9. Н. Н. Гусев — Л. Н. Толстому
7 ноября 1907 г. Крапивна.
7 нб 07
Крапивна
Дорогой Лев Николаевич,
В письме к Душану я обещался написать вам обо всем пережитом мною здесь, то теперь вижу, что это невозможно: могу с уверенностью сказать, что никогда во всю мою жизнь за столь короткий промежуток времени не переживал я столько самых разнообразных состояний: от торжественного и величественного, как то голубое небо, клочок которого видно и мне сквозь грязное и запыленное окно, — до самого позорного уныния; от полной преданности воле Бога до несдерживаемого ропота и возмущения. Не в силах будучи описать все это, я постараюсь написать вам лишь о том, что переживаю я в настоящее время.
Вы можете поздравить меня с большим приобретением: мне удалось, как мне кажется, определить то отношение, которое должно быть у христианина к моему положению. Христианская нравственность, как я понимаю, вся состоит в одном — в покорности воле Бога. Эта покорность представляется верующему человеку с двух сторон: во-первых, как свободное и радостное подчинение, покорность всему тому, что случается с нами помимо нашей воли: всевозможные страдания и лишения; и, во-вторых, как безусловное исполнение того, что предписывает мне, как веления Высшего Начала, тот божественный руководитель, который живет во мне. Покорность воле Божьей в терпеливом перенесении всего внешнего, постигающего нас, основывается на вере в Бога-Добро и на проистекающей из нее уверенности в том, что все, что исходит от Него, есть добро, хотя бы нам и не видно было иногда, в чем именно заключается доброе для нас того испытания, которое нас постигло. Но часто это бывает видно даже нашему ограниченному разуму. Взять хотя бы мое положение. Кроме некоторых предположений, которые я делаю о том, в чем благо для меня моего положения, и которые с уверенностью не могу утверждать, — вот в чем заключается, как мне представляется, несомненное благо моего положения.
С той минуты, как человек попадает в положение гонимого, жизнь его становится особенно значительной как для него, так и для его близких. Для него это есть испытание твердости его веры: не отречется ли в том трудном положении, в котором находится, от той истины, которую он так непоколебимо — уверенно провозглашал, живя в иных, более легких и приятных условиях. Для близких он становится мучеником, гонимым за истину, и потому для них жизнь его представляется значительнее, выше и важнее, чем она была раньше. И потому на каждом гонимом лежит великая обязанность перед Богом и людьми; и разве не великая радость чувствовать себя призванным к исполнению этой обязанности и делать усилия добросовестно исполнять ее?..
Вторая благотворная сторона заключения состоит в том, что если заключенный спокоен духом и не поглощен внешними заботами, — то нет положения, исключая, разве, болезнь, более подходящего для напряженной внутренней работы, для критического отношения к себе, познания своей духовной сущности и своего греховного «я». Это я уже испытал на себе. «Круг чтения», очень внимательно прочитанный мною пока до 27 января, возбудил во мне ряд плодотворных мыслей; то, что не приходило в голову на воле, теперь ясно, как Божий день.
Второе условие сознания радостности и разумности жизни состоит в следовании тому, что говорит Божественный руководитель, живущий в нас. Этот руководитель зовет меня к отречению от себя и к единению со всем живущим. Чем больше будешь думать о себе, о своем положении, о своих страданиях, тем будешь чувствовать себя все тяжелее и мучительнее. Чем больше будешь, забывая о себе, стараться, насколько можешь, быть полезен другим, тем настроение твое будет становиться все радостнее и легче. А они есть, те, кому ты можешь быть полезен, здесь, около тебя, такие же дети Божии, как и ты, призванные к исполнению того же трудного и ответственного назначения, как и ты. А там, вдали, есть еще другие люди, знающие тебя и дружески настроенные к тебе, идущие по одному с тобою пути, которым ты тоже можешь, если захочешь, быть полезен...
Вот те мысли и то настроение, которое я стараюсь поддерживать в себе. При таком настроении внешние условия существования становятся незаметны. Хотя я и знаю, дорогой Лев Николаевич, что вы думаете так же (ведь благодаря вам я и понял все это), все же мне интересно было бы слышать ваше мнение об этом.
Ваша теплая куртка мне очень пригодилась: благодаря ей я имею возможность чаще и дольше отворять форточку, что здесь совершенно необходимо.