Традиции "жития" и иконописи в повести Л. Н. Толстого "Детство"
Т. А. Карпеева (Казань)
Повесть Л. Н. Толстого "Детство" получила широкое освещение в отечественной науке о писателе. В поле зрения исследователей находились вопросы истории создания и публикации, автобиографизма, роли автора (соотношение "я" автора и "я" героя) и др.
Первый период литературной деятельности Толстого (1851-1855 гг.) привлекает особое внимание тем, что в нем начало процесса формирования писателя, становления его мировоззрения и художественного метода.
Наблюдения над текстом "Детство" в сопоставлении с дневниковыми записями, а также письмами и поздними воспоминаниями позволили сделать вывод, что "автобиографическая" форма стесняла автора1. Это подтверждается и признанием самого Толстого в письме к Некрасову от 15 сентября 1852 года: "Принятая мною форма автобиографии и принужденная связь последующих частей так стесняют меня, что я часто чувствую желание бросить их и остановить первую без продолжения" 2.
Позднее в воспоминаниях писателя, приведенных в его биографии, составленной П. Бирюковым, содержится та же мысль: "Для того, чтобы не повторяться в описании детства, я перечел мое писание под этим заглавием и пожалел о том, что написал это: так нехорошо, литературно, неискренно написано. Оно и не могло быть иначе, во-первых, потому что замысел мой был описать историю не свою, а моих приятелей детства, и оттого вышло нескладное смещение событий их и моего детства, а во-вторых, потому что во время описания этого я был далеко не самостоятелен в формах выражения, а находился под влиянием сильно подействовавших на меня тогда двух писателей.. Sterna: Topfera." 3.
Указание Толстого о влиянии на него Стерна, Топфера определило и направление в исследованиях, в сравнительно-сопоставительном плане. В "Детстве" находили и "следы" "Сентиментального путешествия" Стерна - в изображении необыкновенно сложной психики человека, и Топфера - в "миниатюризме описаний", и Руссо, "Исповедь" которого виделась как "образец эмоционально насыщенного стиля" 4.
Имена Стерна, Руссо и Диккенса находились в списке литературных произведений, оказавших большое влияние на духовное развитие Толстого от 14 до 22 лет. Но в то же время в списке произведений до 14 лет на первом месте указана История Иосифа из Библии ("по степени влияния огромное"); и от 14 до 22 лет - также указано на первом месте - Евангелие Матфея, Нагорная проповедь. Если соотносить эти источники с настроением Толстого в конце 1840-х - нач. 1850-х гг., когда он устремлен к нравственному совершенствованию, то несомненным оказывается влияние на Толстого и библейского источника.
Так, в письмах к тетушке в период работы над повестью "Детство" раскрываются настроение и переживания молодого Толстого, имеющие исповедальный характер: "... Я очень далек от веселия... но я столь же далек от скуки, потому что занят, но, кроме того, я вкушаю еще более высокое, более сильное удовольствие... это сознание спокойной совести, сознание более высокой, чем прежде оценки самого себя, сознание движения во мне добрых великодушных. чувств", (подчеркнуто мной -Т. К.). "Было время, когда я тщеславился моим умом, моим положением в свете, моим именем, но теперь я знаю, я чувствую, что если есть во мне что-нибудь хорошее, и что если есть за что благодарить провидение, так это за доброе сердце, чувствительное и способное любить..." 5. Обращает на себя внимание указание на "доброе сердце, чувствительное и способное любить". Это качество станет основной характеристикой "двух любящих сердец" - maman и Натальи Савишны в повести "Детство".
Тема "Толстой и христианство" разрабатывалась в нескольких аспектах: мировоззренческом, философском и художественном (евангельские темы, мотивы, сюжеты и образы в творчестве писателя). Тема "Традиции древнерусской литературы в творчестве Л. Н. Толстого" является более узкой, но закономерной. Данное направление в изучении творчества Толстого представлено в работах Е. Н. Куприяновой, Е. В. Николаевой6. Но проблема освещается в связи с поздним периодом творчества писателя. Так, исследователи указывают, что источником повести Л. Н. Толстого "Отец Сергий" являлось "Житие Иакова Пустынника" из сборника "Жития святых", составленного Дм. Ростовским и изданного в 1864 году. Данный сборник был в яснополянской библиотеке Толстого. Но нет оснований отрицать знание Толстым житийной литературы до знакомства со сборником Дм. Ростовского, т. к. Библия была в руках будущего писателя и в детстве, и в отрочестве, на что указывал сам Толстой, приводя список произведений, повлиявших на него. (В повести "Юность", в главе "Мечты": читаем: "Буду целый час читать Евангелие") 7.
Сопоставление ранних писем и поздних воспоминаний позволяет сделать некоторые выводы: во-первых, во всем творчестве. Толстого обнаруживает синтез мемуарности, автобиографизма, дидактизма, исповедальности, трактатности, жизнеописания.
Поиск идеала и воплощение, его в близких сердцу людях определили и приемы воссоздания их образа в повести "Детство". Так, "житийная" традиция видится в расположении глав-историй о maman, юродивом страннике Грише, Наталье Савишне и в характере создания образов.
Агиография позволяла писателю проникнуть во внутренний мир человека, разглядеть борьбу противоречивых стремлений, создать психологический портрет. "Жития, - писал В. О. Ключевский, - есть лишь ряд отдельных эпизодов, изображающих торжественные минуты жизни-святого, будничные промежутки между ними оно обходило или вскользь бросало на них бледный свет" 8. Центральным образом в повести является образ матери. Ей посвящены главы: "Maman", "Детство", "Письмо", "Смерть", "Горе" - и ряд эпизодов, сцен В других главах.
По замечанию Н. Н. Арденса, образ матери - плод творческой интуиции писателя9. Мария Николаевна умерла, когда Левушке было 1,5 года, в повести "Детство" - герою 6 лет. Воссоздать ее портрет писателю помогли не СБОИ воспоминания, а "рассказы о ней других" и ее письма. Отсутствие ее портрета ("по странной случайности") позволяло автору "писать" ее лик по канону "агиографии".
В воспоминаниях Толстой писал: "Как реальное физическое существо, -я не могу себе представить ее. Я отчасти рад этому, потому что в представлении моем о ней есть только ее духовный облик, и все, что я знал о ней, - все прекрасно (она, очевидно, духовно была выше отца...)" 10.
к его центру, к образу Божию в нем11. Это и был период собирания Толстого самого себя. Икона-текст - не столько носитель информации, сколько возбудитель информации внутри созерцающего.
Икона как сакральный текст предполагает несколько уровней прочтения12: I - буквальный (сюжетный). С образом матери связаны несколько глав, сюжетов, эпизодов, сцен: ее портрет ("карие глаза, выражающие одинаковую доброту и любовь", "звуки ее голоса так сладки, так приветливы" 13 , "нежная рука трогает меня"; сцена утра - "она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь"). II уровень - аллегорический - раскрытие, смысла образа; III уровень - моральный, когда обнаруживается связь времен (значение, что говорит это лично тебе, уровень обратной связи): "Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело". "Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его. то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно" 14. IV уровень - анагонический (от греч. возведение, восхождение), уровень чистого созерцания, переход от видимого к невидимому, к непосредственному общению с Первообразом, тем самым открывается глубинный смысл. В главе "Горе" необычное состояние Николеньки у гроба maman, когда "он потерял сознание своего существования и испытывал какое-то высокое, неизъяснимо-приятное и грустное наслаждение", объясняется в традиционном религиозно-символическом плане: "Может быть, отлетая к миру лучшему, ее прекрасная душа с грустью оглянулась на тот, в котором она оставляла нас; она увидела мою печаль, сжалилась над нею и на крыльях любви, с небесною улыбкою сожаления, спустилась на землю, чтобы утешить и благословить меня" 15. В иконе соединяются "личное" и "надличное". "Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе" 16.
Искомый идеал совершенства, составляющими которого являются добро и любовь, определил и принципы создания портрета maman в повести. Портрет соткан из значимых черт: глаза (как зеркало души), голос. Лексико-стилистический уровень устойчив и однообразен в оценках и характеристиках, в нем явна традиция сентиментализма, на что неоднократно указывали исследователи17.
Традиционным для жития является поведение-провидение, вещий сон. Так, сон Николеньки, сотворенный в его фантазии ("выдуманный сон?") - ложь - становится реальностью ("уста младенца глаголят истину"). Тональность разговора с maman также обусловлены ее предчувствием скорого ухода из жизни: "Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей maman, ты ее не забудешь? Не забудешь?" 18 В главе "Письмо" содержится то же предчувствие: "... я чувствую, я знаю - и знаю потому, что богу было угодно открыть мне это, - мне осталось жить очень недолго" 19. Maman также видит вещий сон (гл. "Письмо"). Об "избранности" maman Богом говорит и Наталья Савиншна.
Своеобразно и преломление художественного времени в повести. Прошлое становится фактом настоящего. События прошлого придают смысл событиям, совершающимся в настоящем, они объясняют состояние и положение человека относительно бога. В образе матери для Толстого заключено непреходящее явление, как бы живущее вечно, повторяющееся.
Примечательно, что все 4 уровня (или принципа иконописи) сохраняются и в воспоминаниях Толстого 1900-х годов: 1 уровень - сюжетный, включая портрет: "нехороша собой, но хорошо образована", "вспыльчива, но сдержанна", подчеркивается ее "равнодушие к суждениям людей и скромность, доходящая до того, что они (с братом) старались скрыть те умственные, образовательные и нравственные преимущества, которые они имели перед другими людьми. Они как будто стыдились этих преимуществ20, "они никогда никого не осуждали", "правдивость и простота". Л. Н. Толстой приводит пример из "Житий" Дм. Ростовского. В воспоминаниях о maman сохраняется хронологический, биографический принцип: жизнь в семье "счастливая" и "хорошая", но "жила уединенно". Подчеркивается ее способность любить "не себя", "одна любовь сменялась другой". Завершаются воспоминания строками о духовном облике матери: "Она представлялась мне таким высоким, чистым духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевшими. меня искушениями: я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогла много" 21. Таким образом, реализуется в воспоминаниях и IV уровень - анагонический, переход от видимого к невидимому, к непосредственному общению с Первообразом.
Известно, что Толстой в воспоминаниях использовал материал первой повести, хотя и не был ею доволен. Но тональность, стиль идеализирующего биографизма сохраняется.
Первый биограф Толстого П. Бирюков сохраняет этот же принцип, говоря о матери писателя. Вводя дневник Марии Николаевны, биограф подчеркивает, что она "до ребячливости наивна и в то же время не по летам рассудительна и самостоятельна" 22. "Избранность" героини проявляется и в общении с природой: "Когда М. Н. соприкасается с природой или с искусством, окружающая проза жизни всегда отступает для нее на задний план. Все красивое, привлекает ее внимания. Некрасивая сама, она душой живет всегда в красоте" 23.
Завершенное, "житие" представляет собой истории юродивого и странника с момента его неожиданного появления перед Николенькой до "последнего странствования" (гл. V "Юродивый", гл. XVII "Гриша"). "Житийный" канон определил наличие всех жанровых признаков: упоминание родителей, странность во внешности и в поведении ("Уродливое лицо... принимало... откровенно печальное выражение"), его дар предсказаний. Если днем Гриша оставлял и вызывал у окружающих неприятные впечатления и ощущения, то во время молитвы он преображался ("он был спокоен, задумчив и даже величав"). Идеализация как принцип изображения героя в заключительных строках главы "Гриша" закрепляется авторским панегирическим слогом: "Много воды утекло с тех пор, много воспоминаний о былом потеряли для меня значение... и странник Гриша давно окончил свое последнее странствование; но впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил, никогда не умрут В моей памяти. О, великий христианин Гриша!" 24.
Этот же принцип сохраняется при воссоздании жизни Натальи Савишны, истории восхождения от "босоногой, веселой, толстой и краснощекой девки" до экономки Натальи Савишны. "Вся жизнь ее была любовь и самопожертвование" 25. Временная дистанция, взросления героя определили переосмысления им не только своих "личных" детских ощущений, но и осознание ценности и значимости окружающих людей. Примечательна последовательность глав: XII-"Гриша", XIII - "Наталья Савишна", объединенных темой праведности, любви и сострадания к ближнему. Последняя глава повести "Последние грустные воспоминания" связаны также с Натальей Савишной. Художественное время и пространство расширяются за счет описания событий по часам ("За час перед смертью она с тихой радостью исповедовалась, причастилась и соборовалась маслом... Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и самопожертвование") 26.
"самого себя", "человеческого идеала", "встречи самого себя", обновленного. Идя от портрета к лику, от реального и временного к изображению идеального и вечного. Толстой переживал то, что называется созерцанием иконы, которая предполагает "собирание человека к тому, что в нем самое главное, к его центру, к образу Божию в нем" 27.
Воплощением добра и любви для Толстого стали две женщины, неразрывно связанные друг с другом по жизни и по исходу. Значима сцена объяснения maman и Натальи Сэвишны, признания в любви и преданности в главе "Наталья Савишна" 28. Это дает основания рассматривать повесть "Детство" как начало становления Толстого-писателя и Толстого-философа, создавшего этику любви. Толстовская онтология любви восходит к Евангелию. Миг для него - это бытие перед лицом бессмертия. Высший смысл бытия и в то же самое время всепобеждающая мощь его - это любовь. И в каждом акте Любви человек оказывается тождественным Богу, тогда как в природе этого Бога, тождественного Любви, раскрывается подлинная человечность: бесчеловечность, всеединство человечества" 29"усилие", направленное на все более глубокое и всеобъемлющее единение людей в актах взаимного благотворения:
Результатом с точки зрения толстовской этики должно быть прежде всего и главным образом - самоизменение человека, способствующее само изменению других людей, облегчая их единение в любви, т. е. в Боге30. Герой повести "Детство", сталкиваясь с миром, познавая ложь, неискренность, порок, пытается сохранить в себе память о добрых, любящих и любимых им людям, чтобы преодолеть соблазны, искушения (тщеславие, гордыню) и сохранить в себе человека. Память о встрече с двумя любящими сердцами открывает для героя путь к познанию самого себя. Символичен финал повести, его вопросительная форма: "Мне приходит мысль: неужели провидение для того только соединила с этими двумя существами, чтобы вечно заставить сожалеть о них?" 31. Если учитывать, что суть иконы - пасхальная радость, не расставание, а встреча, то воспоминания о прошлом наполнены не только с сожалением. В том, что нет примирения и успокоения от утраты слизких чувствах героя - исток силы, жизненной философии самого Толстого, его этики любви, этики ответственности, нравственности.
Данный аспект выходит за рамки нашей статьи и ждет своего исследования.
русской литературе. Каноническое житие как "объективная" форма повествования позволяло Толстому преодолеть "субъективную призму" повествования в трилогии и прежде всего в повести "Детство".
Примечания
1 Бурнашева Н. И. Раннее творчество Л. Н. Толстого: Текст и время. М.,1993. С. 76.
2Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Юбилейное издание. Т. 59. М.: ГИХЛ. 1928. С. 202-203.
3Бирюков П. Биография Л. Н. Толстого. - В 2-х т. - Кн. 1. - М.: Алгор, 2000. С. 15.
4 5Бирюков П. Биография Л. Н. Толстого. - В 2-х т. - Кн. 1. - М.: Алгор, 2000. С. 115,116.
6Куприянова Е. Н. Мотивы народного эпоса и древней литературы в произведениях Толстого // Русская литература, 1963. - ї 2. - С. 163-168; Николаева Е. В. Жанры древнерусской литературы в "Азбуке" Л. Н. Толстого // Проблемы жанров в русской литературе. - М.: МПГИ, 1980. - С. 92-99; ее же "Некоторые черты древнерусской литературы в романе-эпопее Л. Н. Толстого "Война и мир" И Литература Древней Руси. - Вып. 2. - М-: МПГИ, 1978. - С. 96-114; ее же "Притча в творчестве Л. Н. Толстого" // Литература Древней Руси. - М.: МПГИ, 1988. -С. 114-128.
7Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. - М.: Худ. лит., 1986. - 320 с. (Классики и современники). С. 174.
8Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. - М.,1878. С. 430-131.
9 10Бирюков П. Биография Л. Н. Толстого. - В 2-х т. - Кн. 1. - М.: Алгор, 2000. С. 27.
11Чуприна И. В. Трилогия Л. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность". - Саратов, 1961. С. 16
12 13Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. - М.: Худ. лит., 1986. С. 44.
14 15Там же, с. 86.
16Там же, с. 9.
17Арденс Н. Н. Творческий путь Л. Н. Толстого. - М., 1928.
18Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. - М.: Худ. лит., 1986. С. 45.
19 20Бирюков П. Биография Л. Н. Толстого. - В 2-х т. - Кн. 1. - М.: Алгор, 2000. С. 28.
21Там же, с 30.
22Там же, с. 34.
23Там же, с. 31.
24 25Там же, с. 38.
26Там же, с. 96.
27Чуприна И. В. Трилогия Л. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность". - Саратов, 1961. С. 16.
28Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. - М.: Худ. лит., 1986. С. 38.
29 30Там же, с. 101.