№ 426
25 июня 1909 г. [Я. П.]
Я уже писала тебе, милый Лёвочка, что Черткову окончательно отказано не только в возвращении в Телятинки, но и в свидании с женой. Галя решила немедленно ехать в именье Пашковых, под Москвою, куда едет и Ольга еще раньше, чтоб исследовать, насколько удобно там жить. Галя говорила, что уедет через неделю; значит теперь через пять дней. Бедный Димочка ужасно огорчен, не знает еще, что будет делать. В Телятинках налажено и его хозяйство, идут и работы по постройкам, по покосу, по огороду и проч. Вообще уныние на всех большое, даже на мне. Тем более, что Лёва сегодня вдруг взял и сломал твой бюст, проработав страшно напряженно над ним месяц, уложил свои вещи и сегодня в ночь уезжает в Швецию. Мне жаль его и грустно с ним расстаться. Он очевидно никак не думал, что после 8 лет ты вдруг уедешь из дому так на долго. Но он ни разу не возроптал и говорил, что благодарен за то, что ты ему посидел немного, когда был дома. Мне приятно было пожить с ним; теперь мы остаемся три женщины в одиночестве.
Сейчас была страшная гроза и ливень. Такого сухого, резкого удара грома, какой был пять минут тому назад, — я еще в жизни никогда не слыхала. А у нас вчера и сегодня скосили лучшие луга и ужасно досадно, что всё так основательно смочило, и, пожалуй, еще снесло траву этим ливнем. Одна тучка — и столько порчи.
на душе очень тоскливо и одиноко.
Вся моя жизнь сложилась для тебя и тобой, и, конечно, когда остаешься одна, то и одиноко. Когда же ты вернешься? Как нарочно, об этом умалчивается. — Сейчас телеграмма от Зоси к Саше. Ее нет дома, но вряд ли она меня оставит совсем одну. Впрочем дело ее.
Если б я была добра, я бы радовалась, что тебе весело и хорошо. Я и стараюсь этому радоваться, а все-таки, независимо от рассуждений, тоскует сердце. Да и обстоятельства так плохо сложились. Целую тебя и Таничек.
Твоя С. Толстая.
Примечания
— Крёкшино, Звенигородского уезда, Московской губ.
ты ему посидел немного, — попозировал.
— от 19 июня, на восьми страницах (АСТ).