Дневник 1847 — 1854 гг.
Тетрадь A

[1847 г.]

[. Казань]. 17 Мар. Вотъ уже шесть дней, какъ я поступилъ въ клинику, и вотъ шесть дней, какъ я почти доволенъ собою. Les petites causes produisent de grands effets.[6] — Я получилъ Гаонарею перевалить туловище (отъ того, должно быть, что не обдумавши поставилъ левую ногу вместо правой). Здесь я совершенно одинъ, мне никто не мешаетъ, здесь у меня нетъ услуги, мне никто не помогаетъ — следовательно на разсудокъ и память ничто постороннее не имеетъ влiянiя, и деятельность моя необходимо должна развиваться. Главная же польза состоитъ въ томъ, что я ясно усмотрелъ, что безпорядочная жизнь, которую большая часть светскихъ людей принимаютъ зa следствiе молодости, есть ничто иное, какъ следствiе ранняго разврата души.[7] — Уединенiе равно[8] полезно для человека, живущаго въ[9] обществе, ([10]) какъ[11] общественность для человека, не живущаго въ ономъ. Отделись человекъ отъ общества, взойди онъ самъ въ себя, и какъ скоро скинетъ съ него разсудокъ очки, которые показывали ему все въ превратномъ виде, и какъ уяснится взглядъ его на вещи, такъ что даже непонятно[12] будетъ ему, какъ[13] не видалъ[14] онъ всего того прежде. Оставь действовать разумъ, онъ укажетъ тебе на твое назначенiе, онъ дастъ тебе правила, съ которыми смело иди въ общество. Все, что сообразно съ первенствующею способностью человека — разумомъ, будетъ равно сообразно со всемъ, что существуетъ; разумъ[15] отдельнаго человека есть часть всего существующаго, а часть не можетъ разстроить порядокъ целаго. Целое же можетъ убить часть. — Для этаго образуй твой разумъ такъ, что бы онъ былъ сообразенъ съ целымъ, съ источникомъ всего, а не съ частью, съ обществомъ людей; тогда твой разумъ[16] сольется въ одно съ этимъ целымъ, и тогда общество, какъ часть, не будетъ иметь влiянiя на тебя.[17] — Легче написать 10 томовъ Философiи, чемъ приложить какое нибудь одно начало къ практике. —

18 Марта. Я читалъ наказъ Екатерины и такъ какъ далъ себе вообще правило, читая всякое сурьезное сочиненiе, обдумывать его и выписывать изъ него замечательныя мысли, я пишу здесь мое мненiе о первыхъ шести главахъ этаго замечательнаго произведенiя. — Начиная свой наказъ, въ[18] инструкцiи Екатерина говоритъ: Religio Christiana docet nos, ut alter alteri tantum boni faciamus, quantum quidem in cujusque nostrum viribus situm est.[19] Из этаго понятiя она выводитъ следующее заключенiе: unumquemque probum et honestum virum viventem in civitatem vel teneri, vel incensum iri [], conspiciendi totam, quanta est, patriam suam in summo fastigio felicitatis, gloriae, beatitudinis et tranquillitatis.[20] — Эта странная несообразность[21] совершенно мне непонятна, ибо[22] слава[23] по понятiямъ Христiанск[ой] Религ[iи], есть предметъ скорее достойный порицанiя,[24] чемъ желанiй человека.[25] — 2-й выводъ: [26] желанiе видеть своего ближняго спокойнымъ подъ покровительствомъ законовъ, совершенно [с]праведливъ. — I глава заключаетъ въ себе доказател[ьство] того, что Россiя есть держава Европейская. — II глава содержитъ доказательства необходимости единодержавiя темъ более убедительныя, что она говоритъ о Монархе въ идее. — Какъ не великъ бы былъ умъ женщины, но[27] всегда вы найдете въ проявленiяхъ его какую то мелочность, неосновательность, и п[отому] Екатерина въ числе своихъ доказательствъ необходимости верховной власти говоритъ: Altera haec est ratio: melius obedire legibus sub uno domino, quam obsequi pluribus.[28] — Или: Monarchici regiminis scopus et finis est gloria civium imperii et imperantis.[29] III и IV глава: [30] содержитъ мысли самые обыкновенные.

Глава V: De statu omnium regni incolarum[31] начинается философскою мыслью, что счастливъ тотъ человекъ, воля котораго подъ влiянiемъ внешнихъ обстоятельствъ покоряетъ его страсти. Читая это, я думалъ, что изъ этаго положенiя она выведетъ понятiе о законе, который и есть[32] внешнее обстоятельство, имеющее влiянiе на волю и делающее подчиненнаго закону счастливымъ; но она далее[33] переходитъ къ понятiю о возможномъ равенстве въ Г[осударств]е, т. е. подчиненiи всехъ однимъ законамъ. —[34] Понятiя о свободе подъ правленiемъ Монархическимъ суть следующiя: свобода, говоритъ она, есть возможность человека делать все то, что онъ долженъ делать, и не быть принужденнымъ делать то, что не должно делать. Я бы желалъ знать, что понимаетъ она подъ[35] словомъ и не должно; ежели она разумеетъ подъ[36] словомъ, что должно делать, Естественное право, то изъ этаго ясно следуетъ, что свобода можетъ только существовать въ томъ Государстве,[37] въ законодательстве котораго право естественное ни въ чемъ не разнствуетъ съ правомъ положительнымъ — мысль совершенно верная. — Далее въ подтвержденiе своего мненiя Екатер[ина] приводитъ[38] чрезвычайно замысловатое доказательство: Свобода есть право действовать по законамъ. Ежели же Гражданинъ поступаетъ противузаконно, то этимъ самымъ онъ даетъ другимъ право действовать также, и этимъ нарушена свобода.[39] Libertas politica in civibus est tranquilitas animi, quae oritur ex opinione unum quemque eorum priva frui securitate.[40] — Ut autem possideant homines eiusmodi libertatem, leges ita oportet esse comparatas, ne civem civis timeat, sed omnes timeant vim legum[41] — говоритъ она въ заключенiе.

— Ut immotae semper serventur leges, necesse est eas tam bonas esse, tam que omnibus refertas modis ad attingendum summum quod mortalibus habere licet bonum; ut quisque parens illis in ea versetur persuasione, contendendum sibi esse pro viribus suae ipsius utilitatis ergo ne quis leges has loco suo moveat subruat ve.[42] — Далее, говоря о влiянiи, которое должны иметь на законодательство Религiя, природа, законы, правила, принятыя въ основанiе, нравы, обычаи и исторiя, замечаетъ при этомъ, что характеры народовъ составлены изъ добродетелей и пороковъ. — И соединенiе этихъ качествъ между собою составляетъ счастье или несчастье народа. Потомъ приводить примеры. —[43] Замечательны понятiя о обычаяхъ.[44] Она говорить: законъ есть постановленiе[45] законодателя, обычай же есть постановленiе целаго народа; и такъ, ежели нужно произвести переворотъ въ законодательстве народа, то законъ истребляй закономъ, а обычай обычаемъ. Потомъ: Средство для искорененiя преступленiя есть законное наказанiе; средство для искорененiя обычая есть примеръ. Кроме то[го], сообщенiя съ другими народами имеютъ влiянiя на обычаи.—

Въ заключенiе она говоритъ: Verbo: omnis poena, quae imponitur non urgente necessitate, est tyrannica.[46] —

19 Марта. Во мне начинаетъ проявляться страсть къ наукамъ; хотя изъ страстей человека эта есть благороднейшая, но не менее того я никогда не предамся ей односторонне, т. е. совершенно убивъ чувство и не занимаясь приложенiемъ, единственно стремясь[47] къ образованiю ума и наполненiю памяти. Односторонность есть главная причина несчастiй человека. — Продолжаю разбирать Наказъ Екатерины. VІІ глава De legibus particulatim.[48] Начинается парадоксомъ: Leges, quae intra mensuram boni non consistunt, in causa sunt, ut nascatur malum immensum.[49] — Далее говоритъ она, что умеренность, а[50] не жесток[ость], управлять можетъ людьми. — (Я бы прибавилъ къ этому: «въ Монархiяхъ».) Потомъ говоритъ, что наказанiя должны быть выводимы изъ природы самаго преступленiя. Опять прибавлю: «въ Монархiяхъ». Ибо Исторiя намъ показываетъ, что законы Дракона, Ликурга, бывъ самые жестокiе и несообразные съ природою преступленiя, были терпимы, ибо,[51] такъ какъ справедливо замечаетъ Montesquieu: ([52]) Въ Республике народъ есть вместе подчиненная и верховная власть; следовательно, такъ какъ[53] так[iе] законы суть выраженiемъ воли народа, то они и[54] терпимы имъ, и такъ какъ народъ самъ управляетъ собою, то не нужно, чтобы наказанiя выводимы были изъ природы преступленiя; ибо воля гражданъ въ Республикахъ служитъ мерою наказанiй. — Далее Екатерина, разделяя преступленiя на[55] преступленiя противъ Религiи, противъ нравовъ,([56]) противъ спокойствiя и тишины, и противъ безопасности гражданъ, и показывая, какого рода наказанiя должны быть накладываемы на каждый классъ этихъ преступленiй, доходитъ до весьма ложнаго заключенiя, выводя каждое наказанiе изъ[57] существа преступленiя.[58] Имянно,[59] о последнемъ классе преступленiй она говоритъ, что наказанiя зa таковыя преступленiя суть изгнанiя, смерть за смерть, денежная пеня за отчужденiе собственности; но, говоритъ, такъ какъ большею частью те, которые покушаются на имущество другаго,[60] не имеютъ онаго, то пеня заменяется казнью. Эта мысль не достойна великой Екатерины. Разве вознаграждается обиженный за свое похищенiе смертiю другаго? Разве не можетъ[61] Государство вознаградить потерю обиженнаго и удержать[62] члена общества, который может еще быть ему полезенъ. — Следующая глава вся служитъ опроверженiемъ этой ложной мысли. Здесь она доказываетъ весьма верно необходимость умеренности въ[63] наказанiяхъ, потомъ говорить о ошибкахъ, делаемыхъ иногда законодателемъ, говоря, что часто законодат[ель] для уничтоженiя известнаго зла употребляетъ жестокость; когда же это главное зло прекращается, остается только порокъ, произведенный этой жестокостью. — Далее совершенно противоречитъ себе, говоря, что высше несправедливо наказывать убiйцъ равно съ грабителями; потомъ говорить, что наказанiя, уродующiя тело человека, должны быть отменены. — Какъ же принимать смертную казнь, не принимая уродованiя? Главное уродованiе тела есть отделенiе его отъ души. —

Въ этой же главе являются некоторыя понятiя о Уголовной полицiи.

— Необходимость правительствъ или учрежденiй она доказываетъ темъ, что этимъ утверждается безопасность гражданъ и для того-то переносъ делъ, по ея словамъ, къ самому Государю учиненъ столь труднымъ. — Затрудненiя въ апелляцiи къ самому Г[осудар]ю[64] учреждены или потому что[65] Г[осудар]ь не[66] желаетъ безопасности и счастiя своихъ гражданъ,([67]) или потому что онъ сознаетъ неспособность свою оправдать свои законы. — Далее,[68] излагая причины разнородности мненiй судейскихъ, говоритъ, что это происходитъ отъ того, что одни [и] теже дела бываютъ иногда дурно, иногда хорошо защищаемы, или же еще потому, что во все то, чтò проходитъ[69] черезъ руки человеческiя вкрадываются необходимо злоупотребленiя. Почему же гражданамъ, страдающимъ отъ этихъ злоупотребленiй, не открыть путь къ Монарху? —

Въ этой главе весьма много замечательныхъ мыслей, какъ н[а]п[римеръ]: «Разбирая все формальности въ судахъ, встречающiяся въ[70] отношенiи трудностей, сопряженныхъ[71] съ всякимъ возстановленiемъ правъ[72] для Гражданина, мы найдемъ, что этихъ формальностей слишкомъ много; ежели же мы будемъ разсматривать эти формальности въ отношенiи безопасности Гражданъ, сопряженной съ ними, то мы найдемъ ихъ слишкомъ мало,[73] и эти трудности суть цена безопасности Гражданъ». — Или ея мненiя о уничтоженiи пытки. Применять ее только въ томъ случае, когда преступникъ не признаетъ и не отрицаетъ своего преступленiя. — Или мненiе ее о томъ, почему не должно часто употребляться крестоцелованiе, и въ какихъ случаяхъ оное можетъ быть принято. — Мысль о томъ, что важные преступники могутъ избирать[74] судей по своему делу, показываетъ ее стремленiе оправдать Монархическую власть и доказать, что свобода существуетъ при повиновенiи законамъ, отъ Монарха происшедшимъ, забывая, что свобода при повиновенiи законовъ, не отъ народа происшедшихъ, не есть свобода. — Последнiя две статьи прямо заимствованы изъ L’esprit des lois de Montesquieu; въ первой она опровергаетъ древнее Римское постановленiе о томъ, что позволялось судьямъ брать подарки съ условiемъ, чтобы сумма полученныхъ денегъ не превышала бы ста ефимковъ, говоря, что те, которымъ ничего не предлагается, ничего и не желаютъ, теже, которымъ что нибудь предложено, желаютъ большаго и наконецъ многаго. — Вторая статья говоритъ о томъ, что конфискованiе прiобретенныхъ именiй въ пользу Монарха можетъ быть принято[75] только при оскорбленiи Величества. По моему мненiю, конфискованiе въ пользу Г[осуда]ря никогда не можетъ быть оправдано, ибо, уже не говоря о томъ, что несправедливо наказывать[76] детей за преступленiя отца, такъ какъ Монархъ въ Г[осударст]ве есть все, но не гражданинъ, то и преступленiя противъ Величества суть преступленiя противъ Г[осудар]я, но не противъ частнаго лица, и по разделенiю Екатерины преступленiй на 4 класса, преступленiя противъ Величества принадлежатъ къ 4-му, т. е. нарушаютъ спокойствiе гражданъ, то, выводя наказанiе изъ существа преступленiя, мы найдемъ, что наказанiя за преступленiя [противъ] Величества должны быть лишенiе правъ, отчужденiе отъ общества и вообще лишенiе всехъ техъ преимуществъ, которыми[77] пользовался преступникъ подъ покровительствомъ законовъ, но отнюдь не есть конфискованiе имуществъ въ пользу Государя. Темъ более, что этаго рода наказанiя произведутъ легко въ народе ропотъ и побудятъ[78] его находить въ каждомъ преступленiи[79] более любовь къ корысти, чемъ къ справедливости.

21 Марта. Въ X главе излагаются основныя правила и[80] опаснейшiя ошибки, касающiяся до Уголовнаго судопроизводства. —

Въ начале этой главы она задаетъ себе вопросъ. Откуда происходятъ наказанiя, и откуда происходитъ право наказывать? На первый вопросъ она отвечаетъ: «наказанiя происходятъ отъ необходимости охраненiя законовъ». — На второй отвечаетъ тоже весьма остроумно. Она говоритъ: «право наказывать принадлежитъ однимъ[81] законамъ, a делать законы можетъ только Монархъ, какъ представитель всего Г[осударств]а». — Во всемъ этомъ наказе представляются намъ постоянно два разнородные элементы, которые Екатерина постоянно хотела согласить: имянно, сознанiе необходимости конституцiоннаго правленiя и самолюбiе, т. е. желанiе быть[82] неограниченною властительницей Россiи. Н[а]п[римеръ], говоря, что въ Монарх[ическомъ] правл[енiи] только Монархъ можетъ иметь законодательную власть, она принимаетъ существованiе этой власти зa акцiому, не[83] упоминая[84] происхожденiя ея. — Низшее правительство не можетъ накладывать наказанiй, ибо оно есть часть целаго, а Монархъ имеетъ это право, ибо онъ есть представитель всехъ гражданъ, говоритъ Екатерина.

есть следующее: я терплю зло меньшее, ибо если бы не терпелъ его, подвергнулся бы злу большему. —

Второй вопросъ состоитъ въ томъ, какiе нужны способы для содержанiя[86] обвиненнаго подъ стражею и для открытiя преступленiя? При разрешенiи первой части этаго вопроса она говоритъ, что содержанiе обвиненнаго подъ стражею есть наказанiе, предшествующее[87] осужденiю. Екатерина[88] чувствовала ложность этаго понятiя и несправедливость этаго обычая и старалась оправдать его, говоря, что всякой обвиненный необходимо[89] долженъ быть виновенъ.[90] Но за что же тотъ, который[91] виновнее въ стократъ обвиненнаго, но не обвиненный потому, что не имеетъ враговъ, не терпитъ[92] равнаго наказанiя? По моему мненiю, содержанiе подъ стражею обвиненнаго никогда не можетъ быть оправдано; ибо это есть высшая несправедливость: невинныхъ[93] и преступныхъ подвергать однимъ наказанiямъ, богатыхъ же и бедныхъ различать, ибо богатые легко сыщутъ себе поруки, бедные же редко. — Въ этой же главе встречается совершенно Республиканская мысль. Имянно, она говоритъ, что решенiя делъ должны быть народны, для того чтобы граждане[94] сознавали свою[95] безопасность подъ покровительствомъ законовъ. — Разве можетъ существовать безопасность гражданъ подъ покровительствомъ законовъ тамъ, где нетолько решенiя судейскiя, но и законы переменяются по произволу самодержца. —

Потомъ замечательно ее предложенiе, чтобы позволено было уже обвиненнымъ преступникамъ оправдываться. — Это постановленiе,[96] хотя и имеетъ высокую моральную цель[97] дать все возможные способы преступнику оправдаться, не можетъ быть принято въ положительномъ законодательстве, ибо это повело бы къ большимъ злоупотребленiямъ. — Преступникъ, представляя ложныя доказательства, старался бы только отдалить отъ себя срокъ своего приговора. Fides testis eo minoris est ponderis, quo gravius est maleficium, et res id circumstantes minorem prae se ferunt verisimilitudinem[98] — говоритъ она. Решенiе III Вопроса о томъ, не нарушаетъ ли пытка справедливости и не противна ли она цели законовъ, было бы обыкновенно въ нашемъ столетiи; но[99] при тогдашнихъ грубыхъ понятiяхъ оно было деломъ великаго ума и возвышенныхъ чувствъ Екатерины. — Пытки вообще употребляли или для вынужденiя признанiя своего преступленiя отъ обвиненнаго, или для узнанiя отъ него про его сообщниковъ, или для выпытыванiя у него его прежнихъ преступленiй, или для объясненiя противоречiй, которыя онъ показалъ при допросе. Про первое приложенiе пытки она говоритъ, что пытка, имея целью распознавать виновнаго отъ невиннаго, напротивъ сглаживаетъ все различiе, которое между ними существовало (въ отношенiи судей). Про второе она говоритъ, что тотъ, кто уже обвинилъ себя, безъ труда обвинитъ и другихъ, и что справедливо не наказывать однаго за преступленiя другихъ. Про третiе она говоритъ, что такого рода пытка будетъ наказанiе за то, что человекъ могъ бы быть еще хуже. — Про четвертый родъ пытки она говоритъ, что при допросе мешается въ словахъ какъ виновный, такъ и невинный. Все доказательства чрезвычайно остроумныя. — Вопросъ IV состоитъ въ томъ: [100] Должны ли наказанiя б[ыть] сообразны съ преступленiями? Между прочими дельными замечанiями на счетъ этаго она говоритъ: Quamquam leges non possunt punire consilium seu propositum, dici tamen nequit, actionem, per quam crimen incipit existere, quae que revelat voluntatem criminis patrandi, non mereri poenam, quamvis minorem constituta ad puniendum crimen iam re ipsa perpetratum.[101] —

22 Марта. По моему мненiю, намеренiе, такъ какъ есть действiе души, не выразившееся во внешности, никогда не можетъ быть противно закону Юридическому, ибо оно не подлежитъ ему. Все действiя души не подлежатъ ничему, кроме воли, а воля есть способность неограниченная. Хотя сказано, что подлежатъ наказанiю деянiя, доказывающiя преступное намеренiе, но и эти деянiя не должны быть наказываемы, ибо таковыя деянiя сами по себе никакого вреда не приносятъ. — A намеренiе его, такъ какъ подлежитъ влiянiю его воли, то злое намеренiе передъ осуществленiемъ своимъ [можетъ] перемениться въ доброе. Сильнейшее проявленiе совести человека бываетъ обыкновенно передъ совершенiемъ какого-нибудь зла. — Далее Екатерина говорить, что когда преступники собираются, то обыкновенно они стремятся къ тому, чтобы уравнять между собою опасность совершенiя пресеупленiя, и для того, чтобы опасность эта не была равна, то исполнителямъ преступленiя назначается накаванiе большее, чемъ сообщникамъ его. Справедливо. — Но замечанiе ея, что ежели совершитель преступленiя получаетъ зa то какую нибудь известную плату, то наказанiе должно быть всемъ равное, не можетъ быть приложено въ[102] положительномъ законодательстве, хотя оно морально справедливо. Въ самомъ деле, люди, разсматривая съ точки зренiя нравственности, которые платою побуждаютъ человека къ совершенiю преступленiя, более преступны, чемъ те, которые только составляютъ замыселъ преступленiя. И тотъ человекъ,([103]) который за плату соглашается совершить преступленiе менее преступенъ, чемъ тотъ, который изъ однаго желанiя сделать преступленiе решается на оное.

—[105] Ея мненiе,[106] что[107] нужно определить закономъ, что преступникъ, который доноситъ на своихъ сообщниковъ — не долженъ быть наказываемъ, я не оправдываю, несмотря на все выгоды, каковыя такое постановленiе могло бы принести, ибо во первыхъ потому, что человекъ, изменившiй своему слову, не добродетеленъ, а правительство должно поддерживать добродетель, а во вторыхъ потому, что ни въ какомъ случае не должна быть въ законахъ несправедливость[108] (не наказывать преступника[109] есть несправедливость), а по моему мненiю, законъ положительный, чтобы былъ совершененъ, долженъ быть тожественъ закону нравственному. —

24 Мар. Я много переменился; но все еще[110] не достигъ той степени совершенства (въ занятiяхъ), котораго бы мне хотелось достигнуть. — Я не исполняю того, чтò себе предписываю; чтò исполняю, то исполняю не хорошо, не изощряю памяти. — Для этого пишу здесь некоторыя правила,[111] которыя, какъ мне кажется, много мне помогутъ, ежели я буду имъ следовать. 1) Чтò назначено непременно исполнить, то исполняй, не смотря ни на что. 2) Что исполняешь,[112] исполняй хорошо. — 3) Никогда не справляйся въ книге, ежели что нибудь забылъ, а старайся самъ припомнить. 4) Заставь постоянно умъ твой действовать со всею ему возможною силою. 5)[113] Читай и думай всегда громко. 6) Не стыдись говорить людямъ, которые тебе мешаютъ, что они мешаютъ; сначала дай почувствовать, а ежели онъ не понимаетъ, то извинись и скажи ему это. — Сообразно съ вторымъ правиломъ, я хочу непременно кончить коментировать весь наказъ Екатерины.

Вопрос V о томъ, какова мера наказанiй,[114] решенъ такъ: зло, которое приноситъ преступнику наказанiе, должно быть выше добра, которое преступленiе могло бы ему доставить. — Я не согласенъ съ этимъ. Преступленiе должно быть совершенно соразмерно наказанiю. Можетъ быть скажутъ на это, что[115] ничто не будетъ удерживать людей отъ совершенiя преступленiя, ибо тогда сколько преступникъ можетъ, решаясь на преступленiе, выиграть столько же, сколько и проиграть. — Пускай и будетъ такъ. Ежели начало добра преобладаетъ въ людяхъ, то[116] они больше будутъ иметь стремленiя не совершать преступленiй, чемъ совершать ихъ; ежели же преобладаетъ начало зла въ людяхъ, то они всегда будут следовать ему; ибо оно будетъ имъ свойственное начало. — VI вопросъ. Нужна ли въ Государстве смертная казнь? Екатерина говоритъ: «въ благоустроенномъ Государстве никакой нетъ нужды налагать смерть преступникамъ, въ Анархiяхъ же это необходимо». Почему? Еще необходима смертная казнь, говоритъ она, тогда, когда преступникъ, даже лишенный свободы, можетъ быть опасенъ Г[осударств]у. — Когда бываетъ преступникъ, даже лишенный свободы, опасенъ Г[осударств]у? Безполезность смертной казни она весьма справедливо доказываетъ темъ, что сильныя впечатленiя — видъ казни — не продолжительны; но уверенность въ томъ, что всякому преступленiю неизбежно следуетъ наказанiе, способна предупредить преступленiя. —

Вопросъ седьмой состоитъ въ томъ, какiя наказанiя накладываются на каждый родъ преступленiй? —

— фанатикамъ: [118] «надо остерегаться, чтобы телесно не наказывать такого рода преступниковъ, ибо[119] эти наказанiя были бы для нихъ пищею ихъ гордости и фанатизма». Совершенно справедливо. При этомъ случае мне приходитъ въ голову мысль, что въ Г[осударств]е, которое основано на злоупотребленiяхъ (не только основано, но даже существуетъ одно злоупотребленiе),([120]) не можетъ существовать справедливости. — Справедливость въ отношенiи преступлений есть соразмерность преступленiй съ наказан[iями], но такъ какъ понятiя и чувства людей различны, то тò, что есть жесточайшее наказанiе для однаго, есть благо для другаго. —

Следовательно, справедливости не существуетъ. Вопросъ: какiя же это злоупотребленiя? 1) То, что по многочисленности Гражданъ преступленiя должны быть одни и теже, не смотря на чувства и понятiя гражданъ. 2) То, что въ нынешнихъ Г[осударства]хъ более занимаются темъ, чтобы[121] дать гражданамъ силы, съ которыми бы они могли[122] быть полезными Г[осударств]у, не заботясь о томъ направленiи, которое они принимаютъ въ употребленiи этихъ силъ. 3) То, что одинъ властелинъ можетъ[123] ошибиться въ наложенiи каждому преступнику особеннаго наказанiя. Народъ же, когда имеетъ Верховную власть, не ошибется, ибо онъ знаетъ каждаго своего члена. — При разрешенiи этого вопроса замечательны некоторыя мысли Екатерины, какъ, н[а]п[римеръ], та, «что справедливо и полезно, чтобы судебныя решенiя были бы объявляемы какъ можно скорее; справедливо потому, что преступн[икъ] не мучается неизвестностью, а полезно потому, что тогда наказанiе кажется[124] ближайшимъ след[ствiемъ] преступленiя». — Или: «Чемъ наказанiя будутъ кротче, темъ безполезнее будетъ милосердiе и прощенiе. — Ибо въ самихъ законахъ будетъ духъ милосердiя». — Или: «Что ежели законы будутъ наказывать равно, какъ важныя, такъ и легкiя преступленiя, то произойдетъ то страшное противоречiе, что законы будутъ наказывать преступленiя, ими самими же произведенныя».[125] О Дуэляхъ Екатерина говоритъ совершенно справедливо, что лучшiй способъ предупредить этаго рода преступленiя: [126] наказывать обижающего, а обиженного признать невиннымъ. — Совершенно справедливо говоритъ Montesquieu: Le principe du gouvernement monarchique est l'honneur.[127] — Справедливо тоже она говоритъ о наказанiи, которое должно быть налагаемо за[128] провозъ запрещенныхъ товаровъ. — Я не согласенъ съ нею въ томъ, что она говоритъ о проторговавшихся, имянно: что[129] банкруты, которые могутъ доказать, что ихъ неустойки произошли отъ несчастныхъ обстоятельствъ, а не отъ ихъ вины, не должны быть наказываемы. По моему мненiю, всякое преступленiе происходитъ более или менее отъ несчастныхъ обстоятельствъ, но не менее того справедливость требуетъ, чтобъ они были наказываемы. — VIII вопросъ. Какими способами могутъ быть предупреждены преступленiя. — Содержитъ отрывочныя мысли, изъ которыхъ некоторыя весьма замечательны, какъ н[а]п[римеръ]: Vultis ne antevenire crimina? Facitote, ut leges non tam variis inter cives ordinibus faveant, quam cuique civi singillatim. —.—[130]

XI Глава содержитъ некоторыя замечанiя на счетъ рабства; въ числе которыхъ замечательны следующiя. Во впервыхъ, она начинаетъ темъ, что говоритъ: Г[осударств]о есть общество, благоустроенное; въ немъ необходимо должны существовать повелевающiя и повинующiяся. — Монархъ же обязанъ облегчать по возможности состоянiя повинующихся. — Далее говоритъ, что[131] рабство невозможно вдругъ уничтожить; но что нужно издать некоторыя постановленiя, касающiяся[132] до имуществъ рабовъ. — Въ XII главе говорится о умноженiи народонаселения, и справедливо говоритъ Екатерина, что главная причина малаго прибавленiя народонаселенiя есть бедность. — Средствомъ противъ этаго она хочетъ сделать разделенiе земель всемъ[133] неимеющимъ оныхъ[134] и подать имъ способы вспахать и обработать ихъ. — Очень хорошо говоритъ она въ этой же главе объ томъ, что несправедливо давать, какъ то делается въ другихъ странахъ, премiи темъ, у которыхъ десять и 12 детей, т. е. награждать исключенiя; но надо заботиться о облегченiи состоянiя гражданъ для удобства имъ воспитывать детей. Ибо, въ самомъ деле, за что же награждать отца,[135] не за то ли что онъ наделенъ особенной плодородностью отъ природы, или за то,[136] что счастливое стеченiе обстоятельствъ оставило въ живыхъ всехъ 12 сыновей его, или за то, что онъ исполнялъ долгъ отца — т. е. берегъ детей своихъ. — Въ главе XIII говорится о рукодельяхъ и торговле. — Справедливо замечаетъ Екатерина, что земледелiе есть начало всякой торговли, и что въ той земле, где люди не имеютъ своей собственности, земледелiе процветать не можетъ; ибо[137] люди обыкновенно больше пекутся о вещахъ, имъ принадлежащихъ, чемъ о вещахъ, которыя отъ нихъ могутъ быть всегда отняты. — Вотъ причина, по которой въ нашемъ отечестве земледелiе[138] и торговля процветать не могутъ до техъ поръ, покуда будетъ существовать рабство; ибо человекъ, подвластный другому, не только не можетъ быть уверенъ постоянно владеть своею собствен[ностью], но даже не можетъ быть уверенъ въ своей собственной участи. — Потомъ: «Искуснымъ замледельцамъ и ремесленникамъ должно давать премiи». — По моему мненiю, въ Г[осударств]е равно необходимо наказывать зло, какъ вознаграждать добро.—

25 Марта.[139] Недостаточно отвращать людей отъ зла, нужно еще ихъ поощрять къ добру. — Далее она говорить, что техъ народовъ, которые по климату ленивы, надо приучать къ деятельности отнятiемъ у нихъ всехъ способовъ пропитанiя, исключая труда; замечаетъ тоже, что эти народы обыкновенно бываютъ склонны къ гордости, и что самая эта гордость можетъ служить орудiемъ къ истребленiю лени. Народы, по климату ленивые,[140] всегда бываютъ одарены пылкими чувствами, и ежели бы они были деятельны, то Г[осударств]о было бы[141] несчастнее. — Лучше бы[142] сделала Екатерина, ежели бы сказала: люди,[143] а не народы. — И въ самомъ деле, прикладывая ея замечанiя къ частнымъ лицамъ,[144] мы найдемъ, что они чрезвычайно[145] справедливы. Потомъ она говоритъ, что въ многонаселенныхъ странахъ машины, заменяющiя руки работниковъ, часто не нужны и пагубны,[146] а что для вывозимыхъ рукоделiй[147] черезвычайно нужно употреблять машины,[148] ибо те народы, которымъ мы продаемъ ихъ, могутъ купить такiе же товары у соседственныхъ народовъ. — Я думаю совершенно напротивъ, машины для рукоделiй, внутри Г[осударств]а обращающихся, безконечно полезнее машинъ для рукоделiй вывозимыхъ товаровъ. Ибо машины для рукоделiй общеполезныхъ,[149] сделавъ эти рукоделiя много дешевле, улучшили бы состоянiя гражданъ вообще; между темъ какъ вывозимыя товары приносятъ выгоды только однимъ частнымъ лицамъ. Мне кажется, что причина бедности низшаго класса въ Англiи есть та, что: во первыхъ, онъ не имеетъ поземельной собственности, и во вторыхъ по тому, что тамъ все вниманiе исключительно устремлено на торговлю внешнюю. Весьма справедливо говорить Екатерина, что великое[150] зло для торговли суть Монополiи. — По моему мненiю, Монополiя есть зло[151] и притесненiе Торговле,[152] купечеству и самимъ гражданамъ. Для торговле это есть зло потому, что ежели бы[153] Монополiи не существовало, то вместо однаго лица или компанiи, занимающейся этой частью торговли, занимались бы ею большее число торгующихъ. — Для[154] купечества потому, что оно лишено участия въ этой части торговли. — И для гражданъ потому, что каждый монополъ даетъ какъ бы свои законы гражданамъ. — Къ несчастiю, это зло въ нашемъ отечестве пустило глубокiе корни. — Далее Екатерина говоритъ о томъ, что весьма бы было полезно устроить банкъ; но чтобы граждане не сомневались въ неприкосновенности этаго банка, нужно, чтобы онъ былъ учрежденъ при какомъ нибудь[155] благотворительномъ заведенiи. — Черезвычайно странны многiя мысли Екатерины; она постоянно хочетъ доказать, что хотя монархъ неограниченъ ни чемъ внешнимъ, онъ ограниченъ своей совестью;[156] но ежели монархъ призналъ себя, вопреки всемъ естественнымъ законамъ, неограниченнымъ, то уже у него нетъ совести, и онъ ограничиваетъ себя темъ, чего у него нетъ. Потомъ Екатерина старается доказать, что ни Монархъ, ни благородные не должны заниматься торговлею. Что Монархъ не долженъ заниматься торговлею, это ясно, ибо ему не нужно бы было даже торговать, чтобъ завладеть всемъ въ своемъ Г[осударств]е, ежели бы онъ этаго хотелъ. —

— Но у насъ нетъ ее. — Наша Аристократiя рода изчезаетъ и уже почти изчезла[157] по причине бедности; a бедность произошла отъ того, что благородные стыдились заниматься торговлею. — Дай Богъ, чтобы въ наше время благородные поняли свое высокое назначенiе, которое состоитъ единственно въ томъ, чтобы усилиться. — Чемъ поддерживается деспотизмъ? или недостаткомъ просвещенiя въ народе, или недостаткомъ силъ со стороны угнетенной части народа. — Далее въ этой же главе замечательны ея мысли на счетъ того, что[158] законъ, присвояемый Монархамъ въ некоторыхъ Г[осударствах]ъ[159] завладеть имуществомъ умершаго[160] иностранца или грузомъ разбитаго корабля въ его владенiяхъ, несправедливъ и безчеловеченъ. — И на счетъ того, что[161] правительство обязано помогать старымъ и больнымъ[162] ремесленникамъ и сиротамъ ихъ. — XIV Глава не содержитъ въ себе ничего особеннаго. <Замечу только, что везде, где Екат[ерина] говоритъ о Монархической[163] власти, она приписываетъ ей[164] все возможныя добродетели, какъ необходимые аттрибуты оной н[а]п[римеръ]> Исключая того, что она говорить[165] о семействе.[166] Именно, семейство должно быть управляемо также, какъ большее семейство, котораго оно составляетъ часть. Я бы сказалъ на оборотъ.

Въ XV[167] главе говорится о дворянстве. Здесь Екатерина определяеть, что есть дворянство и какая обязанность его; именно, обязанностью его она полагаетъ. Защищенiе отечества и чиненiя въ ономъ правосудiя. — Основными правилами же его она полагаетъ добродетель и честь. — Montesquieu признавалъ[168] только одну честь основанiемъ (principe) всего Монархическаго правленiя, она же прибавляетъ[169] къ ней еще добродетель; въ самомъ деле,[170] добродетель можетъ быть принята за основанiе Монархическаго правленiя. Но исторiя доказываетъ намъ, что этаго еще никогда не было. Замечательна ея мысль о томъ, что никто[171] лишить права дворянства не можетъ дворянина,[172] ежели онъ достоинъ этаго званiя. — Въ заключенiи о дворянстве она говоритъ, что пользоваться славой и почестями имеютъ право те, которыхъ[173] предки достойны были славы и почестей. — После басни Крылова о гусяхъ противъ этой ложной мысли ничего больше сказать нельзя. — Въ XVI главе говорится о среднемъ[174] сословiи. — Къ этому[175] сословiю принадлежатъ 1) ремесленники, 2) торговцы, 3) ученые, 4) служащiе как въ гражданской, такъ и въ военной службе, но не имеющiе дворянства, вообще, все те люди, которые не суть ни дворяне, ни земледельцы. — Въ XVII главе говорится о городахъ. — Замечательнаго ничего нетъ. — XVIII глава содержитъ мысли о наследстве, мысли довольно обыкновенныя; между ними, однако, встречаются следующiя, которыя стоятъ того, чтобы ихъ запомнить. Н[а]п[римеръ], она говорить, что право наследства должно быть ограничено законами, ибо ежели бы этаго не было, то часть гражданъ дошла бы до такой бедности, что даже была бы опасна Г[осударств]у. И что изъ этихъ законовъ лучшiй есть равное разделенiе[176] имущества, ибо, говоритъ она,[177] земледелiе придетъ отъ этаго въ лучшее состоянiе. — Въ этой же главе находится замечательная мысль о томъ, что то Г[государств]о, которое печется более о благосостоянiи детей, должно поручить опеку надъ малолетнимъ матери; тоже, которое печется более о имуществе малолетняго, должно поручить опеку ближайшему наследнику. — Мне кажется, что во всякомъ случае опеку всегда выгоднее поручить матери, чемъ наследнику; ибо равно редко можно встретить человека некорыстолюбиваго, какъ и женщину, понимающую дела и управленiе имуществомъ, между темъ какъ человекъ корыстолюбивый всегда будетъ причинять вредъ своему питомцу, а женщина, незнающая делъ, можетъ найти человека, помощью котораго[178] она можетъ[179] пользоваться при управленiи имуществомъ малолетняго. — Въ XIX главе говорится о слоге и форме свода законовъ. — Екатерина говоритъ, что Кодексъ долженъ содержать 3 части 1) законы, 2) временныя учрежденiя, 3) указы, — разделенiе,[180] не имеющее ни какого смысла. — «Законы должны быть непорочны, ибо они наказываютъ порокъ», — есть мысль высокая. — Тоже справедливо, что законы, постановляющiе денежную пеню наказанiемъ зa преступленiя, должны быть изменяемы со временемъ, ибо цена деньгамъ тоже переменяется. Вообще замечу, что съ XII главы[181] следующiя главы больше наполняются словами, чемъ мыслями. —

26 Марта.[182] Въ XX главе содержаться разныя статьи, требующiя объясненiя. — Сначала говорится о преступленiи въ оскорбленiи Величества. — Имянно — это преступленiе[183] есть совокупленiе словъ съ действiемъ, стремящееся ко вреду Монарха или Монархiи. Н[а]п[римеръ], когда Гражданинъ выходитъ на площадь и возбуждаетъ народъ словами, то онъ наказывается, но не за слова, а за действiе, котораго началомъ[184] или следствiемъ были эти слова. Речи же противъ правительства клонящiяся, по причине трудности доказать это преступленiе, не должны быть наказываемы смертью, какъ вообще все преступления противъ Величества, а просто исправительными наказанiями. — Письма же такого рода должны быть наказываемы смертью. — Ето постановленiе доказываетъ ясно, что въ Деспотическомъ правленiи Монархъ не можетъ надеяться на верность гражданъ. Почему? Потому что, такъ какъ въ Деспотiи[185] [нетъ] договора, посредствомъ котораго[186] одно лицо имело бы право, а граждане обязанность, и на оборотъ, а властью этой завладело одно лицо посредствомъ силы, то и говорю я: [187] такъ какъ такого договора въ Деспотiи не существовало, то и обязанности со стороны гражданъ существовать не можетъ. — Ежели же мы хотимъ поддержать власть, происшедшую изъ преобладающей силы[188] — злоупотребленiя, то лучшiй способъ[189] есть злоупотребленiе и сила, — какъ это и выразила Екатерина, положивъ наказанiя[190] за выраженiе своихъ мыслей. — Весьма замечательна въ этой же главе мысль о томъ, что свобода книгопечатанiя развиваетъ духъ народа. — Довольно странны мне показались въ этой главе две мысли, которыя мне никакъ не хочется приписать Ека[терине], имянно: 1) что она, кажется, признаетъ существованiе колдовства, и 2) что она говорить, что[191] Православная Религiя есть одна истинная, a все другiе хрiстiане суть заблудшiяся овцы. — Далее встречается мысль, взятая прямо изъ Montesquieu,[192] который,[193] разсуждая о томъ, когда разрушается Республика, говорить, что это бываетъ тогда, когда имущества гражданъ перестаютъ быть имуществомъ всего народа, и каждый гражданинъ уже более печется о своей собственности, чемъ о собственности всего Г[осударства]. Эту то мысль, говорю я, Екатерина взяла и приложила ее къ Монархiи. — Забывая, что въ Монархiяхъ причины, побуждающiя гражданъ быть полезными Г[осударств]у, суть не общiя, Г[осударствен]ныя, но частныя. — Ибо, не имея участiя въ правленiи, граждане не имеютъ тоже желанiя быть ему полезными и еще более жертвовать общему частнымъ.[194] — Далее встречается чудесное сравненiе управленiя Г[осударствен]наго съ машиною. Именно, чемъ проще оно, темъ оно лучше.[195] —

Потомъ она говоритъ, что право прощать должно принадлежать Монарху, и что кого имянно прощать, определить этаго нельзя, а это определяютъ самыя чувства монарха. По моему мненiю Jura reservata никогда не могутъ быть оправданы. Во первыхъ по тому, что они подаютъ надежду преступникамъ избегнуть наказанiя, а во вторыхъ по тому, что[196] это есть ничто иное, какъ способъ,[197] изобретенный Верховною властью,[198] весьма остроумный действовать противъ законовъ по закону. — За симъ следуетъ заключенiе весьма простое, въ которомъ она говоритъ, что умретъ съ горести, ежели сводъ законовъ, который она поручаетъ составить, не будетъ совершененъ, и ежели будетъ существовать народъ счастливее и славнее Русскаго. — Въ прибавленiи въ XXI главе говорится о Полицiи. Въ ней она весьма справедливо делаетъ различiе между преступленiями и полицейскими проступками.[199] Первые, говоритъ она, подлежать силе закона, вторые же — власти онаго; главная цель наказанiя первыхъ есть та, чтобы избавить общество отъ преступника, главная же цель наказанiя вторыхъ есть исправить преступника и сохранить для общества хорошаго Гражданина. —

— Въ этой главе говорится о доходахъ и расходахъ Государственныхъ. — Она начинается такъ: Каждый человекъ долженъ себе сказать «есмь человекъ и ничего человеческаго не признаю себе чуждымъ», — или такъ 1) человекъ никогда, никогда не долженъ забывать другаго человека; 2) все, что ни делается на свете, делается для человека — человекомъ же. — Изъ этаго выводитъ Екатерина понятiе о томъ, что, во первыхъ, ежели каждый человекъ имеет свои нужды, то какъ велики должны быть нужды Г[осударств]а. И что не только роптать противъ правительства, которое беретъ на себя обязанность исправлять все общiя нужды народа, но, напротивъ, благодарить его следуетъ каждому гражданину. Въ числе расходовъ Г[осударств]а, Екатерина ставить роскошь трона Императорскаго. — Хотя въ самомъ деле можно положить обязанностью гражданъ въ Монархическомъ правленiи поддержанiе трона,[200] но роскошь трона должна только существовать въ Деспотiи, где Монархъ есть земной Богъ и где разстоянiе между Самодержцемъ и народомъ надо сделать какъ можно больше для того, чтобы могла существовать деспотiя. Далее Екатерина задаетъ себе вопросы,[201] касающiеся до доходовъ Го[сударств]а, между которыми замечателенъ следующiй: Какимъ образомъ сделать, чтобы гражданамъ[202] не тяжело было платить подати? Она разрешаетъ его такъ: Налоги должны быть разложены равномерно на всехъ гражданъ, и должны увеличиваться вместе съ роскошью въ Г[осударств]е. Замечая при этомъ, что ничего такъ не делаетъ налоги тяжелыми для гражданъ, какъ монополiи. — Имущества Г[осударств]а она разделяетъ на мысленныя и действительныя, на естественныя и прiобретенныя. — Действителъныя разделяются еще на движимыя и недвижимыя. — Эти же[203] еще на имущества Государ[ства] и частныхъ лицъ. — Далее она разделяетъ все финансовое управленiе на политическое и экономическое. Предметомъ политическаго управленiя есть знанiе[204] о состоянiи, о званiи и о упражненiи всехъ людей[205] и пользы Г[осударств]а. Предметомъ же экономическаго управленiя есть получение доходовъ, распределенiе расходов и отношенiя между ними. — Вообще о Наказе Императрицы Екатерины можно сказать следующее. — Въ немъ, какъ я уже прежде сказалъ, везде мы находимъ два противоположныхъ начала — духъ революцiонный, подъ влiянiемъ котораго находилась тогда вся Европа, и духъ деспотизма, отъ котораго тщеславiе ея заставляло ее не отказываться. Хотя она сознавала превосходство перваго, не менее того въ ее наказе преобладаетъ последнiй. — Она республиканскiя идеи, заимствованныя большей частью отъ Montesquieu (какъ справедливо замечаетъ Мейеръ), употребляла какъ средство для оправданiя деспотизма, но большей частью неудачно. — Отъ этаго-то въ ее наказе намъ часто встречаются мысли, нуждающiяся въ доказательствахъ, безъ оныхъ, мысли республиканскiя рядомъ съ мыслями самыми деспотическими и наконецъ часто выводы совершенно антилогическiя. — При первомъ взгляде на этотъ наказъ мы узнаемъ, что это былъ плодъ[206] ума женщины, которая, не смотря на свой великiй умъ, на свои возвышенные чувства, на свою любовь къ истине, не могла подавить своего мелочнаго тщеславiя, которое помрачаетъ ея великiя достоинства. — Вообще мы находимъ въ этомъ произведенiи более мелочности, чемъ основательности, более остроумiя, чемъ разума, более тщеславiя, чемъ любви къ истине, и наконецъ более себялюбiя, чемъ любви къ народу. Это последнее направленiе проявляется во всемъ наказе,[207] въ которомъ мы находимъ[208] только одне постановленiя, касающiяся Публичнаго права, т. е. отношенiй Государства (ея собственныхъ отношенiй, какъ представительницы онаго), чемъ Гражданскаго, т. е. отношенiй частныхъ гражданъ. Въ заключенiе скажу, что Наказъ этотъ принесъ больше славы Екатерине, чемъ пользы Россiи. —

Примечания

1847 г. 17 марта. Стр. 3—4.

1 3³. Казань. — В Казань Толстой с братьями и сестрой приехал из Ясной поляны осенью 1841 г., когда опекуншей над малолетними Толстыми сделалась тетка их, Пелагея Ильинична Юшкова, бывшая замужем зa казанским помещиком Владимиром Ивановичем Юшковым. В сентябре 1844 г. Толстой поступил в Казанский университет и в марте 1847 г. был студентом второго курса юридического факультета.

2 3⁴. в клинику, — Казанского университета.

3 3²⁷. , — Жан Жак Руссо (1712—1778), — французский мыслитель и писатель. Его произведения: «Исповедь», «Эмиль» и «Новая Элоиза», неоднократно упоминаемые на страницах Дневника, в ранней молодости произвели на Толстого, по его словам, «огромное впечатление». В 1847 г., или около этого, им написаны «Философические замечания на речи Руссо». См. т. I, стр. 221—225. В 1901 г., в разговоре с проф. П. Буайэ, Толстой говорил: «Я прочел всего Руссо, все двадцать томов, включая «Словарь музыки». Я более чем восхищался им — я боготворил его. В 15 лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что мне кажется, я их написал сам». (Б, 1, стр. 124.) Об отношении Толстого к Руссо см. в книге H. Н. Гусева «Толстой в молодости», М. 1928, стр. 136—137, там же библиография, а также М. Н. Розанов «Толстой и Руссо», оттиск из «Отчета о деятельности Академии наук СССР за 1927 г.» Л. 1928.

18 марта. Стр. 4—7.

4 4¹⁷ — «Наказ» был составлен Екатериной II в 1766 г. для созванной ею «Комиссии о сочинении проекта нового уложения». Делится на Введение и 22 главы. Многие мысли его заимствованы у Монтескье и Беккария. Большая часть «Наказа» была первоначально написана на французском языке. Первое издание вышло в русском переводе (СПб. 1767). Так как Толстой приводит с Дневнике цитаты на латинском языке, то надо заключить, что он пользовался при своей работе вторым изданием «Наказа», выпущенным Академией наук в 1770 г. параллельно на четырех языках: русском, латинском, немецком и французском. В автобиографической заметке, сообщенной П. И. Бирюковым, Толстой говорит: «Сверх факультетских предметов Мейер, профессор гражданского права, задал мне работу: сравнить «Esprit des lois» Montesquieu с «Наказом» Екатерины, и эта работа очень заняла меня». (Б, 1, стр. 53.) Эта работа Толстого напечатана дальше в составе Дневника от 18—26 марта 1847.

5 4¹⁹. выписывать... мысли, — ср. выше, стр. 272, в «Правилах»: «38) Всякое философическое сочинение читай с критическими замечаниями».

6 4^22-24 Religio Christiana... situm est. — Цитата из § 1 «Наказа».

7 4^25-28. unumquemque probum... tranquillitatis. — Цитата из § 2 «Наказа».

8 5^13-14. Altera haec... pluribus. — Цитата из § 12 «Наказа».

9 5^14-15. — Цитата из § 15 «Наказа».

10 6^1-4. свобода, говорит она... не должно делать. — Цитата из § 37 «Наказа». Приводим буквальный текст: «... la liberté ne peut consister qu’à pouvoir faire ce que l’on doit vouloir, et à n’être pas contraint de faire ce que l’on ne doit pas vouloir».

11 6^15-19. Libertas politica... — Цитата из § 39 «Наказа».

12 6²³ — 7¹. Ut immotае... subruatve. — Цитата из § 43 «Наказа».

13 7^15-16. — Цитата из § 63 «Наказа».

19 марта. Стр. 7—11.

14 7^24-26. Leges, quae intra... immensum. — Цитата из § 65 «Наказа».

15 8³. Дракона, — легендарного афинского законодателя, с именем которого связывают древнейшее составленное для Афинской республики в VII в. до н. э. собрание писанных законов. Смертная казнь занимала настолько преобладающее место среди наказаний, определяемых этими законами, что жестокость «драконовских законов» еще в древности вошла в поговорку.

16 8⁵. Ликурга, — легендарного спартанского законодателя, известного суровостью своих законов. Предание относит жизнь его к IX в. до н. э.

17 8⁷ — Монтескье (1689—1755), французский мыслитель и историк, один из основателей исторической школы в праве, автор исследования «De l’esprit des lois» (1748), «Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence» (1734), «Lettres persanes» и др.

18 8^7-8. справедливо замечает Montesquieu: В республике народ есть вместе подчиненная и верховная власть. — См. «О духе законов», кн. II, гл. 2.

19 9³². — 10⁷ — Цитата из § 112 «Наказа», перевод с французского: «Si vous examinez les formalités de la Justice, par rapport à la peine qu’a un Citoyen à se faire rendre son bien, ou à obtenir satisfaction de quelque outrage, vous en trouverez sans doute trop; si vous les regardez dans le rapport qu’elles ont avec la liberté et la sûreté des Citoyens, vous en trouverez souvent trop peu, et vous verrez que les peines, les dépenses, les longueurs, les dangers même de la Justice sont le prix que chaque Citoyen donne pour la liberté».

20 10^17-18. Последние две статьи прямо заимствованы из «L’esprit des lois». — См. «О духе законов», кн. V, гл. 15 и 17.

21 10²¹. ефимков, — ефимок (испорченное иоахимсталер) — старинное русское название для обращавшихся в России в XVI—XVIII вв. серебряных монет ценою около 60 коп. Екатерина переводит этим словом французское экю.

21 марта. Стр. 11—14.

22 11^17-18. «наказания происходят от необходимости охранения законов». — Пересказ § 146 «Наказа».

22 11^19-22. «право наказывать принадлежит... всего Государства». — Пересказ § 148 «Наказа».

23 13^7-9. — Цитата из §190 «Наказа».

24 13³¹ — 14³. Quamquam leges... perpetratum. — Цитата из § 201 «Наказа»

—19.

25 16^13-15. «в благоустроенном Государстве... это необходимо». — Пересказ §210 «Наказа».

26 16^28-30. «н». — Пересказ § 217 «Наказа». Буквально: «il faut bien se garder de punir de peines corporelles et douloureuses le fanatisme; espèce de délit qui, fondé sur l’orgueil, tirerai de la douleur même sa gloire et son aliment».

27 17^18-22. «что справедливо и полезно... следствием преступления». — § 221 «Наказа».

28 17^23-25. «Чем наказания будут... дух милосердия». — Ср. § 223 «Наказа»: «À mesure que les peines deviendront plus douces la clémence et le pardon seront moins nécessaires, parce que les Lois respireront elles mêmes la clémence».

29 17^32-33. ’honneur. — См. «О духе законов», кн. III, гл. 6—7.

30 18^12-14. Vultis ne... singillatim. — Цитата из § 243 «Наказа».

31 19^18-19. «Искусным земледельцам... премии». — Пересказ §§ 299 и 300 «Наказа». Буквально: «Il serait bon de donner des prix aux laboureurs qui auraient le mieux cultivé leurs champs» (§ 299); «De même qu’aux Ouvriers qui auraient porté loin leur industrie» (§ 300).

25 марта. Стр. 10—23.

32 20^5-8. — Пересказ § 316 «Наказа».

33 22²³. басни Крылова о гусях — Крылов, Иван Андреевич (1768—1844). Намек на его басню о гусях, гордящихся тем, что их «предки Рим спасли».

34 23^27-28. «Законы должны быть непорочны, ». — Чрезвычайно сжатый пересказ §453 «Наказа». Буквально: «Il faut qu’on ne voit dans les Lois que de la candeur; faites pour punir le vice et la méchanceté, elles doivent parler le langage de la Vertu et de la bonté même».

26 марта. Стр. 24—28.

35 25³, взятая прямо из Montesquieu, — см. «О духе законов», кн. III, гл. 3.

36 25²⁰. Jura reservata — термин римского права, означающий особые права и преимущества, предоставленные владетельным особам.

37 27¹⁹ — Дмитрий Иванович Мейер (1819—1856), профессор гражданского права, с 1845 г. — в Казанском университете, с 1855 г. — в Петербургском. «По талантливости и уровню образования Мейер был очень выдающимся для того времени явлением. Кроме обширного материала, расположенного в строго научной системе, лекции Мейера были проникнуты тем гуманным характером, той смелостью чувства, которые должны были увлекательным образом действовать на учеников. Когда в 40-х годах с кафедры раздается голос протеста против крепостничества, чиновничьего взяточничества, против различия в правах по сословиям и вероисповеданиям — приходится заключить, что профессор обладал значительным гражданским мужеством. Смелое слово учителя не осталось без влияния на учеников. Известен случай, когда один из учеников Мейера отказался от выгодной покупки крепостных именно под влиянием впечатления, вынесенного из университета» («За сто лет. Биографический словарь профессоров и преподавателей имп. Казанского университета». Под ред. Н. П. Загоскина, Казань, 1904, ч. II, стр. 47). Лекции Мейера, записанные его слушателями, были изданы после его смерти («Русское гражданское право». Казань, 1858—1859) и до недавнего времени настолько не устарели, что служили университетским пособием по гражданскому праву. Последнее, 10-е издание, в обработке A. X. Гольмстена и с написанной им биографией Мейера вышло в 1915 г. О Мейере см. еще: Н. П. Загоскин, «Студенческие годы Л. Н. Толстого» — «Истор. вестник», 1894, №1, а также воспоминания В. Н. Назарьева, бывшего студентом Казанского университета одновременно с Толстым, «Жизнь и люди былого времени» — «Истор. вестник», 1890, № 12 и П. Пекарский, «Студенческие воспоминания о Дмитрии Ивановиче Мейере, профессоре Казанского Университета» в сборнике «Братчина», СПб. 1859, стр. 207—242.

Толстой имеет в виду какую-нибудь лекцию Мейера или беседу с ним, так как первый печатный труд Мейера появился лишь в 1848 году.