Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
27 марта 1895 г. Санкт-Петербург.
Сегодня, бесценный Лев Николаевич, мы похоронили Вышнеградского. Смерть его была ужасная — это была агония, продолжавшаяся 32 дня, по-видимому мучительная, особенно в начале и в последнюю неделю. Сын1 и дочери2 рассказывали, что сначала он видимо желал умереть и называл докторов жестокими; но доктора всячески его поддерживали и тянули жизнь. Грустно, что полного сознания не было все это время, даже и на несколько минут. Болезнь была та самая, которая свалила его в 1892 году. Он надорвался; он был горяч и неукротим в труде, как энергический человек, который не думает об мере своих сил, как будто они неистощимы. И вот человек ленивый и слабый, как я, остался жив, а он, моложе меня на два года, умер!
Передо мной опять исчезла часть того мира, в котором я жил, и все кажется ненужным, не стоющим никакой заботы. Мы с ним не были особенно близки в последнее время, хотя, кажется, наша старая дружба готова была воскреснуть перед самым концом. Главное же, я всегда был уверен в его благородстве, несмотря на его увлечение разными житейскими интересами. Он показал, когда был министром3, что сознательно не берег себя.
То, что Вы написали об Софье Андреевне, очень на меня подействовало, умилило. Я давно научился (каюсь, не сразу) глубоко уважать Софью Андреевну. В ней огромная энергия и в глубине, под всем наружным и мелким, вся направленная на жизнь для других, на ту жизнь, к которой вполне способны кажется только женщины, а очень редко мужчины. Я всегда очень боялся говорить с Вами о Софье Андреевне (мне иногда хотелось ее осуждать), потому что чувствовал, что между Вами и ею существует глубочайшая связь, какая может существовать между людьми, связь теснее, чем между детьми и отцом и матерью, слияние двух человек в одного, как о том говорится в Евангелии. Но всякое сильное чувство (это Ваши слова) не может долго продолжаться в одинаковой силе, однако же в сущности не исчезает и сохраняется в глубине души. О, дай Боже, чтобы мы чаще жили нашими лучшими чувствами! Не то горе, что мы не обладаем всеми добрыми душевными силами, а то, что и то, что есть у нас доброго, вечно глохнет, вечно застилается всякою мелочью и нашим душевным злом. Так я чувствую себя и так я вижу, что нужно бороться с собою.
Теперь мне время собой заниматься. Я кончил издание книг и стал опять и читать и писать. Инфлуэнца моя, кажется, совершенно прошла.
Простите меня. Дай Вам Бог всего хорошего. Усердно кланяюсь Татьяне Львовне и Марье Львовне. Недавно видел Сережу4. Как жаль, что не знаю ничего об Льве Львовиче.
Н. Страхов
1895 27 марта Спб.
Примечания
1 Вышнеградский Александр Иванович (1867—1925) — финансист, директор и распорядитель Петербургского международного банка; с 1905 г. камергер, с 1915 г. статский советник; сын И. А. Вышнеградского (см. прим. 3 к Письму 89).
2
3
4 Сергей Львович Толстой.