№ 336
6 сентября 1896 г. Москва
Милый друг, мне всё хочется писать именно тебе, и потому опять адресую письмо тебе, а не девочкам, хотя очень благодарю Машу за скорое известие из дому. Прежде о событиях: Миша писал вчера греческое extemporale;1 сегодня будет писать латинский; история завтра. Нам обоим страшно хочется уехать до 10-го в Ясную, но он не написал сочинения и тем наказал нас обоих. Я не ожидала, что будет так тоскливо в Москве. В саду я была, и вместо прежнего удовольствия от зелени и травы, опять нахлынули на меня воспоминания, и я больше одна не пойду; вообще одной быть трудно здесь. Но сегодня особенно тяжело. В 8 часов утра, в наёмной карете, я поехала на Рязанский вокзал встречать со всеми родственниками тело Мещеринова. Мать его и Верочка очень мне почему-то обрадовались: обе бросились мне на шею, принялись рыдать, благодарить и целовать меня. Верочка очень худа, измучена, очень уже беременна (6 месяцев) и жалка так, что без слёз её нельзя видеть. Она с Владикавказа ехала с телом мужа; а он уже несколько дней был в буйном бешенстве; то хотел среди ночи исповедоваться, то говорил о динамите, ломал, рвал и бил все, то воображал себя отцом Иоанном и всех в окна благословлял. У него был полный паралич мозга.
Сегодня вечером привезет Ольга Северцова детей Мещериновых; они были у нее в деревне, и ничего про отца еще не знают. Вера Александровна сидит всё так же прямо и торжественно в кресле, но видно, что страшно подавлена горем. — С вокзала я взяла к себе в карету дядю Костю, и мы час ехали и болтали. Хоронили в Девичьем монастыре; много военных, генералов; московского света кое-кто: Голицын (губернатор бывший), Катерина Петровна Ермолова, Тучковы. Это всё пишу для любопытства девочек. — Жалок был отец, 70-летний старик; он всё крепился, но когда стали в землю опускать, он весь затрясся, плечи так и прыгали, потом весь побледнел, как-то заторопился, откинул голову, глаза вытаращил и чуть не повалился, его сзади держали. Он так рыдал, что мы все разрыдались тоже. Вера была тиха и только кряхтела как-то, точно слёз уж больше не было. Все Ваничкины похороны восстали в памяти, хоть обстановка вся, — даже времени года, совсем иная. После похорон я съездила к ним на Поварскую, и теперь сижу дома; немного поиграла на фортепиано и этим только успокоила свои нервы хоть немножко. День мой весь пропал, ничего не хочу уже делать. Миша сейчас ушел в гимназию. — Вчера заходила в банк к Дунаеву, всё ему передала и заплатила. — Заезжала к Сытину, видела его и много говорила о Петьке. Петька работает с товарищем за деньги на маленькую литографию Щеглова; мне обещали его прислать, но еще он не пришел, а адреса его я не знаю, и Сытин не знает, а хотел спросить у мальчиков. Пусть всё это передадут Арише. Из школы его просто выгнали за дурное поведение, лень, грубость. Сытин обещает его взять за жалованье, но никак не сейчас, а со временем, чтоб не раздразнить Федотова, который ни за что не согласен взять опять Петьку; да и сам Петька в школу больше не пойдет. О Петьке я еще съезжу сама и в школу и его увижу, когда немного управлюсь делами. Я еще ничего не успела сделать, а очень много дела. А главное тоскую очень. Сейчас яркий луч солнца в окно ударил, и мне захотелось сейчас же ехать в Ясную, всё бросить, выкупаться в Воронке и прогуляться со всеми вами, — и тогда, пожалуй, опять приехать сюда.
настроения? Для него нужны люди, природа, дело и здоровье. Особенно жаль было опять с Лёвой расставаться. Хоть бы недельку пришлось пожить вместе с молодыми! А то едва только два дня. Что милая Доллан? Не тоскует ли она и здорова ли теперь? — Что постройки, дела разные ясенские? Как действует твой желудок и сильнее ли ты себя чувствуешь, милый друг? Надеюсь, что ты спокоен душой и бережешь своё здоровье и что тебе хорошо работается. Целую тебя и всех своих детей, mademoiselle Ober кланяюсь.
Пожалуйста не оставляйте меня без писем. Миша был у Раевских, видел Петю: он выдержал 5 экзаменов и все с пятерками. Придет сегодня вечером ко мне. Заходил еще Миша к Юше; его не застал дома. Данилевские, его друзья, приезжают 8-го. Няня варит варенье, перебирает бруснику и очень деятельна. — Теперь всё написала и кончаю письмо. Прощай, милый друг, не забывай меня и люби, как и я тебя.
С. Толстая.
6 сентября. 1896 г.
Примечания
. На открытке, неверно датированной 4 августа, М. Л. Толстая писала: «Папа́ встал бодрый. Ходил гулять и теперь занимается. Остальные все здоровы» (почт. шт. «Москва 5 сентября». АСТ).
Миша писал [...] греческое extemporale
Мать его [Мещеринова] — Вера Дмитриевна, рожд. Белевцева, жена Г. В. Мещеринова.
Верочка — Вера Вячеславовна, рожд. Шидловская, жена А. Г. Мещеринова.
Голицын — кн. Владимир Михайлович Голицын.
Тучковы — вероятно, тетка А. Г. Мещеринова, Екатерина Дмитриевна Тучкова с дочерьми.
отец [] — Григорий Васильевич Мещеринов (1827—1901), генерал-адъютант, командующий войсками Казанского военного округа.
Доллан — Дора Федоровна Толстая, (1878—1933), с 15 мая 1896 г. жена Льва Львовича, дочь врача Эрнста Вестерлунда (1839—1924), у которого лечился Л. Л. Толстой в Швеции.
Юша — Юрий Николаевич Померанцев (1878—1933). Музыкальным образованием всецело обязан С. И. Танееву. С 1910 по 1914 г. был дирижером балета Большого театра. Был призван на военную службу и в 1916 г. отбыл в составе корпуса особого назначения на Балканский фронт в Македонию. Оставшись по окончании войны за границей, был дирижером в Берлине, где и умер.
Няня — Анна Степановна Суколенова (ум. 1917).
1 [письменный перевод без приготовления с русского на греческий]