Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
3/15 августа 1893 г. Мюнхен.
Ваше письмо, бесценный Лев Николаевич, полученное мною в Эмсе, не дает мне покою. Беспрестанно об нем думаю (тут что же делать, как не думать?) и много раз собирался отвечать, вчера затеял длинное письмо, начал и бросил: слишком высокий тон, на который я, кажется, не имею права. Меня поразило то, что Вы в дурном духе, как Вы пишете. Человек, на которого обращено столько любви, со всех сторон! Почему Вы называете Ваше дело в Бегичевке глупым? Почему не верите действию Вашей книги? Я верю, что она будет иметь большое действие. Рано или поздно, но люди перестанут считать честью приготовление к убийству. Государство старалось облагородить военную службу; оно обратило ее в гражданскую обязанность, которую все должны нести одинаково. Этого не должно быть и не будет!
Но у меня толпится слишком много мыслей, которые все хотелось бы Вам высказать. И об Розанове, и об славянофилах, и об науках и искусствах, — обо всем хотелось бы поговорить. В Ваших мыслях всегда для меня есть поучение, и особенно, когда они идут против моих мыслей. В Эмсе я много занимался Вами. Там я купил и даже переплел две Ваших книжки: Крейцерову сонату и Критику догматического Богословия. Я их читал и перечитывал; в Критике, которую я едва помнил, я нашел удивительные вещи. Во-первых, я понял направление, — истинно философские требования, обращенные к Макарию, жалкому и типическому представителю нашей богословской премудрости. Во-вторых, есть отдельные места и выражения — несравненные. Одно из них прямо из моего сердца: «я залез», пишете Вы, «в какое-то смрадное болото, вызывающее во мне только те самые чувства, которых я боюсь более всего: отвращения, злобы и негодования» (стр. 103). Как сильно и ясно сказано! Да, я истинно боюсь этих чувств, и потому, как Ваш Платон Каратаев, стараюсь везде отыскивать благообразие; я стараюсь всеми силами найти хоть каплю благообразия в том, что около меня делается и существует. Стараюсь понять, простить, а главное — стараюсь не пропустить того добра, которое смешано со злом.
Недавно я как-то очень разжалобился над собою. Какая печальная жизнь! Мальчик, совершенно неспособный к ненависти, вражде, борьбе, приехал из глуши в Петербург1. Он усердно занимался наукой, но его потянуло к литературе, к этому самозванному парламенту, как выражается Карлейль2. И начинается чертова комедия. С 1856 года все мечты литературы — разрушение, революция. Начинается брань на всех и на все, не только на самое гадкое, но и на самое дорогое. Вали все, — после разберем! Катков, и тот восхищался покушением Орсини3. Представьте себе, что десять лет я читаю эти выходки. Каждый месяц выходит несколько толстых журнальных книг, и я вижу, что между строками в них написано: кровь и огонь! огонь и кровь! Я все понимаю, даже тоньше и вернее, чем ярые почитатели этих книг. И при этом — русское невежество, русское легкомыслие, отчаянное русское недоброжелательство и злоречие — да не скоро переберешь всю эту гадость.
Что же я сделал? Я стал смеяться над ними, стал вступаться за то, за что можно было вступаться, за логику, за Пушкина, за историю, за философию. Шутки мои едва ли многим были понятны, и только покрыли мое имя позором. Несчастный Тургенев недаром печатно сокрушался: «на мое имя легла тень, и я знаю, она с него не сойдет!»4 взошло и принесло хорошие ягодки. Появились огонь и кровь, которых желала литература. Сперва пожар (1862)5, потом выстрел в царя (1866)6 — после этих первых попыток наступило вдруг затишье, как будто испуг; но потом пошли непрерывно покушения, убийства, взрывы. До сих пор помню, как вечером я глядел в окно, в сторону Зимнего Дворца, и думал, что, может быть, и там теперь закладывают динамит; на другой день мне рассказывают, что действительно там произошел страшный взрыв7. Наконец, в 1881 царь убит на улице8 и с ним погиб от своей бомбы сам убийца, Гриневецкий9
Что же это за жизнь, Боже мой! Здесь я каждый день читаю в газетах, с какою ненавистью говорят о России; из Ваших книг (есть уже толки о последней книге, Царствие Божие между вами — выписано страшное наказание мужика генерал-губернатором) они почерпают не уроки любви, а только новую злобу. А социалисты в Цюрихе10?
Но, простите меня, я разболтался, хоть нарочно взял маленький листок бумаги. С восхищением думаю, что скоро увижу Вас, и тогда доскажу, может быть, чего не дописал. Лечение в Эмсе подействовало превосходно: я поздоровел заметно и отбываю бодро свою повинность эстетика. Дай Бог найти Вас бодрым и здоровым. Простите мне, если согрешил, за мою любовь к Вам.
Н. Страхов
1893. 15 (3) авг. Мюнхен.
Софье Андреевне, Татьяне Андреевне, Татьяне Львовне, Марье Львовне и Вере Александровне11
Примечания
1 См. публикацию М. И. Щербаковой «Страницы юношеского дневника Н. Н. Страхова» в сборнике статей Московского Государственного педагогического университета «Страницы истории русской литературы», посвященном семидесятилетию профессора В. И. Коровина (М-ва, 2002), С. 299—306.
2 Карлейл Томас (Thomas Carlyle) — см. прим. 15 к Письму 163 Страхова к Толстому от 17 октября 1877 г.
3 Орсини Феличе (Felice Orsini) (1819—1858), граф — деятель итальянского освободительного движения, участник революции 1848 г. в Италии. 14 января 1858 г. бросил бомбу в Наполеона III, был арестован и казнен 13 марта того же года.
4 «Литературные и житейские воспоминания. По поводу «Отцов и детей». Сочинения, Т. XIV, С. 105.
5 26 мая 1862 г., в Духов день, произошел страшный пожар в самом центре Петербурга: сгорел Апраксин двор и громадные дровяные склады. Огонь угрожал Государственному банку, Министерству внутренних дел, Пажескому корпусу и Публичной библиотеке. За пожаром в Петербурге последовали пожары в некоторых провинциальных городах. В поджогах были обвинены русские и польские революционеры, но самое тщательное следствие не нашло никаких доказательств. См. об этом воспоминания П. А. Кропоткина, бывшего очевидцем и участником тушения пожара в Апраксином дворе: П. А. Кропоткин. Записки революционера (М-ва, 1966), С. 165—171.
6 4 апреля 1866 г. студент Дмитрий Владимирович Каракозов (1840—1866), член тайного кружка Н. А. Ишутина, стрелял в императора Александра II. Казнен в том же году.
7 5 февраля 1880 г. член Исполнительного комитета партии «Народная воля» Степан Николаевич Халтурин (1856—1882), с помощью народовольцев, совершил взрыв царской столовой в Зимнем дворце. Никто из членов царской семьи не пострадал, но жертвы были многочисленны, поскольку взрыв произошел в караульном помещении (под царской столовой), и все находившиеся там погибли. Кроме того, были ранены более 50 солдат из охраны Зимнего дворца.
8 1 марта 1881 г.
9 —1881) — член «Народной воли» с 1879 г. См. прим. 4 к Письму 273 Страхова к Толстому от 7 апреля 1881 г.
10 Вероятно, Страхов имеет в виду деятельность группы «Освобождение труда», во главе с Г. В. Плехановым (см. прим. 6 к Письму 174 Страхова к Толстому от 20 января 1878 г.).
11 В. А. Кузминская.