№ 342
15 октября 1896 г. [Москва]
Сейчас получила сразу два письма, милый друг Лёвочка: одно от тебя, другое от Тани. Я рада, что узнала о твоей Пироговской поездке уже после твоего возвращения, а то я бы тревожилась о тебе. Слава богу, что благополучно съездили, и что ты не захворал. У нас были два дня дожди, а сегодня такое яркое солнце, так тепло по-весеннему, что я опять затосковала по деревне, по природе, по яснополянской жизни вообще. Хотела ехать по делам и покупкам, и вместо этого пробегала, гуляя, по всем бульварам, по улицам, и наконец зашла до обеда к Елене Павловне и просидела с ней часа два. Она в субботу едет в Тулу и просит девочек, если она им телеграфирует о своем проезде, то приехать с ней повидаться у Давыдовых. Петя экзамены кончил, и Алексей Митрофаныч тоже, и уехали на три недели в деревню. Ко мне никто не приходил, только вчера зашел Вася Маклаков на минутку. Самой тоже никуда не хочется, и сегодня особенно тоскливо, даже хотела ехать в Большой театр одна смотреть, т. е. слушать «Пиковую даму» Чайковского, да вряд ли поеду, слишком это сложно. — У Саши уже все учительницы, и вчера мы с ней были в бане. М-м Фридман дали бумагу о том, что дочь ей возвратят, но с условием, чтоб её отдали в какой-нибудь институт, а все ваканции проводить у матери. Но она не знает, где её дочь и какими путями её вытребовать.
Серых лошадей проезжали, они довольно смирны, но я еще не ездила, кучер не решается меня везти, просит еще денька два, три.
Ты спрашиваешь, милый друг, о моем настроении? Меня тяготит моя праздность в том смысле, что на вешанье драпировок, заказыванье обеда, продажу книг и т. д. я уже не могу смотреть, как на дело. Меня это всё уж совсем не занимает; всё идет по инерции, и только изредка требует от меня какого-нибудь направления или маленького усилия. Дела же настоящего, как воспитание детей, помощь тебе, хотя бы в виде переписыванья и т. д., — у меня теперь нет. Выдумывать я никогда ничего не умела, жила непосредственно. Мое увлеченье музыкой — запоздалое, и всё-таки это единственное, что меня теперь интересует. Сегодня какая-то, почти физическая тоска, и это хуже всего, но я из нее как-нибудь выйду.
Миша почему-то раздумывает ехать в Ясную, и если Стаховичи не приедут, то я попозднее приеду к вам, а теперь еще мало времени прошло, и это большое баловство уехать одной для себя, а детей именно праздники бросить одних в Москве. Mademoiselle совсем ошалела, и ее никогда дома нет, придется ей делать выговор, а то она очень распустилась. — Хорошо, что вы с Андрюшей говорите, но он очень плох: дурные привычки уже укоренились, и я о нем очень часто скорблю. Дай-то бог ему в жизни как-нибудь выбраться.
Прощай, милый друг, будь здоров и спокоен, и не ленись мне писать, мне так нужен ты и твоя любовь.
Твоя Соня Толстая.
Таню, Машу, Лёву и Дору целую.
Примечания
Настоящему письму предшествует другое от 13 октября; его мы не печатаем. Толстая пометила: «Письма в Ясную Поляну из Москвы, куда я переехала с детьми для их ученья».
одно от тебя [письмо]. Толстой писал 14 октября: «На другой день после тебя, т. -е. вчера, я, пользуясь хорошей погодой, предложил Маше ехать в Пирогово, и мы, после моих утренних занятий и обеда, поехали верхами — она на Миронихе, я на Мальчике, и преприятно доехали и провели вечер и сегодняшнее утро, и пообедали, и вот сейчас вернулись, тоже очень приятно» (ПЖ, стр. 509).
от Тани — от 14 октября (АСТ).
М-м Фридман дали бумагу о том, что дочь ей возвратят
Следующее письмо от 18 октября не печатаем.