«АЗБУКА» и «НОВАЯ АЗБУКА»
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ
I
Работа Толстого по составлению и писанию «Азбуки» тесно связана с его педагогической деятельностью. «Азбука» явилась итогом теоретических обобщений его многолетнего опыта школьной работы по обучению крестьянских детей.
«Азбуки», написанном в начале 1873 г., Толстой говорит, что «Азбука» «стоила ему 14 лет работы»,[197] то есть, другими словами, он связывает начало работы над «Азбукой» с открытием им в 1859 г. Яснополянской школы. Конечно, в данном случае Толстой имеет в виду не непосредственную работу над писанием «Азбуки», а лишь свою практическую педагогическую деятельность, давшую ему материал и методический опыт, которые он использовал потом при составлении «Азбуки». Занятия Толстого в школе (1859—1863, 1872, 1873 гг.), изучение постановки школьного дела за границей, во время его второго путешествия (1860—1861 гг.), издание журнала «Ясная Поляна» и писание статей по педагогике (1862—1863 гг.) — все это было той «работой», которая была подготовительной ступенью к созданию «Азбуки».
Какое значение придавал Толстой своей педагогической деятельности, видно из его записи в Записной книжке, сделанной в Брюсселе 16/28 марта 1861 г.: «Цель одна — образованье народа. Одна моя вера (которая, смутно чувствуя, привязала меня к делу воспитания). Мы ничего не знаем. Одна надежда знать — это знать всем вместе — слить все классы в знании науки».[198] Это признание Толстого, что «мы ничего не знаем» в области народного образования, не убило «веру» Толстого в необходимость осуществления той основной «цели», которую он высказал в цитированной записи. От практической деятельности Толстой переходит к теоретической, к разработке педагогических вопросов в организованном им журнале. Однако журнальная деятельность, повидимому, его не удовлетворила, и он прекращает издание журнала. Несмотря на это, вопросы педагогики продолжают его интересовать попрежнему. В объявлении о прекращении журнала, напечатанном в № 13 «Московских ведомостей» от 17 января 1863 г., Толстой пишет:
«Убеждения наши, высказанные в 1-м номере журнала «Ясная Поляна», не только не изменились, но подтвердились и постоянно подтверждаются нашими хотя и ограниченными опытами и наблюдениями... Мы не перестаем и не перестанем делать те педагогические опыты, которые составляли всё содержание журнала, и выводить из них наши посильные наблюдения, а потому с 1863 года мы будем издавать не срочное издание, а, по мере накопления материалов, сборники как Книжек, так и Школы «Ясной Поляны», о которых при выходе их будет объявляться отдельно».[199]
Выпуск обещанных сборников не состоялся, и в 1860-х годах Толстой еще не сделал своих окончательных теоретических выводов из того богатого материала, который у него накопился во время его трехлетней педагогической практики. С сентября 1863 г. он приступил к работе над «Войной и миром». Но мысль о педагогике все-таки не оставляла Толстого и во время писания «Войны и мира». Так 10 апреля 1865 г. он заносит в Дневник: «Нынче утром записал кое-что по педагогике»;[200] под 26 сентября того же года: «По случаю ученья милой Маши, думал много о своих педагогических началах. Я обязан »;[201] под 2 ноября того же года: «С наслаждением перечитал Казаков и Ясную Поляну».[202]
16 мая 1865 г., отвечая на письмо А. А. Фета, хотевшего в какой-то своей статье остановиться на журнале и школе Толстого и просившего на то его разрешения, Толстой пишет ему: «На ваш вопрос, упомянуть о Ясной Поляне — школе, я отвечаю отрицательно. — Хотя ваши доводы и справедливы, но про нее (Я. П. журнал) забыли, и мне не хочется напоминать, не потому чтобы я отрекался от выраженного там, но, напротив, потому, что не перестаю думать об этом, и, ежели бог даст жизни, надеюсь еще изо всего этого составить книги, с тем заключением, которое вышло для меня из моего 3-летнего страстного увлечения этим делом».[203]
О своем желании заниматься вопросами педагогики Толстой писал и А. А. Толстой в письме от 14 ноября 1865 г.: «Я всё много думаю о воспитании, жду с нетерпением времени, когда начну учить своих детей, собираюсь тогда открыть новую школу и собираюсь написать résumé всего того, что я знаю о воспитании и чего никто не знает, или с чем никто не согласен».[204]
В 1865 г., к которому относятся эти признания Толстого, он еще не знал, какую форму примет его résumé. В последующие два года ни в Дневниках, ни в Записных книжках Толстого нет ни одной записи на эту тему. Но работа Толстого в этом направлении продолжалась, что видно из того, что через два года он уже вполне четко представлял себе, в какой форме даст итоги своей педагогической практики.
В 1868 г., то есть в период напряженной работы над «Войной и миром», Толстой в своих Записных книжках, наряду со всевозможными материалами, относящимися к роману, делает конспективный набросок под таким заглавием: «Первая книга для чтения и Азбука для семьи и школы с наставлением учителю графа Л. Н. Толстого 1868 года».[205]
«Азбуки» 1872 г. Особенно это можно сказать про первую часть первой книги — собственно азбуку. Наставления учителю, занявшие центральное место в наброске, посвящены почти исключительно обучению грамоте по буквослагательному методу, применявшемуся уже в Яснополянской школе и легшему потом в основу «Азбуки» 1872 г. В «Азбуке» этот метод изменен был лишь в том отношении, что обучение письму начинается одновременно с изучением букв, а не после складывания слогов и чтения слов, как было намечено в наброске 1868 г. Наставления учителю явились первой редакцией методической статьи «Для учителя», помещенной в первой книге «Азбуки» 1872 г. Многие материалы для чтения, приведенные в Записной книжке 1868 г., вошли и в «Азбуку» 1872 г. Большое количество рисунков, которыми снабжены в Записной книжке материалы по азбуке и для чтения, наводят на мысль, что Толстой намеревался выпустить свою «Азбуку», обильно иллюстрированною.
К разработке набросанного в Записной книжке 1868 г. конспекта Толстой приступил только с осени 1871 г. Между тем подготовительную работу он не прерывал и в течение этих трех лет после написания конспекта «Азбуки». Это подтверждается многими свидетельствами. В письме к А. А. Толстой от 12 января 1872 г. Толстой писал: «Пишу я эти последние года азбуку и теперь печатаю. Рассказать, что такое для меня этот труд многих лет — азбука, очень трудно».[206] Слова «эти последние года» определенно указывают на работу Толстого в период с 1868 г.
С. А. Толстая в «Моих записях» отмечает, что Толстой всё лето 1869 г. «занимался философией», а затем «стал читать русские сказки и былины». «Навел его на это чтение, — пишет она, — замысел писать и составлять книги для детского чтения для четырех возрастов, начиная с азбуки. Сказки и былины приводили его в восторг».[207]
Возможно, что в это время Толстой частично выполнил работу по пересказу русских былин и отчасти и сказок, помещенных в «Азбуке». Предположение это вызывается тем обстоятельством, что за период основной работы по составлению «Азбуки», то есть с сентября 1871 по октябрь 1872 г., нет никаких упоминаний и свидетельств о такой работе.
С начала декабря 1870 г. и приблизительно по август 1871 г. Толстой был занят изучением греческого языка. 29—31 декабря 1870 г. он писал С. С. Урусову: «Занят же страстно уже три недели.... греческим языком. Дошел я до того, что читаю Ксенофонта почти без лексикона. Через месяц же надеюсь читать также Гомера и Платона».[208] И об этом же он писал в первых числах января 1871 г. А. А. Фету: «С утра до ночи учусь по-гречески.... Я прочел Ксенофонта и теперь à la livre ouvert читаю его. Для Гомера же нужен только лексикон и немного напряжения.... Ради бога объясните мне, почему никто не знает басен Эзопа, ни даже прелестного Ксенофонта, не говорю уже о Платоне, Гомере, которые мне предстоят».[209] A С. А. Толстая в «Моих записях» под 27 марта 1871 г. записывает, что Лев Николаевич «просиживает дни и ночи» за греческим языком.[210]
—17 июля 1871 г. он сообщал А. А. Фету, что читает Геродота.[211]
«Жития святых». Об этом свидетельствует С. А. Толстая, которая под 27 марта 1871 г: отмечает в своих «записях»: «[Лев Николаевич] мечтает написать из древней русской жизни. Читает Четьи-Минеи.... и говорит, что это наша русская настоящая поэзия».[212]
Нужно сказать, что в выборе материалов для своей «Азбуки» Толстой руководствовался главным образом критерием простоты, ясности и художественности. В письме к H. Н. Страхову от 29 сентября 1872 г. он откровенно признавался, что «длинное и скучноватое» житие Иосифа Волоколамского он наметил к помещению в «Азбуке» только потому, что в нем имеются «места наивно-художественные — прелестные». Даже из естественных наук, по его признанию в том же письме, он «выбирал не то, что попадалось в книгах, не то, что случайно знал, не то, что ему казалось нужно знать, но то, что ясно и красиво, и когда ему казалось недостаточно ясно и красиво, он старался выразить по-своему».[213] И потому, вероятно, Толстой, увлеченный «настоящей поэзией» «Четьих-Миней», уже в марте 1871 г. решил поместить житийный материал в славянские отделы всех четырех книг «Азбуки», чего не имелось в плане-конспекте «Азбуки» 1868 г. Возможно также, что тогда же были намечены и образцы этого материала.
Если приходится говорить предположительно о том, какие материалы для своей «Азбуки» Толстой подготовил за период с 1868 года, то есть с момента составления первого плана-конспекта «Азбуки» до сентября 1871 г., когда он всецело ушел в работу над ней, то можно утверждать, что за эти и предыдущие годы была проделана огромная подготовительная работа по знакомству с разными источниками, из которых потом черпались сюжеты и материалы для художественных рассказов, вошедших в «Азбуку». Уже в 1860-х годах, в связи со школьно-педагогической работой и составлением книг для народа, Толстой ознакомился с большим количеством школьных книг, с детскими журналами, с летописями с русскими и иностранными произведениями, написанными для народа с русскими и западными произведениями народного творчества и с арабским эпосом, из которого был взят тогда один сюжет для народного рассказа. Этим предварительным ознакомлением с огромным количеством источников Толстой в значительной степени преодолел одну из главных трудностей работы над «Азбукой», о которых он писал А. А. Толстой в апреле 1872 г.: «Для нее нужно знание греческой, индийской, арабской литератур, нужны все естественные науки, астрономия, физика».[214]
В «Азбуке» Толстой переработал и синтезировал элементы, заимствованные в какой-то части из разных учебных книг. Некоторые элементы собственно азбуки: алфавит с таблицей картинок на каждую букву, склады, слова, разбитые на слоги, простые фразы, пословицы, поговорки на каждую букву алфавита и, наконец, маленькие рассказы, загадки, пословицы и поговорки для упражнения в чтении слов с сомнительными гласными, с постановкой слышимых гласных над строкой, — в известной мере имеются в учебных книгах Н. И. Греча («Русская азбука», СПб. 1846), П. Бенедиктова («Книга для чтения», СПб. 1864), диакона Бухарева («Книга для обучения русскому чтению и письму», М. 1869), Анны Дараган («Елка. Подарок на рождество. Азбука и постепенное чтение», изд. 8-е, 1872) и др. Басни Эзопа и произведения русского, западного и восточного эпоса были использованы в качестве материала для чтения в книгах Ушинского, Басистова, Паульсона, Кирпичникова и Гилярова и др. Славянский и естественнонаучные отделы почти без исключения имелись во всех хрестоматиях того времени. Летопись в качестве материала для славянского чтения имеется в книге А. Галахова («Русская хрестоматия для детей», СПб. 1860). Арифметика, в виде особого отдела, включена в книгах Н. Греча и диакона Бухарева, в которых мы находим даже применение счетов для упражнения учеников в первоначальном счете (Бухарев) и обозначение чисел славянскими, арабскими и римскими цифрами (Греч).
«Азбука» по своему разнообразию содержания и наглядности далеко превзошла все существовавшие до нее азбуки и хрестоматии для детского чтения. С методической стороны слуховой метод, примененный Толстым, «был значительным шагом вперед по сравнению с устаревшим буквослагательным методом»,[215] применявшимся тогда в большинстве школ. Наряду с этим «Азбука» Толстого была исключительным явлением в области школьно-педагогической литературы по художественности изложения, по языку. Художественное значение «Азбуки» хорошо понимал сам Толстой, писавший 3 марта 1872 г. H. Н. Страхову, что «если будет какое-нибудь достоинство в статьях азбуки, то оно будет заключаться в простоте и ясности рисунка и штриха, т. е. языка».[216] Язык явился главной трудностью, которую пришлось преодолеть Толстому при составлении «Азбуки». По этому поводу Толстой писал А. А. Толстой 6—8 апреля 1872 г.: «Работа над языком ужасная — надо, чтоб всё было красиво, коротко, просто и, главное, ясно».[217]
Главным источником в работе Толстого над языком было изучение народной литературы. Старший сын Толстого C. Л. Толстой в своих воспоминаниях сообщает: «Во время составления «Азбуки» и «Книг для чтения» и позднее он [Л. И. Толстой] не переставал изучать русский язык и собирать слова, поговорки, пословицы. В то же время он читал словарь Даля, былины, сборники сказок и пословиц.... Вообще в семидесятых годах он больше чем когда-либо изучал русский язык и русскую народную литературу».[218] Однако одно книжное изучение народного языка и литературы не удовлетворяло Толстого. Он черпал свои знания языка из бесед с крестьянами и, главным образом, с прохожими и странниками, которых он встречал на своих ежедневных прогулках по Киевскому шоссе, проходившему вблизи Ясной Поляны. «Отец говорил, — замечает по этому поводу С. Л. Толстой, — что рассказы странников заменяют народную литературу и даже газету. Он любил разговаривать с прохожими, идя по пути с ними или присев на краю дороги. Некоторые их легенды и рассказы превратились под его пером в художественные произведения. Знание быта рабочего народа, народного языка, местных наречий, северного, поволжского, украинского, многих поговорок и пословиц — всё это отец приобретал на шоссе. Тут же проезжали местные крестьяне, знакомые и незнакомые, трезвые и подгулявшие, с возами и порожняком.... На шоссе же крестьяне били камень; он и с ними заводил разговор».[219]
Школьные занятия с крестьянскими ребятами также давали много материала к освоению народного языка.
«Кому у кого учиться писать — крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». А между тем для Толстого это был не парадокс, а вывод из наблюдений и опыта. Толстой действительно был не только учителем, но и учеником крестьянских ребят. Постоянно находясь в близком и тесном общении с учениками, наблюдая, как они устно и письменно выражают свои мысли, и часто сам принимая участие в их коллективных творческих работах, Толстой учился у них народному языку и народной манере выражать свои мысли.
С. Л. Толстой в статье «Ясная Поляна в творчестве Толстого», описывая занятия Толстого с крестьянскими детьми, передает, что Толстой пользовался рассказами учеников для своих произведений, предпочитая их пересказ книжной речи. «В его «Книгах для чтения», — пишет С. Л. Толстой, — одна басня Эзопа изложена так: Лев, осел и лисица вышли на добычу. Наловили они много зверей, и лев велел ослу делить. Осел разделил поровну на три части и говорит: теперь берите! Лев рассердился, съел осла и велел лисице переделить. Лисица всё собрала в кучу, а себе чуточку оставила. Лев посмотрел и говорит: «Ну, умница! Кто тебя научил так хорошо делить?» Она говорит: а с ослом-то что ж было? — В подлиннике у Эзопа сказано: пример осла. Толстой хотел книжное выражение «пример осла» заменить другими словами, но не находил какими. При пересказе басни один ученик вместо «пример осла» сказал: «а с ослом-то что было?» и Толстой воспользовался этим выражением».[220]
«Ни одному французу, немцу, англичанину не придет в голову, если он не сумасшедший, остановиться на моем месте и задуматься о том — не ложные ли приемы, не ложный ли язык тот, которым мы пишем и я писал; а русский, если он не безумный, должен задуматься.... и поискать других приемов и языка. И не потому, что так рассудил, а потому, что противен этот наш теперешний язык и приемы, а к другому языку и приемам (он же и случился народный) влекут мечты невольные.... — Кавказский пленник.... Это образец тех приемов и языка, которым я пишу и буду писать для больших».[221]
«Кавказский пленник», написаны все рассказы «Азбуки». В числе последних имеются три рассказа: «Солдаткино житье», «Как меня не взяли в город» и «Как меня в лесу застала гроза», которые написаны яснополянскими учениками и были напечатаны в приложениях к журналу «Ясная Поляна». Первые два рассказа Толстой переработал композиционно и стилистически, третий же рассказ слегка лишь изменил в стилистическом отношении и все их включил в «Азбуку», не оговорив, что авторы их — ученики. Рассказы эти ничем не выделяются из ряда других рассказов «Азбуки», что красноречиво говорит, как верно Толстой овладел народным языком и стилем.
«Азбуки». В этот период Толстой на опыте проверил разные методы обучения грамоте, приобрел широкое знание всевозможных источников, из которых потом приходилось ему брать сюжеты и материалы для рассказов, проделал большую работу по изучению народного языка и стиля и в совершенстве овладел ими.
Примечания