"Мысль семейная" в творчестве Н. М. Карамзина и Л. Н. Толстого
Л. А. Сапченко (Ульяновск)
В многоаспектной проблеме "Толстой и Карамзин" можно выделить два общих для них момента: понятие нравственного императива и стремление познать тайны исторического бытия народа".1
Исследователи подчеркивают, что из всего карамзинского наследия Толстой выделил созвучную с собственным умонастроением мысль - жизнь как делание добра: "Жить, есть не писать историю, не писать трагедии или комедии; а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душою к его источнику; все другое, любезный мой приятель (Карамзин обращается к А. И. Тургеневу в 1815 г.), есть шелуха, - не исключаю и моих осьми или девяти томов... Делайте что и как можете: только любите добро: а что есть добро, спрашивайте у совести".2 3: ранее он писал известному русскому публицисту и литературному критику Н. Н. Страхову: "... что такое добро - сущность жизни... сущность же жизни - то, что заставляет жить, есть потребность того, что мы называем неправильно добро" (62, 24).
Отношение Толстого к Карамзину не заключено в строгие рамки "отзывов" о писателе, историке, человеке. Оно проявляется в восприятии и переосмыслении карамзинских сюжетов, мотивов, образов.
"Творческие связи писателей, - пишет Т. С. Карлова, - проступают в сюжете о молодой девушке, решившейся покинуть родительский дом во имя высокого чувства любви" (имеются в виду "Наталья, боярская дочь" и эпизод из "Войны и мира", связанный с предотвращенным бегством Наташи - Л. С.). Обе героини - Карамзина и Толстого - находятся в близкой психологической ситуации, полностью отдаваясь своему чувству. Ср.: на лице боярской дочери Натальи "... видны были знаки сильных душевных движений... И хотя тихий голос из глубины сердца, как будто бы из отдаленной пещеры, спрашивал ее: "Что ты делаешь, безрассудная?", но другой голос. Гораздо сильнейший, в том же самом сердце отвечал за нее "Люблю." 4
Наталья Ростова трясущимися руками держала любовное письмо "от того человека, которого она любит. "Да, она любит, иначе разве могло бы случиться, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?" (10, 345). "Для обоих писателей настоящее искреннее чувство является нравственным",5
Действительно, в повестях Карамзина 1792 года ("Бедная Лиза", "Наталья, боярская дочь") "автономность чувствительного сердца" привлекательна для автора; его героини, следующие не долгу, а чувству, не вызывают в нем осуждения; он принимает также строки песни гревзендского незнакомца ("Остров Борнгольм",1794): "Но кто, о сердце! может Противиться тебе?" 6 .
Однако в дальнейшем точка зрения Карамзина изменяется. Уже в "Юлии" слова о том, что "сердце не знает законов" вложены в уста героя, отнюдь не вызывающего авторского сочувствия. Да и для князя это именно слова, чувствовать сильно, до самопожертвования, он не способен. А в этом случае долг, следование принятым в обществе нормам поведения представляют для автора несомненную ценность, и герой, пренебрегающий ими, мыслится как безнравственный, зараженный эгоизмом и себялюбием.
Здесь необходимо отметить также сходную у обоих писателей тенденцию, проявившуюся у Карамзина в "Юлии", а у Толстого в "Семейном счастье" и др. Коллизии и характеры этого толстовского романа не могут не вызвать воспоминание о повести Карамзина. Героиня "Семейного счастья", Маша, "пожалуй, самый карамзинский характер в творчестве молодого Толстого" 7 . Хотя Юлия выросла и сформировалась в свете, а Маша, от имени которой ведется повествование, предстает перед читателем как совершенно не знающее жизни существо, все же в противопоставлении деревни и Петербурга, в испытанной обеими женщинами "незаконной" страсти, а также в поведении Ариса и Сергея Михайловича, несомненно, немало общего. И тот и другой дают своим супругам возможность самостоятельно разобраться в своих чувствах, пройти школу испытаний, и тот и другой достигают своей цели: обе супруги, преодолев свои заблуждения, открывают истинное счастье в семье и детях. Оба писателя утверждают превосходство семейного долга над "автономностью чувствительного сердца".
"семейственной жизни" англичан в "Письмах русского путешественника" 8
В рукописном альбоме Карамзина, составленном для Великой Княгини Екатерины Павловны, мы находим высказывания крупнейших мыслителей (Руссо, Канта и др.) и самого Карамзина относительно добродетели, дружбы, форм правления и т. д. Далее следуют статьи о супружестве. В основание супружества Карамзин кладет добродетель и дружбу. "Я когда-то думал, - пишет он, что любовь необходима для того, чтобы быть счастливым в супружестве; но это ошибка: достаточно благородства (l'honne^tete`), добродетели, известных приличий: Молодые супруги! Вам грозит опасность, если вы друг для круга ничто другое, как любовники: заключите заранее между собою дружбу, чтобы сохранить ее навсегда. Доверие, которое важнее любви, заменит ее". - "Заключают супружеский союз, - сказано там же, - не для того, чтобы любить друг друга, а чтобы взаимно нести обязанности" Итак, супружество, а равно и дружба, по Карамзину, есть обязанность, которую берет на себя человек и самая добродетель возлагает на нас" 9
Очевидно, насколько близка подобная концепция автору "Семейного счастья", "Крейцеровой сонаты" и др.
Таким образом, обдумывая "мысль семейную" и "мысль народную", Толстой, без сомнения, опирался и на карамзинские традиции.
1 Блудилина Н. Д. Толстой И Карамзин \\ Н. М. Карамзин. Юбилей 1991 г. Сб. научн. трудов. Москва, 1992, с. 127.
2Н. М. Карамзин. Избранные статьи и письма. М.. 1982, с. 260. См. также: Карлова Т. С. Толстой и Карамзин \\ Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Ученые записки Горьковского ун-та. Горький, 1966. Вып. 77, с. 104-114.
3Здесь и далее ссылки на произведения Л. Н. Толстого даются по изданию: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90 тт. М., 1949 г. с указанием тома и страницы в скобках.
4 5 6Н. М. Карамзин. Избр. соч., т. 1, с. 663.
7Н. Б. Спектор. О "стерновской" и "карамзинской" чувствительности в интерпретации молодого Л. Н. Толстого // Карамзинский сборник. Биография. Творчество. Традиции. XVIII век. Ульяновск. 1997, с. 64.
8