Л. Н. Толстой на казанской сцене
Благов Ю. А. (Казань)
Первая пьеса Л. Н. Толстого, которую казанцы увидели на сцене своего городского театра, были "Плоды просвещения". Произошло это 9 января 1894 г. Ставил пьесу режиссер Э. Г. Лясс, роли исполняли И. М. Шувалов (Звездинцев), П. В. Самойлов (Вово), Чернышов (профессор Кругосветлов), Шумов (Коко), Степанов (Петрищев), Рассудов (Гроссман), А. И. Каширин (1-й мужик), Нежданов (3-й мужик), М. А. Крестовская (кухарка), М. И. Свободина-Барышева (Звездинцева), Строева-Сокольская (Бетси), Гарин (Семен), - актеры, как тогда говорили, "первого положения", широко известные не только в провинции, но и в столицах, поскольку многие из них или уже успели побывать на столичной сцене или готовились к этому. "Публики в театре было так много, что не оставалось ни одного свободного места", - сообщал "Волжский вестник" (N 9, 11 января 1894 г.). Интерес публики к произведению Толстого был достаточно велик и потому, что имя писателя уже приобрело к этому времени громкую славу, и потому, что Казань гордилась тем, что и к роду Толстых, и к самому Льву Николаевичу имела самое прямое отношение, и потому, наконец, что пьеса эта уже была поставлена в Казани любителями предшествующей зимой, возбудив всеобщее любопытство. В течение сезона спектакль прошел четыре раза (один раз - утром), повторялся в следующем сезоне. Однако успеха большого не имел и был оценен казанской критикой достаточно жестко.
этому времени не готов. Отсутствие напряженной интриги, туго закрученной пружины действия, как таковых героя или героини, вокруг судьбы которых разворачиваются основные события, - все это сбивало актеров с толку. Комедия по жанру, с явным ощущением толстовского сарказма и назидательности одновременно, она, тем не менее, никак не становилась в ряд, к примеру, с "Ревизором" или комедиями Островского. Комическое начало ее строилось не на комизме характеров или положений, а на пафосе авторского противопоставления двух категорий людей: представителей, как писал в своей статье П. П. Перцов, "здоровой, не тронутой ложным "просвещением" среды, среды, живущей своим собственным трудом и за свой собственный страх и совесть", и представителей дурной цивилизации господ, зараженной ложно понятым "просвещением". Мысль, родившаяся по поводу пьесы у Перцова, о превратности судеб русского просвещения от Фонвизина до Льва Толстого, от "Недоросля" до "Плодов просвещения" ("Волжский вестник", N 12, 14 января 1894 г.), во всяком случае, в казанском спектакле оказалась нереализованной. "... г. Шувалов играл, конечно, умело, но это был средней руки помещик, а не Звездинцев - большой барин, "мягкий, приятный джентльмен"... Главным недостатком большинства исполнителей была большая или меньшая произвольность игры, тогда как у Льва Толстого даны подробные и точные характеристики каждого действующего лица", - писал "Волжский вестник". И уж совсем безобразным курьезом признана была вольность, допущенная Кашириным в роли 1-го мужика: мало того, что "г. Каширин... говорил таким хриплым и глухим голосом, что вполне слышали его разве только его товарищи", он "отличился если не своей игрой, то гримом, позволив себе изобразить никого иного, как автора пьесы. Насколько неуместно и неприлично это плоское шутовство, избравшее своим объектом "великого писателя земли русской", человека, к которому здравомыслящая часть нашего общества привыкла относиться с глубоким уважением и которым не может не гордиться каждый его соотечественник, было бы излишне объяснять. Если г. Каширин не понимает этого, то режиссер труппы и наконец любой товарищ по игре должны бы были разъяснить ему это, дабы устранить факт, скандализирующий все товарищество", - с пафосом заключал рецензент спектакля ("Волжский вестник", 1 января 1894 г.).
"более, чем где бы то ни было, избегать шаржа и подчеркивания", строго придерживаясь правды жизни. В результате, "несмотря на некоторую вялость игры и промахи отдельных лиц, общее впечатление достигалось". "Весьма недурным" признано было исполнение главных персонажей, "что касается до прислуги... все были хороши... Мужики гг. Соловьев 1, Нежданов и Каширин были типичны, и что особенно надо поставить им в заслугу, не позволяли себе ни малейшего подчеркивания или шаржа. Кроме того, они почти удерживались от иронии, которой обыкновенно так злоупотребляют в роли. Вообще спектакль надо отнести к категории удачных...", - заключал "Волжский вестник" по поводу спектакля, состоявшегося 13 ноября 1894 г. Тем не менее, "публика, к сожалению, отнеслась к "Плодам просвещения" равнодушно и театр пустовал"("Волжский вестник", ї 307, 4 декабря 1894 г.). Пьеса, однако, ставилась и в антрепризе Н. И. Собольщикова-Самарина в 1902, 1903, 1904 гг., и роль 1-го мужика стала одной из значительных в репертуаре А. И. Каширина, и в антрепризе Н. Д. Кручинина в 1910 г., и в антрепризе В. В. Образцова в 1914 г. В 1920 г. ее поставил уже на нынешней сцене Большого театра В. С. Зотов. Последнее по времени обращение к этой пьесе произошло в 1928 г., когда отмечалось 100-летие со дня рождения Л. Н. Толстого. Ставил спектакль А. Л. Грипич, в спектакле были заняты М. И. Жаров, игравший Вово, М. Ф. Астангов в роли повара, М. А. Юрьева в роли Звездинцевой, П. И. Герага в роли 1-го мужика, И. Г. Ингвар в роли доктора. При оценке этого спектакля нужно иметь в виду, что 20-е годы в истории советского театра были периодом возвращения на сцену русской классики, но на принципиально новой основе. Постановки В. Э. Мейерхольда ("Лес", "Доходное место", "Горе уму", "Ревизор"), К. С. Станиславского ("Горячее сердце") средствами острой формы выдвигали на первый план социальные мотивы произведений, выполняя при этом определенный политический заказ - утверждать новое через отрицание старого. Казанский спектакль не избежал общей тенденции. Вполне реалистическое оформление представляло из себя господский дом, в первом этаже которого размещалась с одной стороны сценического круга прихожая, с другой - кухня. Из прихожей вела широкая лестница на второй этаж, на площадку лестницы выходили двери господских комнат. На втором этаже по другую сторону круга находилась гостиная, где происходили медиумические сеансы. Действие начиналось с того, что дом просыпался, из дверей выглядывали заспанные господа, по лестнице сновала прислуга, вытряхивались простыни, выносились ночные горшки, проходил буфетчик с подносом, уставленным чашками. В этой суете и неразберихе появлялись мужики. Однако характеристики персонажей и положения комедии были заострены таким образом, что комедия превращалась в некий фарсовый балаган. Рецензент вынужден был заметить, что "не мешает чуть-чуть "успокоить", "затушевать" некоторых исполнителей, хотя бы только для того, чтобы создаваемые ими карикатуры казались более убедительными и оправданными"("Красная Татария", 18 декабря 1928 г.). Кульминацией спектакля был гневный монолог пьяного повара, которого, впрочем, с большой внутренней наполненностью и страстью играл Астангов, обличавший паразитизм и никчемность существования господствующего класса. В результате, однако, рецензент приходил к выводу, что "злободневность пьесы давно притупилась. Пьеса эта может быть интересной сейчас лишь при условии выделения ее общего социального содержания... Можно смело утверждать, что не выступи в отчетном спектакле режиссер Грипич, не объясни, почему он так показывает толстовскую пьесу, - для доброй половины зрителей истинный смысл новой трактовки толстовской комедии остался бы непонятным".
"Власть тьмы", написанная Толстым за четыре года до "Плодов просвещения", по воле цензуры увидела свет рампы позднее. Сначала ее увидели французы - в 1888 г. пьесу поставили в театре Антуана в Париже, затем немцы (Театр О. Брама в Берлине, 1890 г.). Рискнул поставить пьесу В. Н. Давыдов в Петербурге со своим кружком любителей. Цензурный запрет был снят лишь в 1895 г., и сразу же, вслед за Александринским и Малым театрами, пьесу поставили в Казани. Пьеса шла с цензурными сокращениями - были выброшены наиболее шокирующие чиновничью нравственность сцены. Казанские рецензенты оценили спектакль противоречиво. Если "Волжский вестник" признал спектакль удачным, "несмотря на некоторые недочеты", то "Казанский телеграф" был противоположного мнения. "Наша деревня с ее умственным складом, с ее обычаями, своеобразным наречием, с нравственными идеями - не была представлена. Перед публикой на сцене большею частью были не мужики, а красивые пародии на них. Например, чем был г. Шувалов? Это был барин в красной рубахе и портах, а не Никита... Большие шали на сцене, трагический шепот, нервические вздрагивания, и красивая вибрация в голосе годны для сцены перед спальней короля Дункана, но не во дворе мужика Никиты..." ("Казанский телеграф", 21 ноября 1895 г.). Оба рецензента сошлись во мнении лишь относительно исполнения роли Матрены Елизаветой Павловной Шебуевой, которая единственная передала мысль автора с абсолютной точностью, т. е. сыграла ту самую "власть тьмы". Она играла не злодейку, все происходящее для нее было делом обычным, даже заурядным, ее нравственные представления не различали добра и зла, она не ведала, что творила. "Высоко естественна была она в своей истинно шекспировской роли и не позволила себе ни малейшего подчеркивания, ни малейшей утрировки", - писал "Волжский вестник" (21 ноября 1895 г.). "Впечатление от личности матери Никиты было громадное," - соглашался "Казанский телеграф". Писали о Шебуевой в роли Матрены, как о незабываемом впечатлении, многие видевшие ее в этом спектакле, приходя к выводу, что она была едва ли не лучшей исполнительницей этой роли за всю сценическую историю пьесы. Свободина-Барышева (Анисья), Шувалов (Никита) "слишком сбивались на интеллигентность", плох был Аким в исполнении Чернышева.
Огромного успеха в роли Никиты добился А. И. Каширин, сменивший Шувалова в этой роли. Роль эта стала одной из коронных его ролей, с ней он гастролировал по многим городам России, потрясая публику силой своих чувств. В его исполнении мысль Толстого о нравственном воскресении человека через раскаяние находила самое убедительное воплощение. Убедителен был в этой роли В. С. Зотов, игравший эту роль в Казани в 1917 и в 1919 гг.
Л. С. Шмидт и В. И. Улик, Акулину - Е. В. Лисецкая, Матрену репетировала Е. Е. Жилина, но сыграть эту роль ей, к сожалению, не довелось из-за болезни - казанцы могли бы увидеть вторую выдающуюся Матрену. Матрену в спектакле играла В. Н. Вешнякова, играла неплохо, но, конечно, той глубины и масштаба, которых могла бы добиться Жилина, она достичь не могла. Митрича играли И. В. Загорский и Я. Б. Мацкевич, Акима - Н. И. Якушенко. В спектакле было много замечательных актерских работ, но в целом спектакль не достиг задуманной драматургом цели. "Спектакль на верном пути, но, к сожалению, он не всегда вызывает те мысли и чувства, которые заключены в драматургическом материале", - писала рецензент Н. Козлова ("Советская Татария", 2 апреля 1959 г.). Заключительная сцена спектакля не достигала необходимого масштаба, не рождала "очищающего духовного подъема". На первый план, на роль героя выдвигался Аким в исполнении Н. И. Якушенко как носитель идеи пьесы. (Так же, впрочем, как это произошло и в спектакле Малого театра, где Акима играл И. Ильинский.).
Пять раз обращался Казанский театр к пьесе Толстого "Живой труп". В 1912 г. ее впервые в Казани поставил режиссер К. Т. Бережной. В 1921 г. пьесу поставил В. С. Зотов и сыграл в ней роль Феди Протасова. В 1925 г. пьеса шла в Казани в исполнении труппы Московского театра "Комедия" (б. Корш), которая работала тогда в Казани весь сезон. В 1949 г. "Живой труп" поставил режиссер Е. А. Простов с художником В. С. Никитиным, Федю Протасова играл Н. И. Якушенко. Наконец, в 1983 г. пьеса шла на сцене театра им. Качалова в постановке режиссера Б. И. Малкина с Ю. С. Федотовым в роли Феди. К сожалению ни одна из этих постановок сколько-нибудь выдающихся удач не имела. Так же, как, впрочем, и на сценах многих других театров, за исключением, пожалуй, М. Ф. Романова, признанного лучшим исполнителем роли Феди.
Н. Ф. Арбенина (названной рецензентом "стряпней") шел спектакль по роману "Воскресение", где Маслову играла актриса Смирнова - "прекрасно", по мнению рецензента, Нехлюдова - А. П. Двинский. "Г. Двинский изобразил весьма галантерейного молодого человека приятной наружности..., он все время слащаво и нудно докладывал публике о своих душевных муках, в которые как-то не верилось...", - оценивал спектакль "Волжский листок" (ї 69, 21 декабря 1904 г.). Двинский, вообще-то говоря, был хорошим актером, много лет работал в Казани, сыграл здесь ряд очень значительных ролей, одно время держал здесь антрепризу, пользовался любовью публики. Скорее всего, повинна была в этой неудаче инсценировка. В последующие годы на сцене Казанского театра шла другая инсценировка под названием "Катюша Маслова". В 1913 г. ее ставил режиссер П. И. Добровольский, в 1923 г. - В. В. Чарский, роль Нехлюдова в этом последнем спектакле играл А. М. Кречетов. Рецензий, однако, на эти спектакли не было, так же как и на спектакль 1926 г. Очевидно, что спектакли не вызвали особого интереса.
В 1908 г. казанцы увидели на своей сцене впервые "Анну Каренину". Любопытно, что это был перевод с французского инсценировки романа, сделанной Э. Гиро для театра Антуана в Париже. "Артисты и режиссер внесли много старания, - писала газета ("Казанский телеграф", 25 декабря 1908 г.), - не их вина, если "художественности" было все-таки мало... Хороша была г-жа Писарева в роли Анны", "г. Лепковский в роли Каренина дал тип, прекрасно выдержанный и строго обдуманный", "Вронский в пьесе совершенно безличен", "Левин (г. Любин) - выходная роль... А театр был все-таки почти полон". Эта инсценировка шла в Казани в течение многих лет: в 1910, 1914, 1917 (в постановке режиссера А. И. Беркутова), в 1923 (в постановке В. В. Чарского), в 1926, в 1927 гг. В 1937 г. режиссер Б. С. Великанов с художником В. С. Никитиным ставят инсценировку Н. Д. Волкова, сделанную для Московского Художественного театра. Каренина в спектакле играли Якушенко и Потоцкий, Анну - Ареньева, Жизнева и Милова. Спектакль, по признанию самого режиссера, в известной степени повторял мхатовскую трактовку. В 1948 г. к этой же инсценировке обратился режиссер Е. А. Простов. Каренина в этом спектакле играл Г. П. Ардаров, Анну - Л. С. Шмидт и В. М. Павлова. Спектакль держался на сцене несколько лет, пользовался устойчивым успехом. Роль Каренина вошла в число шедевров Г. П. Ардарова, зрители ходили на спектакль по нескольку раз, чтобы сравнить разных исполнителей. Однако и эта инсценировка линию Левина-Кити - для идеи Толстого чрезвычайно важную - сводила к нескольким незначительным эпизодам, спектакль представлял лишь историю несчастливой любви Анны.
О. Каниной, первой части романа "Война и мир". Постановка, к сожалению, не имела опубликованных рецензий. И, наконец, в 1923 г. в режиссуре З. М. Славяновой на сцене Казанского Большого театра шел спектакль по повести Толстого "Отец Сергий". Толстой, таким образом, представлен был в Казани достаточно широко, можно сказать, на протяжении более чем полувека практически не сходил со сцены. Имел крупные достижения. К числу выдающихся можно безусловно отнести исполнение Кашириным роли Никиты, Шебуевой роли Матрены, Якушенко роли Акима во "Власти тьмы", Ардаровым роли Каренина, Павловой и Шмидт роли Анны в спектакле "Анна Каренина".