1886
25 октября. Ясная Поляна. Все в доме — особенно Лев Николаевич, а за ним, как стадо баранов, все дети, — навязывают мне роль бича. Свалив всю тяжесть и ответственность детей, хозяйства, всех денежных дел, воспитанья, всего хозяйства и всего материального, пользуясь всем этим больше, чем я сама, одетые в добродетель, приходят ко мне с казенным, холодным, уже вперед взятым на себя видом просить лошадь для мужика, денег, муки и т. п. Я не занимаюсь хозяйством сельским — у меня не хватает ни времени, ни уменья — я не могу распоряжаться, не зная, нужны ли лошади в хозяйстве в данный момент, и эти казенные спросы с незнанием положения дел меня смущают и сердят.
Как я хотела и хочу часто бросить все, уйти из жизни так или иначе. Боже мой, как я устала жить, бороться и страдать. Как велика бессознательная злоба самых близких людей и как велик эгоизм! Зачем я все-таки делаю все? Я не знаю; думаю, что так надо. То, чего хочет (на словах) муж, того я исполнить не могу, не выйдя прежде сама из тех семейных деловых и сердечных оков, в которых нахожусь. И вот уйти, уйти, так или иначе, из дому или из жизни, уйти от этой жестокости, непосильных требований — это одно, что день и ночь у меня на уме. Я стала любить темноту. Как тёмно, я вдруг веселею; я вызываю воображением все то, что в жизни любила, и окружаю себя этими призраками. Вчера вечером я застала себя говорящей вслух. Я испугалась: не схожу ли я с ума? И вот эта темнота теперь мне мила, а ведь это смерть, стало быть, мне мила?
Последние два месяца — болезнь Льва Николаевича1 — было последнее мое (странно сказать), с одной стороны, мучительное, а с другой — счастливое время. Я день и ночь ходила за ним; у меня было такое счастливое, несомненное дело — единственное, которое я могу делать хорошо — это личное самоотвержение для человека, которого любишь. Чем мне было труднее, тем я была счастливее. Теперь он ходит, он почти здоров. Он дал мне почувствовать, что я не нужна ему больше, и вот я опять отброшена, как ненужная вещь, от которой одной ждут и требуют, как и всегда это было в жизни и в семье, того неопределенного, непосильного отречения от собственности, от убеждений, от образования и благосостояния детей, которого не в состоянии исполнить не только я, хотя и не лишенная энергии женщина, но и тысячи людей, даже убежденных в истинности этих убеждений2.
Мы живем в Ясной дольше обыкновенного. Сил нет предпринимать что-нибудь. Но совесть не спит и упрекает за то, что энергия падает. Надо твердо идти по пути, который считаешь правильным; и вот я по инерции иду. Я еду (кажется) опять в Москву, я соединяю семью, я веду книжные дела и добываю те деньги, которые, с напущенным на себя равнодушием и недоброжелательством ко мне, у меня же требует со всех сторон Лев Николаевич для тех фаворитов и бедных, которые не действительно бедны, но которые более наглы и лучше поняли, как относиться к нему, чтоб выпросить, как: Константин3, Ганя4, Александр Петрович5 и другие. Дети, которые, нападая на меня за разногласие с отцом, требуют все, что могут... Уйти, уйти — и я уйду так или иначе. Нет ни сил довольно, ни любви достаточной к труду, борьбе и терпенью.
Буду писать свой журнал пока. Добрее буду и молчаливее, а волненье все — сюда.
Сырая, скучная осень. Андрюша и Миша катались на коньках на Нижнем пруду. У Тани и Маши зубы болят. Лев Николаевич затевает писать драму из крестьянского быта6. Дай-то бог, чтоб он взялся опять за такого рода работу. У него болит рука — ревматизм. M-me Seuron очень приятна, весела и с детьми хороша.
Мальчики: Сережа, Илья и Лева, таинственно живут в Москве, и о них я очень тревожусь. Какое-то у них странное отношение к человеческим и своим слабостям и страстям: что все это естественно и должно быть, а если мы боремся и побороли, то мы молодцы. Зачем же должны быть слабости? Они бывают, это правда, и их поборешь, но не всякий же день, а раз в жизни, и борьба эта стоит того, чтоб бороться, и часто она сломит и жизнь и сердце. Но не борьба же из-за Стрельны, вина, карт и тому подобных пошлых, противных страстишек.
Я часто думаю, отчего Левочка поставил меня в положение вечной виноватости без вины? Оттого, что он хочет, чтоб я не жила, а постоянно страдала, глядя на бедность, болезни и несчастия людей, и чтоб я их искала, если они не попадаются в жизни. То же он требует и от детей. Нужно ли это? Нужно ли то, чтобы здоровый человек ходил постоянно в больницы и смотрел на корчи и страдания людей и слушал их стоны? Если случится на пути жизни такой больной, то пожалей и помоги ему, но зачем искать его?
7. Ужасно интересно. Но трудно читать спокойно и разумно. Ищешь в учении и словах всякого философа то, что подходит к своему убеждению и своим взглядам, и обходишь все несочувственное. И вследствие этого поучаться трудно. Стараюсь быть менее пристрастна.
Приехал Бутурлин. Этот — настоящий, и путаницы в нем мало.
26 октября. Левочка написал 1-е действие драмы. Я буду переписывать. Отчего я перестала слепо верить в его даже авторскую силу? Он пошел гулять с Бутурлиным. Темно, сыро.
Слишком много болтала с Бутурлиным. Забыла правило (слова Епиктета: «Garde le silence le plus souvent, ne dis que les choses nécessaires et toujours en peu de mots»*. Но он умен и все понимает, этот Бутурлин.
Дети, Андрюша и Миша, играют с крестьянскими мальчиками Митрошей и Илюхой, и мне это неприятно, не знаю отчего. Думаю, оттого, что это их приучает властвовать и подчинять себе этих детей, а это дурно и безнравственно.
Перечитывала вчера письма Урусова, и больно ужасно, что его нет. Доискивалась в них того, что и при жизни его хотелось всегда знать: как он относился ко мне?8 Знаю одно, что с ним всегда было хорошо и счастливо, а чем это давалось — не знаю.
Думаю о старших мальчиках, как будто они отдалены ужасно, и мне это больно. Отчего отцам не больно бывает все, что касается детей. И за что женщинам и эта тяжесть в жизни? Только путает жизнь.
27 октября. Переписала 1-е действие новой драмы Левочки. Очень хорошо. Характеры очерчены удивительно, и завязка полная и интересная. Что-то дальше будет. Левочка читал вслух вечером Бутурлину свою «Критику богословия»9. Я прислушивалась и тотчас же думала о другом. Не забирает меня — или сердце мое зачерствело, или не то. От Ильи письмо о женитьбе. Не увлеченье ли это только что проснувшегося физического чувства, направленного на первую женщину, с которой пришел в более близкие отношения? Не знаю, желать ли этого брака или нет, и прямо, не прилагая к этому моей руки — во всем полагаюсь на бога10. Учила не усердно и не плодотворно Андрюшу и Мишу. Они мне оба очень дороги. Поправляла корректуру для дешевого издания11 и очень устала. Жалею уезжать из Ясной особенно потому, что боюсь прервать работу, начатую Левочкой. Маша бегает без ученья, мальчики мучают, дела не идут. Если Левочка в Москве будет работать, я успокоюсь. Буду с ним осторожна, внимательна, чтоб беречь его для любимой мной работы его.
30 октября. Написано еще 2-е действие драмы. Встала рано и переписала. Потом вечером переписала вторично. Хорошо, но слишком ровно; нужно бы было больше театрального эффекта, что я и сказала Левочке. Учила Андрюшу и Мишу. Поправляла корректуру. День прошел весь в занятиях. Читала малышам «Родник»12 и «Родные отголоски»1314, говорила о болезни матери; поленилась пойти проведать, завтра пойду непременно. Когда села обедать, у меня спросили денег для какой-то старухи и для Гани-воровки. Спрашивал Левочка через девочек. Мне хотелось есть, досадно было, что все опоздали, и не хотелось давать денег Гане-воровке. Я солгала, что денег нет, а было еще несколько рублей. Но устыдилась и достала деньги, съев прежде весь суп (это я после вспомнила). Потом я молчала и думала, возможно ли вызвать в сердце ту требуемую Левочкой любовь всех ко всем и вот, например, к этой женщине, воровке Гане, которая не оставила ни одной души в деревне, у которой бы что ни украла, у которой дурная болезнь и которая лично страшно антипатична. Что-то шевельнулось похожее на чувство жалости, но оно скоро прошло. Приходил Фейнерман15. Его присутствие меня стало меньше тревожить. От старика Ге были письма16. И опять недоверие к нему, что-то напускное, фальшивое.
Бутурлин уехал, и не жаль. А пока был тут, интересовал. Таня неприятно упрекнула, что я не дала денег отцу. И мне странно вдруг показалось, что действительно я ему не дала, так как он просил. Но в минуту мысль о Левочке была так далека. Ведь не для него ему я так и не могла связать с отказом Гане. Это часто со мной бывает.
Примечания
1 В начале августа 1886 г. Толстой ушиб ногу во время работ в поле, началось воспаление надкостницы, продолжавшееся до октября. «Я теперь хожу свободно, только прихрамывая», — сообщал он Н. Н. Ге в начале ноября (ПСС, т. 63, с. 403).
2 «Неопределенность требований Льва Николаевича по отношению к Софье Андреевне была одна из причин разлада между ними. Л. Н. требовал упрощения жизни, но не указывал на предел этого упрощения и редко давал конкретные советы. Вопросы о том, где и на что жить всей его семье, что делать с имениями, чему учить детей и т. п., оставались вопросами» (ДСТ, I, с. 200).
3 К. Н. Зябрев, беднейший крестьянин Ясной Поляны.
4 Нищенствующая крестьянка Ясной Поляны.
5 А. П. Иванов, переписчик у Толстого, страдавший запоями.
6 — ноябре 1886 г. Толстой писал драму «Власть тьмы» по сюжету, рассказанному ему Н. В. Давыдовым. Эта работа «очень занимала» Толстого (см. его письмо к Н. Н. Ге. — ПСС, т. 63, с. 403). 25 ноября пьеса была сдана в набор; в течение декабря 1886 г. Толстой правил корректуры. Впервые пьеса была опубликована в издательстве «Посредник» в феврале 1887 г. под заглавием: «Власть тьмы, или Коготок увяз — всей птичке пропасть» (ПСС, т. 26).
7 С. А. Толстая читала книгу: L. Diogèneés philosophes de l’antiquité... Paris, 1841 (ЯПб
8 С. А. Толстая писала в «Моей жизни», что ее связывали с Урусовым «любовь к Льву Николаевичу и его интерес к религиозным работам», а отношение к ней Урусова «было рыцарски любезное, иногда немного восторженное. Никогда ни словом, ни жестом мы с ним не выразили друг другу ничего в смысле романа» (Моя жизнь, кн. 3, с. 552, 554).
9 «Исследование догматического богословия» (ПСС, т. 23), над которым он работал в течение 1879—1884 гг.; в России оно было запрещено; впервые напечатано в Женеве, в издании Элпидина (ч. 1 — 1891, ч. 2 — 1896) под заглавием «Критика догматического богословия».
10 В это время И. Л. Толстой увлекся С. Н. Философовой, на которой он женился в феврале 1888 г. Толстой относился к этому браку «и с радостью и страхом вместе» (ПСС, т. 64, с. 117).
11 См. коммент. 6 к Дн.
12 «Родник» — ежемесячный, иллюстрированный журнал для детей. СПб., 1882—1894 (ЯПб).
13 Родные отголоски. — СПб., изд. П. Полевого, 1875 (ЯПб).
14 Крестьянка Ясной Поляны.
15 Молодой учитель И. Б. Файнерман поселился в деревне Ясная Поляна летом 1885 г. И. Л. Толстой писал, что это был «искренний последователь отца, бескорыстный и убежденный идеалист. Он жил в деревне, работал для крестьян, не требуя за свой труд никакой платы, кроме самой простой, суровой пищи и мечтал об учреждении христианской общины» (И. Л. Толстой, с. 196). Впоследствии, под псевдонимом Тенеромо, И. Б. Файнерман написал несколько книг о Толстом весьма недостоверного содержания.
16 — октябре 1886 г. (см.: ПТГ, с. 75—78 и 80—81). Толстой писал Н. Н. Ге: «Вчера получили ваши письма, дорогой друг. Спасибо вам за то, что пишете моим девочкам...» (ПСС, т. 63, с. 399).
франц.).