Благо только для всех

1.

Всякiй человекъ въ первые года своего детства, часто юности, считаетъ собою, темъ, что онъ называетъ «я», свое рождающееся и умирающее животное существо, и не видитъ никакого противоречiя въ томъ, что его жизнь отделена отъ другихъ существъ и не вечна, а прекращается смертью. Большей частью, хотя онъ и знаетъ, что люди умираютъ, онъ не веритъ въ свою смерть и спокойно живетъ для удовлетворенiя желанiй этаго своего отдельнаго отъ всего мiра существа. Но приходитъ время, и въ душе человека зажигается светъ сознанiя, человекъ видитъ, что онъ одинъ среди безконечнаго пространства мiра и безконечнаго числа существъ, живущихъ такъ же, какъ и онъ каждое для однаго себя, видитъ, что срокъ его жизни — одно мгновенье среди безконечнаго времени. И какъ только человекъ не черезъ другихъ услыхалъ про такое положенiе человека въ мiре, но самъ понялъ и созналъ его, такъ тотчасъ на него находитъ ужасъ передъ ожидающими его страданiями и смертью, а —главное, является вопросъ: зачемъ эта его жизнь, и что ему делать. Прежнiй двигатель жизни, желанiе блага одному себе, становится недостаточнымъ, человекъ видитъ, что животное благо свое и другихъ нужныхъ ему существъ, обманчиво и неизбежно кончается смертью и ищетъ новаго смысла и двигателя жизни, и мучается пока не находитъ его.

Мученiя эти суть муки рожденiя; человекъ мучается, пока не найдетъ этого новаго двигателя и смысла жизни, и пока но родится къ новой жизни.

Проснувшееся сознанiе жизни показываетъ человеку, что прежнiя,[478] вполне удовлетворявшiя[479] его влеченiя[480] личной жизни, приводятъ его и другiя существа къ бедствiямъ, что эти влеченiя неразумны, a вместе съ темъ влеченiя эти продолжаютъ требовать своего удовлетворенiя, и въ человеке является раздвоенiе и недоуменiе: какому изъ двухъ голосовъ следовать: голосу ли животнаго чувства, или разумнаго сознанiя, противоречащаго ему. И раздвоенiе это (хотя и неизбежно разрешающееся съ теченiемъ жизни въ пользу непрестанно растущаго разумнаго сознанiя въ человеке, съ годами все менее и менее привлекаемаго удовлетворенiемъ животныхъ чувствъ), — человекъ то отдается требованiямъ животнаго и страдаетъ, сознавая безсмысленность этихъ требованiй, то отдается требованiямъ разумнаго сознанiя и страдаетъ отъ неудовлетворенiя требованiямъ жив[отнаго]. Но мученiя эти неизбежны и суть ничто иное, какъ муки рожденiя къ новой жизни.

Вотъ это то рожденье къ новой жизни и совершается ученiемъ Христа, совершается темъ, что ученiе это даетъ и указываетъ новый смыслъ жизни, открывающiйся для проснувшагося сознанiя, и освобождаетъ тотъ новый, иной, чемъ животный, двигатель жизни, который находится въ каждомъ человеке, но еще связанъ въ немъ старыми привычками животной жизни.

Человекъ живетъ не одинъ и не первымъ человекомъ въ мiре, а до него и жили, и съ нимъ одновременно живутъ люди, и люди имеютъ свойство воспринимать выводы разумнаго сознанiя другихъ людей и делать ихъ своими. И вотъ такiе то наивысшiе, доступные человеку выводы разумнаго сознанiя о томъ, какъ разрешаются раздвоенiя, испытываемыя рождающимся къ новой жизни человекомъ, и въ чемъ смыслъ жизни, и даетъ человеку христiанское ученiе, избавляя его отъ страданiй, раздвоенiя и сразу указывая ему ясный и несомненный смыслъ и путь его новой, освещенной разумнымъ сознанiемъ — жизни.

2.

Если бы проснувшiйся къ сознанiю человекъ могъ бы сразу отрешиться отъ требованiй тела, онъ бы могъ быть счастливымъ и спокойнымъ и могъ бы не спрашивать себя: зачемъ онъ живетъ, какъ онъ не спрашивалъ себя до техъ поръ, пока жилъ одною животной жизнью, но проснувшееся сознанiе заставляетъ человека раздвояться; раздвоенiе же производить страданiе. А то самое разумное сознанiе, которое сознаетъ страданiе и ставитъ вопросъ: зачемъ я живу, не можетъ успокоиться до техъ поръ, пока не получитъ ответа.

Зачемъ я живу въ этомъ мiре? Вопросъ этотъ неизбеженъ, и какъ ни стараются люди, или суетой жизни, или разсужденiями о постороннему скрыть отъ себя этотъ вопросъ, онъ неотступно стоитъ передъ каждымъ проснувшимся къ сознанiю человекомъ и требуетъ своего разрешенiя. Онъ требуетъ разрешенiя уже по одному тому, что жизнь человека есть деятельность: человеку надо действовать, а чтобы действовать, надо знать зачемъ. Не зная же этого, всякое действiе можетъ быть ложно и нести за собой не выгодныя последствiя. Если человекъ идетъ и не можетъ остановиться, то ему неизбежно знать куда, иначе каждый шагъ его можетъ быть губителенъ. Ответъ же на этотъ вопросъ при доступномъ человеку знанiи съ перваго взгляда представляется невозможнымъ; я, конечное существо, живу короткiй срокъ жизни въ безконечномъ по времени и пространству мiре. Никакая деятельность моя для меня не можетъ иметь никакого смысла, потому что всякая кончается смертью; для безконечнаго же деятельность обитателя песчинки въ необъятномъ пространстве мiровъ, существовавшихъ и имеющихъ существовать вечно, еще менее можетъ иметь какой нибудь смыслъ.

Наука делаетъ мудреныя изследованiя и строитъ глубокомысленныя теорiи о томъ, какъ образовывался и развивался познаваемый нами мiръ, и какъ образовался человекъ; но каждый ребенокъ уничтожаетъ все эти изследованiя простымъ вопросомъ: «зачемъ мне знать все это, если я не знаю, зачемъ я живу въ этомъ мiре?»

А на этотъ вопросъ никакая мудрость человеческая не можетъ дать и приблизительнаго ответа. Не можетъ дать ответа, потому что для того, чтобы понять, для чего я живу въ этомъ мiре, надо бы знать этотъ мiръ и цель его существованiя. Это же невозможно, потому что мiръ безконеченъ и веченъ. Я не могу ни представлять, ни мыслить себе его инымъ. Ответъ на этотъ вопрос возможенъ только тогда, когда мы допустимъ, что есть высшее начало жизни, по воле котораго существую я и существуетъ весь мiръ. Потому что только при этомъ допущенiи цель моей жизни определяется уже не участiемъ въ безконечномъ по пространству и времени мiре, a исполненiемъ того назначенiя, которое мне определено этимъ высшимъ началомъ. Я не могу знать общей цели жизни всего мiра: понятiе безконечности этого мiра уничтожаетъ для меня эту возможность. Но я могу очень определенно знать то, что мне предназначено сделать для достиженiя не доступной моему пониманiю цели. И потому только по признанiи высшаго начала жизни, по вине котораго я живу, возможенъ ответъ на вопросъ: зачемъ я живу въ этомъ мiре.

После всякаго иного ответа на вопросъ, зачемъ я живу въ этомъ мiре, можно поставить другой вопросъ: зачемъ? —Что бы ни сказалъ человекъ, не признающiй Бога, о смысле жизни, я могу опять спросить зачемъ? Если кто скажетъ: для блага людей и мiра, я спрошу: зачемъ благо людей и мiра?

Если кто скажетъ: для того, чтобы достигнуть пысшей степени развитiя, усложненiя и усовершенствованiя, я опять спрошу: зачемъ? Только одинъ ответъ окончательный и такой, на какой нельзя поставить вопросъ зачемъ, это ответъ: я живу для исполненiя воли Бога, пославшаго меня въ мiръ.

Единственный дальнейшiй вопросъ, который можно сделать на этотъ ответъ — это вопросъ о томъ, что такое Богъ, и зачемъ нужно этому Богу, чтобы человекъ такъ именно жилъ въ мiре и известнымъ образомъ действовалъ въ немъ? И ответъ на этотъ вопросъ очень простъ и определененъ: Богъ — это то начало, по воле котораго существую я и весь мiръ; знать же для чего я долженъ жить такъ, а не ин[аче]. Ответъ въ томъ, что я, съ конечнымъ разумомъ работника безконечнаго дела Божьяго, не могу знать цели безконечнаго дела; не могу даже знать, почему нужно именно такое, какое отъ меня требуется, участiе въ деле Божьемъ, и потому не ищу этого знанiя, а довольствуюсь знанiемъ того, что открыто мне для моего участiя въ деле Божьемъ, а это открыто мне вполне.

Человекъ въ этомъ мiре находится въ положенiи пришедшаго на большой, въ полномъ ходу, заводъ. Работникъ можетъ избрать одно изъ двухъ: первое, не обратить вниманiя на данное ему указанiе и предположить, что все устройство, которое онъ видитъ передъ собой, не имеетъ хозяина и определенной цели, и пользоваться заводомъ независимо отъ указанiй хозяина для своихъ целей, или признать, что въ заводе есть хозяинъ, который для какихъ то своихъ, непонятныхъ работнику, целей устроилъ этотъ заводъ и требуетъ отъ каждаго приходящаго работника участiя въ работе, вникнуть въ переданное ему при входе указанiе и исполнять то, что отъ него требуется.

И всякiй работникъ, подумавшiй о своемъ положенiи, не можетъ не избрать последняго. Если бы даже онъ сознательно и не избралъ последняго, то опытъ жизни неизбежно привелъ бы его къ этому. Точно также не можетъ иначе поступить и всякiй человекъ проснувшiйся къ сознанiю. Если же и не поступить такъ, то сама жизнь страданiями приведетъ его къ необходимости признанiя высшаго начала жизни, волю котораго человекъ долженъ исполнять въ этомъ мiре.

Но кроме того, что не признавъ существованiя Бога, невозможно ответить на неизбежно представляющiйся и требующiй ответа вопросъ: зачемъ я живу въ этомъ мiре? Признанiе Бога, т. е. разумнаго начала всего существующаго, необходимо еще и потому, что, признавая для себя необходимость разумнаго смысла жизни, человекъ не можетъ допустить, чтобъ жизнь всего мiра, котораго человекъ чувствуетъ себя разумною частью, была бы не разумна. А таковою она неизбежно представляется, если человекъ живетъ и не знаетъ зачемъ. Только, признавъ высшее начало этой жизни и своимъ назначенiемъ —исполненiе воли этого начала, человекъ можетъ признать и жизнь эту разумною, хотя бы самъ человекъ съ своимъ ограниченнымъ разумомъ и не могъ понять конечной цели ея.

3.

Живетъ человекъ въ мiре для исполненiя воли высшаго начала жизни, Бога, и потому человеку нужно знать, въ чемъ состоитъ эта воля Бога.

Вся воля по отношенiю ко всему мiру, т. е. то, чего хочетъ Богъ отъ всего телеснаго мiра, не можетъ быть понятна человеку, такъ какъ онъ составляетъ только малую часть телеснаго мiра, но чего хочетъ Богъ отъ человека, какъ онъ хочетъ, чтобы человекъ жилъ и действовалъ въ этомъ мiре, должно быть известно. И это действительно известно человеку. Какъ рабочiй на заводе, приставленный къ своему делу, не можетъ энать всего хозяйскаго дела, но определенно знаетъ свои обязанности на назначенной ему работе, такъ и человекъ въ мiре. Общая цель жизни мiра скрыта отъ него, но то, что онъ долженъ делать для служенiя этой цели, несомненно ясно безъ возможности какого либо недоразуменiя указано ему. И мало того, что для него ясно определено его участiе въ жизни мiра, ему открыта и ближайшая цель этой жизни: какъ работникъ не знаетъ конечной цели, какъ и куда употребляются вырабатываемые предметы, знаетъ все таки, что онъ работаетъ не безсмысленно, но что предметы, которые онъ производить, нужны и найдутъ употребленiе, такъ и человекъ, не зная конечной цели мiра, знаетъ однако, что его жизнь и деятельность содействуютъ произведенiю нужнаго и добраго.

Въ чемъ же состоитъ воля Бога по отношенiю къ человеку, что долженъ делать человекъ для того, чтобы исполнять то, что хочетъ отъ него Богъ. Ответъ на этотъ вопросъ одинъ и тотъ же дается человеку и преданiемъ и его собственнымъ разсужденiемъ. Преданiе человечества въ лице мудрейшихъ людей мiра, передававшихъ другъ другу свои выводы о томъ, что долженъ делать человекъ, говорить ему: человекъ долженъ жить такъ, чтобы не только не мешать, но служить жизни другихъ существъ, какъ это высказано во всехъ безъ исключенiя ученiяхъ веръ всехъ народовъ, поступать съ другими такъ, какъ ты хочешь, чтобъ поступали съ тобой. Какъ сказано въ Евангелiи Матвея VII, въ этомъ весь законъ. Это же самое подтверждаетъ человеку и наблюденiе и разсужденiе: желанiе блага себе одному, тогда какъ все другiя существа точно такъ же желаютъ себе блага, — вызываетъ борьбу. Борьба же не только не для блага тратить силы людей, но производить большинство бедствiй, отъ которыхъ страдаютъ люди; согласiе же, общенiе, любовь между людьми и существами, напротивъ, уничтожаетъ вредную борьбу, но въ огромной мере совокупляя ихъ, увеличиваетъ силы людей и даетъ имъ благо. И потому человеку вместо разъединенiя и борьбы надо жить такъ, чтобы поступать съ другими такъ, какъ онъ хочетъ, чтобы поступали съ нимъ, —увеличивать единенiе и согласiе.

Но мало того, что человекъ самъ для себя видитъ и въ преданiи и въ разсужденiи указанiе того, что ему нужно делать для исполненiя воли Бога, ему отчасти видна и та ближайшая цель, которая достигается жизнью мiра. Какъ работнику на заводе, кроме определеннаго указанiя того, что онъ долженъ делать, известно и то, что вообще делается на заводе, такъ и человеку, кроме указанiя его прямого дела, открыто и то, что делается теперь въ мiре и въ чемъ требуется его участiе.

и людей такого, какъ это выражено въ пророчестве, при которомъ все люди будутъ научены Богомъ; люди разучатся воевать, и левъ будетъ лежать съ ягненкомъ. И разсужденiе и наблюденiе показываютъ намъ то же. Разсматривая въ прошедшемъ жизнь человечества, мы видимъ, что все движенiе человечества состоитъ только, хотя оно и идетъ самыми различными путями, — только въ движенiи и приближенiи къ этой цели.

Такъ что отъ человека не скрыто то, чего отъ него хочетъ пославшiй его въ этотъ мiръ — Богъ; отчасти открыто и то, какое дело, въ которомъ нужно участiе человека, совершается въ мiре.

Хочетъ Богъ отъ человека того, чтобы человекъ жилъ не для себя въ ущербъ другимъ существамъ, а поступалъ бы съ другими такъ, какъ онъ хотелъ бы, чтобы съ нимъ поступали другiе; совершаемое же въ мiре дело, въ которомъ нужно учаcтie человека, состоитъ въ томъ, чтобы мiръ отъ разъединенiя, борьбы и злобы все больше и больше переходилъ къ единенiю, взаимности и согласiю.

4.

Человекъ живетъ въ мiре для исполненiя воли Бога, и человеку указано то, что онъ долженъ делать для исполненiя этой воли: онъ долженъ поступать съ другими такъ, какъ хочетъ, чтобы поступали съ нимъ; открыто человеку отчасти и то, что совершается въ мiре: —совершается въ мiре установленiе царства Божьяго, переходъ отъ борьбы и разъединенiя къ согласiю и единенiю. Но можетъ ли человекъ исполнять то, что такъ определенно требуетъ отъ него Богъ?

Не противно ли такое стремленiе поступать съ другими такъ, какъ хочешь, чтобы поступали съ тобой, природе человека? И потому не неразумно ли требовать отъ человека то, что противно его природе? Не состоитъ ли въ томъ трагизмъ жизни человека, какъ и говорятъ некоторые, что разсужденiя, и наблюденiя, и преданiя говорятъ человеку, что для блага всехъ людей нужно, чтобы каждый человекъ делалъ для другого то, что онъ хочетъ, чтобы ему делали, а между темъ по свойствамъ своей природы всякiй человекъ влечется всегда къ тому, чтобы делать только то, что ему хочется, и къ тому, чтобы къ этому принудить другихъ людей.

Такъ это кажется въ самомъ деле, и такъ должно казаться всякому человеку, просыпающемуся къ сознанiю. Люди просыпаются къ сознанiю иногда поздно после 20, 30, 40, 50 летъ животной, безсознательной жизни.

Во всякомъ случае люди начинаютъ пробуждаться къ сознанiю, т. е. понимать, что они живутъ отдельные отъ мiра жизни, и что все остальныя существа живутъ такъ же, никакъ не ранее 15 летъ. И вотъ, проживъ спокойно и радостно 15 летъ животной жизнью (чувство это бываетъ еще гораздо сильнее, когда прожито 30, 40, 50 летъ) — человекъ въ самомъ себе находитъ что-то (его разумное сознанiе), которое начинаетъ противодействовать его животной жизни, отравлять его радости. То чувство жизни, такое сильное, давало такъ много радостей, продолжалось такъ долго, и вдругъ появляется что-то новое, неосязаемое и борется съ прежнимъ я и пытается уничтожить его радости. Естественно, что въ человеке является недоверiе къ этому новому отравляющему жизнь голосу и желанiе заглушить его. Но время, т. е. жизнь идетъ, и у однихъ скорее, у другихъ медленнее — скорее или медленнее еще потому, употребляетъ или не употребляетъ человекъ средства[481] для заглушенiя голоса разума, и голосъ разумнаго сознанiя осуждающiй, отрицающiй все животныя радости, становятся все громче и громче, старее и тверже, a требованiя животной природы, напротивъ, все слабее и слабее, и человекъ самъ собою неизбежно влечется къ отказу отъ животной жизни и къ совершенiю того самого, чего требуетъ отъ человека Богъ и что известно человеку и по преданiю, и по опыту и разсужденiю.

Все более и более понимая, что то благо, котораго онъ желаетъ себе одному и котораго точно также желаетъ себе каждое живое существо, человекъ шцетъ такого блага, которое не вызывало бы борьбу и страданiе; и вместе съ темъ понимая то что другiя существа такъ же, какъ онъ, желаютъ блага, онъ научается переноситься мыслью въ другiя существа и желать имъ блага. Такъ, что по мере того какъ въ человеке все более и более просыпается сознанiе, онъ все больше и больше понимаетъ, что благо его одного недостижимо, и все более и более понимая желанiе блага другихъ существъ, становится способнымъ поступать съ другими такъ, какъ онъ бы желалъ, чтобы поступали съ нимъ.

И потому исполненiе того, чего требуетъ отъ человека Богъ, не только возможно, но и естественно и необходимо, и естественно съ теченiемъ жизни совершается въ человеке.

Кажется же человеку это исполненiе воли Бога труднымъ и несвойственнымъ только потому, что въ первыя времена пробужденiя сознанiя въ человеке, борятся привычки (инерцiя) установившейся животной жизни противъ только что возникшаго сознанiя, и первая искра сознанiя кажется ничтожной въ сравненiи съ знакомой, установившейся могущественной животной жизнью. Но разумное сознанiе растетъ, животная же жизнь непрестанно убываетъ. Какъ ни старъ и ни могучъ 200 летнiй дубъ съ своимъ стволомъ, сучьями и листомъ, жизнь не въ немъ, а въ жолуде, завязавшемся на его ветке.

Въ этомъ признанiи того, что наша жизнь заключается не въ нашемъ животномъ, а въ той духовной сущности, которая оживляетъ ее, и состоитъ христiанское ученiе.

5.

Всякiй человекъ рождается и живетъ младенцемъ, ребенкомъ, часто и юношей, живетъ съ желанiемъ блага только себе.

Онъ желаетъ блага только себе и не знаетъ этого. Но приходить время, и въ каждомъ человеке зарождается сознанiе: и въ то же время какъ онъ понимаетъ, что онъ желаетъ блага себе, онъ признаетъ и то, что жизнь всякаго живаго существа есть такое же желанiе себе блага, только себе, и жизнь представляется ужаснеишимъ, неперестающимъ противоречiемъ.

До техъ поръ, пока въ немъ не проснулось сознанiе, онъ, не зная этого, желалъ блага только себе, и это не мешало ему жить; но какъ только человекъ понялъ, что его жизнь есть желанiе себе блага и что въ томъ же жизнь всехъ другихъ существъ, онъ не можетъ уже не видеть безсмысленности жизни. Каждое существо воображаетъ и живетъ такъ, какъ будто мiръ существуетъ для него одного и потому, стремясь къ своему благу, вступаетъ въ борьбу и производить себе же величайшее зло.

Желанiе блага себе есть основа жизни и вместе съ темъ есть очевиднейшее противоречiе. Вотъ это то противоречiе и разрешаетъ христiанское ученiе.

Христiанское ученiе указываетъ человеку, что какъ только онъ созналъ, что цель его жизни есть желанiе блага, оно уже не можетъ быть желанiемъ блага себе, а должно быть желанiемъ блага другимъ существамъ, т. е. любовью. Христiанское ученiе показываетъ человеку, что желанiе блага всемъ существамъ есть вечное вездесущее благое начало жизни, заключенное во все живущее, и что до техъ поръ, пока оно не сознано, оно, представляясь желанiемъ блага только себе, производить то самое действiе, которое оно и должно производить, но что, какъ скоро въ животномъ существе проснулось сознанiе, тотчасъ же разрушается представленiе о благе для одного себя, и желанiе блага уже не ограничивается однимъ собою, а переносится на другiя существа —выражаясь любовью.

Вечное, вездесущее и дающее жизнь всему живущему, — начало, есть желанiе блага всему живущему, т. е. любовь ко всему, то, что мы называемъ Богомъ, — заключено въ пределы животной личности, и, пока оно не освещено сознанiемъ, выражается желанiемъ блага только къ себе; но освещенное сознанiемъ, оно, какъ зерно, начавшее расти, начинаетъ расширяться, освобождаясь отъ наложенныхъ на него ограниченiй, и проявляется, какъ божественная сущность, и это то расширенiе и освобожденiе божественной сущности изъ своей плотской оболочки и есть то, что по христiанскому ученiю называется жизнью.

Вся беседа съ Никодимомъ о новомъ рожденiи, о томъ, что люди должны верить въ Того, кого Отецъ послалъ въ мiръ, относятся только къ этому духовному началу жизни, заключенному въ человеческое животное и проявляющееся въ немъ сначала любовью къ себе, а потомъ къ другимъ и ко всемъ существамъ. Къ этому же относятся слова о свободе и даже всемогуществе того, кто веритъ въ пославшаго и посланнаго, такъ какъ человекъ, положившiй свою жизнь въ увеличенiи любви, не можетъ быть ничемъ связанъ и, сливаясь съ началомъ жизни, становится всемогущимъ.

Это же особенно ясно выражено въ словахъ о двухъ жизняхъ, о той жизни, которую надо погубить для того, чтобы получить истинную. Ученiе о томъ, что человекъ есть сынъ Божiй, разъясняетъ ту же истину о томъ, что человекъ, сознающiй себя отдельнымъ существомъ, долженъ считать собою не свое тело, желающее блага только себе, а ту безконечную и вечную силу, которая живетъ въ немъ и желаетъ блага всему существующему, которая и есть Богъ.

Богъ, хотя и ограниченный условiями того животнаго, въ которое онъ вложенъ, но все-таки Богъ, т. е. вечно свободная, всемогущая, творящая жизнь и постоянно освобождающаяся отъ своихъ ограниченiй сила.

Человекъ, познавшiй эту истину и поверившiй ей, подобенъ молодому птенцу, — который, не веря еще въ свои крылья, бедствовалъ, бегая по земле среди всехъ преградъ и опасностей, и вдругъ, поверивъ въ силу своихъ крыльевъ, распустилъ ихъ и поднялся въ свободную и естественную ему среду воздуха.

Но возможно ли такое перенесенiе сознанiя жизни изъ телеснаго животнаго въ духовную сущность? Возможно ли ребенку, не могущему держаться прямо, выучиться ходить. Невозможно бы было, если бы не было неперестающаго неостановимаго роста и усиленiя ребенка. Точно также было бы невозможно перенесете сознанiя жизни въ духовную сущность, если бы не было столь неперестающаго, неостановимаго роста духовной сущности человека во все продолженiе его жизни.

При постоянномъ же, при всехъ возможныхъ условiяхъ неизбежномъ, ослабленiи тела и росте духовнаго сознанiя перенесете сознанiя жизни изъ телеснаго животнаго въ духовную сущность не только не невозможно, но оно неизбежно, неудержимо; оно само, рядомъ страданiй неуклонно совершается во все продолженiе человеческой жизни.

но все таки неизбежно, хотя передъ смертью, переноситъ свое сознанiе изъ телесной жизни въ духовную.

Но такъ невольно и съ страданiями переноситъ свое сознанiе жизни изъ животнаго въ духовную сущность только человекъ, не принявшiй христiанскаго ученiя; человекъ же, принявши это ученiе, совершаетъ этотъ переходъ свободно и радостно.

Христiанское ученiе и состоитъ именно въ томъ, чтобы этотъ переходъ отъ жизни животнаго къ жизни божественной совершался безъ борьбы и страданiй, а свободно и радостно.

6.

Сущность христiанскаго ученiя въ томъ, чтобы избавить людей отъ того общаго имъ и неизбежнаго смешенiя своей оболочки съ своей сущностью; какъ бы указать бабочке пока она куколка, что она не куколка, а бабочка; сущность этого ученiя есть уясненiе пути, по которому идетъ жизнь человека, предваренiе ея пониманiя.

Все дело только въ томъ, возможно ли такое перенесете своего я изъ животнаго въ свою духовную божественную сущность. Возможно ли желать не того, чего желаетъ животное, а того, чего желаетъ живущiй въ немъ Богъ? И если оно возможно, то въ чемъ состоитъ жизнь человека, перенесшаго свое я изъ животнаго въ Бога, и даетъ ли такая жизнь благо человеку?

при признанiи собой той Божественной сущности, которая живетъ въ насъ, жизнь становится неперестающимъ, радостнымъ удовлетворенiемъ требованiй этой сущности, состоящей въ все большемъ и большемъ освобожденiи себя отъ наложенныхъ на нее ограниченiй личностью, и кончающееся полнымъ освобожденiемъ ея отъ этихъ ограниченiй — телесною смертью.

При признанiи собой, своимъ я, своей животной личности, весь мiръ безсмысленное соединенiе страдающихъ и заставляющихъ страдать другъ друга разъединенныхъ существъ, при признанiи собою своей божественной природы мiръ представляется местомъ разумной благой работы, къ которой предназначается всякiй проснувшiйся къ сознанiю человекъ.

При признанiи собой, своей животной личности, жизнь человека есть сплошное страданiе; — при признанiи человекомъ собой своей божественной сущности — жизнь человека есть неперестающая радость.

При признанiи собой своей животной личности жизнь есть жестокое рабство; при признанiи собой своей божественной сущности, жизнь есть не только свобода, но и всемогущество.

При признанiи собою, своего телеснаго я, жизнь есть неперестающее умаленiе, при признанiи собою своей божеской сущности, жизнь есть неперестающее освобожденiе этой сущности, увеличенiе ея.

и продолженiе личности, а между темъ по свойству личности, она никогда не можетъ быть удовлетворена (чемъ более удовлетворяются ея —требованiямъ, темъ оне более разгораются), ни усовершенствована, потому что она съ каждымъ часомъ после известнаго возраста становится слабее и ничтожнее, ни еще менее сохранена, такъ какъ неизбежно подлежитъ смерти. Полагая, же свою жизнь въ той божественной сущности желанiя блага всего существующаго, которая служить основой всякой жизни, желанiя человека направляются на все большее и большее освобожденiе этой божественной сущности отъ ограниченiй, наложенныхъ на нее личностью, a освобожденiе это совершается не переставая въ обычной жизни человека, и завершается неизбежной и представляющейся радостной для человека, признавшаго свою жизнь въ Боге, — смертью.

7.

Переставь считать собою, своимъ я свое бедственное и смертное животное, и признавъ собою ту свободную, неуничтожающуюся, вечную и вездесущую силу, т. е. того Бога, котораго каждый человекъ сознаетъ въ себе желанiемъ блага, т. е. любовью, уничтожаются все противоречiя жизни, все вытекающiя изъ нихъ страданiя, и жизнь, вместо того, чтобы представляться, какъ она прежде представлялась — жестокой, безсмысленной и бедственной, становится благою, разумною и радостною.

Почему люди не живутъ или только какъ редкiя исключенiя живутъ этой жизнью? Почему большая часть усилiй людей направлена не на то, чтобы уяснить людямъ сущность ихъ жизни, не на то, чтобы облегчить имъ освобожденiе своей божественной сущности отъ ограниченiй жизни, не на то, чтобы утвердить людей въ признанiи своей жизнью того, что и есть ихъ деятельная жизнь, а напротивъ на усиленiе заблужденiя, по которому жизнью представляется жизнь мiрская и личная, и на заглушенiе божественнаго голоса любви. Почему усилiе людей, направленное не на то, чтобы помочь людямъ въ ихъ борьбе духовной сущности съ требованiями животнаго, а напротивъ, въ затрудненiи этой борьбы, въ усиленiи требованiй животной личности, въ скрыванiи отъ людей погибельности, безсмысленности жизни личности?

Для чего люди въ своей совокупной деятельности вместо того, чтобы объяснять другъ другу безсмысленность мiрской жизни и разумность и радостность жизни духовной, делаютъ обратное: придумываютъ всякаго рода удовлетворенiя потребности личности, прививаютъ искусственно новыя потребности этой личности, восхваляютъ и украшаютъ жизнь семейную и общественную, скрывающую на время безсмысленность жизни личности, придумываютъ средства ослабленiя, отуманенiя главнаго орудiя духовной жизни — разума и возводятъ въ религiозное ученiе заблужденiя о личной жизни, уверяя людей, что они продолжаютъ жить личной жизнью и после смерти? Почему это такъ? И почему люди какъ будто нарочно 1800 летъ после того, какъ имъ открыта истина, избавляющая ихъ отъ рабства и зла и дающая имъ свободу и благо, какъ будто нарочно стараются скрыть отъ себя спасительную истину и умышленно поддерживаютъ себя въ губительномъ заблужденiи?

Происходитъ это оттого, что человекъ, не только каждый отдельно пробуждаясь къ сознанiю, борется съ привычками (инерцiей) прежней жизни, но съ теми же привычками (инерцiей) борется и все человечество, веками и веками жившее одной животной жизнью. То, что происходитъ въ отдельномъ человеке, происходитъ и во всемъ человечестве, только съ тою разницей, что въ человечестве, где эти привычки (инерцiя) животной жизни гораздо продолжительнее, отпоръ, даваемый проявленiями и требованiями духовной жизни, гораздо могущественнее. Какъ въ человеке въ известное время его жизни совершается рожденiе его духовнаго существа, такъ точно оно совершается и въ человечестве.

И какъ въ каждомъ рожденiи или росте есть борьба новаго состоянiя съ прежнимъ, какъ всякое рожденiе есть ничто иное, какъ эта борьба, то все то, что совершается въ жизни человечества въ отпоръ духовному просвещенiю его, есть только эта неизбежная борьба прежняго состоянiя съ новымъ. Такая борьба происходитъ при всякомъ рожденiи или росте, но рожденiе или ростъ не наши мы видимъ только извне.

Наше же рожденiе и ростъ мы сознаемъ изнутри и видимъ въ немъ такiя явленiя, которыя скрыты для насъ при внешнемъ наблюденiи чужого роста или рожденiя. Одно изъ так ихъ явленiй, видимыхъ нами въ нашемъ росте, есть то, что ту силу (орудiе въ данномъ случае это есть разумъ), которая назначена Богомъ на борьбу съ животными требованiями, на победу надъ ними и надъ инерцiей животной жизни, — эту самую силу мы употребляемъ не только не на побежденiе животной жизни, а напротивъ, на усиленiе ея. И это совершается какъ отдельнымъ человекомъ въ своей отдельной жизни, также и въ общей человеческой жизни. Человеку дано орудiе для освобожденiя себя, но въ первую минуту онъ, какъ бы не зная, какъ употребить это орудiе, употребляетъ его на то, чтобы еще теснее связать себя. Какъ бы желая развязать узелъ, человекъ затягиваетъ его, или, желая остановить ходъ, усиливаетъ его.

состоящаго въ томъ, чтобы употреблять данный человеку разумъ для освобожденiя себя отъ рабства и бедственности животной жизни, на усиленiе этого рабства, противъ этого заблужденiя, называемаго въ Евангелiи соблазнами, и избавляетъ насъ христiанское ученiе, объясняя людямъ что такое соблазны, какiе они бываютъ и какъ можетъ и долженъ человекъ не только поддаваться имъ, но уничтожать ихъ.

8.

Соблазнъ есть употребленiе своего разума на усиленiе, утвержденiе животной жизни и ея...

«Благо только для всех» — незаконченное и пока не появлявшееся в печати произведение Толстого, находится в рукописях. Для датировки статьи прямых данных нет. Косвенные же свидетельства датируют работу Толстого предположительно, однако довольно прочно. Именно: 1) Близость статьи по содержанию и тематике к статье «О жизни», в начальной части даже как-то отражающая начало статьи «О жизни», позволяет приурочить «Благо только для всех» к 1880-м годам и именно к концу их, когда «О жизни» уже сформировалась. 2) Изучение конспекта и двух начал нашей статьи (см. ниже), показывает, что основной стимул к ее написанию был вопрос о страданиях: зачем страдания? А именно над этим вопросом долго и упорно бился Толстой, составляя XXXIV главу книги «О жизни» в ноябре-декабре 1887 года. Вопрос теодицеи, очевидно, ставится расширенно в виде новой самостоятельной статьи о смысле жизни вообще. 3) Среди рукописей «Благо только для всех», конечно, не случайно попался листок из главы о страданиях, относящийся к рукописи № 345 «О жизни», т. е. к ноябрьской работе над корректурами «О жизни». Таким образом очень вероятно, что «Благо только для всех» писалось в ноябре-декабре 1887 года.

Самый процесс создания статьи, хотя черновики ее найдены пока не все, представляется чрезвычайно своеобразным.

Как известно, Толстой при работе над черновиками имел обыкновение иногда помечать к пропуску, не зачеркивая текста, отдельные более или менее крупные места. Для этого проводилась на полях против устраняемого текста вертикальная черта карандашом или чернилами и приписывалось «проп.», т. е. пропустить. В основу статьи «Благо только для всех» и положены некоторые из таких вынутых из других произведений, отмеченных к пропуску, страниц. Самое начало статьи имеется в трех вариантах. Первый, забракованный вариант (рукопись № 1) был написан в таком виде:

Я хочу добра себе и другимъ и вместо этого самъ страдаю и вокругъ себя вижу страданiя людей. Если же и бываетъ время, что самъ не страдаешь и не видишь страданiй людей, то все равно знаешь, что кроме того, что всякую минуту можетъ случиться всякая беда, я знаю, что и я и все те, кого я люблю, все всякую минуту приближаются къ старости, къ концу, къ страданiямъ и смерти. Зачемъ это? Зачемъ въ меня вложено желанiе добра, счастья, блага, желанiе жизни для себя и для всехъ любимыхъ мною людей и мы все должны «страдать, мучиться стареться и умирать?

страданiя и еще более неизбежное прекращенiе жизни — смерть.

Вопросъ этотъ стоитъ передъ каждымъ изъ насъ и стоялъ передъ всеми людьми всегда, где бы и когда бы они не жили. И потому люди всегда и съ давнихъ временъ пытались отвечать на этотъ вопросъ и различно отвечали на него. И разумный ответъ на вопросъ о томъ, зачемъ въ меня и въ людей вложено желанiе блага и жизни себе и другимъ и я и все люди должны страдать и умирать, есть только одинь: затемъ, что этого хотелъ тотъ, кто произвелъ жизнь всего мiра и управляетъ ею.

На этом же листке частью сбоку на поле, частью на обороте черным карандашом крупным почерком рукой Толстого набросан план предполагаемой статьи. Именно:

«Воля Бога. Ее трудно исполнить. Признать свое я въ разумномъ сознанiи. Многiе не отвечаютъ на вопросъ — откладываютъ. Но нельзя, надо ответить. Воля Бога, чтобы мы страдали. Зачемъ? Воля Бога — Его дело».

Вместо забракованного начала пишется на особом листке второе начало (в рукописи № 2), которое и составляет начало редакции статьи. Эта редакция копируется рукой С. А. Толстой (рукопись № 5 и часть 6-й) и состоит всего из четырех глав (2, 3, 4 и часть 6-й издаваемого текста).

Дальше из неизвестных черновиков другой какой-то работы Толстой извлекает рукопись № 4, 8, часть 5 (см. ниже их описание), помеченную там к пропуску и, разбив ее на несколько кусков, вставляет в разные места первой редакции. Так одна часть (пагинация 9—12) вставляется как третий вариант начала статьи (составляет главу I изданного текста), часть вставляется в разные места первой редакции, причем сама первая редакция меняет обозначения глав на 2, 3, 4, 5, 6, а часть совсем не используется (рукопись № 8). Одновременно Толстой пишет заново почти всю главу 7 и 8 (рукопись № 3), отдает ее в перебелку (рукопись № 7), присоединяет к полученному тексту и получает таким образом вторую редакцию статьи «Благо только для всех», оборванную на самом начале 8 главы. Эту вторую редакцию, составленную из рукописей №№ 4—7, мы печатаем полностью на стр. 635—647. Причем текст нашего издания передает буквально точно верхний окончательный слой исправлений Толстого, но не вводит особенностей самих копий, на которые накладывались исправления автора. Нужно сказать, что полученные копии отдельных частей были им поправлены, некоторые даже не один раз (имеются поправки карандашные и чернильные). Но в общем эти поправки не сложные, часто стилистические, иногда вставочки, небольшие пропуски.

Рукописи статьи «Благо только для всех» хранятся в ГТМ (AЧ) в обложке «Рукописи неизвестных годов. Благо только для всех» и состоят из следующих 9 номеров:

1. Вариант начала, автограф, 1 л., в лист, темнокоричневыми чернилами, писан только на одной стороне. Справа на поле и на обороте черным карандашом рукой Толстого вписан краткий план статьи. Вариант этот в статье не использован. (Напечатан нами выше на стр. 871.)

2. Второй вариант начала и часть статьи, охватывающие первоначальные 1, 2, и нач. 3 глав, позже отодвинутых и ставших 2, 3 и 4 (кончая стр. 641 строка 41 сверху нашего издания) главами, на 7 лл. писчей белой бумаги в 4-ку (один листок почтового формата). Лл. 2 и 3 представляют вынутый из какого-то черновика текст копии, сделанной рукой С. А. Толстой и помеченной на поле карандашом «пр.» «3. Человекъ, перенесшiй свое я изъ животнаго въ духовное, избавляется отъ своихъ страданiй»..., пагинация 20—21. Вся эта копия так испещрена новым текстом Толстого, что превратилась в автограф. Остальные листы сплошь писаны рукой Толстого и представляют таким образом первый черновой автограф 2, 3 и начала 4 глав статьи. Без пагинации, с массой поправок, перестановок, сокращений.

3. Первый черновик глав 7 и 8 статьи состоит из лоскутка копии рукой С. А. Толстой из ркп. № 6 (с пометкой главы «6, 6. 7» и пагинацией 27, зач. 15 и 22) и трех листов в 4-ку белой писчей бумаги, сплошь писаных рукой Толстого густыми темно-коричневыми чернилами. Без пагинации, помарок очень немного.

4—7. Полный текст статьи, копия частью рукой С. А. Толстой, частью неизвестной, на 42 лл. в 4-ку, представляющая сводную рукопись, состоящую из четырех, именно:

4. Копия с неизвестного черновика, рукой С. А. Толстой, на 4 лл., последний — лоскуток. Повидимому, копия вынута из черновиков других произведений, так как в ней пагинация 9—12 (по листам), а на полях карандашные пометки Толстого «пр.», отчасти счищенные резинкой. Текст не очень значительно правлен Толстым чернилами и карандашом) и составляет 1 главу изданного нами текста. Пометка главы «1» сделана» в начале текста рукой Толстого. Без заглавия.

—13. Чернила копии синие. Поправки Толстого сперва черным карандашом (немногие и некрупные) и позже черными чернилами (значительные вставки). Главы, бывшие первоначально 1, 2, 3, превращены в 2, 3 и 4 изданного текста.

6. Частью копия с большой вставки в конце № 5 и с неизвестной рукописи, рукой С. А. Толстой синими чернилами и неизвестной рукой темнокоричневыми чернилами, частью вставленные в равные места листки копии неизвестного произведения Толстого, помеченного на полях «пр.», и составляющие продолжение рукописей № 4 и 8, на 16 лл. белой писчей бумаги, в 4-ку, один из них лоскуток. Пагинация на разных листках разная, потому что Толстым произведены были механические перестановки частей: 14—18, 20—22, 23 (16), 24 (17), 25 (18), 26 (19), 19, 29 (16, 24), 30 (17, 18, 25), 28 (26). Правка Толстого темно-коричневыми чернилами не крупная, главным образом стилистическая. Копия содержит главы 4, 5 и 6 издаваемого текста.

7. Копия с № 3 неизвестной рукой темно-коричневыми чернилами, на 8 лл. тетрадной бумаги в линейку в 4-ку без пагинации. Поправок Толстого всего три — мелкие стилистические. Содержит главы 7 и 8 издаваемого текста.

8. Часть копии №4, вынутая и в дальнейшей работе не использованная, на 1 лоскутке + 3 лл. в 4-ку, с пагинацией 13, 14, 15 (12). Правка Толстого черным карандашом и чернилами (дважды) значительная.

—7 и с № 1 неизвестной рукой, на 31 лл. в лист, без единой поправки Толстого. Сделана небрежно, с пропусками и ошибками в чтении рукописей.

Сноски