1873
13 февраля. Левочка уехал в Москву1, и без него сегодня весь день сижу в тоске, с остановившимися глазами, с мыслями в голове, которые меня мутят, мучают и не дают мне покоя. И всегда в этом состоянии умственной тревоги берешься за журнал. В него выльешь все свое настроение и отрезвишься. А настроение мое грешное, глупое, не честное и тяжелое. Что бы я была без этой постоянной опоры честной, любимой всеми силами, с самыми лучшими и ясными взглядами на все? И вдруг иногда заглянешь в свою душу во время тревоги и спросишь себя: чего же надо? И ответишь с ужасом: надо веселья, надо пустой болтовни, надо нарядов, надо нравиться, надо, чтоб говорили, что я красива, надо, чтоб все это видел и слышал Левочка, надо, чтоб он тоже иногда выходил из своей сосредоточенной жизни, которая и его иногда тяготит, и вместе со мною пожил той жизнью, которой живут так много обыкновенных людей. И с криком в душе отрекаюсь я от всего, чем и меня, как Еву, соблазняет дьявол, и только еще хуже кажусь я сама себе, чем когда-либо. Я ненавижу тех людей, которые мне говорят, что я красива; я этого никогда не думала, а теперь уж поздно. И к чему бы и повела красота, к чему бы она мне была нужна? Мой милый, маленький Петя2 любит свою старую няню так же, как и любил бы красавицу. Левочка привык бы к самому безобразному лицу, лишь бы жена его была тиха, покорна и жила бы той жизнью, какую он для нее избрал. Мне хочется всю себя вывернуть самой себе и уличить во всем, что гадко, и подло, и фальшиво во мне. Я сегодня хочу завиваться и с радостью думаю, что хорошо ли это будет, хотя никто меня не увидит, и мне этого и не нужно. Меня радуют бантики, мне хочется кожаный новый пояс, и теперь, когда я это написала, мне хочется плакать...
Сегодня мы катались на коньках; были у мальчиков столкновения с Федором Федоровичем;3 мне было их жалко, и я с трудом устроила так, чтоб Федор Федорович не обиделся и чтоб дети утешились. Новая англичанка, приехавшая третьего дня утром, мне не вполне симпатична; она слишком commune* и вяла4. Но еще нельзя ее узнать, что будет?
17 апреля. ° тепла, ни травы, ни тепла, ни солнца, ни той весенней, светлой и грустной радости, которую так долго ждешь. Так же, как в природе, так и в моей душе холодно, мрачно и грустно. Левочка пишет свой роман, и идет дело хорошо.
11 ноября. 9 ноября, в 9 часов утра, умер мой маленький Петюшка болезнью горла. Болел он двое суток, умер тихо. Кормила его год и два с половиной месяца, жил он с 13 июня 1872 года. Был здоровый, светлый, веселый мальчик. Милый мой, я его слишком любила, и теперь пустота, вчера его хоронили. И не могу я соединить его живого с ним же мертвым; и то и другое мне близко, но как различно это живое, светлое, любящее существо и это мертвое, спокойное, серьезное и холодное. Он был очень ко мне привязан, жалко ли ему было, что я останусь, а он должен меня оставить?5
Примечания
1 Толстой поехал в Москву для переговоров с типографией М. Н. Каткова о печатании 3-го издания Собрания своих сочинений. 16 или 17 февраля он вернулся в Ясную Поляну. «Сочинения Л. Н. Толстого» в 8 частях, изд. 3-е, вышли из печати в ноябре 1873 г.
2
3 «Это был малообразованный, но порядочный и добродушный человек лет тридцати пяти» (С. Л. Толстой, с. 35).
4 11 февраля к Толстым приехала гувернантка Эмили Табор.
5 «Его задушило горло, — писал Толстой С. Н. Толстому 10 ноября, — то, что они называют круп» (ПСС, т. 62, с. 52). Это была первая смерть в семье Толстых за 11 лет, и все очень тяжело переживали ее. Толстой писал А. М. Кузминскому, что он чувствует «пустоту в доме» (там же, с. 56).
).