№ 125
13 декабря 1884 г. [Москва].
Ты оговариваешься в конце письма, что оно грустно и не хорошо. Нет, оно очень хорошее, что-то в нем есть, что меня заставляет оглянулся на себя и пожалеть, что я к старости под гору пошла. Да, это странно; на меня все смотрят, что я столб семьи, что я твердая, что я «une femme vertueuse»,1 а я сама себя чувствую слабой, легкомысленной, полусумасшедшей и готовой на всякие, самые безумные крайности.
Лесть Madame меня не трогает. Я знаю ее, и теперь мне временами кажется, что с одной стороны лесть ко мне для того, чтобы с другой кокетничать с тобой. Если это последнее подтвердится, то elle aura affaire à moi,2 и я её вперед жалею, ибо в моем полусумасшествии я ни за что не ручаюсь. Но это опять-таки одна из безумных вещей; я Madame всё-таки люблю; в ней есть доброта и ум; а жизнь ее испортила. — Плохо, что у тебя болит печень; но как я радуюсь твоему настроению, и как страшно боюсь разрушить его безумным временем праздников, которые всегда на нас, старших, действуют суетящим и тоскливым образом.
Делай всё, как тебе лучше и береги свою душу и свое здоровье. Ты нужен и дорог всем на свете, а на меня не обращай вниманья, не стою я этого, ничтожное, глупое и слабоумное созданье.
Сегодня Алёша что-то прихворнул, жарок был и ночь и день, не ест ничего и скучен. Может быть простой будет грипп, как у всех. Сегодня были у меня гости: Дмитрий Федорович Самарин, граф Капнист, Оболенские (Криво-Никольские) и помешали уроку музыки Лёли, что очень грустно. Он зато в саду всё на коньках упражнялся; Андрюша и Маша тоже учились и теперь свободно стоят и ходят на коньках и очень храбрятся, и Лёля их поощряет. Лёля стал последнее время очень хорош, мягок и аккуратно готовит уроки. Илья спать два дня уж как перестал и вместо этого точит на станке мундштуки и спичечницы.
Серёжа из университета приходит и прямо за фортепиано. Таня опять писала свою копию, а завтра едет на первый урок к Беклемишевым; я за ней заеду во втором часу. После визита к доктору я еще не выезжала, очень уж больно было; сегодня немножко лучше. Писала, писала без перерыва, а теперь и не знаю, что еще сказать. Ты велишь хорошенько писать, а я право не могу — пустота в голове, сердце и душе! Уж не от бромистого ли калия такое состояние? — Вчера до четвертого часа не спала, звон, треск, ужас и страх. Наконец звуки приняли определенный характер передвигаемой мебели в твоей комнате. Тогда я вскочила, панический какой-то страх напал на меня, я разбудила Дуняшу и говорю: «пойдёмте, не залез ли кто». — Дуничка крестится, охает, вздыхает, но идет с свечей вперед, мы оглядываемся, — никого, конечно, не было.
Прощай, милый Лёвочка. Таня с Машей ушли к дяде Серёже, и никто тебе сегодня не пишет. Посылаю письмо Черткова, только и было без тебя. Целую и обнимаю тебя.
Соня.
Примечания
Ты оговариваешься в конце письма. Толстой писал в конце письма от 12 декабря: «Если письмо это нескладно и невесело, то прими в расчёт боль печени и прости» (ПЖ, стр. 244).
. Толстой писал 12 декабря: «Поклонись m-me Seuron. Да, она вредно на тебя действует, и нынче мне пришла мельком мысль, не нарочно ли она это, не любя тебя, делает. Лесть и лесть о внешности страшно портит. Я сравниваю это с лестью о писаньи; когда подаешься на нее, сейчас чувствуешь, что слабеешь и глупеешь» (ПЖ, стр. 244; датировано неверно).
печень. Толстой писал 12 декабря: «Боль печени теперь к вечеру лучше»
граф Капнист — гр. Павел Алексеевич Капнист (1842—1904), с 1880 по 1895 г. попечитель Московского учебного округа.
Оболенские (Криво-Никольские). В Криво-Никольском переулке жила. княжна Аграфена Александровна Оболенская с тремя племянницами: Прасковьей (вышла замуж за кн. С. Н. Трубецкого), Александрой (вышла замуж за кн. П. Н. Трубецкого) и Елизаветой.
на... урок к Беклемишевым — урок рисования.
1 «добродетельная женщина»]
2 [она будет иметь дело со мной]