Московско-Курской ж. д.
станция 27 мая.
Будановка
Дорогой Граф!
азвал человеческую душу с ее борьбой между бессознательной, непосредственной волей и другим посредствующим проводником ………………………..
ко мне со словами: „на вас сердиться нельзя”. Чтоже изменилось в эти 20 лет? Не могу судить о Вашей перемене, что касается до меня, то я только все время сторался привести к сознанию ту слепую волю, которой руководился всю жизнь и нойти его т. сказ, разумное опро……………………………….. даже при самых интимных отношениях.
Чтоже произошло вне этих границ, об этом судить не могу; но факт налицо: Ваши редкие письма и окончательное молчание, на сборы мои в Ясную Поляну, нетребуют толкований. Даже в настоящем я предоставил бы времени разгадку неизвестного. Но вежливость, сожая меня между двумя стульями, этого не дазволяет. Мне нужно пописать, выеховшему в настоящее время из Питера, Страхову несколько слов… [по] адресу в Ясную [Поляну]-—Писать тому, кто [не же]лает читать,—невежливо. [Пи]сать в дом того, кому постоянно писал, нено
…………………….. дилеммы, нетолько еще более невежлив, но и вполне безосновен, то я поневоле вподаю в первый. Давным давно я постиг слова nil admirari, ибо сознал, что в мире нет ничего без причины, а если таковые есть, то явление неизбежно.
Прошу передать Графине Софье Андреевне то неизменно глубокое уважение, которым она постоянно меня исполняла.
Ваш четверть столетия усердно шагавший с Вами в ногу
Примечания
При описании библиотеки Л. Н. Толстого в Ясной Поляне мне пришлось, между прочим, описывать так называемый „Пролог”—сборник житий святых, интересовавший великого писателя как памятник древней [русской литературы. Это четыре тома, отпечатанных в середине прошлого столетия. Толстым были сделаны в „Прологе” карандашные пометки и, кроме того, вложено между страницами множество закладок, отмечавших рассказы, которые его заинтересовали. Для закладок писатель использовал обрывки и обрезки газет, писем и пр.
Рассматривая закладки в третьей книге „Пролога”, я обратил внимание на узкую бумажную ленточку — часть разорванного письма — с подписью: „А. Шеншин”. Это был автограф поэта А. А. Фета. Рядом оказался листок с росчерком от этого автографа. При дальнейшем просмотре закладок набралось еще 9 полосок от разорванного письма.
Когда они были приставлены одна к другой, получилось два листка почтовой бумаги, из которых у первого оторвана нижняя половина, а у второго — несколько строк наверху. Из текста оставшихся полосок образуются четыре отрывка письма, которые и приведены выше с сохранением орфографии подлинника.
„Пролога” установлено на основании следующих дат: 1) в первой книге обнаружена была закладка, представляй ним и обрывок газеты „Московские ведомости’ от 15 июня 1880 г.; 2) в той же книге вложен обрывок конверта с адресом Толстого и штемпелем! «Тула 18/VI 1880 г.”; 3) в третьей книге имеется обрывок неизвестной варшавской газеты от 4 июня 1880 г. Эти данные позволяют предположить, что Толстой читал „Пролог” в 1880 г. и что, провидимому, К тому же времени относилось и письмо Фета от 27 мая. Раскрыв 63-й том юбилейного Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого с письмами за 1880—1886 гг. мы, действительно, находим письмо Толстого к Фету от 31 мая 1880 г., которое, без сомнения, и является ответом на письмо поэта от 27 мая. Толстой поспешил рассеять тяжелое впечатление, вызванное у Фета.
„Прежде чем сказать вам, как мне совестно перед вами и как я чувствую себя виноватым перед вами, прежде всего я ужасно благодарен вам, дорогой Афанасий Афанасьевич, — пишет Толстой, — за Ваше доброе, прекрасное, главное, умное письмо. Вы имели причины быть недовольным мной и вместо того, чтобы высказать мне свое нерасположение, которое очень могло бы быть, вы высказали мне причины своего недовольства мною добродушно и, главное, так, что я почувствовал, что вы все-таки любите меня”. ,
И дальше Толстой пишет, что его молчание в переписке вызвано-было „особенно напряженными занятиями нынешнего года”. „В первой же главной моей вине, как вам это должно казаться, что я не отвечал вам на ваше предложение приехать в Ясную, — я решительно невменяем. Не понял ли я этого, просмотрел ли, но совершенно забыл,, и для меня этого вашего предложения приехать не существовало”.
И Толстой просит Фета, если тот поедет „на праздник Пушкина* (открытие памятника в Москве), заехать в Ясную Поляну и тем показать, что он прощает его.
Мало того, Толстой просил еще Н. Н. Страхова при свидании с Фетом-воздействовать на него в примирительном направлении. 30 июня 1880 г.. Страхов сообщает писателю, что его „примирительные речи были вполне удачны и скоро в них не оказалось никакой надобности”.
Этот эпизод очень характерен. Толстой, закончивший в 1879 г. „Исповедь” и погруженный в работу над „Критикой догматического богословия”, забыл обо всем из-за своих занятий, не отвечал Фету на письма и не обратил внимания на желание поэта приехать в Ясную Поляну. Фет обиделся, вообразив какую-то невероятную причину этого невнимания Толстого. Последний, видя, что обидел друга, написал ему длинное письмо, а сам, углубившись в четыре книги „Пролога”, разорвал письмо Фета и употребил его в качестве закладок.
добавляет в конце письма Толстого к Фету от 13 мая 1880 г.: „Письмо А. А. Фета, на которое отвечает Толстой, неизвестно”. Остатки этого неизвестного до сих пор письма и представляют 11 закладок, вложенных, писателем в третью книгу „Пролога”.