О религии

О РЕЛИГІИ[1].

Любопытна бы была книга, которая собрала бы все доказательства[2] существованiя живаго, свободнаго Бога, которыя были делаемы со времени существованiя рода людскаго. Это была бы книга самая безбожная. Разнообразiе прiемовъ мысли для доказательствъ[3] существованiя Бога огромно. Одинъ изъ последнихъ прiемовъ доказательствъ кажется мне самымъ сильнымъ, потому что, <они говорятъ>[4] онъ главной своей основой беретъ человеческую природу; но въ чемъ состоитъ его сила, въ томъ же его и слабость.

Они говорятъ: во всехъ векахъ и везде человечеству представлялись вопросы: что я? Зачемъ я живу? Что будетъ после смерти? Самъ ли независимо явился я и живу, или кто меня сделалъ и управляетъ мной?[5] Случайность ли управляетъ событiями, или есть въ нихъ мысль и власть высшая, и есть ли связь между мною и этой высшей властью и могу ли я просить ее – молиться? Еще есть такiе же вопросы, и все эти вопросы они называютъ естественныя задачи. Человечество везде и всегда пыталось разрешать эти вопросы. – Стало быть существованiе и попытки разрешенiя этихъ вопросовъ суть вечныя свойства человеческой природы. —

Наука и вера только могутъ дать ответы. Но наука безсильна, вера – религия одна отвечаетъ на нихъ. – Разсужденiе несомненно. Но что же делать человеку, который задаетъ себе вопросы: зачемъ я живу, есть ли Богъ и т. д., и не можетъ удовлетвориться ответомъ, что есть живой Богъ, и что живетъ онъ для будущей жизни? Онъ не удовлетворяется этими ответами не по упрямству, а по тысячамъ причинъ, доводовъ, которые, несмотря на все страстное его желанiе получить ответъ, не позволяютъ ему допустить ответы о религiи, не позволяютъ ему, можетъ быть, по ложному, какъ они говорятъ, устройству его ума.

Но что же не кому молиться, что тамъ ничего нетъ. А такихъ людей весьма много, и люди эти точно такiе же люди, какъ и те, которые успокаиваются въ вере будущей жизни и въ молитве. Разсужденiе, выше приведенное, не убедитъ ихъ. Напротивъ, сознавая то, что они люди, а что свойство человеческой природы, находящееся въ нихъ, не привело ихъ къ религiи, тогда какъ оно должно бы было это сделать, они усумнятся въ самомъ разсужденiи. Мало-того что усумнятся, они прямо признаютъ его несправедливымъ, несмотря на его логичность. Какъ[6] больной человекъ признаетъ несправедливымъ разсуждение, заставляющее его есть, когда ему не хочется и онъ не можетъ принимать пищи. 

Ошибка разсужденiя заключается въ следующемъ: – все человечество и всегда задаетъ себе естественныя задачи и пытается отвечать на нихъ. Это несправедливо, какъ всегда несправедливо все то, что говорится о всемъ человечестве въ пространстве и времени. Человечество и его жизнь въ векахъ не есть понятiе, а есть слово, имеющее целью намекъ на необъятное сцепленiе событiй и мыслей и совершенно непостижимое. (Вследствiи этаго все выводы историковъ, говорящихъ о ходе человечества, суть слова и туманная умственная игра, не имеющая никакого значенiя; но объ этомъ после.) Человечество есть одно изъ техъ понятiй, которыя мы можемъ себе только вообразить, но владеть которымъ мы не можемъ; человечество есть ничто, и потому то, какъ скоро въ нашихъ мысленныхъ формулахъ мы введемъ понятiе человечества, мы точно также, какъ въ математике, введя безконечно малое или великое, получаемъ произвольные и ложные выводы. —

себе задачи и пытался на нихъ отвечать. Вотъ что должно было сказать вместо «человечество», и вотъ причина, почему разсужденiе пришло для неверующихъ къ безвыходному положенiю. Сказавъ же, что известные мне люди и я самъ въ некоторыя минуты жизни имели и имею[тъ] склонность ставить себе естественныя задачи и искать на нихъ ответы, сказавъ это, я выведу только то, что склонность эта свойственна людямъ, что многiе живутъ, удовлетворяясь ответами религiи; многiе же довольствуются одними вопросами безъ ответовъ.[7] Не довольствуясь ответами религiи, остаются безъ ответа, что не составляетъ для нихъ несчастья, такъ какъ вопросы эти представляются имъ не постоянно, но временно, и такъ какъ вопросы эти успокаиваются страстью, увлеченiемъ, трудомъ и привычкой удалять ихъ. Есть люди и много, которые умираютъ, не думая о нихъ. Кроме того я изъ наблюденiя выведу то замечанiе, что участь и техъ и другихъ равна. Для людей верующихъ въ самой вере есть тайное[8] чувство сомненiя, для неверующихъ въ заменъ успокоительныхъ ответовъ есть гордое сознанiе того, что человекъ самъ себя не обманываетъ.

[9]Выведу я еще то, что религiя сама по себе не есть истина, такъ какъ религiй много есть, было и будетъ, а есть только произведенiе человеческаго ума, отвечающее на известную склонность, <какъ гаданiя,[10] песни и т. п.>. Намъ говорятъ: религiя все объяснила; допустивъ разъ существованiе Бога, вы знаете все: какъ начался мiръ? человекъ? отчего разные языки, отчего радуга? что будетъ за гробомъ? и т. д. Это – правда. Все ясно, исключая самой религiи, которая темъ темнее, чемъ яснее все остальное. Религiй много, и все они просятъ веры и снисхожденiя къ неразумному основанiю, все остальное представляютъ яснымъ. <Я знаю сумашедшаго священника, который говоритъ, что онъ Богъ Деиръ, что мать его Гаргара разделила светъ на два полушарiя, надъ которыми надъ однимъ онъ, надъ другимъ Картограй и т. д. У него сложная запутанная мифологiя, объясняющая начала всехъ вещей, и онъ сердится, когда допрашиваешь его о начале, но зато въ простыхъ вопросахъ жизни онъ съ улыбкой показываетъ вамъ, какъ все явленiя жизни подтверждаютъ его начала и какъ они ясны.> – Для людей же, неудовлетворяющихся религiозными ответами, все явленiя жизни одинаково неясны, но зa то ни въ одномъ нетъ более неясности, чемъ въ другомъ. Почему ростетъ растенiе? какая сила сдерживаетъ атомы? также неясно какъ то, чтò будетъ за гробомъ и какъ явился первый человекъ. —

– это наши знанiя, на которыя намъ радостно смотреть и которыя мы перебираемъ съ гордостью, – черная нитка – это хаосъ мысли – неизвестность, который намъ страшенъ. Религiя съ первобытнымъ прiемомъ тряхнетъ ожерелье, и все бусы вместе; только у нея подъ рукой остается въ одномъ месте большая доля черной нитки, на которую мы не должны смотреть, но за то между сдвинутыми бусами – красота, симетрiя, и нетъ промежутка для сомненiя. Неверующiе более или менее искусно раздвигаютъ на равные промежутки бусы, чтобы закрыть нитку, но она видна между каждыми двумя бусами. Задвинемъ промежутокъ передъ глазами, темъ больше онъ въ другой стороне круга.[11] 

Комментарий

Рукопись, автограф Толстого, занимает полный лист писчей бумаги, in– folio, без фабричного клейма и водяных знаков; исписано три страницы, последняя страница чистая. Почерк довольно крупный и четкий. Встречаются помарки, поправки и дополнения, вписанные между строк и сбоку на небольших оставленных полях. Первоначальное заглавие: «Можно ли доказывать религiю» зачеркнуто автором и заменено новым. В конце текста записано другое заглавие: «О либерализме века и конституцiи», относящееся, очевидно, к другой задуманной Толстым, но ненаписанной им статье.

Время написания рукописи точно определяется записью дневника от 16 октября 1865 г.: «Читал Гизо-Вит доказательство религии и написал первую статейку по мысли данной мне Montaigne». Очевидно Толстой имеет в виду одно из религиозных сочинений Генриетты Витт, рожд. Гизо, дочери историка и политического деятеля Франсуа Гизо. К тому времени, как была сделана запись в дневнике Толстого, были изданы книги Витт: «Petites méditations chrétiennes à l’usage du culte domestique» (1862) («Некоторые христианские размышления по поводу домашнего богослужения»), «Nouvelles petites méditations chrétiennes» (1864) («Еще некоторые христианские размышления») и «Histoire sainte racontée aux enfants» (1865) («Священная история, рассказанная детям»). Сам Толстой называет в качестве своего вдохновителя знаменитого французского мыслителя XVI века Монтэня, в «Опытах» которого, действительно, встречаются неоднократно размышления о религии, особенно в его «Апологии Раймона Себонда» («Essais», livre II, ch. XII: «Apologie de Raimond Sebond»). Интересно отметить, что первая попытка Толстого формулировать свои взгляды на религию связана с именем скептика Монтэня.

Рукопись хранится в архиве Толстого в Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина. 6.)

Отрывок печатается впервые.

1. Первоначальное заглавие было: Можно ли доказывать религiю.

2. Зачеркнуто: справедливости религiи

3. Зачеркнуто: обличило бы слабость доказываемаго

5. Зачеркнуто: Могу ли я просить желаемаго

6. Зачеркнуто: сытый

7. Со слов: многiе же до: ответовъ. зачеркнуто и снова восстановлено.

8. Можно прочесть: темное

10. В подлиннике: годанiя

Разделы сайта: