Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
2 марта 1878 г. Санкт-Петербург.
Как Вы милы, бесценный Лев Николаевич! Не успел я начать письмо к Вам, как получил Ваше, с такими дорогими, сердечными словами! А я все время думал о Вас и о том, что напишу Вам. Я приехал благополучно, и, кажется, наконец оживаю. Но готов сердиться на те светлые минуты, которые на меня находят. Скажите, зачем все это волнение? Дурное расположение духа, от этого — боязнь произвести на Вас дурное впечатление, от этого — досада на самого себя, от этого еще хуже расположение, еще больше боязнь, еще сильнее досада, и на себя, и даже как будто на Вас! Ах, как это глупо, глупо! А теперь два дни отдыха, светлая тихая погода — и без причины налетают хорошие минуты. В заключение все-таки скажу, что, несмотря ни на что, у нас были очень хорошие разговоры, и я вернулся от Вас чрезвычайно сытый. Разговоры об логике, об воле — Ваша мысль об религии, как о вопросах сердца — я думаю, что тут мы с Вами не празднословили; мне чувствуется что-то твердое под ногами. За работу еще не принимался, но думаю о предмете все усерднее и успешнее. Ничего бы мне так не хотелось, как заслужить Вашу похвалу и Ваше согласие.
Меня одолел тут один приезжий, мой бывший товарищ по Институту, с которым у нас есть несколько очень сладких общих воспоминаний. Ему только 45, но это уже почти седой старичек (он маленький), сухой до невозможности, плохо видящий и плохо владеющий ногами. Говорили мы с ним, вспоминали старое и наконец — о чем, Вы думаете, он стал просить меня чуть не со слезами? Чтобы я посвятил ему хоть одну страницу и напечатал бы с полным обозначением его имени! Мне стало и смешно, и жалко — а ведь этот червяк, подумал я, сидит и во мне самом!
Узнал я кое-какие новости. В Москве столкнулся с Г. Градовским1 (Гамма), который прямо приехал из Сан-Стефано2. Он рассказывал так: главный наш подвиг — переход через Балканы. За Балканами мы нашли разоренную страну, усыпанную трупами; сперва там турки резали болгар, а потом — болгары турок. Но, по счастию, огромные съестные запасы не были уничтожены. Ими мы питались, и только это позволило нам дойти до Константинополя, куда наши войска пришли оборванные, как нищие. Военное начальство не умело снабжать и не снабжало ничем. Только то и получали войска, что доставлял Красный Крест, везде действовавший с большою пользою. Признаюсь — неутешительно! — Болгария, говорит Градовский, должна быстро обрусеть — так похож язык, и таков естественный путь.
Много худого я слышал о пленных турках3. Рассказывала Кашпирева4, ездившая в деревню по делу. «У нас турка дохнет; ее гонят большими толпами без платья и обуви; мертвых и больных сваливают в одну повозку, — лишь бы доставить до места в том числе, в каком сказано; десятки замерзают на каждой станции. Одна барыня пожертвовала для них — туфли! На станциях турка забивается в углы, за печку, — и тогда ее штыками выгоняют в дорогу». Ужасно слушать, и добрая Софья Сергеевна не решилась взглянуть, когда ее приглашали посмотреть на эту картину. Все забываю Вам сказать, что Кашпирева твердо помнит свой долг Вам5, и непременно с Вами расквитается.
Пока простите, бесценный Лев Николаевич. Всей душой желаю, чтобы хворость нападала на Вас реже и совсем Вас оставила, и чтобы созрели и перешли в исполнение Ваши великолепные планы. Графине мое усердное почтение.
Ваш неизменный
Н. Страхов
Примечания
1 Градовский Григорий Константинович (1842—1915) — публицист. С 1874 г. сотрудничал в газете «Голос», где вел обозрение «За неделю», писал по вопросам внутренней политики. С 1875 г. начал печатать воскресные фельетоны за подписью «Гамма». В 1876 г. основал газету «Русское обозрение». В 1877—78 гг. был военным корреспондентом «Голоса» в Закавказье и Болгарии, написал книгу очерков «Война в Малой Азии в 1877 г.» (СПб., 1878). Впоследствии в своих статьях поддерживал политическую линию М. Т. Лорис-Меликова (см. прим. 10 к Письму 163 Страхова к Толстому от 17 октября 1877 г.). Значительный отклик имела статья Градовского о суде над Верой Засулич («Голос», 2 апреля 1878 г.). «Мне чудится, что это не ее, а меня, всех нас — общество судят!» — писал он, хотя не разделял идеи политического террора.
2 Сан-Стефано — местечко в 12 километрах от Константинополя, столицы Османской империи. 19 февраля (3 марта) там был подписан предварительный русско-турецкий мирный договор, завершивший русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Болгария, Босния и Герцеговина получали автономию; Сербия, Черногория и Румыния — независимость. К России отходили Южная Бессарабия, крепости Ардаган, Карс, Батум и Баязет. Условия Сан-Стефанского договора были пересмотрены на Берлинском конгрессе 1/13 июня — 1/13 июля 1878 г. в ущерб России, в частности, крепость Баязет с Апшеронской долиной возвращались Турции.
3 «... Ездила я со Степой, Сухотиным, Левочкой и Илюшей в Тулу, смотреть пленных турок; живут они в бывшем сахарном заводе Венинга, почти за городом, устроено у них очень хорошо: у всякого постель с белой простыней и подушкой, пищей они тоже, по-видимому довольны. Левочка спросил, есть ли у них Коран и кто мулла, и тогда они нас окружили, и оказалось, что у всякого есть Коран в сумочке. Но когда они нас обступили и стеснили, был один момент, когда стало страшно, и мы скорей ушли. На вид они почти молодцы и как все люди, есть из них страшные и неприятные, а у иных славные лица» (ОР ГМТ).
4
5 400 руб. за рассказ «Кавказский пленник», напечатанный в журнале «Заря» в 1872 г.