Работа Л. Н. Толстого над рукописями "Войны и Мира" (Автор неизвестен)

Работа Л. Н. Толстого над рукописями “Войны и Мира”

Настоящая статья представляет собою краткий очерк работы по разбору и изучению рукописей „Войны и мира”, произведенной с 1925 по 1954 гг. коллективом сотрудников юбилейного издания Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого.

Общее количество сохранившихся рукописей „Войны и мира”—свыше пяти тысяч листов. Большая часть их исписана с обеих сторон. Таким образом, мы имеем свыше десяти тысяч страниц рукописного чернового текста.

С тех пор, как 29 лет тому назад началась работа над рукописями „Войны и мира”, многое изменилось, хотя самый материал остался тот же. Прежде всего, произошла полная смена редакционного аппарата. За этот срок не могли не измениться также приемы работы, в связи с чем претерпели изменения некоторые выводы и предположения, касающиеся „Войны и мира”.

Конечно, в небольшой статье нельзя охватить полностью всю огромную по объему и по степени напряжения шестилетнюю работу Л. Н. Толстого над созданием „Войны и мира”. Это — тема для будущих больших историко-литературных и текстологических исследований. Автор данной статьи лишь кратко касается общей стороны вопроса, стремясь показать, что „Война и мир” не стоит изолированно НИ от всего, взятого в целом творчества Л. Н. Толстого, ни от общего характера и направления всей русской литературы.

На основании краткого анализа рукописей „Войны и мира” автор пытается сделать некоторые выводы о первоначальном замысле романа, его углублении и завершении.

К работе над новым произведением, которое, в конце концов, превратилось в народно-историческую эпопею „Война и мир”, Л. Н. Толстой приступил в 1863 году, будучи уже вполне сложившимся и признанным писателем.

К этому времени им были написаны и опубликованы такие произведения, как трилогия „Детство”, „Отрочество”, „Юность”, кавказские и севастопольские рассказы, „Метель”, „Два гусара”, „Казаки”, „Поликушка” и ряд других, доставивших ему известность и славу.

Во всех ранних произведениях Толстого уже сильно и ярко звучал голос писателя-реалиста, отличающегося „простотой и жизненностью содержания”, самобытностью и мощью своего дарования, что было отмечено писателями и критиками — современниками молодого Толстого.

По поводу опубликованного рассказа „Рубка леса” (из серии кавказских рассказов) Некрасов 2 сентября 1855 года писал будущему автору „Войны и мира”: „Не пренебрегайте подобными очерками; о солдате ведь наша литература доныне ничего не сказала, кроме пошлости. Вы только начинаете, и в какой бы форме не высказали Вы все, что знаете об этом предмете, — все это будет в высшей степени интересно и полезно”. В том же письме по поводу рассказа „Севастополь в мае” Некрасов писал, что Толстой начинает так, что заставляет „самых осмотрительных людей заноситься в надеждах очень далеко”".

Великий русский критик, революционный демократ Н. Г. Чернышевский, говоря в декабрьском номере „Современника” за 1856 г. об отличительных чертах творчества Толстого, указывал, что „его внимание… более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других…” „Психологический анализ” Толстого направлен на самый „психический процесс, его формы, его законы, диалектику души”. В заключение Чернышевский пророчески говорит о роли Толстого в художественной литературе: „Этот талант принадлежит человеку молодому, с свежими жизненными силами, имеющему перед собой еще долгий путь — многое встретится ему на этом пути, много новых чувств еще будет волновать его грудь, многими новыми вопросами займется его мысль —какая прекрасная надежда для нашей литературы, какие богатые новые материалы даст жизнь его поэзии! Мы предсказываем, что все данное доныне графом Толстым нашей литературе, — только залоги того, что совершит он впоследствии; но как богаты и прекрасны эти залоги!”.

Предсказания Некрасова и Чернышевского сбылись в полной мере.

В. И. Ленин в своих замечательных статьях о Толстом дал блестящий анализ его творчества. В статье „Л. Н. Толпой”, написанной в 1910 г. после смерти писателя, подводя итоги его литературной деятельности, В. И. Ленин писал: „Л.. Толстой сумел поставить в своих работах столько великих вопросов, сумел подняться до такой художественной силы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной литературе”.

Вместе с тем В. И. Ленин отмечал и бьющие в глаза противоречия Толстого, его слабые стороны, как мыслителя и социального проповедника, провозгласившего теории непротивления злу насилием и самоусовершенствования.

Но В. И. Ленин указывал, что “„…противоречия во взглядах и учениях Толстого не случайность”3, „не противоречия его только личной мысли, а отражение тех в высшей степени сложных, противоречивых условий”, в которые поставлена была русская жизнь.

Характерные для всего художественного творчества Толстого черты: глубокий психологизм, правда, новизна содержания, реалистичность образов, социальная направленность, отображающая общественные сдвиги русского общества в нюху падения крепостного права, интерес к народу,— все ми уже к тон или иной мере определилось в раннем художественном творчестве писателя.

Молодой Толстой – острый наблюдатель всех изгибов человеческой души, окружающей человека социальной среды и природы, среди которой живет и действует человек,— ясно осознавал, что нельзя замкнуться в себе, и оторваться от общей жизни. Он не мыслит героя своего произведения вне общения со всеми окружающими людьми и вне родины. И в этом отношении Толстой продолжает традиции русской классической литературы, особенно развитые Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем и писателями-современниками: Герценом, Тургеневым, Островским, Некрасовым, Чернышевским Несмотря на оригинальность своего дарования, с ними он работает не в отрыве от своих предшественников, Он продолжает установленные ими традиции в отображения эпохи в критико-реалистическом, а иногда и сатирическом направлениях.

По мере своего роста, как писателя, начиная со второй половины 50-х гг., пройдя через кратковременное увлечение теорией „чистого искусства” и связанные с этим творческие неудачи, Толстой остро ощущает настоятельную потребность написать крупное художественное произведение „с величественным, глубоким и всесторонним содержанием”,— как он несколько позднее сам писал в черновом наброске одного из предисловий к „Тысяча восемьсот пятому году”. Ему нужно было создать такое произведение, где бы он мог, не стесняясь формой, свободно выразить те мысли и впечатления, которые накопились в итоге писательской деятельности, в результате постоянного общения с народом и участия в общественной жизни.

Раздумывая о писательской работе, Толстой делает в дневнике 14 октября 1856 г. следующую запись: „Никакая художническая струя не увольняет от участия в общественной] жизни”. Через год, 6 сентября 1857 г., Толстой записывает в дневнике, что его „главный порок — робость. Надо дерзать”.

Теперь я спокойнее,—пишет Толстой 30 октября,— я знаю, что у меня есть что сказать и силы сказать сильно… Но надо работать добросовестно, положить все свои силы…”

„Я затеял месяца 4 тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист. Я хотел поговорить с вами об этом, да так и не успел.— Декабрист мой должен быть энтузиаст, мистик, христианин, возвращающийся в 56 году в Россию с женою, сыном и дочерью и примеряющий свой строгой и несколько идеальной взгляд к новой России.— Скажите пожалуйста, что вы думаете о приличии и своевременности такого сюжета. Тургеневу, которому] я читал начало, понравились первые главы”.

Цитируемое письмо, ставшее известным только в 1948 году, является чрезвычайно важным документом в творческой биографии Толстого. Оно, во-первых, свидетельствует об историческом характере задуманного романа — из эпохи декабристов и, во-вторых, определяет время начала работы— приблизительно ноябрь 1860 года. А так как роман „Декабристы” является „предшественником „Войны и мира” и оба романа связаны между собою единством замысла, то и хронологию „Войны и мира” следует вести с конца 1860 года.

Толстой интересовался Герценом, внимательно изучал номера его.. Полярной звезды”, где были напечатаны материалы о декабристах.

Будучи за границей в 1860—61 гг., он не раз видался с Герценом, с которым вел разговоры на интересующие их обоих темы, особенно о литературе и об освобождении крестьян. Это видно по письмам Толстого к Герцену. К сожалению, письма Герцена к Толстому не сохранились. За границей же Толстой познакомился с престарелым декабристом С. Г. Волконским, о котором вспоминал в старости и жалел, что мало с ним тогда поговорил. Во всяком случае, беседы Толстого с Герценом и знакомство с Волконским оставили глубокий след в памяти писателя и нашли в той или иной степени отражение в его дальнейших литературных работах. декабристах Толстой никогда не забывал.

Как известно, работа над романом „Декабристы” весной 1861 г. была прервана. Возвратившись на родину, Толстой отдал все силы работе в школах и деятельности в качестве мирового посредника после освобождения крестьян. В течение почти двух лет (1861—1862 гг.) на литературную работу не хватало ни времени, ни сил. Но общественная работа, конечно, не прошла даром для писателя. Он почерпнул в ней Mi мало материала, который нашел отражение в его литературной деятельности.

Намерение Толстого отдать силы историческому роману за эти два года не заглохло. Весной 1863 г. оно властно потребовало осуществления, и с этого времени началось наряженное обдумывание сюжета, плана и характера будущего произведения.

О начале работы имеется ряд упоминаний в письмах как самого Толстого, так и близких ему лиц.

25 февраля 1863 г. С. А. Толстая писала сестре Татьяне Андреевне, что „Лева начал новый роман”. „Пишу роман”,— СООБЩАЛ 8 марта Толстой сестре Марии Николаевне. Но в этих письмах роман еще не назван, хотя не вызывает сомнения, ЧТО имеется в виду начало работы над романом из эпохи 1812 г..» года. Это видно из дальнейшей переписки. Так, например, тесть Толстого А. Е. Берс 5 сентября писал ему, уже определенно называя тему романа: „Вчера вечером мы много говорили о 1812 годе по случаю намерения твоего написать роман, относящийся к этой эпохе”.

В письме к А. А. Толстой Лев Николаевич пишет о новой захватившей его работе, точно определяя ее тему и начало работы: „Я никогда не чувствовал свои умственные и даже все нравственные силы столько свободными и столько способными к работе. И работа эта есть у меня. Работа эта — роман из времени 1810 и 20-х годов, который занимает меня вполне с осени… Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не обдумывал]”.

В письме к своему приятелю И. П. Борисову 19 декабря 1863 г. Толстой сообщает: „…Я все пишу длинный роман, который кончу, только ежели долго проживу”.

Попытаемся проследить последовательно по рукописям, черновым наброскам конспектов-планов и начал романа, в чем же заключалась и как протекала работа Толстого на первой ее стадии.

Писателю, прежде всего, необходимо было представить будущих „героинь и героев”, причем не изолированно друг от друга, а в связи между собою, определить их социальное положение, их среду и ту историческую эпоху, в которой они будут действовать, будут развиваться их характеры.

Все это и намечается в той, по нашему мнению, первой по времени рукописи „Войны и мира”, где в конспективной форме дается перечень будущих персонажей, намечаются их краткие характеристики, устанавливаются среда и их положение в ней: „экономическое”, „общественное”, „умственное”, „семейное”, „любовное”. В этом первом плане-конспекте говорится и об историческом фоне для развития характеров „героинь и героев”, и вполне определенно,— о войне. Упоминаются и Турция, и поход 12-го года, и Наполеон, и Бородино. Таким образом, мнение некоторых исследователей о том, что история и война на первых порах работы были где-то за кулисами, опровергается, прежде нечто, этой первой и основной рукописью, а также дальнейшими рукописями черновиков начал и предисловий.

Следует заметить, что имена и характеры действующих лиц будущего романа в рукописи значительно отличаются 01 тех, которые мы знаем по окончательному тексту „Войны и мира”.

Рукопись опубликована полностью в 13-м томе юбилейного издания Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого.

Кроме данного конспекта-плана имеются и другие ранние конспекты, но все они носят более набросочный характер и, видимо, не были в поле зрения писателя при последующей работе, но некоторые из них, поддающиеся точной датировке, имеют значение для подтверждения времени начала работы над романом: ноябрь—декабрь 1863 г.

Работа Толстого в начальной стадии однако не ограничилась только набросками конспектов и планов романа. Рукописи показывают, что в том же 1863 г., вероятно очень скоро после конспекта-плана, были написаны некоторые варианты начал романа. К ним следует отнести варианты: „Нарышкинский бал в Петербурге в конце 1811 года” и „Три поры”. Обе рукописи опубликованы полностью в 13-м томе Полного собрания сочинений.

В первом варианте „Нарышкинский бал”, кроме вымышленных автором персонажей, уже упоминаются исторические лица: Наполеон, Александр, французские посланники при русском дворе Коленкур и Лористон. Хозяин бала, екатерининский вельможа, в рукописи не назван по фамилии, а обозначен как „князь N”.

В процессе дальнейшей работы эпизод Нарышкинского бала автором не был забыт. После радикальной переработки с совершенно новым содержанием и лицами этот бал перенесен в 3-ю часть 2-го тома, где занимает четыре главы (XIV—XVII).

Вторая попытка начать роман с конца 1811 года — это вариант, озаглавленный: „Три поры. Часть 1-я. 1812-й год. Глава 1-я. Генерал-аншеф”. Действие переносится в родную вотчину князей Болконских Лысые Горы. Описывается утро в Лысых Горах 28 августа 1811 года. Рукопись посвящена описанию старика Болконского и постоянных лысогорских обитателей: дочери старого князя княжны Марьи, Француженки по фамилии Silienne или Enitienne, в дальнейшем переименованной в Bourienne, архитектора Михаила Ивановича. В рукописи упоминается также и сын старого им Андрей, и его жена, но оба они еще не имеют ничего общего ни с князем Андреем, ни с „маленькой княгиней”, которых мы знаем по „Войне и миру”.

„…Сын этот женился бог знает на ком, как говорил князь, и молодая княгиня, оставленная им без средств в Москве, по проискам княжны была привезена в Лысые Горы и жила во флигеле. Она была на сносях; > и <отец его знать не хотел, хотя> теперь перед кампанией он позволил привезти к себе жену, чтоб не бросить се на улице, и самому приехать проститься.

<Сын князя, еще бывши девятнадцати лет от рода, ослушался отца, выйдя из университета и поступив в гусары. И с тех пор князь сказал, что у него нет сына. Никто не смел упоминать про него. Князь сам раз в год посылал ему 1200 р.> 500 р., и сына действительно не было>.

В рукописи есть лицо, совершенно отсутствующее в романе и позднейших вариантах,— Александра, любовница старого князя. Рассказывается о рождении у нее ребенка от князя и об отправке этого ребенка в воспитательный дом. Все это при дальнейшей работе было выпущено.

В конце рукописи намечается эпизод приезда в Лысые Горы гостей с аббатом—гувернером молодых князей Ивана и Петра. „…Оба были дураки. Старший, вялый и ломающийся, второй — простой с плотскими наклонностями. Он начал волочиться за княжной и опротивел ей. Enitienne хорошо приняла его. Князь разговаривал о Наполеоне. Он видел его силу, но презирал его. Иван удивлялся на пошлости. Аббат презирал революцию, но уважал la capitale du monde. Речь о делах с австрийцами. Должны проходить поиска. Княжна бежит от гостей к невестке. Невестка, беременная, убежала босиком по росе от тоски и плачет… Она рожает. Княжна тут. Князь узнает, бежит к ней — сцена. Покамест Ив[ан соблазняет Александру, Петр Enitienne. Князь переносит твердо и все приводит в порядок…”

Очевидно, написав этот конспектообразный черновик начала, через какой-то промежуток времени Толстой стал просматривать его и исправлять: даты 1811 года везде исправил на 1805 год, дата описания утра в Лысых Горах 28 августа 1811 г. исправлена на 12 октября 1805 года.

Поправки по рукописи определенно документируют хронологическое изменение начала романа с 1811 года на 1805 год, о чем говорит сам автор в одном из набросков предисловия.

Первый черновой автограф данной рукописи был переписан рукой Софьи Андреевны; сохранилась лишь часть >той копии. При новом авторском просмотре текст копии почти сплошь был зачеркнут и написаны новые тексты, которые, в свою очередь, подвергались переработке.

В результате, в рукописях появляются новые лица, новые эпизоды, например, место уволенного князем управляющего из мелкопоместных дворян Михаила Иванова Пухлова занимает Яков Харлампыч — будущий Алпатыч. Называются имена гостей, приезжавших в Лысые Горы: князя Василия с повесой-сыном Анатолем, который, сватаясь за княжну Марью, соблазняет Bourienne.

Сын старика Болконского князь Андрей и его молодая беременная жена уже ближе к Андрею и к „маленькой княгине”, изображенным в окончательном тексте „Войны и мира”.

В конце переработанных рукописей, отражающих попытку начать роман с Лысых Гор, уже упоминаются исторические события 1805 г., называются Наполеон, Кутузов, говорится о военных приготовлениях и о походе русской армии за границу, об отъезде на войну князя Андрея. Позднее, после новых существенных переработок, все это передвинуто в последние четыре главы 1-й части и в главы HI-V 3-й части первого тома.

Упорно работая с осени 1863 г. над рукописями, открывающими роман описанием своих предков по матери Волконских—Болконских и их вотчины Лысые Горы — Ясная Поляна (которая в воображении художника была перенесена из Тульской губ. в Смоленскую), Толстой, видимо, тотчас же пишет черновик нового, третьего начала — описание жизни и быта своих предков по другой — отцовской — линии— Толстых, называя их то Толстыми, то графами Простыми, то Плоховыми. Черновик этого начала озаглавлен: „День в Москве (Имянины в Москве 1808 года)”. В черновике еще не определились не только фамилии Ростовых, но и других действующих лиц: Пьер Безухов называется Leon или Аркадием (как в конспектах), князь Василий — Каракиным или Прозоровским. Он изображен здесь опальным москвичей, только что получившим, наконец, важное назначение.

Характеристика князя Василия еще далека от той, которая дана в последующих вариантах и в окончательном и к< re. По мере работы этот образ все более и более снижался. Здесь говорится, что „он был жив, боек, умен по французски и в высшей степени обладал искусством такта. Как и в предыдущих рукописях, у князя Василия два сына — Иван и Петр. Борис Друбецкой и его мать носят фамилию князей Щетининых.

Существенно отметить, что образы Пьера Безухова и V его семейства Ростовых определились в сознании автора I самого начала и не претерпели существенных изменений до окончательного текста. То же можно сказать и про карьериста немца Берга. В этом же раннем варианте начала наметились уже все эпизоды московской жизни дворянского дома Ростовых (Простых), известные по окончательНОМУ тексту, а также упоминается об общественных и политических событиях в Европе того времени. О них ведет беседу только что приехавший из-за границы Пьер (Аркадий) с Борисом. Разговор идет о Наполеоне, о его египетской экспедиции, о возможности новой войны Наполеона с Россией, об Эрфурте, Тильзите. Следовательно, и по этой, одной из самых ранних, рукописи видно, что исторические вопросы интересовали автора с самого начала.

Написав вариант начала „День в Москве. (Имянины в Москве 1808 года)*, Толстой вновь обращается к 1805 году и пишет четвертый вариант, в котором делает попытку начать роман с описания похода русских войск в Австрию в 1805 г. Вариант начинается с описания кануна Ольмюцкого сражения. Вся рукопись на 20-ти листах писчей бумаги испещрена огромным количеством исправлений и вставок. Судя по почерку и чернилам, к исправлению и разработке этого варианта Толстой приступал несколько раз.

Рукопись опубликована в 13-м томе юбилейного издания Полного собрания сочинений в пяти вариантах1. Имена персонажей и здесь еще далеко не определились. Юнкер-гусар, будущий Николай Ростов, называется сначала графом Федором Простым, иногда Толстым и затем уже Nicolas Ростовым. Описание его наружности и характера более соответствует будущему Долохову, чем Николаю Ростову: „С голубыми глазами и курчавой головой*, и в глазах „слишком смелых, почти наглых", в „выражении сжатых губ, <которые в углах всегда оставляли складку — черту насмешливости >и и т. д. 3 Будущий капитан Тимохин называется разными фамилиями: Голопузовым, Шишкиным, А. В. или А. 3. и т. д.

В этой же рукописи мы находим первый набросок Аустерлицкого сражения.

От данного проекта начала Толстой, по-видимому, сразу же переходит к другому, уже пятому началу — к попытке открыть роман описанием Петербурга в 1805 году.

Пишется ряд черновиков, некоторые из них зачеркиваютСЯ целиком, вместо них создаются новые. Центр тяжести уже переносится на военные события, усиливается исторический элемент, Приводится документ — пота русского правительства от 28 августа 1804 г. о разрыве дипломатических отношений с Францией. В вариантах говорится о либеральных начинаниях Александра I в первые годы царствования, называется ряд деятелей того времени (Сперанский, Чарторыжский, Новосильцев, Кочубей), говорится о состоянии петербургского общества в 1805 г., о влиянии на Европу Французской революции.

К этой же рукописи примыкает рукопись Hi 48, где находится подробное описание адъютанта Кутузова князя Андрея Волконского и, его молодой жены Lise, урожденной Мейнен.

Характеристика князя Андрея та же, что и в предыдущем, где выдвигаются на первый план черты аристократизма и надменности молодого князя. Упоминается и его молодой друг, побочный сын старого Безухова, тогда еще носивший имя Петра Ивановича Медынского. Описывается обед у молодого Волконского, на котором присутствуют изгнанник француз-аббат и светский молодой чиновник — приверженец Сперанского.

К той же рукописи относится и вариант начала, к которому автор пришел после многих исканий и который должен был заменить проекты всех предыдущих начал.

„С 1805 по 1814 год. Роман графа I II Толстого. 1805-й год. Часть 1-я. Глава 1-я’”. С первых же слов варианта рассказывается о вернувшемся в начале царствования Александра II в 50-х годах из Сибири белом, как лунь, старике-декабристе „князе Петре Кирилловиче Б.

Таким образом, в этом последнем варианте Толстой еще раз вспоминает об исходном пункте первоначального замысла о декабристах. И хотя тема декабристов в дальнейших рукописях „Войны и мира” нигде прямо не развивается, МЫСЛЬ О ДЕКАБРИСТАХ никогда не оставляла Толстого. Оба основных героя „Войны и мира” Пьер Безухов и князь Андрей, несомненно, духовно связаны с декабристами. Через них тема декабристского движения проходит через весь роман от начала до конца. Но если Толстой больше не упоминает прямо о декабристе, то он в том же варианте останавливается на молодости декабриста Пьера.

Вовратившийся из-за границы молодой Пьер останавливается в доме своего родственника — петербургского МРЛЬМОЖИ КНЯЗЯ Василия Курагина—и проводит время в обществе повесы и кутилы его сына Анатоля, но вместе с тем находится в самых дружественных отношениях с МОЛОДЫМ надменным аристократом Андреем Болконским и его женой. В варианте опять описывается обед в петербургской квартире Болконского. Пьер спорит с присутствующим на обеде экс-аббатом о Наполеоне, о Европе, о революции, о правах человека. Вечером Пьер с Болконскими едут в придворный салон старой фрейлины Анны Павловны Шерер.

Все содержание варианта и его композиция уже. близки к тому началу, которое вскоре было окончательно установлено и после которого творческая работа автора пошла полным ходом.

Рассказ самого Толстого в черновиках предисловий о том, как он начал писать свое „сочинение”, полностью документируется рукописями конспектов-планов и начал „Войны и мира”.

Рукописи показывают, что, во-первых, возврата к 1856 году — началу романа „Декабристы” не. было и, во-вторых, что к работе над „1825 годом” Толстой в это время вовсе не приступал. Как известно, не отказываясь совсем от задуманного романа из эпохи декабристов, он отодвинул эту работу, как вторую задачу после окончания 1812 года.

Начав роман с 1811—1812 гг., писатель сразу же передвинул дату к эпохе первых войн с Наполеоном 1805′ и 1808 гг.

Кроме того, анализ рукописей конспектов-планов, начал романа и набросков предисловий дает точное представление о творческом замысле Толстого, о характере этого замысла и о той идейной направленности, которая намечалась сначала.

Рукописи подтверждают то справедливое утверждение большинства исследователей, что в начале работы война и исторические события хотя и имелись в виду, но не занимали первенствующего значения в плане произведения, а служили лишь фоном для развития характеров и жизни намеченных „героинь и героев”. На это определенно указывает сам Толстой в началах романа и в черновых набросках предисловий. Он говорит, что сперва был задуман один герой (по всему видно, что это был Пьер Безухов — декабрист). Но скоро вместо одного героя „на первый план… стали и молодые и старые люди и мужчины и женщины того времени”. „Задача моя,—пишет Толстой в предисловии,— состоит в описании жизни и столкновений некоторых, лиц (курсив наш.—//. Р.) в период времени от 1805 до 1856 года”.

Однако это еще не значит, что на первых порах все внимание писателя было приковано к миру, а война была на втором плане, что у него „выяснился сперва замысел „мира” и уже потом „войны”.

Этому утверждению противоречат, как мы видели, и первый набросок плана-конспекта, где есть упоминание о войне, и первый черновик предисловия, начинающийся словами: „Я бесчисленное количество раз начинал и бросал писать ту историю из 12-го года, которая все яснее, яснее становилась для меня и которая все настоятельнее и настоятельнее просилась в ясных и определенных образах на бумагу”.

Этот набросок предисловия определенно относится к 1864 г., так как написан на листах той же рукописи, что п вариант начала „Имянины в Москве”.

Что история и война не были для Толстого на втором плане в 1864 г. подтверждает и содержание последнего варианта предисловия, где говорится об истории, о французской революции, об исторических лицах — Наполеоне, Александре, Кутузове, Талейране, а также упоминается Бородино.

Все это показывает, что война с самого начала входила в замысел писателя и являлась тем фоном, на котором должны были разыгрываться все события и ситуации, развиваться характеры персонажей романа.

Анализируя варианты предисловий и некоторые варианты начал, следует сделать вывод, что демократическая направленность будущего произведения определилась не с самого начала. Во втором наброске предисловия Толстой, отвечая на возможные упреки в том, что в его сочинении действуют князья, графы, заявляет, что это потому, что „жизнь чиновников, купцов, семинаристов и мужиков мне неинтересна и наполовину непонятна, жизнь аристократ[ов] того времени, благодаря памятникам того времени и другим причинам, мне понятна, интересна и мила”.

Нельзя считать, что это только мимолетный полемический выпад. Текст такого же характера находится и в рукописи, относящейся к ч. 1, т. 1, которая была написана раньше предисловия’. Правда, кроме указанных двух ранних рукописей „Войны и мира”, эти антидемократические высказывания в дальнейших вариантах уже не повторяются.

„Войны и мира”, и особенно позднейшего,—являлась следствием его увлечения идеями чистого искусства и творческих неудач („Альберт”, „Семейное счастье”) и, в связи с этим, временного самоустранения от литературной деятельности.

Возможно, что первый год семейной жизни, а также увлечение своим помещичьим хозяйством также оказали некоторое влияние на Толстого в этом направлении.

Но, как только Толстой в конце 1864 г.—начале 1865 г. углубился в создание „Войны и мира”, в изучение памятников и источников по 1812 году, объективно и глубоко проанализировал их, он пришел к диаметрально противоположному выводу. Писатель как бы вспомнил про ту, на время позабытую, идейную направленность в сторону народа, которой пронизана вся его предыдущая деятельность, и уже без всяких колебаний навсегда отказался от временно захвативших его антидемократических взглядов, высказанных в двух ранних рукописях „Войны и мира”.

Обращаясь к рукописям, мы уже находим конспект-план продолжения романа, написанный, видимо, в 1865 г., заканчивающийся эпилогом, где устами князя Андрея автор высказывает определившуюся точку зрения на значение народа: „Нет, я учен Ауст [ерлицем], Турцией, Молдавией, Бородиным. Успех наш —успех солдат, успех мужика — народа, а не Б[арклая] и умирающего Кутузова]”.

„Войны и мира”, совершенно созвучен и близок по содержанию с тем, что Толстой высказал в 1861 г. устами старого декабриста Лабазова (будущего Пьера Безухова) в гл. III романа „Декабристы”: „А я должен сказать, что народ более всего меня занимает и занимал. Я того мнения, что сила России не в нас, а в народе…”-Таким образом, творческий порыв 1865 г. идеологически перекликается с таким же порывом 1861 г.

„Войны и мира” народное начало звучит все громче и громче и к концу работы стало лейтмотивом произведения.

Постепенное нарастание этой основной мысли „Войны и мира” можно проследить и по созданию новых рукописей, и но тем поправкам, которые делал автор на листах ранее написанных.

Говоря о первых рукописях „Войны и мира”, нельзя не сказать еще об одном установившемся неправильном представлении, основанном на недостаточном знакомстве со всем Комплексом рукописного материала романа. Некоторые исследователи считали, что, начиная „Войну и мир”, Толстой думал о создании семейно-бытового романа или даже о семейной хронике двух дворянских родов — Волконских и Толстых, т. е. несправедливо суживали творческий размах писателя в начале работы. Первое возражение против такого утверждения на основании изучения рукописей было напечатано уже в 1940 году в „Литературной газете”.

Если по первоначальному, вскоре отброшенному плану, Толстой и определял среду своих „героинь и героев”, как аристократию, то ни в одной рукописи нет указания на то, что эти аристократы принадлежали только к двум родовитым семьям предков Толстого. В самых начальных рукописях. упоминаются и Безуховы, и Курагины, и многие другие лица, не принадлежащие к указанным семьям.

То, что в первых рукописях имеются два варианта — « Три поры» и „Имянины в Москве”, где описываются Волконские и Толстые, указывает лишь на то, что эти рукописи есть не что иное, как только два проекта начал, наряду с другими. Использование Толстым при писании „Войны и мира” семейных преданий говорит лишь за то, что они служили одним из источников произведения наряду с другими, но никак не накладывали семейного колорита даже на начальную стадию работ.

1805 г., Толстой немедленно приступил к текстам первой части. Работа пошла полным ходом. Сохранились три рукописи, относящиеся к этому первому этапу работы, в общей сложности на 110 листах, исписанных с двух сторон, т. е. около 220страниц. Из них около 10 листов написано С. А. Толстой, ее сестрами Е. А. и Т. А. Берс и племянницей Толстого Варварой Валериановной Толстой под диктовку писателя, т. к. в конце 1864 г. он на охоте упал с лошади, вывихнул и сломал правую руку и не мог сам писать.

Первая рукопись на 92-х листах открывается описанием петербургского салона фрейлины при дворе вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Фрейлина сначала называется Annette D., а потом Анной Павловной Шерер.

Написанный слой этой рукописи (№ 49) и следуемые за пси две другие могли бы считаться первой редакцией первой части „Войны и мира”, если бы возможно было во всех случаях точно отделить позднейшие зачеркивания и исправления Толстого от исправлений, сделанных одновременно с первым написанием. В ряде случаев по цвету чернил, по почерку это возможно, но далеко не всегда. Вследствие этого дать цельную, точную первую редакцию первой части „Войны и мира”, по нашему мнению, нельзя. То же относится и к дальнейшим рукописям.

Процесс работы над первым и вторым томами шел следующим образом: после написания черновика Толстой просматривал его, вносил много поправок и передавал один или несколько листов для переписки, переписанные копии вновь исправлял и пополнял новыми текстами, написанными на полях или на отдельных листах, большей частью взамен зачеркнутых кусков прежнего текста.

16 сентября 1864 г., в конце своей работы над первой частью, Толстой записал в дневнике: „Я… написал листов-10 печатных], но теперь нахожусь в периоде поправления и переделывания. — Мучительно”’2.

„Войны и мира”, которая в ноябре 1864 г. уже была передана в „Русский вестник” и под заглавием „Тысяча восемьсот пятый год. Роман графа Л. Н. Толстого” напечатана в №№ 1 и 2 журнала за 1865 год. В этой первой части говорится только о мире. Все рукописи, написанные в то же время, относящиеся к войне, уже в процессе работы были передвинуты во вторую часть, где говорится о войне.

Работой над второй частью т. 1 (война 1805 г., Шенграбен, Аустерлиц) Толстой был занят на протяжении более года — с конца ноября 1864 г. до 25 декабря 1865 г.

От этой работы сохранились 254 листа рукописей, исписанных с двух сторон, т. е. свыше 500 страниц рукописного текста.

Вариантов во второй части втрое больше, чем в первой. В томе 13-м Полного собрания сочинений опубликовано 16 вариантов, относящихся к первой, „мирной” части, и 49 вариантов, относящихся ко второй.

Подойдя вплотную, в начале 1865 г., к работе над втором частью первого тома, после упорного изучения исторических материалов, Толстой коренным образом изменил план работы, что видно из его дневниковых записей от

эпопею „Война и мир”.

Для изучения истории создания „Войны и мира” данные дневниковых записей, безусловно, имеют исключительно важное значение. Приведем их в выдержках:

19 марта. „Я зачитался историей Наполеона и Александра. Сейчас меня облаком радости и сознания возможности сделать великую вещь охватила мысль написать психологическую историю романа Александра и Наполеона. Вся подлость, вся фраза, все безумие, все противоречие людей их окружающих и их самих”.

Далее в конспектной форме дается резкая уничтожающая критика Наполеона, ему противопоставляется Александр, и кратко перечисляются исторические события его царствования. Запись кончается словами: „Надо написать свой роман и работать для этого”.

20 марта. „Крупные мысли! План истории Напо[леона] и Александра] не ослабел. Поэма, героем к[оторо]й б[ыл]бы по праву человек…”

„Сам-то ты что сделаешь? А силы, силы страшные!.. Короче, короче”.

Обращаясь к рукописям второй части романа (1865 г.), мы видим, что уже налицо решительный отход писателя от тех аристократических, антидемократических тенденций, которых он придерживался всего год тому назад.

Работая в 1865 г. над описанием Шенграбенского и Аустерлицкого сражений, Толстой вводит многочисленные солдатские сцены, солдатские разговоры, восхищается храбростью солдат и рядовых офицеров Тушина, Тимохина, Белкина и др., по своему социальному положению принадлежавших не к аристократам, а как раз к слоям общества, близким к „семинаристам, чиновникам” и т. д., о которых Толстой еще недавно писал с таким презрением. Аристократы же — штабные и придворные, дипломаты и пр., за исключением Кутузова, Багратиона, князя Андрея Болконского и еще немногих—развенчиваются. В текстах уже слышится обличительный голос писателя в соответствии с резкими словами приведенной цитаты из дневника от 19 марта („вся подлость, вся фраза, все безумие” высших еле жителей обоих императоров).

В той работе, которой Толстой решил целиком отдаться, на первый план выступают уже не отдельные „героини и герои”, а исторические события, герои же отодвигаются на второй план. Они являются только живыми участниками, как бы иллюстрациями великих событий, которым они подчиняют свои индивидуальные переживания, вверяя свою судьбу общему потоку событий.

Следует отметить, что в 1864 г. Толстой в одном из вариантов сделал попытку начать роман с описания похода русских войск в Австрию в ноябре 1805 года. Там имеются батальные сцены и уже есть первый набросок Аустерлицкого сражения, есть упоминание о действительных исторических лицах. Тем не менее в этом раннем черновом наброске нет еще всего того, что мы знаем по окончательному тексту ч. 2, т. 1. Не рассказывается о геройстве солдат и русского рядового офицерства, нет солдатских сцен, разговоров; сами же исторические события и сражения даются именно как „фон”, на котором действуют персонажи романа: Н. Ростов, А. Болконский, Борис, Берг, различные штабные и немецкие генералы, адъютанты, князья и графы. Этот вариант начала был написан еще тогда, когда Толстой недолгое время идеологически стоял на аристократических позициях, и это чувствуется в содержании рукописи.

— ч. 2, т. 1)— Аустерлицкое и Шенграбенское сражения—была написана в марте — ноябре 1865 г. Многочисленные исправления на одних и тех же листах рукописей второй части, которые далеко не всегда можно разграничить и установить их последовательность, отразились на содержании вариантов. Особенно это сказалось на именах: одни и те же действующие лица часто называются по-разному. Например, гусарский товарищ Н. Ростова, впоследствии партизан, В. Денисов сначала называется Гордоном или Гардениным и на ходу переименовывается в Денисова. Будущий капитан Тимохин называется сперва Иваном Захаровичем, потом Брыковым, капитан Тушин — Ананьевым, адъютант Багратиона Жерков называется то Жемчужиным, то Жеребцовым и т. д.

В вариантах второй части имеется ряд эпизодов и действующих лиц, которых нет в окончательном тексте, например, встреча князя Андрея на смотру под Браунау с полковником Ахросимовым, сыном Марьи Дмитриевны, впоследствии убитым, разговор капитана Тушина с командиром 5-й роты Белкиным о смерти.

Характеристики же Тушина и Тимохина дались автору сразу во всех вариантах и близки к тем, которые известны по окончательному тексту.

О работе над второй частью, законченной Толстым только 21 декабря 1866 г., которая в порядке работы названа третьей (считая, повидимому, второй частью напечатанные во втором номере „Русского вестника” последние 11 глав первой части), он писал своему тестю А. Е. Берсу 3—4 ноября 1865 г.: „Дописываю теперь, т. е. переделываю, и опять, и опять переделываю свою 3-ю часть. Эта последняя работа отделки очень трудна и требует большого напряжения; но я по прежнему опыту знаю, что в этой работе есть своего рода вершина, которой достигнув с трудом, уже нельзя остановиться и не останавливаясь катишься до конца дела. Я теперь достиг этой вершины и знаю, что теперь, хорошо ли дурно ли, но скоро кончу эту 3-ю часть”.

Из анализа всех материалов, связанных с работой Толстого над второй частью т. 1, из рукописей, дневников, писем можно заключить, что под „вершиной” Толстой подразумевал именно новый план, над осуществлением которого он с воодушевлением напряженно работал в течение целого года.

„Войны и мира” большой интерес представляет еще один документ, в котором автор рассказывает о методе, применявшемся им в работе над образами своих персонажей.

В письме от 3 мая 1865 г. к дальней родственнице Л. И. Волконской, до некоторой степени, являющейся прообразом „маленькой княгини”, жены Андрея,—видимо отвечая на ее вопрос, Толстой сообщает:

„Андрей Болконский — никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей и мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить… В Аустерлицком сражении, которое будет описано, но с которого я начал роман, мне нужно было, чтобы был убит блестящий молодой человек; в дальнейшем ходе моего романа мне нужно было только старика Болконского с дочерью; но так как неловко описывать ничем не связанное с романом лицо, я решил сделать блестящего молодого человека сыном старого Болконского. Потом он меня заинтересовал, для него представлялась роль в дальнейшем ходе романа, и я его помиловал, только сильно ранив его вместо смерти”.

Вторая часть романа „Тысяча восемьсот пятый год” была напечатана в №№ 2, 3 и 4 „Русского вестника” за 1866 г. с подзаголовком „Война”. На этом печатание в журнале романа прекратилось. В июне того же 1866 г. журнальный текст вышел отдельным изданием в количестве 500 экземпляров.

Как известно, после выхода романа „1805 год” в издании журнала „Русский вестник” Толстой имел намерение еще раз напечатать роман и его продолжение, над которым усиленно работал, отдельным изданием с иллюстрациями художника Башилова. Но в конце концов он отказался от этого намерения и весь отдался творческой работе над продолжением романа. О труде своем Толстой писал А. А. Фету в декабре 1865 года: „Коли бы можно бы -было успеть 1/100 долю исполнить того, что понимаешь, но выходит только 1/10000 часть. Все-таки это сознание, что могу, составляет счастье нашего брата… Я нынешний год с особенной силой его испытываю”.

„Войны и мира”.

Хотя третья часть первого тома и относится по своему содержанию к 1805 году, тем не менее, переходя к событиям следующих лет, Толстой, естественно, отбросил прежнее заглавие и одно время думал назвать весь роман: „Все хорошо, что хорошо кончается”. Он надеялся тогда закончить весь роман к 1867 г., о чем известно из его письма к Фету от 10—20 мая 1867 г. Но предположение это не оправдалось: в конце ноября 1867 года была закончена только первая половина романа.

По многочисленным рукописям видно, что работа над продолжением романа и исправлением копий шла почти одновременно и вперемежку. Вследствие этого при рассмотрении творческого процесса по рукописям разграничить автографы и копии невозможно. Очевидно, после написания черновиков I и II глав части 3 первого тома, которые тут же были переписаны, вся дальнейшая работа, кончая второй частью второго тома и отчасти третьей, в 1866 г. продолжалась уже по копиям, которые после новых исправлений, как всегда, еще и еще переписывались и перерабатывались.

Ярким примером труда Толстого могут служить варианты встречи князя Андрея с зазеленевшим дубом и живительного действия на князя Андрея этого дуба3. Эта ионическая сцена III главы ч. 3 второго тома впервые была написана на полях зачеркнутой копии и в позднейших ;” I описях получила дальнейшую разработку.

Хотя в первом автографическом наброске продолжения романа (рукопись № 89), написанном ранее, и есть рассказ о дубе, взволновавшем князя Андрея, но упоминалось об этом совсем в другом контексте. По первоначальному автографу князь Андрей из Москвы поехал не за границу, как в дальнейших вариантах и в окончательном тексте, а весной 1812 г. отправился в Турцию, где в армии Кутузова командовал полком. Во время стоянки полка на Дунае, рассказывается в варианте, князь Андрей отправился верхом по окрестностям. Когда он проезжал молдавскую деревню, его внимание привлек „народ сытый, отпоенный вином, южный, …одна цыганка с стоячими грудями из-под посконной белой рубахи, рябая и счастливая… Ему было весело. Он улыбался. Но грустно стало, что его боятся. Он был в том состоянии яркого наблюдения, которое было с ним на Аустерлицком поле, у Ростовых. Он въехал в лес. Молодая листва дубов. (Его парило, наконец и он распустился!) Тень и свет колыхали теплый, душистый воздух… „Есть же”, думал он, „истина и любовь, и путь верный и счастливый в жизни. Где он, где он?” Он слез с лошади, сел на траву и заплакал. „Лес теплый, душистый. Цыганка с грудями. Небо высокое и сила жизни и любви, и Pierre, и человечество, Наташа. Да, Наташа — я люблю ее сильнее всего в мире. Я люблю тишину, природу, мысль”. И вдруг, прежде он не знал, что с собою сделать, заторопился, встал и поехал веселый, счастливый домой. Приехав домой, он сел и написал две бумаги, одну… об отставке, другая-—письмо к графу Ростову, в котором он официально просил руки его дочери с вложенной запиской к Наташе, по французски”.

„Дуб”. Далее на полях есть вторая рабочая заметка, очевидно, тоже для дальнейшего развития текста. „Нет, дуб и груди цыганки солгали”, думает князь Андрей. „Это не то было — не то. Но что же?” Он взглянул на небо и увидал комету. Остановка кометы возбуждает к деятельности…”1

Так, например, начало варианта, где рассказывается о популярности князя Андрея в качестве полкового командира, о его простых отношениях с подчиненными — офицерами и солдатами, прозвавшими его „наш князь”, в переработанном виде вошло в главу V ч. 2 третьего тома. Встреча князя Андрея в лесу с дубом и дальнейшая художественная обработка этого места отнесена к главе III ч. 3 второго тома и перенесена из Молдавии в Рязанскую губернию —сцена возвращения Болконского от Ростовых. Комету, возбуждающую к деятельности, по дальнейшим рукописям и окончательному тексту видит не князь Андрей, а Пьер Безухов в Москве,, зимой, в начале 1812 года (конец гл. XXII, ч. 5, т. II.).

Особенно много труда положил Толстой на разработку сюжетной стороны и на художественную отделку конца второго тома — рассказа об’ увлечении Наташи Анатолем Курагиным (по первому изданию это был третий том „Войны и мира”). Толстой считал эту часть „самым трудным местом” и „узлом всего романа”. Рукописи, относящиеся к главам XIII—XXII части 5 второго тома, чрезвычайно сложны. В 13-м томе Полного собрания сочинений, в извлечении из рукописей, относящихся к этому месту романа, напечатано 12 вариантов (варианты №№ 144—152, 157—159).

Работа Толстого над рукописями — бесконечное их исправление, сокращение и пополнение-—продолжалась обычно до опубликования произведения. Писатель не раз говорил о том, что пока рукопись у него в руках, он не может оставить ее в покое и не может ее бесконечно не переделывать. Об этом Толстой писал еще в январе 1865 г. издателю „Русского вестника” Каткову, где печатался „1805 год”-’, и в позднейших письмах к П. И. Бартеневу, который вел корректуру первого издания „Войны и мира”.

4 и 5 частям второго тома и, далее, к третьему и четвертому томам. Рукопись эта представляет собою автограф на 333 лис эх, исписанных с двух сторон. Она, видимо, находилась в поле зрения автора на всем последующем этапе его работы над романом. Рукопись много раз им самим переправлялась, дополнялась, с нее списывались копии, по которым шла последующая работа до самого конца. К сожалению, эта основная рабочая рукопись сохранилась не полностью (не хватает 24-х листов), что затрудняет восстановление полной первой редакции продолжения „Войны и мира”.

Около 90 процентов сохранившихся текстов этой рукописи (№ 89) опубликовано в семидесяти вариантах в томах 13-м и 14-м Полного собрания сочинений3. Не включены в публикацию лишь куски рукописи, близкие к окончательному тексту.

Конец рукописи вполне соответствует предполагавшемуся тогда заглавию всего романа „Все хорошо, что хорошо кончается”: князь Андрей и Петр Ростов остаются живы, Пьер женится на Наташе, Николай — на княжне Марье! „Обе свадьбы сыграны были в один день в Отрадном, которое вновь оживилось и зацвело. Nicolas уехал в полк и с полком вошел в Париж, где он вновь сошелся с Андреем.

Во время их отсутствия Pierre, Наташа, графиня (теперь) Марья с племянником, старик, старуха и Соня прожили все лето и зиму 13 года в Отрадном и там дождались возвращения Nicolas и Андрея.— конец—

Подробный анализ рукописи № 89, являвшейся основной во время работы Толстого над второй половиной „Войны и мира” и дающей некоторое представление о первой ее редакции, не входит в нашу задачу. Будущий исследователь-текстолог „Войны и мира” путем тщательного анализа исправлений, нанесенных рукой художника на листы рукописи, новых к ней добавлений, конспективных записей т. п., шаг за шагом, строка за строкой, сможет проследить, как в процессе работы, особенно над третьим томом, при переходе к основной, излюбленной автором еще с самого начала теме, эпохе Отечественной войны 1812 года, наполовину уже написанный историко-психологический роман приобретал все более и более новый эпический жанр.

Это идеологическое направление, пронизывающее всю дальнейшую творческую работу писателя, отражается не только в батальных сценах, исторических и теоретических трактовках, но и в чисто бытовых и психологических картинах жизни людей. Основные персонажи—Пьер, Андрей, Наташа, княжна Марья и др.—идут по пути сближения с народом, у всех них, по мере нарастания событий 1812 г., в годину испытаний, личные переживания, горести отошли на задний план, все они, слив свои интересы с жизнью народа, стали активными патриотами, участниками общих событий.

Таким образом, анализ рукописей „Войны и мира” подтверждает то, что новое произведение приобрело черты народной эпопеи не только в результате введения историко-философского элемента, не только благодаря выдвижению на первый план народных и солдатских масс, но и в связи с новой трактовкой образов и ситуаций. Почти все поправки в рукописях ведут к этому.

При таком положении ранее намечавшееся заглавие „Все хорошо, что хорошо кончается”, естественно, было откину и к марте 1867 г. появилось новое заглавие—„Война и мир”, точно отражающее содержание произведения.

Возвращаясь к рукописи № 89, как исходной при работе над всей второй половиной романа, следует отметить проявившуюся с особой отчетливостью манеру письма Толстого, в той или иной степени весьма характерную для всех его рукописей.

а забегая вперед. Иногда писатель, прервав основную нить повествования, тут же облекает эти заметки в текстовую форму, а иногда откладывает их разработку на будущее.

Так же поступает Толстой в ряде случаев и во второй стадии своей работы, просматривая ранее написанные черновики или копии. Такие рабочие заметки-конспекты, написанные на ходу, для исследователей процесса создания „Войны и мира”, несомненно, представляют существеннейший интерес.

В содержании рукописи № 89 наметились главные сюжетные этапы продолжения и окончания всего романа. Работа над рукописью и связанными с нею копиями и добавлениями, как видно, шла до конца сентября 1867 г., когда Толстой вплотную подошел к самой существенной теме романа — описанию Бородинского сражения. Для художника-реалиста возникла настоятельная необходимость в личных, непосредственных впечатлениях, ему нужно было реально представить во всех подробностях, где и как. 55 лет тому назад произошло знаменитое сражение, спасшее родину от порабощения.

25 сентября 1867 г. Толстой в сопровождении 12-летнего брата С А. Толстой Ст. А. Берса на лошадях отправляется через Можайск в Бородино. 26 и 27 сентября он обошел все места бывшего расположения русских и наполеоновских войск, составил в записной книжке план местности и хода сражения и получил то, чего, видимо, ему не хватало. Возвратившись в Москву, в письме к Софье Андреевне 27 сентября он писал: „Сейчас приехал из Бородина. Я очень доволен, очень,—своей поездкой… Только бы дал бог здоровья и спокойствия, а я напишу такое Бородинское сраме, какого еще не было… В Бородине мне было приятно было сознание того, что я делаю дело”.

25 сентября 1867 г. Толстой в сопровождении 12-летнего брата С А. Толстой Ст. А. Берса на лошадях отправляется через Можайск в Бородино. 26 и 27 сентября он обошел все места бывшего расположения русских и наполеоновских войск, составил в записной книжке план местности и хода сражения и получил то, чего, видимо, ему не хватало. Возвратившись в Москву, в письме к Софье Андреевне 27 сентября он писал: „Сейчас приехал из Бородина. Я очень доволен, очень,—своей поездкой… Только бы дал бог здоровья и спокойствия, а я напишу такое Бородинское сраме, какого еще не было… В Бородине мне было приятно было сознание того, что я делаю дело”.

наброска описания Бородинского сражения).

Новый текст рукописи был написан на 12 листах, судя по почерку и чернилам, сразу, в один присест, с сравнительно малым количеством поправок.

—XXXIV и XXXVII второй части тома III. Он начинается словами: . Бородинское сражение происходило самым’ простым, первобытным образом”.

Для продолжения написанного Толстой берет 6 листов прежней копии, перерабатывает ее текст2 и пишет новый на 6 же листах, относящийся к последним десяти главам второй части III тома (к Бородинскому сражению): начало сражения, Пьер Безухов, ранение князя Андрея, сущность сражения, Кутузов, сцена Кутузова с Вольцогеном, раненого князя Андрея поднимают и несут на перевязочный пункт ополченцы под командой „ополченного офицера с седеющими усами”— дядюшки Ростовых.

„—Ну, молодцы, подхватывайте — чистое дело марш,— проговорил ополченец на своих ратников с носилками, замявшихся позади его.— Не робеть.— Он подошел к князю Андрею и взял его подмышку.— Сейчас снесем, бог даст ничего — чистое дело,— говорил ополченец, глядя добрыми глазами на князя Андрея”3.

Описанием Бородинского сражения, характеристикой Наполеона и главой XXXIX, где подведены итоги сражения, дана оценка его результатов и значения, заканчивается 2-я часть III тома (по первому изданию 1868—69 гг. считавшаяся четвертой).

Том этот вышел в свет в марте 1868 г.

В то же время в № 3 журнала „Русский архив” была напечатана статья Толстого „Несколько слов по поводу книги „Война и мир”. Статья эта, написанная в декабре 1867 г., осталась не включенной в окончательный текст „Войны и мира”, хотя автор неоднократно намеревался сделать это, превратив статью в предисловие или послесловие.

Содержание следующей, третьей части третьего тома хронологически обнимает собою очень короткий промежу-01 времени — всего восемь дней — с 26 августа (ст. ст.) 1812 г. — дня Бородинского сражения — по 2 — 3 сентября— дни вступления французов в Москву. Тем не менее, события этих восьми дней, развертывающиеся, главным образом в покидаемой и покинутой русскими Москве, описаны с большими, чрезвычайно значительными подробностями.

которые опубликованы в 14м томе Полного собрания сочинений.

В этом томе приводятся варианты трех начал части 3 тома Ш (тома V по первым изданиям), извлеченные из чернового автографа, из наборной рукописи и из первой корректуры. Все они впоследствии были вновь переработаны, как и последующие.

Работая над вариантами, содержащими описание Наполеона на Поклонной горе перед вступлением французской армии в Москву, Толстой написал вариант главы XIX — о женственном характере Москвы. Этот вариант прошел все стадии обработки и в измененном и сокращенном виде был включен в первое издание „Войны и мира” 1868 — 69 гг. Но при повторном издании 1873 г. Толстой совершенно его исключил. По наборной рукописи этот вариант, состоящий из одного абзаца, читается так:

„Москва—она. Это чувствует всякий человек, который чувствует ее. Париж, Берлин, Лондон, в особенности Петербург— он. Несмотря на то, что la ville, die Stadt — женского рода, а город — мужского рода, Москва женщина, она— мать, она страдалица и мученица. Она страдала и будет страдать, она — неграциозна, нескладна, недевственна, она рожала, она — мать и потому она кротка и величественна. Всякий русский человек чувствует, что она — мать, всякий иностранец (и Наполеон чувствовал это), что она — женщина и что можно оскорбить ее”.

Прежде, чем отдать в печать рукописи начала части 3 тома III (V тома), Толстой произвел в них радикальную переработку уже написанных текстов. Например, в наборную рукопись включена вставка на 2-х листах с новым эпизодом, которого не было в первых рукописях. Это — эпизод встречи Пьера после Бородина в опустевшей деревне под Можайском с казаками, отнявшими у него верховую лошадь, и с дряхлым стариком-крестьянином, его женой и юродивым дурачком Семой. К разработке этого эпизода Толстой приступал и в корректурах, но в последний момент, когда уже были отправлены в печать первые корректуры, 14 мая 1868 г., он посылает распоряжение Бартеневу: „Выпустить нею историю Пьера в деревне с стариками и юродивыми и отнятием лошади”.

текста. Эпизод этот относится к бегству Пьера из своего дома и поселению его на окраине Москвы в неизвестности. По ряду первоначальных вариантов Пьер встречается после исчезновения из дома с первой своей любовью —Аксиньей Ларивоновной, ранее, по первому черновому наброску (рукопись № 89) называвшейся Маврой Кондратьевной. Пьер поселяется в ее доме на Пресне, едет к ней, не имея пи копейки денег, на извозчике, с которым ведет разговор о бегстве жителей из Москвы. С Аксиньей Ларивоновной он отправляется на Сухаревку покупать пистолеты и встречается там с Ростовыми. В дом Аксиньи Ларивоновны приходит французский офицер, сначала по фамилии Пончини, затем — Мервиль или Мельвиль и, наконец Рамбаль, в которого стреляет сумасшедший алкоголик — муж Аксиньи Ларивоновны; Пьер спасает офицера; их разговоры и дружба.

Несмотря на тщательную работу над этим эпизодом, Толстой, окончательно отделывая главы XI, XVII—XVIII, XXVII—XXIX, отбросил варианты с Аксиньей Ларивоновной, переселение Пьера перенес не в ее дом, а в дом умершего масона, „благодетеля” Баздеева, на Патриаршие пруды, причем роль Аксиньи Ларивоновны перешла к слуге Баздеева — Герасиму; роль стрелявшего в французского офицера пьяного мужа Аксиньи Ларивоновны — к другому алкоголику, брату Баздеева, Макару Алексеевичу. Окончательно выпущен также весьма колоритный разговор Пьера с извозчиком.

Кроме выпущенных в окончательном тексте вполне законченных и имеющих самостоятельную художественную ценность вариантов, не вошел в окончательный текст и вариант (не имеющий начала) — знакомство Пьера с Никанором Верещагиным и выпущенным из сумасшедшего дома Иваном Макарычем. При этом в черновике приводятся биографические данные об этом Иване Макарыче, присутствовавшем в толпе при растерзании Верещагина. В окончательном тексте осталась лишь одна деталь — описание наружности Ивана Макарыча, которую Толстой перенес почти без изменений на сумасшедшего, преследовавшего Растопчина, в главу XXV: „Черные, агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно-желтым белкам”. Выпушены также варианты: встреча Пьера в оставленной Москве с Долоховым, Организующим поджоги Москвы1; об объяснении в любви Пьера с Наташей перед отъездом Ростовых из Москвы- и ряд других эпизодов, иные же в корне переработаны.

Как известно из переписки с Бартеневым, работа Толстого над всем V томом происходила в 1868 г. в два приема— весною до мая и после летнего перерыва, скопца июля. 14 мая Толстой уже посылал Бартеневу исправления к главе XIX пятого тома.

Возобновив работу в конце лета, Толстой остался очень недоволен весенней работой и 20 августа писал Бартеневу:

„Пятый том начал понемногу подвигаться.

А критическое чутье осеннее ужасается на то, что я пропустил и напечатал весною. Ужасно плохи эти первые 6 листов”4.

После напряженной творческой работы в течение всего 1868 г. том V (в который были включены и первые две части VI тома) вышел в свет в конце февраля 1869 г.

„Войны и мира” (кроме эпилога) состоит из 150 листов — частично автографов и копий предыдущих рукописей. Как видно по рукописи, Толстой работал сразу над всем томом и потом уже распределил написанное на части и главы.

Содержание последнего тома: Петербург после получения известий от Кутузова о Бородинском сражении и оставлении Москвы; Николай Ростов в Воронеже, его встреча с княжной Марьей; Пьер в плену, его освобождение; партизаны; смерть Пети Ростова; Платон Каратаев; изгнание французов из России; эпилог.

„Войны и мира” посвящена описанию пребывания Пьера Безухова в плену. Об этом говорится во всех четырех частях последнего тома. Сюжетная основа событий в жизни Пьера после Бородинского сражения была намечена еще в 1866 г., в первом черновом наброске окончания, когда роман предполагалось назвать „Все хорошо, что хорошо кончается”.

Толстой много и усиленно работал над описанием пребывания Пьера во французском плену, очевидно, придавая этому месту романа особо важное значение. Из 53-х вари- антов, приведенных в томе 15—16 Полного собрания сочинений (не считая эпилога), описанию пребывания Пьера в плену посвящено 16 вариантов1. Вернувшись к этой части романа, Толстой постепенно, шаг за шагом, углубляет общественно-психологические переживания своего основного героя Пьера Безухова (будущего декабриста), происходящие под влиянием его общения с народом. Вводится, уже в конце работы, новая фигура — Платона Каратаева, которой не было раньше, и усиливается фольклорный элемент. Среди черновиков сохранились рукописи, сплошь заполненные русскими пословицами и поговорками2, большинство которых автор вложил в уста Каратаева.

Введение в повествование Каратаева свидетельствует о том, что еще в 1869 г. у Толстого проявилась определенно выраженная симпатия к идеологии русского патриархального крестьянства.

Большое место в последнем томе занимает описание народной партизанской войны. Сюжетная канва и основные действующие лица были также определены еще в 1866 г. в первом черновике окончания3. Но там о партизанах упомянуто лишь вскользь, схематично, всего на трех страницах, тогда как в окончательном тексте партизанской войне отведена почти вся 3-я часть четвертого тома.

Работа Толстого над этой частью открывается автографом на 2-х листах писчей бумаги с текстом, относящимся к главе I части З. Следом за ним на 2-х листах пишется вариант глав I и II, куда входит часто цитируемый текст о „дубине народной войны”.

”.

При переходе к основной сюжетной части третьей главы — описанию партизанской войны— в процессе работы берутся копии листов первого черновика 1866 г>, которые исправляются и переписываются. В трех рукописях 3-й части переработанные копии все время чередуются с новыми автографами, причем отдельные листы переписываются ПО нескольку раз, пока не доходят до наборной рукописи, п которой, как и в корректурах, имеется лишь сравнительно небольшая стилистическая правка.

В процессе основной работы был выпущен первоначальный вариант („Все хорошо, что хорошо кончается”), по которому Петя РОСТОВ остается жив.

Поэтический образ Пети, находящегося в партизанском отряде, его встреча с мальчиком — французским барабанщиком „Весеней” и, наконец, смерть Пети — результат творческой работы Толстого в 1869 г.

Анализируя рукописи, относящиеся к концу „Войны и мира”: третьей, четвертой частей и отчасти первой части эпилога, можно вывести общее заключение, что эта часть работы далась писателю сравнительно легче других: рукописей меньше и меньше в них поправок.

труда.

К эпилогу относятся семь первоначальных рукописей, состоящих в общей сложности из 171 листа— автографов и правленых копий, в значительной степени отличающихся друг от друга, В томе 15—16 Полного собрания сочинений извлечено из этих рукописей и напечатано 43 варианта.

Все рукописи, относящиеся к несюжетной части эпилога, чрезвычайно сложны; автор бесконечное число раз обращался к одной и той же рукописи и, чеканя мысль, вносил поправки, делал уточнения. По рукописям видно, что к этой части своего труда Толстой относился с большой требовательностью и отчеканивал каждое слово, придавая эпилогу особенное значение.

Еще в марте 1868 г., говоря о своих взглядах на историю и философию, которые положены в основу „Войны и мира” и сконцентрированы главным образом во 2-й части эпилога, Толстой писал историку Погодину:

„Мысли мои о границах свободы и зависимости, и мой взгляд на историю не случайный парадокс, кот[орый] на минутку занял меня. Мысли эти плод всей умственной работы моей жизни и составляют нераздельную часть того мирос[оз]ерцания которое бог один знает, какими трудами и страданиями выработалось во мне и дало мне совершенное спокойствие и счастье”.

„…То, что я написал, особенно в эпилоге, не выдумано мной, а выворочено с болью из моей утробы”.

Работая над эпилогом, сначала без подразделения его на части и главы, Толстой часто иллюстрирует свои общие историко-философские взгляды конкретными историческими примерами. Так, в одном из черновиков, впоследствии отнесенном к главе III первой части эпилога, в котором дается общий очерк истории Наполеона и делается вывод о значении и влиянии на Европу наполеоновского нашествия 1812 г., Толстой пишет:

. Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели—Москвы. Поднимается новая, неведомая никому сила— народ, и нашествие гибнет. Конус распадается, и человек, стоявший на вершине его, не имеющий более назначения оправдания масс, теряется в толпе”.

Об окончании своей работы над шестым томом Толстой сообщает Фету в письме от 21 октября 1869 г.: „Шестой том я окончательно отдал, и к 1-му Ноября, верно, выйдет”.

„Война и мир”, на которую было положено шесть лет, по его словам, „непрестанного и исключительного труда при наилучших условиях жизни”8.

Через три года, в 1873 г., когда было задумано новое издание, Толстой вновь вернулся к текстам „Войны и мира”. Он сделал ряд стилистических исправлений, заменил в этом издании французские тексты собственными переводами на русский язык, перераспределил тексты, сделав из шести томов четыре, и перенес историко-философские рассуждения в приложения.

В советских изданиях „Войны и мира” стилистическая правка 1873 г. сохранена, сохранено и распределение на четыре тома. Но французские тексты печатаются по изданию 1868—1869 гг., творческие же переводы Толстого на русский язык, сделанные им в 1873 г., печатаются под строкою.

Раздел сайта: