1866
12 марта. Прожили 6 недель в Москве, 7-го воротились1, и опять в Ясной то же спокойное, немного грустное, но невозмутимое счастливое чувство. В Москве было хорошо, своих я так любила, и детей моих любили. Таня быстра, умна, мила и здорова. Сережа окреп, рассудителен, менее кроток, чем был, но добр. Я боюсь быть пристрастна к своим детям, но я ими очень довольна и счастлива. С Левой все было холодно, неловко, в Москве грубое обращение П. вследствие моего неумения вести себя с ним испортило наши отношения2. Мне и совестно, и гадко, но на душе ни одного пятнышка не было ни минуты в моей замужней жизни, и Лева меня судил слишком строго и резко. Но я и этому рада, он дорожит мной, и я теперь буду во сто раз осторожнее, это только будет приятно. А еще новый, небывалый еще надрез, и это страшно. Все больше хочется гнуться от своего ничтожества, и меньше остается прав на эту счастливую гордость и сознание собственного достоинства, без которого я бы жить не могла.
В Москве больше жили кремлевской жизнью. Утром присылали карету за детьми, уезжали к родителям на весь день. Лева ходил в скульптурный класс и на гимнастику3. Больше всех из знакомых видала Перфильевых, Башиловых, Горчакову, познакомились с Оболенской.
Была в концертах, очень полюбила классическую музыку. Вся жизнь шла хорошо, я все любила в Москве, даже нашу Дмитровку и нашу душную гостино-спальню и кабинет, где Лева лепил свою красную лошадь и где сидели, бывало, вдвоем вечера. Петя4 — милое существо, я его очень полюбила. И теперь иногда вспомню о них, и так сердце сожмется, жалко, что не вижу.
22 марта. Молодые впечатления тем дороги, что их не ищешь и не сознаешь, а их слишком много, а теперь не то, все обдумаешь и все ищешь посерьезнее, подостойнее себя. Так хуже.
28 апреля. Люди женятся — думают, что вот беру такую-то девушку, с таким-то характером и проч., а не знают того, что все в ней изменится, что тут ломается целый большой механизм, и нельзя сказать: «я с ней счастлив», пока этот механизм не переломается и не перестроится совсем новый. А при этом не столько важен характер женщины, сколько все то, что будет иметь на нее влияние первое время замужества. Нашему счастью все завидуют, это наводит все меня на мысли, отчего мы счастливы и что это, собственно, значит.
9 июня. 22 мая неожиданно родился еще сын Илья. Я ждала в середине июня.
19 июля. У нас новый управляющий с женой5. Она молода, хороша, нигилистка. У ней с Левой длинные, оживленные разговоры о литературе, об убеждениях, вообще длинные, неуместные; мучительные для меня и лестные для нее разговоры. Он проповедовал, что в семью, в intimité1*, не надо вводить постороннее, особенно красивое и молодое существо, а сам первый на это попадается. Я, конечно, не показываю и вида, что мне это неприятно, но уже в жизни моей теперь нет минуты спокойной. С рождения Илюши мы с ним живем по разным комнатам, и это не следует, потому, что будь мы вместе, я бы не выдержала и все ему бы высказала нынче же вечером, что во мне накипело, а теперь я не пойду к нему, и так же и с его стороны. В детях я так счастлива, столько они мне дают радости, что грешно требовать еще большего счастия, испытавши это. Столько наслаждения в любви к ним. А жаль, что Левочка не помнит своих собственных правил. И зачем он нынче говорил о том, как муж побоится наделать неприятностей жене, если она безупречна. Как будто несчастие только тогда, когда муж уже сделает час ночи, а я спать не могу. Точно предчувствие дурное, что будет эта управительская жена-нигилистка моей bête noire2*.
22 июля. сводит меня с ума. Я желаю ей всевозможного зла, а с ней почему-то особенно ласкова. Скоро ли окажется негоден ее муж, и они уедут отсюда? А покуда ревность измучает меня. Со мной он холоден до крайности. У меня болят груди, я кормлю с страшной болью и страданиями. Нынче позвала Маврушу прикормить, чтобы дать груди поджить. Боли мои всегда действуют на него дурно в отношении ко мне. Он делается холоден, а к моим физическим страданиям прибавляются еще нравственные, гораздо больнее физических. Я сижу у себя запершись, а она в гостиной с детьми. Я ее просто не могу переносить. Мне досадно глядеть на ее красоту, оживленность, особенно в присутствии Левочки.
24 июля. Нынче Левочка опять был в том доме и вследствие этого пожалел ее, что ей скучно. Потом спросил меня, зачем я не позвала их обедать. Если б я могла, я никогда бы не пустила ее в дом. Эх, Левочка, сам не видит, как попадается. Боли грудей отнимают у меня много времени и счастия. Что ужаснее всего, это что я совсем отступилась от Левочки и он тем более от меня. Потом я взяла Маврушу прикармливать Илюшу, и он беспокоен, и мне горько, что он вместе с моим сосет чужое молоко. И бог знает когда заживут груди, так все идет плохо. У меня сердце радуется, когда Лева недоволен хозяйством. Авось откажут управляющему, и я избавлюсь от этой мучительной ревности к Марии Ивановне. Его жаль, а ее я не люблю.
10 августа. Бывают дни, когда на душе так светло и хорошо, что хочется сделать что-нибудь такое, отчего бы все тебя полюбили и все удивлялись бы тебе. В противуположность тем несчастиям, о которых я слышала, я чувствую себя счастливой. Вчера рассказывал Бибиков ужасную историю. У нас в Ясенках расстреливали писаря-солдата за то, что он прибил в лицо ротного командира. Левочка был защитником, когда его судили гласным, полевым судом, но, конечно, защита была, к несчастию, только формой67, и так ее жалко было.
У нас все гости были. Княжны Горчаковы, в тот же день кн. Львов, симпатичный такой, и толстый Соллогуб с двумя подросточками — сыновьями. Он мне говорил, что я идеал жены писателя, что жена должна быть нянькой таланта. Я ему благодарна и постараюсь быть еще более нянькой таланта Левочки. Ревность к Марии Ивановне ослабла совсем, она была почти неосновательна. У нас все хорошо, просто, но немного холодно в наших отношениях с Левой. Дети мои так милы. Сережа стал мне говорить ты
27 августа. Я люблю детей своих до страсти, до боли, всякое малейшее страдание приводит меня в отчаяние, всякая улыбочка, всякий взгляд радует до слез. Илюша нездоров, жду Дьяковых, Таню, Машеньку с девочками. Нынче переносились в новый дом, где они будут8. Кормить — это большой труд, и я часто слабею. Если б я меньше любила детей, было бы легче.
12 ноября. 9. Ее здоровье плохо, и это приводит меня в отчаяние. Я ее люблю ужасно, и чем безнадежнее ее здоровье, тем сильнее моя привязанность к ней. Она, вероятно, поедет с Дьяковыми в Италию10. Всю осень я как будто не видала ее дурного состояния. У нас было так весело эти три недели от начала сентября, что не хотелось инстинктивно думать о несчастии. Когда я долго не пишу журнал, мне жалко, что я не записываю свою счастливую жизнь. Эти три недели у нас гостили Дьяковы, Машенька с девочками, Таня, и была такая между нами дружба, такие простые, дружеские, легкие и приятные отношения, что, я думаю, редко можно встретить что-нибудь подобное. Я так радостно вспоминаю и 17 сентября, с музыкой11, которая меня так удивила и обрадовала за обедом, и при этом милое любящее выражение Левы, и этот вечер на террасе при свете фонарей и огарочков, и оживленные, молодые фигуры барышень в кисейных белых платьях, маленький добродушный Колокольцев, а главное, везде и надо всем оживленное, любимое лицо Левочки, который так старался и достигал того, что нам всем было так весело. Я сама удивлялась, что я, солидная, серьезная, танцевала с таким увлечением. Погода была такая чудная, и всем нам было так хорошо. Когда уехали все гости и Таня осталась у нас еще на месяц, ее дурное здоровье стало очевидно. Теперь, особенно без Левочки, я особенно горюю о ней, да и вообще так грустно и пусто без Левы. Мне кажется, нельзя теснее жить нравственно, как я живу с ним. Мы ужасно счастливы во всем. И в наших отношениях, и в детях, и в жизни. Теперь без него я живу особенно тесно с детьми, но они так малы. Теперь спят, потом едят, потом вечером опять спят, и все, что в них проявляется нравственно, я ловлю и пользуюсь. Теперь я все время и нынче переписываю (не читая прежде) роман Левы12. Это мне большое наслаждение. Я нравственно переживаю целый мир впечатлений, мыслей, переписывая роман Левы. Ничто на меня так не действует, как его мысли, его талант. И это сделалось недавно. Сама ли я переменилась или роман действительно очень хорош — уж этого я не знаю. Я пишу очень скоро и потому слежу за романом достаточно скоро, чтобы уловить весь интерес, и достаточно тихо, чтобы обдумать, прочувствовать и обсудить каждую его мысль. Мы часто с ним говорим о романе, и он почему-то (что составляет мою гордость) очень верит и слушает мои суждения.
1 «показать своих детей своим родным», а Толстой «оживить в себе воспоминания о свете и о людях» (см. его письмо к А. А. Толстой. — ПСС, т. 61, с. 128). Первое время они жили у Берсов, а 3 февраля поселились в отдельной квартире на Б. Дмитровке в доме Хлудова (ныне Пушкинская ул., д. 7), где прожили до 6 марта.
2 Очевидно, С. А. Толстая имеет в виду М. А. Поливанова, с которым она встретилась в этот приезд в Москву. «Боже мой, какую сцену мне сделал Лев Николаевич, — писала она позднее, — замое будто бы бестактное отношение к этому человеку. А я просто была не натуральна, мне неловко было с ним, и я без ума боялась ревности Льва Николаевича» (Моя жизнь—201).
3 В этот приезд Толстой много занимался в библиотеках, посещал Училище живописи, ваяния и зодчества, где брал уроки скульптуры у Н. А. Рамазанова.
4 П. А. Берс.
5 «Летом этого же 1866 года, — вспоминала С. А. Толстая, — Лев Николаевич взял в управляющие какого-то разорившегося молодого дворянина, из кадет. У него была хорошенькая, бойкая жена, стриженая нигилистка, любившая много говорить и умствовать. Не помню их фамилии; звали ее Мария Ивановна» (Моя жизнь—212).
6 Толстой принял участие в судьбе солдата Василия Шибунина, который дал пощечину ротному командиру за жестокое обращение с ним и был предан военно-полевому суду. Он выступал защитником на суде и через А. А. Толстую ходатайствовал перед Александром II о помиловании Шибунина. Хлопоты не увенчались успехом, и 9 августа 1866 г. Шибунин был казнен.
В 1908 г. по просьбе П. И. Бирюкова, писавшего биографию Толстого, Л. Н. Толстой написал воспоминания о суде над солдатом в виде письма к Бирюкову (ПСС, т. 37, с. 67—75). Письмо начиналось признанием Толстого, что этот случай имел на всю его жизнь «гораздо более влияния, чем все кажущиеся более важными события жизни».
7 Констанция Львовна, дочь акушерки С. А. Толстой М. И. Абрамович.
8 «домом Кузминских».
9 Толстой пробыл в Москве с 10 по 18 ноября. В письмах к С. А. Толстой из Москвы он подробно описывал все свои занятия: чтение масонских рукописей в Румянцевском музее, переговоры с художником М. С. Башиловым об иллюстрациях к «Войне и миру» и с типографией Каткова — об отдельном издании «1805 года»; писал он и о посещениях гимнастического заведения Пуаре (см.: ПСС, т. 83, с. 114—131).
10 Зимой 1866/67 г. Т. А. Берс была тяжело больна (предполагали чахотку). Поездка Т. А. Берс за границу задержалась из-за смерти жены Дьякова. За границу она выехала вместе с семьей Д. А. Дьякова в апреле 1867 г.
11 17 сентября — день именин С. А. Толстой. Толстой сюрпризом пригласил военный оркестр из Ясенок, где стоял полк, и устроил танцевальный вечер; у Толстых был в этот день командир полка П. А. Юноша и офицеры (см.: , с. 411—413).
12 Бо́льшая часть рукописей «Войны и мира» переписана С. А. Толстой.
1* интимность ().
франц.).