№ 318
[1895 г. Мая 21. Москва]
Переписываться через телефон скучно, и я решила сегодня написать письмо. Получили вечером о вас известия и очень были рады. Сегодня была телеграмма от Андрюши, который передает содержание телеграммы Лёвы, что газеты пишут о нездоровье твоем, Лёвочка, и Лёва просит ответить ему скорей о здоровье папа, что мы и сделали. Вчера же было письмо, что в Ясной Лёва жить не будет, что флигель можно отдать. Вечером был Танеев, и мы с ним окончательно переговорили, и решили ему отдать флигель за 125 рублей. Он все просил, чтоб ему назначили 150 р. Были и обычные братья Маклаковы, играли с Таней в tennis и катались на велосипедах. Сегодня Троицын день; с утра я очень грустила и обычно при таком настроении ходила по саду. Таня еще спала, Серёжа уехал к Мане, Саша, няня и Верка ушли к обедне с цветами, а Коля спал до 12-ти часов. В доме была мертвая тишина. Потом мы буднично читали с Таней корректуры, а потом она поехала с Марьей Кирилловной к дантисту, который дёргал ей корни, и скрёб десну и резал, и всё это её ужасно измучило, истомило нервы, так что в Петровское-Разумовское мы немного опоздали. Ко мне приходила Вера Северцова с miss Mackarthy и очень интересно рассказывала про Англию.
Рачинский встретил меня словом: «судьба», хотел что-то еще сказать, но остановился. Я сказала: «что же, мы можем друг друга поздравить?» — Он сказал: «отчего же не поздравить?» Потом мы пошли в кабинет от всех присутствующих (Соня, Алик, Штакельберг, Коля Оболенский и проч.), и он мне сказал, что бог послал Мане нашу семью и Серёжу, чтоб спасти Маню. Он, видно, так напуган английской историей, что брак с Серёжей ему кажется большим благополучием. —
дни с птицами, солнцем и жизнерадостной природой без радости, а напротив с горем на сердце. И особенно тяжело было ехать опять по той же грустной дороге, по которой ездили при совсем других тяжелых обстоятельствах.
Как тебе живется, милая Маша, в новом для тебя месте? Надеюсь, что и ты, Лёвочка, немного окрепнешь в любимом тобою Никольском. Если тебе хорошо, то не спеши приезжать в среду, а оставайся подольше. Серёжа пробудет тут до вторника вечера; буду заниматься Мишей и готовиться к отъезду в Ясную. Целую вас обоих и прошу Анне Михайловне передать мой сердечный привет. Остальные, верно, все уехали.
Будьте здоровы и веселы.
С. Толстая.
21 мая ночь. 1895 г.
Толстая пометила: «Письмо из Москвы в Никольское-Обольяново, к Олсуфьевым, где гостил Лев Николаевич.
Танеев — Сергей Иванович Танеев (1856—1915), сын чиновника. В 1875 году окончил Московскую консерваторию. С 1885 по 1889 г. — директор Московской консерватории. С 1889 г. — профессор по классу контрапункта, фуги и формы. В 1880-х гг. стал пользоваться популярностью, как крупный пианист. Известен в качестве композитора. С. И. Танеев часто бывал в доме Толстых в Москве и прожил два лета (1895 и 1896 гг.) во флигеле Кузминских в Ясной Поляне. — Об истории своего знакомства с Танеевым С. А. Толстая пишет в своей автобиографии: «После смерти маленького сына Ванички я была в том крайнем отчаянии, в котором бываешь только раз в жизни; обыкновенно подобное горе убивает людей, а если они остаются живы, то уже не в состоянии так ужасно страдать сердцем вторично. Но я осталась жива и обязана этим случаю и странному средству — музыке[...]. Отравившись музыкой и выучившись ее слушать, я уже не могла без нее жить; абонировалась в концерты, слушала ее, где только могла, и сама начала брать уроки. Но сильнее, лучше всех на меня действовала музыка Танеева, который первый научил меня своим прекрасным исполнением слушать и любить музыку[...]. Иногда мне только стоило встретить Сергея Ивановича, послушать его бесстрастный, спокойный голос — и я успокаивалась[...]. Состояние было ненормальное. Совпало оно и с моим критическим периодом. Личность Танеева во всем моем настроении была почти не при чем. Он внешне был мало интересен, всегда ровный, крайне скрытный, и так до конца непонятный совершенно для меня человек».
(«Моя жизнь», часть III, не опубликовано, хранится в АТ). С. Л. Толстой замечает: «исключительное пристрастие женщины в возрасте между 50 и 60 годами к человеку, к ней довольно равнодушному, постоянное желание видеться с ним и слышать его музыку, нельзя не назвать ненормальностью» («Дневники С. А. Толстой» 1897—1909, стр. VIII). Внешние отношения С. А. Толстой и Танеева носили светский характер и никогда не переходили за границу знакомства и дружбы между людьми, взаимно уважающими друг друга. Софья Андреевна записала в своем дневнике 5 июня 1897 г.: «Ревнивые требования Льва Николаевича прекратить всякие отношения с Сергеем Ивановичем имеют одно основание: это страдание Льва Николаевича. Мне же прекратить эти отношения — тоже страдание. Я чувствую так мало греховности и столько самой спокойной тихой радости от моих чистых, спокойных отношений к этому человеку, что я в душе не могу их уничтожить, как не могу не смотреть, не дышать, не думать» («Дневники С. А. Толстой», 11, стр. 112). Вместе с тем привязанность к Танееву портила отношения С. А. Толстой с Львом Николаевичем. Л. Н. Толстой очень тяжело переживал ненормальное положение Танеева в своей семье. Дневники Танеева свидетельствуют о большом пиетете Сергея Ивановича к Толстому. После смерти Толстого Танеев писал Софье Андреевне 13 ноября 1910 г.: «Смерть Льва Николаевича, вызвавшая скорбный отклик во всем мире, особенно чувствуется теми, кто, подобно мне, имел счастливую возможность находиться с ним в личном общении и непосредственно испытывать всю обаятельность его светлой личности» (не опубликовано). О пристрастии к себе со стороны Софьи Андреевны Танеев не догадывался. Толстой сохранял спокойствие во внешних отношениях с Танеевым; слушал его музыку и исполнение, охотно беседовал с ним, играл в шахматы, но не мог не засвидетельствовать тяжести создавшегося положения. Под 6 октября 1895 г. он записал в своем дневнике: «Танеев, который противен мне своей самодовольной нравственной, и смешно сказать, эстетической (настоящей, не внешней) тупостью и его coq du village’ным [привилегированным] положением у нас в доме. Это экзамен мне. Стараюсь не провалиться». О роли Танеева в доме Толстых проникли толки в общество. А. С. Суворин записал в своем дневнике под 10 ноября 1896 г.: «Был М. А. Стахович[...]. Рассказывал о Л. Н. Толстом. Этим летом он страшно ревновал свою жену к музыканту Танееву, как Левин, как герой «Крейцеровой сонаты». Дело доходило до жарких сцен, до скандалов, и Танеева, наконец, он выжил» «(Дневник А. С. Суворина», М. — П. 1923, стр. 133). Танееву посвящен № 8 (апрель) журнала «Музыкальный современник» за 1916 г. См. также «С. И. Танеев. Личность, творчество, документы его жизни». М., 1925; Вас. Яковлев, «С. И. Танеев. Его музыкальная жизнь», изд. ГАХН, М. 1927. Дневники Танеева за 1895 год опубликованы С. М. Поповым в сборнике «С. И. Танеев» М. 1925; за 1896 г. — в первом томе «Истории русской музыки», под ред. Кузнецова, М. 1924. В этих дневниках идет по преимуществу речь о Толстых.
. В Петровской академии жили Рачинские.
Miss Mackarthy — гувернантка Кузминских.
Рачинский встретил меня словом: «судьба» — в связи с предстоящим браком С. Л. Толстого с М. К. Рачинской.
Штакельберг — Эдуард Иванович Штакельберг.
напуган английской историей. Имеется в виду одно увлечение М. К. Рачинской в Англии.
Следующее письмо от 11 сентября не печатаем.