1892
16 февраля. Еще прошло три месяца, и необыкновенно скоро они прошли. Я опять одна, в Москве с Андрюшей, Мишей, Сашей и Ванечкой. Левочка с Таней и Машей приезжали два раза: первый раз от 30 ноября по 9 декабря. Второй раз от 30 декабря по 23 января. Бывало много гостей, мы все рады были быть вместе, но еще тяжеле было разлучаться. Тогда я решилась сама ехать с Левочкой и Машей в Бегичевку, а Таню оставила в Москве с детьми. В день нашего отъезда принесли нам статью «Московских ведомостей» № 22-й, в которой перефразировали статью Левочки «О голоде», написанную для журнала «Вопросы философии и психологии», и, сопоставив ее с прокламацией, объявили Льва Николаевича революционером. Мы с Левочкой написали опровержение1, которое он меня заставил подписать, и уехали.
Приехав в Тулу, мы застали Елену Павловну Раевскую, у которой остановились, больную, с страшной болью в ноге и лихорадкой. Она, бедная, никак не может поправиться со смерти мужа. Иван Иванович скончался 20 ноября от инфлюэнцы в своем имении Бегичевке, во время пребывания наших там2.
Из Тулы 24-го мы поехали по скучной Сызрано-Вяземской дороге на Клекотки. В вагоне у меня сделалось удушие и нервный припадок. Левочка все выходил, был суетлив, беспечен и молчалив. Погода была отвратительная: таяло, шел дождь, небо серое тяжело свисло, ветер дул страшный. Мы поехали в двух санях: Маша, повар Раевских — старичок Федот, и Марья Кирилловна; а в других, маленьких санках мы вдвоем с Левочкой. Было тесно, темно и жутко. Машу всю дорогу тошнило, а меня тревожило, что Левочка простудится от такого ветра.
Наконец доехали к ночи. Встретили нас в Бегичевке, в доме: Илья, Гастев, Персидская, Наташа Философова и Величкина3. Илья был в странном боязливом духе, все боялся привидения И. И. Раевского. На другое утро он уехал, и мы остались с нашими помощницами.
Жили мы с Левочкой в одной комнате. Я взяла все письменные работы и уяснила что могла в их делах. Потом я пошла смотреть столовые. Вошла в избу: в избе человек десять, при мне стали собираться еще до 48 человек. Все в лохмотьях, с худыми лицами, грустные. Войдут, перекрестятся, сядут. Два стола сдвинуты, длинные лавки. Чинно усаживаются. В решете нарезано множество кусков ржаного хлеба. Хозяйка обносит всех, все берут по куску. Потом она ставит большую чашку щей на стол. Щи без мяса, слегка приправлены постным маслом. К одной стороне сидели все мальчики. Эти были веселы, смеялись и радостно приступали к еде. После щей давали похлебку картофельную; или же горох, пшенную кашу, овсяный кисель, свекольник. Обыкновенно по два блюда на обед и два на ужин. Мы обошли и объехали несколько столовых. Сначала я была в недоумении, как относится народ. Но во второй столовой какая-то девушка, серо-бледная, взглянула на меня такими грустными глазами, что я чуть не разрыдалась. И ей, и старику, сидящему тут же, и многим, я думаю, не легко ходить получать это подаяние. Не дай бог взять, а дай бог дать, — это справедливая русская пословица. Потом я равнодушнее смотрела на эти столовые, без которых было бы хуже.
Самое трудное в деле, которое все наши взяли на себя, — это выбор беднейших. Это трудно и в выборе кому ходить в столовые, и в раздаче дров, и в одежде, которую тоже жертвовали, и во всем. Когда я сделала списки, последние дни было 86 столовых. Теперь открыли до ста. Раз мы с Левочкой ездили вдвоем в чудный ясный день по деревням. Справлялись на мельнице о помоле; заезжали в другой склад провизии велеть выдавать пшена (из Орловки) и вообще узнать о выдаче; и наконец открыли столовую в Куликовке, где погорелые. Вошли к старосте, спросили о беднейших. Велели ему позвать на совет еще старцев и мужиков. Собрались мужики, сели на лавки. Стали их спрашивать, какие семьи беднейшие, и назначали по стольку-то человек из семьи ходить в столовую. Когда я всех переписала, Левочка велел приезжать за провизией во вторник и бабе, жене старосты, предложил иметь столовую у себя так, как прочие погорелые.
Возвращались мы сумерками: с одной стороны красно село солнце, с другой поднялась луна. Ехали мы по Дону и степями. Местность плоская, скучная. Только по берегам Дона красиво расположены старые и новые усадьбы.
По утрам я кроила с портным поддевки из пожертвованного сукна, и мне их сшили 23; большую радость доставляли мальчикам эти поддевки и полушубки. Теплое и новое; это то, чего некоторые от рожденья не имели.
народ, и все ее звали «княгиней». Другая болезненная, худенькая, дочь священника; старательная и сентиментальная; но дело делала и она хорошо. Их рассылали проведать или открыть столовые, раздавать платья, записывать нуждающихся в топливе, пище или одежде.
Когда я вернулась в Москву, я постепенно слышала все бо́льшие и бо́льшие толки о том, что Левочка написал письма будто бы в Англию о русском голоде; что все негодуют; наконец я стала получать письма из Петербурга, что надо мне спешить предпринять что-нибудь для нашего спасенья, что нас хотят сослать и т. д. Я долго ничего не предпринимала. Целую почти неделю я ездила к зубному врачу зубы все чинить; но мало-помалу меня разобрало беспокойство. Я написала письма: министру внутренних дел Дурново, Шереметевой, товарищу министра Плеве, Александре Андреевне и Кузминским. Во всех письмах я объясняла истину и опровергала ложь «Московских ведомостей». Опровержений в газеты печатать запретили, хотя и послала свое в «Правительственный вестник»4. Тогда я поехала к вел. кн. Сергею Александровичу, которого просила велеть напечатать мое опровержение. Он говорил, что не может, а пусть сам Лев Николаевич напишет в «Правительственный вестник», и это вполне успокоит взволновавшиеся умы и удовлетворит государя. Тогда я написала Левочке, умоляя его это сделать. Сегодня я получила это письмо5 «Правительственный вестник» сегодня же. Очень жду нетерпеливо известия — напечатают ли его.
своих 4-х детей; начала писать повесть6, собираю пожертвования, переписку веду огромную, плачу за купленный хлеб через банки, делаю всякие денежные операции. Кроме того, своих дел много. Порою грустно, а то и хорошие минуты бывают.
Завтра начало поста, хочу поститься.
Примечания
1 «О голоде» (ПСС, т. 29), переданная им для публикации в журнал «Вопросы философии и психологии», была запрещена цензурой, и Толстой послал ее Э. Диллону, корреспонденту английской газеты «Daily Telegraph». В переводе Диллона статья публиковалась в нескольких номерах газеты 12—30 января (ст. ст.) в виде писем под заглавием «Почему русские крестьяне голодают?». «Московские ведомости» (№ 22 от 22 января) в редакционной статье, озаглавленной «Граф Лев Толстой о голодающих крестьянах», привели одно из «писем» (окончание гл. IV и почти полностью гл. V) в неточном обратном переводе с английского, отметив, что «письма» Толстого «являются открытою пропагандой к ниспровержению всего существующего во всем мире социального и экономического строя». С. А. Толстая 23 января послала «Письмо к издателю «Московских ведомостей» с опровержением, но оно не было напечатано.
2 26 ноября от воспаления легких скончался И. И. Раевский, друг и помощник Толстого в работе на голоде. 28 ноября Толстой написал статью — некролог «Памяти И. И. Раевского» (ПСС, т. 29) и 29 ноября писал дочери: «У меня большое горе — умер мой друг, один из лучших людей, которых я знал, умер на моих руках, в неделю, от инфлюэнцы. Мы с ним вместе работали и полюбили друг друга больше, чем прежде» (ПСС, т. 66, с. 100).
3 — врач, революционерка. Познакомилась с Толстым в январе 1892 г. и работала с ним на голоде (см.: Вера Величкина. В голодный год с Львом Толстым. — Толстой в воспоминаниях, т. I, с. 500—526).
4 «Правительственный вестник» были написаны 8 февраля. В ответном письме от 13 февраля Дурново сообщал: «При всем желании исполнить Вашу просьбу, я затрудняюсь допустить обнародование доставленного мне Вами опровержения по той причине, что оно, вызывая по существу своему вполне основательные возражения, несомненно породит дальнейшую полемику, весьма нежелательную по соображениям, до общественного порядка относящимся» (ГМТ). Другие ответные письма также хранятся в ГМТ.
5 Письмо Толстого в «Правительственный вестник» от 12 февраля, написанное по настоянию С. А. Толстой (ПСС, т. 66, с. 160—162), напечатано не было, под предлогом недопустимости полемики в этой газете. По совету Н. Я. Грота 100 экз. этого письма, отпечатанного на гектографе, С. А. Толстая разослала в периодические издания и многим правительственным и частным лицам (Моя жизнь«С. -Петербургские ведомости», № 66, 8 марта, «Русская жизнь», № 66, 8 марта, «Новое время», № 5757, 9 марта, «Новости», № 67, 9 марта, «Московский листок», № 69, 10 марта. См. также письма Толстого к Э. Диллону от 29 января (ПСС, т. 66, с. 144—145) и к С. А. Толстой от 9 и 28 февраля (ПСС—129).
6 См. Дн. 21 сентября 1891 г. и коммент. 99.