О БЕЗУМIИ.
Ce sont des imbéciles. Un imbécile esttout un homme qu’on ne comprend pas. 427
I.
Вотъ уже много месяцовъ, особенно въ последнее время, что я получаю не менее 2, 3 ежедневно (нынче было три) писемъ, въ которыхъ молодые люди, молодыя девушки пишутъ мне о томъ, что они решили покончить съ собой, но почему-то обращаются ко мне въ надежде, что я избавлю ихъ отъ этого какимъ-то моимъ советомъ. Письма эти бываютъ трехъ различныхъ характеровъ. Первый самый обыкновенный: Сельская учительница ради служенiя народу желаетъ бросить свои занятiя <(она, молъ, не достаточно образована для просвещенiя народа)> и итти на курсы. И желанiе ея такъ сильно и такъ благородно, какъ она думаетъ, что она решила покончить съ собою, если желанiе это не будетъ исполнено. Или восторженный юноша, готовый покончить съ собой, если ему не помогутъ развить свои, какъ онъ чувствуетъ, могучiя силы. Или изобретатель, желающiй осчастливить человечество, или поэтъ, чувствующiй свою генiальность, или девица, желающая умереть или поступить на курсы, или женщина, влюбленная въ чужого мужа, или мужчина, влюбленный въ замужнюю женщину. Письма различныя по полу, возрасту, положенiю, но во всехъ ихъ одна черта, общая всемъ этимъ людямъ. Черта эта — слепой, грубый эгоизмъ,428 не видящiй ничего, кроме своей персоны. «Повсюду несправедливость, жестокость, обманы, ложь, подлость, развратъ, все люди дурны кроме меня, и потому естественный выводъ, что такъ какъ моя душа слишкомъ возвышенна для этого порочнаго мiра или порочный мiръ слишкомъ гадокъ для моей возвышенной души, то я не могу больше оставаться въ немъ».
— Человекъ такъ благороденъ, такъ возвышенъ, что не можетъ жить для себя, а желаетъ посвятить свою жизнь на служенiе другимъ, но или не можетъ этого делать, люди мешаютъ ему, или самъ не можетъ почему-то отдаваться этому самоотверженному служенiю.
Человека не было никогда. Вдругъ онъ появился и видитъ вокругъ себя весь мiръ Божiй, солнце, небо, деревья, цветы, животные, люди такiе же, какъ онъ, которые любятъ и которыхъ онъ можетъ любить, и сознаетъ самъ себя съ своими способностями разума и любви, которыя онъ можетъ довести до высшаго совершенства. Все это дано ему откуда-то какъ-то, задаромъ, хотя онъ ничемъ не могъ заслужить этого, и вероятно для чего-нибудь, но онъ и не думаетъ задавать себе этихъ вопросовъ.
Его никогда, никогда не было. И вдругъ онъ сознаетъ себя живущимъ, видитъ весь мiръ со всеми его радостями: солнцемъ, природой, растенiями, животными, людьми такими же, какъ онъ самъ, привлекающими его къ себе, обещающими радость взаимной любви, видитъ возможность такого блага, выше котораго онъ ничего не можетъ себе представить, а онъ говоритъ:
«Все это нехорошо, и мне не нужно всего этого. Я хочу совсемъ другого, гораздо более важнаго. Я хочу, чтобы у меня было столько же денегъ, какъ и у Ивана Иваныча, или хочу, чтобы Марья Петровна любила меня, а не Семена Иваныча, или чтобъ Семенъ Иванычъ любилъ только меня одну, а никого другого; я хочу, чтобы я могъ или могла выучиться разнымъ наукамъ и за это получить такую бумагу, вследствiе которой могъ или могла бы ради служенiя народу сесть ему на шею. Или, что самое обыкновенное среди такъ называемой интелигентной молодежи, хочу, чтобы я могъ устроить ту республику, которую мы съ Тихоновымъ и Мишинымъ такъ хорошо обдумали въ нашей фракцiи.
«Но этого нетъ. А потому весь мiръ никуда не годится и долженъ быть уничтоженъ. А такъ какъ я не могу уничтожить мiръ, то уничтожу себя. На это есть нашатырный спиртъ, есть вагоны, бегающiе по рельсамъ, есть третьи этажи, есть револьверы. Не хочу жить. Оставайтесь одни безъ меня. Нате вамъ».
Человекъ ищетъ блага (если онъ живетъ, то ищетъ благо — жизнь есть только стремленiе къ благу). Человекъ ищетъ блага, благо возможно для человека только въ жизни, и вотъ человекъ, окруженный благомъ, для полученiя котораго ему нужно только протянуть руку, и даже не протягивать руку, а только не отталкивать того блага, которое даромъ дается ему, и вотъ человекъ этотъ вместо того, чтобы брать это благо, не только не беретъ его, но уходитъ изъ техъ условий, въ которыхъ только онъ и могъ получить это благо. Все равно, какъ если бы человекъ, томимый жаждой, зная, что вода есть только въ реке, для того чтобы утолить свою жажду, уходилъ бы отъ того места, въ которомъ одномъ онъ можетъ получить то, къ чему стремится..
II.
Иногда спрашиваютъ: имеетъ ли человекъ право убить себя? Слово право тутъ неуместно. Право только для живыхъ. А какъ только человекъ убилъ себя, онъ вне разсужденiй о праве. И потому вопросъ можетъ быть только въ томъ: можетъ ли человекъ убить себя. А что это онъ можетъ, это мы видимъ на деле, видимъ, какъ люди не переставая въ разныхъ видахъ пользуются этой возможностью, убивая себя иногда понемножку, развратомъ, водкой, табакомъ, опiумомъ, иногда, какъ на войне, на дуэляхъ, подвергая себя большой вероятности смерти, иногда же сразу, какъ самоубiйцы. Возможность эта убить себя, какъ я думаю, дана человеку, какъ спасательный клапанъ. При этой возможности человекъ не имеетъ права (вотъ тутъ уместно выраженiе: иметь право) говорить, что ему невыносимо жить. Невыносимо жить — такъ убей себя, ты можешь это сделать, и некому будетъ говорить о невыносимости жизни. Вопросъ, стало быть, не о праве человека убивать себя, а только о томъ, разумно ли и нравственно ли (разумное и нравственное всегда совпадаютъ) делать это? И ответъ всегда былъ и есть одинъ: что это и неразумно и безнравственно.
Неразумно, во-первыхъ, потому что такъ какъ жизнь вне времени и пространства и потому не можетъ быть уничтожена смертью тела, то, прекращая проявленiе жизни въ этомъ мiре, убивающiй себя человекъ не можетъ знать, будетъ ли ея проявленiе въ другомъ мiре более ему прiятно, а во-вторыхъ неразумно, потому что, прекращая жизнь въ этомъ мiре, человекъ лишаетъ себя возможности изведать и прiобрести для своего я все то, что оно могло изведать и прiобрести въ этомъ мiре. Кроме того, и главное, это неразумно, потому что, прекращая свою жизнь въ этомъ мiре изъ-за того, что она ему кажется непрiятной, человекъ показываетъ этимъ то, что онъ имеетъ превратное понятiе о назначенiи своей жизни, предполагая, что назначенiе ея есть его удовольствiе, а не служенiе тому делу, которое совершается всею жизнью мiра. Этимъ же самоубiйство и безнравственно: человеку дана жизнь только подъ условiемъ его служенiя жизни мiра, а онъ, воспользовавшись жизнью настолько, насколько она казалась ему прiятной, отказывается отъ служенiя ею мiру, какъ скоро она стала казаться ему непрiятной. А стала казаться она ему непрiятной только потому, что онъ не полагалъ благо своей жизни въ томъ, въ чемъ оно действительно заключается, a въ томъ, въ чемъ не только нетъ, и не можеть быть блага. Убиваютъ себя люди почти всегда по двумъ причинамъ: или потому что жизнь не даетъ человеку того счастiя, какого онъ для себя желаетъ, или потому что человеку кажется, что жизнь его безцельна, и онъ не можетъ служить мiру — служить мiру въ той форме, которую онъ избралъ себе. Но и то и другое происходитъ отъ ложнаго представленiя о назначенiи жизни.
Въ Оптиной пустыни въ продолженiе более 30 летъ лежалъ на полу разбитый параличемъ монахъ, владевшiй только левой рукой. Доктора говорили, что онъ долженъ былъ сильно страдать, но онъ не только не жаловался на свое положенiе, но постоянно, крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, очевидно, искренно выражалъ свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась въ немъ. Десятки тысячъ посетителей бывали у него, и трудно представить себе все то добро, которое распространилось въ мiре отъ этого, лишеннаго всякой возможности деятельности, человека.
которое свойственно человеку, положившему въ этомъ совершенствованiи цель своей жизни, и вместе съ темъ не можетъ не содействовать благу людей, заражая ихъ темъ свойствомъ любви, которое одно даетъ истинное благо людямъ..
III.
Ведь неизбежно одно изъ двухъ: или человекъ сознаетъ себя въ неразрывной зависимости отъ какого-то неизвестнаго ему, не вещественнаго, но несомненно существующаго начала и видитъ смыслъ своей жизни въ исполненiи закона этого начала, или, напротивъ, признаетъ себя одного началомъ всего и не знаетъ никакого другого закона, кроме своихъ желанiй. А такъ какъ желанiй этихъ можетъ быть безчисленное количество и самыхъ разнообразныхъ, и самыхъ неисполнимыхъ, и вообще исполненiе желанiй, зависящихъ отъ внешняго мiра, не во власти человека, то ясно, что для человека, такъ понимающаго жизнь, жизнь, въ которой не исполняются его желанiя, не представляетъ никакого смысла и ценности и потому должна быть уничтожена.
Да, удивительно то одуренiе, въ которомъ въ наше время находятся люди нашего христiанскаго мiра, и одуренiе это съ каждымъ годомъ, съ каждымъ днемъ становится все больше и больше, какъ это и не можетъ быть иначе, потому что одуренiе это непрестанно производится съ двухъ противуположныхъ концовъ, приводя людей къ однимъ и темъ же ужаснымъ последствiямъ. Съ одной стороны, одуpенiе это производится темъ, что называется церковью, съ другой стороны темъ, что называется наукой.
Одуренiе, совершаемое церквами, какъ католической, греко-россiйской, такъ и всехъ разныхъ наименованiй протестантскими, всемъ и известно и понятно. Оно состоитъ въ томъ, что подъ именемъ истинной христiанской веры старательно и упорно внушается нечто столь несовместимое съ мiровоззренiемъ самыхъ мало просвеiценныхъ людей нашего времени, какъ, напримеръ, творенiе въ 6 дней, Троица, искупленiе, воскресенiе, таинства и мн. др., что большинство людей, какъ такъ называемыхъ просвещенныхъ классовъ, такъ и людей рабочаго народа, не въ силахъ будучи выделить религiозную истину отъ примешанной къ ней лжи, перестаютъ верить въ какую бы то ни было религiю и остаются въ самомъ несвойственномъ людямъ состоянiи, безъ всякой религiи, т. е. всякаго объясненiя смысла и назначенiя жизни и внутренняго руководства въ ней.
Таково дело церкви. Ученiе же, называемое наукой, доделываетъ то, чего не успела сделать до конца церковь. Ученiе это заключается въ томъ, что законъ жизни человеческой можетъ и долженъ быть выведенъ изъ законовъ, наблюдаемыхъ. нами въ мiре природы. И что такъ какъ въ этомъ, наблюдаемомъ нами мiре внешней природы происходитъ борьба существъ за свое существованiе, происходятъ измененiя видовъ, движенiе и прогрессъ, то въ этомъ самомъ и законъ жизни людей, т. е. въ сущности то, что то самое, что делаютъ люди, какъ животныя существа, то и должно делаться ими.
жизни, совершенно исключающее возможность какого бы то ни было свойственнаго человеку, какъ разумному существу, пониманiя. Этимъ только и можно объяснить то кажущееся сначала непонятнымъ существованiе и даже возрожденiе въ наше время разныхъ квази-христiанскихъ, дикихъ для нашего времени верованiй: католической, лютеранской, баптистской и кроме того разных теософическихъ, спиритическихъ и другихъ странныхъ квази-религiозныхъ ученiй. Одни люди съ чуткимъ самосознанiемъ чуютъ нелепость. и внутреннее противоречiе царствующаго пониманiя жизни — эволюцiи, прогресса, т. е. признанiе хорошимъ и должнымъ всего того, что делается всеми и,429 не имея ничего другого, хватаются за самыя странныя, но все таки отвечающiя на высшiя требованiя души, суеверiя, другiе же, большинство людей, разделяя общую всемъ безумнымъ черту упорства и непоколебимости въ своемъ заблужденiи, становятся все более и более недоступными какимъ либо разумнымъ доводамъ и все более и более самоуверенными и самодовольными..
IV.
Кроме, какъ я говорилъ уже, ежедневно получаемыхъ писемъ и обращенiй ко мне съ угрозами самоубiйства, я получаю тоже въ неделю не менее десяти писемъ отъ молодыхъ, а иногда и отъ немолодыхъ людей, мужчинъ и женщинъ, съ удивительно однообразнымъ вопросомъ: Какой смыслъ жизни? Зачемь жить? Вопросы эти бываютъ иногда поразительны своей наивностью и нелепостью: спрашивающiе обыкновенно, прочтя несколько самыхъ новейшихъ сочиненiй, преимущественно художественныхъ, и не найдя въ нихъ объясненiй смысла жизни, большей частью, напротивъ, найдя въ нихъ отрицанiе какого-нибудь смысла жизни, вполне уверены, что такого смысла и нетъ никакого, и что не признавать никакого смысла въ жизни очень мило и показываетъ высшую современную культурность. Такъ на дняхъ я получилъ книжку, озаглавленную «О смысле жизни». Въ книжке этой авторъ отъискиваетъ смыслъ жизни въ сочиненiяхъ Сологуба, Андреева и Шестова. Не забываетъ воспользоваться при этомъ для объясненiя смысла жизни и сочиненiями Чехова и другими, столь же компетентными въ вопросе о смысле жизни. Точно не было ни Браминизма, ни Будды, ни Соломона, ни Марка Аврелiя, ни Сократа, Платона, ни Христа, ни Руссо, ни Канта, ни Шопенгауера и др. Точно все человечество до Сологуба, Л. Андреева, Шестова и Льва Толстого жило не имея никакого понятiя о смысле жизни, который вотъ-вотъ будетъ разъясненъ людямъ Шестовыми, Андреевыми, Сологубами, Толстыми. То же самое и въ письмахъ. Въ получаемыхъ мною письмахъ за вопросомъ о томъ, въ чемъ смыслъ жизни, уже чувствуется решенный ответъ, что смысла этого нетъ и не можетъ быть. Спрашивается, напримеръ, — подлинное письмо — кому верить, Христу изъ Евангелiя или Санину изъ романа Арцыбашева; и очевидно, что сочувствiе автора письма на стороне Санина. Въ такихъ письмахъ большей частью рисующiйся авторъ выражаетъ свой ответъ на задаваемый имъ вопросъ о смысле жизни. Ответъ этотъ всегда тотъ, что смысла въ жизни нетъ, для настоящихъ образованныхъ людей нетъ и не можетъ быть никакого, а есть эволюцiя, совершающаяся по открытымъ наукою законамъ, въ наше время совершенно уже устранившая старыя, отсталыя понятiя о душе, Боге и тому подобныхъ суеверiяхъ о назначенiи человека и его нравственныхъ обязанностяхъ. И высказывается все это съ безпредельной самоуверенностью исамодовольствомъ.
«Все это старое, отжившее. А намъ нужно новое определенiе смысла жизни, новое такое, которое сходилось бы съ Дарвинизмомъ, Ничшеанствомъ, съ самымъ новымъ пониманiемъ жизни. Намъ нужно придумать такое новенькое объясненiе смысла жизни, при которомъ основашемъ всего признавались бы одни законы вещества, изследуемые въ безконечномъ пространстве и времени». Въ роде того, какъ если бы люди считали, что нужно придумать такую новую геометрiю, при которой признавалось бы равенство угловъ треугольника не двумъ, а тремъ прямымъ, или что-нибудь подобное. И эти люди всячески стараются придумать такую новенькую геометрiю. И вотъ лучшiе изъ молодежи — несчастные, колеблясь между самодовольствомъ знанiя всей болтовни Дарвиновъ, Геккелей, Марксовъ, разныхъ Метерлинковъ, Кнутовъ Гамсуновъ, Вейнингеровъ, Ничше и т. п., почитаемыхъ ими великими мудрецами, и смутнымъ сознанiемъ безсмысленности на основанiи этихъ ученiй пониманiя жизни, всетаки ищутъ, и разумеется тщетно, объясненiя смысла жизни и все больше и больше, какъ это и не можетъ быть иначе, приходятъ въ отчаянiе, и самые горячiе неуравновешенные изъ нихъ кончаютъ самоубiйствомъ. По книге Крозе «Der Selbstmord im 19-n Jahrhundert» число самоубiйствъ въ одной Европе, съ недостающими сведенiями о Россiи и другихъ некультурныхъ странахъ Европы, было въ 19 столетiи 1,300,000 и число это постоянно увеличивалось и увеличивается. И это, очевидно, не можетъ быть иначе.
Трудно людямъ нашего мiра не только понять причину бедственнаго своего положенiя, но и сознать самую бедственность этого положенiя, главное вследствiе того главнаго бедствiя нашего времени, которое называется прогрессомъ и проявляется лихорадочной тревогой, торопливостью, напряженiемъ труда, направленнаго на совершенно не нужное или очевидно вредное, постояннымъ опьяненiемъ себя все новыми и новыми затеями, поглощающими все время, и, главное, безграничнымъ самодовольствомъ. Дирижабли, подводныя лодки, дреднауты, 50-этажные дома, парламенты, театры, безпроволочные телеграфы, конгрессы мiра, миллiонныя армiи, флоты, профессора всякихъ школъ, миллiарды книгъ, газетъ, разсужденiй, речей, изследованiй. И люди въ такой лихорадочной суете, торопливости, тревоге, въ такомъ напряженiи труда, направленнаго всегда на совершенно не нужное, даже явно вредное, и въ такомъ при этомъ непрестанномъ восхищенiе отъ самихъ себя, что не только не видятъ, не хотятъ, не могутъ видеть своего безумiя, гордятся имъ, ожидаютъ отъ него всякихъ великихъ благъ и въ ожиданiи этихъ великихъ благъ все больше и. больше опьяняютъ себя все новыми и новыми затеями, имеющими одну цель — забыться, и все дальше и дальше завязаютъ въ безвыходныхъ и политическихъ и экономическихъ, и научныхъ, и эстетическихъ, и этическихъ неразрешимыхъ противоречiяхъ.
Мы такъ устроили, или скорее разстроили свою жизнь, что намъ нужно безчисленное количество самыхъ странныхъ и никому не нужныхъ вещей, и нетъ места тому одному, что нужно, не можетъ не быть нужно всякому человеку.
летать, какъ птицы небесныя..
V.
Да, ужасны и въ особенности жалки эти тысячи ежедневно совершаемыхъ самоубiйствъ, но еще жалчее люди еще живые, но находящiеся въ томъ же душевномъ состоянiи, готовящiеся къ тому же, къ самоубiйству сразу или къ той безсмысленной и несчастной жизни, которую не могутъ не вести люди, находящiеся въ томъ же извращенномъ душевномъ состоянiи. И въ такомъ положенiи находится въ наше время огромное большинство народа всего нашего мнимо-христiанскаго мiра.
Чешскiй известный писатель Масарикъ въ своей прекрасной книге «Самоубiйство какъ общественное явленiе современной цивилпзацiи», приходитъ къ совершенно справедливому заключенiю, что причины самоубийства среди христiанскихъ народовъ въ отсутствiи религiи. Къ сожаленiю, выводъ, къ которому онъ приходитъ въ книге, написанной 30 летъ тому назадъ, далеко не полный и неопределенный. Если причина увеличивающагося числа самоубiйствъ отсутствiе религiи, то спасенiе въ усвоенiи религiи. Какой же? Хотя онъ и говоритъ о томъ, что такой религiей, по его мненiю или скорее чувству, должно быть христiанство, «gesäubert vom Pfaffengeschmiere», т. -е. очищенное отъ пачкотни церковности; хотя онъ и предполагает, что такой религiей можетъ быть одна изъ христiанскихъ сектъ, онъ не определяетъ, какая именно и въ чемъ именно должна быть та религiя, которая можетъ удовлетворить требованiямъ нашего времени. Въ этомъ мненiи все та же неопределенность, все та же робость, все то же, въ сущности, неверiе ни во что, которое составляетъ главное бедствiе нашего времени. Какъ же можно ждать какой-то имеющей появиться религiи? Да я-то что же, не я одинъ, а все миллiарды живущихъ людей? Мы-то все такъ и погибнемъ безъ пониманiя смысла нашей жизни, живя скверной, животной, преступной жизнью, утешаясь темъ, что для потомковъ нашихъ сложится та новая религiя, которая удовлетворить ихъ требованiямъ? Ошибка такихъ разсужденiй все то же научное извращенiе мыслей, при которомъ самыя простыя явленiя жизни разсматриваются какъ что-то внешнее, подлежащее изследованiю и изученiю. Религiя — не для ученыхъ людей, а для всякаго живого человека — есть не предметъ изследованiя, а есть необходимое, неизбежное условiе жизни — религiя для души человека то же, что воздухъ или пища для тела. Нельзя дожидаться того, что случится среди будущих поколенiй для удовлетворенiя дыханiя или желудка. Также нельзя дожидаться и будущей религiи, а самому продолжать жить съ голодной душою. Пока есть животныя, есть и воздухъ для ихъ дыханiя, и пища для поддержанiя ихъ жизни; пока есть люди, есть и всегда было религiозное пониманiе жизни, дающее возможность жить человеческой, а не скотской жизнью. И такая религiя, какъ всегда была, отвечая степени умственнаго и нравственнаго развитiя, такъ есть и теперь, отвечая степени развитiя людей нашего времени. Религiя эта есть, мы все знаемъ ее, если мы только не хотимъ скрывать отъ себя требованiй ея, техъ требованiй, которыя кажутся намъ до невозможности чрезмерными, потому что прямо противуположны всему устройству нашей жизни и обличаютъ все привычныя преступленiя и пороки нашей жизни. Такая религiя всегда была и есть: она есть и въ Ведахъ, и въ Конфуцiанстве, и въ таосизме, и въ ученiи римскихъ и греческихъ мудрецовъ, и въ христiанстве, и въ магометанстве, и въ бегаизме, и въ ученiяхъ Руссо, Паскаля, Канта, Шопенгауэра, Эмерсона, Рескина, Ламене и многихъ и многихъ другихъ, и главное въ сердце и разуме каждаго человека нашего времени. Религiя эта очень легко можетъ быть определена. Положенiя ея суть те, которыя одни и те же во всехъ религiозно-нравственныхъ ученiяхъ мiра, до ихъ извращенiя, и все они очень ясны, коротки и одинаково понятны безграмотному рабочему, ребенку и ученому старцу. Все они въ одномъ — какъ сказано не однимъ Христомъ, но всеми величайшими учителями мiра — въ томъ, чтобы, сознавая въ себе божественное начало и признавая его во всехъ людяхъ, любить всехъ и не делать ни одному человеку того, чего не хочешь себе. Въ этомъ всегда была и есть одна общая всемъ людямъ религiя. Правда, есть еще метафизическая сторона, обосновывающая эти требованiя любви, но метафизическiя положенiя эти, естественно-одинаково понимаемыя всеми, никогда не поддавались выраженiю словомъ. Не поддаются и теперь. И чемъ осторожнее будутъ люди въ попыткахъ выраженiй ихъ, темъ менее можетъ встретиться препятствiй для общаго, одинаковаго для всего человечества пониманiя религiозной истины. Такъ что главная причина бедственности нашей жизни — отсутствiе религiи, происходитъ никакъ не отъ того, что не «выдумана» еще та новая религiя, которая свойственна нашему «просвещенному» времени — такая религия всегда была и есть и въ наше время, а только отъ того, что жизнь наша такъ безнравственна и неразумна, что намъ нельзя признать эту единую общую всемъ людямъ, вечную и не могущую быть неизвестной намъ, религiю.
Главная причина бедственности жизни человечества нашего времени въ томъ, что мы переживаемъ тотъ неизбежный переходъ отъ одного возраста къ следующему, который переживаютъ и отдельные люди, и целые народы, переходя отъ одного мiросозерцанiя и строя жизни къ другому, новому, более разумному, более соответствующему степени развитiя человечества и более совершенному, переживаетъ въ наше время и все человечество..
VI.
Было время, когда мой взглядъ на безумiе нашей жизни представлялся мне такимъ исключительнымъ, что мне странно и страшно было выражать его, такъ онъ былъ нссогласенъ съ той непоколебимой самоуверенностью всего огромнаго большинства людей, живущихъ этой безумной жизнью, но въ последнее время я сталъ испытывать совершенно обратное: мне странно и страшно становится не высказать этого моего взгляда. Такъ для меня стало очевидно, что большинство человечества, въ особенности христiанскаго мiра, живетъ въ наше время жизнью прямо противуположной и разуму, и чувству, и самымъ очевиднымъ выгодамъ, удобствамъ всехъ людей — находится въ состояние вероятно, временнаго, но полнаго сумасшествiя, безумiя.
то, что тамъ было описывано. Прочелъ я тамъ следующее: (Выписываю то, что записалъ тогда):
Дело идетъ о присоединенiи Боснiи и Герцеговины.
Въ первой статье газеты самымъ серьезнымъ тономъ пишется о томъ, что несколько людей, называющихъ себя австрiйскимъ правительствомъ, желаютъ присоединить къ тому, что они называютъ австрiйской имперiей, несколько миллiоновъ людей, другiя же, тоже небольшiя количества людей, называющiе себя одни — Сербскимъ, другiе — Турецкимъ, третьи — Болгарскимъ правительствомъ, не желаютъ этого. И что какъ те несколько людей, которые желаютъ этого присоединенiя, такъ и те, которые не желаютъ этого, хотятъ, для того чтобы разрешить несогласiе, заставить несколько сотъ тысячъ людей разныхъ народностей итти убивать другъ друга или, какъ предлагаютъ некоторые, вместо этого однимъ получить, а другимъ заплатить несколько миллiоновъ рублей, собранныхъ съ людей, живущихъ на земляхъ, называемыхъ Австрiей, Сербiей, Болгарiей и Турцiей. Небольшое же количество людей, называющихъ себя русскимъ правительствомъ, заявляетъ при этомъ, что они тоже пошлютъ десятки, а можетъ быть и сотни тысячъ людей убивать людей, повинующихся людямъ, называющимъ себя австрiйскимъ или турецкимъ правительствами, если эти правительства не согласятся на предлагаемое русскимъ правительствомъ распределенiе земель.
Все это на французскомъ языке, въ самыхъ утонченныхъ формахъ, безъ упоминанiя о техъ приготовленiяхъ къ убiйству, на которыхъ все это основано, передастся черезъ посланниковъ отъ одного правительства другому и печатается въ тысячахъ газетъ и читается миллiонами людей, находящими все ото вполне естественнымъ.
Казалось бы ясно, что миллiоны людей, т. е. существъ, одаренныхъ разумомъ и нравственнымъ чувствомъ, не могутъ, не зная зачемъ и для чего, съ готовностью на величайшiя лишенiя всего дорогого людямъ, итти убивать техъ неизвестныхъ имъ людей, которыхъ велятъ имъ убивать какiе-то неизвестные имъ люди, называемые правительствомъ, и что поэтому никакъ нельзя разсчитывать на то, что все то, что решатъ правительства съ своими дипломатами, такъ точно и совершится. Но — удивительное дело: никто ни на минуту не сомневается, что все предрешенное правительствами такъ же верно совершится, какъ и то, что если человекъ пошлетъ деньги въ мясную лавку для покупки говядины, то онъ иаверно получитъ за свои деньги нужную ему говядину. И какъ для покупающаго говядину вопросъ только въ томъ, сколько и какого сорта ему нужна говядина и сколько надо послать денегъ, такъ и для всехъ разсуждающихъ въ министерствахъ и газетахъ о присоединенiи Боснiи и Герцеговины вопросъ только въ томъ, сколько людей надо приготовить къ убiйству или уже послать убивать другъ друга и какихъ именно людей и въ какихъ соединенiяхъ.
«Работа и историческая преемственность».
убивающимъ и убиваемымъ людямъ целей; въ этой же статье идетъ речь уже не объ отношенiяхъ между собой разныхъ правительствъ, а объ отношенiяхъ несколькихъ людей, техъ, которые считаютъ себя въ настоящее время русскимъ правительствомъ и распоряжаются жизнью десятковъ миллiоновъ, и техъ, тоже несколькихъ людей, которые желали бы быть правительствомъ и поэтому считаютъ все распоряженiя существующаго правительства нехорошими.
Такъ, правительство, защищая себя, говоритъ, что «в настоящее время понятно только одно деленiе людей на группы: те, кто напрягаетъ свои усилiя въ пользу роста и развитiя русской государственности, и те, кто борется противъ ея основъ». Авторъ же статьи газеты, возражая противъ этого, говоритъ, что для того, чтобы можно было действовать въ пользу роста и развитiя русской государственности, надобно, чтобы темъ, кто иначе понимаетъ развитiе и ростъ русской государственности, была бы дана та же свобода действовать, какъ и та, которой обладаетъ партiя правительственная, и что этого нетъ, т. -е. что люди, иначе понимающiе ростъ государственности, стеснены въ своей деятельности и т. д.
И опять — удивительное дело — и те люди, которые считаютъ себя въ праве распоряжаться миллiонами, и те, которые хотятъ быть и надеются при своей неперестающей борьбе стать на место первыхъ, такъ же уверены въ томъ, что они могутъ распоряжаться жизнью десятковъ миллiонов народа, какъ мы уверены въ томъ, что каждый день взойдетъ солнце. И споры и разсужденiя идутъ только о томъ, какъ велеть жить всемъ этимъ миллiонамъ, а что жить они будутъ по предписаннымъ имъ законамъ несколькими людьми, называемыми правительствомь, въ этомъ никто не сомневается. И еще более удивительно то, что и въ самомъ деле миллiоны людей, т. е. разумныхъ, нравственныхъ существъ, живущихъ своимъ трудомъ и потому не только не нуждающихся ни въ чьей помощи, но и содержащихъ своимъ трудомъ много тысячъ праздныхъ людей, рабски подчиняются воле этихъ спорящихъ между собой праздныхъ людей, руководимыхъ самыми мелкими, дурными страстями, но только не темъ, что они всегда лицемерно выставляютъ своей главной целью: благомъ народа.
За этой статьей идетъ третья длинная статья «Конституцiонный бюджетъ», въ которой разсуждается о томъ, сколько у каждаго человека, трудящагося для себя и своей семьи, следуетъ ежегодно отнимать произведенiй его труда, отдавая ихъ въ распоряжение людей, называемыхъ правительствомъ. Казалось бы очевидно то, что такъ какъ работеющимъ миллiонамъ нетъ никакой не только надобности, но и повода отдавать произведенiя своего труда людямъ, до сихъ поръ всегда употреблявшимъ эти деньги на самыя дурныя и безнравственныя дела, на изготовленiе орудiй убiйства, на тюрьмы, крепости, поставку водки, на развращенiе народа посредствомъ солдатства или ложной веры, то казалось бы очевидно, что и не будетъ никакого бюджета и нечего разсуждать о томъ, какъ собиреть и употреблять его. Такъ казалось бы, а между темъ правительственные люди и те, которые хотятъ быть правительствомъ, съ полной уверенностью въ томъ, что деньги эти будутъ въ ихъ рукахъ, разсуждаютъ о томъ, какъ побольше собрать ихъ и какъ распределить ихъ между собою. И — удивительное дело — деньги эти собираются и распределяются: нуждающiеся въ самомъ необходимомъ, часто голодные трудящiеся люди отдаютъ свои сбереженiя празднымъ, безумно роскошествующимъ людямъ.
— «Вопросъ о государственныхъ преступленiяхъ на Московскомъ съезде криминалистовъ». Въ этой статье описывается то, какъ собравшiеся въ Москве люди разсуждали о томъ, по какимъ статьямъ можно лишать свободы, грабить (штрафы), мучать, убивать людей и по какимъ этого нельзя делать, какъ лучше применять эти статьи и т. п. Сначала представляется удивительнымъ, для чего эти люди, очевидно несогласные съ правительствомъ и противные ему, не высказываютъ прямо того, что само собой представляется всякому здраво мыслящему человеку, что, не говоря ужъ о христiанстве, которое будто бы мы исповедуемъ, съ какой бы то ни было самой низкой нравственной точки зренiя совершенно ясно, что никакой человекъ, во имя какихъ бы то ни было соображенiй, не имеетъ права и не долженъ ни грабить, ни мучать, ни лишать свободы, ни жизни другихъ. И потому казалось бы ясно, что собравшiеся люди, враждебные правительству, должны бы были прямо сказать то, что само собой разумеется для всякаго здраво мыслящаго человека: то, что одинъ человекъ не можетъ насиловать другого, не можетъ потому, что если допуститъ, что могутъ быть такiя соображенiя, по которымъ одни люди могутъ насиловать другихъ, то всегда — какъ это и было и есть — найдутся такiя соображенiя, по которымъ другiе люди могутъ и будутъ употреблять насилiе и противъ техъ, которые ихъ насиловали. Но собравшiеся «ученые» люди не делаютъ этого, а старательно приводятъ хитроумныя соображенiя о томъ, какiя «ужасныя последствiя происходятъ отъ отступленiй по деламъ о политическихъ преступленiяхъ отъ общаго порядка судопроизводства», о «необходимости изученiя государственныхъ преступленшй съ соцiологической точки зренiя», о томъ, какъ «основная проблема все более и более развивалась на собранiи группы и все более и более становилась ясной невозможность ограничиться какими-либо краткими тезисами по такому сложному вопросу».
И опять то же удивленiе и недоуменiе: почему то правительство, которое теперь действуетъ, или то, которое составится изъ техъ людей, которые спорятъ съ нимъ въ надежде самимъ стать правительствомъ, почему эти люди такъ несомненно уверены, что тотъ народъ, который не знаетъ и знать не хочетъ все эти 120, 117 и т. п. статьи, но, къ счастью, еще знаетъ другiя статьи о томъ, что не надо делать другому, чего не хочешь себе, что лучше простить не семь, а семью семь разъ, чемъ мстить, — почему народъ этотъ подчинится ихъ статьямъ, 120-й, 117-й и еще какой-нибудь, и будетъ изъ повиновенiя этимъ статьямъ совершать самъ надъ собой те преступленiя всехъ законовъ божескихъ и человеческихъ, которыя предписываются ему? И что удивительнее всего, это то, что народъ не только подчиняется всемъ этимъ статьямъ, но и въ положенiи солдатъ, стражниковъ, присяжныхъ, тюремщиковъ, палачей совершаетъ самъ надъ собой все эти, противныя его совести и исповедуемому имъ, признаваемому божескимъ закону, преступленiя.
Следующая, пятая статья заключаетъ въ себе сведенiя о томъ, какъ человекъ, называющiйся русскимъ императоромъ, выразилъ желанiе о томъ, чтобы умершiй, жившiй въ Кронштате, добрый старичокъ былъ признанъ святымъ человекомъ, и какъ синодъ, т. е. собранiе людей, которые вполне уверены, что они имеютъ право и возможность предписывать миллiонамъ народа ту веру, которую они должны исповедовать, решилъ всенародно праздновать годовщину смерти этого старичка, съ темъ чтобы сделать изъ трупа этого старичка предметъ народнаго поклоненiя. Еще понятно — хотя и съ большимъ усилiемъ — то, что люди могутъ быть такъ обмануты, чтобы верить, что они не столько люди, сколько подданные известнаго государства, и во имя идола государства отступать отъ своихъ человеческихъ обязанностей, какъ ото делается при принужденiи людей къ участiю въ солдатстве и войнахъ. Можно понять и то, какъ люди могутъ быть доведены до того, чтобы отдавать на заведомо дурныя дела свои сбереженiя, какъ это делается при отбиранiи податей. Какъ ни странно, но можно понять даже и то, какъ долгое и усиленное воспитанiе дурного чувства мести можетъ довести людей до того, что они подчиняются требованiямъ совершенiя всякаго рода насилiй, даже убiйствъ надъ братьями, подъ предлогомъ наказанiя. Но, казалось бы, невозможно уже заставить людей 20 века, знающихъ евангелiе, понимать превратно назначенiе своей жизни, верить въ необходимость и благотворность идолопоклонническаго поклоненiя неодушевленнымъ предметамъ.
Казалось бы, въ этомъ-то уже не могутъ люди христiане подчиниться воле другихъ людей, а между темъ — удивительное дело — для огромнаго большинства народа это непрестанно совершается, и человекъ, считающiй себя царемъ, и все его помощники, и те самые лицемерные или заблудшiе люди, которые называютъ себя синодомъ, святейшимъ синодомъ, вполне уверены въ томъ, что все ихъ распоряженiя о празднованiи умершего старичка какъ святого, — будутъ также приняты всемъ народомъ, какъ были приняты все ихъ прежнiе обманы, ихъ мощи, иконы, чудеса.
— удивительное дело — вместо того, чтобы миллiонамъ народа съ отвращенiемъ отнестись къ такимъ распоряженiямъ, они спокойно принимаются, освящаются древностью преданiя и заменяютъ для людей спасительныя истины известнаго имъ христiанства и губятъ ихъ жизнь, отдавая ее и во всехъ другихъ отношенiяхъ во власть обманывающихъ.
и все вытекающiя изъ нихъ бедствiя.
Если спросишь себя, зачемъ люди разумные, добрые по требованiю чуждыхъ имъ людей идутъ въ войско, надеваютъ мундиры, учатся убивать и идутъ убивать чуждыхъ имъ людей, хотя и знаютъ, что человекъ долженъ не убивать, а любить всехъ людей? Зачемъ они отдаютъ чуждымъ людямъ заведомо на дурныя дела свои сбереженiя, когда считаютъ, что никто не имеетъ права брать чужого? Зачемъ они идутъ въ суды и требуютъ наказанiй и подчиняются наказанiямъ, зная, что никто но можетъ судить другого, и что человеку свойственно не наказывать, а прощать брата? Зачемъ въ самомъ важномъ для души деле: въ признанiи того, что свято, т. е. высшее добро, и что не свято, т. е. что зло, люди подчиняются требованiямъ чуждыхъ имъ людей?.
VII.
На все эти вопросы есть и можетъ быть только одинъ ответъ, тотъ, что люди, поступающiе такъ, какъ те, которые предписываютъ эти дела, а также и те, которые исполняютъ ихъ, находятся въ состоянiи безумiя: не въ какомъ-нибудь переносномъ или преувеличенномъ смысле, а въ самомъ прямомъ, определенномъ смысле этого слова: т. -е. руководствуются въ своей жизни не общимъ всемъ людямъ разумомъ и его проявленiями, выраженными въ ученiяхъ величайшихъ мудрецовъ жизни, а руководствуются теми случайными, явно антиразумными положенiями, которыя въ данное время усвоены большинствомъ людей, не руководящихся разумомъ и не признающихъ его положенiй для себя обязательными. Какъ несправедлива мысль, высказанная Паскалемъ, о томъ, что если бы наши сновиденiя были бы такъ же последовательны, какъ и событiя действительности, жизни, мы бы не могли бы отличить сновиденiя отъ действительности, такъ же несправедлива была бы и мысль о томъ, что если бы неразумная деятельность признавалась всеми разумной, то мы бы не могли различить неразумную деятельность отъ разумной.
истинной жизни отъ подобiя ея. Признакомъ этимъ всегда было и всегда будетъ высшее свойство человеческой души — самосознанiе, то свойство, изъ котораго вытекаетъ нравственное чувство и нравственное усилiе. И потому и сонъ, и безумiе, какъ бы ни были последовательны сновиденiя, и какъ бы всеобще не было безумiе, всегда могутъ быть отличены людьми отъ действительной жизни темъ, что и въ снахъ, и въ безумiи отсутствуетъ нравственное усилiе. Хотя бы и случилось то, чтобы сновиденiя многихъ ночей были бы такъ же последовательны, какъ событiя действительной жизни, случилось бы и то, что случилось теперь съ людьми нашего «кулътурнаго» мiра, что огромное большинство людей находятся въ полномъ безумiи, люди всетаки благодаря своему самосознанiю и вытекающему изъ него нравственному чувству и возможности нравственнаго усилiя, всегда могутъ видеть, не могутъ не видеть того, что сонъ есть сонъ и что безумная жизнь есть жизнь безумная. И какъ во сне бываетъ, что мы видимъ себя совершающими величайшiя гадости и знаемъ, что делаемъ гадости, но не можемъ остановиться и спасаемся отъ этого положенiя только вызовами самосознанiя и потому пробужденiя, такъ и въ нашей теперешней безумной жизни, если мы чувствуемъ, что делаемъ ужасныя гадости и не можемъ перестать, то спасенiе отъ этого только самосознанiе и пробужденiе отъ безумной къ разумной жизни.
Пускай въ сновиденiяхъ будетъ полнейшая последовательность и пускай безумiе будетъ обще всемъ людямъ, здоровый человекъ всегда можетъ отличить сонъ отъ действительности и безумную жизнь отъ разумной. Здоровый человекъ всегда отличаетъ сонъ отъ действительности и безумiе отъ разумнаго состояния, потому что какъ во сне, такъ и въ безумiи отсутствуетъ самосознанiе и вытекающее изъ самосознанiя нравственное чувство и последствiе нравственнаго чувства, нравственное усилiе. Такъ что если бы и случилось то, чтобы сны слагались въ самую строгую определенную последовательность и все люди были одержимы однимъ и темъ же безумiемъ, здоровый человекъ всегда все-таки могъ бы отличить сны отъ действительности и безумiе отъ разумной жизни по одному тому, что какъ во сне, такъ и въ безумiи люди не сознаютъ себя и потому бываютъ не въ силахъ делать нравственныя усилiя. Отъ этого-то и происходитъ то, что какъ во сне мы часто видимъ себя делающими гадость, но не можемъ остановиться, такъ же и въ состоянiи разделяемаго всеми безумiя мы часто зная, что делаемъ дурное, продолжаемъ все-таки делать то, что делаютъ все окружающiе насъ.
— именно та последовательность въ сновиденiяхъ, это самое вполне случилось теперь, когда безумiе охватило всехъ или огромное большинство людей нашего мiра. Мы живемъ безумной, противной самымъ простымъ и первымъ требованiямъ здраваго смысла, жизнью, но такъ какъ этой жизнью живутъ все или огромное большинство, мы не видимъ уже различiя между безумной и разумной жизнью и свою безумную жизнь признаемъ разумной.
И какъ для того, чтобы избавиться во сне отъ ужаса къ тому, что происходитъ съ нами, и, главное, къ тому, что мы сами делаемъ, надо сознать себя, понять, что это сонъ и тогда проснуться, такъ и для того, чтобы избавиться отъ того ужаса, среди котораго мы живемъ и въ которомъ участвуемъ, надо сознать себя и вызвать въ себе то нравственное чувство и нравственное усилiе, которое свойственно разумному существу, человеку..
VIII.
— На-дняхъ мне случилось посетить два огромныхъ учрежденiя душевно больныхъ, и впечатленiе, которое я вьнесъ, было то, что я виделъ учрежденiя, устроенныя душевно больными одной общей, повальной формы сумасшествiя, для больныхъ разнообразными, не подходящими подъ общую повальную форму, формами сумасшествiя. Все эти разнообразныя формы сумасшествiя подразделяются теми, которые одержимы одной повальной формой сумасшествiя, на множество разныхъ классовъ, отделовъ и видовъ. Есть классификацiя Гюислена, Целлера, Гразингера, Крафтъ-Эбинга, Мореля, Мейнерта, Люша, Маньяна, Крепеллина, Морзелли, Клустона, Хакъ-Тьюка, Корсакова, Игнатьева и мн. мн. др. Все они несогласны и даже противоречатъ. У каждаго психiатра есть свои всякiе психонейрозы, манiи, паранойи и разные везанiи и кататоническiе и др., и Psychopathia degenerativa и всякiя другiя. Вообще, какъ говоритъ одинъ ученый авторъ, для большинства психозовъ не найдено еще патогномоничнаго и анатомопатологическаго субстрата (sic), и потому деленiя точнаго нельзя делать. Те же, какiя существуютъ деленiя, могутъ быть нужны только для того, чтобы студенты, заучивая ихъ и отвечая на экзамене те самыя слова, которыя они слышатъ отъ профессоровъ, получили бы дипломы, а потомъ благодаря дипломамъ места съ жалованьемъ, превосходящимъ въ 20, 30, 50 разъ жалованье работника, делающаго несомненно нужную всемъ людямъ работу. Такъ что въ сущности есть только одно ясное и понятное деленiе душевно больныхъ, то, по которому они распределяютъ больныхъ въ больницахъ, и определяется то или другое обращенiе съ ними. Деленiе это такое:
1) Безпокойные. (Прежде они назывались буйными).
2) Полубезпокойные,
И это самое деленiе вполне точно относится ко всему огромному количеству людей, одержимыхъ безумiемъ такъ называемой культуры нашего времени.
Примечания
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ.
— 25 марта 1910 г. (см. т. 81). В этом году, как и вообще в годы последовавшей за 1905 г. реакции, число самоубийств чрезвычайно возросло — и Толстой получал много писем от разных людей (преимущественно — от учащейся молодежи) на эту тему. Написав письмо к Лабковской, Толстой решил написать на эту тему статью, что и начал делать 28 марта: «О самоубийстве тоже начал. Представляется важным» (запись в Дневнике т. 58, стр. 31). Первоначальное заглавие статьи и было «О самоубийстве». В апреле 1910 г. Толстой получил от чешского профессора, позднее президента Чехо-Словацкой республики Масарика, побывавшего в конце марта в Ясной поляне, его книгу о самоубийствах: «Thomas Garrique Massaryk, Dr. — Der Selbstmord als sociale Massenerscheinung der modernen Civilisation» (Wien, 1881).495 Прочитав эту книгу, Толстой говорил И. И. Горбунову-Посадову 13 апреля: «— Самоубийства я не понимаю. Я интересуюсь и, кажется, понимаю вообще психологию людей, но самоубийства не могу понять и никогда не мог понять» (А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», II, стр. 11). 21 апреля в Дневнике Толстого записано: «Вечер читал о самоубийствах. Очень сильное впечатление». Из записок Д. П. Маковицкого видно, что эта запись относится к статье Д. Н. Жбанкова — «Современные самоубийства» («Современный мир» 1910, 3), о которой Толстой беседовал, между прочим, с Л. Н. Андреевым.
Начав статью 28 марта, Толстой вернулся к ней 3 мая: «Думал о самоубийстве и перечитал начатое. Хорошо. Хорошо бы написать» (т. 58, стр. 44). 7 мая Толстой диктовал Маковицкому продолжение статьи. В этот же день приехал в Кочеты В. Г. Чертков — и на другой день Толстой дал ему прочитать начало статьи, прося указать, не слишком ли иронична первая фраза («Дали бабе холст» и т. д., см. вариант № 1) и не слишком ли холодно относится он к самоубийцам. В тот же день (8 мая) в Дневнике записано: «Немного писал о самоубийстве. Может быть и выйдет» (т. 58, стр. 46). 9 мая — там же: «О безумии жизни слагается всё яснее и яснее». Из этой записи, между прочим, видно, что первоначальная тема, о самоубийстве, заменилась более широкой, что и подтверждается записью от 10 мая: «Не может не быть самоубийств, когда людям не на что упереться, когда они не знают: кто они и зачем они живут, и уверены при этом, что этого и знать нельзя» (т. 58, стр. 47). Таким образом, в дальнейшем тема самоубийства сливается с темой безумия: «Если бог велит, напишу, буду писать: и Безумие, и Н[ет] в М[ире] в[иноватых]» (11 мая). После этого в работе над статьей был промежуток (слабость и нездоровье). 16 и 19 июня 1910 г. Толстой посетил две психиатрических лечебницы — в Мещерском и в Троицком (см. в дневнике Булгакова, стр. 232, и в книге А. Б. Гольденвейзера — «Вблизи Толстого», ч. II, стр. 66, а также в томе 58 — примечания к записям от 16 и 19 июня). Материалом своих наблюдений над больными Толстой воспользовался для своей статьи.
Работа над статьей возобновилась 21 июня: «Прочел вслух «О самоубийстве». Да еще и это поправил» (т. 58, стр. 68). Затем работа продолжалась 25 и 26 июня (в записи названо «О сумасшествии»); затем, после перерыва, 26 июля и 7 августа. Кроме записей в Дневнике Толстой набрасывал в своих Записных книжках разные мысли к статье (см. т. 58). Надо еще отметить, что в связи с нервным расстройством Софьи Андреевны, сильно обострившимся в это время, Толстой читал книгу проф. С. С. Корсакова «Курс психиатрии». Как видно из текста самой статьи, Толстой в это время прочитал много книг по вопросам психиатрии.
Запись от 7 августа свидетельствует о том, что Толстой хотел продолжать статью: «Попытался писать «О безумии». Ничего не могу». Статья осталась не вполне законченной и напечатана не была. В настоящем издании она публикуется впервые, по рукописи № 12, с исправлениями ошибок переписчиков по предыдущим рукописям.
«Подлинное письмо». Здесь Толстой имеет в виду полученное им в феврале 1908 г. письмо от М. Докшицкого, сообщавшего, что в Санине он нашел свой идеал, но, прочитав Толстого, мучается вопросом: «что лучше»: санинство или христианское учение?» Толстой ответил ему письмом (см. т. 78), частично опубликованным в заметке Н. Г[усева]. „Л. Н. Толстой о «Санине»“. («Русское слово» 1909, № 54 от 7 марта). В этом письме Толстой пишет, что прочитал роман Арцыбашева, и что герой романа «не имеет ни малейшего понятия о всей работе лучших душ и умов человечества по разрешению вопросов жизни, которых он не только не решает, но не имеет даже понятия о их разрешении».
В ГТМ (Архив В. Г. Черткова) хранятся следующие рукописи, относящиеся к статье «О безумии».
№ 1. Машинописная копия с поправками Толстого (чернилами и карандашом). 5 листов обыкновенной писчей бумаги 4°. Верхняя часть первого листа (начало: «Дали бабе холстъ»...) срезана и перешла в рукопись № 2.
— первая редакция статьи, написанная в виде письма к Р. С. Лабковской. Под текстом дата машинкой: «20-го Марта 10 г.
Помещаем этот текст целиком в вариантах под № 1.
— отрезок от первого листа № 1 («дали бабе холст»...), а остальные — автографы: листы белой почтовой бумаги, 2 лл. голубоватой почтовой бумаги и 1 л. обыкновенной писчей бумаги 4°. Текст на обеих сторонах. Пагинация рукой Толстого: 1—15. На последнем листе (без пагинации, начало: «Как же может улучшиться...») текст кончается авторской пометкой: не вышло.
На обложке рукой В. М. Феокритовой написано: «Письмо о самоубийстве 23-го Марта 10 г.»
№ 3. Машинописная копия. 3 листа, оставшиеся от копии, сделанной с рукописи № 2 (остальные листы перешли в рукопись № 4, а эти, с большим количеством поправок, были переписаны заново). Начало: ... наго юноши, готоваго покончить с собой... Конец: ... Ученый профессор пишет так:
На обороте третьего листа рукой A. Л. Толстой написано карандашом: «К письму о самоубийстве. 25/III 10 г.».
°, с новыми поправками рукой Толстого. Копия начинается словами «Человек спал..., но, соответственно сделанной Толстым перестановке, текст должен начинаться словами: Вот уж много месяцев...
«Экземпляры статьи «О самоубийстве». Первоначальная версия». На л. 1, вдоль левого края, надпись той же рукой (синим карандашом): «О самоубийствах».
Из этой рукописи даем вариант № 4.
№ 5. Машинописная копия с № 4. 9 лл., из которых 7 — папиросной бумаги («ремингтон»), а остальные 2 были обложкой; на первом рукой В. Ф. Булгакова написано: «Черновые статьи «О самоубийствах», а на втором — дополнительный автограф. Текст неполный — многие листы перешли в следующие копии. На листе с машинной пагинацией 3 вдоль правого края надпись синим карандашом рукой М. С. Сухотина: «разделить период?»
№ 6. Рукопись. 9 лл., из которых 7 — писчей бумаги 4°, 1 срезок и 1 л. почтовой бумаги (с автографом-вставкой). На эти листы наклеены отрезанные от листов копии № 5 куски, а остальные заполнены рукой В. Ф. Булгакова, переписывавшего те части копии № 5, которые изобиловали поправками. В целом получился текст «первоначальной версии». Начало: ...«Вотъ ужъ много месяцевъ, особенно»... Конец: «... что смысла нетъ и не можетъ быть»... Много новой авторской правки.
—9 (листы 3 и верхняя половина л. 4 передвинулись в рукопись № 12).
Из этой рукописи даем варианты №№ 5 и 9.
№ 7. Рукопись. 10 лл., из которых 7 — линованной бумаги большого формата и 3 — почтовой бумаги. Первые 7 — копия рукой Д. П. Маковицкого, остальные — новые автографы, из которых два тут же переписаны Маковицким. На автографе сверху пометка Толстого: «передъ Душаномъ», после текста его же пометка зеленым карандашом: «Следуетъ Душанъ». Пагинация Толстого: 1—3. Тут же копия с этого автографа рукой Д. П. Маковицкого, с авторской правкой. Пагинация Маковицкого: 1/а и 2/а. Далее — 4 листа, написанные рукой Маковицкого, с его пагинацией 1—4 (начинается: «В книге Массарыка»...). Есть небольшая авторская правка. Это — расшифрованная Маковицким его запись под диктовку, сделанная при помощи чешских и др. букв. Эти листы Толстой, повидимому, и называет именем Маковицкого — «Душан». Далее — еще автограф (третий почтовый лист), начинающийся: «Но скажут...» (пагинация 1—2), с отметкой Толстого: «После Душана». Он тоже переписан Маковицким (есть авторская правка), с пометкой: «Конец». Начало: ...«Жизнь наша не только дурна, но ужасна»... Конец: «... не делая имъ того, чего себе не хочешь».
Из этой рукописи печатаем вариант № 6.
— остатки копии с № 7. 5 лл. писчей бумаги. Много авторской правки и новый автограф конца. На л. 4 почти вся страница отмечена к пропуску.
«О самоубийств[ах]».
Помещаем из этой рукописи вариант № 8.
№ 9. Машинопись и новые автографы — копии с № 8 и прибавления. 11 л. разного формата (из них 5 — автографы). На последнем листе автографа — начало гл. VII.
— копия с № 9 и листы, перешедшие из более ранних копий, 19 лл. разного формата, с новой авторской правкой, вставками и пр. Среди этих листов — 2 папиросной бумаги (ремингтон), на которых переписан текст письма Толстого о самоубийстве. 1900 г. к З. М. Любчинской, использованный для главы II. Много авторской правки.
Отсюда берем вариант № 10.
— частью копия с № 10, частью листы, перешедшие из № 6 (рукой В. Ф. Булгакова), один лист рукой А. Л. Толстой, 31 лист. Среди них — 3 листа машинописи, с отметкой А. Л. Толстой: «Из записной книжки» (начало — «Отсутствие всякого религиозного понимания жизни»...). Много авторской правки.
Отсюда публикуем варианты №№ 7 и 11.
«Номера газеты» с небольшой авторской правкой. Первый полный текст статьи.
На обложке (желтой плотной бумаги) рукой Толстого: «О безумiи» и французский эпиграф (см. в тексте).
Сохранились кроме того пустые обложки, в которых ранее лежали рукописи:
«Черновые о самоубийстве. 30 Июня 10 г.»
«Черновые о безумии. 2 Июля 10 г.»
Имеется ряд черновых записей статьи «О безумии» в Дневнике и Записных книжках 1910 г., опубликованных в т. 58, стр.: 47—49, 55—56, 90—91, 165, 176—178, 202.
Сноски
427. [Это — безумцы. Безумец — это прежде всего человек, которого не понимают.]
429. Зачеркнуто: faute de mieux [за неимением лучшего]
495. «Самоубийство как массовое социальное явление современной цивилизации». Книга хранится в Яснополянской библиотеке. Отзыв о ней Толстого см. в т. 58, стр. 379.