№ 328
8 ноября 1895 г. [Москва]
День пороши, а снегу нет.
, .
— о моем здоровье. Была у Снегирева (всегда мне это так невыносимо нравственно тяжело), и он мне сказал, что объем м[...] уменьшился, что опасность разрыва сосудов миновала, что она почти нормальной величины. Велел взять ванну сегодня, и потом опять как наружное — тёплый настой льняного семени и опять опий; я думаю, что этот последний совет подействует лучше всего, так как то, чем я больше всего мучаюсь — это раздражение и чувство раздутости. — Очень мне хотелось на денёк слетать к вам в Ясную и две ночи быть в дороге. Но боюсь, что погублю свое здоровье, если вместо ванны буду сидеть в вагоне. А весело бы было съездить к вам, погулять, посмотреть на природу и побыть в ее успокоивающей тишине. Коля Оболенский говорит, что ты ничего не говоришь об отъезде и что девочкам очень не хочется ехать. А не хочется, — так и сидите. Мне помощи никакой не нужно теперь; мне совсем делать нечего, и если я для чего-нибудь тут нужна, то для мальчиков, которые очень со мной стали хороши и ведут себя исправно. Вчера вечером был Лёля Северцов, Лёля Маклаков, Коля Оболенский и m-me Юнге. Молодежь собралась вся (и наши мальчики, конечно) вокруг Сони и толковали о назначении женщины и о других высоких предметах. Я видела, какая потребность у молодых высказываться, иметь право голоса. При нас, стариках и взрослых, им приходится всегда молчать и потому они скучают. Третьего дня тоже я вошла к Андрюше, а там Бочков и Миша толкуют все трое о пользе путешествия, о необходимости узнать иностранные языки и народы. Хоть бы они подольше оставались в таком настроении, т. е. рассуждать, обдумывать разные вопросы и, главное, сидеть дома. Надо их помнить постоянно, что я и делаю. — Гувернантка, кажется, попалась хорошая: тихая, худенькая, но образованная и кроткая. Саша ей очень довольна и Соня тоже хвалит. Приехал Поша, был у меня, но мы еще с Соней спали. Соне лучше. Когда она уедет, мне будет жаль. У вас скоро образуется целая колония: Сяськина, Дунаев, — теперь еще пожалуй Поша поедет, вам скучно не будет. Если до вечера что будет интересное, то припишу, а пока прощай, целую тебя. Что ты работаешь? Неужели бросил повесть? Что-то не верится. Мне скучно без твоего общения; точно ты мне открыл свои душевные двери, которые долго были заперты от меня крепким замком; и теперь мне всё хочется входить в эти двери и быть душевно с тобой. В прежних наших разлуках нам часто хотелось сойтись для жизни совместной материальной; теперь же естественно и непременно должно придти к тому, чтоб нам врозь было душевно одиноко, и чтоб душевно хотелось жить одной жизнью. — Девочек целую, Марье Александровне кланяюсь, буду отвечать на ее письмо.
С. Толстая.
— Сергей Петрович Бочков, товарищ М. Л. Толстого по Поливановской гимназии. В настоящее время актер, выступающий на провинциальных сценах под фамилией Неверина.
Сяськина — Марья Васильевна Сяськова, была учительницей Александры Львовны, позднее работала в «Посреднике»; «пожилая девица, проживала у своих знакомых, стараясь всем услужить» (прим. Толстой).
Что ты работаешь? Неужели бросил повесть? «Сейчас ходил гулять и ясно понял, от чего у меня не идет — предмет, они — положительное, а то — тень, то — отрицательное [...]. Надо начать с нее [Масловой]. Сейчас хочу начать» (Дневник Л. Н. Толстого, I, 1895—1899, стр. 6).
Толстой писал в ответ 12 ноября: «По последним твоим письмам чувствую, что тебе очень грустно и тяжело, и мне стало также грустно и хочется быть с тобой. Когда мы приедем, я не могу сказать сейчас, потому что не совещался еще об этом с девочками [...]. Радуюсь, что мальчики хороши и помнят, и жалеют тебя (как бы не сглазить). Очень благодарю их за это. Ты совершенно права, что им нужно самим рассуждать, а мы им мешаем. Только бы рассуждали, употребляли бы в дело данный им от бога разум и доброе сердце» (ПЖ, стр. 496).