№ 361
15 ноября 1897 г. [Москва]
Вчера получила твое письмо, милый Лёвочка, в котором ты пишешь, что Марья Александровна задержалась по случаю дурной погоды. Сегодня ужасная метель, наводящая на меня ужас. Не поехал ли ты куда? И вообще, с самого Пирогова всё ветер и ветер и гололедица. Это я о погоде разговорилась, потому что сейчас вернулась с довольно скучного симфонического концерта. Эти дни у нас люднее стало: приехала Вера Кузминская, а вчера Андрюша на три дня. После моего отъезда из Твери он почувствовал себя таким одиноким, что отпросился на три дня и сияет счастьем, что дома. — О бедной Верочке нельзя сказать, чтоб она была счастлива: она всякий день плачет. То письмо получила от отца, с которым у ней повидимому жестокая ссора; а то мать ей написала, что женится М., тот, с которым у ней был роман, и которого она не разлюбила.
О наших она много рассказывала, но из слов ее я никак не могла понять настроения своих дочерей, что в сущности самое интересное.
С Мишей идет большая борьба. Сегодня он просил у меня прощения за то, что огорчает меня и даже прослезился. А завтра собирается на цыганский концерт, а утром на завтрак, и у меня сейчас опять был с ним тяжелый разговор. Буду бороться до конца, т. е. пока не уяснится его положение: выгонят его из лицея или он перейдет в 7-й класс.
Было письмо от Тани; у маленького Андрюши всё жар, и приезд ее неопределенен. Сегодня меня очень взволновал Миша Олсуфьев. Он приехал ко мне и очень прямо и откровенно спросил, в каком положении дела Тани с Сухотиным. Я ему сказала, что она ему написала не писать ей и отнюдь не приезжать в Ялту. Он говорит: «вся Москва говорит, что она выходит за него замуж и что он поехал к ней в Ялту». Я сказала, что это неправда. Слово за слово, разговорились о ней, он очень взволновался, говорил, что такие страстные, талантливые натуры, как Таня, страшны для мужа, что она очень переменчива, и видно, ему не всё равно было, а что-то его волновало. До конца мы не договорились; нельзя же прямо всё сказать. Но намёки были разные с обоих сторон, и мы друг друга, кажется, поняли.
Теперь, конечно, он бы на Тане не женился. Впрочем... от нее бы многое зависило.
По твоему письму я поняла, что у тебя спина болела от излишней усталости после 35 верст верховой езды. Поняла, что ты очень боишься, что я начну тебя звать в Москву и нарушу твое наслаждение одиночеством и твою работу. Поняла, что ноябрьская погода вас всех замучила. В городе не так замечаешь ненастье.
О приезде твоем я стараюсь не думать и никак к нему не относиться. Столько наболелого в жизни было по этому вопросу. А я так стала бояться всякой сердечной боли, что все те вопросы, которые можно обходить, — я уже не поднимаю. Всякий живи и делай, что хочет, лишь бы не было страданий, упреков и сердечной боли.
С. Толстая.
Примечания
Вчера получила твое письмо — от 11 ноября; к нему Толстой приписал: «Такая отвратительная погода: ветер, дождь, что Марья Александровна осталась ночевать, и потому письмо это не пойдет. Открываю его, чтобы приписать, что я совершенно здоров и очень доволен своей работой. Надеюсь, что ты не огорчилась тем, что я писал о чувстве жалости, которую испытал к тебе. Это не унизительное, а самое любовное чувство, которое чувствуешь только к тому, кого любишь». (ПЖ, стр. 535; датировано 11 ноября).
— концерт под управлением Сафонова, на котором исполнялись: Берлиоз («Гарольд в Италии»), Ильинский, Гендель, Рубинштейн, Риттер, Григ и Глазунов.
выгонят его из лицея или он перейдет в 7-й класс — М. Л. Толстой прошел 6 классов и вышел из 7-го класса лицея.
письмо от Тани
. Толстой писал 11 ноября: «Простудиться я не простудился, чего ты боялась, а все эти дни был не совсем бодр. Спина болит между лопатками и чувствовал себя вялым, но всё-таки не так, чтобы не выходить и не работать».