Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1909 г. Декабрь

1 декабря. Л. Н. ездил к Марии Александровне, куда приехал Иван Иванович с семьей.

Был 20-летний литовец, поэт, портной, семейный, ссыльный в Туле. Чистое, хорошее лицо. Л. Н. говорил с ним коротко, серьезно, внушительно о стихотворстве. Мне рассказал Иван Иванович, что̀ слышал от М. Н. Толстой (невестки): ее брат был у Столыпина, и был разговор о Гусеве, может быть, по поводу статьи Черткова о нем в «Русских ведомостях» пять дней тому назад1. Столыпин будто бы выразился, что Толстому до сих пор делали поблажки, но отныне не будут: пора закону восторжествовать.

Иван Иванович томится и предстоящими судами над ним, и пошатнувшимся состоянием «Посредника». Поблагодарил Софью Андреевну, что выручила второй том «Биографии» (Л. Н.), с которого снят арест московским градоначальником2. Но ни одна газета не берется печатать объявление, в котором это (снятие ареста) упоминается. Говорил Иван Иванович про книжку о Ми-ти, что Буланже погрузился в Индию, в браманизм: это такая бездна премудрости!

Л. Н. говорил о какой-то бабистской книге «Лучи», что это восточная риторика без содержания3. Александра Львовна, шутя, упрекнула отца, что введение к «На каждый день», как его переделал, еще менее цензурно: прибавил «соблазн государственности»4.

Софья Андреевна: Я нынче нашла изречение Василия Великого о злословии. — Встала от стола, прихрамывая, и принесла из своей комнаты отрывок сытинского настенного календаря. Прочла Василия Великого — прекрасное и еще другое без подписи, тоже о злословии.

Л. Н.: Это мое (из «Круга чтения»)5.

Иван Иванович спрашивал про Даниеля — издателя журнальчика «Открытый путь», — как Л. Н. перевел «Open Road».

Л. Н.: Я о нем вспоминаю: он и по книгам, и по жизни — вегетарианец, кормится орешками. И жена его одних взглядов. Единственный недостаток у него — fun1*, общий всем англичанам: с шуткой говорит о серьезных вещах.

Еще Иван Иванович говорил о «Цезаре и Клеопатре» Б. Шоу на сцене в Москве. Иван Иванович говорил, что Клеопатра не величава.

Л. Н.: Это английский fun. Сущность в том, чтобы третировать исторических лиц по-домашнему.

Иван Иванович говорил о копеечной книжке Балашова: она уже запрещена. Иван Иванович говорил с возмущением о том, что перепечатанный со стереотипа первый выпуск второго тома «Круга чтения» арестован из-за двух мест: о Генри Джордже и о......2* Новый цензор, выбранный председателем московского отделения Национального союза, арестовал его, но сказал, что можно вырезать эти страницы и вложить другие.

Л. Н. по поводу ареста «Круга чтения» из-за изречения Генри Джорджа:

— Это арестовали только из-за того, чтобы не говорить противное Столыпину6.

Говорили о предстоящем суде над Иваном Ивановичем из-за брошюры «Право собственности» (из-за выдержек из «Запутавшегося философа»).

Л. Н.: Я бы приехал на суд.

Софья Андреевна: Повторилось бы то же, что было с проводами (в Москве).

Л. Н. (устремив глаза вдаль): У нас могла быть Ходынка.

Л. Н.: Для меня самый низкий тип в организации правительства — прокурор. Как же он может обвинять? Я не понимаю, откуда этот тип взялся.

Л. Н. говорил про сытинское остановление печатания «На каждый день»:

— Говорил мне Гусаров, приехавший от Черткова и им осведомленный, что конфисковали Сентябрь («На каждый день») и шрифт. Иван Иванович говорил, что ни о какой конфискации в их издательском «журнале» не было упомянуто. Я думаю, что тут история такого рода: как была конфискация нашего «Круга чтения», Сытин испугался и остановил печатание

«На каждый день». И, если он писал Владимиру Григорьевичу, — он имеет обычай гиперболически выражаться, — Сытин просто струсил.

Иван Иванович говорил про печатание «Круга чтения» «Ясной Поляной»7 — есть такое издательство, довольно темное: наряду с Л. Н. печатает революционное и прочее. Дает взятки и может печатать — это очень просто. Потом говорил, что они напечатали теперь копеечных брошюр («Ивана-дурака» и др.) 80 — по 20 000: вместе один миллион 600 тысяч. Л. Н. это интересовало, поражало.

Иван Иванович говорил про новый роман Э. Синклера из жизни миллионеров (он нанялся лакеем к Рокфеллеру; узнали — рассчитали); как им скучно8. Говорил о набирающих, печатающих машинах и др.

Л. Н. по поводу всего этого сказал, что в материальных делах прогресс, усовершенствование до известного предела хороши, а перейдя его, теряют смысл, делаются безразличными, — например, газеты, автомобили.

— Газеты потеряли всякое значение, так как их много, лгут, лгут. Нельзя не лгать: надо заполнять, надо получать редакторам жалованье, а «в духовном совершенствовании нет предела», — сказал Л. Н.

Иван Иванович говорил про вегетарианский ресторан — 204 посетителя; про лекцию доктора Блюменталя о вегетарианстве, об алкоголизме, что только наука может сделать переворот. Но в конце лекции указал пример Л. Н-ча.

Л. Н.: Наука ничего не сделает. Надо, чтобы изменилось общественное мнение (утверждающее), что пьянство это не грех, что это хорошо.

Л. Н. сегодня очень много, около четырех часов, беседовал с Иваном Ивановичем. Был очень внимателен, мил. Иван Иванович же был убит, грустен, нервен, расстроен, хотя много шутил и много юмору подпускал.

2 декабря. Остался И. И. Горбунов. Приехали Е. Е. Горбунова и П. А. Буланже. Софья Андреевна рассказывала им о своей печатающейся детской книжке «Куколки-скелетцы»1 Л. Н. начал было писать такую сказку «Скелетцы» и потерял рукопись: чемодан с рукописями и редкими книгами Страхова выпал из саней и не был найден2.

Иван Иванович с Павлом Александровичем про книжки о религиях, что надо поторопиться их составить при жизни Л. Н., чтобы их Л. Н. просмотрел, поправил.

Л. Н. рассказал про недавно, недели две тому назад, отказавшегося Смирнова (из его, Смирнова, письма к Молочникову): тут трогательно, что младший командир взял его к себе и стал уговаривать. Пришел старший командир и грубо обращался с ним: «Как стоишь? Стой твердо! Носки врозь, руки по швам!» Этот контраст, что у того и у Смирнова в душе идет, и внешнее.

Говорили, что в сегодня полученном «Русском слове» стоит, что Герцика за издание «Царства божия» приговорили к году тюрьмы3.

Софья Андреевна: А что, если я напечатаю, меня тоже посадят?

Л. Н.: Если ты держишься моих убеждений, то надо печатать и садиться в крепость.

Буланже изучает зороастризм: он соприкасается с браманизмом. Буланже находит в нем много драгоценного, особенно любовь к природе, к земле — параллелизм с Торо. Зороастризм этим дополнит христианское учение, как буддизм дополняет его любовью к животным, отречением, состраданием к живым существам. Это рассказал Буланже Горбунову. Л. Н. выразил сомнение в зороастризме: ему казался неясным.

Буланже хочет разработать браманизм; особенно, как вылился из браманизма буддизм: «Зороастризм и буддизм». Буланже браманизму придает большое значение. Л. Н. браманизму не придает большого значения.

Л. Н.: У Конфуция нет того грубого личного понятия бога, как у евреев. У Конфуция нет понятия о загробной, о вечной жизни, но о боге-начале есть.

Л. Н. сказал, что буддизм, с одной стороны — идолопоклонство, с другой стороны некоторые буддийские секты бога отрицают. Трудно найти путь. Л. Н., по словам Горбунова, видит центр тяжести в легенде — для такого массового распространения, которого браманизм не дает.

Буланже: Теперь разрушается эта легенда: отец Будды не был могущественный царь, а наш старшина.

Л. Н.: Это не важно. В каждой религии известная сторона: в браманизме — метафизическая, а в буддизме его, Будды, жизнь. В этом главная черта трогательная, которая привлекает к его, Будды, учению.

Буланже: У индусов, по мере развития сект, выдвигается то один, то другой бог, выдвинулся и Кришна — полубог.

Л. Н. поправил:

— Обоготворенный человек.

Принесли словарь Брокгауза и прочли «Кришну»4. Оказалось, что в легенде о Кришне есть сходство с легендой о Христе. Буланже высказал предположение, что Иисус знал учение Кришны. Л. Н. сказал, что он думает, что Иисус не был знаком с учением Кришны, потому что у самого Христа не было такого метафизического понимания, но, может быть, то лицо, которое писало Евангелие Иоанна, было знакомо с ним и заимствовало, потому что в Евангелии Иоанна есть эта глубина о христианстве.

Л. Н.: Мне всегда казалось, что Иоанн заимствовал: у Иоанна такое ясное метафизическое понимание, которое отсутствует у тех, других евангелистов.

Горбунов: Буланже говорит Льву Николаевичу, что хочет основательно изучить браманизм, буддизм, чтобы критики не могли упрекнуть его в незнании.

Л. Н.: Вы только не увлекайтесь научностью. Всегда, что бы вы ни делали, всегда будет: «А что говорит Хвольсон?» Надо махнуть рукой на критики. У меня столько в голове, такие планы, а вместе с тем слабость.

Последняя книжка о бегаистах разочаровала Л. Н.

Вторая серия книжек: Рамакришна, Беха Улла, американские, Чаннинг — американский религиозный мыслитель нового века. Горбунов спросил о пророках еврейских: написать о них предложить Гусеву?

Л. Н.: Не знаю, как с ними быть: это были скорее вспышки; религиозного чувства у них нет.

Л. Н. с 8 до 10 работал над корректурой Ми-ти и принес ее Павлу Александровичу и сел за винт, очень живой, в 11.15. Потом побеседовал. Горбунов рассказал Л. Н., что Чайковского будут судить за принадлежность к социал-революционной партии.

Л. Н.: Были ли у меня личные сношения с Чайковским? Чайковский — это именно один из того типа революционеров, которые бессознательно чисты. Он в душе религиозный человек; сознание в душе несправедливости, которая совершается.

Буланже: Я его близко знаю. Он рассказал о своих путешествиях пешком с Фреем (позитивистом) по Северной Америке, тысяча верст. Он описал свою жизнь.

Л. Н.: Форма описания своей жизни — одна из самых лучших.

Софья Андреевна возражала:

— Что может быть интересного описывать свою монотонную жизнь?

Л. Н.: Только углубиться, каждая, всякая жизнь получит глубокое значение. Леонид Семенов пишет мне, как в художественных произведениях описания, выдумка — плохи. Он в тюрьме рассказывал «Воскресение», и слушатель спросил: правда ли, было ли это, и, когда услышал, что нет, — был разочарован. И Семенов пишет, что надо писать правду и что̀ было. И я понимаю это и соглашаюсь с этим, что эта форма — описать, что̀ было, что̀ пережито, — совершенно достаточна. На днях хотел записать, что̀ мне рассказал рабочий. А переноситься в другого человека, рассказывать, что́ он чувствует, — часто в подробностях лжешь, рассказываешь то, что́ он не может чувствовать. Свойство художника — в том, что̀ он рассказывает, есть большая лестница состояния душевного: <он может> опускаться и подниматься. Большая широта — это главное свойство художника (может переживать разные впечатления, даже — низкие, почти животные)5. Чертков имеет эту способность.

Уехали Е. Е. Горбунова и Буланже.

Л. Н. (): Блестящая манера писания, это обвинение интеллигенции с точки зрения крестьянина.

Л. Н.: Краснов, которого жду, писал мне, что он приходил ко мне в Москве и рассказал мне про свое намерение раку Сергиеву взорвать и что я отговорил его от этого. И он хотел приехать и привезти свои записки, должно быть очень интересные, потому что он был крайний революционер6. И как удивительно — эти революционеры — какие у них резкие переходы! Даниель мне рекомендовался: «Я был самый ярый противник непротивления».

3 декабря. Л. Н. ходил поздно гулять к шоссе. На обратном пути за ним двое розвальней. В передних сидела Пелагея Болхина3* и пригласила Л. Н. садиться, но не могла остановить лошади. Л. Н. на ходу сел, на раскате около Границы вывалился.

Л. Н., как бы чувствуя себя виновным, что чересчур изменил труд Буланже, что очень перемарал корректуру, справлялся у Ольги Константиновны, ездившей сегодня в Овсянниково, где живет Буланже, как он отнесся к вчерашним его поправкам Ми-ти.

Ольга Константиновна: Павел Александрович все понял и высказался, что великолепно.

Л. Н. мне сказал, что получил интересное письмо И. М. Трегубова и письмо Л. Семенова; пишет, между прочим, что не получил книжек (очень часто пропадают наши бандероли. Придется заказными посылать, как посылала их Юлия Ивановна); присылает выписки из Плотина1. Л. Н. сказал, что он его читал и помнит, что у него мало можно почерпнуть. Но все-таки попросил Ивана Ивановича достать ему книжку Плотина. О Плотине сказал Л. Н., что он напоминает Иоанна Богослова. Его — Иоанна — причисляют к апостолам, но он был другого типа. Это признают и новые исследователи.

Л. Н. говорил о письме Фельтена:

— Пишет о своем судебном деле. Помощник Маклакова посоветовал ему, чтобы сам Маклаков защищал его — он умеет гипнотизировать судей. Надо будет Маклакову написать, чтобы он лично защищал его. Фельтен пишет, присылает рассказ Марка Твена об австралийском Робинзоне, пошедшем к обиженным, ожесточенным аборигенам (их истребляли, осталось их 300) и жил между ними мирно2.

Ольга Константиновна: Квакеры, благодаря Пенну, тоже мирно жили с индейцами, и индейцы их не трогали, кроме нескольких случаев, когда некоторые квакеры смалодушничали и выходили вооруженные: их по ошибке смешивали с другими, враждебными европейцами.

Л. Н. получил еще вчера новые издания «Посредника», между прочим Лао-тзе. Сегодня давал из них мальчикам. Просил нас разделить эти книжки на кипы для детей и взрослых. Александра Львовна спросила Л. Н., нет ли у него чего-либо для «Маяка». (Иван Иванович сказал, что он никогда не смеет просить у Л. Н. для его журнала.) Л. Н. очень охотно предложил послать ему из «Детской мудрости»3.

В газете «Приднепровский край»4* с 1 декабря появляется «Чем интересуется гр. Л. Н. Толстой. Учение о жизни, изложенное в изречениях» и т. д., т. е. «На каждый день»4.

Ольга Константиновна говорила о Сонечке, что она еще трехлетним ребенком спрашивала ее, откуда происходит человек: «Я произошла от тебя, ты от мамы...»

Л. Н.: Эти вопросы о происхождении человека, мира (у детей) навязаны, навеяны. Я не помню — а мог бы вспомнить, — что̀ я об этом в детстве думал.

4 декабря. Л. Н. эти дни очень много работает — удивительно бодр и легко работающий, помнящий, соображающий, совсем не как старик1.

Были Лев Рыжий (я его не видел) и Досев. Досев простился, уезжает к Чертковым и оттуда в Майкоп.

Утром Л. Н. ходил к учителю предложить ему быть библиотекарем в библиотеке, учреждаемой в деревне Ясной Поляне деятелями московского земства: Долгоруким, Звегинцевым, профессором Анучиным и т. д. Учитель выразил готовность, но после, посоветовавшись со священником, должен был отказаться.

От Черткова получено какое-то извинительное письмо2.

Ездили верхом лесом. Вечером с 10.30 до 11.20 винт: Л. Н., Ольга Константиновна, Александра Львовна, Варвара Михайловна.

Перевязывал палец Л. Н-чу вчера и сегодня: Л. Н. помял себе указательный палец. Когда я уходил от него, сказал мне:

— Прощайте, благодарствуйте, мой друг!

От Шкарвана длинное письмо, интересное: возражения три листа против «О науке». Л. Н. написал длинный ответ Шкарвану на эти возражения3.

Софья Андреевна показала портрет (фотографию) Л. Н., сделанный ею недавно. Л. Н. пишет за маленьким круглым столом,

Л. Н.: Портрет прекрасен, потому что не позировано. Руки прекрасны, выражение натурально.

Л. Н. сегодня на прогулке спросил меня, что за книга «Наше преступление»; Т. А. Кузминская пишет, что ее муж читает и восхищается ею. Это роман, который Л. Н. получил месяц назад и прочел, но забыл. Я кое-что рассказал из него, и он его вспомнил4.

5 декабря. Утром Л. Н. поправил ответ Шкарвану на возражения Шмита против статьи «О науке» и сказал мне, что, кроме этого письма, стал писать (пишет со вчера) новую статью «О науке»1.

Когда Л. Н. вышел в 2.15, ждал его прозябший, душевно помешанный человек и говорил, что он изобрел решение социального вопроса, но не сказал, в чем оно, хотя Л. Н., прогуливаясь с ним, спрашивал его несколько раз. Вечером, вспоминая про этого сумасшедшего, Л. Н. говорил, что он часто видел, что у сумасшедших — эгоизм: они не переносятся в положение другого человека, считают, смотрят на другого человека, как на орудие своих целей.

Верхом на купальню до половины дороги ко Рвам, Кудеярову колодцу, Козловке. Л. Н. спросил меня, кто такой был Гюйо? Гагина посылает выписки; его мысли превосходны2.

Л. Н. сел на лошадь. Помешанный, жалкий сказал ему, что он подождет. Л. Н. ответил, что нечего ждать, что ему, Л. Н-чу, тут дела нет. Этот человек вечером зашел в кучерскую, спросил, какая деревня это, тут ли живет Толстой. Верно, ничего не ел, ходил, еще больше прозяб. Я его звал на кухню согреться, когда дожидался Л. Н., а после свидания кучер Адриан предлагал ему сесть в сани, сказал, что довезет его до Козловки. Отказался и оба раза отошел. Смотрит в сторону: шея свернута вправо, глаза мутные, как у факиров, ничего не фиксируют, бледный, зубами стучит. Нас всех, говоривших с ним (Александру Львовну, меня, Л. Н-ча) очень грызет совесть, что не приняли в нем участия, не приютили, не согрели его, не направили на дорогу. На прогулке Л. Н. и вечером несколько раз вспоминал о нем. Через неделю о нем спрашивал меня урядник. Его привели в участок и отправили на родину.

Сегодня узнал Л. Н. из писем Гали и что Кенворти поместили в дом сумасшедших, и что Репин, основатель и член процветающей ташкентской колонии, помешался. Обе вести очень тронули его, и Репина ему очень жаль3.

Л. Н. рассказал, что получил письмо от ссыльного малограмотного, очевидно крестьянина, озлобленное: «Не дают вам правды говорить. Как же им (правительству) не мстить?» Очевидно, не знает христианских взглядов. От образованных, которые ему импонируют, слышит о том же мщении4.

— о занятиях с учениками, их оригинальные вопросы, ответы, рассуждения).

— Я не мог от него оторваться, — сказал Л. Н. — Интересен. Хотела приехать на Рождество играть с учениками «Где любовь, там и бог». Я ей отказал5.

Приедет на Рождество осведомлявшийся у Софьи Андреевны и приглашенный ею писатель с волшебным фонарем. Софья Андреевна за обедом говорила, как много гостей ждет на Рождество.

Л. Н. дочел, наконец, роман «L’Immolé», принес в 10.15 в залу.

— В высшей степени интересная книга, — сказал Л. Н. — В России невозможна (т. е., что русский писатель не мог бы написать такую абсурдность, серьезно веря в нее, как в этой книге — вера в исцеление лурдской водой): «œvre couronné par l’Académie»6*. Написана прекрасно, самый утонченный декаданс.

Л. Н. не сказал «декаданс», а скорее — «декадентизм»6.

— Слишком много сцен, язык современный, а вместе с тем проповедь католицизма. Я рад, что это прочел. Французский народ какой! Верит в католицизм. Описано в нем, как больная женщина — рана бедра — лурдской водой исцелилась. Потом рана снова открылась. Потом повела в Лурд слепую товарку и молилась: «Я благодарю за себя, а Ты исцели товарку слепую». Как она только это сказала, товарка закричала: «Я вижу!»

Приехал на праздник Дорик Сухотин.

6 декабря. Приехал Дима с другом — англичанином Бобом. Рассказал, что свезли «Круг чтения» в редакцию «Утра России». Хвалил эту газету. Рассказал про фельетон «Утра России»: «Неприкосновенность личности1. Нравился его отцу.

Л. Н.: Лопатин, человек, который издавал газету, приехал ко мне, был у меня, кажется, после появления «Не могу молчать». Я ему написал (продиктовал) несколько строк «Нет худа без добра». Он напечатал это, и его за это заключили на три месяца. Теперь он работает в «Утре России». Он приезжал неделю тому назад, вышедши из заключения. Это меня свело с «Утром России»2.

Л. Н.: Нынче письмо странное от московского богатого купца. Пишет о том, что̀ меня очень занимает: о нищих. Их число все увеличивается. Он придумал чеканить копейки для милостыни, чтобы их принимали только в ночлежных домах и в столовых, а никак не в трактирах. Я думал, что он придумал рабочие биржи, которые очень хороши. Меня одно время очень занимала эта вещь — устроить такие дома, где дадут работу, накормят, пригреют.

Л. Н. написал новую статью «О науке» (в два-три дня) и письмо Шкарвану — ответ на возражения Шмита против статьи Л. Н. «О науке». В этом возражении Шмит пишет, между прочим: «Falsch ist der Vorwurf. den Tolstoy den Männern der Wissenschaft macht, daß sie meinen, die Welt sei wirklich so beschaffen, wie sie sich den äusseren Sinnen der Menschen biete... Es glaubt, zum Beispiel, kein Naturforscher, daß sich die Sonne um die Erde bewege, wie der Sinnenschein zeigt»7*. — Дальше очень непонятно.

Л. Н. по этому поводу сказал, что теперь думал, кто имеет более реальное знание о Солнце: мужик ли, который знает, где, когда восходит и заходит Солнце и какую работу до своего восхода сделало, или ученый, который этого не знает, а знает какую-то воображаемую линию, по которой Земля движется вокруг Солнца. Но эта линия неточная: есть отклонения от нее притяжением Земли небольшими небесными телами.

Л. Н. пополудни (по случаю престольного праздника все яснополянцы дома: извозчики, солдаты) ходил по деревне. Был у Морозовой, его ровесницы, у которой невестка померла.

За обедом Л. Н. рассказал, что Гагина в своем дневнике пишет, что в их местах, те винопольщики, которые продали больше водки, получили награду.

7 декабря. Сегодня Л. Н. очень много написал беллетристического под заглавием: «Воспоминания врача»1̀ писал сегодня, были ли какие письма, что ездил в Овсянниково. В 9.15 вошла к нему Софья Андреевна. Л. Н. проснулся и вышел в залу, сел в кресло и дремал до 11.15. Потом (не емши, не пимши, только от изжоги одну-две чайные ложки тертого миндаля) пошел в спальню, разделся; говорил, что он никогда такой слабости не чувствовал, и с холодными ногами (грелку отклонил) лег спать в 11.25.

На дворе поземка, очень бушует ветер.

Александра Львовна перепугалась и взволновалась и спрашивала, не прислать ли докторов на помощь мне, и, главное, стерегла Л. Н., чтобы Софья Андреевна к нему не входила, его не волновала, не нарушила бы нужный ему теперь покой упреками, что он ездит далеко в Овсянниково и что после каждого раза ослабевает и делается сонлив. Но, слава богу, Софья Андреевна сегодня меньше обыкновенного суетилась, не принуждала Л. Н., как в других случаях при подобном состоянии, ни к еде, ни к питью, вину, рому, к грелке и т. д. Ольга Константиновна, Варвара Михайловна соблюдали спокойствие.

8 декабря. Л. Н. спал ночью хорошо (от 4 до 5.30 не спал), встал в 8.30. Днем мало работал, больше читал. Утром погулял, пополудни не выходил. Вчера поправил «Пора понять», Белинький переписал. После полудня Л. Н. опять внес, в конце, поправки. Тоже поправлял новую статью «О науке», собираясь ее послать Шкарвану. Но потом поколебался и не решил, кому пошлет.

О статье «Пора понять», которую вчера или третьего дня намерен был никуда не посылать, не печатать, а нынче, поправивши, решил послать Черткову, сказал мне приблизительно так: в ней, с одной стороны, недоброе чувство осуждения, с другой стороны обращается внимание на то, что́ делается правительством, а это надо1.

Перед обедом Л. Н. в кресле задремал, читая рукопись какую-то, и поручил отправить ее Поссе2.

Сегодня получен первый номер (декабрь 1909 г.) нового журнала Поссе «Жизнь для всех», где появилось «Письмо польской женщины к Л. Н. Толстому» и «Ответ польской женщине» Л. Н. Толстого. Пропуски обозначены точками.

Л. Н.: Я боюсь, за эти точки его накажут, это возможно. Вот какая фраза (и Л. Н. цитировал без пропусков).

Софья Андреевна рассказала, что сместили крапивенского исправника, станового Грессера, пятерых стражников и еще кого-то за то, что выдали Софье Андреевне бумагу «секретную» о взыскании четырех рублей с Л. Н. за фотографирование Гусева в крапивенской тюрьме: бумагу эту Градовский потом напечатал3. Исправник должен был написать другую бумагу, а этой — с означением «секретно» — не показывать. Привез же ее урядник Н. И. Сидоров, и его сменят. А жалко: он порядочный человек. Грессер плакал, т. к. его отрешили от должности, не дав другой.

Л. Н. о номере «Жизни для всех»: хвалил статью И. И. Горбунова о Кросби — «Поэт нового человечества». Хорошими нашел статью «Куда идет Л. Андреев» С. А. Адрианова и статью Поссе «Общественная жизнь». Нехорошей нашел «Дорожные разговоры» Чирикова.

9 декабря. Л. Н. ездил верхом с кучером в Овсянниково. Заболела Мария Александровна.

Был П. А. Буланже; рассказал, что сыновья Булыгина возили с другими дрова в Тулу. В Туле полицейский потребовал, чтобы слезли с саней и шли рядом с санями. Ваня Булыгин не слез. Его привели к полицмейстеру, а тот его позвал за перегородку, быстро поднял руку, ударил и быстро опустил руку. Когда отец узнал об этом, он помчался в Тулу. Полицмейстер не принял его; он к губернатору. У губернатора полицмейстер отрицал, что он ударял.

Л. Н.: Должен <был> подставить другую щеку.

Буланже: Ваня Булыгин совершенно спокойно перенес.

Буланже сказал, что Конфуций не был государственником; он учил: чем других насилием заставлять не делать зла, самого себя обуздывай.

Л. Н.: Какие растут молодцы! — И Л. Н. рассказал про Е. П. Кузевича из Ясенков, 20-ти лет. Призывался к набору. Они (комиссия) пошептались и отпустили его, несмотря на то, что взяли младшего брата, который меньше его ростом. Молодой человек совсем спокойный и твердый. Его сестра, милая, учит телятинских детей. — Ах, эти молодые люди!

— военная служба. Даниель говорил, что Вивекананда в Англии вращался только в богатых кругах. Он как будто отошел от браманизма, от такого искусственного выхода из материального мира. Нравственного учения у Вивекананды не найдешь.

Буланже говорил, что буддизм произошел из браманизма.

Л. Н.: То самое евреи говорят о христианстве — что оно вытекло из пророков, что̀ и могло быть.

Буланже предложил Л. Н-чу просмотреть его работу о Конфуции, если у него есть досуг.

Л. Н.: У меня есть работа. Но корректуру Конфуция оставьте непременно. Я посмотрю самое существенное с моей точки зрения.

10 декабря. Сегодня должен играть в Туле Кубелик. Александра Львовна с Варварой Михайловной желали пойти слушать его и желали бы, чтобы он приехал играть в Ясную. Ища в газете «Тульская молва» объявление, нашли другое — про «Анну Каренину» на сцене (один-два месяца тому назад). Варвара Михайловна к Софье Андреевне:

— Не желали бы посмотреть?

Софья Андреевна: Боже избави!

Александра Львовна припомнила, как, давно, в Туле на сцене шла «Анна Каренина». И, когда поезд задавил Анну, публика кричала: «Бис! Бис!», и поезд дал задний ход и снова произвел задавление.

Софья Андреевна вспомнила давнее изречение Л. Н. о переделках: «Как вылилось художественное произведение в художественной форме, так и должно оставаться».

Некто Сулимов выписывал на 5 р. «Не убий!» и др. Л. Н. сначала думал не посылать; полагая, что это пропаганда, не желал подвергать людей опасности; есть столько незапрещенных книг, из которых можно вычитать то же, что из «Не убий!» и др.

— Я ему напишу, — сказал Л. Н. — Но потом решил послать1.

Л. Н. сегодня прочел рукопись В. А. Лебрена «Труд и наука», присланный Лебреном Досеву по моему адресу. Л. Н. понравилось: бойкий, смелый стиль усвоил себе у Герцена. Но еще лучше было бы, если бы еще над ней поработал. Но она и так очень хороша.

Сегодня мне 43 года. Л. Н., узнав об этом: «Поздравляю вас!» — и чокнулись «Мостом» (виноградным соком, который он в это время пил).

Софья Андреевна только что говорила, что Святейший синод хочет приступить к провозглашению святым какого-то старца Иоасафа, в XVIII веке жившего; жаловалась, что много прохожих, что сегодня семнадцати подавала.

Л. Н. опять говорил то же, что и недавно: не будь деревень, где и кормят, и пускают ночевать, что̀ было бы с прохожими? Правда, что, не будь этого отношения народа к ним, их бы столько не было. Это соблазн (деревни) для них: порочный круг. Л. Н. разговаривал об автобиографии, посланной сибиряком, «незаконным ребенком, не знавшим ни отца ни матери». Его судьба очень интересна. По поводу этой автобиографии, напоминающей немного автобиографию Горького, Ольга Константиновна заговорила о Горьком. Да еще и потому, что на днях Дорошевич в «Русском слове» счел уже своевременным занести на него руку2.

Л. Н. вспомнил рассказ Горького «На плотах». Он, Горький, в том поступке видит что-то поэтическое, сильное, а оно отвратительное3, и Л. Н. высказался в том смысле, что он Горького не любит.

Л. Н. только гулял; этой осенью прогулку делает только если слаб: предпочитает верхом ездить. Очень изредка, если совсем здоров, гуляет. Раньше же чередовал прогулку пешком с поездкой верхом.

В иллюстрированном приложении к какой-то газете голые тела. Л. Н., негодуя, поражался:

— Тело — оно есть, бороться с ним <надо>, а тут выставляется, как какая-то прелесть.

Ольга Константиновна рассказала, как Димочка, когда приехал в Англию, хотел в отеле выйти в коридор, высунулся в дверь, но захлопнул и с удивлением сказал: «Мама, там какие-то неодетые». Это дамы декольте шли к обеду.

Александра Львовна же припомнила термин «бабы моются»: девочка кухарки Аннушки перелистывала иллюстрированную книгу и, где были голые, определяла: «Бабы моются». Это выражение и употребляется с тех пор у Толстых для обозначения неприличных картин. Л. Н. понравились эти воспоминания и сказал, что это поместит в «Детскую мудрость»1.

Софья Андреевна укоряла Л. Н., что сегодня столько работал (с 9 до 3-х и с 7 до 9.30) и теперь еще полтора часа без перерыва писал.

Л. Н.: Мне это легче, чем когда перерываю. Тогда прямо боль в голове. — И лицом выразил и рукой показал.

Л. Н. третьего дня ходил к учителю и сегодня спросил:

— А что, учитель слуху не дает насчет библиотеки?

Софья Андреевна: Предлагается сапожник Арбузов, но я, попечительница, не допущу: у него кабак.

Софья Андреевна уехала в Москву на пять-шесть дней.

12 декабря. Л. Н. гулял. После обеда остался сидеть. За столом спросил меня, что новенького. Я рассказал, что́ вычитал в «Новом времени» о Южном Сахалине, цитируя харбинскую газету: с прогрессом японской части Сахалина дело не так обстоит, как пишут, — только рыболовство и лесопромышленность выгодны, а прочие японские колонисты покидают Сахалин. Ольга Константиновна усомнилась, правда ли это, если это пишет «патриотическое», националистическое «Новое время».

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Декабрь

ТОЛСТОЙ В ДЕРЕВНЕ ЯСНАЯ ПОЛЯНА

1908—1909 гг.

Фотография В. Г. Черткова

«Л. Н. ... этой осенью прогулку делает только если слаб: предпочитает верхом ездить...
Раньше же чередовал прогулку пешком с поездкой верхом». — Запись от 11 декабря 1909 г.

Л. Н.«Новое время»! Да все они, эти газеты!

Л. Н. заметил о Финляндии, что там неспокойствие: слухи о войне с ней.

Л. Н.: В «Новом времени» в фельетоне 10 декабря какой-то Перцов меня вдребезги разнес!1

8*Была в Ясной Поляне сотрудница «Русской мысли» В. Г. Малахиева-Мирович. Привезла свой перевод книги В. Джемса «Многообразие религиозного опыта». Эта книга была впоследствии сильно рекламирована «Русской мыслью». Л. Н. просмотрел ее, и очень не понравилась ему: 1) потому что пишет о религиозном вопросе поверхностно; 2) тем, что в ней множество иностранных слов (Л. Н. прочел вслух несколько таких слов, которые даже он сам не понимал, прочел и целые непонятные предложения); 3) большим объемом и положенным на печатание ее большим трудом2.

Л. Н. поговорил с Малахиевой-Мирович о редакционных делах «Русской мысли» и дал ей рукопись крестьянина, автобиографию Елисеева, которую было предназначил для Поссе, для его журнала «Жизнь для всех». Эта автобиография крестьянина не была напечатана в «Русской мысли», редакция вернула ее с какими-то отговорками. Малахиева еще просила Л. Н. позволить приехать ее другу Шестову3.

13 декабря. Л. Н. ездил верхом в Овсянниково, обратно на санях. Делир свободно бежал за санями. У Марии Александровны (Буланже, Александра Львовна, Варвара Михайловна и я) рассказал Л. Н., что в «Русском знамени» фельетон о нем, в котором несколько раз повторено, что он проповедует материализм и «живи в свое удовольствие»1.

Л. Н.: Как же не радоваться таким статьям? Потому что ничто так не указывает, что не стоит заботиться о мнении людей, о славе людской — не о славе, не в смысле gloire, а о славе на народном языке, в смысле «осуждения».

Буланже заговорил о буддийском распределении любви; троякую различают любовь: 1) какую чувствуешь к жене, 2) к родным, друзьям, 3) к врагам.

Л. Н.: Последнее это — христианская любовь.

Кто-то из нас заметил, что врагов любить трудно.

Л. Н.: Трудно-то трудно, а надо, как пахать землю: трудно ли, нет ли, а надо.

Когда ехали обратно на санях, Л. Н. молчал, только, подъезжая к лесничему, Л. Н. спросил9* меня про Лопухина, Азефа, изумлялся тем, что человека наказывают за то, что он открыл гадость.

Около «границы» Л. Н. вздремнул, стал покачиваться и, наконец, лег. Раньше отгонял Делира, который имеет обычай просовывать голову свою между головами сидящих.

Л. Н. обедал с нами. Ел мало, после обеда читал за обеденным столом минут 10—15 книгу Джемса, то место, где о нем пишется, что у него религиозное учение выросло на почве меланхолии. Потом встал и, жалуясь на холод, пошел в кабинет.

Л. Н. в этот вечер заболел сильным припадком инфлюэнцы: температура 40,4, дыхание — 35, пульс — 12010*. Уехал Андрей Львович.

Л. Н. пожаловался Александре Львовне, что его знобит. Стало его трясти. Губы тряслись, не мог ясно говорить; лицо, особенно нос и губы, посинело. Оделся в халат, сел в кресло, ноги окутали ему пледом и поставили на скамейку; к ногам — бутылку с горячей водой, на живот — мешок с горячей водой, на голову — шапку. Л. Н-ча лихорадило, охал все чаще и чаще. В восемь согласился выпить чаю с ромом. На просьбы, чтобы лег в постель, не соглашался: «Когда время будет».

Пульс в восьмом часу — 70, довольно сильный, без перебоев, руки холодные, ноги теплые. После восьми озноб усилился, пульс стал слабеть и частить, и до того ослаб, что нельзя было его хорошенько ощупать. Л. Н. охал, стонал, но в то же время старался читать «Русские ведомости».

Предложили смерить температуру, не согласился. Опять предлагали ложиться в постель, говоря, что лучше будет.

— Никак не будет лучше, — ответил Л. Н. — Идет, как должно быть.

Пульс в 8.30 — 88, трясение ослабевает, нос менее синий, ноги не холодны на ощупь. Стал согреваться, но всему нехорошо, охает, изредка зевает, раз чихнул. Иногда охает и стонет подряд, бормочет, заговариваясь, бредя. Вновь предложили смерить температуру, Л. Н. позволил. Температура — 40; пульс — 96, с перебоями.

Послали срочные телеграммы Софье Андреевне, Черткову, Д. В. Никитину, Грушецкому, послали за П. А. Буланже. Л. Н-ча, несмотря на его отказы, раздели и переложили на кровать, которую притянули к креслу. Был тяжел, опускался, ложился очень плохо, голова свалилась в глубь постели, но не хотел, чтобы его лучше положили. Задремал.

Бредит. Всему оказывает сопротивление.

Л. Н. лежит в постели, в кабинете. Вздремнул.

— Эх, Душан Петрович, вы не спите? — спрашивал два раза.

— Эмсу с вином не выпьете?

— Нет, не надо.

Это уже говорил кротко и не протестуя, и не бредит, а спокойно говорит. Узнал Буланже, который приехал в 11, и несколько раз спрашивал: «Как, почему он так поздно здесь?» С ним, Александрой Львовной, Ильей Васильевичем наложили ему компресс.

— Ах, как холодно! Это не может быть хорошо, такой холодный!

В 11.5 пульс — 110, слабый, с перебоями. Руки то холодные, то горячие. Александра Львовна подержала его руки, не заметил.

В полусне говорил: «Пять, восемь... Душан Петрович, вы бы спали».

В полночь приехал Андрей Львович с доктором Сухининым. В 12.25 температура 39,7. Сухинин считал пульс — 120, дыхание — 35.

Л. Н-ча совсем раздели. Кожа влажная, потеет. Бред прекратился.

В половине второго Л. Н-ча перевезли в его спальню; он выпил две чайные ложки виноградного сока, после некоторого времени еще одну. П. А. Буланже остался дежурить.

14 декабря. Утром в 4.25 дыхание — 28, пульс — 92, перебои — 3—4. Л. Н. стонет.

— Болит что?

— Ничего не болит, только тоскливо...

С двух до четырех спал спокойно. В пять позвал Буланже, сообщил ему что-то и сказал, что не может заснуть. После заснул и спит.

В восемь часов охал, перевернулся к стене. Я просил смерить температуру. Л. Н. сам себе ставил градусник: 37,4°. Пульс — 92. Спросил: «А ночью сколько было?»

Попросил у Ильи Васильевича подушки — красную и другую, потом содовую лепешку.

Вошла Александра Львовна. Я спросил Л. Н-ча, болит ли что.

— Голова немножко. Если что болело эти дни — печень. А теперь не болит, немножко чувствую. Идите спать, голубчик.

Вообще ночью Л. Н. о всех заботился, отсылал спать. До шести дежурил Буланже. В восемь утра послали Софье Андреевне срочную телеграмму успокоительную.

Приехали Михаил Львович, Андрей Львович. В 12 часов дня — 37,3°. Глаза не режет, насморка нет, кашля нет. Л. Н. думает, что будет малярия.

Л. Н.: Надо всех людей любить.

Из Севастополя хорошее письмо еврея. Ответил1.

15 декабря. Вторник. Л. Н. не спал до двух; холодные ноги, изжога. Как ему неприятно беспокоить ночью и как благодарен за помощь!

Переделал «Сон»: ни строки не осталось прежней.

Л. Н. утром встал, оделся, но был очень слаб. Не ел до 6 часов вечера. Утром уехал Сергей Львович. Приехала Татьяна Львовна. За обедом и после Л. Н. разговаривал с Д. В. Никитиным и Татьяной Львовной. Дмитрия Васильевича спросил: «Вивисекцией вы занимаетесь?»

Разговор о какой-то статье (книге) «Le crime d’obéir». Разговор о какой-то семье, в которой один сын сгорел, другой застрелился, третий жену застрелил.

Л. Н.: Как вопросы религиозные, философские, они требуют сильного напряжения мысли, а тут — в стихах. Отвратительно! В древности не могли иначе, они до той точности не дошли. Но после Канта в стихах писать (философское) — отвратительно! О религии писать в стихах... я никогда этого не мог терпеть.

Л. Н.: Чайковский11*, я его хорошо знаю, необыкновенно добрый человек, отзывчивый, деликатный и совсем не революционер. Человек, который много испытал. Были у меня личные сношения с ним?

16 декабря. Здесь Татьяна Львовна, Д. В. Никитин.

просил накрыть его хорошо. Утром массаж голени. Л. Н. встал поздно.

Ночью телеграмма от Стаховичей; я больше не заснул, как это часто бывало после получения ночью телеграмм. Я весь день до 6 часов вечера отсутствовал, был у истекавшей кровью, беспульсной женщины в Новой Колпне. Родила семь часов тому назад. Потом был в Засеке около Крыльцова.

Л. Н. за обедом спросил о больной и родах ее.

Я: Die Operation ist gelungen, jedoch die Patientin, wahrscheinlich, stirbt*12*. У нас на столе чудные цветы, полученные от неизвестной.

Л. Н. переспросил и спросил, глубоко тронутый:

— Там цветов не было?

— Нет, там было очень тесно, нечисто. Негде было больной лечь, чтобы протянуться. Надо было в середине комнаты устроить ложе из двух сундуков. Я сказал себе, что буду поскромнее жить: пирожного не есть.

У Л. Н. очень слабый голос. Л. Н. сам исхудал, ослаб, охрип. Никитин спросил Л. Н. про книги: учебник японского языка и японские книги для чтения, которые он вчера передал Л. Н., как подарок врача Гедговта. Составлены эти книги (по японскому образцу) православным русским священником в Токио1. Л. Н-чу понравились, но о японцах высказался опять же нелестно в том смысле, что они в нравственном смысле — дикари. На них видно, как люди, малопросвещенные религиозно-нравственно, легко усваивают себе то, что называется просвещенностью — культурой. У них нет сдерживающего нравственного начала, что у нас, русских, все-таки есть.

Л. Н. после разговорился о том, как прохождение через школы поощряет воспринимающее, а заглушает самобытно мыслящее начало в человеке. Л. Н. хочет еще читать эти «Книги для чтения», пока только просмотрел их. Японское письмо иероглифическое назвал изобразительным.

Л. Н. спросил Дмитрия Васильевича про японскую медицину. Дмитрий Васильевич ответил, что она подражательная — самобытного японцы ничего не вложили в медицину — и что она ниже русской.

Александра Львовна заговорила с отцом о письме Черткова, оставить ли издание «На каждый день» Сытину, который не хочет издавать его на свою ответственность, или ей самой издавать его? Она желает, но опасается заключения. Вмешалась Софья Андреевна: потребовала, чтобы ей передать издание «Круга чтения» и «На каждый день» (или не помню), и осталось за ней. Татьяна Львовна не поддержала Александру Львовну, предполагая все-таки, что ее не заключат. Александра Львовна не желает передачи Софье Андреевне: будет дорого продавать и для даровой рассылки Л. Н-чу не отпустит экземпляров.

Дмитрий Васильевич спросил Л. Н. про Мечникова. Л. Н. сказал, что у него кастрировано нравственное чувство. По его мнению, надо только смотреть за состоянием ретирад, чтобы микробы не попадали на растения, и тогда все хорошо.

Приехал Спиро интервьюировать, но Л. Н. просил обойтись без него, и поговорили с ним Александра Львовна (за которой Спиро записывал)2, Дмитрий Васильевич и Софья Андреевна, которая воспользовалась им, чтобы через него в «Русском слове» добиться объявления о ее появившейся вчера книжке детской. И за это ему льстила и его хвалила у Л. Н.

17 декабря13*. Здесь М. С. и Т. Л. Сухотины, Д. В. Никитин. Л. Н. первый раз выходил, прошелся к конюшне. Голос и вообще — крепче, работает.

Утром вторгся в дом американец.

Л. Н. прочел из «Круга чтения» сегодня. Л. Н. прочел «L’immolé» и сказал, что этот роман превосходно написан. Но он проповедует католичество.

— Иоасаф нижегородский. А у нас мощи открываются.

Л. Н. вспомнил, что завтра будет суд над Иваном Ивановичем за «Право собственности на землю» Спенсера. Муравьев построил защиту не на том, чтобы доказать правоту взглядов Генри Джорджа, а на том, что Иван Иванович не читал, что́ перепечатывает.

Л. Н.: Буланже мне говорил о Бурцеве, что он мученик революции, искренний, преданный, Он ходил к нему по поручению Черткова насчет типографии, отыскал его на пятом этаже, в крошечной комнате. Постучал. «Come in!»14* Лежал на кровати накрытый, встал — голый. Надел верхнее платье, пристегнул воротничок и пошел с ним.

Ольга Константиновна: Бурцев — добрый человек.

Л. Н.: А все, что делается, это пережитки. Мне все эти вещи указывают до того явственно, что все дело в человеке, в нравственном усовершенствовании людей.

Разговор о покушении Вознесенского на Карпова. Он был Азефом с большой склонностью влево. Он должен был убить государя, но на это не хотел рискнуть, а устроил покушение на Карпова.

Л. Н.: Ведь ему все равно — виселица и так, но тут он мог исчезнуть, а при покушении на государя — верная смерть. Он вниз, в отдаленные комнаты... Ушел бы, если бы не пошел за шапкой и потом побежал.

Л. Н. (Михаилу Сергеевичу, прощаясь): Желаю вам, чтобы нашли Танечку здоровой. Мне это так видно: она висит на очень некрепкой ниточке, а вы за нее ухватились. Ее жизнь вне воли, не только воли, а соображений наших.

Насколько Л. Н. русский: он, когда стучат, очень редко отвечает «Войдите», а обыкновенно: «Come in». У народа не принято стучать и звать войти, и он чувствует, что тут что-то неестественное. У народа приходит человек к человеку, когда нужно.

Спросить, что говорил о японских книгах?

Л. Н.: Японцы очень умеют подражать, но мало создают, потому они прогресс в технике обнаружили, особенно морской. Они же сами остаются совершенно дикими людьми, которые приняли только облик европейской цивилизации.

18 декабря. Л. Н. спал хорошо, восемь часов. Изжоги не было. Еще вял. Встал в 9. Приехал из Саратовской губернии крестьянин, очень интересный, самостоятельный1. Ему предлагают вступить в молокане, а у них — троица, которой он не признает. У них в деревне семь сект. Его с товарищем зовут безбожником. К Л. Н. уехал украдкой. Только жена и товарищи знают, куда он поехал. Толстого у них зовут «ненавистником» и не читали его книг. Приехал посоветоваться, какую веру избрать. Пополудни ходил гулять с Л. Н. к мостику. Александра Львовна их догнала, посадила в сани; они продолжали беседовать. Проехали Черту, Воронку и купальню.

Л. Н. (о нем): Мужичок самый серый, из беглопоповцев. Почти то самое, что старообрядцы. Попалась ему «В чем моя вера», а первой книжкой — «Восстановление ада», где поразили его слова о троице.

За обедом Л. Н., Дмитрий Васильевич, Ольга Константиновна, Александра Львовна, Варвара Михайловна.

Александра Львовна спросила Л. Н-ча:

— Что, этот крестьянин вегетарианец?

— Нет, он совсем дикий, он в глухом месте живет.

Старинный, хороший русский язык; он еле-еле грамотен. Он продал лошадь, чтобы сюда приехать: «Писать боимся». Сюда ехал — и то сказал, что поехал в клинику лечиться. Задает самые обычные вопросы: иконы, таинства, крещение.

Дмитрий Васильевич спросил, где больше ищущих: среди народа или интеллигенции.

Л. Н.: Люди, которые, живут преданием, гипнозом общественного мнения, их 99 процентов, а люди, которые ищут, — один процент. Их процент одинаковый у крестьян и у интеллигенции, но у интеллигенции восприимчивость (для религиозно-нравственных вопросов) меньше, потому что там, вместо церковных суеверий, — Дарвин. Ища в Брокгаузе Сметану, я посмотрел «смерть». Я искал, что́ люди, которые мыслят, разумеют под смертью. Нет там. Есть «смертность», «юридическая смерть» и т. п.

Дмитрий Васильевич: А что, из раскольников много обращаются к вам?

Л. Н.: Мало, особенно мало от молокан. Только из старообрядцев. От Молочникова письмо: был обыск у него, конфисковали его библиотеку, которой он очень дорожил, и рукописи. Она пропадет. Присылает два прелестных письма от отказавшихся Смирнова и Соловьева, которого уже приговорили к четырем годам2.

Речь о Чудачке и Дурачке, лошадях Александры Львовны, какой они масти: буланые или соловые. Говорилось о разнице между буланой, соловой, саврасой, игреневой. Александра Львовна утверждала не то, что Л. Н-ч. Л. Н., такой знаток русского языка, наконец допустил: «Может быть, я ошибаюсь».

Л. Н. просмотрел и карандашом отметил места в книге: Augustin Smetana «Geschichte eins Excommunicirten»3.

Л. П. Никифоров просит какую-нибудь книгу для переводов. Л. Н. послал ему эту и, кроме этой, еще: J. J. Doke «M. K. Ganghi: an Indian Patriot in South Africa». L., 1909. В этой книге описано, между прочим, пассивное сопротивление индусов, переселившихся в Южную Африку: в тюрьмах отказались от невегетарианской еды и жили впроголодь, т. к. английские власти не переменили им еду. Часть их англичане выслали обратно в Индию и ограничили переселение новых в Южную Африку4.

Л. Н. говорил, что искал Сметану в Брокгаузе: нет. Л. Н. советовал Дмитрию Васильевичу, чтобы Л. П. Никифоров перевел книгу Сметаны на русский язык.

— Книга Сметаны, по-моему, очень интересна, — сказал Л. Н., — но подлежит сокращению: надо выпустить его письма к полиции и ответы, потому что это касается вопроса щекотливого, который, вероятно, у нас не пройдет. Монах, ученый, философ. Я уж, в конце концов, пожалуй, предпочел бы написать предисловие. Боюсь, что мое предисловие сделает ее вредной. Что знаете про Сметану? — спросил меня Л. Н. — У него про церковь то самое, что в «Круге чтения». Как только о церкви, — у него очень хорошо. Как возникало сомнение несколько раз... Он не признает «религии» вследствие религии. В предисловии можно выдвинуть достоинства книги, не упоминая аналогии с русскими. Он раскрывает лицемерие священников, как они ни во что не верят; потом грубое отношение к деньгам деревенских священников: они пренаивно берут их себе. Их католическое отношение к кухаркам и наказание, потому что кухарка получает над ними огромную власть. Потом кафедра... Очень интересно. Как жалко, что мне нельзя......15*

19 декабря. Со вчерашнего дня продолжает здесь быть саратовский крестьянин А. А. Станков, 51 года, продавший лошадь, чтобы съездить к Л. Н-чу. Л. Н. утром и пополудни с ним гулял и велел ему дать книг. Станков мне сказал, что Л. Н. ему сказывал про свое писание, что «еще надо написать истинную правду».

Л. Н. недавно принял почетное крестное отцовство, и сегодня прислали ему благодарственное письмо и фотографию его крестника. Порадовала Л. Н.: «А крестник мой хорош!»1

Л. Н. с тихой радостью вспомнил об освобождении из-под суда И. И. Горбунова вчера2.

«Русских ведомостях» Л. Н. прочел в статье Рубакина, что Россия недавно была по изданию книг на последнем месте в Европе, а в 1906—07 гг. стала на первое место. Л. Н. рассказывал и удивлялся. Разгадка простая: в 1906—07 гг. издавались особенно много политические брошюры, листки3.

А. А. Станков выражается вместо «делать усилия» — «надо трудиться и удерживаться». Л. Н. о нем:

— Тип того огромного количества коренного, основного русского народа. Ничего они там не знают. Как-то попали туда «В чем моя вера», «Восстановление ада».

Станков говорил, что там, в волости, урядник всякое письмо вскрывает. Себе просил письма посылать в Саратов.

Ольга Константиновна рассказала, что сегодня вычитала в «Русском слове», что в Южной Японии три урожая риса; нет ни безграмотных, ни нищих.

Л. Н.: Вот это и беда! Все они читают ту книгу (Л. Н. намекал на «Токухон, или Книга для чтения и практических упражнений в японском языке»16*) — вера, житейские рассуждения.

Вчера Л. Н. об этой книге: что воспитание верноподданнического долга у нас делается неумело и грубо; там делается тонко и умело.

Софья Андреевна заговорила о конфискациях книг и привлечении издателей к суду. Кому это нужно? Кто это делает?

Л. Н.: Награждают их, хотят подслужиться.

И Л. Н. сравнил русскую цензуру, австрийскую (какая была во время Августа Сметаны в 40—60-х годах) и японскую. Япония в этом превзошла Россию и Австрию.

Софья Андреевна сообщила Л. Н. просьбу Градовского написать в газету (не разобрал что̀)4. Л. Н. отклонил эту мысль, потому что тут (в этой анкете) пружиной — газетное дело, денежное. Пускай бы он торговал, деньги наживал вином, табаком, публичными домами, а не словом.

Л. Н. просил Софью Андреевну привезти из Москвы сочинения Гюйо. Софья Андреевна рассказала, что Гюйо по-французски запрещен, в магазинах не продается, а позволен по-русски.

Софья Андреевна привезла из Москвы два номера юмористической газеты «Кривое зеркало». В Ясной Поляне юмористическо-сатирической газеты не видали, не получаются. Я заметил: как в России — слава богу — сравнительно мало развита отрасль юмористическо-сатирической периодической печати. Сколько ее в Германии и особенно в Австрии! Л. Н. не одобряет, ему противны юмористически-сатирические листки: на все вопросы смотреть вскользь, чтобы они были забавны.

20 декабря. Здоровье Л. Н. пришло в нормальное состояние: гулял, пополудни верхом на Козловку, Воронку, Черту.

Пополудни приходили Лев Рыжий с Алешей Бирулей. Л. Н. с ним около 40 минут беседовал. Л. Рыжий спорил с Л. Н., утверждая, что нужны дела, а не самосовершенствование. Самосовершенствование проповедовать и самосовершенствоваться и этим успокаиваться — одни слова Л. Н.

Лев Рыжий с Алешей идут в Ташкент.

Утром приехал А. Н. Дунаев с Б. Г. Русановым, 30-ти лет, инженером железной дороги в Самарканде. Вечером Л. Н. дал прочесть вслух новополученную ремингтонную статью Черткова «Две цензуры для Толстого», в которой Чертков уличает либеральные и профессорские «Русские ведомости» за пропуск ими мест (цитирует двенадцать крупных) из-за несогласия и из-за того, что доказывать тут (опровергать Толстого) нечего, цензуровать надо!1

Л. Н.: Места изъяты редакцией «Русских ведомостей», когда находили их неудобными, — инстинкт самосохранения. Редакторская цензура либеральной прессы опекает читателей.

: Тут мы присутствуем при либеральном произволе и нетерпимости.

Л. Н.: Гагина, рязанская помещица, которая всю жизнь свою посвятила школе, послала мне свой дневник. Там цитирует Гюйо2. Софья Андреевна привезла мне эту книгу из Москвы. Пустейшее сочинение! Человек, который сам не знает, что̀ религия, описывает, что переживали религиозные мыслители, пишет историю религиозных движений.

О суде над И. И. Горбуновым за печатание «Права собственности на землю» и об освобождении его. Прокурор был особенно жесток.

Л. Н.: Я не могу понять такого типа прокуроров.

Л. Н. об обвинительном акте:

— Это квинтэссенция о праве всех людей на землю.

Л. Н. хотел до суда напечатать этот обвинительный акт и комментировать его, но предупредили его, что этим мог повредить Ивану Ивановичу, и Л. Н. оставил это.

Л. Н.: У меня вчера был гость (саратовский крестьянин), который нарочно приехал, чтобы поговорить о боге, и душе, и вере. Человек высокого религиозного понимания, а между тем, так как «там около Толстого приставлены стражники, и сейчас схватят», он готов лгать вследствие того, что он запуган стражниками, которые около дома17*. Он произвел на меня сильное впечатление; боюсь сказать, о чем и говорить не следует, надо перестать говорить миру интеллигентному — «Русских ведомостей», а (говорить) тому миру — ста миллионов людей. И если б бог дал жизни и писать буду, тогда я буду иметь в виду эту публику (это будет моя публика), этот grand monde18*.

«Вы рады?». — «Я — нет. Я и не поеду», — сказала.

Уехали Дунаев, Русанов. Лев Рыжий и Бируля ушли в Овсянниково.

21 декабря. Днем был Сережа Булыгин. За завтраком Л. Н. вспомнил статью Розанова во вчерашнем «Новом времени»: что он писал «Войну и мир» и «Анну Каренину» — это было весело, а что́ он теперь пишет — это скучно1. Розанов рассуждает с точки зрения веселости и скуки.

«Бог есть любовь; пребывающий в любви пребывает в боге»2. Человек верующий живет любовью, а который рассуждает, тот не верит в бога-любовь.

Л. Н. говорил вяло, он не в ударе; после записывал в дневнике.

Сережа Булыгин спросил про его новую статью о земле — «Сон». Л. Н. сказал, что запутался в ней. Сегодня перед полуднем выпустил все осмеивание (разговор княжны и графини) и др. и оставил одну речь «кого-то». Еще Л. Н. сказал, что речь эту видел во сне, особенно сильно3.

Вечером с 10.15 до 11.10 Л. Н. разговаривал с Сережей о боге.

22 декабря. Сегодня Л. Н. при разговоре сказал, что думал о вчерашнем:

— Я всегда чувствую: без бога ни до порога, но знаю: чем яснее себе его представляешь, тем слабее вера в него.

Утром были от «Русского слова»: тульский корреспондент с управляющим провинциального отдела Брио. Спрашивали о здоровье Л. Н-ча.

Л. Н. после обеда долго беседовал с Марией Александровной. Софья Андреевна спросила его, и он говорил о статье Розанова в «Новом времени»:

— Тут самое забавное то, что́ Толстой говорит о христианстве; это все скучно, — сказал Л. Н. — Это манера Зоси Стахович, которая говорит: «Как-то ваш мудрец в «Круге чтения» говорит очень нелюбезно про дам: он говорит, что не надо много говорить». Эта точка зрения скучности, нелюбезности и у Розанова.

Сегодня Л. Н. имел тяжелый разговор с Андреем Львовичем. После Л. Н. спросил его, не сердится ли. Андрей Львович искренно ответил, что нет, и видно было у него любовное отношение к отцу.

Мария Александровна заговорила о том, что в Германии в школах унитарианские пасторы учат по книге Л. Н. «Учение Христа для детей», по немецкому переводу Шкарвана. Это рассказывал Дунаев, видевший это в школе в Баденском княжестве. А у нас «Учение Христа» запрещено.

Л. Н.«Учение Христа для детей» запрещено за то, что там сказано: «В семье Иосифа родился сын».

Л. Н. вечером говорил, что прочел сегодня Эпиктета в новом русском переводе с новым удовольствием. Потом говорил про Марка Аврелия, про которого в той же книжке читал, что общее распространенное мнение, будто бы Марк Аврелий преследовал христиан, несправедливо.

Вечером Александра Львовна прочла вслух «Сон», проверяя только что подготовленный экземпляр ремингтонный в новой отделке Л. Н. Очень сокращен: оставлен один сон, пропущена обстановка, разговоры княжны с графиней и пр. Взгляд на несправедливость и неудержимость земельной собственности особо, небывало ясно, сильно выражен в «Сне». Но мне казалось, что Л. Н. еще недоволен, что еще будет обрабатывать «Сон»1.

23 декабря. Уехала Мария Александровна. Под вечер вернулась Ольга Константиновна с детьми.

Только когда я его пригласил, — вошел. Вел себя очень скромно. Его начисто переписанная работа в 200 страниц фолио — «Христианская этика». Это изложение учения Л. Н.

Булгаков, 23-х лет, из Томска, студент философского факультета Московского университета. Разделяет взгляды Л. Н-ча. О себе мне отвечал, как он нашел Толстого: «Я был прирожденным христианином и все больше и больше находил правды в его учении». Говорил о радости, что Л. Н. жив. «Когда умрет, осиротеем все — такое чувство. И тогда поднимутся все, кто против него и которые теперь стыдятся подняться». Намерен отказаться. Спросил мнение мое: не будут ли впоследствии, когда все больше будет отказов, вешать отказывающихся для устрашения. В Московском университете мало разделяющих взгляды Л. Н. (один — пять человек). Интересующихся много. Из томичей — одиннадцать вегетарианцев.

Л. Н. съездил верхом с Филей в Дёминку к больной солдатке, снес ей денежную помощь. И, вернувшись, просил меня к ней и к больной сторожихе железной дороги съездить.

Л. Н. пришел в 10. 20 с рукописью Булгакова.

Л. Н.: Прочел до половины внимательно (я усердно читал), дальше пробежал. — Л. Н. показал Булгакову места, которые до́лжно поправить (понятие о грехах — неясно). — Сделайте его доступным, цензурным, кое-что выкиньте. Необходимо заключение — резюме. Переработайте, дополните новейшим: «О науке».

— одну главу.

Софья Андреевна рассказала, что́ сегодня писала о Фете, и прочла вслух Л. Н. и Булгакову частицу из 1892 г. о Фете перед его кончиной. Очень интересно — хорошо.

Л. Н.: Удивительно: Фет, Тургенев и я — мы были близки трое, и Тургенев считал Фета глупым, а, по-моему, у Тургенева не было сотой доли того здравого ума, что у Фета.

Я говорил про новонайденный рассказ Мопассана «Страх» («Утро России», 20 декабря), где он пересказал и Тургеневым испытанный большой страх. Л. Н. пожелал прочесть вместе. Номер не нашелся, не читали, я рассказал.

24 декабря.

Приехал крестьянин из Воронежской губ. (был уже раз 20 октября 1909 г.) — Н. С. Логунов. Логунов мне говорил, что то, что он раньше думал так, как Л. Н., то после читал в книжках («Ответ Синоду») Л. Н.: оно сошлось с его мнением, потому понравилось. А другие говорят ему: «Что ты слушаешься Льва Николаевича?». Приехал посмотреть личность, и книжек выпросить, и узнать прием. Говорил про закон 9 ноября: этот закон развращает общество, его надо остерегаться. Отцы, такие слепые, стали продавать землю (а у него дети) и оставлять поколение свое без всего. Писал Л. Н-чу о законе 9 ноября, и Л. Н. ему ответил и вызвал его1. Дома сказал, что едет работу искать. Л. Н-чу приятен (Л. Н. рад ему); желает пробыть денька три. Илья Васильевич свел его на кухню жить. Ольга Константиновна озабочена, чтобы не узнала про него Софья Андреевна, а то прогонит.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Декабрь

ТОЛСТОЙ

1910

Портрет (уголь) работы В. Н. Мешкова

«Христианская этика» Булгакова. Булгаков рассказал, что заметки Л. Н. все пересмотрел и переделает по ним.

Л. Н.: Предстоит вам большая работа: заключение написать, вкратце повторить.

Булгаков: В нем резюмировать все.

Л. Н.: Чтобы сказать все, что нужно, и ничего лишнего. Это большой труд.

: Вы сказали, что вы мне поможете.

Л. Н.: Да, тут вам помогу.

Потом Булгаков заговорил о том, что он хочет изложить и опровергнуть еще самые известные критики на Л. Н-ча: популярная — Михайловского, а из новых — Мережковского и Шестова2.

Л. Н.: Мережковского, слава богу, я не читал. А Шестова я первый раз слышу. Вы слышали про него, Душан Петрович?

Я

Л. Н.: Это вы взяли на себя большую работу, — чтобы не впали в полемическое многословие!

Булгаков: А Мережковский и Шестов — самые популярные среди студенчества, всё в новых изданиях появляются. Надо опровергнуть их неверные изложения вашего учения.

Л. Н.: У меня учения никакого нет. Правда одна во всех учениях; только то, что противоречит в них, надо исключить.

— Хочется фактами доказать, что нет правильного понимания Льва Николаевича. В обществе общеприняты взгляды неверные, к тому же и устарелые, Михайловского на Льва Николаевича. А Лев Николаевич сегодня не тот, что вчера был: он движется.

Иван Васильевич пришел посоветоваться к Л. Н. (читал его сочинения): хочет уйти из города — он в Москве электротехником. Сам — смоленский, 27-ми лет, раньше учился в учебном заведении, но увидел, что это — второстепенной важности, бросил его, чтобы чтением — главное сочинений Л. Н. — образоваться, уйти. И ушел. Книги там оставил. Хочет в земледельческую общину.

— Лев Николаевич ему сказал, — говорил мне Булгаков, — чтобы остался в городе, только для того, чтобы он утвердился в том, что нужно из города уйти (чтобы, рано уехав, — не раскаяться).

В 3 часа Л. Н. опять пришел в библиотеку с рекомендательными письмами им — Булгакову и Ивану Васильевичу — к С. Д. Николаеву и Черткову3.

«Доклада», предназначенного для прочтения перед Конгрессом мира в Стокгольме. И Шкарван просит Л. Н. написать то «Воззвание к народам», о котором Л. Н. говорит в «Докладе». Письмо это прочли вслух. Л. Н. не помнит, что он о каком-то воззвании упоминал. На конверте Л. Н. написал: «Подумать». А теперь сказал, задумавшись и, очевидно, желая исполнить: «Нельзя писать на заказ».

Шкарван пишет: «Время антимилитаризма очень назрело. Не только романские, и германские даже народы в высшей степени недовольны военщиной, много думают о ней, и многие, очень многие готовы на крайнюю жертву за эту идею. «Доклад» приготовил целую сеть хороших людей, которые мгновенно и очень легко распространили бы такое воззвание»4.

Л. Н. принес еще японское письмо к нему некоего C. Mizuochi, приславшего ему целую кипу японских книг с картинками, и передал письмо Булгакову, чтобы он лично попросил Кониси перевести его.

Л. Н. рассказал, что̀ нынче в «Русских ведомостях» читал о Японии (письмо путешественника), что там хлеба вырабатывается вдвое больше, чем нужно для своего населения; что там нет нищих; что готовятся напасть на Россию в 1911 г., и потому советует русским заключить союз с Китаем5.

Л. Н. заговорил об уже дней 14 продолжающихся в печати слухах о грозящей новой войне с Японией и сказал, что (ему) кажется, что будет, и что солдаты из народа (вроде нашего яснополянского Филиппа Макарова) говорят, что воевать не будут, что тут не откажутся, а там, в Сибири. Еще говорил Л. Н., намекая на приведенное место из письма Шкарвана, что уже и на Западе антимилитаризм, только в Японии еще — милитаризм19*. И Л. Н. рассказал про учебную книгу школьную японскую, где преподается самая пошлая мораль; аккуратность, терпеливость, трудолюбие, главное — почитание императора.

«На каждый день» Июнь, Сентябрь с надписью и сказал:

— Это не то что я вам подписываю — автограф. Это я вам очень советую читать. Я каждый день читаю, это моя молитва.

Иван Васильевич на какие-то речи Л. Н.:

— В деревне тоже есть люди, которые живут гипнозом, инерцией. Как ему о вере не хочется слушать, потому что ему нужно бороться со священником: «Почему мне бороться?»

Прощаясь, Л. Н. сказал обоим:

— До свидания, до весны. — И что если будет в Москве, увидится там с ними.

Иван Васильевич: Я в Москве виделся с вами.

Л. Н.: Тоже давили меня? — и ушел.

За обедом Софья Андреевна:

«Это ужасно!» (говорила про давку, когда толпа провожала Л. Н. к поезду).

За обедом: Софья Андреевна, Александра Львовна, Ольга Константиновна с детьми, Варвара Михайловна. Кроме цветов на столе и праздничной одежды Софьи Андреевны, Александры Львовны, ничто не напоминает, что сегодня сочельник, никакого намека в разговорах на него. Софья Андреевна говорила только о гостях, которые желают приехать на праздник, и кого на когда позвать. За обедом, по поводу не помню чего, Софья Андреевна произнесла:

— Я не была бы так глупа, если бы я бывала за границей.

Л. Н.: Неужели ты за границей не была? Удивительно! Я думаю, никто не поверит.

Потом позже Софья Андреевна упрекала Л. Н., что делал гимнастику с Илюшком, перевертывал его в воздухе и готов проделать ее и со мной (перевернуть меня в воздухе), что неблагоразумно, что может себе кость сломать, что-де у стариков они хрупки.

Л. Н. (шутя

Веселый хохот.

Ольга Константиновна рассказала про китайцев (мужей, жен, детей), которых видала на вокзале в Туле: на коромыслах несли свои пожитки. Женщины в шароварах, и у них маленькие ножки, по которым их можно отличить от мужчин. Маленькие дети за спиной. Все тепло одеты: наверное, северные китайцы.

Л. Н. интересно было это сообщение, расспрашивал, задавал вопросы о них. Л. Н. после обеда зашел к воронежскому крестьянину и в 10 часов, когда за чаем увиделись, и меня спросил, был ли я у него (крестьянина). И напомнил мне, чтобы заглядывал к нему.

Я после обеда дал Л. Н-чу «Утро России» 20 декабря со «Страхом» — новооткрытой повестью Мопассана. Л. Н. взял к себе. После, увидавши меня, сказал:

— Отвык я от этой манеры писания, неверного описания природы.

«Страх», очевидно, не понравился ему. Еще читал в газете «Русские ведомости»20* 23 декабря посмертные мысли Ренана6.

— Лучше бы не печатали их: болтовня легкомысленная, — сказал Л. Н. Л. Н. спросил меня, как мне понравились молодые люди.

Я: Булгаков — очень, а другой, Иван Васильевич, так себе.

Л. Н. сказал, что ему оба понравились:

— Он (Иван Васильевич) — искренний.

Винт. В 11.50 Л. Н. ушел и возвратился с известием: 24° мороза.

25 декабря. Утром минус 27°. Л. Н. вышел в 10 часов. Гостей никаких. Один прохожий. Л. Н. пришел в залу, когда мы сидели за завтраком, и тоже сел завтракать. Принес старое издание Лоренса Стерна «A Sentimental Journey through France and Italy». Л. Н. перелистывал книгу, что-то в ней искал, и потом дал прочесть вслух.

Л. Н.: Я, когда мне было 15 лет, переводил это. Удивительно, до чего это смешно!

: Рукопись перевода сохранилась в Музее. — Ольге Константиновне она стала читать по-английски: — Что же, это английская, а не французская книга? Я думала, ты перевел ее с французского. Ты знал тогда по-английски?

Л. Н.: Я тогда на этом самом учился по-английски1.

Ольга Константиновна указала в «Русском слове» письмо Черткова о печатании писем Л. Н., чтобы печатающие: 1) знали и заявляли — после первого печатания можно свободно перепечатывать, и 2) чтобы перед печатанием посылали их для пересмотра ему, Владимиру Григорьевичу: не нужно ли что неприятное кому-нибудь выпустить2.

Л. Н.: Это справедливо.

«Жить не стоит... Безумец! Есть гильзы Катыка!» И картинка: стреляющийся в висок. Я заметил:

— Какая отвратительная картинка!

Л. Н.: Это меня психологически интересует: кто попадается на эти объявления?

Л. Н. сегодня что-то грустен, как будто нездоров. Кажется слабым: чихает и кашляет. Перед обедом просматривал детские рыночные книжки, которые в подарок получили Сонечка и Илюшок. Спросил меня: поговорил ли я с воронежским мужиком. И после обеда спрашивал о нем: не скучает ли и не позвать ли его к нему. Потом решил, что лучше — нет: «слаб».

3. За обедом не разговаривал. После обеда читал Стерна «Sentimental Journey» и просил, если есть, его же «Tristram Shandy». Не оказалось в библиотеке. Сегодня Л. Н. опять работал над «Сном».

Хирьяков спрашивает письмом Л. Н., кто в русской литературе недооценен историками литературы. Л. Н. вспомнил Фета, Тютчева, Сковороду и дальше не мог. Решил, что не будет отвечать4.

26 декабря. Утром — минус 33° Цельсия. Л. Н. гулял, а пополудни гулял целый час. Ушел воронежский мужик, Л. Н. жалел, что не повидался с ним перед уходом.

Л. Н. просил Александру Львовну принести из его комнаты газету «Утро России» от 25 декабря.

— Вся газета нынешняя просто дом сумасшедших, ложь такая, этот язык ужасный.

И Л. Н. рассказал содержание фельетона-рассказа «Красногубая гостья» Ф. Сологуба21*:

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Декабрь

ТОЛСТОЙ В ЯСНОПОЛЯНСКОМ КАБИНЕТЕ

Рисунок (соус, сангина, пастель) В. Н. Мешкова, с автографической подписью Толстого:
«Лев Толстой, Ясная Поляна, 1910, 17 марта».
«Л. Н. предложил Мешкову утром в кабинет приходить писать». — Запись от 12 марта 1910 г.

— Был такой господин, очень богатый, молодой. Он скучал и встретил госпожу, у нее кривой рот, и из него кровь течет. Она ходит к нему и требует от него, чтобы он ее любил, и она будет сосать кровь у него. Он хочет развязаться с ней, но не может. Потом его лакей говорит ему, что у него родился ребенок. Он его крестит. Тут он чувствует, что он может с ней бороться. Она опять пришла к нему. Вот между ними встал отрок в белом хитоне. — И Л. Н. тут прочел вслух конец столбца предпоследнего и половину последнего: «Он ей сказал: «Уйди», и она исчезла». Л. Н. читал, подчеркивая бессмыслицы.

Л. Н.

И Л. Н., просматривая, читал и спрашивал: «Что значит «жестокая нежность»? И тут же «нежная жестокость», «Золотом звенящие слова». И Л. Н. прочел еще стихотворение «Разлука»1. Его нельзя понять!

Л. Н.: В кабаке пьяные мужики, ругающиеся матерщиной, говорят, несомненно, лучше этого.

Потом Л. Н. разговаривал с Андреем Львовичем и Софьей Андреевной в зале. Винт. Варвара Михайловна пожаловалась, что у нее голова начинает болеть. А Л. Н. сказал, что у него не перестает голова болеть и конечности холодны — от старости.

«Сон»2.

27 декабря. Утром приехала М. А. Маклакова, днем — Дима Чертков, под вечер — Сергей Львович с женой и сыном, а также сын-студент и дочь-девица С. А. Берса.

Холода третий день, мороз между 15°—35°С. Л. Н. проехал верхом десять верст; в Заказе показал лисий след.

Все пишет «Сон». Я сказал Л. Н., что только «Сон» мне вполне уяснил несостоятельность земельной собственности. Л. Н. сказал мне, что сон был убедительный, но не все во сне видел, что пишет; многое ему теперь уяснилось.

В полночь Сергей Львович сыграл какие-то русские народные песни. Л. Н. вышел из своей комнаты и ходил по зале, слушая. Потом Сергей Львович сыграл что-то Шопена.

Л. Н.: Хорошо сыграл, — и сказал растроганно: — Это — музыка: это — Тютчевы, Пушкины, а ваши Григи — это Федор Сологуб.

Софья Андреевна искренно:

— Сережа лучше играет, чем Гольденвейзер. У Гольденвейзера техника лучше, но я ничего не чувствую, когда Гольденвейзер играет.

Л. Н. спал до десяти хорошо. Вял, слаб, аппетита нет. Съел половину яблока. Не завтракал, не обедал, не ходил гулять пополудни. В 3 ч. пульс 78. В 7 вечера температура 36,7. Выходил в залу только на 15 минут.

Л. Н. принес письмо из Америки от Кирка, пишущего, что читал в газетах, что Феррейра был с Л. Н. personal friend22*. «Правда ли это?» — спрашивает Кирк1. Л. Н. спросил, кто такой Феррейра? Сергей Львович объяснил, что он был испанский либерал, боровшийся с клерикализмом посредством школ, которые он сам основал. И что после барселонского восстания анархистов (1909 г.) его казнили, хотя он не был ни анархистом, ни социалистом. Это версия либеральных газет. Л. Н. с Феррейра никогда ни в каких сношениях не был, а personal friend’ство с Толстым придумали, приврали для вещей славы Феррейра его единомышленники.

Должны приехать Ландовские.

: Лучше бы они не приезжали. Ванда, ее слава — дело рекламы. Правда, она изучила малоизвестный клавесин и играет хорошо, но ничего особенного в ее игре нет, так же и в игре Гофмана, который положительно стал играть хуже. Между Танеевым, Гофманом, Гольденвейзером и их техникой игры — такие маленькие оттенки. В композиции разница огромная. Слушатели всех концертов — это как слушатели чтеца на испанском языке, которого никто не понимает. Сыграют «Экстаз» Скрябина — аплодисменты, хотя никто ничего не понимает. Повальный стадный идиотизм. А композиторы (Скрябин) нарочно пишут непонятно.

Это Сергей Львович говорил, отвечая матери на ее восхваление Ванды и Гофмана. И прямо ей сказал, что она в музыке ничего не понимает, т. к. не узнаёт после нескольких дней пьесы, которую уже слышала. Л. Н. при этом разговоре за обедом не было.

Ландовские приехали в 7 часов. Л. Н. пришел в зал только в десятом часу. Не ел. Закончил «Сон», переписывается начисто в шести экземплярах. Л. Н. сел в кресло, после на кушетку. Нездоровится ему. Духом не присутствовал, хотя показывал интерес и был мил с Ландовскими. Мне стало ясно, что больше Ландовских звать не будут.

Л. Н. говорил долго с Ландовским и Вандой о музыке; между разговором спросил, подают ли чай. Потом Ландовского отозвали нарочно к чаю.

Софья Андреевна говорила про Танеева, что он желал и обещал приехать, но не приехал, потому что на дорогу денег у него нет, каких-нибудь 15—20 рублей. Пенсии не просит, хотя право на нее имеет. Живет в деревне в избушке, а 83-летняя няня его с прислугой в Москве: он ее содержит. Уроков не дает, чтобы не мешали ему заниматься композицией. У него плохое фортепиано. Ученики и почитатели поднесли ему новое; он не принял, потому что слишком дорогой подарок. Концерты дает очень редко.

Л. Н. опять получил письмо. Таких писем-воззваний получает много, чтобы высказался, протестовал по поводу казни 13/26 октября в Барселоне анархиста Феррейры. Но так как газеты страшно шумели о Феррейре, Л. Н. был недоверчив к поднятому шуму — и, главное, по этой причине недоверчив — и отмолчался.

29 декабря. Были Дима с Бобом-англичанином, его другом; и Кузьмой из Ясенков, у которого был обыск. Л. Н. дал ему прочесть 28 декабря из «На каждый день». Просил прочесть внимательно: это относится к его положению.

Л. Н.«Круг чтения» несколько дней. Как жалко, что его запретили. Сколько в нем хорошего!

Сергей Львович рассказал про Андреева-скульптора.

Л. Н. (Марии Александровне): По секрету вам скажу, что скучно мне. Надо говорить (т. е. с Ландовскими о музыке, расспрашивать их об их концертах, о Париже и т. д.). Все это фальшиво.

Я чувствую, как их присутствие стесняет Л. Н-ча. Софья Андреевна, Мария Александровна, Александра Львовна не видят этого. Их больше не <следует> приглашать: оба Ландовские имеют свойство много говорить с Л. Н., не оставлять его в покое, — как сделали бы русские художники, — его любезность исчерпать всю.

Сегодня Л. Н. поручил мне написать В. А. Лебрену, приславшему ему свою статью «Основатель научной метафизики — А. Шпир» следующее: «Я нахожу, что он приписывает слишком большое значение Шпиру, называя его основателем метафизики. Это слишком большое значение, и это отталкивает читателя. А вместе с тем я желал бы это напечатать и постараюсь издать».

— Напомните мне, — сказал мне Л. Н. 23*

31 декабря. Утром уехала М. А. Шмидт. За обедом Л. Н. говорил, что нынче получил книгу: «Кавказский сборник». «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» (Выпуск XL. Тифлис, 1909).

— Страницы 54—70 в статье «Предание о шамилевском наибе Хаджи-Мурате» С. Н. Шульгина. И там история Хаджи-Мурата интересно рассказана и сходится совершенно с тем, как рассказывают, с моим рассказом, как он бежал, как он был убит.

И Л. Н. рассказал для всех присутствующих, что Хаджи-Мурат был главным из наибов (мюридов) Шамиля. Он убежал, поссорившись с Шамилем, к русским, и от русских бежал. Как голову его носили.

— Это было в мое время кавказское, очень характерно.

Сергей Львович: Ты его никогда не видел?

Л. Н.

Л. Н. говорил Ландовскому (Ландовские едут концертировать в Астрахань) про сегодня им полученное письмо из Астрахани, очень интересное, автобиографическое1.

Вечером шахматы с Сергеем Львовичем.

Ванда Ландовская играла преимущественно танцы, хорошие, например, «Danse des jeunes» par Brissaire. В разговоре с Ландовскими Л. Н. внушал им, что есть нечто высшее, более важное на свете, чем искусство.

Л. Н-ч Ландовскому, бывшему журналисту, хвалил «Wohlstand für Alle» — анархический журнальчик.

«Figaro» Marchand, что он с Шаляпиным желали бы приехать 2 января2.

Л. Н. не решался ответить, советовался с Софьей Андреевной.

— Я бы лучше обошелся без них.

Софья Андреевна отказалась решать, т. к. она их и так не увидит: будут у него в кабинете.

С 11 до 12 Л. Н. говорил с Ландовским: расспрашивал его про крестьян и рабочих французских, кто делает тяжелую работу, откуда берутся эти lourds ouvriers24*. Ландовский рассказал про состоятельность французских крестьян, про хороший заработок ремесленников (подмастерьев), про их организованность в синдикаты, про то, что синдикаты диктуют работодателям заработную плату. И очень гордился борьбой синдикатов с капиталистами и с штрейкбрехерами — рабочими-несиндикалистами (не членами синдикатов).

— это уже буржуа, господа по отношению к несиндикалистам и что le progrès, la lutte des syndicalistes contre les lourds ouvriers doit être remplacée par...... 25*. Ландовскому этот взгляд был чем-то новым, неожиданным и непонятным.

В полночь приехал Д. А. Олсуфьев. За столом: Л. Н., Софья Андреевна, Сергей Львович с женой Марией Николаевной и 12-летний Сережа, Ольга Константиновна с детьми, Александра Львовна, Варвара Михайловна, Н. С. Берс 20-ти лет с сестрой 17-ти лет, М. А. Маклакова, Генрих и Ванда Ландовские, Олсуфьев.

Шампанское, настроение невеселое. Л. Н. серьезен и один.

1 декабря

1 См. запись 27 нояб.

2 П. И. БирюковЯПб.). Том II, вышедший в изд. «Посредник» в сент. 1908 г., был вскоре изъят из продажи. 4 нояб. 1909 г. кн. была освобождена от ареста.

3 М. А. Мамедханьян (Баку) прислал Т-му при письме от 24 нояб. рук. своего перевода соч. Беха Уллы «Лаух. Отблески». Т. отв. 28 нояб. (т. 80, с. 219).

4 Теме «Суеверие государства» Т. посвятил 17-е и 18-е числа каждого месяца (см. т. 44, с. 480).

5 Одним из источников «Круга чтения» явились «Душеспасительные наставления св. Василия Великого» (М., 1893). В 1-м изд. «Круга чтения» все 13 изречений 6 февр. посвящены злословию; из них только одно с подп. Василия Великого.

6 «Книжной летописи» (№ 45) сообщалось об изъятии из продажи кн.: Л. Толстой. Круг чтения, т. II, вып. 1, изд. 2-е «Посредника». Конфискация была, вероятно, произведена из-за текста 17 сент.: все изречения (в том числе 3 — Г. Джорджа) были направлены против частной собственности на землю.

7 «Круг чтения» вышел в изд-ве «Ясная Поляна» в 1909 г.

8 Роман «The Metropolis» (1908).

1 С. Толстая. Куколки-скелетцы и др. рассказы. М., 1910.

2 Свой чемодан Т. потерял 6 окт. 1883 г. по пути с Курского вокзала в хамовнический дом (см. т. 63, с. 142—143).

3 Трактат Т. «Царство божие внутри вас», изд. Е. В. Герциком в сент. 1908 г., был изъят из продажи. Петерб. судеб. палата рассматривала это дело 1 дек. 1909 г.

4 В. . Кришна (Брокгауз, кн. 32).

5 Ср. т. 57, с. 181.

6 —29 марта.

3 декабря

1 В письме от 4 дек. Т. поблагодарил Л. Д. Семенова «за прекрасные выписки из Плотина» (т. 80, с. 228).

2 Письмо Н. Е. Фельтена от 30 нояб.

3 В «Маяке» 1910 г. напечатаны след. произв. Т.: Из «Мыслей о жизни». «Любовь» (№ 7), «Одна душа во всех» (№ 10), «Молитва» (№ 12). Из «Детской мудрости» публ. не было.

4

4 декабря

1 В эти дни Т. работал над предисл. к кн. «На каждый день» и правил корректуру издававшейся в «Посреднике» кн. П. А. Буланже «Ми-ти. Учение о всеобщей любви».

2 Ср. Дн. 4 дек. (т. 57, с. 182).

3 А. Шкарван в письме к Т. от 12 дек. н. с. сообщил, что закончил перевод на нем. язык ст. «О науке» и послал его Е. Шмиту для ознакомления. «Три листа против «О науке»» в письме Шкарвана — это возражения Шмита на ст. Т-го. Т. отв. 6 дек. (т. 80, с. 233—234).

4 Родионов. Наше преступление (Не бред, а быль). Из современной народной жизни. СПб., 1909. ЯПб. Дарств. надпись, пометы. Т. А. Кузминская писала о ней С. А. Толстой в письме от 1 дек.

5 декабря

1 «О науке», к-рую закончил 9 дек. (т. 57, с. 185). В рук. загл. нет. Опубл. в «Киевских вестях». № 331, 13 дек. под загл. «Еще о науке» (т. 38).

2 Выписки из соч. Ж. -М. Гюйо прислала З. М. Гагина при письме от 2 дек.

3 Т. выразил свое сочувствие в письме к М. М. и В. А. Репиным от 15 дек. (т. 80, с. 248—249).

4 На письмо адм. -ссыльного М. Комарова от 2 нояб. из Якутска Т. отв. 5 дек. (т. 80, с. 230).

5 Письмо Т. к З. М. Гагиной от 5 дек. (т. 80, с. 229). Дн. Гагиной опубл. (под псевд.): Н. Б. . Из дневника народной учительницы. М., «Посредник», 1915.

6 Обычно Т. говорил «декадентство».

6 декабря

1 Анон. ст. в № 34 газ., 15 нояб.

2 «Нет худа без добра» Т. продиктовал 6 февр. Ф. П. Купчинскому. Напеч. в «Жизни», 9 февр. (см. письма Т. к С. К. Гершельману от 27 февр. и Н. П. Лопатину от 28 февр. — т. 79, с. 95 и 97). Н. П. Лопатин посетил Ясную Поляну 21 нояб.

7 декабря

1 Вторая ред. очерка «Сон», над крой Т. работал с 21 нояб. по 8 дек., озагл. «Из воспоминаний врача» (т. 38).

8 декабря

1 См. эту ст. в т. 38.

2 «История моей жизни» П. И. Муцинг-Елисеева. Опубл. в Жиз. д. В., 1915, № 11 за подп. Павел Евстигнеев. Письмо Т. к автору ст. от 17 нояб. — т. 80, с. 201—202.

3 «Два дня в Ясной Поляне» (БВ, утр. вып., № 11413, 13 нояб.).

10 декабря

1 В письме от 4 дек. из Екатеринослава В. Сулимов просил книг. 12 дек. они были ему посланы.

2 В. ДорошевичР. сл., № 280, 6 дек.).

3 В рассказе «На плотах» (1896) старик-свекор сожительствует с молодой снохой.

11 декабря

1

12 декабря

1 П. Перцов. Литературные письма. Судьба Владимира Соловьева (НВ, № 12122, 9 дек.). «Как философ, как пророк, как теоретический писатель вообще (оставляя в стороне художество) Лев Толстой может быть охарактеризован, как гений банальности, и уже самая форма его тяжеловесных, вечно путающихся среди бесчисленных «что» и «чтоб» моральных писаний, обличает их внутреннюю бесплодность».

2 В. Джемс—146 (ЯПб).

3 Л. И. Шестов приехал в Ясную Поляну 2 марта 1910 г.

13 декабря

1 Ярмонкин. Трагикомедия нашей русской жизни («Русское знамя», № 265, 29 нояб.).

1 На письмо аптекарского ученика, сына бедного портного, М. М. Фельдмана от 11 дек. (почт. шт.) Т. отв. 15 дек. (т. 80, с. 249).

16 декабря

1 «Токухон» на япон. языке с рус. пер. протоиерея П. Н. Булгакова (ЯПб).

2 С. Спиро. В Ясной Поляне (, № 290, 18 дек.).

18 декабря

1 А. А. Станков пробыл в Ясной Поляне 2 дня — 18 и 19 дек. (см. т. 57, с. 191—192).

2 Письмо В. А. Молочникова от 18 дек. Т. отв. 21 дек. (т. 80, с. 253—254). Письма С. М. Смирнова и А. Н. Соловьева Молочников прислал Т-му 6 нояб. Т. поблагодарил его в письме от 28 нояб. (т. 80, с. 219).

3 «Geschichte eines Excommunicirten. Eine Selbstbiographie». Lpz., 1863.

4 Кн. сохр. в ЯПб (пометы).

19 декабря

1 Письмо Э. Жуанне от 26 дек. н. с.

2

3 Анон. рец. (озаглавленная «Из книги и жизни») на ст. Н. А. Рубакина «Книжный прилив и книжный отлив», напеч. в Р. вед., № 289, 17 дек.

4 В письме от 15 дек. из Петербурга Г. К. Градовский передал С. А. Толстой просьбу ред. БВ — узнать, «какие пожелания высказал бы Т. России <...> к наступающему году».

20 декабря

1Ст. Черткова «Две цензуры для Толстого». Поводом для выступления Черткова послужила публ. в Р. вед. «О науке» с ценз. пропусками.

2 11 дек. З. М. Гагина сообщала Т-му: «Книги, из которых я делала выписки, — «Иррелигиозность будущего» и «Воспитание и наследственность» Гюйо».

21 декабря

1 В. Розанов. Как люди русеют (НВ

2 Первое послание Иоанна, IV, 16.

3 В этот день, работая над очерком «Сон», Т. «все выкинул и оставил один сон» (см. т. 57, с. 192 и 264). О том, как была создана 4-я, последняя ред. «Сна» (т. 38, с. 390—394), см. в ОР I, с. 551—552, №№ 16—17.

1 Работа над очерком продолжалась до 28 янв.

24 декабря

1 На письмо Н. С. Логунова от 6 нояб. Т. отв. 11 нояб. (т. 80, с. 188). «Вызова» в Ясную Поляну в этом письме нет.

2 Н. К. . Десница и шуйца гр. Л. Н. Толстого (1875); Д. С. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. Жизнь и творчество (СПб., 1901—1902); Л. Шестов

3 Письма Т. от 24 дек. к С. Д. и Л. Д. Николаевым (т. 80, с. 257) и Черткову (т. 89, с. 163).

4 Письмо А. Шкарвана от 30 дек. н. с. На конв. помета Т.: «Душану подумать» (ср. т. 38, с. 122—123).

5 Корресп. «К положению на Дальнем Востоке» — о «нашумевшем докладе» С. П. Глезмера — в № 294, 23 дек.

6 «Из неизданных бумаг Ренана» (в том же № ; перепеч. из «Matin»),

25 декабря

1 Соч. Л. Стерна Т. включил в список кн., произведших на него «очень большое» впечатление в возрасте от 14 до 20 лет (т. 66, с. 67). Это соч. Т. перевел в 1851 г. (см. т. I, с. 249—278).

2 Письмо Черткова опубл. 25 дек. в , Р. вед. и НР (см. т. 89, с. 161—162).

3 Письмо М. Д. Абольника от 24 дек. (почт. шт.). Т. отв. 25 дек. (т. 80, с. 259).

4В письме от 16 окт. А. М. Хирьяков писал: «Я года два тому назад говорил с вами о популярной истории литературы. Вы хотели сделать мне кое-какие указания на сочинения и авторов, обыкновенно пропускаемых в наших историях литературы, на которых следовало бы обратить внимание». Отв. А. Л. Толстая 19 окт. (т. 80, с. 292). Свою просьбу Хирьяков повторил в письме от 2 дек. Отв. Т. см. в т. 80, с. 230—231.

1 Стихотв. И. А. Бунина.

2 «Л. Н. рассказывал свой «Сон», который он пишет. Хотел сделать сцены и разговоры, а свел к той речи о земельной собственности, которая должна быть сильна и ясна» (ЕСТ, 26 декабря).

28 декабря

1

30 декабря

1 При письме от 24 дек. Лебрен прислал рук. своей ст. «А. Шпир, основатель научной метафизики». Опубл. в 1912 г. в «Календаре для каждого». Текст отв., продиктованного Т-м Маковицкому, публикуется здесь впервые.

31 декабря

1 Письмо К. Е. Ястребова от 26 дек. Т. отв. 31 дек. (т. 80, с. 266).

2 ЛН, т. 75, кн. 2, с. 62—64).

Сноски

1* шутливость (англ.).

2* Пропуск в подлиннике. — Ред.

3* — хлебом в воде, — и она просила молока у Л. Н-ча. Л. Н. попросил Александру Львовну давать ей молока из ее телятинского хозяйства. Л. Н. рассказывал это, тронутый и с участием, удивляясь, как кормят ребенка.

4* Ее присылают Л. Н-чу.

5* Не помню, чтобы с декабря 1904 г. Л. Н. когда-нибудь что-нибудь нарисовал.

6* «Произведение, премированное Академией» (франц.).

7* «Толстой ложно упрекает ученых, будто они полагают, что вселенная действительно такова, какою представляется внешнему восприятию человека... Ни один ученый, например, не считает, что Солнце вращается вокруг Земли, как это можно было бы по видимости заключить» (нем.).

8* Записано 3 марта 1911 г.

9* Дальнейшее, до окончания записи этого дня, а также вся запись 14 декабря, переписаны мною с черновых записей через четыре года.

10* А за завтраком достаточно ел и разговаривал с Ольгой Константиновной про новейшее письмо Черткова к нему (Л. Н-чу).

11*

12* Операция удалась, однако, больная, вероятно, умрет (нем.).

13* Числа 17 и 18 декабря переписаны мною с черновых записей через четыре года.

14* «Войдите!» (англ.).

15* Пропуск в подлиннике. — Ред.

16* «Токухон» введен японским министерством в качестве обязательного учебника для всех японских подданных.

17* эти стражники на днях сменились.

18* большой свет (франц.).

19* Л. Н. не этими словами выражался.

20* «Новое время», которое почти каждый день читает, и «Новую Русь».

21* Есть такой молодой писатель, который явился к Федору Сологубу и просил позволить ему взять его имя.

22* личным другом (англ.).

23* Через несколько дней Л. Н. поручил мне написать Лебрену еще следующее:

«

До 34-й страницы, 2) — совершенно справедливо, а здесь начинается произвольное, совершенно произвольное определение лжи и истины посредством мысли и добра и зла посредством чувства. Это я нахожу совершенно произвольным и недоказанным.

Как существующая иллюзорность мира верно определена и верно показано, что действительно существует только сознаваемая нами зависимость (?) явлений, как справедливо это, так произвольно определение истины и добра и все дальнейшее, даже до самого конца. А мысли, которые начинаются с 39 страницы, слишком отрывочны и тоже безосновны. Вообще этическое учение совершенно отсутствует и не может даже быть выведено из метафизического учения Шпира. В этом, по-моему, главный и большой недостаток. От этого и понятия бога и добра, которые входят в его избранные мысли, совершенно произвольны»1.

24* чернорабочие (франц.).

25* франц.). Далее пропуск в подлиннике. — Ред.

Раздел сайта: