ВАРИАНТЫ ИЗ РУКОПИСЕЙ «СВЯТОЧНОЙ НОЧИ».
* № 1 (I ред.).
своего, легла въ постель, приказавъ сказать мужу, что она нездорова, и проситъ не безпокоить ее. Свернувшись котеночкомъ подъ большимъ одеяломъ, положивъ хорошенькую головку въ чепчике на подушку, она, следя открытыми глазами за бледнымъ светомъ лампы,[164] тихо и отрадно мечтала. Ей казалось, что она еще девушка и что въ первый [разъ] встречаетъ этаго милаго мальчика, такъ мало похожаго на всехъ окружавшихъ ея. Она воображала себе, что говоритъ ему просто: «я люблю васъ Al[exandre]», и Alexandre[165] счастливъ, какъ никто не бывалъ счастливъ: потому что она никому еще не говорила этаго и т. д. У двери постучался кто-то.
«C’est moi, Nathalie».[166]
«Я сказала, что я нездорова».
«Я пришелъ тебе сказать добрую весть, что я отыгралъ все и выше 30 т.».
«Ахъ, какъ я рада!»
Nathalie приподнялась.
«Entrez».[167]
«Да, теперь я могу выкупить Подмосковную».
«Точно?»
«Да», — онъ поцеловалъ ее въ лобъ.
Графиня <поморщилась. Они долго сидели и говорили.>
мужа, но плакала о томъ, что она была женой своего мужа. Кто въ этомъ виноватъ? Не она, бедняжка! Выходя замужъ, она не предвидела, что будетъ плакать о томъ, что она жена своего мужа.
Скажите вы, люди благоразумные и съ характеромъ, которые, разъ избравъ дорогу въ жизни, ни разу не сбивались съ нея, не позволяя себе никакого увлеченiя, скажите, неужели можно строго судить молодаго, влюбленнаго мальчика за то, что онъ подъ влiянiемъ любви способенъ поддаваться обаянiю дружбы и тщеславiя? Вы, можетъ быть, не поймете меня, когда я скажу, что К. былъ влюбленъ, какъ только можетъ быть влюбленъ 18-тилетнiй мальчикъ, и несмотря на это, намёкъ H. H., что онъ не долженъ слишкомъ выказывать своей любви Графине, а дожидаться того, чтобы вышло наоборотъ, и несколько словъ, обращенныя къ нему H. H., къ которому онъ чувствовалъ какое-то особенное расположенiе, въ первый разъ въ единственномъ числе втораго лица, совершенно вскружили ему голову; и онъ остался ужинать въ первой комнате. —
«Сядемъ здесь, — сказалъ онъ, подходя къ небольшому столу — на 4 прибора, почти закрытому померанцовыми и лимонными деревьями. — Вы знакомы?» — прибавилъ онъ, указывая на однаго адъютанта и высокаго толстаго Генерала, которые уже сидели за столомъ. Знакомства[168] на бале за ужиномъ делаются скоро, для молодаго человека, который такъ взволнованъ столкновенiями съ женщинами, непривычнымъ еще движенiемъ и разнообразiемъ лицъ, что не имеетъ время анализировать людей, съ которыми встречается; а анализъ более всего мешаетъ сходиться съ людьми. Чемъ бы брать людей за то, чемъ они себя показываютъ, делаешь предположенiя и стараешься дознаться: что они есть. Кроме того, К. чувствовалъ въ этотъ вечеръ особенную самостоятельность, охоту и способность быть умнымъ и любезнымъ. Онъ прежде искалъ связей видныхъ, напримеръ, знакомство съ этимъ Генераломъ-кутилою было его мечтою — кто безъ тщеславiя — теперь, напротивъ, ему казалось, что онъ жертвуетъ собою, ежели говорить съ кемъ-нибудь — не потому, чтобы онъ полагалъ делать этимъ честь — но потому, что вместо того, чтобы говорить съ нимъ, онъ могъ бы говорить съ нею, или по крайней мере думать о ней. Теперь ему никого не нужно. Ласковая улыбка и взглядъ Графини придали ему более сознанiя своего достоинства, чемъ Гр[афскiй] титулъ, богатство, красота, кандидатство, умъ и всегдашняя лесть и похвалы, въ одно мгновенiе изъ ребенка сделали мущину. Онъ вдругъ почувствовалъ въ себе все благородныя качества мущины: храбрость, решимость, твердость, все то, недостатокъ чего онъ ясно сознавалъ въ себе до сихъ поръ. Внимательный наблюдатель заметилъ бы даже перемену въ его наружности за этотъ вечеръ. Походка стала увереннее и свободнее; грудь выпрямилась, голова держалась выше; въ лице изчезла детская округлость и неотчетливость чертъ, мускулы лба и щекъ выказывались определеннее, и улыбка была смелее и тверже.
Ужинъ былъ обыкновенный бальный ужинъ съ вечнымъ невкуснымъ, но затейливымъ маiонезомъ, съ вопросами хозяина: все-ли у васъ есть? съ беготнею слугъ, смехомъ, говоромъ сотни голосовъ и хорошимъ виномъ. Столъ же, за которымъ сиделъ мой герой, особенно пользовался этимъ последнимъ по протекцiи Н. Н., которому дворецкiй какъ
Графъ Шöфингъ былъ chevalier d’industrie[169] высшаго полёта, несколько разъ богателъ, несколько разъ промотывался и наконецъ, желая блистательно окончить свое поприще, женился на богатой наследнице. Кто былъ причиной этой сватьбы, намъ совершенно неизвестно, известно только то, чго любовь не играла въ ней ни съ той, ни съ другой стороны ровно никакой роли. Графъ Шöфингъ любилъ свою жену, какъ самую кроткую и послушную[170] изъ жёнъ, и продолжалъ еще любить, какъ хорошенькую женщину (еще не прошло года, какъ онъ женился). Хотя и говорили чувствительныя дамы, что онъ не стоить, не умеетъ ценить ея, но мы никакъ не скажемъ этаго, потому что хорошенькая Шöфингъ и не требовала отъ мужа другой любви. Лучше мужа, чемъ ея Jean, она и не желала, и сама любила его точно также, какъ онъ ее. До сватьбы она никого не любила, а после сватьбы, ежели и встречала людей, которые ей нравились, то не стоило любить ихъ: они все, сколько она могла узнать ихъ, были похожи на ея Jean.
Но нехорошо было въ ея миломъ Jean то, что онъ былъ мотъ, игрокъ и негодяй; потому что проигрывалъ и проигралъ больше половины женинаго состоянiя. Но разве русская порядочная барышня должна иметь понятiе о томъ, что составляетъ ея состоянiе, и о томъ, что безъ него жить нельзя, что оно прiобретено трудами и кровью ея предковъ. Хорошенькая Шöфингъ знаетъ, что ея мужъ проигралъ 40 или 60 000 и нынче поехалъ играть еще. Она очень смутно понимаетъ, что это что-то нехорошо делаетъ ея Jean; но думать объ этомъ скучно, и она преспокойно отправляется на балъ къ П., куда едетъ и Сережа съ К[няземъ] Корнаковымъ.
Примечания
165. В подлиннике не зачеркнуто: и А.
166. («Это я, Наташа».)
«Войдите».]
168. В подлиннике: знакомство
170. Последнее слово написано над зачеркнутым: совершенно равнодушную