ТРИ СМЕРТИ.
* № 1
Федька былъ боленъ 3-й месяцъ, — нутренность, какъ онъ говорилъ. Въ чемъ состояла эта болезнь, не знали ни его братъ, ни племянникъ, ни фельшеръ, которому показывали больнаго, ни самъ больной. Впрочемъ больной и не желалъ знать этаго. Онъ зналъ и говорилъ, что смерть его пришла и ничего больше. <Недавно еще онъ былъ мужикъ сильный, веселый, ездилъ на курьерскихъ, певалъ песни и любилъ выпить. Теперь второй месяцъ онъ не слезалъ съ печи, изредка стоналъ, просилъ испить и твердилъ несвязныя молитвы.> — Третьяго дня его причащали.
* № 2
Мужъ сиделъ одинъ въ своей комнате и молчалъ, кузина сидела подле него и молчала. Они искали и не находили, что бы сказать другъ другу, а чувствовали потребность сказать что нибудь. Одна свечка горела.
— Извините меня, мой другъ, — сказала кузина, — когда она еще была здорова (кузина вздохнула, мужъ тоже: онъ началъ обдумывать новый образъ жизни безъ жены, и ему помешали), вамъ тяжело, но что жъ делать? Она говорила, что желала бы покоиться съ матерью въ Щербинкахъ. Не отвезете ли вы ее, исполните ея последнее желанье. Расходы, разумеется, не остановятъ васъ въ такомъ важномъ деле.
— Отчего она сказала: последнее желанье, когда сама говоритъ, что давнишнее, и, верно, сама выдумала, — подумалъ мужъ. — Расходы однако будутъ не очень большiе, рублей 200, — еще подумалъ онъ.
— Ахъ мой другъ, я счастливъ сделать все, что могу, для ея памяти, — сказалъ онъ, — только, право, я не могу самъ ничемъ этимъ распорядиться. Я такъ разстроенъ.
— Ахъ, это понятно, мой другъ.
* № 3
Надъ могилой госпожи стоитъ кирпичная часовня, и священникъ въ ризе кадитъ тамъ и поетъ тамъ вечную память paби Бож[ьей]. Надъ могилой дяди Хведора растетъ густая трава изъ-подъ камня и, кажется, хотела сдвинуть. Такая же трава растетъ около часовни, и та, и другая каждый годъ засыхаетъ, засыпается снегомъ и обновляется, каждый день всходитъ солнце и светитъ <на могилу> и на часовню, и на камень дяди Хведора. И никто не знаетъ, что сделалось съ Ширкин[ской] госпожой и съ д[ядей] Ф[едоромъ]. <Одинъ разъ жена дяди Хведора пришла съесть лепешку на его могиле, и лепешка была вкусна, и крохи падали на густую темно зеленую росистую траву, и солнце светило ярко, и колоколъ гуделъ громко, и народъ шелъ изъ церкви весело, и Богъ [не] нарадовался, глядя на мiръ свой, а подь землей Богъ знаетъ что оставалось отъ дяди Хведора>.[53]