№ 160
[1885 г. Ноября 26.] Понедельник ночь. [Петербург]
Милый друг, полковник, которого я поймала у Шостак, действительно очень умный и добрый оказался человек. Он один изо всех может помочь и помогает. Прикладываю его и мое письмо. В среду поеду к Обручеву, завтра к Феоктистову. С известием о нездоровье Лёли душа упала. Бог даст всё обойдется благополучно, но чаша моего нетерпения ехать домой переполняется, и я прихожу в нервную и минутами страшно тоскливую тревогу. В среду, по случаю дела Залюбовского, видно, я не уеду, но в четверг наверное. Пришлите в пятницу утром за мной на почтовый поезд. Еще какой-то будет ответ от Феоктистова! Он обещал завтра, но что тут обещания! Вот по делу Залюбовского — нынче артиллерийский праздник, делать ничего нельзя. Завтра Георгиевский праздник, все генералы во дворце у государя. Я должна ждать до среды.
Деньги за статью Варвары Дмитриевны мне не выдали, а обещали выдать Страхову 2-го декабря. Она мне писала и просила. Право, столько дел со всех сторон, что сил нет просто! А я нынче не спала ночь и уныла. Получила и твое и Танино письма открытые, всё о Лёле. У вас, я вижу, все очень милы и заботливы, но не веселы. Завтра утром еще напишу. Видела нынче Страхова, Бирюкова, Залюбовского — брата; он всё наведывается, и была в Публичной библиотеке, где Стасов, ничего не сделав для дела, прокричал мне все уши. Еще письмо пойдет завтра, с Бирюковым. Как бы я перенеслась к вам, что-то сердце болит сегодня особенно о вас, уж всё ли благополучно!
Примечания
Вторник утро. Сейчас письмо от Феоктистова, отказал наотрез, посылает в Духовную цензуру настоятельно. О «Сказке» ни слова. Еду к нему и к Победоносцеву. Пристану в последний раз, но я в отчаянии!
Прикладываю его и мое письмо. Пузыревский писал Софье Андреевне: «Сегодня я был в Главном штабе, и хотя мне не удалось видеть лично Н. Н. Обручева, тем не менее, как видно из прилагаемой записки, поставленный Вами вопрос разрешен в определенном и положительном смысле, что Обручев примет вас у себя в среду, в 11½ часов утра. Адрес его вам известен; в приёмной, мне кажется, необходимо будет сообщить дежурному адъютанту о назначенном лично для вас часе приёма.
графиня, что если бы Вы встретили какие-либо препятствия, то для устранения их вполне свободно располагайте мною, как одним из тех многочисленных русских людей, духовная жизнь которых питалась и питается источниками, вытекающими из неизмеримой глубины гения Вашего великого мужа!»
Толстая отвечала: «Не знаю, как и благодарить вас за то участие, которое вы приняли в моем деле. Я вынесла такое отрадное впечатление из знакомства с вами, что мне остается только сказать вам, что не одними единичными явлениями гениев живо человечество, но и теми просвещенными, всё понимающими и потому двигающими к истине человечество — людьми, каким я из нашего краткого знакомства увидала и поняла вас.
Воспользуюсь вашим, дорогим для меня и Льва Николаевича, предложением обратиться опять в случае затруднения к вам, жму вам руку и прошу передать мой искренний привет вашей супруге».
. Письмо Т. Л. Толстой неизвестно. В открытке Толстого от 23—24 ноября читаем: «Это письмо, чтобы ты во всяком случае имела от нас известия [...]. Приписываю утром: Лёля спал прекрасно и совсем здоров» (ПЖ, стр. 287).