№ 146
[1885 г. Октября 20. Москва]
Мне жаль огорчать тебя своими письмами, мрачностью и тяжестью — это правда, но иногда. Но не от этого я мрачна. Не знаю причин, — их верно нет, или уж слишком много; но это несомненно, что я невыносимо тоскую, молча, тупо и терпеливо, но тяжело и болезненно. Два дня я потому не писала к тебе; но ты всё пишешь мне, спрашивал в том письме о моем душевном состоянии, и мое молчание счел бы за злобу. Сегодня я решилась писать, но уж притворяться я не могу, и пишу, что чувствую. Чтоб найти причину, почему что-то так нравственно подавило меня, я придираюсь ко всему: и к твоему отсутствию, и к тому, что слепну, и глаза целый день невралгически болят, ломят, и к тому, что дети не так, как надо, и что никто меня не любит, и что дела много и я дурно его делаю; и что хотелось бы бросить всё и всех, уложиться и опять уехать в Ясную, потому что нервы мои не вынесут городской жизни и я с ума сойду. — Сегодня были мы с Таней на Сухаревой, ей нужен был шкапчик для рисов. вещей, miss Gibson ширмы, Илье стол и мне Гоголя I часть. Когда вернулись, я одна отправилась еще на Смоленский, кое-что нужно было. В этой суете я задумалась, и вдруг опомнилась, что я взад и вперед три раза прошла бог знает зачем, куда, и совсем забыла, где я. Мне стало страшно, что я схожу с ума, и чтоб проверить себя, начала разговаривать с разнощиком. Потом села на конку и поскорей вернулась домой. Потом я поняла, что я ходила озабоченно воображая, что я дело делаю. А уж давно ничего не нужно было. А то я еду куда-нибудь в типографию и говорю, говорю; потом опомнюсь, что всё сказано и зачем я тут так долго. Мне себя всё опоминать надо, вот до чего дошла! Радостнее всего корректуры читать, но глаза ломят больно. Еще весело малышам вслух читать, я каждый вечер читаю по немногу. Еще с осенней, привычной тоской я бы справилась; но дети тоже очень грустны и всем недовольны. Серёжа и Таня лучше всех, но и те что-то очень погрустнели. Что бы это значило!
не желаю, чтоб ты приезжал, и подвергать и тебя этому городскому гнёту — это лишнее страдание мне. Если я больна нервно, то ты меня не вылечишь, и когда будет совсем дурно, т. е. если я сойду с ума, то тогда видно будет, что делать. Пока только мне одной
Я переработывао — это правда. Толстой писал 19 октября: «Ты вечно перерабатываешь. А это хуже даже для дела, а главное — для тебя и для тех, которые тебя любят» (ПЖ, стр. 277).
на Сухаревой — на рынке у Сухаревой башни.
— рынок, ближайший к Хамовникам.