№ 278
[1892 г. Ноября 9. Москва.]
Ты в первый раз написал мне, милый Лёвочка, письмо, в котором я почувствовала твое сердце, и мне стало сразу легко и весело, точно опять вся жизнь осветилась. Ты совершенно прав, что нам никому нельзя друг на друга сердиться, и особенно нам, старикам, не следует этого делать. Надо спокойно ко всему относиться и помнить, что в основе наших отношений есть твердая любовь друг к другу, — и это главное. — Не могу никак отделаться от всяких физических влияний. Испуг мой при заболевании Ванички, ссора с Таней — всё это повлияло на мои женские дела. Два дня проходила, согнувшись от боли в пояснице, потом целую ночь вовсе не спала, а потом пришло — Твое письмо меня сегодня отрезвило и утешило. Я, правда, очень быстро перехожу от одного настроения к другому, но в сущности, право, я вас всех горячо люблю, и всё остается на словах, — а на деле всегда постараюсь сделать, чтоб вам было хорошо. Разве уж не совладаю с своим расстройством физическим, которое меня так путает часто.
Вчера я писала тебе, точно упрекая за девочек, и мне очень жаль, если я тебе сделала больно. Но мне их стало вдруг ужасно жаль, и страшно за их будущность.
У нас теперь все здоровы, снег идет и кое-кто выехал на санях. Я четыре дня сидела дома по нездоровью, и еще просижу; лучше не двигаться и быть нормальной, чем делать дела, покупки и пр. и быть в ненормальном состоянии. Теперь, я надеюсь, что налажусь: самая осенняя пора — перевалила. Я когда-нибудь осенью или умру или убьюсь. Это вроде периодического сумасшествия.
Amiel велит жить иногда совсем праздно, и велит радоваться. — Надо постараться так жить. — Метель поднимается ужасная. Что-то у вас делается? У нас третий день метель. Известите хоть телеграммой о приезде Тани. Меня тоже немного беспокоит её отъезд в такую погоду. И никто не написал, где именно слезает Таня и сколько верст их именье от железной дороги? Целую тебя и Машу, и Таню, если она вернулась. Пусть Маша не ездит в метель, и когда поедет, чтоб помнила наше общее правило: никогда в метель никуда не двигаться. Дай бог вам всем быть здоровыми и благополучными.
С. Толстая.
Сегодня отчёт Лёвы, весь урезанный, напечатали наконец.
Вечером.
Приходила мать Евгения Ивановича. Ей без моей просьбы разрешили кухмистерскую, и она очень довольна и счастлива. Хорошая она женщина тем, что страстно детей любит, энергична и работает на них. Но что это за чуждая среда! Ничего и не поймешь хорошенько. Она приходила узнать, нет ли случая в Ясную, шубу послать сыну. К сожаленью никого нет. Еще был Лизин муж; он очень серьезен и занят вопросами об отвлечении мысли, гипнозе и пр. Что-то вы, как поживаете, что Таня? Всех вас так люблю и все о вас думаю.
Примечания
— от 7 ноября; в нем Толстой писал: «мне [...] тебя ужасно жалко за твою осеннюю тоску, да еще в Москве и нездоровой».