40. Н. Н. Гусев — Л. Н. Толстому
30 марта 1910 г. Корепино*.
Корепино. 30 марта 1910.
Сажусь писать Вам, дорогой Лев Николаевич, с тяжелым чувством, что едва ли смогу на этот раз написать Вам что-нибудь путное. Очень огорчен и расстроен только что разыгравшимся кровавым столкновением между тремя ссыльными рабочими на почве алкоголя, chercher la femme и, главное, полнейшей праздности (у большинства ссыльных свободного, то есть ничем не занятого времени, ровно 24 часа в сутки). Закончилось перешибом ноги одному из участников, кражей денег у барышни и доносом одного из них на барышню и на другого ссыльного.
Мое положение пока остается совершенно неопределенным. Ничего не знаю, предпринимается ли что-нибудь против меня и что именно. Относительно моего перевода думается, что если переводить, так пора бы уже (уже около 3 недель, как пристав доложил исправнику о моем «деле»). На прошлой неделе урядник, по предписанию пристава, допрашивал меня о причинах «самовольной отлучки» в Тулпан. Может быть, придется ожидать несколько недель в арестном доме; это пустяки.
Ваше письмо так мудро и трогательно-нежно...1 Вы знаете, как я ценю не только Ваши советы, но всякое Ваше слово, обращенное ко мне, хотя бы самое незначительное. Только не пишите о своей «спокойной» жизни. Я знаю цену Вашего мнимого спокойствия. Спокойно живущие люди не ищут Голгофы. Не раз думалось мне в последнее время, что вся переносимая Вами тяжесть недовольства внешней обстановкой Вашей жизни есть совсем не тяжесть недовольства своим положением, а тяжесть добровольно возложенного Вами на себя креста — мук за совокупные грехи всего человеческого рода. Некуда скрыться от этих мук. Только смерть избавляет жаждущего обновления людей человека от неизбежных, неутолимых страданий за несовершенства, слабости и грехи его братьев-людей. Не в этом ли, главное, и состоит тот крест, который великий Учитель велит каждому из нас взять на себя на каждый день?
«братцев» к своим гонителям! В самый день отлучения, как пишет «Утро России», у братца Иванушки состоялось обычное собрание, которое закончилось приглашением Иванушки спеть «многая лета» Синоду, митрополиту, миссионерам. Несколько пораженные слушатели покорно пели, когда он заставлял их по нескольку раз петь «многая лета» «Синоду, митрополитам, миссионерам и всем священнослужителям».
Вот где истинное величие и истинная сила, сохранившиеся еще у простых религиозных людей русского народа, — величие и сила, подмеченные и отраженные в художественных образах всеми русскими художниками, умевшими понять их: и Тютчевым в его «Эти бедные селенья», и Тургеневым в «Живых мощах», и Вами в Платоне Каратаеве, и Достоевским, и даже Некрасовым во «Власе» (у Пушкина, Лермонтова и Гоголя нет ничего подобного). К счастью своему, все больше и больше научаюсь ценить все проявления истинной, то есть искренней, веры. Здесь распространен обычай ходить «постовать», то есть говеть, в церкви и монастыри за 50 и за 100 верст. И всегда, когда мне случается говорить об этом с крестьянами, не могу не высказать сочувствия этому, хотя и временному, отвлечению от жизненной суеты.
За последнее время начал заниматься изучением, во-первых, методов первоначального обучения, а, во-вторых, русского законодательства. В первом я, несмотря на 8-летнюю гимназическую науку и знание исключений латинских склонений и спряжений, круглый невежда; а надобность в практическом применении такого рода познаний может встретиться на каждом шагу.
Законоведением же хочу заняться потому, что здесь я начал заниматься адвокатской практикой и довольно успешно: выиграл два дела: в одном двое крестьян были присуждены совершенно несправедливо к уплате богатому подрядчику по 50 рублей каждый, а в другом — богатый лесопромышленник не доплатил работавшим у него 12 крестьянам в общей сложности 145 рублей.
Здесь, в городе и в пригородных селах, много довольно богатых купцов, которые безжалостнейшим образом эксплуатируют доверчивых и темных, сплошь почти безграмотных северных крестьян. В их сетях мужики бьются как муха в паутине. Близко видя мужицкую жизнь, нельзя не чувствовать остро всю гореч обиды, накопляемую в сердцах этих всеми обираемых и всех кормящих людей.
Н. Г.
Вырезка — для Душана.
Страшно жалко Молочникова2 и его семью! Белинький3 прав, когда пишет мне: «ты счастливец — ребятишек дома не осталось».
Н. Г.
* На конверте помета Л. Н. Толстого: «прекрасное письмо Гусе<ва>».
1 Н. Н. Гусев получил письмо Л. Н. Толстого от 18 марта 1910 г. (ПСС. Т. 81. С. 152).
2 —1936) — новгородский слесарь, единомышленник Л. Н. Толстого. 11 марта 1910 г. был арестован и помещен в новгородскую тюрьму. В письме к Л. Н. Толстому 11 марта 1910 г. он сообщал о своем аресте за то, что склонял солдат Смирнова и Соловьева к отказу от военной службы и просил Толстого похлопотать, чтобы его отпустили на поруки. В результате хлопот писателя Молочников, которого на суде защищали В. А. Маклаков и Н. Муравьев, был оправдан.
3 Самуил Моисеевич Белинький (1877—1966) — друг В. А. Молочникова. В 1910 г. работал у Л. Н. Толстого и В. Г. Черткова в качестве переписчика.