КИТАЙСКАЯ МУДРОСТЬ.
КНИГИ КОНФУЦЫ.
Китайцы самый старый народъ на свете. Китайцы самый большой народъ на свете. Ихъ 450 миллiоновъ, чуть не въ двое больше, чемъ всехъ вместе русскихъ, немцевъ, французовъ, итальянцовъ, англичанъ. Китайцы самый мирный народъ на свете. Имъ чужаго не нужно, и они не любятъ воевать. Китаецъ хлебопашецъ. Царь ихъ самъ запахиваетъ. И отъ того китайцы самый мирный народъ на свете.
Они говорятъ: если человекъ говоритъ, что онъ умеетъ хорошо воевать, знай, что этотъ человекъ большой преступникъ.
Китайцы живутъ по своему, не по нашему. Они знаютъ, какъ мы живемъ, и не перенимаютъ нашей жизни. Они считаютъ, что ихняя жизнь лучше. Ни французъ, ни русскiй, ни немецъ, ни турокъ, никакой народъ на свете не выдержитъ въ работе противъ китайца, чтобъ такъ мало съесть и такъ много сработать, зато ни одинъ народъ на свете не можетъ противъ китайца сработать землю и прокормиться на ней. Где на десятине прокормится одинъ русскiй, два немца, тамъ на той же десятине прокормится 10 китайцевъ.
Китайцы стали теперь наезжать въ Америку, и американцы работники не знаютъ, какъ быть.
Китайцы дешевле, лучше, честнее работаютъ противъ ихнихъ, а берутъ меньше и сбили на все работы цены. Одни американцы говорятъ: надо ихъ брать, другiе говорятъ: надо ихъ гнать. А думай, не думай, работу заберетъ тотъ, кто лучше работаетъ. И лучше человекъ тотъ, который другимъ зла не делаетъ, меньше себе беретъ, а больше другимъ даетъ. Китайцы зла не делаютъ, ни съ кемъ не воюютъ и больше даютъ и меньше берутъ. Стало, они лучше. А если лучше, надо узнать, въ чемъ ихъ вера.
Вотъ ихъ вера: Они говорятъ (это говоритъ ихъ учитель Чу-хи):
Люди все произошли отъ Отца Небеснаго, и потому нетъ ни однаго человека, чтобы въ сердце ему не было заложено любви, добродетели, правды, обходительности и мудрости. Но хоть и во всехъ людяхъ есть отъ рожденiя природное добро, только редкiе изо всехъ могутъ это добро въ себе воспитать и возрастить до конца. Отъ этаго то и бываетъ, что не все люди знаютъ, могутъ знать то добро, которое есть въ нихъ, и не могутъ его въ себе возрастить. Но за то люди съ болышимъ смысломъ, умомъ и мудростью природной могутъ возрастить въ себе свое душевное добро, и эти то отличаются отъ толпы другихъ людей. Вотъ этимъ то людямъ Отецъ Небесный и далъ приказъ быть вожаками, учителями людей, изъ рода въ родъ приказалъ имъ управлять ими и научать ихъ, съ темъ чтобы и все вернулись къ своей природной чистоте.
Вотъ такъ то Фу хи, Чанпунчъ, Гоанти, Іао и Чунъ и получили отъ отца Небеснаго высшiй санъ, и такъ то ихъ помощники исполняли ихъ приказы. И оттого везде разошлись ихъ поученiя.
И вотъ дошло до того подъ конецъ, что во дворцахъ царей и въ самыхъ последнихъ деревушкахъ не было такого места, где бы не учились. Какъ только мальчику равнялся 9-й годъ — будь онъ царскiй, княжескiй сынъ или простаго мужика, — они поступали въ малое училище, и тамъ ихъ учили сажать, поливать, окапывать, чистить, учили, какъ отвечать учтиво темъ, кто ихъ спрашивалъ, учили, какъ входить и здороваться, учили, какъ принимать гостей и какъ провожать. Учили ихъ, какъ ездить на лошади, какъ стрелять изъ лука и учили ихъ читать, писать и считать.
ВЕЛИКОЕ УЧЕНІЕ.
(Книга эта написана китайскимъ учителемъ Конфуцiемъ и считается ими столь священною и божественно-мудрою, какъ евреями Книги Моисея и нами Евангелiе.)
1) Великое ученiе, иначе сказать, мудрость жизни, въ томъ, чтобы раскрыть и поднять то начало света разума, которое мы все получили съ неба. Оно состоитъ въ томъ, чтобы обновить людей, оно состоитъ в томъ, чтобы свое последнее назначенiе полагать въ совершенстве, иначе сказать, въ совершенномъ благе.
и можетъ уже пользоваться той душевной ясностью, которую ничто не можетъ нарушить. Тотъ, кто достигъ душевной ясности, которую ничто не можетъ нарушить, тотъ можетъ уже обдумать и обсудить сущность вещей. А обдумавъ и обсудивъ сущность вещей, онъ можетъ достигнуть до того совершенства, къ которому онъ стремится.
3) Все, что бываетъ въ мiре, имеетъ свою причину и производитъ свое действiе. Все дела людскiя имеютъ свое начало (основу) и свои последствiя. Познавать причины и действiя, познавать начала и последствiя — значитъ приближаться къ тому разумному знанiю, черезъ которое достигается совершенство.
4) Древнiе цари, те, которые желали раскрыть и поднять въ своихъ народахъ начало света разума, то, которое мы все получили съ неба, прежде всего старались хорошо управлять своими царствами. Те, которые старались хорошо управлять своими царствами, прежде всего желали учредить порядокъ въ своихъ семьяхъ. Те, которые желали учредить порядокъ въ своихъ семьяхъ, старались прежде всего исправить самихъ себя. Те, которые старались исправить самихъ себя, старались прежде всего установить правду у себя въ сердце. Те, которые старались установить правду у себя въ сердце, старались прежде всего о томъ, чтобы желанiя ихъ были чисты. Те, которые желали, чтобы желанiя ихъ были чисты, старались прежде всего о томъ, чтобы усовершенствовать свои сужденiя о добромъ и зломъ. Усовершенствованiе сужденiя о добромъ и зломъ состоитъ въ томъ, чтобы углубиться и проникать въ начала причины поступковъ.
5) Когда углубишься и проникнешь въ причины поступковъ, тогда сужденiя о добромъ и зломъ доходятъ до совершенства. А когда сужденiе о добромъ и зломъ доходитъ до совершенства, то и желанiя становятся чистыми. А когда желанiя чисты, сердце делается правдивымъ. А когда сердце правдиво, то человекъ исправляется и становится лучше. А когда человекъ становится лучше, то и въ семье учреждается порядокъ. А когда въ семье порядокъ, то и народы хорошо управляются. А когда народы хорошо управляются, то и весь мiръ будетъ жить въ мире и согласiи.
6) Отъ царя и до последняго мужика одна обязанность для всехъ: исправлять и улучшать самаго себя, иначе сказать — самосовершенствованiе. Это основанiе, на которомъ строится все зданiе улучшенiя людей.
Пренебрегать главнымъ, кореннымъ, первостепеннымъ и заботиться о томъ, что не важно и второстепенно, — этаго никогда не надо делать.
КНИГА ПУТИ И ИСТИНЫ, НАПИСАННАЯ КИТАЙСКИМЪ МУДРЕЦОМЪ ЛАОЦЫ.
Тотъ Богъ, котораго можно назвать словомъ, не есть Богъ вечный. Имя, которое можно назвать, не есть имя вечное.
То, что безъ имени, то есть начало неба и земли. То, что съ именемъ, то есть мать всего мiра.
Оно пребываетъ неизменнымъ. Оно проникаетъ всюду и нигде не задерживается.
Намъ оно представляется какъ мать мiра. Я не знаю его имени.
Чтобы дать ему имя, я называю его Богъ.
————
Только тотъ, кто не имеетъ страстей, можетъ видеть сущность Его. Тотъ, кто волнуется страстями, видитъ Его не вполне.
И потому тотъ, кто хочетъ быть святъ, старается о томъ, чтобы не отдаваться страстямъ и деламъ личной жизни.
Святой поучаетъ другихъ молчанiемъ. Онъ производить все истинное и ничего не присваиваетъ себе.
Онъ усовершенствуетъ себя и не надеется на свои совершенства.
Онъ не дорожитъ своими достоинствами, и достоинства его не оставляютъ его.
————
Восхваленiя мудрецовъ производятъ споры въ народахъ.
Высокая оценка легкаго прiобретенiя производить воровство въ народе.
И потому святой, чтобы управлять народомъ, освобождаетъ свое сердце отъ желанiй, уничтожаетъ свою волю и укрепляетъ свою силу тела.
Примечания
Три статейки — «Книги Конфуцы», «Великое учение» и «Книга пути и истины», объединенные общим заглавием «Китайская мудрость», возникли у Толстого в связи с усиленным его интересом к китайским религиозным и философским системам, особенно к учению Конфуция и Лао-Тзе. Интерес этот обнаруживается у Толстого уже в начале 1880-х гг.[433] В конце февраля 1884 г. он писал В. Г. Черткову: «Я сижу дома в жару с сильнейшим насморком и читаю Конфуция второй день. Трудно представить себе, что это за необычайная нравственная высота. Наслаждаешься, видя, как это учение достигает иногда высоты христианского учения».[434] 4—6 марта он пишет ему же: «Я занят китайской религией. Очень много почерпнул хорошего, полезного и радостного для себя. Хочу поделиться с другими, если Бог поможет».[435] 11 марта того же года Толстой вновь пишет Черткову: «Я занят очень китайской мудростью. Очень бы хотелось сообщить вам и всем ту нравственную пользу, которую мне сделали эти книги».[436] 27 марта 1884 г. в Дневнике Толстой делает такую запись: «Мое нравственное состояние я приписываю тоже чтению Конфуция и — главное — Лаотцы». Кроме того, в Дневнике за март и апрель 1884 г. еще несколько записей о чтении Конфуция. О своем интересе к Конфуцию и Лао-Тзе Толстой пишет Черткову и 27—28 мая 1886 г. и затем 15—16 июля того же года.[437]
Интерес Толстого к Конфуцию (латинизированное имя знаменитого китайского ученого, моралиста и основателя религиозного учения — Кунфу-цзы, жившего с 551 до 479 до н. э.) объясняется, видимо, главным образом тем, что учение китайского мыслителя было чуждо всего неясного, трансцендентного, чудесного. Его не интересовали абстрактные проблемы, вопросы религиозной метафизики, и он сосредоточился исключительно на уяснении вопросов практической морали и основ человеческого общежития. Высокая гуманность и проповедь самоотвержения и любви к людям, отличающие учение Конфуция, очень сходились с мыслями по этому поводу самого Толстого.
учения, умозрительным, рационалистическим по преимуществу, представлявшим противоположность позитивному направлению учения Конфуция. Мысли Лао-тзе были изложены им в книге «Тао-те-цзин» («Книга пути и добродетели», или, как переводит Толстой, «Книга пути и истины»). В этой книге Толстого особенно привлекала проповедь телесного воздержания и совершенствования в себе духовного начала, составляющего основу жизни человека.
Толстой набросал незаконченный очерк «Книги Конфуцы», в котором кратко успел сказать лишь о характере китайского народа и немного об их вере (автограф ГТМ, AЧ, папка 103, на листе писчей бумаги, в котором исписаны только первые две страницы). Затем он полностью перевел, видимо с английского языка, из книги S. Legge «Chinese-Classics», приписываемое Конфуцию сочинение «Великая наука», представляющее собой одну из глав священной китайской книги «Кинг», или «Главная книга» автограф ГТМ, AЧ, папка 103, на листе писчей бумаги (исписаны лишь первые две страницы). Наконец, видимо, из книги St. Julien’a «Le livre de la Voie et de la Vertu», которая, по словам самого Толстого, оказала на него «огромное» влияние,[438] он перевел несколько изречений Лао-тзе (автограф ГТМ, AЧ папка 103, на листе писчей бумаги; исписана лишь первая страница и начало второй).
Все перечисленные статьи, печатаемые нами впервые в настоящем издании с автографов, написаны, вероятно, в 1884 г. В Дневнике, в записи 6 марта 1884 г., читаем: «Переводил Лаоцы. Не выходит то, что я хотел». Здесь, очевидно, имеется в виду третий из только что указанных автографов — «Книга пути и истины», представляющий собою незаконченный перевод изречений Лао-Тзе. Два другие автографа по формату бумаги и цвету чернил очень похожи на этот третий и, видимо, написаны были приблизительно одновременно с ним.
Тогда же, видимо, Толстой по книге St. Julien’a составил перечень глав из книги Лао-Тзе, которые следовало перевести. В той же папке 103, AЧ, хранится неисправная копия трех указанных автографов Толстого, написанная рукой неизвестного, без авторских поправок. Копия эта заключается припиской: «Перечень глав из книги Лаодзе, из черновика Л. Н. (карандашом на клочке бумаги)». И далее следует самый перечень 67-ми глав. Рядом с цыфрами, обозначающими главы, Толстым сделаны указания, какую часть главы нужно перевести, а также — в ряде случаев — им поставлены отметки, характеризующие качество отдельных глав: «метафизика прелестна» (1 раз), «прелестно» (8 раз), «удивительно» (1 раз), «прекрасно» (1 раз).
Учением Конфуция и Лао-Тзе Толстой продолжал интересоваться в течение всей своей жизни. Начиная с 1880-х гг. имена эти очень часто фигурируют и в его статьях и в письмах. В 1893—1894 гг. он часто запрашивает В. В. Стасова о литературе, касающейся китайской философии, преимущественно учения Лао-тзе, и получает от Стасова очень подробные указания на этот счет.[439] В 1904 г. в издании «Посредника» вышла книжка П. А. Буланже «Жизнь и учение Конфуция» со статьей «Изложение китайского учения», составленной автором книжки на основе черновых бумаг Толстого. Содержание этой статьи свидетельствует о том, что Толстой заново начал писать о Конфуции, после того как в середине 1880-х гг. он посвятил ему первые два своих очерка. В 1910 г. в том же издательстве напечатана была брошюра «Изречения китайского мудреца Лаотзе, избранные Л. Н. Толстым» (№ 763). Изречения в количестве 64-х, выбранные, по всей вероятности, по плану, о котором сказано выше, предваряются здесь маленькой статьей Толстого «О сущности учения Лао-тзе».