Толстая С. А. - Толстому Л. Н., 17 июля 1892 г.

№ 266

17 июля. 1892 г. [Я. П.]

Милый друг Лёвочка, получила, наконец, и от тебя письмо; ты пишешь, что здоров, но слаб, что голод опять, что вы кончаете до сентября дело и не знаете о том, как я отношусь к незнанию того, как ты пишешь, что вы будете делать, — много раз и впредь я не буду. Но один раз я должна высказать свое мнение и чувство относительно будущего. Я считаю, что ты более физически не в состоянии переносить трудности прошлогодней жизни, а нравственно — Кроме того я считаю себя не в состоянии пережить еще то, что пережила весь этот год. Надорванность моих всяких сил я чувствую так сильно, что сегодня, только при получении письма твоего, всё поднялось во мне: и тоска, и сердцебиение, и желание опять, по-прошлогоднему, уйти из жизни. Но ведь всё это старые боли, и это совсем невыносимо. Следовательно, я прямо и ясно говорю, что я употреблю все свои последние силы на то, чтоб не пустить вас в Бегичевку ни за что, ни за что. Насилие и обман можно всегда производить; меня и этот год жестоко обманули; но иначе трудно было, я это понимаю. Нынешний же год только начинается, и от тебя зависит устроиться именно теперь так или иначе. — Всякая женщина, прожив без порока тридцатилетнюю замужнюю жизнь, имеет хоть то право желать иметь с собой, чтоб покоить, любить и общаться с любимым мужем. Если б ты хоть на минуту мог быть справедлив и любящ сам, то ты понял бы, насколько законно и сердечно мое желание.

Довольно мне и страдания видеть, как это гордое дело помощи народу погубило и Таню. Ее здоровье очень, по-моему, плохо. Лёва высказал от себя то чувство, которое постоянно испытываю я: что когда Таня тут сидит, то у него тоскливое чувство глядеть на неё. — Вчера она вернулась с Сашей; как будто вид её свежей. Никто ей душу не терзал, и уж она отдохнула. В Бегичевку я её не пущу. Вчера была уже неделя, как и вы уехали. Я очень рада была узнать от вас, что вы легко совершили путешествие; спасибо Маше, что описала мне всё подробно.

Она пишет прислать разных продуктов и лекарств; но я вчера только получила её письмо, а пока всё дойдет до места, вы уж, надеюсь, вернетесь, а оказии никакой не предвидится. Сегодня захолодало и ветер непрерывный. От Эрдели известий нет, у нас все здоровы, только меня одышка от холодного ветра одолевает. Гостей никого не было, только сестра Лиза приезжала. Она будет жить в Москве и предлагает, чтоб муж её мне помогал во всех моих делах, чтоб я посылала его, куда надо, что он свободен и охотно это будет делать. Мне всегда больно, когда Берсы, Дунаевы и пр. должны помогать мне, когда у меня есть муж и старшие сыновья; и пусть уж лучше мои силы последние надрываются, а посторонних вмешательств я принять не могу. У всякого своя гордость.

Мне очень жаль, что мое письмо тебя расстроит; но я предпочла написать, ибо разговора могу и не вынести, сердце и при письме так стучит, что удары в стол отдаются. Письмо это разорви, чтобы неосторожно не попало посторонним. — Ты скажешь, что деньги остались и их надо хорошо употребить. Денег мало; можно купить муки, дров, посадить человека, и пусть выдает самым нуждающимся. Столовые открывать нельзя; в них явится такая потребность везде, что очень скоро дело это окажется невозможным. Кроме того на это нужно опять много людей, и их не будет. Помощь же в виде раздачи можно поручить Павлу Ивановичу, благо он за это взялся, т. е. согласился приехать, когда нужно.

Посылаю два объявления, но оба . Дубликаты на горох я послала Ермолаеву, верно вы получили; их было именно два.

Прощай, милый Лёвочка, береги себя, пожалуйста; не пей везде воды сырой; лучше бери с собой миндального молока, когда будешь отъезжать далеко, и то на кипяченой воде. Целую Машу и Веру и кланяюсь Елене Павловне.

С. Т.

Примечания

Предшествующее письмо от 14 июля не печатаем.

. Толстой писал 15 или 16 июля: «Делаем перерыв всех столовых, думаю — до конца сентября. Что дальше будет, покажут обстоятельства. Но одно, что я и прежде думал и в чем теперь еще больше утвердился, это то, что самых слабых людей, старых, больных — небольшое количество — всегда бесприютных и беспомощных, нынешний год при неурожае и потому не подавании милостыни, при дорогом хлебе и при привычке, взятой ими и теми, кто о них заботился, что их кормят, — что нельзя их бросить. И это то самое дело, которым мы займемся теперь. — Их надо как-нибудь устроить» (ПЖ, стр. 422).

спасибо Маше, что описала мне всё подробно. В письме от 12 июля М. Л. Толстая описала переезд Льва Николаевича из Ясной Поляны в Бегичевку на лошадях через Пирогово, Успенское (имение Бибиковых) и Богородицк (АСТ).

муж её — Александр Александрович Берс (1844—1921), сын Александра Евстафьевича Берса, родного брата отца Софьи Андреевны. Второй муж Е. А. Берс. Писал по вопросам естествознания. Ему принадлежит книга «Естественная история чорта». Его «Отрывки воспоминаний о Л. Н. Толстом» напечатаны в сборнике «Толстой и о Толстом», 1926, № 2.

. — Григорий Алексеевич Ермолаев. На станции Клекотки имел базу для ссыпки хлеба, был комиссионером у помещиков, принимал грузы и сдаваемый помещиками хлеб.

Раздел сайта: