Толстая С. А. - Толстому Л. Н., 29 октября 1910 г.

№ 439

[1910 г. Октября 29. Я. П.]

Лёвочка, голубчик, вернись домой, милый, спаси меня от вторичного самоубийства. Лёвочка, друг всей моей жизни, всё, всё сделаю, что хочешь, всякую роскошь брошу совсем; с друзьями твоими будем вместе дружны, буду лечиться, буду кротка, милый, милый, вернись, ведь надо спасти меня, ведь и по Евангелию сказано, что не надо ни под каким предлогом бросать жену. Милый, голубчик, друг души моей, спаси, вернись, вернись хоть проститься со мной перед вечной нашей разлукой.

Где ты? Где? Здоров ли? Лёвочка, не истязай меня, голубчик, я буду служить тебе любовью и всем своим существом и душой, вернись ко мне, вернись; ради бога, ради любви божьей, о которой ты всем говоришь, я дам тебе такую же любовь смиренную, самоотверженную! Я честно и твердо обещаю, голубчик, и мы всё опростим дружелюбно; уедем, куда хочешь, будем жить, как хочешь.

Ну прощай, прощай, может быть, навсегда.

Твоя Соня.

Неужели ты меня оставил навсегда? Ведь я не переживу этого несчастья, ты ведь убьешь меня. Милый, спаси меня от греха, ведь ты не можешь быть счастлив и спокоен, если убьешь меня.

Лёвочка, друг мой милый, не скрывай от меня, где

Тут все мои дети, но они не помогут мне своим самоуверенным деспотизмом; а мне одно нужно, нужна твоя любовь, необходимо повидаться с тобой. Друг мой, допусти меня хоть проститься с тобой, сказать в последний раз, как я люблю тебя. Позови меня или приезжай сам. Прощай, Лёвочка, я всё ищу тебя и зову. Какое истязание моей душе.

Примечания

«Первое, после ухода Льва Николаевича письмо мое пропало в Шамардине, в келье сестры Льва Николаевича — Марии Николаевны; в нем я просила его вернуться... 28 октября Лев Николаевич ушел, и я писала ему». — Текст письма Софьи Андреевны сохранился у А. Л. Толстой. Об обстоятельствах своего ухода Толстой так записал в своем дневнике: «В прежние ночи я не смотрел на свою дверь, нынче взглянул и вижу в щелях яркий свет в кабинете и шуршание. Это Софья Андреевна что-то разъискивает, вероятно читает. Накануне она просила, требовала, чтоб я не запирал дверей. Ее обе двери отворены, так что малейшее мое движение слышно ей. И днем и ночью все мои движенья, слова должны быть известны ей и быть под ее контролем. Опять шаги, осторожное отпирание двери и она проходит. Не знаю от чего, это вызвало во мне неудержимое отвращение, возмущение. Хотел заснуть, не могу, поворочался около часа, зажег свечу и сел. Отворяет дверь и входит Софья Андреевна, спрашивая «о здоровье» и удивляясь на свет у меня, который она видит у меня. Отвращение и возмущение растет, задыхаюсь, считаю пульс: 97. Не могу лежать и вдруг принимаю окончательное решение уехать. Пишу ей письмо, начинаю укладывать самое нужное, только бы уехать. Бужу Душана, потом Сашу, они помогают мне укладываться. Я дрожу при мысли, что она услышит, выйдет — сцена, истерика, и уж впредь без сцены не уехать. В 6-м часу всё кое-как уложено [...]. Я дрожу, ожидая погони. Но вот уезжаем. В Щекине ждем час, и я всякую минуту жду ее появления. Но вот сидим в вагоне, трогаемся, и страх проходит, и поднимается жалость к ней».

За два дня до ухода Л. Толстой записал в дневнике: «[...] грешное желание, чтобы она подала повод уехать. Так я плох. А подумаю уехать и об ее положении — и жаль и тоже не могу». 26 октября Толстой писал Черткову: «не столько мысль, сколько чувство, и дурное чувство — желание перемены своего положения [...]. Саша сказала вам про мой план, который иногда в слабые минуты обдумываю. Сделайте, чтобы слова Саши об этом и мое теперь о них упоминание, были бы, comme non avenue [как не бывшее]» (Муратов, «Л. Н. Толстой и В. Г. Чертков», М. 1934, стр. 428—429). — Толстой уехал в Шамардино к сестре М. Н. Толстой, где 30 октября ходил в деревню Шамардино нанимать избу, в которой хотел поселиться. Но вечером того же дня в Шамардино из Ясной Поляны приехала А. Л. Толстая, побудившая Толстого поехать дальше. Она привезла отцу письма братьев, касающиеся ухода, и настоящее письмо С. А. Толстой.

от вторичного самоубийства. По отъезде Толстого С. А. Толстая бросилась в пруд, но была спасена подоспевшими людьми. — См. об этом у Булгакова, «Трагедия Льва Толстого», 1928, стр. 126—129.

В ответ Толстой написал следующее неотправленное письмо С. А. Толстой: «Свидание наше может только, как я и писал тебе, только ухудшить наше положение: твое — как говорят все и как думаю и я, что же до меня касается, то для меня такое свидание, не говорю уж: возвращение в Ясную, прямо невозможно и равнялось бы самоубийству. Я и теперь и все эти дни чувствую себя очень дурно. Главное же, это свидание и возвращение мое ни на что не нужно и может быть только вредно тебе и мне. Постарайся, если ты не то, что любишь, а если не ненавидишь меня, успокоиться, устроить свою жизнь без меня, лечиться, и тогда, если точно жизнь твоя изменится и я найду возможным жить с тобою, я вернусь. Но вернуться теперь это значит итти на верное самоубийство, п[отому] ч[то] такой жизни при теперешнем моем состоянии я не вынесу и недели.

От всей души жалею тебя. И себя за то, что не могу помочь тебе». — Письмо это не было передано С. А. Толстой.

Раздел сайта: