№ 116
Понедельник. 29 октября. 1884 г. [Москва]
Сегодня утром первое впечатление — твое письмо, хорошее, ласковое и ко мне любовное. На весь день меня развеселило. Если б я села на него отвечать тотчас же, то написала бы тебе, как ты называешь, хорошее письмо. А теперь, сегодня особенно, развлекли и засуетили. За кофе еще пришли дядя Костя, очевидно за помощью, я дала 6 р. с.; затем сейчас же Юрьев. Он пустил фейерверк своей блестящей, горячей речи обо всем на свете, и главное о тебе; он очень тебя любит и ценит, и тем еще был приятнее. Собирается к тебе в Ясную. Потом Урусов пришел просить под нашим прикрытием послать тёте Тане телеграмму; сегодня её рожденье. Потом Таня стала собираться за покупками, она хлопочет за меня; пришлось ее снаряжать, затем Андрюшу учила, и вот 5 часов, сейчас обед, а я точно сегодня еще не начинала жить: обойщики, прачка, овёс купить, белошвейка пришла... и пр. и пр. — весь этот хаос житейский, особенно сильный вначале. — Вчера были все дети и вся родня у дяди Серёжи; я было осталась, по обыкновению, дома, но письма нет, тебя нет, детей нет, малыши спят, я в 10-м часу вскочила и поехала к дяде Серёже, где играла в винт. Урусов везде как тень за нами. — Сегодня с малышами и с девочками еду в цирк, Miss Lake, Маша, малыши — одинаково прыгали и хлопали в ладоши; я не могла устоять перед соблазном произвести такой восторг. Мое здоровье сегодня не только лучше, но почти совсем хорошо. Лёвочка, я не решилась делать доктору тех вопросов, о которых ты намекаешь. Я и так вся была бледная, как он выразился сам, и вся дрожала от стыда и боли. Он тоже ничего об этом не говорил. Если хочешь, я спрошу его в следующий раз, что будет через неделю. — Ты мне пишешь, что я не зову тебя? Ах, Лёвочка, если б я писала в те минуты, когда хочу тебя видеть, писала бы всё то, что я чувствую, — то я разразилась бы таким потоком страстных, нежных и требовательных слов, что ты не остался бы и тем доволен. Мне иногда, во всех отношениях, невыразимо тяжело без тебя; но я задалась мыслью исполнять свой долг по отношению к тебе, как к писателю, как к человеку, нуждающемуся в свободе прежде всего, и потому ничего от тебя не требую.
То же чувство долга у меня к детям. Но вряд ли я могу исполнять всё то, что желала бы. — Потом, я уже писала тебе, что мне больнее видеть тебя страдающим в Москве, чем не видеть совсем. — А в каком ты чудесном, повидимому, духе! Твое умиление за музыкой, впечатление природы, желание писать, — всё это ты самый настоящий
Таня сегодня начала копию, но дни коротки, а она поздно встает. Урусов, Леонид Дмитриевич, писал Тане два письма, ему лучше, и он всё зовет вас в Крым. Но, по-моему, теперь поздно, да и денег свободных нет. О твоем намерении как хозяйничать, я поняла именно так, но тут это вечное но; ведь без средств не проживешь, этого нельзя забывать, а то пойдут те ужасные отношения к деньгам, страдание, что их нет, требованья всё-таки со всех сторон и проч. неприятности, которые прямо жизни мешают. Вот такие речи ты терпеть не можешь, и я тоже.
Примечания
Юрьев — Сергей Андреевич Юрьев.
Урусов. С. С. Урусов ухаживал за Татьяной Андреевной.
я не решилась делать доктору тех вопросов. Толстой писал 27 октября: «Напиши мне еще подробнее о себе, что говорил доктор — что о беременности и о том, что ее производит» (ПЖ, стр. 231).
Толстой писал 27 октября: «Что же ты не пишешь, что скучаешь без меня и не зовешь меня. Это не так, как прошлого года. Не с рефронтом, а правдиво. Что мне недостает тебя для полноты моей, это несомненно; но можно пожить немного и неполным. А если тебе скучно, то скажи, я сейчас приеду» (ПЖ, стр. 231).
Тане два письма — от 14 октября (из Байдарских ворот) и 23 октября (из Симеиза). В первом Урусов писал: «мне приснилось, что граф говорит вам: если Урусов напишет еще раз, не дожидаясь ответа, значит надо ехать в Симеиз» (письма хранятся в ГТМ).
«Ты меня о хозяйстве и поняла, и не совсем поняла. Я затеваю очень трудное — именно заниматься хозяйством, имея в виду не главное хозяйство, а отношения с людьми в хозяйстве. Трудно не увлечься, не пожертвовать отношениями с людьми — делу; а надо так, чтобы вести дело хозяйственно, но всякий раз, как вопрос: выгода или человеческие отношения? — избирать последнее. Я так плох, что чувствую свою неспособность к этому. Но вышло так, что это нужно и сделалось само собой, и потому попробую» (ПЖ, стр. 231—232; датировано неверно).