№ 345
[1896 г. Октября 27 или 28. Москва]
Читай один
Милый Лёвочка, твои частые письма для меня всё та же твоя рука, которая, обняв меня сзади, повела и поддержала меня насильно, когда я испугалась приближавшегося поезда и совершенно растерялась. Спасибо тебе за них; я совсем не достойна твоей доброты, чувствую себя настолько хуже тебя, что никогда не подняться мне до твоего душевного состояния. Но я постараюсь и надеюсь достичь того, что никогда уже не сделаю тебе больно ничем, даже в мелочах. Далеко мне еще до того, чтоб приобрести полное спокойствие души, и не вижу я еще ясно пути моей будущей энергической жизни. Всё назади, а вглядишься вдаль, вперед, и только мрак. Лучше не глядеть. Сила же моей энергии, о которой ты говоришь, продолжает быть направлена на то, чтоб забываться. Если не достигаешь этого — сейчас болезненная тоска. Впрочем, после поездки в Ясную я живу лучше, бодрее и тверже. Удивляюсь, что вы мои письма не получаете. Я писала два тебе, одно Лёве, и еще, кажется, одно. В день моего приезда я писала, и еще не помню, какое именно письмо, но одно сама в ящик опустила.
О переводе я писала Мане, но книгу еще ей не посылала, ждала ее ответа. Вчера вечером приходил ко мне Грот, я его вызвала запиской и передала Шпира. Он сидел со мной вдвоем до 12 часов, и мы отлично разговаривали; я люблю умных и живых людей, а он именно таков. До 11-го часу еще сидела у меня Ольга Васильевна Алмазова с дочерью Любой, с которой Саше было очень весело; они ровесницы и играли вместе, а у Миши были мальчики: Дьяков, Глебов, два Данилевских и два Берса. Андрюша вчера же уехал в Тверь, высказав мне самое горячее желание сделаться лучше, и, сам себя обманывая, красноречиво описал мне свои планы скромной и нравственной жизни. — Но я увы! уже ему не верю. — Ты пишешь, что посылаешь мне твое письмо к нему, а я никакого не получала. Да что это с вами сделалось? То вы наклеили 5 коп. марки, и с меня взяли 14 к.; а то сегодня опять 14 коп., письмо вовсе без марки.
«Недоросль» и «Женитьба Бальзаминова» Островского. Обе пьесы очень смешные, весь театр полон подростками, которые так веселили слух своим детским веселым хохотом на весь театр. Оттуда вернулись конкой. Обедали втроем — третий Юша; а Миша куда-то ушел; кажется с Данилевским. Юша мне очень приятен; играет, пишет фуги, играет со мной в 4 руки, очень услужлив и внимателен, не то, что мои сыновья, и много он читал, всем интересуется. Потом Саша уроки готовила, а я читала и вот пишу, а Саша с Бухманом играет в столовой в воланы.
Очень мне грустно, что ты чувствуешь себя слабым и вялым. Надо тебя получше питать. Право, начни яйца есть, тебе и Дунаев очень советует; надо же себя поддержать, а одной растительной пищи мало уж теперь, когда старость пришла и энергии жизни меньше. Я теперь совсем здорова и сплю хорошо; совет твой очень хороший, но я без тебя не умею рано ложиться.
Ну прощай, мой друг милый, дай бог тебе бодрости, спокойствия и сил духовных для любимой работы. Целую тебя и моих детей всех. Бедный Серёжа, как у меня за него сердце болит часто. У вас ли еще он?
Прощай и прости за всё, что тебя во мне огорчает.
Твоя Соня Толстая.
Датируется на основании письма Толстого от 26 октября, на которое Толстая отвечает в настоящем письме. Собственная дата Толстой (26 октября) — ошибочная.
Твои частые письма. Толстой писал 26 октября: «От тебя еще не было ни одного письма, милый друг Соня, а я пишу уже третье. Я знаю, что ты не виновата, но мне приятно самому себе похвастаться своим чувством к тебе. Не переставая думаю о тебе, и так хочется влить в тебя спокойствие и уверенность, которые сам чувствую в жизни и которых, я знаю, тебе не достает, и без которых жить и страшно, и стыдно, точно мне дали хорошее приличное платье, а я всё надел навыворот и хожу, неприлично оголившись. — Знаю и утешаюсь тем, что это временно. Та сила жизни, энергия жизни, которая есть в тебе, запутавшись сначала, после потери привычного русла, и попадая, куда не надо, найдет тот путь, который предназначен, — один и тот же всем нам. Я надеюсь и верю, потому что я люблю тебя. Самыми странными и непредвиденными нами путями, но сила жизни найдет предназначенное ей русло. Ну, довольно об этом» (ПЖ, стр. 511—512).
О переводе я писала
два Данилевских — Андрей и Сергей, товарищи Михаила Львовича.
два Берса — Сыновья Александра Андреевича, Андрей и Александр.
сталь — откидное место под амфитеатром в Малом театре.
«Недоросль» — Фонвизина.
Ольга Васильевна Алмазова (1849—1908) — Дочь Василия Владимировича Исленьева, двоюродного дяди С. А. Толстой; жена единомышленника Толстого доктора Алексея Ивановича Алмазова. Была в переписке с Толстым (см. Л. Н. Толстой, полное собрание сочинений, т. 72, 1933), Любовь Алексеевна Алмазова (р. 1883) — в замужестве Кестнер. . Толстой писал 26 октября: «Практический совет тебе хочется дать: вставать раньше для того, чтобы главное ложиться раньше и не сидеть по ночам. Это не помогает уяснять мысли, а напротив».
Бедный Серёжа
Следующее письмо от 31 октября не печатаем.