Страхов Н. Н. - Толстому Л. Н., 6 ноября 1889 г.

Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому

6 ноября 1889 г. Санкт-Петербург.

Вашу повесть1, бесценный Лев Николаевич, я слышал 28 октября у Кузминских в большом обществе; читал Кони2, очень хорошо. Простите, что до сих пор я не написал Вам, мешали дела, да я надеялся, что хорошенько обдумаю, и ждал, что мне дадут рукопись и я еще лучше пойму, когда перечту. Но время идет, и хочу написать, что понял по первому впечатлению.

Сильнее этого Вы ничего не писали, да и мрачнее тоже ничего. Много есть замечаний и описаний изумительных по глубине, до которой они проникают в душу, и страшных по своей правде. А сказаны и схвачены так просто и ясно! Герой Ваш — несравненный пример эгоиста, и эгоизм его является во всей своей отвратительности. Как хорошо, что он убивает жену не за вину, а просто по ревности, для которой у него в душе нет ничего сдерживающего, и которая совершенно права в отношении к его жене. Какой ужас! Какие мучения! Он убил, но они все-таки продолжают ненавидеть друг друга — вот где верх несчастья и страдания!

Что и говорить — правда дышит в каждой строке, в каждой сцене. Не смотря на то, я заметил, что впечатление у слушающих было смутное, да и мне самому что-то мешало вполне вникать в отдельные мысли и описания. Вы взяли форму рассказа от лица самого героя, форму, которая Вас очень связывала, а у слушателей являлись вопросы: кто собеседник? Почему рассказчик долго-долго не приступает к делу, а ведет рассуждения об общих вопросах? Притом, есть, как мне показалось, одна главная неясность: в каком духе он рассказывает? По некоторым местам можно подумать, что эгоизм в нем сломлен, и он уже видит свои действия в истинном их значении; по другим кажется, что он готов опять и без конца убивать свою жену, и нет в нем и тени раскаяния.

Кроме того, развязка приходит слишком быстро, т. е. мало рассказано до той минуты, когда появляется музыкант. Поэтому кажется, что герой — не вполне нормальный человек, непомерно ревнив и нервен. Между тем, он человек обыкновенный и постепенно пришел в такое состояние. Долгие рассуждения, которые предшествуют рассказу, глубокие и важные, теряют силу от ожидания, в котором находится слушатель. Их следовало бы положить в сцены, которые, однако, не мог продолжительно рассказывать убийца, занятый больше всего последнею сценою — убийством.

Но какое богатство содержания! Например, рассуждения о докторах, о музыке, о детях — да всех не пересчитаешь! А мысль о том, что люди перестанут наконец совершать грех, ведущий к деторождению! Она меня очень восхитила. Вообще, хотя многое взято односторонне, но удивительно верно, и односторонность понятна у человека, который приведен к убийству жизнью без понятий о долге, жизнью самоугождения, всеми теперь принятою и проповедываемою.

Вероятно, я с каждым новым чтением буду все больше влюбляться в Вашу повесть — так ведь всегда со мною.

——————

3, успевший втереться на чтение, пришел в великое смущение от упоминаний об онанизме, сифилисе и т. д. Простите меня, ради Бога, что я уступил просьбе подобных пустоголовых людей и серьезно предлагал Вам печататься в Р[усском] вестнике. Не поверите, как мне самому тяжелы эти неизбежные сношения; я почти ненавижу и «Р[усский] вестник» и «Новое время», а приходится с ними иметь дело, быть их товарищем, сотрудником и водиться с ними по-приятельски. Какие времена настали!

С Вл. Соловьевым мы видаемся, т. е. больше он бывает у меня, но он все злодействует в В[естнике] Европы4, и я считаю долгом не молчать перед ним об этом. В последней статье он опирается на мнения 5, пишет, что стал его продолжателем. О, какой же ветер в этой голове! И все ему нужно писать сообразно с настоящей минутой; он публицист и политик не хуже Каткова. Нужно наделать побольше шума — вот главная цель.

Моя ответная статья Тимирязеву почти готова6

Здоровье мое очень хорошо. Недавно я зашел к Репину, и он, после нескольких слов, говорит: «а ведь портрет не похож! Вы гораздо лучше». И действительно, что-то во мне наладилось, что тогда скрипело.

Дай и Вам Бог здоровья и всего хорошего! Софье Андреевне мое усердное почтение. К слову — графиня Александра Андреевна7 много со мной говорила на чтении Вашей повести и велела к себе явиться. Она мне очень понравилась — есть у нее выражение истинной доброты. А больше всего на чтении меня заняла Татьяна Андреевна.

Никто не слушал с такою жадностию; она вся волновалась от впечатления. Ну а после нее всех жаднее был я,

Н. Страхов

1889. 6 ноября.

Примечания

1 Повесть «Крейцерова соната».

2 —1927) — юрист и общественный деятель, выдающийся судебный оратор.

3 Берг Федор Николаевич (1840—1909) — редактор-издатель журнала «Русский вестник».

4 В журнале «Вестник Европы» в 1889 г. печатались «Очерки из истории русского сознания» В. Соловьева (май, июнь, ноябрь, декабрь), вошедшие затем во второй выпуск книги «Национальный вопрос» (СПб., 1891).

5 «В предыдущих очерках я считал излишним подробно излагать и разбирать славянофильские мнения, имея в виду критику славянофильства в известном труде А. Н. Пыпина («Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов»), с оценками и замечаниями которого я в большинстве случаев совершенно согласен» — писал Соловьев в примечании к Гл. VII «Очерков» — «Вестник Европы» (1889, ноябрь), С. 363.

6 «Спор из-за книг Н. Я. Данилевского» была закончена 9 ноября.

7 

Раздел сайта: