[ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ «ПОСЛЕСЛОВИЯ К«КРЕЙЦЕРОВОЙ СОНАТЕ».]
— Читали вы последнюю повесть Толстаго?
— Нетъ, а что?
— Да ужъ до того дописался, что проповедуетъ безбрачiе, прекращенiе рода человеческаго.
— Да, мистицизмъ до добра не доведетъ. И какая это жалость, что наши русскiе писатели такъ скоро повреждаются въ разсудке. Отчего бы это? — и т. д.
Вотъ те сужденiя, которыя въ большинстве случаевъ среди самыхъ влiятельныхъ судей вызоветъ мой разсказъ. И мне жалко, что это такъ будетъ. Мне бы хотелось, чтобы читатели, особенно молодые, безъ закоренелыхъ привычекъ и предвзятыхъ мыслей, оправдывающихъ эти привычки, вдумались бы въ то, что сказано въ этомъ разсказе, а вдумавшись и придя къ темъ же мыслямъ, къ которымъ я пришелъ, сообразно этимъ мыслямъ изменили бы и повели бы свою жизнь. Такъ я писалъ прежде еще, чемъ разсказъ этотъ сталъ известенъ и появились о немъ сужденiя. Появившiяся о немъ сужденiя и мненiя и недоуменiя, выражаемыя въ письмахъ, которыя я получаю о предмете этаго разсказа, и самое запрещенiе для печати этаго разсказа подтвердило и превзошло мои ожиданiя. Сужденiя слышатся самыя для меня неожиданныя о смысле и значенiи этого разсказа. Говорится о цинизме, неприличiи, о пессимизме, мрачности этого разсказа, говорится о какой то художественности изложенiя, о великомъ мастерстве и нелепости автора, о проповеди самоубiйства, объ униженiи женщины, о томъ, что герой разсказа психопатъ, объ отрицанiи семьи и брака и еще о многомъ другомъ, но только не о томъ, что составляетъ существенное содержанiе и необходимый выводъ изъ этого разсказа.
<Передъ Богомъ говорю, что мне нисколько не обидно это, но мне жалко, что такъ говорятъ и будутъ говорить, не для себя, а для техъ людей, въ особенности молодыхъ, которые, сбитые такимъ сужденiемъ людей, мненiе которыхъ они привыкли уважать, не прочтутъ или, что хуже, прочтя, не поймутъ того, что тяжелыми страданiями выжито мною и съ болью сердца сознано и высказано не для потехи, но на пользу людямъ, идущимъ по той же гибельной дороге, по которой и я шелъ въ моей жизни.
а обсудивъ его, неизбежно придти къ осужденiю себя и своей жизни.
Дело ведь не въ томъ, сумашедшiй или мистикъ Толстой, а въ томъ, справедливо ли то, что онъ говоритъ. Для того чтобы было ясно и определенно то именно, что говорится въ этомъ разсказе, чтобы нельзя было неправильно перетолковать того, что говорится, преувеличить и сказать, что это невозможно, и пропустить то, что сказано, и сказать, что это и не высказано, для этого то я и пишу это кажущееся для понимающихъ столь ненужнымъ послесловiе.
Мне кажется, что никогда нигде люди не жили въ такомъ вопiющемъ не только разладе, но и противоречiи между сознаваемою мыслью, выраженной словомъ, и деломъ, практикой жизни, въ [какомъ] живутъ образованные люди христiаискихъ народовъ нашего времени. Если бы разумное существо, не знающее нашей жизни, узнало бы те только принципы нетолько религiозно-христiанскiе, но и самые умеренные, не признающiя обязательность христiанства светскiя ученiя нравственности, узнало бы только те принципы гуманности и либеральности, обязательность которыхъ такъ всеобще признается общественнымъ мненiемъ, какое бы это разумное существо составило себе мненiе о нашей жизни? Какъ бы много уступокъ не делало это существо невозможности осуществленiя всего того, къ чему стремятся люди, оно всетаки никакъ не могло бы себе представить того, что есть, <т. е. того, что люди, исповедующiе принципы равенства, братства, свободы и въ основе всего принципъ любви, въ действительности стремятся только къ тому, чтобы каждому превзойти другихъ и выделить себя изъ другихъ, вместо братства — только къ тому, чтобы всехъ остальныхъ людей сделать своими рабами.> Разумное существо, увидавъ потомъ действительность, т. е. одну часть этихъ людей, которыхъ онъ увидалъ, обреченныхъ поколенiями съ женами и детьми на нелепый, нужный только для прихоти другихъ людей, убивающiй тело и душу трудъ на заводахъ и фабрикахъ, другую часть воспитываемые на убiйство другъ друга и третью часть пользующiеся этимъ рабствомъ угнетенныхъ и вырывающiе другъ у друга выгоды этаго угнетенiя, увидавъ все это, разумное существо никакъ не могло бы поверить, что это те самые люди, которые исповедуютъ принципы равенства, братства, свободы и любви.>
въ отношенiяхъ половъ. Противоречiе это особенно поразительно потому, что во всехъ другихъ отношенiяхъ человекъ можетъ сослаться на невозможность изменить своими силами того зла, которое онъ сознаетъ, но которому все таки долженъ подчиняться; въ деле же полового общенiя этой отговорки нетъ: для каждого человека в этомъ отношенiи нетъ никакихъ препятствiй для осуществленiя въ жизни того, что онъ исповедуетъ. А между темъ въ этомъ отношенiи противоречiе между сознанiемъ людей и ихъ деятельностью[173] точно никакъ не меньше, если не больше, чемъ въ отношенiяхъ экономическихъ и другихъ. Ничто лучше этого не показываетъ тщету отговорокъ людей, когда они, оправдываясь въ противоречiи своего сознанiя съ жизнью, утверждаютъ, что уничтоженiе этихъ противоречiй не отъ нихъ зависитъ; но не въ этомъ дело теперь. Дело въ томъ противоречiи, на которое я хотелъ указать въ своемъ разсказе.
Противоречiе это ужасно. Стоитъ послушать или почитать то, что говорится представителями образованныхъ сословiй о святости семейной жизни и родительскихъ чувствахъ, о христiанскомъ или гуманномъ равенстве людей, о жестокости и развратности прежнихъ поколенiй и о равенстве женщинъ и мущинъ, и взглянуть на семейную жизнь людей отъ высшихъ сословiй до низшихъ, на измены другъ другу супруговъ, на безпрестанные легальные и нелегальные разводы, на входящее все более и более въ обыкновенiе употребленiе средствъ для предотвращенiя деторожденiя, на увеличивающееся количество незаконныхъ рожденiй и отдаванiе детей въ воспитательные дома, на процветающiй порокъ онанизма, развратнаго общенiя мущинъ съ мущинами и женщинъ съ женщинами, на существованiе милiоновъ, да, миллiоновъ проститутокъ въ большихъ городахъ Европы,[174] чтобы ужаснуться той степени лжи, которую въ состоянiи переносить человечество.
Причина этого страшного противоречiя между словомъ и деломъ одна — следующая: та, что люди освободили себя отъ того древняго закона, который определялъ половыя отношенiя, и не признали новаго. Бываютъ такiе перiоды въ возрасте отдельныхъ людей и въ возрасте человечества: отъ однаго берега отстали, къ другому не пристали. <Причина этаго страшнаго разлада между словомъ и деломъ — это освобожденiе себя отъ языческаго закона, дохристiанскаго, еврейскаго, повтореннаго магомет[анами], и непониманiе, несознанiе закона христiанскаго.> Языческая, будiйская, еврейская, магометанская семья, которая есть только повторенiе, несравненно <въ общемъ> нравственнее, чемъ христiанская. — Отъ чего бы это? А отъ того, что языческiе, нехристiанскiе народы держатся своего закона, считаютъ его обязательнымъ, христiанскiе же народы, не ясно сознавъ свой законъ, непонимая его даже или понимая превратно, <какъ его перетолковывали его лжетолкователи>, <не веря въ него>, не имеютъ въ этомъ отношенiи никакого закона.
————
<Въ самомъ деле, кто изъ людей христiанскаго воспитанiя не знаетъ и не признаетъ того, что противоречiе это поразительное? Количество рождающихся мущинъ и женщинъ одинаково или изменяется на 2 и 3% и для соображенiй о брачныхъ отношенiяхъ должно быть разсматриваемо какъ равное. Мущинъ и женщинъ одинаковое число. Мущины и женщины имеютъ одинаковыя права, мущина не имеетъ больше правъ на женщину, чемъ женщина на мущину. Всякiй человекъ нашего христiанскаго мiра признаетъ это, не отдавая себе даже отчета, почему это такъ, но онъ знаетъ, что это такъ, и гордится темъ что знаетъ, что это такъ. Что же вытекаетъ изъ этихъ двухъ положенiй по отношенiю брачнаго общенiя?>
Нехристiанскiя народы смотрели и смотрятъ на женщину какъ на предметъ наслажденiя — «съ вожделенiемъ» и, понимая женщину какъ желательную собственность, какъ на рабу, и оградили обладанiе этой собственности, этой рабы известными законами. Въ нехристiанскихъ обществахъ женщина не есть равноправный членъ общества, но предметъ, которымъ можно обладать, и потому христiанство, уничтоживъ все языческое воззренiе, уничтожило и это. Оно учитъ тому, что не должно вожделеть женщину, т. е. смотреть на женщину какъ на предметъ наслажденiя, и вследствiи этаго женщина по ученiю христiанскому не можетъ ужъ быть собственностью и рабою. Очень обычно слышать сужденiе о томъ, что христiанство освободило женщину и сделало ее равноправною мущине. Сужденiе это справедливо, если разумеется, что христiанство, уничтоживъ взглядъ ка женщину какъ на предметъ наслажденiя, этимъ самымъ освободило ее, <точно также, какъ бы мы сказали про то, что христiанство, уничтоживъ взглядъ на человека какъ на орудiе, этимъ самымъ освободило его отъ рабства>, но оно совершенно несправедливо, если подразумевается, что христiанство освободило женщину, удержавъ на нее прежнiй взглядъ предмета наслажденiя. Если она предметъ наслажденiя, то каждый будетъ стараться прiобресть это право наслажденiя. А право наслажденiя, особенно столь заманчиваго, должно быть организовано, учреждено. И такъ оно было и теперь строго организовано у языческихъ народовъ и отъ того тамъ мало или почти нетъ разврата. У насъ же взглядъ на женщину тотъ же, какъ у язычниковъ: женщина есть предметъ наслажденiя, и право наслажденiя это совсемъ не организовано или очень слабо. При языческомъ взгляде на женщину у насъ предоставлена ей вся та свобода, которая можетъ быть допущена и вытекаетъ только изъ уничтоженiя взгляда на женщину какъ на предметъ наслажденiя. Отъ этого 9/10 зла нашей общественной жизни.
Все происходитъ отъ того, какъ и во всехъ бедствiяхъ нашей жизни, что делаются поправки, компромиссы въ законе, открытомъ Христомъ. Законъ этотъ кажется слишкомъ труднымъ, и люди берутся исправлять его. Въ роде того, чтобы делали люди, которымъ покажутъ направленiе ихъ пути по прямой линiи, но которые скажутъ, что такъ какъ идти по прямой линiи невозможно и что математически прямой никогда не бываетъ въ действительности, то не надо указывать направленiе по прямой, а по кривой. А между темъ все ученiе Христа таково, что онъ показалъ намъ тотъ идеалъ совершенства — быть совершеннымъ, какъ Отецъ небесный, который кажется недостижимымъ, но который одинъ можетъ руководить насъ и показывать путь, какъ только прямая можетъ показывать направленiе. Таковъ идеалъ, показанный намъ Христомъ и въ половомъ отношенiи. Онъ не говорилъ нигде: сходитесь съ женщиной, съ мущиной и предавайтесь половой похоти, даже нигде не сказалъ, чтобы производить и ростить детей. Напротивъ, онъ <много разъ> сказалъ о томъ, чтобы мущина (подразумевая неженатаго) не искалъ наслажденiя отъ женщинъ, не смотрелъ на нее съ вожделенiемъ, женатый же не оставлялъ свою жену, т. е. опять не искалъ бы наслажденiй. Если же онъ говорилъ что про жену, то только то, чтобы человекъ оставилъ бы ее, если она мешаетъ ему въ достиженiи Царствiя Божiя. — Идеалъ Христа есть ни многобрачiе ни единобрачiе, но целомудрiе. И этотъ идеалъ выставленъ въ поразительной ясностью въ XIX гл. Матвея. И такъ и понимали христiанство все первые христiане. Такъ училъ и Павелъ. Ученiе Христа, выраженное просто, говоритъ только то, что христiанину, человеку для исполненiя воли Бога надо подавлять въ себе похоть къ женщине, влюбленье, лучше не жениться. Если же не можешь подавить похоти, то удовлетворяй ее съ одной женщиной, и если женатъ, то не расходись съ женою. Такъ даже и выражено это въ катихизисахъ. Бракъ не есть и никогда не былъ христiанскимъ учрежденiемъ, точно также какъ общественная молитва, жертвоприношенiе и т. п. Все это суть языческiя учрежденiя, на которыя наложена христiанская внешность.