Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1909 г. Октябрь

3 октября. Пополудни я вернулся в Ясную Поляну. Л. Н. до 19 сентября пробыл в Крекшине, потом уехал в Ясную1.

Л. Н-ча встретил на шоссе около колодца гуляющим. Я шел пешком впереди извозчика. Подошел к Л. Н. поздороваться.

Л. Н.: Видел, кто-то едет — неприятно. Увидав вас, рад.

Л. Н. постарел, ослаб. Я слышал, что, когда он проезжал через Москву, толпа на вокзале его чуть не задавила. И, когда вернулся в Ясную, с ним был сильный обморок. С Л. Н. приехал Беркенгейм и сегодня утром уехал. Л. Н. ободрал себе ногу. Вечером Л. Н. мне:

— Вы должны рассказывать.

Я рассказал о родине, о впечатлениях в пути. Между прочим, я заметил, что кондуктора, рабочие читают газеты.

Л. Н.: В газетах столько новых сведений (самоубийства, грабежи и т. д.), что у читающего их места не остается для серьезного размышления. Газеты — опий, сокрытие того, что нужно.

Л. Н. поставил вопрос: есть ли идейная газета?

Павел Иванович: Были опыты, не окупается. Будет, когда пожертвуют миллионы. Как возникал «Посредник»? Чертков покрывал все расходы, только бы книжки распространялись минимум по 10 тысяч экземпляров.

Л. Н. рассказал, что в «Посреднике» печатаются учения Лао-тзе, Кришны, Конфуция.

— Поссе мог бы издавать идейный журнал. Он и хочет2, — сказал Л. Н.

Кто-то заметил что-то о Поссе.

Л. Н.: Так Поссе легкомысленен?

Л. Н. сказал, что нужно бы такой журнал издавать и что он с Чертковым поговорит об этом.

Л. Н.: Николай Николаевич пишет, что придает важность посещению меня Струве. По-моему, Струве никакого впечатления не оставил, будто бы он и не был3.

От 10 сентября до 3 октября Л. Н. написал в форме разговора с крестьянами две статьи: о курении и о податях, военщине; эту продолжает писать4«Письмо польке»5.

В Крекшине, когда приходили к Л. Н. мужики с хлебом-солью, он сказал, что говорили, будто крепостное право никогда не отчеплется, а прошел год-два... и оно так будет и с землей.

4 октября. Л. Н. переделывал свою статью об анархизме, хранившуюся у Черткова в Англии1. Пополудни Л. Н. ездил верхом. Я с ним.

— Вам не скучно? — спросил, подождавши и поровнявшись со мной.

Под вечер приехал публицист Градовский, 65 лет, либерал. Очень робел перед Л. Н. и умилялся, восторгался им и был очень тронут, благодарен за его доброту, внимание. Л. Н. говорил с Градовским об общих знакомых. О Бирюкове Л. Н. сказал, что он один из редких по качеству правдивости людей. Ему нетрудно быть всегда правдивым. О Пархоменко. Градовский говорил, что Пархоменко писал и его портрет, быстро, но ему не нравится.

Л. Н.: Недавно получил второе письмо от еврея. Укоряет меня, что в «Азбуке» привожу слово жид, а это оскорбительно для евреев2. В мое время оно таковым не было. Другого слова (еврей) и не употребляли. У славян до сих пор не употребляется.

Я: И у малороссиян.

Градовский: У Тургенева есть рассказ «Жид».

Александра Львовна: Тут в презрительном смысле.

Л. Н.: И тут не презрительное — в заглавии не может быть.

Градовский говорил, какая каша теперь среди революционеров: не знают, кто шпион, кто не шпион. И среди правительственных людей. Недавно покончил самоубийством сенатор Коваленский1*. Перед смертью выдал Бурцеву материал (тайны правительства): шпионаж, провокаторство.

Л. Н. сказал, что, сколько ему ни рассказывали про Лопухина, Азефа и т. п., он ничего не понимает, так же как слова: «Лампа поехала в Тулу»; не понимает логики, смысла в этом деле (Лопухин — Азеф).

Градовский рассказал, что сейчас 300 тысяч заключенных, а места в тюрьмах для 150 тысяч. Бертенсон рассказывал ему, что на Кавказе есть тюрьма, в которой заключено в девять раз больше, чем полагается. Сосланных больше, чем 100 тысяч. За дела, бывшие три — пять лет тому назад, теперь ссылают. Отрывают людей от работы и еще содержат их на счет народа. Разорение.

«Где же им самим найти место, чтобы наняться за семь рублей?» Они думают, что ссыльные — это доносчики (на них, т. е. на народ, среди которого сосланы на поселение).

Градовский говорил, что встреча Толстого в Москве 19 сентября имела громадное влияние. Говорил еще, что баварский ландтаг единогласно постановил прекратить конвенцию о выдаче преступников России, даже за цареубийство, потому что там нет правосудия. К сожалению, это совпало с казнью Фарера в Барселоне3.

Градовский о черносотенцах, монархистах, озлобленно.

Л. Н.: Они обманывают высшие сферы, что представляют массы (а их мало).

Разговорились о духоборах. Градовский знал их с Кавказа, с 1877 г.

Л. Н.: Свободники (среди канадских духоборов) — это лучший образец возможности анархизма: им ничего не нужно от правительства.

Л. Н. рассказал, что прочел в «Газете-Копейке», что к М. Н. Толстой в монастыре Шамордино проникли два грабителя.

Софья Андреевна: В московских газетах не было об этом, и Мария Николаевна не написала.

Разговор о газетах. Градовский о возникновении «Копейки».

Л. Н.: А я далек газетному миру. В Москве видел, как читают теперь газеты и какое это страшное влияние. Как хороша была бы хорошая газета, в которой устранен был бы вопрос денежный.

Градовский: И которая, кроме того, не гонялась бы за новостями. Явилась потребность в чтении.

Л. Н. сказал, что получает письма, и очевидно: все сведения из газет. Л. Н. говорил, что теперь получает письма от крестьян: главный предмет — это о личном боге, второе — о вечной жизни. Простолюдин обыкновенно не может себе представить вечное будущее иначе, как временное, а не как безвременное. Л. Н. был Градовскому приятен, но Градовский не был ему интересен: насквозь либерал. Градовского позвала, собственно, Софья Андреевна4.

Л. Н. и вчера и сегодня рассказывал с подробностями сны, какие видел.

Вечером читал про Суфия (суфизм) — подвижничество в магометанстве (в Брокгаузе)5, сказал, что ему это было известно: молоканин ему советовал в письме читать о Суфии и о нескольких магометанских подвижниках6.

5 октября. Понедельник. Вчера вечером Л. Н. сравнивал алхимию, схоластику с нынешней наукой и в чем-то давал преимущество схоластике.

Утром приехал Гольденвейзер. С ним Л. Н. ездил верхом. Он рассказал Л. Н-чу содержание двух новых пьес Л. Андреева. Вечером Л. Н. смотрел в газете «Голос Москвы» фельетон о пьесе Андреева «Анатэма»1 — театр Андреева. Говорил про его пьесу из жизни студентов — «Дни нашей жизни», которая давалась в Петербурге 60 раз. Какая неправдивая, грубая и нехудожественная. И Градовский и Гольденвейзер в разговоре о студентах говорили, что они теперь серьезнее, чем прежде (в их времена), и что теперь разврат больше среди гимназистов, чем среди студентов.

Л. Н. говорил про новую манеру писания — метерлинк-андреевскую, что она только внешняя, а надо художественно новую. Старая манера: «Была прекрасная ночь» — уже не годится. Пережиток. Происходит искание новой.

Гольденвейзер спросил, где сказано, что́ ему сегодня рассказал Л. Н., что бог создал человека, чтобы проявить себя.

Л. Н.: В изречениях Магомета2.

Л. Н. (о Делире): Мы оба стары становимся. У него, вероятно, то же с глазами делается, что у меня. Всего пугается. Я маленький, близкий предмет принимаю за далекий, огромный (и он, вероятно, так). Наоборот — нет.

С 9 до 9.30 Л. Н. читал нам вслух новейшую, в Крекшине начатую, с тех пор переработанную статью — второй разговор с крестьянином о самопорабощении3. Крестьянин сам обрабатывает и караулит землю землевладельца, идет в солдаты.

Л. Н. на замечание Гольденвейзера констатировал с радостью, с удовлетворением, что люди не из-за выгод должны не участвовать в самопорабощении, а потому, что бог так хочет, а что̀ будет — это не наше дело.

Л. Н. (Градовскому): у Столыпина своих мыслей нет, а все заимствованные у Европы, подражание Европе и хуторское хозяйство. А у 150-миллионного народа должны же быть свои основы.

Говорили о земле, что в Турции она государственная. А в Китае? Никто не знал.

— В Индии, — сказал Л. Н., — земля не считается собственностью.

Разговор перешел на Китай. Гольденвейзер сказал, что Китай вооружается. Л. Н. усомнился, насколько обосновано утверждение, что у китайцев миллион солдат.

Насчет принятия китайцами западной цивилизации, конституции и т. д.:

Л. Н.: Ох, не думаю! У них свои основы, чуждые нам. — И разговорился о книге Ламанского «Три мира европейско-азиатского материка», рассказав содержание ее4.

Л. Н. решил начисто переписать второй разговор с крестьянином.

Уехал Градовский. Л. Н. сказал ему, что желает быть с ним в общении. И Гольденвейзер уехал. Л. Н. сказал мне о Гольденвейзере, что он интересен ему тем, что никакого школьного образования не получил, а до чего он образован.

Софья Андреевна рассказала Градовскому, что Л. Н-чу иногда приходила тревожная мысль о психической болезни, и она давала ему обещание ни под каким предлогом не отдавать его в больницу или на произвол врачей.

6 октября.

Третьего дня были у Л. Н. телятинские мужики, вчера был староста — жаловаться. На их зеленях паслись 12 лошадей арендатора Звегинцевой. Они загнали их. Становой послал за их старостой, посадил его в холодную, а там ночью был избит (становым? стражниками?). Л. Н. ездил расспросить другую сторону. Звегинцева ему рассказала: старший стражник сознался, что он бил старосту, но за ругань: староста был пьян. Л. Н. советовал помириться. Станового, живущего в усадьбе Звегинцевой, не застал. Звегинцеву спрашивал, кто исполняет должность губернатора. На обратном пути заехал к старосте и просил меня осмотреть его: (увечья). Синяки, ребра подбиты, один зуб сломан, другой — корешок — почти вышиблен и шатается.

День прекрасный. Л. Н. ездил грумантскими, телятинскими и яснополянскими полями и Лимоновской посадкой по таким местам, где десятки лет не бывали. Я с ним.

А. Е. Звегинцева вышла Л. Н. навстречу на двор, приветствовала его, предполагая, что он к ней едет, «наконец». Л. Н. долго не слезал с лошади, так разговаривал с Звегинцевой, потом на повторные приглашения, вошел к ней в дом. Побыв минут шесть и расспросив обо всем, что ему было нужно, уехал. Звегинцева провожала нас через парк до калитки. Л. Н. старался не быть нелюбезным, но не мог не быть в некоторой степени schroff2*: не мог быть иным из-за Черткова, в высылке которого она так деятельно участвовала.

Вечером телеграмма от Маклакова: может ли приехать Челышев? Ответила Софья Андреевна: «Просим». Л. Н. был очень рад, когда я ему достал из библиотеки брошюру Челышева. Л. Н. интересуется им как противником вина, поднявшим этот вопрос в Думе, «единственным порядочным членом Думы» (так о нем выразился Лев Львович) и как единственным, который может поднять земельный вопрос по Генри Джорджу (так сказал Л. Н-чу Маклаков), и как самостоятельным и смелым, простым русским человеком. Челышев все время посылал Л. Н-чу свои речи и статьи против вина1. За обедом разговор о нем, потом о Л. Андрееве.

Л. Н. спросил, знает ли он (Л. Н.) лично Андреева? Никто (Софья Андреевна, Андрей Львович, Александра Львовна) не мог вспомнить.

Л. Н.: Это нескромно с моей стороны: я его принимаю потому, что могу быть ему полезным.

Андрей Львович: Переделаешь его?

Л. Н.: Этой опасности нет.

Андрей Львович: А помнишь ты Горького в Москве? Ты полтора часа увещевал его и спросил, не обижаешь ли его?

Л. Н. не мог вспомнить2.

— Ты говорил ему, — продолжал Андрей Львович, — то, что он писал про босяков, то, что он сам пережил, — было хорошее, а как стал писать рассказы, вроде «Вареньки Олесовой», пошла такая околёсина.

Л. Н. (ко мне): «Я чуть не написал вашему другу Меньшикову. В статье о политике П. А. Столыпина он в конце написал: «Faire bonne mine au mauvais jeu»3* вместо «à mauvais jeu». Употребил одно французское слово, и то ошибка3.

«Erlkönig» Гете по-русски и только в конце сказавшего по-немецки: но «der Kind war tot»4* 4.

Андрей Львович и Александра Львовна заговорили об «Erlkönig» и стали его по-немецки декламировать.

Л. Н.: Я его никогда не понимал: ничего в нем нет.

Вечером Л. Н. прочел что-то из Л. Андреева, и Андрей Львович читал некоторые рассказы из «Рассказов» первого тома. О рассказе «Молчание» Л. Н. сказал, что фальшиво. В рассказе «Жили-были» с одобрением выразился о дьяконе, но сказал, что конца рассказа нет и, кажется, сказал, что нет содержания, а одни картины.

7 октября. Утром Л. Н., когда я ему перевязывал ободранную ногу, сказал:

— Ночью ничего не спал, теперь хочется.

Я: Вы бы легли.

Л. Н.: Нет, утро хорошее, пойду гулять. Пойду к телефону, поговорю с адвокатом или губернатором. Они уже встали. (Л. Н. по делу избитого стражником телятинского старосты.)

Я: Мой отец три четверти дня проспит сидя.

Л. Н.: А ночью спит?

— Да.

Л. Н.: Сон для нашего брата-старика — дело хорошее.

В девять часов Л. Н. пошел пешком к телефону в лесничество. Встречать его поехала Александра Львовна. Пополудни Л. Н. был очень усталый. В 2 часа лег спать. Встал в 5.30.

Приехала Мария Александровна.

Л. Н. о Л. Андрееве — хвалил его маленький рассказ «Валя»:

— Превосходный! Вечером прочтем его вслух. — Про способ писания Андреева Л. Н. говорил, что «Молчание» (рассказ, вчера читанный вслух) очень хорош вначале, но потом переходит в фантастическое, недействительное. Раньше он так писал, а теперь пишет только фантастическое, а это плохо.

Л. Н. припомнил, как верно сказал Гольденвейзер, что ему при чтении Андреева бывает стыдно за него, когда идут фальшивые разговоры.

Софья Андреевна вчера возмущалась тем, что из Крапивны ее спрашивают про ее доход от изданий сочинений Л. Н. Это вводится подоходная подать в России. Не знает, что́ считать доходом. Л. Н. ей довольно долго отвечал, объяснял.

письмом. Его за оскорбление заключили, а он только что отсидел 15 месяцев. Просит Л. Н. пособить ему. Л. Н. хочет, но не знает, куда ему обратиться. Просил Александру Львовну спросить об этом Молочникова1.

Л. Н. после обеда просматривал «Вестник Европы» и взял читать «Новое время». Говорил Марии Александровне, что страшно читать газеты, что смотрел оглавление «Новой Руси», думал, все хорошо, но при самом конце — 12 смертных приговоров.

С 9.30 до 10 Софья Андреевна читала вслух по предложению Л. Н. им вчера уже прочитанный рассказ Л. Андреева «Валя». Меня не тронул, хотя тема выбрана трогательная: о ребенке-приемыше, полюбившем новых родителей, но после суда переходящем к матери. Л. Н-чу понравился, но, по-моему, только относительно, в сравнении с другими. Еще хвалил «Молчание», «На реке» и «В темную даль». Л. Н. рассказал их содержание. В «Молчании» дочь дьячка, революционерка, приехала домой, все молчит, потом бросается под поезд. «В темную даль» — сын-революционер уходит от родителей из богатого дома и потом возвращается. Но почувствовал, что он в таком богатстве не может найти никакого удовлетворения, так ему претила эта роскошь, и снова ушел.

Л. Н. говорил про Андреева, что это большой талант, но в его рассказах надо отчеркнуть, где начинается фальшивая чепуха (и эту часть выпустить). В «На реке» — там, где начинается ненужная сцена на крыше дома. Кажется, в «Молчании» — до кладбища, где начинается сцена на кладбище.

Л. Н. рассказал «В темную даль» и «Молчание» так, что его пересказ мне очень понравился.

Л. Н.: В художественных вещах надо, чтобы было естественно, правдиво. Когда вы читаете, то вы сами должны это переживать, тогда это естественно: ни одной фальшивой ноты, а вместе с тем, чтобы было чувство, которое бы вас постоянно волновало. Когда эти две вещи соединены, тогда естественно.

Л. Н., помолчав, прибавил:

— Я бы Андреева не читал, но он приедет, надо тогда это ему сказать.

Александра Львовна с Варварой Михайловной ушли спать. Остались Софья Андреевна, Екатерина Васильевна, Мария Александровна. Л. Н. продолжал лежать на кушетке, как слушал чтение, и после беседовал о нем. Вставая и подходя к круглому столу проститься, с просветленным лицом и широкой улыбкой сказал:

— Хотел бы сделать Душану Петровичу неприятное, — и Л. Н. посмотрел на меня. — Он не догадается: умереть.

Софья Андреевна: Разве скучно жить? Все тебя любят.

Л. Н.: Нет, чего же лучше, а пора. Знаю, что всем, которые меня любят, неприятно, но ему особо, профессионально неприятно, — с улыбкой договорил Л. Н., уходя.

О Челышеве, которого сегодня ждали, Л. Н. говорил Марии Александровне (по ее словам), что ему очень интересно будет с ним повидаться, так как он сделал расчет на душу — шесть рублей податей, именно такой расчет, какой сделал и Л. Н.

Л. Н. предварительно прочел одну его книжку.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Октябрь

ТОЛСТОЙ ИДЕТ ПО ДОЛГОХАМОВНИЧЕСКОМУ ПЕРЕУЛКУ

Москва, 18 или 19 сентября 1909 г.
Фотография В. Г. Черткова

8 октября.

Л. Н.: Брошюра Челышева интересна. Я вперед напишу, что хочу ему сказать. Есть мысли.

Я: Челышев посылал всегда свои речи.

Л. Н.: А вы достаньте мне их.

Помолчав, Л. Н. сказал:

— Ученые, члены Думы... На неученых одна надежда. Мух сколько — это они знают. Какой-то Вейерман вычислил, что их семь тысяч видов, и их свойства известны1. А их, наверно, еще семь тысяч, 170 тысяч микроскопических. Он — Челышев — против государственного, правительственного вмешательства в духовную свободу человека.

Я (Л. Н-чу): Леонид Семенов говорил про Леонида Андреева, что он очень хороший человек. Они большие друзья.

Л. Н.: Какой вы добрый человек, что это напоминаете! Он неясный, но у него чувствуешь стремления к самому высокому, духовному.

Пополудни Л. Н. пошел гулять на шоссе. Варвара Михайловна за ним, опасаясь, чтобы с ним чего не случилось. В шесть часов вечера приехал М. Д. Челышев, член Думы от города Самары.

Челышев — богатырского сложения, с энергичными движениями, красив лицом, с черными, как смоль, усами, густой, длинной гривой, в рубашке и черной курточке. Говорил с убеждением и, может быть, преувеличенным пафосом.

Л. Н. интересовало, что́ он рассказывал о родителях-крестьянах и про свое детство. Родители были странноприимные. Один старик-странник остался у них жить: был болен. Челышев мальчиком спал с ним на печке и с благодарностью вспоминает его поучения.

Еще Л. Н. оценил в Челышеве его убежденность во вреде водки и в том, что должны с пьянством бороться, прекратить его.

Челышев приехал к Л. Н. поговорить о борьбе с пьянством и просить его помочь ему склонить к этой борьбе Маклакова в Думе.

Проекты Челышева о прекращении продажи водки поддерживали в Думе священники, крестьяне из правых и некоторые депутаты из всех партий, но больше из правых и октябристов.

Он приехал просить содействия Л. Н., чтобы склонить кадетов.

— Вот моя просьба: духовные, в школах, в армии должны ввести преподавание о вреде алкоголя. Столыпин тоже желает трезвости и царь. Но многое зависит от интеллигенции. Повлиять на них можете вы.

Л. Н.: Моя вся надежда в России на мужика, который знает бога и знает, что надо жить для души. Интеллигенция отпета. Одна надежда на народ, на его религиозное воспитание, но не на то, чтобы молиться иконе. Интеллигенция <стремится залезть> на шею народу. «Мы хотим служить народу» — это патент. Я всюду стою за радикальные средства: нравственное, религиозное пробуждение, чтобы пьянства не было.

: Считаю, что «пьяный вопрос» я почти кончил. Я просил Маклакова. Попросите вы Маклакова: с юридической стороны помощь нужна. Непременно!

Л. Н.: Нет, не думаю. Нужно нравственное религиозное чувство — вот что главное; а чем больше насилие, тем больше оно (чувство) уменьшается. Все эти виселицы развращают народ. Закон состоит <в том, чтобы> предоставить право всякому (обществу) селу определить, нужен ли ему кабак.

Челышев: Чтобы шинков не было.

Л. Н.: Как же им не быть?

Челышев: Первое — сделаем бездоходным это средство: кабаки могут открываться только в селах, где свыше 500 жителей, и они могут запрещать открытие, и второе — ярлыки на бутылках, номер лавки. Третье — только одну бутылку в день можно продать одному и тому же лицу. Нужны кадеты, нужен Маклаков, чтобы говорил. Всей душой стою за него (непременно Маклакова). Вы за свободу? Дайте мне, дайте мужикам свободу закрывать кабаки. В Первой думе меня осмеяли. Это не введение питейного налога, а освобождение от рабства.

Образчик этикетки, привезенный Челышевым и исправленный Л. Н-чем5*: «Водка — яд, от нее большой вред и душе и телу».

Л. Н. второпях сказал. Подробнее обдумавши, думает что так: «Водка — яд, и пить ее — большой вред для души и тела. А потому и большой грех потреблять ее, угощать ею и также приготовлять этот яд и торговать им».

Челышев: Мои мечты: когда же народ будет трезв?

Л. Н. (с усмешкой): Да, да, да. О вреде народного образования — надо прибавить семь тысяч видов мух. А о смертной казни? никто не подымал (в Думе) этого вопроса?

Челышев: Были попытки, теперь нет.

Л. Н.: Это ужасно!

Челышев начал:

— Вот вы указали прекрасно на подати, которые берутся с крестьян. Я думаю, что для меня разрешение питейного и земельного вопроса — это все.

Челышев о торговле хлебом:

— Должна быть регалия государства. Государство должно определять, какое количество мы дадим на мировой рынок.

Л. Н.: Позвольте, как в подробности вы представляете себе это? Как в деревне определить?

Челышев: Государство определит, сколько оно вывезет, и определит, сколько волость будет ссыпать в волостные амбары и сколько сеять на будущее. Может вспыхнуть война; в голодный год, чтобы народ не покупал по полтора рубля пуд, а цена ему рубль. Ведь голодный год съедает три года. Одна цена должна быть.

Л. Н.: Этого я не понимаю: как одна цена?

Челышев: Это цена хлеба, который вы ссыпаете в волостной амбар.

Л. Н.: Теперь положение, как было при крепостном праве; народ чувствовал, что нельзя продавать людей. Случайно Александр II сделал, потому что это сделано было в Европе. Подражал так, как теперь Столыпин подражает. И теперь крестьяне становятся рабами: владеет ими тот, кто владеет землей, а этот глупый человек — Столыпин — думает, что он поможет, когда наделает новых рабов. Но нам надо подражать только, а своим умом ничего не сделают; кто же это сделает, оставит добрую память по себе. Вы — такой человек, который думает своим умом: свели все подати на землю, не посылаете сына в город.

Челышев: Приношу вам мою искреннюю благодарность за внимание.

Л. Н. сказал про Н. В. Орлова: «Вот мой любимый художник».

Про картину «Шинкарка»: «Он нарядился в онучи и ее уличает».

Про картину «Со службы»: «Солдат пришел, а она нажила с другим ребенка».

Челышев: Он простил ее — машет рукой. Мужик может это сделать.

Л. Н., уходя в свою комнату, взял французский роман.

— Пока полежу, почитаю «L’immolé»2.

9 октября. Л. Н. поручил переписать и переслать Челышеву письмо владимирского крестьянина о том, что Крестьянский банк продает купцам земли, которые у него арендовали крестьяне1. За завтраком Л. Н. рассказывал, что́ слышал от приказчика: приказчик сегодня утром на Воронке около купальни видел двух лосей. Один, верно, теленок, подложил голову под морду матери, и так стояли. Л. Н. захотел увидеть их и пополудни поехал верхом в те места. Я с ним, лесами за Воронкой и по краю глубокого барсучьего оврага. Из него вышли лоси. Приказчик говорил, что он ни за что не убил бы лося. Вечером приехавший Илья Львович, месяцев пять не бывший дома, которому Л. Н. тоже рассказал про лосей, говорил тоже, что больше не мог бы убивать их. Он убил двух. Лоси кормятся зимой верхушками ветвей ветлы.

Л. Н.

Сегодня было очень много нищих, бедных вдов, за советами. С административно-ссыльным Л. Н. поговорил.

Илья Львович рассказал про 16-летнего сына Мишу, учившегося в Москве, откуда исчез. Одна телеграмма, которую получили, гласила об этом. Другая: «Скончался». Поехали мать и отец разными поездами хоронить его в Москву. Оказалось, телеграфист ошибся, телеграфировав «скончался», вместо «скрылся». Миша ездил к казакам около Новочеркасска наниматься на работу. Его, по паспорту узнав, старики-казаки уговорили новой жизни (рабочей) без благословения родителей не начинать. И он через неделю вернулся домой. Он учиться не хочет; говорит, что он прокормится: хочет быть кучером-наездником. Отец хочет, чтобы он получил хоть какое-нибудь образование, хоть техническое училище, хоть в машинисты. Софья Андреевна тоже стоит за образование, хотя вперед уверена, как говорит, что Миша учиться не будет.

Л. Н. отвращение Миши к учению в школе разделяет (не осуждает): это (у Миши) признак здравого ума. И Л. Н. говорил, что надо бы узнать, какая его нравственность, нравственное отношение, жизнепонимание: пьет? курит? здравый (т. е. свой самобытный) ум? и половое?

Отец говорил, что Миша курит, пьет лишь изредка и мало, и в денежных требованиях и расходах скромен.

Спрашивали про газетные известия, будто бы в Шамординском монастыре к Марии Николаевне ворвались грабители. Хотя оно было в нескольких газетах, никто в Ясной Поляне — ни Андрей, ни Илья Львович — не спросил Марию Николаевну, что́ было. Она же сама не пишет. Илья Львович подтвердил, что это было: калужский судебный следователь ездил туда и негодовал, что из-за десяти похищенных рублей должен производить следствие. Подробностей Илья Львович не знал. Л. Н. говорил, что представляет себе, как испугалась сестра, и «эта характерная точка зрения следователя».

Софья Андреевна очень ласково встретила Илью Львовича. Л. Н., лежа на кушетке, очень дружески, как с давно не виданным другом, спокойно побеседовал и после обеда и вечером. Я после обеда ушел, а в 10.10 застал разговор на том, что Илья Львович рассказывал, как молодое поколение развращено.

Л. Н.: Это ничего, а на всех экзаменах задают из закона божия вопрос: «А что, убивать можно?» — «Нельзя». — «Всегда нельзя?» Следует ответ, что не всегда, а можно на войне, по приговору суда и т. д. — И Л. Н. рассказал, какие письма получает сплошь и рядом. (Цитировать мне письмо крестьянина Владимирской губернии, полученное вчера. Л. Н. прочел его Челышеву. Удивительное письмо.)

Л. Н. рассказал о Челышеве, о его проекте ограничения продажи водки.

О деятельности Крестьянского банка. Про сегодняшнее письмо владимирского крестьянина Фомина о том, что Крестьянский банк землю, арендуемую у него же крестьянами, продал купцам. Отруба.

— Гадкая деятельность, — заключил Л. Н.

Илья Львович: Не совсем: без Крестьянского банка не могли бы крестьяне покупать. — Илья Львович рассказал из своей практики некоторые дела, где помог крестьянам.

Л. Н.: Можно на всяком поприще добро делать.

Разговор о Л. Андрееве.

Л. Н.: Его прежние рассказы с 1901 года: «Молчание», «Валя» — превосходны. «На реке», «В темную даль» — прекрасные, но там уже начинается чепуха, преувеличенные чувства.

Илья Львович сказал что-то, что у Андреева своя манера писать.

Л. Н.: Одна манера должна быть у всех: писать ясно и чтобы было понятно. А он вступает в область запутанного, непонятного, сумбур, как в рассказе «Тьма», «Семь повешенных». (Об этих рассказах говорил Илья Львович.) Ты расскажи приготовления одного повешения, только было бы правдиво, и по коже мороз пробежит.

Л. Н. говорил про какую-то нагроможденностъ картин, развинченность чувств у Л. Андреева. Илья Львович сказал, что ему доктор заведения, в котором Андреев лечился водой, рассказал, что он был пьяница и у него осталась нервность, впечатлительность.

Л. Н.: Мне это очень жаль, это мне объясняет многое у Андреева. У него, как в клинике живут, прекрасно описано.

«Семь повешенных» и «Красный смех», но прямо не просит найти ему их в библиотеке, чтобы не утруждать.

Когда Илья Львович уезжал в 10.45, Л. Н., прощаясь, целуясь, как всегда, со всеми родными, сказал:

— Очень тебе рад был, хорошо поговорили.

Когда остались Л. Н. и я одни, я сказал, что меня Андреев не захватывает. Пересказ Л. Н. «Молчания», «В темную даль» — да. А сами эти рассказы Андреева — нет. Они натянуты, неестественны.

Л. Н. ответил:

— Вы слишком строги, а может быть я ошибаюсь, потому что я хочу найти хорошее у него. Тут что́ интересно: пока он так (хорошо как в 1901 году) писал, его не замечали.

10 октября. У меня ночью и днем было сильное головокружение. Встал только в пять вечера. Л. Н. три раза посетил меня: не может ли мне чем послужить? Большое участие проявили все домашние.

Л. Н. говорил третий раз про полученные письма:

— Копыл из Новой Басани все бранится1. Автографы — хочу написать раз навсегда, чтобы не обращались2. И написал русскому учителю3. Другим же — без ответа. И письмо от толстовцев об образовании из Пятигорска. Знаете, там колония толстовцев. Оттуда пишет молодой человек: «Какие мы толстовцы? и пьянствуем, и деремся, какую жизнь ведем?» и что он хочет уехать, чтобы получить образование. Я ему хочу написать и выбрал из каталога Павла Ивановича книг на 11 рублей 70 копеек, которые, прочитавши, может, получит полное образование4. А там и дорогие: Кропоткин — 80 копеек, а то по 3, 5, 10 копеек.

Л. Н. хотел сегодня поехать в волостное правление на суд Резунова с мачехой. Он, женатый на москвичке и живущий там кучером, хочет дом продать, хотя имеет двух сыновей. Тем мачеха, и так им прогнанная, будто за воровство, лишится крова. Но пошел пешком на шоссе встречать Александру Львовну из Тулы. Она привезла три тома Андреева: пятый и шестой полного собрания и первый том мелких рассказов. Л. Н., просматривая содержание их, сказал:

— Я раньше читал и слишком строго отнесся к ним.

Л. Н. рассказал, что он сегодня камень бил на шоссе. Два камня разбил.

— Вы не одобрите, — обратился ко мне, — хорошая работа.

Варвара Михайловна

Вечером Л. Н. не выходил, чай не пил: устал от прогулки, лег в 11.30.

11 октября. Утром был у Л. Н. Сережа Попов, автор писем к В. Скороходову о путешествии с братом Львом без паспортов, на пути к матери в Петербург, пешком и товарными поездами. Очень скудно одет, маленький, белокурый, вида детски невинного. Он вышел из гимназии, прожил три-пять лет у Скороходова и еще где-то на земле. Белинький спросил его, сколько десятин земли у Скороходова.

— Двадцать пять присвоенной, а двадцать десятин арендует.

Были еще Гусаров, проживающий с семьей в Телятинках у Чертковых, оклеивающий дом, Перевозников и Белинький. Перевозникову предстоит, может быть, военная служба, он еще не решил, отказаться ли. Л. Н. говорил ему, что быть или не быть солдатом — это дело между ним и богом. Но, если служить — не оправдывать служения, знать, что это грех. Оправдывать — самое худшее.

Л. Н-ч С. Попову о рассказах Андреева «Семь повешенных» и «Тьма»:

— Слабо, психологически неверно, много лишнего. — Л. Н. вспомнил некоторые подробности о казни цыгана как верные.

Как вчера, так и сегодня — тяжелые просители. Л. Н. слаб. В кабриолете ездили в Казначеевку к больным. Л. Н. пешком домой. Вечером написал семь страниц писем: Лебрену, Желтову и Черткову1.

Получен октябрьский номер ньюйоркского журнала «The World’s Work» со статьей «Tolstoy in the Twilight» и фотографиями посещения Ясной Поляны летом Генри Джорджем-сыном. Довольно хорошее описание и очень тактичное, учтивое2.

Л. Н. заметил в «Новом времени» неприязненную критику Кравченко на появившийся альбом Орлова «Русские мужики»: девять картин Орлова с предисловием Л. Н. Толстого. «Заслуга же Орлова только в том, что он о народном горе рассказывал в целом ряде картин, тогда как другие делали это между прочим, лишь изредка заглядывая и сюда». Картины находит вялыми, фотографическими, тенденциозными3.

Л. Н. вял.

12 октября. Понедельник. Л. Н. написал много писем, также и Александра Львовна. Она пишет каждый день не менее пяти, а то и двенадцати от имени отца или от своего имени за отца. И Софья Андреевна сегодня написала семь писем, главное — за Л. Н. Иные к ней обращаются, чтобы не тревожить Л. Н.

Я с Л. Н. ездил на Воронку мимо Угрюмов, Горюшина, Рвовской казармы. Делир три дня стоял, поэтому горячился. Л. Н. пускал его рысью и галопом в гору. К концу так горячился, что Л. Н. надоело.

Утром был молодой человек, говорил с Л. Н. об искусстве и науке и ждал книжек. Посетителей никого. Александра Львовна спрашивала Л. Н., читал ли дальше Андреева. — «Читал». — Александра Львовна хвалила, как хорошо читать с отметками Л. Н.: от 0 до 5. Эта книжка, рассказы Андреева, находится у Александры Львовны. Софья Андреевна предлагала вечером читать вслух; Л. Н. и Александра Львовна высказались за чтение про себя. Л. Н. сказал, что вслух надо все читать, а тихо, для себя, пропускаешь, и потому очень быстро читаешь.

Софья Андреевна: Талант у него есть?

Л. Н.: Талант это несомненный, <но> отсутствие чувства меры и самокритики.

Александра Львовна спросила, какие мелкие рассказы хороши и читал ли большие и драмы.

Л. Н.«Собака» («Кусака») вам понравится. «Праздник» хорош, но опять испорчено. Больших (рассказов) и драм не читал.

Софья Андреевна: Андреев все замечает. Его художественные подробности — это способность наблюдения или дарование?

Л. Н.: Дарование в этом и состоит. Язык прекрасный (каким говорят).

Л. Н.: Если бы я знал Андреева, я поместил бы его рассказы в «Круг чтения». Есть места хорошие, но потом, когда начинаются фантастические соображения...

За чаем Александра Львовна опять спрашивала об Андрееве.

Л. Н.: Очень хороший рассказ «Христиане». Это — такая сатира на христианство, на квазихристианство. Это, вероятно, действительно происходило в суде и он присутствовал1.

Л. Н. получил анкету редакции берлинского журнала «Neue Gesellschaftliche Korrespondenz» с вопросом: «Sind Sie für Beibehaltung oder Abschaffung der Todesstrafe?»6*

Л. Н. подписал, но не отослал следующую версию: «Es thut mir herzlich leid, dass Sie eine Frage, die für wirklich aufgeklärte Leute schon lange her keine Frage (mehr) ist, stellen mir, der durch nichts, wie mir scheint, bewiesen hat, dass er ein Schelm oder Dumkopf wäre»7*.

Кроме нее, написал еще несколько коротких ответов. Вечером я спросил, который нужно отослать. Л. Н. ответил:

— Колеблюсь, не было бы обидно.

Потом смягчил один и поручил переписать и подписал2.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Октябрь

ТОЛСТОЙ В РОЗОВОМ КРЕСЛЕ

Ясная Поляна, 1909
Портрет (масло) работы И. Е. Репина

13 октября. У Л. Н. изжога. Слаб. Пополудни гулял. Пишет в письмах к Лебрену, Черткову и говорит, что желал бы умереть, и говорит, что из его проповедей ничего не выходит (никакого эффекта не видать). А как раз теперь больше, чем когда-либо, распространяется книжками и усваивается жизнепонимание Л. Н. Доказательство: почти ежедневно получаемые одно-два сочувственных письма, большинство от крестьян. Ругательными письмами, которые в последние полгода стали очень часты, по нескольку в неделю, Л. Н. тяготится: действуют на него удручающе. Александра Львовна мрачна тем, что Л. Н. думает, ожидает и говорит о смерти. Она живет им. Она с Варварой Михайловной теперь усердно секретарствует Л. Н-чу и прекрасно преуспевает в новой для нее роли. Близка и жизнепониманием, и детской любовью к отцу. Ей будет ужасна потеря отца.

Л. Н. за обедом показал серию книжек «Библиотека-копейка», издаваемых Миролюбовым, издателем «Журнала для всех».

Л. Н.: Я бы хотел посоветовать им, чтобы не одни рассказы печатали из «Круга чтения». Спрашивают, что им печатать1. Я хотел бы предложить им те же книжки, что Ивану Ивановичу. А ему это неприятно не будет? Я хотел бы посоветоваться с вами.

«Посредника» — свой. Л. Н. сказал, что он так же думает.

— Как они («Библиотека-копейка») оплачиваются? (получают доход).

Я: Во-первых, чужими объявлениями на обложке; во-вторых, (своими) объявлениями, также на обложке журнала. Живая и оплаченная реклама.

Л. Н. за обедом просил написать Ивану Ивановичу об этом и задержать ответ «Библиотеке-копейке».

Я прочел письма сербки и болгарки. Обе спрашивают, что им выбрать. Сербка спрашивает, есть ли для девушки иной, лучший путь «христианской общественной жизни», чем брак, материнство. Вторая, болгарка: учиться ли ей и чему (философии?), чтобы воспитать себя, или выйти замуж. Каково назначение девушки? И рассказал о них за обедом Л. Н-чу и после снес ему письма в кабинет2. Тут мне Л. Н. сказал:

— Я теперь думаю о женщинах, что существенная их сила — материнство. Суфражистки, государственные женщины: Екатерина II или (королева) английская — (их деятельность) не первостепенная. В области религии ни одной женщины-учительницы. Но это не исключает, что они не могут быть полезны во всяких отраслях (занятиях, областях).

В 9.25 Л. Н. пришел в столовую с книгой Л. Андреева, сел к круглому столу и читал «Проклятие зверя».

— Описание города, — сказал он, — восхитительно! Теперь я буду хохотать, — и передал Софье Андреевне — читать вслух. Потом сам продолжал читать и сказал:

— Длинно, а в конце скучно.3

Мы — Софья Андреевна, Александра Львовна, Варвара Михайловна и я — пили чай. Л. Н. все читал для себя за круглым столом. Чаю не пил. Попробовал кефир. В 10.50 снес книги Андреева Александре Львовне.

— Надо прибрать их, чтобы они ему не попались. А то я сделал там замечания, для него нелестные.

Я: Ему будут интересны и полезны.

Л. Н.: Очень резки: «Чепуха» и в этом роде.

Александра Львовна все свободное время читает Андреева.

14 октября. За завтраком Белинький, выбиравший и переписывавший сегодня письма к Л. Н. для Черткова (раза два в неделю приходит отбирать их), заговорил о Веригине, что пришлось ему заступаться за него.

Л. Н.: Его положение такое: верят в него, он должен быть деспотом. В чем же его обвиняют?

Белинький: Что велел свободников сечь. Не знаю, верить ли.

Л. Н.

За обедом Л. Н. сказал:

— Сергей Попов, не тот, который был на днях, а крестьянин, пишет хорошее письмо, просит выписать ему газету.

Софья Андреевна спросила, какую.

Л. Н.: Это не пишет, а «Газету-Копейку». Что она стоит?

— Три рубля 60 копеек в год.

Л. Н. подумал:

— Напишу ему, что я не советую ему газету, а вместо того пришлю побольше книг1.

Л. Н. (ко мне): Славянские девушки об одном и том же пишут. Вы можете писать по-сербски?

— Нет.

— А по-болгарски?

— Уж совсем нет.

— Как же им отвечать?

— По-русски.

Когда я в 10.15 пришел в залу, застал Л. Н. с Софьей Андреевной, играющих в четыре руки. Александра Львовна и Варвара Михайловна ушли спать. Л. Н. вышел в 10 часов к чаю в залу и сказал:

— Сегодня хочется или в карты играть или в четыре руки на фортепиано.

— Л. Н. отвык совсем от игры. И мне с ним, тоже не игравшей, трудно, — говорила Софья Андреевна.

Играли симфонию Гайдна и по нескольку раз повторяли отдельные части. Играли с час.

Перевязывал рану на ноге Л. Н. Он говорил мне:

— Хорошая статья индуса, хочу ему написать.

Вчера я показал Л. Н. статью в «The Vedic Magazine», № 4, «Plato and Shankaracharya».

Л. Н.: Я люблю индийскую философию. Завтра напишу ему2. Две крайности у молодых людей8*: игнорирование того, что думали старые, а у индусов (и у нас) — вера в авторитетность, придавание значения и объяснение каждого слова их (индусских) мудрецов (и нашей Библии), которых они и не говорили, а писавшие их переврали.

Главная черта домашней жизни у Толстых нынче та, что несуетливо. Л. Н. так спокойно и, по-моему, так плодотворно работает, как никогда. Гостей, посетителей очень мало9*. О политике никто не говорит. Софья Андреевна спокойна, не раздражена ни семейными, ни хозяйскими, ни издательскими, ни политическими (казни), ни общественными делами, ни высылкой Черткова, Гусева, полемикой с кем бы то ни было. Отпала и та доза суетливости, которую вносил Чертков, особенно когда бывал возбужден и рассказывал Л. Н-чу подробно о множестве дел. И та доза задорливости, которую вносил Гусев, волновавшись обидами, причиняемыми правительством единомышленникам и революционерам.

15 октября. Л. Н. утром поздно, в 8.30, проснулся. Звонил, никто не услышал. Когда я перевязывал ногу уже насухо, одной ватой, чтоб беречь струп, Л. Н. сказал:

— Осенняя погода. Ваши девицы озадачили меня (задали мне вопросы). Раньше я отвечал просто: целомудрие выше материнства. Нынче вижу, что и материнство есть...... 10* Ответить можно, но не знаю еще, как выразить. Но вопрос нельзя ставить так, что дилемма между наукой и материнством. Заметил, что она (сербка) даже пишет о «браке», а не о «материнстве».

Илья Васильевич спросил из другой комнаты:

— Протопить вам не надо?

Л. Н.: Нет, нет.

Я сегодня ездил в Колпну, Кочаки, Угрюмы, Воздремы, Телятинки. Как мне передали Варвара Михайловна с Александрой Львовной, за обедом Л. Н. говорил, что он теперь боится Андреева, увидав иллюстрации в «Искрах» из представления «Анатэмы» в Художественном театре1.

Л. Н.: Из искусств драма и музыка имеют две стороны: одна — исполнение, а другая — сама вещь. При исполнении забывают саму вещь, потому что хорошее исполнение затемняет произведение. Иной раз спутывают содержание вещи с исполнением: хорошее исполнение, а содержание никуда не годное. В музыке аккорды великолепны: иногда слышить аккорды — плакать хочется, — техника удивительная, а вещь никуда не годится, но производит впечатление. А эти похвалы и впечатление от исполнения портят автора, который принимает похвалы на свой счет. Если эту самую драму будешь читать, так бросишь: такая скука. А между тем, при талантливом исполнении на сцене, смотришь с удовольствием. То же самое можно сказать и про музыку. Это не то, что наше ремесло — литература и всякая поэзия.

За чаем Александра Львовна рассказала, что сегодня телушка катала пастушка Петюшку, сына кумы Аннушки. Он дразнит ее.

Л. Н.: Он, должно быть, без надобности ее стегает. У них свои счеты.

Л. Н. принес буддийскую книжку и оттуда прочел одну из пяти буддийских заповедей: никакое животное умышленно не убивать.

Л. Н.: Это хорошо: умышленно. А то муху нечаянно убьешь.

Просил выписать ему две индийские буддийские книги о европейцах:

— Эта тема была использована Вольтером или кем-то. Благодарная тема, когда человек живет вне этой (своей) цивилизации.

Л. Н.: Меньшиков пишет, что одного недостает: обучения военному строю в сельских школах, как в Германии. И что надо набирать солдат помоложе, пока еще доступны воспитанию2.

Л. Н. говорил о письме Жашкевича и Мюллера:

— Их в тюрьму сажали. Как я с ними говорил, по-русски? Очень хорошо пишет3.

16 октября. Был С. Т. Семенов. Разуверился в пользе землеустройства по закону 9 ноября: закон внес недовольство, раздор среди народа. В их местах поджигают поселившихся на отрубах и собираются перевешать стариков, закрепивших за собою землю.

Сергей Терентьевич желал бы, чтобы Л. Н. именно теперь написал об этом, и думает, что теперь решение земельного вопроса единым налогом внесло бы успокоение.

Л. Н. утром, поздоровавшись с Сергеем Терентьевичем в зале, сошел. Я за ним: пора было в лечебницу. Л. Н. в передней с озабоченным выражением лица спросил:

— Ведь он за отруба?

Я ответил, что был, но теперь мнение его изменилось. Именно об этом пришел поговорить. Л. Н. очень обрадовался.

За завтраком застал нового гостя: М. А. Липинскую — женщину-врача, польку, практикующую в Вогезах, во Франции. Проповедует гигиену. Пришла посоветоваться с Л. Н. о своей работе, которую пишет. Л. Н. с ней много беседовал. Впечатление приятной, тактичной, умной1.

Пополудни я поехал с Л. Н. к волостному правлению. Л. Н. просил позвать старшину. Вышел исполняющий его должность, позже писарь. Л. Н. спрашивал, есть ли закрепление за собой земли. Ответили, что в волости 45 случаев.

Л. Н.: В каких деревнях?

— Во всех по одному — по два случая. В Городне больше всех: переселившиеся в Сибирь закрепили и продали. В Подыванькове двое, живущие в Москве и в Туле. Богатые закрепляют, у стариков власть против сыновей. Бедные видят, что переделов не будет.

Л. Н.: Это грех (закрепление). Не надо вам способствовать этому.

Писарь: Нам начальство в вину ставит, что мало закрепляющихся. Говорит: «Долой вас со службы».

Л. Н.: Правительство сегодня одно, завтра — другое. Думу можно сменить; а тут землю покупают дешево кулаки — новые помещики, и в их руках очутятся пастбища, будут жать крестьян.

Присоединившийся к нам мужик сказал:

— Известное дело. А продавшие землю останутся нищими. Кто продал, прожил.

Вечером беседа с Сергеем Терентьевичем и М. А. Липинской.

Л. Н.: Мясная пища держится по инерции, так как довода в ее пользу никакого нет.

М. А. Липинская (?): Эта книга — психотерапия.

Л. Н. (?): Почему же вы такое скверное слово употребляете? Из Горького что́ вам нравилось?

— Драматическое искусство.

Л. Н.: Надо, чтобы искусство было просто, ясно, доступно всему народу и вместе с тем захватывало струи жизни. До́лжно писать, чтобы забирать душу, и ясно. Тут же никакого искусства нет. Там много литературы, но они все пишут для высших сословий; низкий, мерзкий уровень высших сословий. У народа — наоборот.

17 октября. Л. Н. третьего дня и вчера получил письма с возражениями против его слов, сказанных на прощание Челышеву: «Когда у нас в Думе отменят смертную казнь?» Анонимная аристократка и рабочий, оба, негодуя, пишут, что надо убийц вешать. Л. Н. написал сопроводительную статью к этим письмам и хотел отправить в «Новое время» и «Новую Русь», но передумал: «Вызовет раздражение и толки обо мне». Кажется, не пошлет никуда1. Это мне рассказала Варвара Михайловна.

Л. Н.: Много интересных писем. Из 14 только два просительных. Письмо от Челышева. Видно, что он поглощен своими думскими делами, выражает охоту делать, о чем говорили с ним, и просит ярлык на бутылки с водкой моей рукой написать.

Л. Н. так и сделал2. Л. Н. говорил про только что полученную им русскую книгу из Баку о бехаизме3 и покачал головой. Александра Львовна спросила, почему качнул головой.

Л. Н.: Бехаизм — это высочайшее учение, написанное с восточным пафосом, о том, что не может быть насилия (ясно показывающее, что зло не может побеждаться насилием). Главные враги религии не те, которые убивают, а те, которые искажают религию, учение, как здесь (в бехаизме) — раздор между сыновьями. У Беха Уллы два сына (две партии) и спорят, кто из них настоящий наследник проповеди отца, и они один на другого клевещут. То же самое было у нас с Иисусом Христом. Это все, наверное, было и у Павла. Вопросы у Христа — вечные, а у него (Павла) интересы мелкие.

Александра Львовна, разбиравшая полученные сегодня письма:

— Ты получил письмо от человека, который раньше писал тебе, что видел. А ты ему ответил, что спиритизм — это глупости.

Л. Н.: И он (в нынешнем письме сознается) что он-то не видел, а слышал от другого4«Мои последователи должны верить только моим словам и написанному мною. Время чудес прошло»5.

Пополудни я ездил с Л. Н. верхом к телефону на Занфтлебенскую дачу11*, поговорить с Ольгой Константиновной, которая с детьми у Кунов, и назначить свидание на шоссе на Косой Горе, потому что в доме гость. Потом к П. А. Буланже поговорить насчет книги о бегаизме и работах Павла Александровича6. Обратно ехали стремглав, крупной рысью, около четырех верст.

Вечером приехали от «Общества деятелей печати» с фонографом и фонофоном, в который хотят записывать голос Л. Н. по-русски, по-английски и по-французски. Вечером представляли фонофон: песни соло и хоровые, балалайку, скрипку, фортепьяно и комические монологи. Вышло неудовлетворительно: инструмент нечисто передает звуки (далеко не так чисто, как граммофон у Чертковых или фонограф эдисоновский у Л. Н.), и выбор был неудачен, безвкусен12*. Еще хорошие песни выходили кое-как.

О монологе городничего из «Ревизора», произнесенного Борисовым, Л. Н. сказал:

— Нехорошо, неталантливо.

Л. Н. просил к чаю прекратить игру. Потом из любезности похвалил Трояновского. О фонофоне выразился:

— После «Миньона» нельзя слушать.

С фонофоном приехали: поэт И. А. Белоусов — товарищ председателя «Общества деятелей периодической печати и литературы», И. И. Митропольский — редактор «Столичной молвы», А. Г. Михелес от общества фонофонов и механик Hampe. Очевидно, цель — не сохранение голоса Л. Н. для «Общества деятелей печати», а скрытая — добыть пластинки с голосом Л. Н. на русском, английском, французском языках для Общества граммофонов7.

18 октября. Утром фонофонщики томили Л. Н. вместо 20 минут, как обещали, целые часы. Говорил в трубу Л. Н. в отвратительном, нагретом и пропитанном запахом масла и испарениями воздухе по-русски и по-английски, по-французски и по-немецки будто бы для общества русских писателей, а в действительности для фирмы «Граммофон». Сказали Л. Н-чу, что он будет говорить для школ, как кинематографщики сказали, что будут снимать для педагогических целей, а после сами признались, что врали. Приемы одни и те же. Да и вся затея Общества писателей — собрать голоса живущих знаменитостей (Вересаева, Муромцева, Толстого) — скорее всего внушение этой фирмы, чтобы иметь работу и, главное, раздобыть голос Толстого.

Утром Л. Н. сказал мне, чтобы им еще раз внушить, что подарка, фонофона, он принять никак не может:

— Как тяжело это нашествие вчера, ах, как тяжело! Одно утешение: кто бы они ни были, как ни чужды своими взглядами, надо отнестись к ним, как к братьям.

Л. Н.: Белоусов очень добрый, симпатичный.

Белоусову, которого встретил сегодня на лестнице, Л. Н. сказал:

— Наговорил в граммофон и насилу отделался от подарка. Но одно утешение: не глупости же я туда наговорил.

Я похвалил стихи Белоусова, книгу которых он подарил Л. Н. и мне.

Л. Н.: Не содержат ничего дурного, вредного, но не новы и не сильны1.

Здесь приехавшие вчера из Петербурга Андрей Львович с Екатериной Васильевной. Приехала Мария Александровна, к обеду Звегинцева. За обедом Софья Андреевна сказала Звегинцевой:

— Я кур очень люблю.

— Они того не любят, потому что их режут, — заметил Л. Н.

Андрей Львович рассказал про повесть Ропшина (псевдоним) «Конь бледный» в «Русской мысли»2. Про эту повесть и писал А. А. Столыпин на днях в «Новом времени», что она тем сильно действует (описание убийства, анализ душевного процесса), что сам автор совершил убийство; потому так хорошо описывает и потому такой успех3.

Л. Н.: Тем больше успех, если сам совершил убийство! Рассказ большой?

Андрей Львович: Семьдесят страниц, и в стиле Андреева.

Л. Н. посмотрел, почитал несколько строк, и рассказ совсем ему не понравился и не заинтересовал его. Александра Львовна принесла только что полученный экземпляр альбома Н. В. Орлова «Русские мужики». Л. Н. стал смотреть и удивлялся:

— Я не понимаю, как его художники не оценят. Я бы его расцеловал. Я это буду каждый день смотреть.

Софья Андреевна похвалила рецензию в «Русских ведомостях» на днях. А дня четыре тому назад была рецензия, не очень сочувственная, в «Новом времени»4.

Встали от стола. Остались Софья Андреевна с Звегинцевой и Л. Н. с Марией Александровной. Л. Н. стал рассказывать Марии Александровне про Беха Улла и про полученную им на днях книгу Атрпета «Имамат». Хвалил книгу и советовал Марии Александровне читать ее. Ужасные картинки в книге. Бабистов 15 миллионов, но разделены на секты.

Софья Андреевна рассказала Звегинцевой, говорившей про картежную игру, что Сергей Львович выиграл 6 000 и как ее это беспокоит. Эта страсть у него в крови: оба его прадеда проиграли имения, были игроки.

Л. Н.: Дед Андрей Толстой игроком не был: он не играл, чтобы выигрывать; он играл спустя рукава; был богатый человек, гости. Проигрывал им 100, 150 рублей в вечер.

Л. Н. рассказал про шантажиста, бывшего недели три тому назад в Ясной у Беркенгейма, Булыгина, Семенова (я его не видел). Беркенгейм к нему сошел. Прием у него верный: он приходит не со словами: «Дайте мне 10 рублей», а «Мне некуда деваться, должен скрываться, дайте мне три-четыре дня у вас пожить». Каждый рад откупиться. И Л. Н. рассказал, между прочим, как он показывал револьвер:

— Жалко, что я его не видел, я бы у него револьвер отнял и бросил в пруд.

19 октября. Л. Н. о фонофоне:

— Как запели первую песню, меня поразило что-то сильное, грубое. Каторжная песня должна вызывать сострадание, а тут делают из нее игрушку.

Л. Н. мне, говоря про ответ Черткова о затянувшемся печатании у Сытина «На каждый день»1:

— Я нынче четыре «Круга чтения» читаю, и, должен сказать, с истинной пользой. Они для меня — Библия2.

После обеда Л. Н. прочел вслух смешную вещь: «Агафия. Моральная трагедия». Просят не смешивать с аморальной «Анфисой»13*. ». «Русское слово», 18 октября, № 2393. Александра Львовна выразила некоторое негодование, Софья Андреевна же — большое на прочитанное. Л. Н., когда кончил, ответил:

— Как пародия, очень хороша, и рифмы комические. Та же неопределенность выражения, и вычурность, и опять неопределенность. Некто в черном4.

Л. Н. принес «Русскую мысль» за январь 1909 г. В ней читал Ропшина «Конь бледный», какую-то повесть Ф. Сологуба (псевдоним) и стихи и еще что-то. Говорил взволнованно и недоумевающе, что это все сумасшедшие, что это не шутка, а действительность. В «Коне бледном» Л. Н. отмечал и подсчитывал пустые строки вроде: «Ну» десятки раз; точек — целые строчки:

— Это ни к чему не нужно и корыстно, чтобы было больше строк. Цитирует длинно Евангелие и стихи, какие стихи: «Если вошь в твоей рубашке крикнет тебе, что ты блоха, Выйди на улицу и убей...» Что это значит? Как Столыпин мог об этом писать?5

Софья Андреевна касательно коротких строчек:

— Это с легкой руки Дорошевича, потому что им платят построчно.

Л. Н.: Сколько этих «ну» постоянно, без всякой надобности (в «Коне бледном»). Страшно интересно в устах революционеров: есть один, который говорит о любви. Это о чем пять лет тому назад никто не говорил. Нынче ты читала, — Л. Н. обратился к Александре Львовне, — письмо присяжного, который отказался участвовать в суде. Оштрафовали на десять рублей, которые он очень охотно внес. Письмо простое6. Я удивлялся, что это в январской книжке. Раньше, — и Л. Н. назвал имена редакторов 1860-х годов, — старались критически составлять январский номер. А эта вся книжка, с начала до конца, — полнейшее сумасшествие. Все это глупо, бездарно, самоуверенно, все бред. Не знаю, которые сумасшедшие; в твоем соседстве ли, в Петелине, — Л. Н. обратился к Андрею Львовичу, живущему рядом с психиатрической больницей, — или эти забавнее.

Л. Н. говорил от стола, где играл в винт, первый раз после, кажется, пяти месяцев. Потом говорил по этому поводу:

— Андрееву я прямо соболезную, потому что печатается вся эта дребедень; что̀ пишет Леонид Андреев — все-таки лучше. Что печатают! Газет сотни, журналов... из-за денег составляются. Принято их выписывать из приличия, как крахмальные рубашки носить. У купцов Гучковых, Михайловых это валяется, как у нас, никто не читает их.

20 октября. Утром приехали И. И. Горбунов с Дурылиным (милым юношей, сотрудником «Свободного воспитания» и «Маяка») по делу издания серии книг для народа о религиях мира. Иван Иванович принес некоторые новые книжки (изречения Магомета и другие).

Пополудни уехал Андрей Львович с Екатериной Васильевной и Машенькой. После приехала Ольга Константиновна с детьми.

С Л. Н. верхом. Л. Н. на Кривом, чтобы испробовать его. Низенький, легче садиться, спокойный и не пугливый. Я на Делире. За обедом Л. Н. спросил:

— Какое самое сладкое кушанье? По изречению Магомета, когда во рту дурное слово и ты его проглотишь1.

Говорил про книгу Атрпета «Имамат», которую прислал бехаист.

Л. Н.

Л. Н. еще говорил, что Магомет воспользовался послехристовой литературой.

Зашла речь об И. А. Белоусове. Л. Н. рассказал, что он был портной, и отец его. Он был с отцом в довольно хороших отношениях. У отца было 150 тысяч капиталу. К отцу пристроился священник и стал уговаривать его завещать на богоугодные дела. Отец сам мало делал и был медлительный. Иван Алексеевич ему сказал: «Мне ваши деньги не нужны. Если вы их дадите на общеполезные дела, хорошо поступите». Другой брат в ссылке. Священник пригласил митрополита. Старик Белоусов был тщеславен (митрополит его посещает!), согласился. В один прекрасный день 18 числа поехали к нотариусу совершить духовное завещание, но опоздали, и нотариус назначил им на завтра. На другой день отец, отправляясь к нотариусу, волновался; умер. Деньги остались его сыновьям.

Иван Иванович рассказывал про Ивана Алексеевича, какой он добрый, ласковый человек. Рассказал, как Иван Алексеевич с Л. Андреевым путешествовали.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Октябрь

ТОЛСТОЙ И Ф. А. СТРАХОВ

Телятинки, 1909
Фотография В. Г. Черткова
«Утром... Ф. А. Страхов с поручениями от Черткова относительно завещания Л. Н.». — Запись от 26 октября 1909 г.

Л. Н. про вчерашнюю пародию — «Агафию» на «Анфису»:

— Что они с рифмами делают, как умело.

Л. Н. говорил, что Андрееву скажет, если он это может понять, что у него в первых вещах есть хорошее, но уже и в них начинается пафос, преувеличенное рассказывание. И выходит, что он последнее (пафос, преувеличения) положил в основу последних сочинений.

Л. Н.: Мне его жалко, он одурен своей славой. Про его рассказы сказал: «Сергей Петрович» — слабо, «Кусака» — так себе.

Присутствовавший сотрудник «Посредника», друг Ивана Ивановича, знал хорошо все рассказы. Он уехал сегодня.

Л. Н.: Тютчев хорош: каждое его слово нельзя заменить другим.

Уезжала Софья Андреевна с Ольгой в Москву, но на новой дороге в темноте наткнулись на сломанный автомобиль. Приняли его за пролетку, предполагая, что лошадей, верно, увели, седока ограбили и убили, как и извозчика: они, может быть, там и валяются мертвые. Никто не откликнулся — вернулись. Софья Андреевна сказала, что больше ночью не будет ездить.

22 октября. Остался до вечера Иван Иванович: все по поводу издания книжек для народа о религиях мира. Утром приехал неприглашенный М. Г. Эрденко, двадцатитрехлетний скрипач, ученик Гржимали, с женой1. Хотел показать «свою манеру декламативного искусства» (исполнение) русской музыки, и задачей своей считает сделать ее доступной для народа. Л. Н-чу, когда я ему передал, не понравились эти его речи, и Л. Н. пожелал, чтобы не остались. Дал решить Александре

Львовне и Ольге Константиновне, а они решили так же. Эрденки уехали обратно в Щекино, но, не достав билетов на скорый поезд, вернулись обратно в Ясную вместе с Фридманом, гостившим у Толстых, тоже не доставшим билета, и вечером играли. Кроме них, к обеду приехали: католический ксендз из Тулы, литовец 28 лет, Мажонович2 с учителем французского языка в гимназии, мосье Сильвестром. Этот сказал Л. Н. лестную фразу, как son nom rayonne en France14*. Л. Н. ему ответил русской пословицей, что, когда вспоминают его имя, on a mal à l’estomac15*. Француз на это возразил, что, может быть, это ему не неприятно.

— Ce mal m’incommode beaucoup16*. — Потом после молчания сказал, чтобы что-нибудь сказать:

— J’aime la France et les Français17*.

Француз поблагодарил от себя и именем родины.

Эрденко сыграл какой-то шведский романс, который Л. Н-чу не понравился. Потом Шопена «Ноктюрн», что Л. Н. привело в восторг.

— Какая у вас нежность, грация, сила, чувство меры!

Потом Л. Н. спросил:

— Есть такая вариация к «По улице мостовой»?3

Л. Н. говорил, что музыканты — хорошие шахматные игроки.

Л. Н.: Музыкант, играя, воображает, и в шахматной игре воображает, что́ будет.

Л. Н.: Еврейская молитва — вопль, экстаз.

Эрденко говорил, что его предки по отцовской линии были цыгане. Внешне исповедовали христианство, в душе — иудейство. Он сыграл еврейскую скорбную песню, которую евреи поют в Судный день. Говорил, что он 15-летним давал концерт.

Л. Н.: Что̀ он играл, мы не знаем, но так сыграл, что в душу ударил, особенно ритмические вещи, мазурки. Эрденко — самоучка, но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так играл4. В искусстве — первая вещь, чтобы не слышно было личности, что я это выдумал. Челышев — единственный свежий человек в Думе, и Эрденко — самоучка; я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так играл, эффекты страстные.

Л. Н. написал на портрете, который дал Эрденкам: «В память большого нам доставленного удовольствия».

Утром Л. Н. ходил на деревню, откуда уходили семеро парней на призыв в Крапивну. Л. Н. провожал их в Дворики; думал, что там застанет бабуринских и из других деревень, но ясенские приехали первыми. Л. Н. говорил с ними и плакал, и многие плакали.

— Это так глупо, что <про> самый существенный вопрос индийской философии: в чем состоит нравственность — ни слова.

— Грех — ничего, а оправдывать грех — это плохо.

— Лев Николаевич! Когда мы умираем, останется что-нибудь от нас, от души нашей?

Л. Н.

23 октября. После вчерашней езды верхом 12 верст по заросшим тропинкам и оврагам Засеки, пригибания под деревьями — сплошная гимнастика — Л. Н. сегодня жаловался на боль в спине и пояснице. Пульс —

90, вместо обыкновенного 72. Температура не повышена. Л. Н. не поехал верхом, а в новом экипаже Александры Львовны, в котором должен был поехать в Телятинки с кучером. Он один поехал, правя, на новой паре чалых (Чудачок и Дурачок).

Л. Н. сегодня написал 17 страниц нового, сегодня начатого художественного произведения. Наверное, «Песни на деревне»1.

Л. Н. сегодня получил письмо от Черткова и другое от Черткова к П. А. Сергеенко о том, чтобы Сергеенко напечатал на своем издании писем Л. Н., что «перепечатка разрешается». Л. Н. сделал приписку к письму Сергеенко, что Чертков выражает его желание, чтобы письма его к другим так же не составляли ничьей собственности, как и другие его сочинения последних 30 лет2. Л. Н. спросил об этом и наше, присутствовавших, мнение: Александры Львовны, Варвары Михайловны, Ольги Константиновны и меня. Согласились.

Еще Л. Н. спрашивал вот о чем: Чертков предлагает новую копировальную множительную машину — ротограф, на которой можно получать 1 000 копий, но на которую требуется разрешение начальства. Чертков хочет раздобыть это разрешение для Л. Н. Это нашли неудобным, и Л. Н. сказал:

— Во-первых, не затевать новое, само собой в будущем сделается. Нужно скрывать, это уже одно нехорошо. Во-вторых, будет много таких изданий, будешь давать их людям, а люди могут попасться за это и пострадать. Главное же то, что, на мой взгляд, это совсем не нужно. Если есть что в моих писаниях доброго и нужного людям, то они найдут себе путь. У бога времени много. Вообще это дело не настоящее, а такое, которое может только отвлекать всех, кто будет этим заниматься, от настоящего дела, того самого, которое мне, да и всем нам, надо делать до смерти, не желая ее ускорения.

Л. Н. написал об этом Черткову3.

Завтракал и обедал Белинький. Рассказывал, что в Маньчжурии не доят коров. Они подкованы и работают, как волы. Молока их не пьют и для мяса их не убивают, а мясо их едят только когда скотина падет. Масло едят бобовое и гаоляновое. Л. Н. спросил:

— Сильны ли маньчжурцы, китайцы?

Белинький: Телом они худощавы, сухопары.

Л. Н.: Это и у нас: худощавые самые лучшие работники, а не мускулистые.

Л. Н. ошибка.

Л. Н.: Мы не видим по нашей слепоте истину. Величайшее бедствие происходит <потому, что есть> устраиваемые и устраивающие. От этого происходят бедствия и семейные, и государственные. Я изобрел — величайшее мое изобретение, — что устраивать других есть величайшее суеверие.

24 октября. Утром на вопрос, как спал, Л. Н. ответил, что плохо.

— А спина болит?

Л. Н.

Потом заговорил по поводу предлагаемой Чертковым машины:

— Надо отказать совсем. Черткову хочется деятельности, а этого не нужно. А если будет много экземпляров, будем рассылать, и многие попадутся.

Я: Не попадутся: ведь по одному экземпляру можно иметь, особенно писаного (не печатного).

Л. Н.: В деревне будут читать, говорить, что священник...

Слабость. После двух часов просил позавтракать и прогулялся по саду.

За обедом Л. Н., Александра Львовна, Варвара Михайловна, Ольга Константиновна с детьми, Белинький.

Л. Н.: Беседа миссионера Боголюбова с И. М. Трегубовым интересна (просил ее вырезать из «Новой Руси» и наклеить)1. Я Трегубова очень ценю, его деятельность. И как ведется эта беседа: когда он уличил их всех, говоря: «Не убий», «Не клянись», сказали: «Давайте помолимся». И они запели.

Л. Н.— И Л. Н. подозвал к себе Соню, взял за руку и, пересчитывая по пальцам, говорил: «Благочестие, трудолюбие, аккуратность, чистоплотность» — и, дергая за мизинец, повысив голос, решительно повторял: «Не лгать, не лгать, не лгать!»

Спросили:

— Какой немец так учил?

Л. Н.: Не помню, кто. Немецкий катехизис.

Л. Н. говорил о письме женщины, просившей написать «Историю Иисуса» для детей. Почему запретили его (Л. Н-ча) книгу «Учение Христа, изложенное для детей?» Потому что там хотя очень осторожно сказано: «Иисус родился от Марии, жены Иосифа»2.

Ольга Константиновна сказала что-то про нашу безучастность, как мы запутались.

Л. Н.: Главное — условность. — И похвалил Гусарова (мастеровой, пробирающийся босиком, с тележкой, с семьей в Бессарабию).

Л. Н. о Поссе (писал мне, что начал питаться безубойно):

— Я записал о нем: типичный интеллигент, но милый человек. Он ищет, движется3.

«Круге чтения».

Л. Н.: Как об убийстве Караваева ни слова не писали газеты, так и о «Круге чтения», который я считаю самой полезной из моих книг, ни строки в «Русских ведомостях», ни в одной другой газете.

Сегодня, как почти каждый день, одно-три письма от людей, читавших сочинения Л. Н. и нашедших в них то, что́ в глубине души сами чувствовали и думали. И. М. Трегубов говорит о них уже на миссионерской беседе с кафедры. Поссе затевает периодическое издание и хочет в нем провозглашать главные идеи Л. Н. и близкие ему. «Новая Русь» объявляет, что с ноября будет печатать «На каждый день»4.

25 октября. Утром приехал А. В. Цингер. Александра Львовна ожидала, что приедут Дунаев, Гольденвейзер для подписания завещания Л. Н., в котором он отдает свои сочинения после 1881 года в общую собственность1 «Цезарь и Клеопатра» Б. Шоу, которую видел в Москве2.

Л. Н.: Бернард Шоу меня заинтересовал. Он очень остроумный и самобытный. Это один из лучших современных писателей.

О Л. Андрееве Л. Н. сказал:

— Тем, что он портит свои первые добрые рассказы — пафосом, преувеличением, — полны его новые сочинения.

Цингер об «Анатэме».

Л. Н.«Анатэму» читать не буду.

Цингер о декадентах, об А. Белом.

Л. Н.: Я бы желал видеть такого человека и спросить, что́ они хотят сказать. Я прочел январский номер «Русской мысли». Это бред сумасшедших. Я никакого общения не имею с этими людьми. Я хотел бы спросить, что они хотят сделать.

И Л. Н. расспрашивал Цингера, который с ними знаком, дружен с А. Белым, чего они хотят. Цингер отвечал, он их не понимает. Если их спросят, сколько 2×2, они ответят фразой вроде: «Дважды два для меня — фиолетовое дуновение облаков». Измайлов написал книгу пародий на декадентов, но, подойдя к А. Белому, пишет: «Пародировать такого господина я не берусь». И выписывает цитату из его, А. Белого, критики Чехова — набор слов.

Л. Н.: Но как же с ними разговаривать, когда редакторы печатают их? Ведь это характеризует вообще публику.

— тщеславие и гонорар, который всегда получают. У Андрея же Белого, главным образом, виноваты девицы, его поклонницы.

Л. Н.: Я получаю письма от разных писателей. Нынче, кажется, три, и пишет товарищ Максима Горького.

Л. Н.: Публика стала большая, и всегда видны глупые.

Цингер: Но ведь раньше были же Пушкины?

пространства, времени, которых нет, вместо того, чтобы основываться на восприятии нашего зрения, осязания и т. д.

Позднее мне сообщено Цингером следующее:

Л. Н. о науке: «Прежде всего — единственная действительно нужная наука, единственное нужное знание есть знание того, что́ я должен делать, как я должен жить, чтобы прожить жизнь наилучшим образом. Все так называемые научные знания, не ведущие к ответу на этот основной вопрос, не нужны. Математические, а также отчасти физические и астрономические знания — привлекательны и ценны как средство изощрения и дисциплинирования ума. Но, признавая это, нельзя забывать, что, как говорит Лихтенберг, «вместимость мозга конечна»3.

Л. Н. (о пространстве и времени): «Представления пространства и времени есть способ мыслить. Пространство нужно мне, чтобы в этот момент времени представлять себе, как отдельно существующие «меня самого» и «что-то вне меня». Время нужно мне, чтобы сопоставить, как нечто единое, «меня сейчас» и «меня несколько лет назад». Представление пространства и времени, как чего-то реального, ведет к непонятным и ненужным представлениям и рассуждениям. «Земля движется вокруг солнца, солнце движется вокруг чего-то, это что-то движется еще вокруг чего-то, и т. д. очевидно без конца». И то же самое со временем: «Что было прежде? А еще прежде? Еще прежде?» и т. д.

Л. Н. (): Внешний мир, все материальное, мы познаем только через чувства. Главная задача в физике должна была бы заключаться в изучении восприятий чувств. Рассуждения физики о том, что́ не воспринимается чувствами (атомы, эфир и пр.), представляют собой ненужные измышления».

Какой интерес у 82-летнего старика к науке, к радию! Цингер ему показывал4.

Л. Н. просил Цингера выписать дополнительные томы к Брокгаузу5. Цингер говорил, что составляет учебник физики для третьего класса гимназии. Просмотрел множество, и что самый лучший учебник нашел японский.

6, которого Цингер хорошо знает. Говорил о нем, что он приехал учиться православию. Потом Грот убедил его, что ему нужно учиться философии, а не православию. Потом В. Соловьев, что это чепуха — учиться. Потом Л. Н. сказал ему (Кониси), что не им, японцам, китайцам у нас учиться, а нам у их Лао-тзе, и внушил ему перевести Лао-тзе на русский язык. Л. Н. говорил, что Кониси несколько недель тому назад хотел приехать, но Л. Н. просил отклонить его приезд, потому что слух такой, что он японский шпион. Он не был огорчен.

Речь о Токутоми. Л. Н. о нем:

— Токутоми другой человек. Сущность христианского учения имела на него влияние.

Л. Н. принес французский роман «L’immolé». Говорил, что это вроде Андреева, и прочел как образец несколько строк. Л. Н. о прочтенном:

— Никакого образа не дает.

Л. Н. просил принести полученное сегодня письмо ссыльного П. М. Рындина, крестьянина Воронежской губернии7.

— Он говорит то, что испытывают тысячи людей, — сказал Л. Н.

Л. Н. получил письмо от Л. Семенова. Очень ему обрадовался, сразу стал его читать вслух. В письме прочел, что Семенов просит уничтожить его письмо. Уничтожил8.

26 октября. с тем, что она предоставит печатание всем1. Эта тайна мало кому известна. Страхов вечером уехал.

Речь об Эрденко. Софья Андреевна говорила, что ее знакомые музыканты его не знают.

Л. Н.: Он им не понравится, он не классик. Это не Сибор. Одну ноту услышишь его игры — именно та точка, которая одна есть для известного тона.

Софья Андреевна рассказала, как дело произошло с грабителями у Марии Николаевны в Шамординском монастыре месяц тому назад. Они ломились в ее дом, он стоит отдельно. Мария Николаевна открыла форточку и высунула им 10 рублей. «Вот вам, и уходите». Л. Н. был очень доволен ее поступком.

Л. Н.: Сказать, что «Некто в черном» страшен — это все поймут и каждый может. А рассказать, как люди живут, как работают, чувства, столкновения — не каждый может. Толпа читателей усотерилась: что были в мое время десятки, теперь сотни. Большинство (читателей, толпы) глупо. Потворствуют ей.

27 октября.

Л. Н. (утром): Без всякой причины не заснул до трех.

Пришли пешком из Рязанской губернии Л. Семенов с братом (духовным) Михаилом, рязанским мужиком его же лет. Он раньше знакомства с Л. Семеновым слышал про «Краткое изложение Евангелия» и купил себе его, также «В чем моя вера?». Леонид с прошлогоднего августа, как был у нас, прожил полгода в Самарской губернии среди братьев (добролюбовцев), работая. Потом по их поручению, на их средства съездил повидать заключенных за отказ от воинской повинности братьев: Кудрина и Шнякина в Полтаву и Киев (?). Свез девочку пяти лет Кудриных к братьям. Потом прожил полгода в Рязанской губернии, в деревне Гремячки Данковского уезда. Шли шесть дней вдоль железной дороги, без копейки, побираясь.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Октябрь

ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, конец ноября — начало декабря 1909 г.

Фотография С. А. Толстой

«Софья Андреевна показала портрет (фотографию) Л. Н., сделанный ею недавно. Л. Н. пишет
«Портрет прекрасен, потому что не позировано. Руки
прекрасны, выражение натурально». — Запись от 4 декабря 1909 г.

Л. Семенов: Нужно смирение.

Пришел в изношенной крестьянской одежде, в лаптях.

«брат», «ты». Л. Н. ему отвечает на вы и на ты. Говорит: «брат Александр», «брат Михаил Иванович», с которым пришел. Л. Н. спросил его про сестер и братьев. Семенов прибавил: «Плотские». Прощаясь, Семенов говорит: «С миром». Л. Н. тоже употребил это выражение, прощаясь ночью со мной.

Леонид со мной говорил о том, что видел сон (он верит в сны), что Л. Н-ча больше таким, как теперь, не увидит, потому что его жизнь скоро изменится (жизнь во плоти кончится).

Илья Васильевич с большим уважением о Леониде:

— Вот это настоящий, единственный последователь.

Когда я напомнил М. С. Дудченко, Илья Васильевич сказал, что не помнит его, он больше таких не видал.

После еды Семенов сказал:

«Благодарен тем, кто трудился».

Про «брата» А. Добролюбова говорил, что он больше чем полгода где-то далеко за Ташкентом, на китайской границе, в уединении.

— Где ты проснулся к настоящей жизни, там живи. А что из того выйдет, это не мое дело. Как я сам начну устраивать мою жизнь? Могу ошибиться.

Л. Н. сходил вниз, в бывшую библиотеку, где живут Семенов и Михаил. Они там и обедали. Л. Н. был очень рад приходу Семенова и поговорил с ним по душе. Дал ему читать свои статьи, особенно рекомендовал «Единую заповедь». Вечером с 7.30 до 9 просидел с ними и опять еще приходил:

— Вот какая моя жизнь: стыдно мне вас позвать с собой обедать, — сказал он.

Семенову самому было тяжело, что ставит Л. Н. в неприятное положение.

Л. Н.

Пополудни с Л. Н. верхом в Телятинках у Гусарова. Хорошая семья у него: смирная, работящая жена, девятилетняя Зиночка — умница. Там же Маша Кузевич учила телятинских детей грамоте.

Когда ехали обратно, поехали мимо Черкасовских прудов — Л. Н. их так называл — вдоль сада, где теперь жгут кирпич и раньше стояла баня. Там раньше жила помещица Черкасская, у которой отец Л. Н. купил именьице, сад. Были три пруда. Давно прорвало плотину, все три вытекли. Когда спускались из-за сада к этим прудам — очень крутая тропинка — Делир не хотел спуститься, заартачился. Л. Н. повернул и сказал:

— Бояться стал.

Л. Н. сказал про себя: «Поехать обратно?» Я предложил вернуться, но Л. Н. повернул, понукнул Делира и съехал по крутизне. Я слез со своей лошади и провел по крутизне в поводу.

28 октября. Л. Н. устал от езды к Марии Александровне: туда и обратно много рысью. Там долго пробыл, беседуя и разговаривая. По дороге говорил, что Мария Александровна читала письмо племянника с каторги, хорошее. Спросил, кто такой Николай Максимович?

— Кузьмин.

Слезши с лошади, медленно таща ноги, вошел в дом. Я последовал за ним в спальню и предложил снять ему сапоги.

— Не надо.

Просил накрыть себя:

— Спину мне хорошо накройте. Который час? Четыре? Еще посплю.

— Поспите подольше: утром рано встали, не выспавшись.

У Л. Н. сосредоточенный взгляд, лицом бледен. Пульс неравномерный — 80.

— Можно потушить свечу?

— Я потушу, — ответил Л. Н.

29 октября. Со вчерашнего дня М. С. Сухотин. Сегодня приехал и Сергей Львович и Мария Александровна. С Л. Н. ездили по Засеке. Прекрасный день: чистый, прозрачный воздух, как весной. Л. Н. предполагал сделать малый круг, семь верст, а все забирал дальше, не хотелось ему вернуться. Да и Делир не хотел через ручей переходить. Поневоле пришлось ехать высоко против течения у двух-трех ручьев. Сделали 15 верст.

Шахматы. В зале был Л. Семенов, в лаптях не хотел идти наверх, хотел переобуться, потом пошел. Пишет Л. Н-чу письмо о недоговоренном. Л. Н. читал фельетон в «Новом времени» о новой книге «Наше преступление»1.

— Теперь почитаю книгу (роман). Он из крестьянской жизни.

О поджогах. Сознание несправедливости. Маклаков об этом не думал.

Л. Н.: Их развращают и законом 9 ноября, и казнями.

Л. Н. о «Christian», а может быть о «Нашем преступлении»:

— Преувеличенность, пафос, на них строит все, а хорошее пропало.

Л. Н. утром, в 10 часов, вышел гулять. В 12 поехал верхом один в Ясенское волостное правление: судился яснополянский мужик Резунов с мачехой. Поделились. Л. Н. хвалил судей волостных (они из крестьян), что умны, совестливы. Вечером с 10 до 12 читал роман Родионова «Наше преступление». Местами хорошо. Видно желание в дурном виде показать деревню. Хорошо описан суд, но очень длинно. Ясно видно, что автор желал, чтобы виновника строго наказали.

31 октября. Выпал снег. Приехала С. А. Стахович. За завтраком сказала Л. Н-чу, что читает «Прогресс и бедность»1 и что скучно.

— Какой он христианин! — И Л. Н. прочел вслух из «Круга чтения» 31 октября Генри Джорджа2. Потом сказал:

— Я во сне видел разговор о Генри Джордже, что другие говорили, и стал его писать. Но вышел такой вздор, что бросил.

За обедом С. А. Стахович рассказала Л. Н., что читала, кажется в «Вестнике Европы», в одной из последних книг, как Мериме при публике говорил Виктору Гюго: «Quand je parle du plus grand poète de notre siècle...»18* и Гюго его остановил: было ему неловко, Мериме поправился, что он подразумевает Пушкина: «Je parle de Pouchkine»3. Дальше рассказала, как Мериме своими стихотворениями («Гузла») ввел в заблуждение Пушкина: Мериме написал в «Гузле», что это перевод славянских народных песен. Пушкин поверил.

Л. Н.: Прежде чем я узнал, что это подделка, я удивлялся: что тут находят? Что древнее — должно быть, это важно.

Софья Александровна: Просто национальные песни.

— Знал. Премилый: добродушный, легкомысленный, остроумный.

В дальнейшем разговоре о Григоровиче Софья Александровна вспоминала его — в какой обстановке в высших кругах Петербурга его видала и говорила, что вопрос нравственности для него совсем не существовал. О «Нашем преступлении» Л. Н. говорил С. А. Стахович:

— Талантливо, но мысль нехороша. Описывает разврат народа. Это хорошо описано: он знаток, но односторонне.

Л. Н. вспомнил слова Маклакова о Челышеве: «Он, слава богу, неученый, он один может этот вопрос (о земле) поднять».

Л. Н. сегодня слаб. С трех до шести спал и сказал, что по слабости будет подписывать автографы. Софья Александровна попросила автограф для актера Вишневского:

— Так вы мне это сделаете?

— С величайшим терпением. Я не могу понять, зачем автографы. Это одна из мод.

Говорили, какой Илюшок был толстый, а теперь худой. Л. Н. вспомнил, что и он маленьким был толст.

— Ты знаешь, как меня звали, когда я был маленький? — спросил Л. Н. у Илюшка: — Левка-Пузырь.

Навроцкий, редактор «Одесского листка», телеграфно спрашивает Л. Н., может ли отпечатать «Круг чтения» как премию для подписчиков «Одесского листка». Л. Н. протелеграфировал: «Печатание предоставлено всем, рад вашему намерению»4.

Примечания

3 октября

1 18 сент. Т. вернулся из Крекшина в Москву и на след. день выехал в Ясную Поляну.

2 Жиз. д. В. В. А. Поссе сообщил Т. 9 сент. и прислал проспект журн. В отв. письме от 12 сент. Т. выразил сочувствие задачам журн. (т. 80, с. 90—91).

3 П. Б. Струве посетил Т-го 12 авг. На след. день Т. записал в Дн. о нем и А. А. Стаховиче: «Малоинтересны и тяжелы, особенно Струве» (т. 57, с. 115).

4 Ст. о курении — «Разговор с прохожим»; о податях, военщине — «Проезжий и крестьянин». Работа продолжалась до 22 окт. (т. 37).

5 «Ответ польской женщине (одной из многих)» был отправлен В. А. Поссе при письме от 12 сент. (т. 80, с. 90—91). Опубл. с ценз. пропусками в Жиз. д. В., № 1 (дек.).

4 октября

1 Ст. об анархизме, получившая впоследствии назв. «Пора понять», была начата в Крекшине 16 сент., закончена 6 дек. (т. 38).

2 —335).

3 Выдающийся исп. педагог Ф. Фарер был казнен 13 окт. н. с. по ложному обвинению в подстрекательстве к восстанию.

4 С. А. Толстая, выражая благодарность Г. К. Градовскому за присланную им ст., пригласила его в Ясную Поляну. Ст. — вероятно, «Внутреннее обозрение» в сент. кн. (№ 21—24) журн. «Мир божий».

5 А. Крымский. Суфизм (, кн. 63).

6 Письмо Ф. А. Желтова от 17 сент. Т. отв. 12 окт. (т. 80, с. 138—139).

5 октября

1 Премьера «Анатэмы» в МХТ состоялась 2 окт. См. фельетон Гранитова (И. В. Туркина) «Анатэма» (, № 226, 3 окт.).

2 «Изречения Магомета, не вошедшие в Коран. Избраны Л. Н. Толстым». Пер. с англ. С. Д. Николаева. М., «Посредник», 1910, с. 14 (т. 40, с. 344).

3 «Проезжий и крестьянин».

4 См. запись 7 сент. и письмо Т. к Ламанскому от 8 сент. (т. 80, с. 89—90).

1 В ЯПб хр. 6 брошюр М. Д. Челышева о вреде пьянства; на одной из них пометы Т.

2 Впервые Горький встретился с Т. 13 янв. 1900 г. в хамовническом доме (после двух неудачных попыток увидеться в 1889 г.).

3 М. Меньшиков. Письма к ближним. Взрыв анархии. — Здоровый оптимизм (НВ

4 Ошибочное: der Kind вместо das Kind.

7 октября

1

8 октября

1 В ст. Н. М. Кн<иповича> «Мухи», к-рую читал Т., упоминается не Вейерман, а Шинер (Брокгауз, кн. 39, с. 246).

2 E. . L’immolé. 4-ème éd. P., 1909 (ЯПб, дарств. надпись).

9 октября

1 Письмо С. Д. Фомина от 8 окт. На конв. помета Т.: «Интересное письмо. Списать и послать Челышеву» (т. 80, с. 290).

1 Крестьянин Е. Копыл в 1907—1909 гг. писал Т-му ругательные письма, отстаивая православную веру. На конв. письма от 8 окт. помета Т.: «Ругательное. Копыл. Б. о.». См. также кн. «Переписка крестьянина К. с гр. Л. Н. Толстым». Киев, 1910.

2 Открытого письма по поводу автографов Т. не написал.

3 В письме от 3 окт. из Нижнесергинского завода Пермской губ. народный учитель И. Г. Екенин писал, что ему и ученикам «хочется видеть собственноручное письмо Л. Толстого», и просил написать «наставление, правило и т. д.». Т. отв. 10 окт. (т. 80, с. 136).

4 На письмо А. Т. Дзюбы из толстовской коммуны «Водопад» близ Пятигорска от 5 окт. Т. отв. 10 окт. (т. 80, с. 136—137). Дзюбе был тогда 21 год.

1 Письма, датир. Т. 12 окт.: Ф. А. Желтову, В. А. Лебрену, Я. Стыке, ред. газ. (т. 80, с. 138—140) и Черткову (т. 89, с. 146—147).

2 H. George Junr. Tolstoy in the twilight. With photographies made especially for this article and copyright by the Author («World’s Work», № 87).

3 Н. КравченкоНВ, № 12061, 9 окт.).

12 октября

1 В ЯПб сохр. 3 тт. рассказов Л. Н. Андреева с пометами Т. и оценкой каждого рассказа по пятибалльной системе. Рассказ «Христиане» оценен 5+. Сюжет рассказа Л. Н. Андреев заимствовал из газ. сообщений (см. ЛН, т. 72, с. 579).

2

13 октября

1 При письме от 11 окт. (почт. шт. СПб.) С. М. Нонин прислал Т. от ред. «Библиотеки-копейки» 1-ю серию их изд., в к-рую вошли рассказы из «Круга чтения»: «Беглец» Чехова, «Живые мощи» Тургенева, «Одиночество» Мопассана, «Епископ Мириель» Гюго и «Франсуаза. Рассказ по Мопассану» Т-го, и просил указать, какие произв. рус. и иностр. писателей, а также какие свои произв. он рекомендует им издавать. На конв. помета Т.: «Ответить по каталогу Бирюкова».

2 В отв. на письмо сербки Р. Миленковичевой, почтальона из гор. Лесковац, от 25 сент. были посланы кн.: «На каждый день» и «Мужчина и женщина». На конв. 1-го письма от 2 окт. 22-летней болгарки Т. Йоцовой из г. Вратца помета Т.: «Душану прочесть и рассказать». Ей была послана ст. Т. «О науке». Во 2-м письме, от 17 окт., Йоцова просила отв. на вопрос, изложенный в ее предыдущем письме. Отв. Маковицкий 6 нояб. (т. 80, с. 295).

3 Т. читал рассказ «Проклятие зверя» в т. VI Собр. соч. Л. Н. Андреева. СПб., 1909.

1 Письмо С. Ф. Попова от 11 окт. Ему была послана кн. «На каждый день».

2 Ст. Пандита Прабху Датт-Шастри. В письме от 21 окт. Т. поблагодарил редактора этого журн. Рама Дева за присланный № (т. 80, с. 155).

15 октября

1 В «Искрах», № 40, 11 окт. помещены репродукции с фотогр. В. И. Качалова в роли Анатэмы и отд. сцены из спектакля.

2 М. . Молодежь и армия (НВ, № 12065, 13 окт.).

3 А. А. Жашкевич и Б. Мюллер после отъезда из Ясной Поляны, где они находились с 31 авг. до 2 сент., были арестованы в Курске. Мюллера (глухонемого) освободили, а Жашкевича отправили по этапу к месту жительства, в Умань. В письме от 12 окт. Жашкевич сообщал о их мытарствах и о своем намерении описать их. Т. выразил готовность опубликовать его ст. (см. помету на конв. — т. 80, с. 292). Отв. Маковицкий 18 окт. Текст отв.: «Л. Н-чу было очень приятно получить ваше письмо и видеть твердость вашего настроения и жизни».

16 октября

1 Б. о. (см. т. 57, с. 152—153).

17 октября

1 Приведенный вопрос Т-го процитирован в заметке «М. Д. Челышев у Льва Толстого», подп. Альфа и опубл. в НВ— от 14 окт. с подп. Труженик труда. Т. написал заметку и включил в нее полностью 1-е письмо и начало 2-го, намереваясь послать ее в газеты. Заметка, однако, послана не была (см. т. 38; там же, на с. 582, напеч. текст сопров. заметки Т. к 1-му письму, написанной на конв.).

2 В письме от 14 окт. из Петербурга Челышев извещал о получении через Маковицкого новой ред. ярлыка для бутылок с вином и просил Т-го «прислать текст ярлыка на бутылки в оригинале», т. е. написанное рукой Т. — 17 окт. этот текст был послан (см. т. 80, с. 291—292).

3 АтрпетЯПб, дарств. надпись). По просьбе автора книгу прислал бехаист, служивший в конторе Мусы Нагиева в Баку, Мирза Алекпер Мамедханов. Т. отв. 18 окт. (т. 80, с. 149).

4 9 окт. А. В. Мягкий из Уральска писал о Г. И. Мемешкине (т. 80, с. 287—288): «Один мой знакомый спросил вас, как смотрите вы на спиритизм. Вы ответили, что спиритизм — и глупость, и обман». Т. отв. Мягкому 15 окт. (т. 80, с. 146).

5 См. указ. кн. Атрпета, с. 133.

6 П. А. Буланже работал над очерком «Жизнь и учение Конфуция». Впоследствии Т. внес в очерк ряд значительных исправлений.

7 ГМТ. Текст отр. из соч. Т., произнесенных им в фонограф, напечатан в кн. «Живые слова», вып. 1, под ред. И. И. Митропольского. М., 1910, с. 13—17.

18 октября

1 И. А. Белоусов—1909 г. М., 1909 (ЯПб, дарств. надпись).

2 В. Ропшин (Б. Савинков). Конь бледный.

3 НВ, № 12062, 10 окт. («Заметки» А. А. Столыпина).

4 «Художественные вести» (Р. вед., № 237, 16 окт.).

19 октября

1 17 окт. Чертков писал Т-му про И. Д. Сытина: «Ради того, чтобы исполнить свое обещание выпустить обе книги в течение октября, не позже ноября — они печатаются на всех парах и в Москве, и в Петербурге (...— теперь уже нет основания».

2 Вероятно, «Мысли мудрых людей на каждый день» (М., 1903), 1-е изд. «Круга чтения» (М., 1906), 2-е изд. этой кн. и печатающийся сб. «На каждый день».

3 Пародия на драму Л. Н. Андреева «Анфиса», 1-я постановка к-рой состоялась в Петербурге, в Новом драматическом театре 10 окт.; Фуриозо — псевд. Н. Н. Вентцеля.

4 «Жизнь Человека» — Некто в сером. Ср. запись 26 окт.

5 В № 1 «Русской мысли» опубл.: повесть В. Ропшина (В. Савинкова) «Конь бледный», рассказ Ф. Сологуба «Белая березка», стихи А. Блока «Друзья», В. Брюсова «Отречение», А. Белого «Сумерки», З. Гиппиус «Петухи», Д. Мережковского «Ужель мою святыню...», С. Соловьева «Иоанн Креститель», Ф. Сологуба «Ты царь. Решеткой золотою...» и др. Упоминаемый в тексте отзыв А. А. Столыпина — «Заметки» (НВ, № 12062, 10 окт.).

6 В письме от 16 окт. М. Г. Григорьев сообщал о своем поступке и спрашивал Т., правильно ли поступил. Т. отв. 19 окт. (т. 80, с. 149).

20 октября

1 «Никто не пил лучший напиток, как человек, проглотивший гневное слово во имя бога» (см. указ. кн. «Изречения Магомета, не вошедшие в Коран», с. 12).

1 В письме от 4 окт. из Ялты М. Г. Эрденко известил Т., что приедет после 10 окт. «поиграть и поговорить» с ним. На конв. помета Т.: «Не понимаю, было ли письмо. Б. о.».

2 В письме от 12 окт. из Тулы В. Мажонович, посетивший Т-го 31 июля 1907 г., просил разрешения навестить его 22 окт. «Хотелось бы поделиться с вами всем пережитым за последние два-три года». Т. пригласил его к обеду (см. т. 80, с. 292).

3 Народная песня, особенно нравившаяся Т-му; под эту песню танцевала Наташа Ростова в «Войне и мире» (т. 11, ч. 4-я, гл. VII).

4 «Кол-Нидре», неск. вещей Г. Венявского, в том числе «Карнавал» и «Мазурку» («М. Г. Эрденко в жизни Толстого». — «Одесские новости», 1910, 10 нояб.).

23 октября

1 23 октября Т. написал не «Песни на деревне», а 1-ю ред. очерка, получившего впоследствии загл. «Сон» (т. 38, с. 364—369); этим очерком заканчиваются «Три дня в деревне» (т. 38).

2 См. приписки Т. к письмам Черткова, адресованным П. А. Сергеенко и в ред. газет (т. 89, с. 151 и 161).

3 См. т. 89, с. 152.

1 «Беседа миссионера Д. И. Боголюбова с И. М. Трегубовым» (НР, №№ 289—290).

2 Письмо от 21 окт. учительницы Е. П. Мейер. Т. отв. 24 окт. и послал свою кн. «Учение Христа, изложенное для детей» (М., 1908), предупредив, что она запрещена (т. 80 с. 156).

3 См. Дн. 24 июля (т. 57, с. 101).

4 «На каждый день» печаталось в НР с 1 нояб. до мая 1910 г.

25 октября

1 Завещание, написанное Т. в Крекшине (т. 80, с. 267).

2 Премьера состоялась 14 окт. в Малом театре.

3 «Круге чтения» — т. 1, с. 191—192 (т. 41, с. 170—171).

4 См. А. Шифман. Если бы он был естествоиспытателем («Наука и жизнь», 1973, № 11, с. 121—124).

5 В ЯПб хр. все 86 кн. : 82 основных и 4 дополнительных.

6 Кониси виделся с Т. в хамовническом доме в Москве утром 19 сент. «Он был Л. Н-чу скучен и очень утомил его» (Гольденвейзер, с. 345). Вероятно, тогда же он выразил желание посетить Ясную Поляну.

7 «поддался на удочку» тех людей, к-рые его убеждали, что «Христос был революционер» и теперь «попал на «ссылку». Просил прислать книг. На конв. помета Т.: «Хор<ошее> письмо. Послать Евангелие краткое и дет(ское) и то, что он просит, кроме больших книг». Посланы были «На каждый день», «О воспитании» и др. книги.

8 Т. отв. Л. Семенову 26 окт. (т. 80, с. 160—161).

26 октября

1 Ф. А. Страхов приехал сообщить Т-му, что завещание его, подписанное 18 сент. в Крекшине, юристами признано недействительным, т. к. собственность, в том числе и литературную, можно было завещать только определенному лицу. Вследствие этого 1 нояб. Т-м было подписано новое завещание.

29 октября

1 М. . Письма к ближним: «Наше преступление». — «Замечательная книга». — «В чем мы виноваты?» (НВ, № 12077, 25 окт.).

31 октября

1 Г. ДжорджЯПб, дарств. надпись изд., Л. Ф. Пантелеева).

2 «Круг чтения», т. I, с. 385 (т. 42, с. 187).

3 Л. Нелидова. Памяти И. С. Тургенева (ВЕ

4 На телегр. В. В. Навроцкого от 31 окт. Т. отв. в тот же день (т. 80, с. 166). «Круг чтения» издан в янв. 1910 г.

Сноски

1* Градовский характеризовал его как карьериста. Бывший шеф департамента полиции.

2* резким (нем.).

3* «искусно скрывать досаду» (франц.).

4* «эта ребенок был мертв» (нем.).

5* К записи приложены две напечатанные в типографии этикетки с изображением черепа и скрещенных костей и надписью «Яд». — Ред.

6* «Вы за сохранение смертной казни или за отмену ее?» (нем.).

7* «Мне искренне жаль, что вопрос, давно уже решенный для истинно просвещенных людей, вы задаете мне, хотя, кажется, я не показал себя ни плутом, ни дураком» (нем.).

8* Л. Н. имел в виду наших русских и европейских.

9* И прохожих сегодня всего три человека.

10* Пропуск в подлиннике. — Ред.

11*

12* Например, из песен каторжан: сильный баритон соло пел совсем безучастно, сурово, не трогательно.

13* Новейшая пьеса Л. Андреева.

14* имя его блистает во Франции (франц.).

15* франц.). Здесь, возможно, в смысле «ему икается». — Ред.

16* Эта боль меня очень беспокоит (франц.).

17* франц.).

18* «Когда я говорю о величайшем поэте нашего века...» (франц.).