№ 29
[1871 г. Июня 17—18. Я. П.]
Не с веселым духом пишу тебе, милый друг Лёвочка. У меня больна няня и у Лёвушки тоже жар и была рвота. Мне от всего этого хлопот много, но я не унываю, мне все отлично помогают — и мама́, и Ханна, и Лиза с Варей. Без тебя я очень себя берегу, сплю днем, хожу прогуливаться и т. д. Остальные дети и вообще все мы здоровы. Дети с восторгом рвут землянику, веселы, и гуляют теперь с бабушкой, так как Ханна помогает мне. Лёвушке теперь уж получше, няне тоже. Верно, когда ты получишь это письмо, уж опять у нас всё будет благополучно. Я сейчас получила твое письмо с парохода и очень порадовалась, что ты себя чувствуешь хорошо. Вместе с твоим письмом получила еще письмо от Фета и от Урусова. Последний написал мне такое милое, умное письмо, что я его еще больше полюбила. А Фет, как всегда, так напыщенно и говорит, и пишет.
Ты велишь писать подробнее, а мне так сегодня некогда к несчастию. Писать к тебе я очень люблю, это мое утешение получать и посылать письма. Посылаю тебе свою карточку.
Делала я её в Туле во вторник, третьего дня, куда мы ездили с Лизой и с Леонидом.
о деньгах, 1000 р. с., которые присланы на имя твое Кузминскому. Тут пригодилась бланка, которую ты мне когда-то оставил и в которой подпись засвидетельствовали в полиции с большими затруднениями.
Таня очень благодарит за няньку. Деньги ей Кузминский сам пошлет; он сегодня уехал в Москву. Таня ни минуты не колебалась, а очень обрадовалась и сейчас же решила её взять. У Тани, у бедной, очень зубы болят, а мама́ стала себя чувствовать здесь лучше. У нас жарко, знойно и ветрено. Дети всё продолжают купаться, а мне Кнерцер велел брать ежедневно ванны с отрубями и говорит, что сыпь моя — следствие лихорадки и должна была быть рано или поздно. Он свидетельство дал очень охотно, говоря, что ты отлично сделал, что поехал на кумыс, и несколько раз повторил, как это тебе будет полезно, потому что ты, будто, очень ослабел и физически, и нравственно.
А друзья твои, — Фет и Урусов — оба уверены, что ты болен от греков, и я с ними согласна, — это одна из главных причин. В другом конверте пошлю их два письма ко мне; прочти их и напиши им из кибиток. Я им отвечу кратко, так как мне очень мало времени.
и рвота, её очень перевернуло и, верно, она не поправится раньше недели.
Очень благодарю за судно и за pas-de-géant. 1 Когда у меня все поправятся, я займусь с князем его поставить. Он говорит, что надо нанять из лагеря солдат его ставить. Для постройки купили лесу на 450 р. с. и загромоздили толстейшими бревнами и досками всё место около дома. Верно скоро начнут строить. Мама́ я перевела в кабинет; тут ей дети не давали спать. Мне поскорей всё хочется тебе написать, оттого так бестолково пишу.
Прощай, милый друг, целую тебя крепко, скоро еще напишу, а теперь решительно больше некогда. Живи дольше, поправляйся, пиши чаще и будь о нас покоен.
Соня.
17 июня.
Приписываю на другое утро. Няня совсем встала, только слаба, и Лёвушке гораздо лучше.
няня — Марья Афанасьевна Арбузова. О ней см. Илья Толстой «Мои воспоминания», 1914, стр. 24.
Я сейчас получила твое письмо с парохода. В письме с Волги (от 11 или 12 июня) Толстой писал: «Здоровье мое не только ничего, но, кажется мне, даже совершенно хорошо. Поцелуй детей, себя и всех наших. Пиши, пожалуйста, поподробнее. Стёпе я очень рад. Он очень кроток и мил. Любовь Александровна, верно, у нас; поцелуй ее и Славочку. Мне ужасно приятно, что она с тобой» (ПЖ, стр. 81).
письмо от Фета — от 15 июня, см. ниже.
от Урусова. Кн. Сергей Семенович Урусов (1827—1897), сын сенатора Семена Никитича Урусова и фон Маркшиц. «Севастопольский друг» Толстого. Служил в конной гвардии. Во время Крымской кампании командовал полтавским пехотным полком. По словам Бартенева «оказал чудеса храбрости под Севастополем». Познакомившись с Урусовым в 1868 г., С. А. Толстая так описала его в письме к Кузминской: «Сам князь почти наружностью портрет Николая Сергеевича (Волконского). И смех такой же, но Урусову лет за сорок; Лёвочке он ужасно нравится. И действительно умен, очень образован, очень при этом наивен и добродушен» (письмо от 7 марта 1868 г., хранится в АК; не опубликовано). Кн. Урусов был в деятельной переписке с Толстым, сам Толстой писал: «У меня было два (кроме А. А. Толстой это третье) лица, к которым я много написал писем, и, сколько я вспоминаю, интересных для тех, кому может быть интересна моя личность. Это Страхов и кн. Сергей Семенович Урусов» (письмо к Сергеенко от 6 февраля 1906 г.). Большинство писем Толстого к кн. Урусову не сохранилось; их кн. Урусов сжег, рассердившись на отказ Толстого от церкви. 15 писем Толстого к князю Урусову опубликованы в «Вестнике Европы» за 1915 г., № 1. Урусов крестил трех детей Толстого — Льва, Марью и Петра. По поводу смерти Урусова С. А. Толстая так отозвалась в письме к сестре от 21 ноября 1897 г.: «Еще одним добрым, участливым другом меньше на свете. Очень мне его жаль. Все меньше и меньше друзей на свете» (не напечатано). Кн. С. С. Урусову принадлежат: «Диференциальные и разностные уравнения» 1863 г., «Об интегральном множителе разностных и диференциальных уравнений» 1865 г., «О решении проблемы коня» 1867 г., «Очерки восточной войны» 1866 г. и «Обзор кампании 1812 и 1813 гг.» М. 1868. Последняя книга открывается ссылкой на «Войну и мир» Толстого: «Суждение автора о причинах войны 1812 г. и взгляд его на военные события внушили мне мысль искать исторические законы войн помощью математического анализа». Новейший исследователь Толстого Б. Эйхенбаум считает, что Урусов «не просто единомышленник и друг, а руководитель и советчик» Толстого при писании им военно-исторической части «Войны и мира». См. Б. Эйхенбаум «Лев Толстой», книга вторая, 60-е годы. 1931, стр. 341—385. — Письмо Урусова к Толстой см. ниже.
Посылаю тебе свою карточку. Толстой писал в ответ 8—9 июля: «Твоя карточка тут же. Мне очень была и есть (потому что часто смотрю) приятна. Хотя первое впечатление было неприятное. Ты показалась мне и стара, и худа, и жалка. Впрочем, после разлуки всегда и портрет, и лицо само человека, которого не любишь, а больше что-то (как я тебя), производит впечатление разочарования. В воображении своем вижу я тебя всегда точно такою, какая ты есть, но совершенною. А действительность не совершенна. Теперь я помирился с портретом; и он мне приятен и очень» (ПЖ, стр. 92). О своей карточке С. А. Толстая приписала: «С бритой головой, в чепце, после родильной горячки при рождении дочери Маши». Эта фотография воспроизведена в настоящем издании.
. Проездом в Москве Толстой разыскивал няню для Т. А. Кузминской и нашел бонну-немку Линдгольм, о которой писал дважды: 10 июня из Москвы и подробно с парохода на Волге (ПЖ, стр. 78, 80—81).
Ты болен от греков. С конца 1870 г. Толстой стал усиленно заниматься изучением греческого языка и быстро научился чтению классиков à livre ouvert. В январе 1871 г. он писал Фету: «Живу весь в Афинах. По ночам во сне говорю — по-гречески». В АТ хранится письмо Фета от 15 июня 1871 г.; в части письма, обращенной к С. А. Толстой, Фет писал: «Надо бы употребить всю вашу власть, чтобы не давать ему, Льву Николаевичу, так усиленно работать, как он это делает. Пусть отдыхает. Если его нет с вами, оторвите и перешлите ему второй полулист» (не напечатано).
В другом конверте пошлю их два письма«И что за странная болезнь у человека, имеющего избыток здоровья? Тютчева успокаивает меня тем, что все мущины страдают мнительностью, а её отец (Ф. И. Тютчев) сказал мне, что вернейшее средство начать хандрить и заболеть состоит в чтении древних авторов, в особенности греческих. Действительно, графу верно неизвестно, что звериное число 666, о котором говорится в Апокалипсисе, принадлежит Риму и Греции; то есть зверем называет апостол языческий мир образованных римлян и греков. Как угодно, а я ужасно страдаю и боюсь за Льва Николаевича. И что за охота предаваться чтениям противных авторов! Вообразите, что во всей Москве только и разговоров о том, как граф выучился по-гречески в три месяца. А мне было бы еще приятнее, кабы он писал и освящал своим гением наше общество. Подумайте, как оно нуждается в этом; где ни пройдешь — везде заблудшие овцы, не имеющие пастыря» (не опубликовано).
[...] pas-de-géant. Проездом через Москву Толстой купил гигантские шаги, описание установки которых он сообщил в письме с Волги (от 11 или 12 июня).
Для постройки купили лесу. В 1871 г. была сделана пристройка к яснополянскому дому — пристроена та часть дома, в которой находится кабинет Льва Николаевича и двухсветная зала.
1 [гигантские шаги].