1903
‹ЯСНАЯ ПОЛЯНА›
20 мая. Около 10 дней, как живем в Ясной Поляне. Я уже не раз мысленно хоронил Л. Н. Тем с бо́льшим удивлением гляжу я на этого старца, свежего, бодрого, сильного. Он много ходит пешком и много ездит верхом не только с целью укрепить себя, а потому, что его тянет двигаться. Вместе с тем он много и пишет и читает, и если не всем, то во всяком случае многим интересуется. Но вот что мне приходится отметить: ко Л. Н-у интерес общества стал охладевать. Это я уже стал замечать в Европе. В Ясной Поляне это мне виднее: меньше посетителей; не только количественно, но и качество адресуемых ему писем понизилось. Не знаю, замечает ли он это или нет. Но что он начинает признавать, так это то, что всякие общественные, религиозные, политические перевороты еще далеки до осуществления. Он видит, что строй существующий государственный и религиозный цепко держится за жизнь. Помню, как еще недавно Л. Н. придавал решающее и преувеличенное значение даже всякому единичному отказу от военной службы, о чем торопились сообщать ему его наивные друзья; православие, по его мнению, могло быть исповедываемо одними болванами; самодержавие должно было будто бы уступить под напором общественного мнения; национализация земли являлась назревшей реформой. Напр‹отив›, теперь не то. Об иных надеждах он прямо говорит как о чем-то неосуществимом, о других он просто молчит, очевидно, слишком болея сердцем от мысли, что мир еще долго будет во зле лежать.
27 октября. В нынешнем году я уже несколько раз был в Ясной. С каждым разом я все более и более удивляюсь здоровью и силе Л. Н. Он все молодеет, свежеет, крепнет. Об его прежних смертельных болезнях и помину нет. В этот приезд меня поразила его походка. Он снова приобрел свою моложавую, быструю, бодрую походку, очень своеобразную, с вывертом носков наружу. Старость выражается только в увеличивающейся сутуловатости с характерным приподнятием левого плеча (не от писания ли?). Горячо и много пишет. Как-то меньше его интересуют религиозные вопросы. Все больше и больше захватывают его заброшенные им на время интересы художественные. Может быть, он сознаёт, что он сказал все, что мог, по части религии и что за последнее время он только повторялся и пережевывал старое. Область же искусства для человека гораздо шире, чем область религии. В последней области человек постоянно натыкается на запертые двери, за которыми запрятано неизвестное, а главное недоступное. Теперь Л. Н. пишет о Шекспире82. Я еще этого произведения не читал, но боюсь, что оно будет слишком парадоксально. Развенчивать мировых гениев надо с большой осторожностью. Пожалуй, в некоторых отношениях развенчивать царей, считавшихся великими, дается легче. По крайней мере история с совершившимся фактом последнего рода легко примиряется.
На днях здесь был Александр Сергеевич Бутурлин83. Это знаток по революционным вопросам. На своей спине он перенес многое за свое пристрастие к делу революции. Три года просидел в одиночном заключении. К тому же человек вдумчивый и на редкость образованный. Так вот этот Бутурлин говорил, что он человек очень счастливый; что он всегда получает то, о чем мечтает; что он всю свою жизнь мечтал дожить до революции, и вот теперь уже два года, как он считает, что живет среди начавшейся революции ‹...›
30 октября. ‹...› Л. Н. продолжает получать письма касательно Серафима Саровского. Есть указания на то, что исцеляемые были подкуплены и заранее подготовлены84 (...)
31 октября. Сережа Толстой ехал с одним интересным офицером из Митавы. Этот офицер между прочим рассказывал Сереже о разных глупостях губернатора Д. Д. Свербеева85. Оказывается, что вот уже два года, как Свербеев ведет борьбу с военным ведомством из-за того, что офицеры, встречаясь с ним, ему не отдают чести. Офицеры, когда об этом возбуждается вопрос их начальством, объясняют, что они не знакомы с Свербеевым, а потому ему и не кланяются. Теперь дело подходит к мирному разрешению. Офицеры одного из полков во главе с полковым командиром ездили к губернатору знакомитьсякак знакомому. Говорил этот офицер и о любви Д. Д. Свербеева к баронам. Любовь эта принимает все бо́льшие и бо́льшие размеры на почве денежных операций, так как Д. Д. занимает у баронов деньги.
Л. Н. ахал при этих рассказах. «Глупый, невежественный, нечестный человек этот Д. Д. Свербеев, — сказал Л. Н., — а какая ему власть дана! И каково умному, хорошему человеку подчиняться какому-нибудь Свербееву!» ‹...›
3 ноября что определить художественности он не в состоянии. Он знает действие художественности на душу человеческую. Это умиление, пощипывание в носу, как он выражается. В его книжке «Что такое искусство?» говорится, что в совершенном произведении должно быть сочетание содержания, искренности и формы. Для художественности же, по его мнению, необходимо сочетание двух по крайней мере совершенств — искренности и формы. После нашего разговора он, кажется, пытается выяснить вопрос о художественности в своей статье о Шекспире ‹...› Хочет Л. Н. доказать, что эстетическое произведение непременно должно быть основано на этическом начале (даже христианском начале). Без этого будто бы оно не может быть эстетичным. Я на это напомнил ему его статью о Мопассане86, которая начинается с письма Тургенева, пришедшего в восторг от «Maison Tellier» (публичный дом) и рекомендовавшего Л. Н. это восходящее светило. Л. Н. прочел этот «Maison Tellier» и тоже пришел в восторг. Ну, а уж тут этичного и гомеопатической дозы нет. Задумался над моим возражением Л. Н. Не знаю, как он обойдет мое возражение в своей статье.
Кн. Д. И. Шаховской пишет Л. Н. по поводу возмутительного дела Золотовой и при этом говорит о какой-то поднимающейся «волне», о «пробуждении»87. Кн. Шаховской принадлежит к людям, верящим в наступающую или наступившую уже революцию.
14 ноября‹...› По поводу художественности я припоминаю, как лет 15 тому назад у себя вечером Л. Н. доказывал, что истинный художник имеет особое чутье, которое простому смертному не дано. И это чутье дает ему возможность распознавать фальшь и неправду там, где обыкновенный человек пройдет мимо, не поморщась. «Тургенев, — рассказывал Л. Н., — научил меня отличать человека, обладающего художественным чутьем, от человека, лишенного этого чутья. Лучшей пробой, по его мнению, служит „Последняя туча рассеянной бури“, стихотворение, которое сам Тургенев так любил и чуть ли не декламировал на пушкинском празднике. „Если с вами кто-либо заговорит о чем-либо художественном, — говорил Тургенев, — предложите ему вопрос, что он находит нехудожественного в стихотворении „Последняя туча“? Если он ответит, продолжайте с ним разговор; если не ответит, лучше бросьте: все равно друг друга не поймете». «Так вот, господа, — продолжал Л. Н., обращаясь к нам, — что́ вам режет слух в этом стихотворении?». Нас было несколько человек, и всякий наперерыв старался угадать, в чем дело, и тем доказать свое чутье. «Не то, не то», — говорил Л. Н. В это время своей тяжелой поступью вошел в комнату Фет, Фет, который своим сизым носом, крикливым голосом, низменными рассуждениями ничего общего не имел с тем обликом, каким, казалось, должен был бы обладать поэт. «Стойте, стойте, Афанасий Афанасьевич, — воскликнул Л. Н., — не подходя к нам, сию же минуту отвечайте, что вам как поэту не нравится в „Последней туче“ Пушкина?» Фет задумался на минуту и затем прокричал: «И молния грозно тебя обвивала». — «Верно! Верно! — радостно воскликнул Л. Н. — Вот, господа, истинный поэт. Молния грозно обвивала тучу! Это не картина, а это черт знает что такое! Непонятно, как такой поэт, как Пушкин, мог сказать такую фальшь!».
ТОЛСТОЙ И НИКОЛАЙ II
Карикатура неизвестного художника. Акварель, 1900-е гг.
Институт русской литературы АН СССР, Ленинград
После вечера у Толстых я заехал еще к моим родственникам Боратынским. Там я застал довольно многочисленное общество и, как на смех, общество, состоящее все из поэтов или претендующих быть таковыми. Были Вл. Соловьев, кн. Дм. Цертелев, гр. Фед. Соллогуб, его жена, образованные ценители поэзии — хозяева дома. Я им передал загадку, заданную Толстым. Все этим заинтересовались и стали каждый на свой лад искать в Пушкине то, что режет ухо. И что всего поразительнее, это то, что по большей части указывалось на действительно существующие недостатки в этом прелестном стихотворении, но не на промах художника, и таким образом под мерку, предложенную Тургеневым, все же никто не подошел. Я помню такие замечания: «Издавала гром — некрасиво: издают книги и журналы». «Алчную землю поила дождем — неверно: земля может быть жаждущей, а не алчущей». «Пора миновалась — не по-русски: по-русски миновала, а сь промчалась». Помню, что Цертелев что-то критиковал в стихе «И ветер, лаская листочки древес»19*, но эта критика была слаба и непонятна.
Я не кончил своего рассказа о вечере у Толстых. Появление Фета, если и подтвердило убеждение Л. Н., что лишь художник может заметить промахи другого художника, то вместе с тем доказало другое положение, Л. Н-м не высказанное и, кажется, неразделяемое, а именно: художник не видит собственных художественных промахов. А это положение вытекло из последующего разговора. Когда поэт Фет, угадав пушкинский промах, приблизился к нам и сел, то Л. Н. продолжал беседу на туже тему, и, между прочим, обратясь к нам, сказал: «Конечно, все вы знаете это прелестное стихотворение Афанасия Афанасьевича „Шепот, робкое дыханье, трели соловья“. Но в этом перле есть одно выражение, которое звучит резким диссонансом. Вы понимаете, о чем я говорю?». Все снова начали угадывать и снова не попадали в надлежащую точку.
— Ну, Афанасий Афанасьевич, скажите, что нехорошо в ваших стихах?
— Не знаю.
— Ну да как же, разве вы не слышите?
— Не слышу.
— Да пурпур розы
— Не нахожу, — обиженно пробрюзжал Фет.
На этом разговор кончился.
20 декабря. ‹...› Л. Н. кончил своего Шекспира. О зависимости эстетики от этики он там не упоминает, и хорошо делает. Теперь снова начинает заниматься религиозными вопросами. Ох, кажется, будут повторения пройденного.
жизнерадостный. Много рассказывал интересного. Между прочим, оказывается, что его в Петербурге на собрания религиозно-философские не пускают. Хотел его как-то ввести Юрий Милютин на одно из этих собраний, но получено было письменное распоряжение градоначальника Клейгельса — Стаховича не пускать. Вот что значит говорить о свободе совести! Застал он здесь одного штундиста, в котором, несмотря на свое православие, принял горячее участие. Штундист этот явился ко Л. Н. из Киевской губернии и просил Л. Н. его научить, как исправить его паспорт. А в паспорт вписано, да еще подчеркнуто, против графы о вероисповедании — штундист. А с таким ярлыком, оказывается, никто не берет к себе на службу, штундисту же необходимо работать ‹...› Я заговорил об этом, так как в настоящее время Л. Н. занят судьбой трех старцев духоборов, желающих уехать из России. Один из них был несколько недель тому назад здесь, и я много беседовал с ним. Несколько лет тому назад эти духоборы были сосланы в Якутскую область. Во время их ссылки произошло выселение духоборов с разрешения русского правительства в Канаду. В числе выселившихся были и их семьи. Теперь эти старики отбыли свое наказание, выпущены на волю и, конечно, вернулись на свои старые гнезда. Но там не нашли больше никого из своих родных и друзей. Вполне понятно, что этих стариков потянуло в Канаду, где живут их жены и дети. Но для этого нужен заграничный паспорт. И вот тут по какой-то нелепой жестокости или необъяснимой распущенности им в паспортах отказывают. Один из стариков (которого я и видел) приезжал ко Л. Н. с просьбой, чтобы тот «похлопотал» ‹...› Стариков не пускают к их семьям. Пришлось Л. Н. обратиться за помощью к в. к. Николаю Михайловичу. Тот, хотя имел бы право дуться на Л. Н. (не ответившего ему на поздравление с юбилеем)88, немедленно отозвался. Старики оказались во власти елисаветпольского20* губернатора. К нему и обратился в. к. Но губернатор объяснил, что ничего не может поделать, так как разрешить выезд может лишь Голицын, а Голицын запретил 89‹...›
Примечания
82 Имеется в виду статья «О Шекспире и о драме» (1903—1904) — см. т. 35, с. 216—272, 680—685, а также 1-ю книгу настоящего тома, стр. 487—494.
83 Александр Сергеевич (1845—1916) — участник революционного движения 70—80-х годов; в 1871 г. привлекался к суду по нечаевскому делу; в 1872 г. выехал в Швейцарию, был близок с эмигрантами, помогал своими средствами изданию журнала «Вперед». По возвращении в Россию в 1876 г. вновь был арестован и привлечен к суду по «процессу 50-ти». В конце 1881 г. выслан под надзор полиции в Тобольск, но раньше окончания срока переведен, тоже под надзор, в Симбирск. «Отбыв эту ссылку, он поселился в Москве: однако продолжал считаться „неблагонадежным“, и его еще не раз арестовывали» (см. С. Л. Толстой. Очерки былого. М., 1956, стр. 344—352). Толстой знал Бутурлина с конца 70-х годов и относился к нему с живым участием.
84 Письма о Серафиме Саровском — это отклики на состоявшееся 19 июля 1903 г. в местечке Сарове (Тамбовской губ.) «открытие мощей» причисленного православной церковью «к лику святых» старца Серафима, затворника Саровской пустыни (1759—1833).
85 Свербеев (1845—1920) — в то время, о котором идет речь, — курляндский губернатор. Толстой знал его по Туле, где он в 1885—1891 гг. был вице-губернатором.
86 Статья Толстого 1893—1894 гг. «Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана». В начале статьи Толстой передает беседу с Тургеневым о новелле «Maison Tellier» (сборник «Заведение Телье», в который входила эта новелла — 1881 г.) (т. 30, с. 3—24, 487—508).
87 О Дмитрии Ивановиче Шаховском см. выше, стр. 64, 116. В письме от 2 ноября 1903 г. (АТ), о котором идет речь, Шаховской указывал Толстому на книгу, в которой «много глубоко поучительного и высоко трагического», «масса самого сильного материала для того, чтобы заставить общество оглянуться на себя, протереть глаза и посмотреть в упор в самое нутро жизни». Эта книга — «Предварительное следствие, произведенное судебным следователем по особо важным делам при С. -Петербургском окружном суде Бурцовым, по делу о насильственном лишении жизни румынской подданной Татьяны Золотовой». СПб., 1903.
88 «Поздравление с юбилеем» — приветственная телеграмма в. к. Николая Михайловича от 28 августа 1903 г. (АТ), на которую Толстой не ответил.
89 Далее идет текст письма в. к. Николая Михайловича к Толстому от 9 декабря 1903 г. Письмо сохранилось и находится в АТ.
19* У Сухотина ошибочно: ласкал верхушки небес. — Л. К.
20* У Сухотина описка— Л. К.