном «Новом времени» я прочел стихотворение женщины (Веры Рудич). Стихотворение как стихотворение, только один эпитет нехороший. Прочтите, найдите какой.
Иван Васильевич прочел раз, никто не заметил, какой. Прочел на вызов Л. Н. еще раз две строки, в которых он заключался; опять никто не нашел. Тогда Л. Н. указал: «Гнется яблонь в золотых плодах» и сказал:
— Яблоки золотые никогда не бывают. Пишут это зачем? В деле искусства нужна близость к совершенству, а если этого нет, то не стоит писать
Разговор о современных стихотворениях. Иван Васильевич недоумевал над французскими стихотворениями в «Il Futurismo» — журнале на трех языках (один номер прислали Л. Н.) и прочел вслух по-французски программу этого журнала. Всех занимало, удивляло и особенно Л. Н.:
— Это злое и скверное, — сказал Л. Н.
Заговорили о том, как Петербург заражает все города европейской, городской, суетливой, пустой, модной, внешней жизнью.
Л. Н., ложась спать, мне:
— Софья Андреевна все в неврастеничном состоянии. Как будто едет в Стокгольм, но все говорит против поездки. Я предоставляю все судьбе. Я поездке не придаю особенного значения: в моем возрасте все равно.
5 (?) августа. М. А. Шмидт рассказала мне: Л. Н. написал по поводу Гусева статью «Заявление об аресте Гусева»; он переделает всю. «Единственная моя задача заключается в двух вопросах, — сказал Л. Н.: — Во-первых, книги, которые он посылал, не революционные, и он посылал их по моей просьбе. Во-вторых, он жил такой хорошей, доброй жизнью, что только за это его взяли и сослали на два года. Вот что я хочу выразить в этой статье». Затем Л. Н. сказал: «Если бы только не было у нас трудности жизни, испытаний, то не было бы настоящей, истинной жизни. Это дано нам богом на благо». С Марией Александровной Л. Н. говорил о чем-то «между нами».
Варвара Михайловна мне говорила: «Гусева взяли за вписание в цензурный экземпляр какого-то сочинения Л. Н. нецензурных дополнений из экземпляра, изданного Чертковым. Ему бы нужно было эти два года не на свободе жить, а в тюрьме, а он пользовался свободой, у Л. Н. жил. Так что Столыпин все сделал, что мог». Варвара Михайловна передавала чьи-то слова.
6 августа. Уехали Денисенки. Здесь Мария Александровна. Приехал А. А. Стахович с известием, что съезда не будет. Вечером Д. Д. Оболенский. Рассказал впечатления о загранице: Далмации, Черногории.
Пропасть гуляющих дачников. Рабочие, крестьянская молодежь — «за книжечками».
Записано с чьих-то слов: когда Л. Н. выходит гулять и встречает крестьян (нынче праздник), спрашивает: «Куда идете?» — «Идем так, погулять, в лесок». А идут по орехи.
Л. Н.... А я должен оберегать права других, это моя обязанность, и сознание их права, и не написанного права, а есть высшее право, о котором говорят французы: «Loi naturelle». Народ слова «право» никогда не употребляет. У них на языке его никогда нет.
Л. Н. (ложась спать, мне): Я думаю, — нескромно с моей стороны, — что в отложении конгресса играли роль не одни забастовки рабочих в Швеции, а и то, что я собирался приехать, и мое письмо к ним, и статья газеты (интервью Спиро в «Русском слове»). Побоялись приезда. «Как нам быть с ним?» (Толстым). Прогнать нельзя. И отложили конгресс.
Л. Н-чу понравилась статья Шкловского (Дионео) в «Русских ведомостях» несколько дней тому назад об убийстве бывшего вице-короля Индии Керзона индусом (политическое убийство) и о разрушении английским правительством общины в Индии (ставит параллель разрушению общины у нас). И к какому беспримерному голоду, нужде привела эта мера народ в Индии. Л. Н. говорил об этой статье несколько раз. Еще привлекла внимание Л. Н. статья Кожевникова в «Русских ведомостях», в которой он передает содержание статьи доктора-немца в каком-то журнале «Für Ethik» о том, как просвещать, учить негров. Советует только в той мере, насколько это выгодно европейцам, советует розги. Кожевников же осуждает доктора, но у Кожевникова нет опоры, кроме науки. Сам он признает культурность японцев, потому что они побили русских
Л. Н. с А. А. Стаховичем о «Вехах», об интеллигенции:
— Интеллигенция — это презренная клика, которой через несколько десятилетий и помину не будет.
Л. Н. (о русских интеллигентах): Они только повторяют то, что Европа сказала, сами своим умом не думают. Я получаю письма от интеллигенции: одни глупости пишут, а нынче получил два письма от мужиков — полны смысла.
Л. Н. (А. А. Стаховичу): Вся наука в том, как прожить хорошо в этой жизни, как отнестись к нищим, прислуге. А наука говорит о всем другом, только не о том.
А. А. Стахович возражал Л. Н-чу:
— Вы сами интеллигент.
Л. Н.: Нет, я был офицером и орфографии не знаю. Я рад, что не интеллигент. Нет. (Вообще не хотел признать себя интеллигентом.)
А. А. Стахович спорил. Л. Н. разгорячился, встал и ушел, раз обошел около стола и опять вернулся и продолжал разговор.
— Зачем вы меня ругаете скверными словами? — сказал Л. Н. после.
Стахович продолжал говорить, что Л. Н. и его предки — интеллигенты.
Л. Н.: 50 лет тому назад и раньше были декабристы, которые стыдились, что они крепостники. Теперь же интеллигенты не сознают греховности своего положения. Теперь 99 из 100 интеллигентов произошли из народа и сидят на его шее, пишут «Вехи», изрекают слова, рассуждают.
А. А. Стахович: Заслуга их (писавших «Вехи») — указали на бога.
А. А. Стахович про Булгакова, что он истинно верит. (Он пишет в православном духе
Л. Н.: Если я хочу православия, возьму катехизис, пойду к старцам. Если хочу болтовню, возьму газеты. Писателей «Вех» такие вопросы, которые существенны, не касаются.
Л. Н.: Орлов — это, по-моему, самый лучший художник России. Изображает крестьянскую жизнь. Теперь издают его альбом (альбом его картин). Разумеется, тем никто не интересуется.
Я сказал, что альбом не издается, что в прошлом году Сытин — по настоянию Черткова — взялся было его издавать, Л. Н. написал предисловие, но потом Сытин оттягивал, и кончилось тем, что отступился от издания.
Л. Н.: Интеллигенция...
Л. Н. спросил А. А. Стаховича:
— Каких людей больше на свете, умных или глупых?
А. А. Стахович: Разумеется, глупых.
Л. Н.: Тот, кто делает для выгоды, тот угождает глупым (Сытин своими изданиями, газетой).
Л. Н. давал А. А. Стаховичу, служащему у Сытина, поручения к Сытину насчет «Круга чтения», второго издания, который Сытин давно (с год-полтора) задерживает, не издает.
А. А. Стахович: Это чей «Круг чтения»? Ваш?
Л. Н.: Да.
А Л. Н. говорил Стаховичу, что он два месяца посвятил на переработку «Круга чтения» для нового издания и «На каждый день», которого появился Июнь и застрял.
— Я бы ему (Сытину), — говорил Л. Н. в досаде, — не дал печатать, а Чертков хотел. Если бы от меня зависело, я его к чертовой матери прогнал бы. Я с ним дела не буду иметь и с его скверной газетой!
Характерно для современной интеллигенции русской, для передовых либеральных деятелей — не знают о выпуске «На каждый день», Июнь. Л. Н-ч А. А. Стаховичу во время его прежних посещений о «Круге чтения» несколько раз долбил.
Л. Н.: «Vivre et laisser vivre»5* мало кто исполняет.
Л. Н.: Не говорю, что надо делать добро другим, но по крайней мере оставить в покое.
А. А. Стахович хотел верхом поехать с Л. Н-чем. Л. Н. просил, чтобы не ехал: утомит.
Л. Н....
Софья Андреевна приходит в нормальное состояние. Л. Н. написал о Гусеве.
Софья Андреевна (?): То, что Лев Николаевич написал о Гусеве, ни одна газета не напечатает. То, что он хочет читать в Стокгольме — (не прочтет), его остановят.
7 августа. Утром приехал Д. В. Никитин. М. А. Маклакова ездила к губернатору Кобеко хлопотать, чтобы Гусеву позволили ехать не по этапу, а по железной дороге прямо, на свои средства. Губернатор исполнил, но высказал радость, что от Гусева отделались. Мария Алексеевна рассказала очень подробно и живо их разговор, его механическое отношение.
Л. Н.: Главное, равнодушие. Раз дело официальное — официальное отношение.
— Неужели и мой брат-губернатор так относится? — сказала Мария Алексеевна.
Л. Н. вспомнил про Александра Александровича, как вчера раз десять повторял один и тот же анекдот, и заметил:
— La manière d’être trop ennyeux — c’est de tout dire6*.
Мария Алексеевна, шутя, приняла это на себя: ее подробный пересказ переговоров с губернатором.
Вечером Л. Н. прочел вслух Мопассана «Одиночество» (11 августа «Круг чтения»). Слушали: Мария Николаевна, Софья Андреевна (не вставила ни одного слова, не перебивала) и другие. Мария Николаевна, Варвара Валерьяновна во время чтения поддакивали: «Это правда». Л. Н. читал с большим трудом, как если бы имел стеснение в груди и спешил, но выразительно и с большой растроганностью и убеждением. Когда прочел «Нищие духом», заметил по-французски: «Pauvres d’esprit — глупцы». В середине чтения, после упоминания о Флобере, сказал:
— Это все не так сильно, как следующее, — и продолжал читать: — «Никто никого не понимает. Да, никто никого не понимает; что бы мы ни думали, что бы ни говорили, что бы ни делали, — никто никого не понимает».
ТОЛСТОЙ В КРУГУ РОДНЫХ, БЛИЗКИХ И ЗНАКОМЫХ
Слева направо: Толстой, А. Л. Толстая, М. Н. Толстая, С. А. Толстая, В. М. Феокритова,
Д. А. Кузминский, Маковицкий, И. И. Горбунов-Посадов, С. Н. Семенов, А. В. Цингер, В. А. Маклаков, Т. Л. Сухотина
Ясная Поляна, 28 августа 1909 г.
Фотография Ф. Т. Протасевича
«Л. Н. исполнился 81 год... Приехали и пришли еще гости... Настроение было тихое и радостное.
Никто не шумел, не спорил». — Запись от 28 августа 1909 г.
: Действительно, никто никого не понимает.
Когда читал: «Женщины в особенности заставляют меня сильнее чувствовать мое одиночество». И «О горе, горе! Как я страдал от них!» — голос Л. Н. звучал страдальчески, как бы выражая свою мысль. «Они чаще мужчин вызывали во мне ложную надежду на то, что я не одинок».
Когда кончил, стало тихо. Никто не проронил ни слова. Л. Н., после минутного молчания:
— Молодчина!
Потом Л. Н. встал и, отойдя от стола, сказал мне:
— Мне это особенно дорого потому, что он говорит, каким способом......7* — для меня это основная мысль: мы все, одно и то же начало, разделены, и наше дело (дело нашей жизни) — соединяться в боге (сближаться в боге).
Потом Л. Н. еще хвалил художника Мопассана:
— Как это написано, сколько раз все с новым интересом читаю.
Возник вопрос, откуда заглавие произведения «Одиночество»? Из «Bel ami» или есть отдельный рассказ «Solitude». Я утверждал, что такой есть. Л. Н. просил достать «Solitude».
За чаем Дмитрий Васильевич рассказал возмутительный случай, как учитель, заведомо неповинный в покушении с бомбой, был приговорен к смерти военным судом (желал этого Гершельман). Председатель суда был «за», а заседатели-офицеры — против смертного приговора. Председатель склонил их подписать смертный приговор тем аргументом, что тут есть достаточно поводов для кассации приговора. Гершельман приговор утвердил, и учитель был казнен. Один из заседателей-офицеров, считая себя виновником его смерти, застрелился. И еще говорили про другие ужасы Гершельмана. Мария Николаевна же рассказала, что Гершельман позапрошлым летом гостил у ее внучки Саши (А. Л. Долинино-Иванской) и что она про него говорила, что он добрый человек.
Я заметил о бомбах, что читал в газетах: теперь изобретен способ взрывать электричеством без проволоки. Дмитрий Васильевич сказал, что изобретено бесшумное стреляние из ружей: до сих пор был только бездымный порох.
Л. Н.: Все к «лучшему»! Как Блерио перелетел через Па-де-Кале, первые рассуждения: какое применение найдет себе аэронавтика в войне.
Л. Н. сегодня писал о взятии Гусева и доклад Конгрессу мира. У Л. Н. были: М. Г. Битоев, черкес из Кеми (место ссылки), возвращающийся домой, и Г. С. Олеников, приказчик из Пятигорска. Задавали вопросы о вере.
Как вчера, так и сегодня, без Гусева справлялись с почтой и с перепиской Варвара Михайловна и Александра Львовна. Л. Н. ездил один. Мне, пожелавшему провожать, сказал, что поедет по шоссе. Поехал в лес.
Вечером шахматы с Гольденвейзером.
Мы с Дмитрием Васильевичем сходили к Марии Александровне, к Горбуновым в Овсянниково. Мария Александровна рассказывала Дмитрию Васильевичу, что́ в последнее время написал Л. Н.: «О праве», «О науке», «Единую заповедь», об аресте Гусева, доклад Конгрессу мира. Рассказала, что пришла к Л. Н. и спросила его: «Что вы пишете?» — «Ах, Мария Александровна! Брошу писание, пора все это бросить. Довольно помарал. Жить нужно, смиряться, нести крест свой, терпеть».
Когда Л. Н. прочел письмо священника, сочувственное, полученное месяц тому назад, увидел подпись священника, — поплакал, так был тронут
Л. Н. живет один (стал больше один бывать) в заключении (в своем кабинете) — это по наблюдению Марии Александровны. Я — Душан Петрович — этого не замечаю.
Мария Александровна еще говорила, что ей Л. Н. сказал что-то по секрету8*.
Вечером были в Ясной: Горбуновы, Е. Е. Короткова, Алексеева, Гольденвейзер. Л. Н. прочел вслух свою статью о высылке Гусева.
После, когда я был один с Л. Н., сказал ему замечания о трех местах в его статье, которые следовало бы изменить.
Л. Н.: Как вы чутки! — А ложась, сказал мне: — Как приятно, что вы заметили те самые мысли, в которых я сам сомневался. Единство взглядов.
Л. Н. играл в шахматы с Гольденвейзером. Потом Гольденвейзер на фортепиано. Л. Н. рано ушел к себе. Был возбужден и утомлен. В 11 вышел и спросил корректуру мыслей Лао-тзе, принесенную Иваном Ивановичем. Иван Иванович спросил в Овсянникове, может ли Л. Н. прочесть и выбрать мысли, чтобы напечатать в «Посреднике» маленькой книжкой в пол-листа. Л. Н. через 20 минут вышел и принес. Выбрал всего 33 мысли.
— Мало, — сказал Л. Н. — Всего тридцать три мысли.
Иван Иванович: Труднопонимаемые.
Л. Н.: Надо строгое желание, чтобы их оценить. Мистические. Плохо выражены9*, плохо переведены, к тому же — перевод с перевода
Л. Н., узнав от Софьи Андреевны, что я вскоре собираюсь посетить отца, сочувственно, радостно отнесся к этому. Спросил о его здоровье и как память.
— Не так хороша, как у вас.
Л. Н.: У меня память плоха.
— Что вам нужно, то помните.
Л. Н.: Вот странно, как это на старости лет уничтожается интерес к прошлому и к будущему. Живешь настоящим.
Потом спросил, нужен ли паспорт за границей. Я ответил, что и нужен, и нет. В Венгрии бедно одетому или безработному нужен, богатому — нет. Потом поручил узнать, если поеду за границу, как переправляют через границу без паспорта.
— Узнайте, как можно переправиться через границу, хочется уединения, удалиться от суеты мирской, как буддийские старики делают. Вам одному говорю.
9 августа. Гусев телеграфировал из Крапивны, что сегодня будет в Ясной Поляне. Вследствие этого ни Л. Н., ни кто другой не удалился из дома и парка. В 6 часов приехал Николай Николаевич в сопровождении ясенского урядника Н. И. Сидорова и стражника. Урядник заявил, что говорить могут с Николаем Николаевичем только Александра Львовна, Мария Александровна и я (которым выхлопотала свидание Мария Алексеевна у губернатора), по четверти часа, и провел его в бывшую библиотеку. Наверх ему не разрешено взойти. Было смятение, тревога, взволнованность, спешка. Софья Андреевна негодовала, что в своем доме не может войти в комнату, где Гусев. Мария Николаевна, также и Софья Андреевна, понукали Л. Н. войти проститься с Гусевым, что́ ему, Николаю Николаевичу, будет дорого. Л. Н. не согласился и не вошел. После сказал, что он просто не хотел участвовать в этой комедии.
Л. Н. рассказал про полученное письмо от «Concert Direction Jules Sachs» (Берлин). Зовут его произнести в Берлине речь, которую должен был говорить на несостоявшемся Конгрессе мира в Стокгольме. Предлагают за одно выступление 5 000, за десять в нескольких городах — 50 000 франков вперед и путевые расходы
Л. Н. получил сегодня следующее письмо, поданное на почту — по штемпелю, в Урюпинской, Донской области 6 августа:
«Милостивый государь Лев Николаевич! К глубокому нашему сожалению, ходят слухи, что вы, проездом по Балашово-Харьковской железной дороге выдали жандармерии ехавших с вами в одном вагоне троих пассажиров, которые были арестованы, и им теперь грозит смертная казнь. Мы просим вас опровергнуть или же подтвердить этот слух корреспонденцией в газете «Современное слово»».
Л. Н. на конверте написал: «Выдал и получил за это вознаграждение 500 рублей»
Дмитрий Васильевич говорил про Свенцицкого, автора книги «Второе распятие Христа»
Л. Н.: Ужасно: религия — тема для сочинений, — добавил задумчиво.
Л. Н. рассказал про письмо студента, спрашивающего, кому верить: Геккелю, Дарвину или христианству, православию
— Разница между Геккелем, Дарвином, с одной стороны, и Кантом, Буддой, с другой — как между последней хибаркой и Зимним дворцом. И это еще недостаточное сравнение. Будда, Христос говорили истину, которая одна и та же 6 000 лет тому назад и теперь. Она только уясняется в большей и большей мере. А что̀ ученые говорили 1 000 лет тому назад, того и не знаем. А что нынешние ученые говорят, через сто лет не будут знать.
Дмитрий Васильевич еще говорил о Свенцицком и о «Вехах». Разговор о них. Л. Н., между прочим, заметил:
— Алексей Степанович Хомяков не был религиозным. Славянофильство — мысль политическая, национальная (народная), а никак не религиозная в его основе. Православие значительно для славянофилов, потому что большинство славян его исповедует.
Был Джонс — профессор Томского технологического института. Л. Н. читал вслух статью о Гусеве с изменениями. Потом передал ее М. А. Маклаковой свезти в «Русские ведомости» и просил, чтобы напечатали ее полностью и сообщили об этом ему телеграммой. Мария Алексеевна предложила еще «Речь», что она все напечатает. Л. Н. дал ей второй экземпляр для «Речи»
— Разумеется, выдал и получил за это 500 рублей, хочется мне написать в газету, — сказал Л. Н., когда услыхал об этом, а еще раньше сказал: — Мне это приятно: есть ряд клевет на меня, с одной стороны революционной, с другой — церковной.
Л. Н. сказал сегодня, что главная цель его статьи — подействовать на отмену ссылки Гусева.
Л. Н. продиктовал мне ответ на приглашение «Concert Direction Jules Sachs» (Берлин) прочесть доклад, который Л. Н. хотел прочесть на несостоявшемся XVIII Конгрессе мира в Стокгольме:
«Так как конгресс отложен, а я приготовил доклад, который хотел сделать бы известным, я рад воспользоваться вашим приглашением, хотя приехать не сам, а попросить одного из моих друзей и единомышленников прочесть его в вашем собрании».
10 августа. Утром был у Л. Н-ча В. И. Засосов из деревни Павлюково, Клинского уезда Московской губернии, о котором Сергеенко писал Л. Н-чу. Высокий, тонкий, 25-летний крестьянин, письмом отказавшийся явиться на призыв. В письме усмотрели оскорбление властей, и суд присяжных приговорил его к трехнедельному аресту, который он отсидел. Болен чахоткой10*. Побывал в Канаде, вблизи духоборов, работал там у англичан и в Японии. Там научился обрабатывать землю без помощи животных. Л. Н-чу был очень интересен, мил. Вечером прочел его письмо, которым отказался от военной службы: в нем доводы наполовину взяты из сочинений Л. Н. Еще читал вслух «Воспоминания» Черткова
Л. Н. был сегодня слаб, сонлив. Почти ничего не ел. Спал до 10 утра, потом с 2 до 4, с 4.30 до 8, и лег в 11. С Гольденвейзером в шахматы. Приехал С. М. Сухотин, лозаннский студент. Разговор о статье-письме Л. Н. к Абрамову «О науке». Л. Н., лежа на кушетке, говорил, что нынче понял всю глубину этой мысли. Есть такие мысли, которые знаешь на 1, на 3, на 5 баллов. Ясно, что наша наука — пустяки. Ведь это истина, а не парадокс, что люди науки, нашего сословия, знают пропасть вещей, а не знают, как прожить свою жизнь перед совестью, перед богом. Человек, который кормится, не будет думать пустяки. Потому письма крестьян такие умные в сравнении с письмами, получаемыми от интеллигентов.
Л. Н. спрашивал, как преподают философию. Л. Н. сказал, что хочет, когда приедет Струве, прочесть вслух свою статью «О науке».
— Как жалко, что у нас продолжают изучать науки, которые не имеют никакого значения в жизни. Когда думаешь о нынешних мыслителях, — не будут вспоминать Хомякова, Писарева, а Сковороду будут вспоминать через тысячу лет.
11 августа. Л. Н. слаб. Утром гулял и сказал мне, что желал бы, чтобы к нему вчерашний молодой человек (Засосов) не заходил.
Стал читать Канта «Религия в пределах чистого разума» в русском переводе. Делал отметки (кажется, экземпляр С. М. Сухотина, который вчера и сегодня здесь).
Вечером Л. Н. читал вслух «Воспоминания» В. Г. Черткова, написанные им в Крекшине, о его дежурствах офицером в военном госпитале. Классические. Все мы были глубоко тронуты, захвачены и поражены серьезностью содержания и художественностью подачи. Чертков оказался удивительно талантливым писателем. А как читал Л. Н.! Впечатление сильнейшее. Особенно видно было на присутствовавших С. М. Сухотине и Засосове, с которым Л. Н. опять было поговорил в моей комнате, а потом позвал его в залу.
Вечером были Гольденвейзер, Николаева. Уехал Засосов. Очень милый, серьезный, просвещенный, достойно себя ведущий, бесстрашный молодой человек.
Массируя ногу Л. Н., я сообщил ему, что̀ мне пишут Иосиф Грегор и Мичатек про назаренов: пятеро сидят шесть-восемь лет. Л. Н. был радостно тронут известием о их молчаливом терпении
Стало поступать очень много писем, в которых просят книг. И прохожие стали просить — и меня поражает: большинство (серьезно хотящих книг из прохожих и странников) прямо просит Евангелие.
12 августа. Приехал П. Б. Струве с А. А. Стаховичем. Л. Н., выйдя к завтраку на террасу в 1 ч. 30, спросил Струве, откуда приехал.
Струве: С реки Шексны, Новгородской губернии — административно. Фактически — также Ярославской, Белозерского уезда. Там много озер и много монастырей.
Л. Н.: Есть старцы?
Струве не знал. Стал говорить, какие монастыри там есть. В мужских — запустелость, работой земледельческой не занимаются. Поименовал некоторые славящиеся монастыри и назвал старца, пользующегося славой.
Л. Н.
Струве согласился: особенно женские монастыри. Рассказал про казанскую кустарную выставку, там выдающиеся отделы Пермский и Вологодский. В Казани же выставка картин Поленова из жизни Христа. Поленов работал над этими картинами 20 лет.
Во время разговора перебивали и заглушали его. Перебивание и трескотня Софьи Андреевны, одновременно говор и перебивание А. А. Стаховича, и тяжелые нищие, и прохожие, отрывающие Л. Н. (Я было начал откупать Л. Н. от просителей, но боюсь продолжать: будут еще в большей мере ходить.) Софья Андреевна параллельно говорила, как она озлоблена на правительство за высылку Гусева. А. А. Стахович стал ругать правителей, что ссылают людей, и, обращаясь к Л. Н., сказал:
— Что же, Гусев в Пермской не будет опасен, а в Тульской да?
Л. Н. остановил его:
— Господь бог с ними!
Мария Николаевна: И у правительства не все злые люди.
Л. Н. о множестве книг, которые печатаются: человек может прочесть множество книг и ни одной дельной. Потом разговорились об интеллигенции.
Л. Н.: Тут, в том самом, в чем вы, я — plus royaliste que le roi11*. Мое отношение к «Вехам», что это слишком поверхностно: тут есть более глубокие причины. О том поговорим, когда вернусь с прогулки. Ах, это количество книг, это не шутка. Я каждый день получаю письма: «Что читать?» Бесконечное количество книг. Задача состоит в том, чтобы определить, что̀ самое нужное, что̀ прежде, что̀ после.
Пришел Николаев. Заговорил о праве и сказал Л. Н-чу:
— Вы сами, возражая правоведам, употребляете слово «право».
Л. Н.: Слово «право» употребляется, чтобы оправдать насилие.
Л. Н. отходил часто к просителям и от шума: Софья Андреевна с А. А. Стаховичем. Когда совсем ушел, чтобы поехать с Александрой Львовной верхом, Струве с Николаевым разговорились о журналах, почему они так потеряли значение и опошлились. Струве говорил, что раньше в журналах можно было между строками сказать то, чего в газетах нельзя было, а теперь можно в самих газетах. Л. Н. сколько раз говорил, что будет писать только для народа, а все продолжает писать для интеллигенции.
Сегодня был босяк-фельдшер, принес стихи. Л. Н. прочел, нашел хорошими, написал записку Ивану Ивановичу, чтобы дали ему работу
Струве, А. А. Стахович, Софья Александровна. При начале разговора о «Вехах» Л. Н. сказал Струве, что слово — важное дело, что надо всё сказать, не половину.
За обедом Л. Н. прочел вслух письмо о том, что в церковной газете напечатано обвинение Л. Н. в богохульстве по параграфу (статье закона) в «Учении Христа для детей»
Пришел Гольденвейзер. Л. Н. сказал, что считает нужным повторить ему то, что говорил о его игре перед другими, и думает, что это ему может быть на пользу12*
— Я очень рад был бы быть равнодушным к музыке, но никак не могу: она всегда меня переворачивает, — сказал Л. Н.
Л. Н.: Я всегда чувствую, когда езжу по лесу, чувство самое христианское: желаю другим наслаждаться природой и жалею, что мы одни наслаждаемся этим: чаща, тишина. Сегодня попал на дорожку, по которой никогда не ездил.
Речь зашла о Герцене. Струве спросил про Огарева.
Л. Н.: Огарев малоинтересен. Герцен мне напоминает Шопенгауэра: по силе ума, по его способности высказывать общечеловеческие религиозные истины. Герцен, часто вопреки философско-политическим своим взглядам, <высказывает> такие религиозные истины, которые имеют общечеловеческое значение. Шопенгауэр был атеист; все-таки у него было больше положений о неизбежности религии, чем у Филарета.
С 8.30 до 10 Л. Н. читал вслух письмо крестьянина Абрамова об образовании и свой ответ ему — статью «О науке». Слушали: Софья Андреевна, Мария Николаевна, С. А. Стахович, ее брат Александр, Струве, Горбунов, Гольденвейзер, П. Н. Ге, Варвара Михайловна.
ТОЛСТОЙ В МУЗЫКАЛЬНОМ МАГАЗИНЕ Ю. Г. ЦИММЕРМАНА ЗА ПРОСЛУШИВАНИЕМ
АППАРАТА «МИНЬОН»
Слева направо сидят: В. Г. Чертков, А. Б. Гольденвейзер, Толстой, А. Л. Толстая и И. И. Горбунов-Посадов;
стоят: родственники управляющего магазином, служащие магазина и В. В. Чертков.
Москва, 4 сентября, 1909 г.
Фотография Т. Тапселя
«Л. Н. встал рано, прошелся по саду и проехался на трамвае и на конке... Потом был... у Циммермана,
слушал «Белые миньон пиано». — Запись от 4 сентября 1909 г.
Струве возражал Л. Н. в том, что образование дает барскую обеспеченность: в Америке труд учителя и работника и в Германии труд приват-доцента одинаково оплачиваются. И спросил Л. Н-ча:
— А вы считаете нужной науку, которая продлевает жизнь человека?
Л. Н.: По-вашему, можно, чтобы спасти сто человек, убить одного? Понятие нравственности не может обусловливаться поступками предполагаемой пользы, а внутренним требованием совести. Цель поступков религиозного человека есть удовлетворение всего того, что от него требует божий закон. Есть суеверие научное: в будущем, при лучшем устройстве, достигнется благо народа, как есть суеверие церковное, что на том свете получите вознаграждение. В какой мере каждый будет совершенствоваться, в такой мере устройство общественное будет лучше. Ваша задача — деятельность; каким внешним путем установите внешнее благоустройство людей, и какое: социалистическое, анархическое? А я говорю о том, что все происходит в мысли, чтобы человек слушался внутреннего закона, совести, бога.
Струве с Л. Н. о пользе косилок, химического удобрения. Л. Н. говорил, что китайское земледелие выше нашего, а достигнуто «без науки», и что нынешней науки при простой, безнасильственной жизни не будет: она основывается на праздности класса. Какая будет наука — неизвестно, но этой не будет. Если люди будут работать земледельчески, их знания будут другие, чем людей праздных поколений, подобно тому, как знания людей, живущих в природе, другие, чем людей, заключенных в доме.
— Какие будут — не знаю, а будут лучше для людей, чем нынешние.
Л. Н. (Петру Бернгардовичу о «Вехах»): Надо признать одно из двух: или верить в церковное учение, или признать христианским то, что общее во всех религиях.
Л. Н.— совсем не понимаю. У ней (Марии Николаевны) есть то отношение к богу, которое — основа всего, т. е. преданность, послушание ему. А если человек в том усомнится, тогда выйдет каша, как у Соловьева.
Л. Н.: Я вижу какое-то поверхностное отношение. Не хочется все высказывать. Это не религиозность, а ужасная самоуверенность. «Нам не нужно это христианство». Но тогда надо более точную точку, с которой осуждают интеллигенцию.
Л. Н.: Я говорю не о последствиях (Струве говорил, что в будущем достигается благоустройство), а истинное знание, как мне исполнить волю Того, кто меня послал.
Л. Н. получил сегодня ругательное письмо от Великанова. Возвратил и написал ему
Л. Н. (о Великанове): Это есть такие люди, которые умеют бойко и ядовито писать и хотят эту способность использовать. Когда меня ругают, я радуюсь, так как вижу, что не живу в боге, когда ловлю себя на том, что сержусь.
Л. Н. сказал Струве, прощаясь, что будет всегда рад иметь с ним общение. Кажется, поцеловал его. Струве — конфузливый, внимательно, хорошо слушает, не спорит, а ищет разъяснения, правды, а не своей правоты.
Л. Н-чу он, очевидно, понравился.
Л. Н.: Нынче сочувственные письма по поводу высылки Гусева. Димочка еще не вернулся. Его вышлют непременно. Какая удивительная реакция пошла! Сегодня — не читали в газетах? — пять смертных казней совершено.
13 августа. Утром, перед отъездом, И. И. Горбунов отдал Л. Н. Корректуры статьи в детский журнал «Маяк» к 81-летию Л. Н-ча. Л. Н. пополудни поехал к нему верхом и свез корректуру.
Мне сказал, что отсоветует ему это печатать: во-первых, что оно о нем, хвалебное; во-вторых, что там между книгами, которые имели на него влияние и которые он рекомендует, нет Руссо, Канта, Лихтенберга и т. д. Уж если писать, то полнее. А за обедом Л. Н. рассказал, что Горбунов написал статью о его суждениях о писателях:
— Рядом с Паскалем, Ламеннэ — такими серьезными мыслителями — вдруг случайные: Поленц, Семенов, что никакого понятия не дает. Надо это серьезно обдумать и дополнить. Я уверен, что он где-нибудь найдет отзывы о Руссо.
Л. Н. еще говорил про корректуры «Маяка», что желал бы, чтобы его портрета не печатать. Приветственные письма — это нехорошо, пропустить, т. е. Иван Иванович печатает из писем, полученных к юбилею, несколько детских приветствий
Разговор о том, что с купальни таскают доски, ободрали мостик. А самую купальню уже и не строили из досок, а поставили из плетня.
«Из холста тоже нельзя, а то давно бы ее ободрали» — браня мужиков, говорила Софья Андреевна.
Л. Н. сказал, что это не непонятно: мы их кругом ободрали.
Л. Н. поблагодарил С. А. Стахович за электрический карандаш. Два раза употреблял его.
Мария Николаевна рассказала, что ночью просыпается. Софья Александровна про бессонницу ее отца. Л. Н. сказал, что он просыпается ночью через два-три часа.
— Тогда думаешь, о чем я думал, и потом, чтобы не думать, о чем думал. И, когда думаешь, чтобы не думать, о чем думаешь, — на том засыпаешь.
разговор о музыке Л. Н. с Гольденвейзером.
Л. Н. рассказал про полученную сегодня переработку Гальпериным-Каминским и Princet рассказа «Зерно с куриное яйцо» для сцены: «Le grain merveilleux». Гальперин-Каминский пишет, что, по отзывам газет, эта вещь имела огромный успех на народной сцене в провинции французской
Л. Н.: Я никогда не любил театра, никогда он меня не трогал.
Софья Александровна: А смешное — это трогало?
Л. Н.: Да, Хлестаков. Когда я вижу актера, что он притворяется (старается рассмешить) — кончено. Островского вещи видал на сцене, но они меня не трогали нисколько, а его вещи хороши: «Бедность не порок» и др.
Тут Л. Н. процитировал что-то из пьесы «Бедность не порок». Повторил:
— Я все-таки говорю, что на сцене такого сильного впечатления они на меня не производили, как при чтении.
Софья Александровна вспомнила Дузе. Через 12 лет она вернулась в Россию, состарилась, испортилась: Аннунцио, который ее опозорил, внушил ей некоторые внешние приемы, как держаться на сцене.
— Как время беспощадно по отношению к женщинам, — сказала Софья Александровна, — я говорю о привлекательности: мужчины совершенствуются со временем, старики выигрывают, женщины теряют.
Л. Н.: Доля правды есть.
Софья Александровна продолжала говорить на эту тему.
Мария Николаевна: Сергей Николаевич удивительно красив был.
Л. Н.: Да. (К Софье Александровне):
— Вы знали моего брата?
Софья Александровна ответила, где его увидала и приняла за Л. Н.:
— Он был на вас похож.
— Николенька был дурен, — заметила она: — У него глаза были добрые необыкновенно. Застенчивый, неловкий был.
Софья Андреевна: Он бочком держался, шепелявил.
Мария Николаевна: Не шепелявил, но говорил он самые простые вещи с юмором. Он уморительно рассказывал, серьезно. Мы хохотали. Он такой чистый был.
Мария Николаевна рассказала анекдот про него.
Этот дар юмора, как у Николая Николаевича, есть и у Марии Николаевны (очень хорошо подмигивает, рассказывает с юмором смешное), и у Л. Н.
Л. Н. в это время, устремив глаза на пламя свечи, имел вид, как если бы его мысли были где-то далеко.
Вывела его из задумчивости Софья Александровна словами: «А я бы желала, чтобы вы увидели когда-нибудь что-нибудь хорошее на сцене».
Софья Андреевна: Лев Николаевич недавно (лет пять — десять тому назад) видел в Художественном театре «Дядю Ваню». Играли Книппер, Андреева
Л. Н. (про «Дядю Ваню»): Это бог знает что!
На вопросы Софьи Александровны Л. Н. отвечал:
— Мольера люблю, «Горе от ума» люблю.
Сегодня два раза, когда осуждали кого-то, Л. Н. вставил:
— Ну что же делать, простить надо.
Я рекомендовал Л. Н. ответить португальцу, 21 года, на его письмо. Л. Н. не нашел, что стоит отвечать, и отменил. И вспомнил из романских почитателей: Мороте
Л. Н.: Альманах Сергеенко я не читал: хвалебный. У Паскаля, помните, был пояс; когда хвалили его, он локтем ударял по нем
Л. Н.: Струве говорил мне, что у Эртеля, в его письмах к Черткову, есть возражения мне. Вы их читали?
Я: Нет.
Л. Н. (продолжая): Эртель был нерелигиозен, и Струве пишет о религии, а сам ни то, ни се. С таким человеком говорить, как на чужих языках. Не понимаешь друг друга. А с религиозным — будь последователь Беха Уллы, татарин, будь человек чужого народа, будь он необразованный, — а он сразу близок, есть общее, с ним легко, приятно общение.
Л. Н. просил:
— Найдите мне письма Эртеля к Черткову.
Л. Н. отказался от дальнейшего массирования ноги, потому что ему совестно из-за себя задерживать меня до глубокой ночи: 11.40—12 часов. Я было просил не делать этого, но Л. Н. пока настоял. Буду стараться утром массировать и при этом не разговаривать.
Л. Н. сегодня возвратил Великанову ругательное письмо и написал ему. Письма эти его волнуют и делают ему больно за Великанова.
После обеда Александра Львовна с Варварой Михайловной и П. Н. Ге пошли на конюшню. Л. Н. с крыльца пошутил, вспомнив в двух словах, что рассказала на днях М. А. Маклакова. Раз пришла Александра Львовна в залу в валенках, полушубке, за поясом рукавицы, в шапке с выбивающимися из-под нее волосами в инее, и решительными, тяжелыми шагами подошла к Софье Андреевне, сосредоточенно что-то вышивавшей у маленького круглого стола. Софья Андреевна сразу обернулась и, увидя ее такой, испугавшись от неожиданности, вскрикнула: «Я думала, что родила дочь, а родила кучера!». И Л. Н. прибавил, что был у них немец-учитель. Про него сказал кто-то, что он точно кучер. Он на это сказал: «И кучера хорошие суть».
На днях за чаем раздался грохот. Гостья — С. А. Стахович — испуганно переглянулась с Л. Н. и Прасковьей Николаевной. Прасковья Николаевна ее успокоила: «Это ничего, это Саша сапоги снимает».
14 августа. Парит. Л. Н. до часу сидел в одной нижней рубашке в аллее, читал почту. В час принес ее на террасу и отдал с поручениями Александре Львовне.
Л. Н. прочел из «Русских ведомостей» вслух телеграмму: «Как сообщают, в Петербург вызывается тульский губернатор Кобеко; приезд Кобеко ставится в связь с арестом секретаря Л. Н. Толстого — Н. Н. Гусева»
Присутствующие стали высказывать мысли по этому поводу. Л. Н. спросил, кто заведует теперь Министерством внутренних дел, т. к. он сомневается, чтобы это распоряжение исходило от Столыпина.
С. А. Стахович: Курлов. От него всего можно ждать. Столыпин в отпуске.
Софья Андреевна осуждала Кобеко.
Л. Н.— И шутя добавил: — «И губернаторы хорошие суть».
Л. Н. был изумлен статьей в «Русских ведомостях» о самоубийствах детей в России
Обедали (вчера и сегодня, и пока только два раза за это лето, т. к. раньше не было жарких дней) «на крохоте»13* под вязами. После обеда Л. Н. в 6.50 стал читать вслух первые две главы «Обида непонимания» и «Своеобразность гоголевского дара» из присланной ему месяц тому назад автором книги: Ив. Щеглов «Подвижник слова. Новые материалы о Н. В. Гоголе». Книгоиздательство «Мир». СПб., 1909. С двумя рисунками Репина. Потом при свече на террасе продолжалось чтение до 9.30. Чередовались в чтении С. А. Стахович и Л. Н. Прочли до 89-й страницы. Очень мало пропустили, почти все было очень интересно. Смотрели картинки Репина: «Гоголь с отцом Матвеем» и «Гоголь сжигает вторую часть «Мертвых душ»». К последней заметил Гольденвейзер, что в этой комнате, где сжег в камине вторую часть «Мертвых душ» и где умер Гоголь (на стене там памятная доска) живет теперь лакей А. М. Каткова. Дом принадлежит Щербатовым, а Катков женат на Щербатовой. Богатые люди, и такое неучтивое отношение к памяти Гоголя. Л. Н. не ответил на это замечание, ничего не сказал. Вся первая глава о том, как пришлось терпеть Гоголю от непонимания. Л. Н. очень сочувствовал и тихо радовался за него. В первой главе («Обида непонимания») — как не понимали, осуждали Гоголя современники. «Знаменитый критик Белинский» в последнем случае («Переписка с друзьями») тоже не понял Гоголя. И мало того, что не понял, но даже не постыдился включить в свое гневное послание к больному и нищенствующему писателю язвительный намек, будто он пользуется своим болезненным положением, чтоб «устроить себе через земных богов сладкое существование».
Л. Н.: Как же нищенствующего?
Когда кончили две главы, Л. Н. сказал:
— Да, сложны пути господни.
Спросили его, как, что̀ думает?
Л. Н.: Для меня филиация мыслей такая: нынче в «Русских ведомостях» статья о самоубийствах детей. Нигде столько детских (до семнадцатилетнего возраста) самоубийств, как в России. Все религиозное осмеивается с отвращением. Вот причина этому. Эта причина кажется далекой, а для меня она так связана с последствием, как то, что если сяду на этот маленький стол, он сломается.
Читали о том, что Гоголь создал «художественную картограмму» исторически сложившихся типов русских. Щеглов пишет: «Слово «карамазовщина» «пущено критикой», «но едва ли <...> эта самая публика отдает себе в нем ясный отчет». И «каренинщина» отнюдь не вошла в оборот ни у критики, ни у публики. Между тем <...> слова «чичиковщина», «маниловщина», «хлестаковщина» отпечатлелись на спине русского человека».
Когда это читали, Л. Н. заметил:
— Это очень верно.
После Л. Н. начал читать дальше третью главу: «Метод работы Гоголя и его отношение к слову». Продолжала читать Софья Александровна: «Слова поэта — суть уже его дела», — сказал Пушкин. И этим <...> подчеркнул всю огромную важность отношения писателя к слову. «Обращаться со словом нужно честно: оно есть высший подарок бога человеку», повторяет за Пушкиным Гоголь». Когда читала, что, как писал Гоголь, «нужно переделывать восемь раз; Л. Н. поддакивал:
— Это очень интересно, очень верно.
Четвертая глава — «Три дня в городе Калуге». Когда читали про Смирнову, Л. Н., знавший ее, сказал:
— Не пленительна, а умна была.
Главы пятую «Гоголь в Оптиной пустыни» и шестую «Юмор и христианство» — я, Душан Петрович, проспал. Седьмая глава — «Отец Матвей Константиновский и его роковое значение в судьбе Гоголя». Л. Н. интересовался речами и письмами отца Матвея. О речах не высказался, но, судя по выражению его лица, глаз, не нашел в них осудительного. А про письма отца Матвея сказал:
— Письма хороши.
Прочитали из письма Гоголя отцу Матвею: «Книга моя есть произведение моего переходного душевного состояния, временного, едва освободившегося от болезненного состояния... Дело в том, что книга — это не мой род. Но то, что меня издавна и продолжительно занимало, это было — изобразить в большом сочинении добро и зло, какое есть в нашей русской земле, после которого русские читатели узнали бы лучше свою землю, потому что у нас многие, даже и чиновники, и должностные, попадают в большие ошибки, по случаю незнания коренных свойств русского человека и народного духа нашей земли».
Л. Н.: Вот как хорошо.
Про отца Матвея Щеглов пишет: «Это был человек, который стоял не на своем месте <...> Настоящее его место было не на амвоне городского храма, а в строгом монастырском скиту» (Щеглов, 80 стр.). Л. Н. выразился:
— История самая трогательная: человек стремится в подвижники, отшельники, ищет уединения в глухом месте, но есть меньшие братья, нужно их поддержать, и превращается в дьякона. Это так трогательно.
Еще сказал Л. Н. о том, чего я не слышал, когда читали:
— Это первое свидание отца Матвея с Гоголем — нехороший тон, высокомерие.
Кончили чтение. На балконе стало сыро и холодно для Марии Николаевны. Пошли в залу. Разговор про отца Матвея продолжался. Между прочим, Л. Н. сказал:
— Я люблю священников, простые между ними типы. По письмам, которые от них получаю, сужу. — И Л. Н. вспомнил, обращаясь к Марии Николаевне, сидевшей, как всегда, за столом, справа от него в кресле, знакомого им обоим отца Василия, покойного кочаковского священника:
— Хороший был человек, не мудрствовал лукаво, особенно не обижал народ. Его любили. Выпивал. Он делал свое дело, как ремесленник.
Мария Николаевна: Отец Василий нас всех крестил.
Потом Л. Н. по ассоциации мыслей вспомнил своего друга Дьякова:
— Не помнишь? А вы, — к Софье Александровне, — не помните? Вот этакий тип энергический, веселый, открытый, скрытого в нем нет; как пьяницы бывают: человек подрался, сделал дурное, расскажет. Это очень драгоценная черта.
Говорили о дочери Дьякова, душевнобольной, и Мария Николаевна рассказала про ее самоубийство, насколько хитро, ловко совершила его, как сумасшедшие умеют.
Л. Н. вспомнил про тульскую девочку, душевно расстроенную, сестру студента П-го, приходящего к Л. Н. У нее душевное расстройство на женской почве. Л. Н. все собирается ее посетить на даче: П-ые живут на Косой Горе. Ее брат сам развинчен; тревога внутренняя.
Софья Александровна с Марией Николаевной собираются завтра к обедне. Л. Н. расспрашивал сестру, старательно заботился, как поедет, на чем будет сидеть. Успокаивал ее, что Софья Александровна найдет ей место в церкви, где сквозняка не будет, уговаривал ее съездить. На опасение Марии Николаевны, что вовремя не доехать, Л. Н. сказал:
— Благовест слышно. Я тебе тогда скажу.
— Смотри же, чтобы хорошо съездила в церковь.
15 августа. Мария Николаевна утром немного суетилась, боясь опоздать в церковь. Большой праздник: Успенье пресвятыя богородицы. Л. Н. встал в семь, часто так рано встает. В 8.20 вышел к ней на крыльцо, где она сидела, дожидаясь экипажа, и сказал ей, что он съездил к церкви спросить, когда будет служба: в 8.30 будет. Народу пропасть.
Л. Н.: Я говорил со священником, будет кресло. Ты знаешь, там, в полверсте от церкви, летом живут тульские монахини.
За обедом Гольденвейзеры с женами. Л. Н. с С. А. Стахович говорили о В. Гюго. Л. Н. сказал, что у него такое чувство, как будто бы он (Гюго) еще жив.
Софья Александровна: А вы всегда любили его?
Л. Н.: Всегда. У него есть фраза и пафос, которые отталкивают, а вместе с тем есть и простота.
Софья Александровна: У него целые тома поэзии безумия.
Л. Н.: Но другого рода безумие, чем декадентское.
В дальнейшей беседе Л. Н. сказал:
— Есть еще другой поэт французский, которого я люблю.
Гадали, кто, никто не угадал.
Л. Н.: Беранже. За даровитость. Ничего безнравственного у него нет. Склад народный, благородный, нравственный и бодрый.
Софья Александровна, минутку сосредоточенно подумав, произнесла:
— Но не нравственный.
Днем был 43-летний шапочник из Тулы, сочувствующий, вегетарианец. Думал, что без строгости, ругани нельзя вести дело. А выходит, что не только можно, а лучше можно. Жена тоже заинтересовалась книгами Л. Н., видя, что муж переменился, не так вспыльчив.
Н. Б. Гольденвейзер — учитель гимназии; с Л. Н. говорили об учебном плане в гимназиях. И тут Л. Н. говорил по поводу обучения греческому и латинскому языкам, что, насколько они близки западным народам, которых язык и вера связывают с ними, настолько нам близки восточная философия, вера. Лучше этой заниматься.
— Очень полезно было бы популяризирование философии китайской, индийской. Это сбило бы нашу спесь. Я читал вашу книгу «Историю новейшей философии» Геффдинга
Были два тульских рабочих с ружейного завода, очень по-европейски одетые. 15—20 минут говорил с ними и дал им обоим один общий экземпляр «На каждый день». Когда ушли, сказал:
— Социалисты. Есть закон, по которому фабрики перейдут рабочим. Как это будет?
После обеда шахматы. А. Б. Гольденвейзер сказал, что он ведет запись партий, сыгранных с Л. Н.: 500 с чем-то. Из них 300 выиграл он, а 135 — Л. Н.
Вечером Л. Н. опять говорил, что мы (славяне, русские) гораздо ближе к восточной религии и философии — Индии, Китая, даже Персии, чем к западной. Побеседовав с Н. Б. Гольденвейзером об учебной программе гимназии, спросил о свободном университете Шанявского. На ответ Николая Борисовича заметил:
— А главное, что нет дипломов.
Потом вечером говорил об этих социал-демократах, бывших сегодня у него:
— Один из них не признает ничего другого, кроме социалистического учения. Другой находится под его влиянием, но в нем есть и религиозные запросы. Социал-демократ говорил, что: 1-е, есть закон, по которому жизнь поправится. Значит, можешь жить, как хочешь. А 2-е, почему любить людей? Есть борьба за существование. Закон этой борьбы противен закону, по которому жизнь сама сделается лучше. Не надо бороться с собой, надо бороться с другими.
Л. Н.: Нынешнее положение России принуждает думать (призадумываться), и этим хорошо.
16 августа. Л. Н. на следующий день по поводу письма бывшего революционера, пишущего, что «революционное движение его спасло: стал читать книги», — сказал:
— Революционное движение много добра сделало: выбило людей из сонного состояния. А фиаско революции еще больше заставило их задуматься, так что для религиозного пробуждения это очень благоприятно.
За обедом разговор о Н. С. Воейкове, бывшем кавалерийском (?) офицере, красавце, потом монахе. Впоследствии вышел из монастыря, но рясу все носил. Мария Николаевна, Софья Андреевна вспоминали его оригинальности, от которых мы приходили в ужас, недоумевали, хохотали. Л. Н. говорил, что он все-таки трогательный человек был: когда в монастырь пошел, было в нем нечто живое, что заставляло идти.
Софья Андреевна: С него списан отец Сергий.
Вечером Гольденвейзер играл Шумана и Шопена.
Л. Н.: Шуман совсем другой: я его слышу, я его сужу, а тот (Шопен) — он меня захватывает. Баллада Шопена — сценическая полнота.
Уехала С. А. Стахович. Софья Андреевна рассказала, что в материалах для «Истории моей жизни» (несколько дней, как начала ею опять после многомесячного перерыва заниматься) сегодня прочла, как умер Фет (от удушья), и рассказала, как. Вспомнила, какой друг ей был Фет. Разговор о нем.
Л. Н. себе, а жизнь сама по себе, как вчерашний социалист: не убеждать их, перестать с ними говорить.
Мария Николаевна и Софья Андреевна вспоминали, как хорошо играл Нагорнов, деверь Варвары Валерьяновны, на скрипке.
Софья Андреевна: Лев Николаевич его описал в «Крейцеровой сонате». Он был очень богатый и развратный. Все прожил.
Очень теплые дни: вчера 45° на солнце. Теперь вечер, 11.30, в комнате Л. Н. 18°, снаружи 12°. Лунная теплая ночь.
Иван Иванович и я с Александрой Львовной, Варварой Михайловной, П. Н. Ге гуляли, пели цыганские, словацкие, венгерские песни. Иван Иванович вспомнил, что, когда он первый раз пришел в Ясную Поляну, П. И. Бирюков сватался за Марию Львовну. Мария Львовна тогда, как газель, была.
Я: Как странно, что о Марье Львовне после ее смерти ничего не появилось, не писали, кроме короткой заметки к ее фотографии в «Иллюстрированном «Новом времени»». Совсем как в жизни: добро не замечается, забывается.
Иван Иванович: Добро незаметно, шумит другое. Это именно был человек, который в душу других много вносил светлого.
Потом, гуляя около дома, Иван Иванович рассуждал:
— Лев Николаевич — как бы ось земного шара, около него мир вертится. Что тут тревог пережито, бурь, радостей!
А в «Новом времени» 13 августа пишут: «Да к тому же так называемая проповедь толстовских учений, по-видимому, уже отжила свой век». Я дал прочесть Л. Н-чу.
Л. Н.: Это мне нравится: по крайней мере откровенно пишут.
17 августа. Рано утром, в 7.30, я зашел к Л. Н. Двустворчатые двери плотно не смыкаются, и через них из кабинета виден в постели Л. Н. При неотдернутых шторах, в полутьме, лежа в постели, записывал в книжку. Просил яблоко принести и спросил, сколько среди населения взрослых мужчин, сказав, что цифрам придается мало внимания, и напрасно. Предположили, что мужчин выше 15-летнего возраста в России 35%. Откинуть 5—10% стариков, остается при 150-миллионном населении около 35 миллионов. Из них революционеров, Л. Н. полагает, от 100 до 200 тысяч: 99% людей не имеют своего мнения, примыкают к другим. Когда революционеры были в силе и определяли общественное мнение, — примыкали к ним; теперь — к правительству. Сколько людей надо, чтобы приняли воззрение?
Думаю, что Л. Н. имел в виду распространение его взглядов. В последнее время чувствуется, что, как снежный обвал, число людей, близких ему по взглядам, нарастает.
Утром был отставной штаб-ротмистр С. В. Плышевский — своеобразный первый учредитель «Русского общества в Варшаве», с проектом учредить общество толстовское. В его программе этого общества пять пунктов, между ними отказ от собственности. Л. Н. с ним очень коротко поговорил. Статей, привезенных им (напечатанных в газетах, которые из-за них закрыли), и не посмотрел. Днем и вечером Л. Н. вспоминал о нем и жалел, что с ним не побеседовал:
— Мне совестно, что его обидел. Какое его отношение к полякам?
— Говорил, что между ними чувствует себя, как на чужбине. Он объединил все русские кружки в Варшаве, — ответил я.
Л. Н.: Он хочет объединять одну народность, это мне не нравится.
Гусева. Один утешает Л. Н., что его не понимают те, кто ему причинил это горе: собака кусает того, кто хочет отвязать ее. Другой пишет, что из-за высылки Гусева все сосланные и заключенные заинтересуются им и станут за него. М. А. Стахович пишет, что будет поднят вопрос в Думе.
Л. Н.: Это не поможет: они, правительство, будут отстаивать раз совершенное.
За обедом приходил Василий Копылов, попавшийся стражнику Балякину с дровами. Назавтра назначен суд у земского начальника. Пришел просить, чтобы его не судили. Софья Андреевна хотела отвильнуть, говоря, во-первых, что этот протокол составлял и подавал Балякин, не она; второе, что хозяйка не она, а сыновья — владельцы имения. Третье, что дрова, вероятно, из казенной Засеки. Сам Копылов так говорил, но боится явно высказаться, т. к. в таком случае будет более строгое преследование.
Л. Н. уговаривал ее прекратить дело:
— Разве есть человек, который желает, чтобы из-за него другой сидел в остроге?
Софья Андреевна долго отделывалась софизмами, наконец написала письмо земскому начальнику. Это было за обедом. А после обеда Л. Н. встал и, не дождавшись кофе, ушел. Александра Львовна входила к нему. После она мне передавала его слова: «Это кончится очень плохо. Я убегу». Она ему сказала: «Это уладится». — Л. Н.: «Да, и другое начнется», — и плачет.
Вечером гостей не было. Л. Н. сидел и беседовал с Марией Николаевной и Софьей Андреевной. Софья Андреевна говорила, что вот уже больше чем шесть недель ее лихорадит. Раздражительная, усталая, не купается, чего ей очень недостает.
Петерсон прислал сегодня вырезку из французского дневника Огаревой, телятинской помещицы, бабушки его, Петерсона, жены, о рождении Марии Николаевны и о смерти (через шесть месяцев после родов) ее матери от fièvre chaude14* после семи лет замужества. И о том, что у нее, Огаревой, была в то время связь, свидания в лесу, с отцом Марии Николаевны, Николаем Ильичом. Это не сказано прямо, а между строк
После обеда Л. Н. беседовал с тульскими 16-летними реалистами. Мальчики премилые. Родители им сочувствуют. Л. Н. дал им «На каждый день», «Учение Христа для детей», «Мысли о боге», «Любите друг друга».
За вечерним чаем Л. Н. рассказал, что́ читал в иллюстрированном приложении к «Новому времени: 1) о Цеппелине — аэроплане, что поднимает девять человек и что с него можно разрушить самые крепкие орудия и укрепления
18 августа. Наплыв гостей: семья Дубенских (доктор из Калуги), Горяинова с 12-летней дочерью-виртуозкой Ириной Энери, князь Тенишев, молодой Свербеев, М. С. Сухотин с сыном Сергеем, Мария Александровна, вечером Гольденвейзеры, Николаева.
У Ирины волосы тесно сплетены за ушами и над ними в две косы. Л. Н. спросил об этом у ее матери. Она сказала, что в Гельсингфорсе, где они жили, так носят. А лоб скрыла нарочно, потому что большой. Л. Н. советовал прическу самую простую, как у этой девицы, и указал на сидевшую тут дочь Дубенских, — в одну косу.
Ирина: Но у меня лоб ужасный.
Л. Н.: Зачем же скрывать ваш лоб, в котором столько добра?
Ирина — очень энергичная и смелая, самостоятельная. Ездила с Александрой Львовной, правила Чудачком, норовистой лошадью. Первый раз каталась верхом на Катьке. Вечером играла на фортепьяно. Играет очень спокойно, и техника у нее удивительная. Лучше всего нравился Л. Н-чу в ее исполнении Гендель. Был доволен ее игрой. Беседовал с ней очень серьезно, внушал ей религиозные истины, говорил ей дальше ты.
М. И. Горяинова спрашивала Л. Н., знал ли он Чайковского. Л. Н. ответил, что нет.
Михаил Сергеевич— знали. Мне рассказывали: Чайковский был огорчен, что вы нападали на Бетховена; что Чайковский терпеть не мог Шопена.
Мария Ивановна: Его душа не переносила болезненного Шопена.
Л. Н.: Какое «не переносила»! Шопен поднимает. Вы не знаете эту прелесть: все забыть. Вы мне рассказываете про какого-то Анатоля — ничего не помню.
Разговор между Л. Н. и М. И. Горяиновой об обучении Ирины. Мария Ивановна говорила, что С. И. Танеев советует основательно учить ее теории музыки.
Л. Н.: Самое искусство в педагогии: c’est la suggestion — навести на мысль.
Недавно Л. Н. о музыке сказал:
— Музыка — комбинация звуков. Одним радуешься, другие скучны. Она как будто бессмысленна, а производит такое действие на человека. Музыка — это, может быть, самое практическое доказательство духовности нашего существования.
Л. Н. пробовал прочесть вслух (из полученного сегодня письма Молочникова) отрывок письма отказавшегося А. Соловьева
— Суеты много, из учтивости слушают, что́ я им говорю, но оно им чуждо. Тенишев — умный, серьезный человек.
Л. Н. был очень радушен с гостями. К Ирине, как дед: поцеловал ее на прощанье. Софья Андреевна ее хвалила в глаза, было тяжело. Но Ирина не принимала к сердцу похвальбу, не смущалась, не сияла удовлетворенной гордостью.
19 августа. Пополудни Л. Н. беседовал с князем Тенишевым: наставлял его, чтобы заговорил о Генри Джордже в Государственной думе. То же хочет советовать и Маклакову. Л. Н. слышал от Тенишева, что Столыпин хочет успокоить народ. Но отрубное хозяйство — не та мера. Разве мужики не знают, что выгоднее иметь землю в одном месте, чем в разных полях, по полю в ширину этого стола? Только они знают, что выгода материальная менее для них важна, чем справедливость. Это относится и к общине: это во имя нравственного начала. Выгоду понимают; как землю обрабатывать, знают лучше, чем петербургские господа. Тенишев возражал, что мужики не такие идеалисты.
Л. Н.: Вся община том основана. У них есть свои нравственные устои. Петербургские господа, в своем высокомерии, хотят учить мужиков, как им выгоднее. Это (разрушение общины, введение собственности на отрубных участках) происходит от того воображения, что мужики глупы, а мы (господа) умны. А всегда так было и будет, что кормящие умнее тех, которых они кормят. Что́ мы теперь переживаем, совершенно соответственно сознанию несправедливости крепостного права и требованию уничтожения его декабристами и после. Тогда лучшие люди понимали и против них восставали крепостники, только с той разницей, что теперь против Генри Джорджа больше восстают и что ненависть низшего сословия гораздо больше.
Л. Н.— неспокойность народа — теперь сильнее, чем был во время декабристов. Основание государства — нравственное сознание народа (общинное землевладение). Теперь оно на моих глазах разрушается. Решение земельного вопроса по Генри Джорджу должно исходить от правительства15*. Пусть правительство, по крайней мере, обмолвится о земельном вопросе, даст надежду. Этим внесет успокоение. Разом сделать нельзя. Пусть правительство начнет заниматься им.
Сегодня с Л. Н. ездили верхом к Марии Александровне. У Козловки стояли два конных стражника. Л. Н. спросил, зачем стоят.
— Должен государь проехать (в Ливадию на свидание с новым султаном).
Л. Н.: Когда проедет?
— Неизвестно. Говорят, 25 или 26-го (а сегодня 19-е).
вознаграждения за это не получают. Во сколько миллионов обойдется России такое путешествие государя!
20 августа. Утром уехал князь Тенишев. Л. Н. остался им доволен: внимательный, желающий учиться, знающий законы, государственные дела. «Внешнюю сторону», — оговорился Л. Н.
Здесь М. С. Сухотин. Вечером в семь часов приехал с двумя дочерьми М. П. Боткин, почти сверстник Л. Н., Гольденвейзер с женой, С. Д. Николаев.
Л. Н. вчера с Тенишевым и сегодня с Николаевым очень обстоятельно говорил о Генри Джордже. Гольденвейзер записал разговор.
— С одной стороны, пора мне молчать, все высказал; с другой стороны, надо говорить, так как об этом (земельном вопросе) мало говорил. Как noblesse oblige16*, так и réputation oblige17*: надо удовлетворить то внимание, которое обращено на твои слова.
Приехал Д. А. Кузминский, окончивший юридический лицей.
21 августа. После полудня уехал М. П. Боткин с дочерьми. С Л. Н. был знаком в молодости, так же, как с Тургеневым, Фетом, и с тех пор Л. Н-ча не видал. Славный и крепкий старик, и дочери его милые. Утром Л. Н. был слаб, вместо работы лежал в постели.
— Когда такая слабость, — сказал он, — сам чувствую, что лучше лечь в постель, потому что инстинкт того требует.
Пополудни был крестьянин из Белевского уезда, 35-летний лепщик. Жил в городе, зарабатывал 20 р. в месяц, все проживал. Попались ему книги Л. Н., изменились его мысли, вернулся в деревню, где у него два надела, построил хатенку, но не хватает ему денег обзавестись лошадью и т. п. Пришел к Л. Н. поговорить о душе и попросить на хозяйство. Когда Л. Н. ему сказал, что этого не может, он сразу же понял и пожалел, что просил. Л. Н. побеседовал с ним, дал ему «На каждый день» и три рубля. Вечером шахматы с Гольденвейзером.
Софья Андреевна рассказывала про письма Татьяны Львовны: перечитывает их для истории своей жизни. Между ними письма Ванечки к Татьяне Львовне, восторженные, полные любви. По поводу разговора о Ванечке и других детях, Л. Н. сказал:
ТОЛСТОЙ В ОКРЕСТНОСТЯХ КРЕКШИНА
В экипаже: внучка Толстого Соня (на козлах, рядом с кучером), А. Л. Толстая, А. М. Хирьяков
5—18 сентября 1909 г.
Фотография Т. Тапселя
«Пополудни Л. Н. верхом на высокой... семивершковой вороной лошади. С большим трудом садился
на нее. Первые две версты было ему трудно с ней справляться... Потом объездил ее». — Запись
— Если бы я сотворял людей, я сотворил бы их старыми, чтобы они постепенно становились детьми. У детей дороги черты простоты, наивности и правдивости, главное — правдивости.
Л. Н. читает по рукописному Август «На каждый день» и чуть не каждый день жалуется, что Сытин не печатает его.
22 августа. Из Москвы приезжала княжна Енгалычева, девица-учительница, из-за места секретаря после Николая Николаевича. Есть и письменные предложения.
«Яму»; уже раз было отложил, но не мог и сегодня (и еще, кажется, «Морскую болезнь»). Вынес книги — сборник «Земля» и рассказы Куприна — и просил убрать куда-нибудь и с возмущением на лице, с румянцем и глядя в сторону, избегая глядеть в глаза, сказал:
— Как ему не стыдно такое писать! Человек должен бы стыдиться, что это знает. Потому что, чтобы знать, нужно это проделать.
Л. Н. переделал письмо польке — ответ на анонимное письмо из Закопане — хочет послать Поссе для затеянного им журнала «Жизнь для всех». Получено письмо от Немравы. Л. Н. расспрашивал о нем. Говорили о том, как все сидящие за отказ терпеливо, спокойно переносят наказание.
День рождения Софьи Андреевны: 65 лет. Были Мария Александровна, Андрей Львович с Екатериной Васильевной, А. Б. и А. А. Гольденвейзеры. Александр Борисович играл. Особенно понравился Л. Н. полонез. «Мужественное», выразился о нем Л. Н.
Л. Н. одинок.
Утром уехала Мария Александровна. Л. Н. ездил с Александром
Борисовичем верхом. Вечером были П. А. Сергеенко, В. С. Толстая. Л. Н. вчера и сегодня продолжал поправлять письмо к польке.
Л. Н. (вечером к Сергеенко): Если бы я писал художественное, то описывал бы не идейные, не художественные характеры, а психологические. (Не внешние, как Чичиков, Хлестаков.) Их восемь разрядов у меня. Есть люди (редкие), у которых мысль руководит жизнью. Тут передаточный ремень между ними не снят. Обыкновенно руководят обычаи: делают, что нравится, — тут передаточный ремень снят. Столыпин, Андрей — мне видно (психологический процесс), как они тем стали, что они есть: нельзя на них сердиться. Передаточный ремень снят, один бог может его надеть.
— Записано
Сергеенко говорил о состоявшемся на днях в Реймсе слете аэропланов и их полетах. Было их 80. Один продержался в воздухе 22 часа. Оказались управляемыми дирижаблями, маневрировали. Цеппелин поднимает 200 пудов динамита, может уничтожить военные корабли, корпус войск. Все изменяется, приведет к прекращению войн. Д. А. Кузминский заметил:
— Есть уже пушки специальные против аэропланов.
Л. Н.: Никакие изобретения, усовершенствования не могут вести к нравственному благу.
Были днем Дима и Гусаров, вечером Мария Александровна и Иван Иванович. Иван Иванович говорил о серии «Религии мира», издаваемой в «Посреднике». Гусаров идет пешком в Бессарабию к Александри, чтобы там осесть на землю. С ним жена и трое детей, от девяти до полутора лет. Их везут в повозке на себе. Гусаров — кровельщик, а вообще мастер на все руки. Остановился на неделю у Чертковых, хочет помочь Диме построить дом бедной старушке-вдове в Ларинском.
Л. Н. сегодня сделал визит его жене. Она крестьянка, как ее муж, предана ему, смирная. Софья Андреевна спросила о Гусарове, образован ли.
Л. Н.: Очень образован.
Софья Андреевна: Где учился?
Л. Н.
Л. Н. получил второе письмо от «Concert-Direction Jules Sachs»
Спрашивали Л. Н. о впечатлении от игры Ирины Энери.
Л. Н.: Прекрасно играла. Особенно Генделя и Шопена «Impromptu».
25 августа. Л. Н. с Александрой Львовной вечером у Марии Александровны.
Л. Н. сегодня начал заниматься маленьким «Кругом чтения» для народа, копеечным «На каждый день» за месяц, выборкой из «На каждый день» и переработкой некоторых мыслей. Писал прямо в экземпляре «На каждый день» Июня.
Мария Николаевна прочла «Совестный Данила» в пересказе Лескова, издание «Посредника»
Потом говорила о «Гоголе», книжечке, составленной Орловым в 80-х годах, изданной «Посредником»
Л. Н.: Святых никаких нет. Святых не бывает. Он сделал это никак не потому, что он не чувствовал оскорбления, а он в ту минуту сделал усилие над собой, подавил в себе оскорбление.
Л. Н. читал Э. Г. Шмита «Religionslehre für die Jugend» и продиктовал мне письмо ему. (Мне кажется слишком хвалебным.)
— Некоторые из друзей, в том числе Душан Петрович, записывают, что̀ я говорю. Я читал Конфуция, которому я в подметки не гожусь; у него рядом с превосходными, высокими мыслями — каша; глупые, а таких больше, главное, на эту кашу, на противоречия, неясное, накинулись. Я признаю своим только то, что я печатал, а письма и то, что другие за мной записали, — нет. В письмах мало ли что напишешь в слабости, противоречии? «Христианское учение» десять лет тому назад писал, точь-в-точь то и теперь пишу, а в письмах — противоречия.
Это нам Л. Н. сказал, пришедши в мою комнату, где нас застал с Николаевым.
Сегодня статья Меньшикова в «Новом времени» по поводу заявления Л. Н. об аресте Гусева. Меньшиков умаляет Л. Н., его ум, и говорит, что он уже пережил самого себя. Л. Н. в этой статье увидал упадок, проявление падения Меньшикова и сказал:
— Статья хорошо написана, но нехорошая
Л. Н.: Сегодня приятные письма, ни одного ругательного. Чертков, Шкарван, Засосов, Ал. Соловьев хорошо пишут.
Л. Н. первым троим ответил
Л. Н. получил книгу «Land and Real Tariff Reform». Edited by Joseph Edwards. L., 1909. Очень понравилась ему. Это справочная книга, handbook земельного вопроса. На первой странице портрет Генри Джорджа. Вечером Л. Н. читал из нее.
̀рит. Л. Н. ездил верхом, я с ним, по Черте к Кудеярову колодцу, по новой дороге к Козловке. Тут стоял стражник, не пропускавший к Козловке, т. к. должен был проехать царский поезд. Царь проезжал в Ливадию. Стражники и старосты стоят уже 18-й день около полотна железной дороги. А только сегодня проедут три поезда. Стражник стоял у мостика, где сходятся шлаковая дорога с большаком. Л. Н. хотел проехать на Овсянниково, но стражник его остановил. Мы повернули по большаку обратно
По дороге Л. Н. спросил меня:
— Скажите откровенно: никогда не раскаивались, что не женились?
— Раньше, когда езживал домой и видел семейную жизнь братьев, да, но теперь рад, что не женился.
Л. Н.: Те, которые не женились, замуж не вышли, большинство из них не раскаивается, а те, которые женаты, большинство из них раскаивается. А ваши братья хорошо живут?
— Да. В нашей семье браки хороши.
Л. Н. за обедом рассказывал о стражниках на железной дороге. Софья Андреевна сказала, что не пропустили бы его.
Л. Н.: Пропустили бы. Опыта делать не хотел.
Александра Львовна: Высшие чины пропустили бы, низшие — нет.
везшим доски и сидевшим на них. Когда проезжал в полдень под мост, стражник его торопил, мужик погнал лошадь, доски скатились, и он попал под колеса, и размозжило ему бедро.
Л. Н. еще поправлял письмо Шмиту о его книге «Religionslehre für die Jugend». Л. Н. сказал о нем:
— Слишком смело придает словам Христа такое значение, к какому не привыкли.
Шкарван пишет, что Шмит боится прочесть доклад о мире. Если бы Шкарван его прочел! (и Л. Н-ча, и моя мысль). Я Шкарвану написал так: «Л. Н., разумеется, очень желал бы этого, но он не хочет тебя насиловать и поэтому он тебе об этом и не пишет»
Сегодня тихий день. Л. Н. с Марией Николаевной, Александрой Львовной и домашними беседовал задушевно. Мария Николаевна прочла в «Русском слове» 25 августа Д. Д. Оболенского «Вперед или назад» об обыске в Ясной Поляне 1862 г. и об аресте Гусева. Мария Николаевна тогда, во время обыска, была в Ясной Поляне. Вспомнила, что откомандировали тогда Николеньку Петерсона в Ясенки к учителю спрятать письма Герцена. Они были не к Л. Н., а Л. Н. взял их у кого-то прочесть
«Славии», который хочу послать обществу чешских моравских учителей в Угорском Градище по их просьбе. Александра Львовна пошутила, как я заступаюсь за славян.
Л. Н.: Мы счастливы, что через Душан Петровича знаем таких интересных людей, как славяне.
Л. Н. только что написал ответ Шкарвану на его милое письмо и удивлялся его знанию русского языка. Вечером Л. Н. сказал, что желал бы читать письма Дарвина. Ал. Соловьев пишет, что, судя по ним, Дарвин очень сожалел, что всю жизнь так был занят и не мог подумать о боге и о жизни
Л. Н., когда я массировал ему ногу, опять о Дарвине:
— Я вспомнил себя, как я (на охоте) птиц убивал ножом прямо в сердце и никакого сострадания не имел. Я думаю, что военные и судьи также не видят. Эти наши Столыпины, цари указы дают, как я зайцев убивал. Разумеется, есть известный момент колебания, борьбы. Как раз увидит, если раз поймет (что это дурно), не может больше, как один-два раза (так) сделать.
Приехал Буланже к Ивану Ивановичу. Л. Н. ездил к нему. Опять знойный день, отаву косят. Земля очень суха, опасаются за зеленя́.
Приехала Татьяна Львовна. За обедом рассказывала, как в магазине старый приказчик читал вслух тульскую газету про вчерашний проезд государя и про его семью. Когда кончил, вздохнул, пожелал им всего хорошего и перекрестился с радостной улыбкой.
Л. Н.: Что же, это хорошо, это мне нравится.
Вечером Татьяна Львовна рассказала, как обиделась на бабу, которой она, по ее мнению, много добра сделала. А она ворует у нее и отказала ей в чем-то. Потом устыдилась и смягчилась.
рабочие так мало воруют) из французского романа: фабрикант, благодетельствующий рабочих, в их глазах: «Il a dû durement nous voler quand il fait ça19*. Но это не означает, что он (фабрикант) должен бросить заботиться о более сносных условиях жизни фабричных рабочих, а только еще более совестливо это делать.
Софья Андреевна: Что было бы, если бы крестьяне перестали нам работать?
Татьяна Львовна: Это самое попытались в Швеции.
Л. Н.
Л. Н. отклонил массаж, говоря, что ему совестно, когда я дожидаюсь его, пока он ложится. Л. Н. о своем письме польке: он переделывает его.
28 августа. Пятница. Л. Н. исполнился 81 год. Ясный, тихий, жаркий день. Косят отаву, возят сено. Утром приехали С. Т. Семенов, Цингер — профессор физики, В. А. Маклаков. Л. Н. в начале десятого отошел от работы, чтобы приветствовать гостей. С Сергеем Терентьевичем Л. Н. увиделся у меня в комнате. Сергей Терентьевич высказал сочувствие по поводу ссылки Гусева и поблагодарил Л. Н. за статью о нем. «Хорошо, что вы разъяснили этот случай. Гусев — один из миллиона таких же ссыльных».
Л. Н.: Их двести тысяч.
«Маклаков говорил: «Земельный вопрос меня не интересует». — Лев Николаевич: «Скажи это крестьянам, что члена Думы земельный вопрос не интересует. На что же тогда Дума?»
Л. Н. с Маклаковым о Генри Джордже: внушал ему поднять этот вопрос в Думе, настраивал его. Маклаков говорил, что нельзя одному ничего сделать: единица в подчинении партии. И можно было в прошлом году, а теперь, когда закон 9 ноября вошел в силу, поздно. Сказал Л. Н-чу, что, может быть, Челышев этим бы занялся. Л. Н. вспомнил, что Лев Львович говорил ему о Челышеве, что он хочет приехать сюда, и сказал Маклакову, чтобы передал ему приглашение. Л. Н. дал Маклакову полный экземпляр Генри Джорджа и другой Челышеву (послал).
С 1.30 до двух Татьяна Львовна читала вслух статью Л. Н. о праве. По прочтении статьи — общее молчание. Л. Н. сказал, что студент-юрист, которому он написал письмо, бросил учение, теперь землю пашет.
Маклаков (по прочтении статьи— наука. Еще скорее может быть наука — история права.
Л. Н.: История этого обмана.
Николаев: Ваша статья направлена против law20*, а не против right21*.
Л. Н.: Я говорю, что право — то, что̀ может быть ограждено насилием. (Я говорю, что христианин не может иметь права, а одни обязанности.) Law — существительное, right — прилагательное. Это (right) надо избегать юристам (законодателям).
: Есть естественное право — право на землю, оспариваемое юристами. Есть право религиозного убеждения.
Л. Н.: Нет, это нельзя отнять, а землю можно.
Маклаков: Вы отвергаете даже право на жизнь?
Л. Н.
Д. А. Кузминский, кончивший училище правоведения, стал говорить с Л. Н. о праве. Л. Н. ему о вере в право.
— Есть научная церковь. Беда в том, что вопросы, решающиеся разумом, решаются доверием. Ведь кто-нибудь да врет.
Маклаков: Не стоит юриспруденцию защищать. Право есть искусство, а не наука. Придумают законы, а сказали, что это наука.
— Право противоречит тому нравственно-должному, к которому, по словам одного из защитников права, профессора Трубецкого, оно должно стремиться
За завтраком Л. Н. сказал:
— Мне три года в кубе
Л. Н. поехал верхом с Маклаковым, все внушал ему Генри Джорджа.
— сестра Л. Н., Варвара Михайловна, А. А. Гольденвейзер, Мария Александровна, Д. А. Кузминский, В. А. Маклаков, Цингер, Иван Иванович, С. Д. Николаев, С. Т. Семенов, Протасевич (фотограф из Калуги), братья Гольденвейзеры, Дима Чертков и я. Настроение было тихое и радостное. Никто не шумел, не спорил. Из посторонних по усадьбе никто не гулял, не было любопытных около обедающих. Приветственных писем немного, телеграмм еще меньше: и десятка в продолжение дня не набралось. От Ирины Энери карточка, открытка с поздравлением — милое письмецо. Пишет, что она каждый день читает наизусть молитву Л. Н.
Разговор о музыке. Об игре Л. Н. сказал, что хороший музыкант не может поправить плохое произведение. Можно испортить хорошее произведение, это сплошь и рядом (бывает). А это во всех искусствах: только не делай дурного, не уродуй, и это уж очень много. А если сделаешь еще хорошо — благодарю. Например, чтение: если читать просто — хорошо, не беда, но фальшивая интонация... В разговоре о сравнении исполнения музыки с драматическим искусством: в драматическом искусстве исполнение имеет большее значение, чем в музыке.
Маклаков сказал, что Мечников говорил: славянам бы не быть самонадеянными, потому что пражский славянский университет ничего не сто́ит, а немецкий хорош.
Сергей Львович говорил, что Орлов написал первую картину на воздухе и что у него три сюжета, и он говорит: «Я не без денег и небессюжетный»
— Это характерно, что Боткин Михаил Петрович, который здесь был, его не знает (что есть художник Орлов).
Л. Н. вечером мне:
— Неприятные письма получил от немецких газет (одно от «Berliner Tageblatt») и вырезку «Tolstoy-Heuchler».
Сами газеты присылают вырезки и пишут письма, в которых вызывают Л. Н. на ответ в свою газету. В вырезках нелепое газетное вранье о нем.
Все еще жара. Ясно, тихо. С почтой очень мало поздравительных писем, не больше десяти, и пять телеграмм.
Во вчерашних «Русских ведомостях» за передовой статьей статья о 81-й годовщине Л. Н. Обвинение правительству, что подло ведет себя против Л. Н., пример чему недавняя ссылка его секретаря
Был Буланже с дочкой Галей. Л. Н. с ним о Конфуции. Л. Н. говорил, что Конфуций бога не признает, но признает моральный принцип, как Кант. Буланже утверждал, что Конфуций бога признает: в таком-то разговоре его об этом речь. Буланже перевод Легге не признает хорошим, а признает хорошим новый английский перевод какого-то китайца, появившийся года два тому назад.
Приехал М. В. Булыгин.
Л. Н. прочел вслух полученное неделю тому назад письмо Павлова Л. Н-чу об А. Соловьеве и письмо А. Соловьева к Павлову. Последнее такое глубокое и спокойное: сообщает, что предают его виленскому военному суду. Они оба молодые крестьяне.
Л. Н. был чуть не до слез тронут, читая.
— В прежних его письмах было возбуждение, рисовка; в этом — спокойное обсуждение своего положения, — сказал Л. Н.
30 августа. Утром уехала Татьяна Львовна. Л. Н. сегодня слаб: утром кофе не пил и не ел до десяти вечера. Днем много спал. Были у него два рабочих-ссыльных, один из них Макаренко, писавший Л. Н. из ссылки о насилиях властей над ссыльными и арестантами
членов опять восстановил.
Л. Н. сказал, что ему непонятно, как можно серьезно к царю, к Столыпину обращаться, их слушаться.
Сергей Львович играл на фортепиано шотландские песни.
Вечером Л. Н. попросил винегрета. Против этого восстали Софья Андреевна и другие, и очень. Л. Н. просил не внушать ему, что̀ есть, как не внушать, во что верить, как это делает милая княжна Дондукова в новом письме (к Марии Николаевне)
— Я всю жизнь, или, по крайней мере, последние тридцать лет думал серьезно о вере перед богом, и я не совсем дурак. Не обращать. Дайте мне покой, не внушайте мне.
Л. Н.
Мария Николаевна возражала, что Л. Н. с Урусовым в Москве (она тогда еще не твердо верила в православие) обращал ее: не молиться.
Л. Н.: Какая молитва? Просительная?
Мария Николаевна: Конечно, не молюсь, как Мария Михайловна, чтобы выиграть двести тысяч.
Я заметил, что у нас были бы поражены, если бы кто читал Евангелие. У нас католические священники отнимают Евангелие.
Тут вошел Л. Н.
— Ведь это неправда! Это не может быть, — сказал Л. Н. (чтобы отнимали Евангелие).
Л. Н. лег на кушетку, был раздражителен (печень?).
Л. Н. (): У него много задушевности. Он любит народ.
31 августа. Л. Н. мало спал, вид у него очень усталый. Утром был бывший псаломщик, просил рекомендацию.
— А я так устал и потом думал, почему же не попытаться его кому-нибудь рекомендовать?
лицо, жилы на висках напряжены, глаза горели. Предложил ему поесть, он чуть прикоснулся. Шла в нем какая-то борьба. Единственное, что он сказал:
— Боже мой, боже мой, как же мне вернуться домой!
Он думал увидеть Л. Н. в простой обстановке, почти плакал. Красивый молодой человек, необыкновенно выразительное лицо. 18-ти лет добровольно присоединился к скопчеству, отчасти под влиянием «Крейцеровой сонаты». Первый из этой секты, которого Л. Н. видел. Л. Н. рассказал, что спорили об этом. Он, Марухин, остался при своем.
Мария Николаевна: В Евангелии ведь против этого.
с Л. Н. Вечером Л. Н. с Марией Николаевной. Она рассказывала.
Примечания
1 августа
1 Материалы об отношении Т. к З. М. Молоствовой см. в указ. кн.: Н. Г. Молоствов Сергеенко. Лев Толстой, вып. 2, с. 81, 113; см. также Дн. 8 июня 1851 г. (т. 46, с. 79—80, 360—362) и замеч. Т. к рукописи его биогр., составленной П. И. Бирюковым (т. 34, с. 399).
2 августа
1 О посещении Т. членами XI Всероссийского лесного съезда см. заметку тульского корресп. В. К. «В Ясной Поляне». В ней полностью приведено приветствие проф. Н. С. Нестерова (Р. сл., № 180, 6 авг.).
2 Франц. пер. доклада, приготовленного для Конгресса мира в Стокгольме (т. 38).
3 августа
1 Гольденвейзер. Преступление — как наказание, а наказание — как преступление (Мотивы толстовского «Воскресения»). Киев, 1908 (ЯПб).
2 См. Р. вед., № 155, 8 июля и № 175, 31 июля. Англ. правит. чиновника У. Керзона убил студент Надар Лал Дингра.
3 «Free Hindusthan» присылал Т-му ред. этого изд. Таракнатх Дас. В ЯПб сохр. 15 №№ журн. за 1908—1910 гг. (пометы).
4 6-я симфония Чайковского не «провалилась», а имела ограниченный успех.
4 августа
1 «Тихой печалью повеяла осень туманная...». — Илл. прилож. к НВ, № 11993, 2 авг.
6 августа
1 Г. КожевниковР. вед., № 177, 2 авг.). Излагается содерж. резко реакционной ст. швейц. д-ра К. Эткера «Душа негра» из «Archiv für Rassenund Gesellschaftsbiologie».
2 Вероятно, А. А. Стахович имел в виду ст. С. Н. Булгакова «Героизм и подвижничество» в сб. «Вехи».
3 См. письмо Т. к Черткову от 13 (?) авг. (т. 89, с. 137).
1 В письме от 26 июня свящ. с. Александровка Херсонской губ. И. Миронов выразил солидарность со взглядами Т. и пожелал ему «долгих лет жизни». Т. отв. 10 июля (т. 80, с. 18—19).
2 Кн. «Изречения китайского мудреца Лао-тзе, избранные Л. Н. Толстым» и с его предисл. «О сущности учения Лао-тзе» вышла в «Посреднике» в нояб. Т. выбирал по корр. мысли для задуманной Горбуновым-Посадовым маленькой кн. в дешевом изд.
9 августа
1 Ответ «Концертной дирекции Жюль Закс» от 17 авг. н. с. Т. продиктовал Маковицкому (см. ниже); по его записи письмо опубл. в т. 80, с. 281. Маковицкий послал текст А. Шкарвану, к-рый перевел его на нем. яз. Опубл. в иностр. газетах (см. также т. 80, с. 59 и 70—71).
2 —281.
3 В ЯПб сохр. 2 кн. члена Моск. религиозно-философ. о-ва В. П. Свенцицкого. Одна из них: «Второе распятие Христа». Изд. для народа. М., 1908.
4 Вероятно, письмо Углицкого (ст. Дружковка, Екатеринославской губ.) от 2 авг. спрашивавшего: «Чему верить? Или учению нашей православной церкви, или науке? Я был религиозен пока мне пе пришлось встретиться с произведением Дарвина «Происхождение видов»». Отв. А. Л. Толстая 10 авг. (т. 80, с. 281).
5 Заявление об аресте Гусева впервые напеч. в Р. вед.«Речи» (опубл. по рук. в т. 38).
10 августа
1 Т. читал в рук. ст. Черткова «Страница из воспоминаний. Дежурство в военных госпиталях» (опубл. в ВЕ, № 11).
11 августа
1 Тайовский) в письме к Д. П. Маковицкому от 17 авг. н. с. сообщил имена назаренов, заключенных в сегедской тюрьме (Венгрия).
12 августа
1 Возможно, записка б. д., адресованная «В Овсянникове, за Козловкой» (т. 90, с. 340).
2
3 В «Отзыве о книжке графа Льва Толстого «Учение Христа, изложенное для детей»» («Церковные ведомости», № 30, 25 июля — Прибавл.), составл. по поруч. Синода, епископ Иннокентий предлагал возбудить против Т. судеб. преследование «за богохульство, глумление, издевательство и кощунство» над Христом.
4 См. Гольденвейзер, с. 285—287.
5 Письмо П. В. Великанова от 11 авг. было ему возвращено. Конспекты Т. для отв. см. в т. 80, с. 282.
1 Дню рождения Т. посвящен № 8 журн. «Маяк». Ст. о Т-м Горбунова-Посадова и приветственные письма детей помещены в нем не были. В юб. № вошло 15 фотогр. Т. с его изречениями, легенда «Большая Медведица», «Молитва внучке Сонечке» под загл. «Детская молитва» (первая публ.) и большой отр. из письма Т. к Д. Севитту (т. 79, с. 204—206) под загл. «Что самое главное для человека в жизни».
2 В письме от 20 авг. н. с. И. Д. Гальперин-Каминский прислал Т-му свою переделку для сцены рассказа «Зерно с куриное яйцо», а также вырезки из 10 франц. газ. о спектакле в дер. Ольнэ-су-Буа, близ Парижа, 18 июля и 15 авг. (см. «Театр в полях». — ЛН, т. 75, кн. 1, с. 376—379).
3 На представлении пьесы Чехова «Дядя Ваня» Т. был в МХТ 24 янв. 1900 г.
4 «Душа эпохи» вошла в МТА.
5 Пояс Б. Паскаля был утыкан гвоздями, острия к-рых были направлены к телу.
6 А. И. Эртель. Письма. М., 1909. Под ред. и с предисл. М. О. Гершензона. В кн. опубл. 25 писем к Черткову.
1 Р. вед., № 185, 13 авг.
2 В. Хорошко. К вопросу о самоубийстве детей в нашей действительности (, № 185, 13 авг.).
15 августа
1 Кн. издана в Петербурге в 1900 г.
17 августа
1 ГМ, 1914, № 11.
2 Ст. К. Дистенбаха и Т. Р. Мэк-Мэчена «Воздушный корабль-миноносец» (Илл. прилож. к НВ, № 11999, 8 авг., и 12006, 15 авг.).
1 В письме от 14—15 авг. В. А. Молочников привел выдержки из письма к нему А. Соловьева: «...что помогло мне изменить себя хоть немного, так это ты, брат, и «Круг чтения»».
23 августа
1 См. Дн. 16 (?) авг. и Зап. кн. 12 авг. (т. 57, с. 116—117 и 233).
1 Письмо от 1 сент. н. с. с благодарностью Т. за его отв. (см. запись 9 авг.). Просили Т. приехать лично и сообщить точное назв. его выступления (доклада, речи).
25 августа
1 Н. С. Лесков«Посредник», 1889 (ЯПб).
2 А. И. Орлов. Н. В. Гоголь как учитель жизни. М., «Посредник», 1888 (ЯПб, пометы).
3 При письме от 21 июня н. с. Э. Г. Шмит прислал Т. свою кн., изд. в Лейпциге в 1909 г. (ЯПб—72).
4 М. Меньшиков. Письма к ближним. Две души Л. Н. Толстого (НВ, № 12014, 23 авг.).
26 августа
1 —71) и В. И. Засосову (там же, с. 75).
2 Этот эпизод послужил поводом для ст. «Пора понять» (т. 38), которую Т. начал писать 16 сент. (т. 38).
3 Письмо А. Шкарвана к Т. от 2 сент. н. с. из Франции частично опубл. в Летописях ГЛМ 2, с. 197. Т. отв. 26 авг. (т. 80, с. 70—71).
4 Розанова. Толстой и Герцен. М., 1972, с. 70.
5 Близкий друг А. Соловьева, Д. П. Павлов, писал Т-му 23 авг.: «Я прочитал 65 писем Дарвина. Он всю жизнь не успел подумать серьезно о религиозном вопросе. На заданные ему от окружающих вопросы о боге и религии он нескольким лицам в письмах в ужасе восклицает: «Я стар, я нездоров <...> я никогда уже не успею сказать того, что мог бы и должен сказать по этому вопросу».
1 Из письма В. Е. Крашенинникова к Т. от 22 авг. (почт. шт.).
2 Ошибка Т-го или в записи Маковицкого: 3 в кубе=27; в этот день Т-му исполнился 81 г., т. е. 3 в 4-й степени.
3 На конв. письма М. И. Горяиновой (матери) от 26 авг. помета Т.: «Присылает фотографию Иры».
4 Н. В. Орлов начал писать 3 картины в новой манере: «Утро инвалида», «В поисках укрытия» и «На сенокосе». Закончены не были. Погибли на Кубани в 1920 г.
1 Ред. ст. б. загл. (Р. вед., № 197). За эту ст. ред. была оштрафована на 500 р. (см. Р. сл.
2 П. А. Буланже работал в это время над кн. «Жизнь и учение Конфуция», вышедшей в 1910 г. в «Посреднике».
3 Загряжский, приехал вместе с М. В. Булыгиным.
30 августа
1 А. В. Макаренко, впервые посетивший Т. в конце янв. 1908 г., писал ему из ссылки 13 марта.
2 Р. вед., № 274, 29 нояб. Т. отв. 31 авг. — 1 (?) сент. (т. 80, с. 82—84).
Сноски
1* Т. е. что она еще слишком молода и не замужем, чтобы не негодовать на Марию Алексеевну, если та выйдет замуж.
2*
3* «Лесничих у Л. Н. было 180 человек. Речь произнес Нестеров, профессор Московского сельскохозяйственного института по лесоводству. Говорил, как с кафедры (всегда так говорит), с пафосом, увлекаясь, но от души. Л. Н. ответил быстро, отрывисто, и я не расслышал, не понял, как говорил: провел параллель между тем, что «вы живете непосредственно с природой; старайтесь, чтобы так же просто, непосредственно относились к людям». У членов съезда лесничих осталось самое отрадное впечатление от посещения Л. Н. На следующем съезде в Петербурге, в январе 1910 г., благодарили меня, что я устроил посещение». — Записано Маковицким позднее со слов М. М. Морозова. — Ред.
4* Индийские, английские власти сравнительно недавно (четыре года тому назад) наказали плетьми Вивекананду за политический проступок. Вивекананда — старик, индусский Толстой. Можно ли подумать, чтобы русское правительство так поступило с Л. Н.? Бутурлин того мнения, что правительство не трогает Л. Н. только потому что он доживает последние годы и потому не стоит трогать его.
5* «Жить и давать жить другим» ().
6* Чтобы всем очень надоесть, надо рассказывать всё подряд (франц.).
7* Пропуск в подлиннике. — Ред.
8* О том, что хочет уйти из дому? Моя догадка.
9*
10* Через год умер.
11* более роялист, чем король (франц.).
12* Наверное, говорил ему, что чувствуется искусственность, выученность, не непосредственная простота.
13* «На крокете». — Ред.
14* горячки (франц.).
15* Беседуя с Николаевым, Л. Н. был с ним одних мыслей: решение земельного вопроса по Генри Джорджу состоится и помимо правительства.
16* положение обязывает ().
17* репутация обязывает (франц.).
18* Когда Л. Н. вошел к нам в мою комнату, я как раз расспрашивал Николаева.
19* «Здо̀рово же он нас, должно быть, обворовал, раз так поступает» ().
20* закона (англ.).
21* права (англ.).